CC BY
84
С.Д. ЗЛИВКО
ИДИОСТИЛЕВАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ОБРАЗНОГО КОМПОНЕНТА НАУЧНЫХ ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ ТЕКСТОВ (на материале работ известных русских языковедов)
«Проблема индивидуального стиля речи носит интердисциплинарный характер, а разноаспектность ее понимания обусловлена различными свойствами текста (концептуально-содержательные, идейно-содержательные, коммуникативно целесообразные и др.), которые рассматриваются как доминирующие <...>» [5, с. 95]. В.А. Пищальникова справедливо указывает на то, что «логико-семантическая основа, являясь существенным признаком идиостиля, не является достаточным признаком. Только выявление закономерных соотношений логикосемантической основы идиостиля с определенными средствами ее языковой репрезентации, предполагающей индивидуальные трансформации языковых выражений, дает возможность представить идиостиль как формально-логико-психолингвистическую категорию» [3, с. 28].
«В научном стиле «субъект речи» понимается как фактор, оказывающий влияние на закономерности речевой организации научного текста, и опирается на более узкое понятие «образ автора» (используемое обычно применительно к художественному стилю), а также на широкое экстралингвистическое понимание «человеческого фактора» - как привнесение рефлексивно-личностных моментов в процесс творческого осмысления внеязыковой действительности и отражения ее в речи. При таком подходе научный текст соотносится с особенностями творческой деятельности ученого, в которой неизбежно участвуют все стороны сознания личности: интеллект, эмоция, воля. Значит, фактор субъекта речи, с одной стороны, обращен к таким экстралингвистическим основам научного текста (стиля), как деятельность сознания автора текста, с другой - непосредственно связан с реальностью научного текста, фокусируя его лингвистические особенности в категории субъектности текста» [5, с. 519].
«Отношение структуры языковой личности и структуры дискурса, - по мнению А.А. Пушкаревой, - представляет собой частное проявление общего отношения социальной структуры общества и структуры языка. Но если последние неизоморфны, то для структур языковой личности и дискурса характерен изоморфизм» [4, с. 432]. Исследователь разделяет точку зрения на «языковую личность» как на «связующее звено между действительностью, мышлением, языком и речью», которое «интегрирует эти понятия, позволяя осуществить антропоцентрический подход - важнейший принцип научных исследований в современном языкознании» [4, с. 433].
Полное описание языковой личности, которое дает Ю.Н. Караулов, включает в себя: 1) характеристику семантико-строевого уровня ее организации;
2) реконструкцию языковой модели мира, или тезауруса данной личности;
3) выявление ее жизненных или ситуативных доминант, установок, мотивов, находящих отражение в процессах порождения текстов и их содержании, а также в особенностях восприятия чужих текстов [2, с. 43].
Ряд исследователей считает, что можно говорить и о таком понятии, как «русская языковая личность». «Будучи ценностью, культурно-национальным феноменом, личность представляет собой реализацию сверхличностных ценностей национальной личности, без которых она немыслима, без которых она перестает существовать» [1, с. 10].
«Идиостиль (индивидуальный стиль, идиолект) - совокупность языковых и стилистико-текстовых особенностей, свойственных речи писателя, ученого, публициста, а также отдельных носителей данного языка. <...> В функциональной стилистике идиостиль понимается как совокупность доминирующих отличительных свойств речи индивида, проявляющихся в употреблении языковых единиц - как в качественном, так и в количественном отношениях - в рамках данного функционального стиля, жанра, текстовой категории и т.п. Идиостиль соотносится поэтому не с языковой личностью вообще, а с языковой личностью в определенной социальной роли субъекта речи. <...> Поэтому применительно к стилистике научной речи предполагается учет взаимодействия таких трех основных компонентов экстралингвистической основы, как тип мышления, познавательный стиль и стиль мышления ученого. Исходя из того, что субъект познавательной деятельности проявляет себя в тексте по существу односторонне, в отвлечении от конкретных психологических черт, то есть преимущественно в обусловленности типичной психологией научного творческого мышления, можно сказать, что тип мышления является «фоновым», всеобъемлющим фактором, поэтому лежащим в основе творческой индивидуальности ученого. Получить более или менее полное научное представление об идиостиле можно лишь в результате синтезирования количественно-качественных данных о формировании определенных качеств текста целого произведения, а также в результате выявления доминирующего качества и доминирующих же в употреблении языковых единиц. В рамках стилистики научного текста изучение идиостиля опирается на единство двух сторон функционирования языка - лингвистической и экстралингви-стической. Именно связь с экстралингвистической основой письменного стиля речи ученого, причем с акцентом субъективированной стороны научнопознавательной деятельности и ее продукта, является базой формирования индивидуального стиля речи ученого» [5, с. 96-97].
Как показал наш анализ, идиостилевые особенности образного компонента научных лингвистических текстов складываются из двух параметров: а) количественного; б)качественного.
Количественный параметр - это частотность употребления образных высказываний отдельными лингвистами. Мы провели частотный анализ нашего материала. Методика количественного анализа была следующей: 1) суммирование количества условных печатных листов монографий (журнальных статей) каждого ученого; 2) суммирование количества образных высказываний, зафиксированных в текстах, созданных каждым лингвистом; 3) математический подсчет среднеарифметического количества использования высказываний, приходящихся на один печатный лист, каждым ученым.
В результате проведенного анализа определилось, что по параметру уменьшения интенсивности использования образных высказываний (от большего к меньшему) можно расположить фамилии ученых в следующем порядке:
1) В.А. Звегинцев: «Надо сказать, что сама природа языка восстает против любого ограничительного его изучения, в том числе и в плане выявления лишь его реляционного каркаса» (В.А. Звегинцев. Язык и лингвистическая теория), в целом 2,15 образного высказывания на один условный печатный лист;
2) В.В. Виноградов: «Таким образом, живая речевая ткань предложения как целостного смыслового единства здесь механически рассекается на предикативную синтагму и на словесное ее окружение» (В.В. Виноградов. Понятие синтагмы в синтаксисе русского языка), 1,65 образного высказывания на один условный печатный лист;
3) Р.А. Будагов: «Как видим, такими «доводами» отлучить язык от реальности нельзя, хотя в наши дни эти и аналогичные им «доказательства» постоянно приводятся» (Р.А. Будагов Язык - реальность - язык), 1,42 образного высказывания на один условный печатный лист;
4) Е.С. Кубрякова: «<...> перед тем, как пролиться дождем слов, стать речью, мысль должна пройти иную, невербальную стадию, материализоваться в голове человека каким-то иным способом. Придя в столкновение со словом, такое образование (цепочка представлений, образов и т. п.) живет какое-то время особой жизнью во внутренней речи, чтобы, обрастая как снежный ком вербальными значениями, вылиться далее во внешнюю речь» (Е.С. Кубрякова. Номинативный аспект речевой деятельности), 1,36 образного высказывания на один условный печатный лист;
5) И.А. Бодуэн де Куртенэ: «Как и вообще в индивидуальной и в общественной жизни, не все стороны языковой жизни в исторической последовательности идут в ногу, pari passu. Некоторые идут равномерно, в ногу, другие опаздывают, а третьи опережают общее шествие» (И.А. Бодуэн де Куртенэ. Избранные труды по общему языкознанию), 1,12 образного высказывания на один условный печатный лист;
6) Ф.П. Филин: «Очень важно определить характер эволюции в структуре предложения, ее истоки. В этом смысле развитие союзов и предлогов представляет собой своего рода лакмусову бумажку, показывающую, откуда язык черпает свои средства, в каком направлении он совершенствуется» (Ф.П. Филин. Истоки и судьбы русского литературного языка), 1,07 образного высказывания на один условный печатный лист;
7) В.В. Колесов: «Но не следует забывать, что по своему содержанию слово шире понятия, свободнее его, динамичнее, оно цветасто по отображению красок и личностно по выражению человеческих отношений к чему-либо, а значит, в нём много случайного <...>» (В.В. Колесов. Мир человека в слове Древней Руси), 1,0 образного высказывания на один условный печатный лист;
8) А.М. Пешковский: «Мы, напротив, должны быть готовы к тому, что нам придется анатомировать значения некоторых слов, подобно тому как мы анатомируем их звуковое тело, рассекая его корень и аффиксы; мы должны быть готовы к тому, что это анатомирование откроет нам новые элементы значения, незаметные при общем взгляде на слово, подобно тому как, анатомируя цветок, мы открываем части его, незаметные при первом взгляде; должны быть готовы к тому, что эти незаметные элементы окажутся с известной точки зрения важнейшими, подобно тому как мельчайшая часть цветка, совершенно не видная при внешнем обзоре, - семяпочка, оказывается с точки зрения размножения важнейшей» (А.М. Пешковский. Русский синтаксис в научном освещении), 0,75 образного высказывания на один условный печатный лист;
9) Л.В. Щерба: «Но филология имеет еще и специальное образовательное значение. В силу диалектического единства формы и содержания мысль наша находится в плену у форм языка, и освободить ее от этого плена можно только посредством сравнения с иными формами ее выражения в каком-либо другом языке <...>» (Л.В. Щерба Избранные работы по языкознанию и фонетике), 0,75 образного высказывания на один условный печатный лист;
10) Ф.И. Буслаев: «Впрочем, наука запрещает пристрастно нападать на варваризмы и упрямо изгонять их из всеобщего употребления, заменяя их своими словами, вовсе обветшалыми, и следовательно непонятными, или же сло-
вами родственных нам племен <...>» (Ф.И. Буслаев. О преподавании отечественного языка), 0,68 образного высказывания на один условный печатный лист;
11) Н.В. Крушевский: «Итак, каждое слово связано двоякого рода узами: бесчисленными связями сходства со своими родичами по звукам, структуре или значению и столь же бесчисленными связями смежности с разными своими спутниками во всевозможных фразах; оно всегда член известных гнезд или систем слов и в то же время член известных рядов слов» (Н.В. Крушевский. Очерк науки о языке), 0,62 образного высказывания на один условный печатный лист;
12) А.А. Потебня: «Создавая многое из немногих простых элементов, язык не только, подобно художнику, видоизменяет материал сообразно со своей мыслью или, подобно ученому, изменяет мысль сообразно с изменением явлений, но распоряжается материалом, как дитя, которое одну и ту же игрушку в разное время представляет то тем, то другим, смотря по тому, что его занимает в то мгновение. Разница та, что язык лучше помнит свои создания, чем дитя прошлую игру своей мысли» (А.А. Потебня. Из записок по русской грамматике), 0,61 образного высказывания на один условный печатный лист;
13) И.И. Мещанинов: «Язык, зарождаясь в почтенной глубине человеческой истории, является созданием человека, но в то же время не является собственным созданием народов. Он представляет собою дар, доставшийся народам, благодаря их внутренним способностям (durch ihr inneres Geschick). Язык связан с народом» (И.И. Мещанинов. Общее языкознание), 0,31 образного высказывания на один условный печатный лист;
14) Е.Д. Поливанов: «Итак, языковое (и, в частности, звуковое, или фонетическое) мышление, а следовательно, и история фонетических систем (то есть историческая фонетика) вовсе не котел, обязанный переварить (в виде своих производных) все фонетические мелочи, служащей для него материалом фонации старшего поколения. Совершенно неверно представлять себе, что каждое слово, пущенное в этот котел, проваривается (видоизменяется) в нем по законам химических реакций, происходящих внутри каждого из звуков этого слова <...>» (Е.Д. Поливанов. Избранные работы и статьи по общему языкознанию), 0,16 образного высказывания на один условный печатный лист.
Качественные идиостилевые особенности образного компонента научных лингвистических текстов в нашем материале обусловливаются следующими факторами: 1) общая лингвоконцептуальная нацеленность ученого; 2) научнолингвистическая специализация ученого; 3) общий «языковой вкус» эпохи;
4) индивидуальные особенности ученого как языковой личности, имеющей свои «любимые» слова и выражения.
Безусловно, что авторы текстовых источников, безупречно владея русской речью, не могут не чувствовать те границы использования образных высказываний, за которыми начинается разрушение научного стиля. К числу авторских способов, ограничивающих образность в научном тексте, можно отнести следующие:
1) вводные конструкции: «Между тем факты говорят о другом: история многих языков знает переломы или, если угодно, скачки в развитии. Это особенно наглядно обнаруживается в истории развития литературных языков» (Р.А. Будагов. Язык - реальность - язык);
2) кавычки: «Процесс перехода заключался здесь в так называемой «изоляции» какого-нибудь одного падежа существительного или прилагательного из общей системы склонения. «Изоляция» эта протекала, понятно, крайне медленно. Она вызывалась либо тем, что остальные падежи по-
немногу переставали употребляться, отмирали, либо тем, что они начинали употребляться не в том значении всего слова, в котором употреблялся данный падеж <...>» (А.М. Пешковский. Русский синтаксис в научном освещении); «<...> не все грамматические изменения затрагивают «душу» грамматики, не все они пронизывают ее строй» (Р.А. Будагов. Язык - реальность - язык). Например, одним из типичных средств манифестации лингвистических идей у академика В.В. Виноградова являются лексемы с корневыми морфами ‘-жи-’, ‘-род-’. Но в нижеприведенном высказывании, в контексте, который по своему смыслу вследствие использования лексемы свидетельство актуализирует больше первичное значение слова как документа, чем вторичное метафорическое, лексема рождение берется в кавычки: «Общественная оценка новизны слова, ощущение слова, как неологизма, в литературном сознании того или иного времени - отнюдь не является объективно достоверным и окончательным свидетельством о времени «рождения» слова» (В.В. Виноградов. Слово и значение как предмет историколексикологического исследования). Таким же образом «снизил» степень образности метафоры «живой» образ живого языка И.А. Бодуэн де Куртенэ: «Лексикограф не имеет права урезывать и кастрировать «живой язык»» (И.А. Бодуэн де Куртенэ. Избранные труды по общему языкознанию);
3) контекстуальная синонимизация: В.В. Виноградов, который активно использует лексему живой в самых разных лингвистических терминологизированных значениях, в нижеприведенном случае, тем не менее, объясняет значение лексемы живой через использование синонима активный. Это связано с тем, что использование лексемы живой предполагает ее семантическую симметричную противоположность - лексему мертвый; в данном высказывании В.В. Виноградов избегает возможного имплицитного тождества ‘церковный’ = ‘мертвый’ путем синонимизации лексем «живой» и «активный»: «Тре-диаковский старательно отделяет живые, активные общелитературные грамматические формы и категории от их церковных и архаических» (В.В. Виноградов. История русских лингвистических учений). В другом случае нейтрализуется образность тоже за счет контекстуальной синонимии: «Категория лица тесно связана с категорией одушевленности, которая широко развилась, поглотивши, вернее, вобравши в себя категорию лица» (В.В. Виноградов. Русский язык (грамматическое учение о слове));
4) текстовое окружение слова: так, у В.В. Колесова мы встречаемся с определением значения слова как цветастого. Слово цветасто по своей стилистической характеристике относится к разговорным, но тем не менее точно передает авторский образный замысел. Лингвист нейтрализует стилистическую сниженность слова, употребляя его в нейтральном синтагматическом окружении, близком к научному стилю, - цветасто по отображению красок: «Но не следует забывать, что по своему содержанию слово шире понятия, свободнее его, динамичнее, оно цветасто по отображению красок и личностно по выражению человеческих отношений к чему-либо, а значит, в нём много случайного <...>» (В.В. Колесов. Мир человека в слове Древней Руси).
Литература
1. Воробьев В.В. К понятию языковой личности / В.В. Воробьев // Языковая личность: Линг-вокультурология. Лингводидактика. Лексикография: коллективная монография / под ред. В.В. Воробьева, Л.Г. Саяховой. Уфа: РИО БашГУ, 2О02. С. 6-15.
2. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность / Ю.Н. Караулов; отв. ред. Д.Н. Шмелев. М.: Наука, 1987. 263 с.
3. Пищальникова В.А. Проблема идиостиля. Психолингвистический аспект: учеб. пособие / В.А.Пищальникова. Барнаул: Алтайский гос. ун-т, 1992. 73 с.
4. Пушкарева А.А. К вопросу о категории «языковая личность» / On the category of «linguistic personality» / А.А. Пушкарева // Лингвистика на исходе ХХ века: итоги и перспективы: тезисы меж-дунар. конф. Т. 2: Филология. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1995. С. 432-433.
5. Стилистический энциклопедический словарь русского языка / под ред. М.Н. Кожиной. М.: Флинта; Наука, 2003. 696 с.
ЗЛИВКО СВЕТЛАНА ДМИТРИЕВНА родилась в 1974 г. Окончила Елабужский государственный педагогический институт. Старший преподаватель кафедры русской и зарубежной литературы Елабужского государственного педагогического университета, аспирант Казанского государственного университета. Область научных интересов - лингвистическая семантика. Автор 12 научных работ.
