CC BY
34
В.М. Капицын
ИДЕЙНО-СИМВОЛЬНАЯ ПОЛИТИКА И НАЦИОНАЛЬНЫЕ ИНТЕРЕСЫ РОССИИ
Капицын Владимир Михайлович - доктор политических наук, профессор кафедры социологии и политологии ИППК МГУ им. М. В. Ломоносова.
В статье ставится задача показать, как определенные идеи и знаки получают символические смыслы, включаются в политическую и правовую системы, становятся элементами идейно-символьной политики, артикулирующей осознанные национальные интересы.
Проблема связи идейно-символьной политики и национальных интересов возникает в позднее Средневековье и начинает разрешаться в Новое время. Тогда вместе с проблемой государственного суверенитета были поставлены вопросы реформирования монархических символов в соответствии с требованиями народного (национального) суверенитета и определения места того или иного народа в международных отношениях. В Голландии, США, Франции реализовывалась идея нации-государства, что требовало осознания национальных интересов суверенных государств и выражения их в идейно-символьной политике. Это затрагивало отношения науки, мифа, теологии. Ренессанс и Реформация подрывали регулятивную роль теологии, а Просвещение устанавливало господство научного знания со связанными с ним оптимистическими техницистскими надеждами. Но наука не смогла вытеснить из сферы политики и права миф и теологию. Последние оказались востребованы в идеологическом обосновании национализма и национальных интересов, конструировании национально-государственной идентичности и идейно-символьной политики.
Проблема национальных интересов была поднята на концептуальный уровень во время переговоров по заключению Вестфальского мира. Европейская цивилизация столкнулась с многообразием территориально-политических образований, у которых вызревали претензии на государственную
субъектность. Уже Реформация в Европе показала, что народы и территориальные элиты обращаются к поиску национально-государственной идентичности, включающей обоснование комплекса территориальных, этноантропо-логических, конфессионально-культурных, экономических притязаний. Революции в Нидерландах и британских колониях Северной Америки, Великая Французская революция, войны Наполеона усилили тенденции формирования национальных государств. Утверждались идеология и политика обоснования своеобразия и исторической преемственности народов путем отстаивания и легитимации современных государственных границ (национальной территории), статистики и демографии (естественной антропологии, численности населения), самобытной истории, культуры, веры.
Данный процесс сопровождался обращением к ценностным основаниям в формировании национальных интересов. Это было нелегко обеспечить. С одной стороны, государства продвигались, как отмечал М.В. Ильин, в направлении национализации (регионализация) сакральной вертикали [6, с. 85] - религиозных ценностей (англиканская церковь в Англии, лютеранство в Германии и Скандинавии, кальвинизм в Швейцарии и части Франции, самостоятельный национальный кардинал в католической Франции, господство католичества в Южной и Восточной Европе, православия - в России и на Балканах). Происходила политическая рационализация и национальная сакрализация ценностей. Н. Макиавелли склонен был оправдывать порочные методы в политике правителя, который сможет объединить разрозненные части Италии в единое государство, т.е. действовать в национальных интересах. Вместе с тем христианские ценности, правовую систему, основанную в значительной степени на римском праве, трудно было четко соотнести с территорией. К тому же легитимация национальных государств с помощью международного права не могла основываться на ценностном обосновании.
С этой проблемой столкнулись участники переговоров по заключению Вестфальского мира 1648 г. Как писал французский исследователь Ж.-М. Гуенно, «Создатели Вестфальского мира хорошо понимали, что формируемый ими миропорядок не может строиться на ценностных ориентирах, в частности на религии. Ценности не подлежат обсуждению и по ним трудно делать уступки. Поэтому в основу государственно-центристской модели мира были положены национальные интересы, по которым возможен поиск компромиссных решений» [цит. по: 11, с. 75].
Такой реляционистский подход, определяемый правоотношениями между формирующимися суверенными субъектностями, сочетался и сочетается с субстанционалистским и идейно-символьным (идентификационным) подходами. В международной политике процессуальность переговоров (с их ритуалами) тогда осложняется господством прагматизма и трудно смиряемого эгоизма. Тем не менее в поисках идейных и символических формул нацио-
нальных и имперских государств нельзя обойтись без ценностей, обращенных на идейное обоснование империй и национального суверенитета; невозможно было творить государства как «воображаемые сообщества».
Если исследовать национальные интересы, то реляционистский подход (в несколько смягченных вариантах, в сочетании с идентификационным, конструктивистским, социально-антропологическим) продолжал и в конце ХХ в. оказывать сильное влияние. Но значение ценностей в обосновании национальных интересов не снижалось. В СССР в условиях роста национального самосознания населяющих его народов национальные интересы опирались на социально значимые явления в жизни нации в конкретных исторических условиях и определялись (в обобщенном виде) в качестве «отношения той или иной национальности как целостного социального субъекта к каждому элементу и всей совокупности условий своего существования» [4, с. 106].
В современной России обществоведы рассматривают национальные интересы, чаще всего исходя из наличия вызовов и угроз со стороны окружающего мира, темпов развития, международной конкуренции, глобальных проблем (истощение ресурсов и стремление к переделу мира, экология, неконтролируемая миграция и т.д.). При этом наряду с угрозами распада страны или отторжения от нее территорий, депопуляции (вымирания населения), потери полноценной международной и внутренней суверенности отмечается и такая угроза как «моральный кризис». Т.Я. Хабриева определяет национальные интересы как жизненные интересы народа России, отражающие стремление граждан к обеспечению стабильного и устойчивого развития общества и минимизации (ликвидации) этих угроз [22, с. 8]. Моральный кризис в условиях глобализации и стимулируемых ею процессов современной модернизации - серьезная угроза ценностям, на основании которых обосновываются национальные интересы.
Как выделяются такие ценности? Ответ на этот вопрос помог бы не только определить некие топосы происхождения символов и номосы их закрепления, но и судить о содержании и структуре символов, ориентированных на национальные интересы. Выделение ценностей нации и их символизация подчиняется некой универсальной классификации, привязанной к основным сферам жизнедеятельности людей: пространственной (территории), естественно-антропологической (жизни населения и соответствующим предметам и артефактам), духовно-культурной (мифам, религии, истории), агентно-профессиональной (изделиям традиционного ремесла, достижениям хозяйства). В совокупности такие ценности и символы формируют комплекс образов, чувств, моральных установок, усиливающих позитивное восприятие национальных интересов в контексте повседневной жизни.
Б. Андерсон, выделял карту, перепись, музей, газету в качестве институтов, способных влиять на формирование и сохранение обществ и государств, 60
сплачивать нации [1]. Свойства таких институтов объясняются тем, что они, образовавшись на основе систем жизненных ценностей и знаков, сами могут концентрировать вокруг себя знаки и упорядочивать ценности жизненных сфер. Они также помогают соединять знаки жизненных сфер с политической и правовой системами общества.
Географическая карта первоначально помогала находить определенные места на территории, организовывать локальные пространства, но затем стала серьезно влиять на сознание соотечественников, осознание ими общих интересов в территориальном (пространственном) аспекте. Она закрепляет в сознании жителей знаки, характеризующие своеобразие природы (климат, ландшафт) разных мест, образ «малой родины». Серии марок, например, изображают животных, памятники природы (горы, реки, равнины) регионов той или иной страны. В то же время карта концентрирует знаки (символы) таким образом, что помогает формировать образ всей территории государства, стимулировать патриотизм. Ряд государств ревностно (Китай и Япония особенно) воспринимают картографические неточности, оперируют даже термином «картографическая агрессия».
В качестве институтов, концентрирующих знаки естественно-антропологической жизненной сферы, выступает не только перепись населения. Кроме нее важную роль играют семья, местное сообщество, записи актов гражданского состояния, регистрация места жительства и пребывания. Все эти институты, наряду с переписью населения, определяют некоторые количественные демографические и этнические пропорции, концентрируют знаки, характеризующие этноантропологические черты (национальная одежда, элементы быта, кухни, особенности языка или диалекта). В то же время, несмотря на локализацию, в своей совокупности концентрация таких знаков помогает включать населенные пункты в общий образ национального государства.
В духовно-культурном аспекте речь идет об активном оживлении с помощью знаков (символов) событий истории, мифов в литературе, искусстве, политике. У каждой местности, каждого народа есть свой нарратив (рассказ, история), поддерживающий историческую идентичность, оттеняющий особенности данного места и народа. Важнейшую роль в поддержании такого местного нарратива играют краеведческие музеи. В то же время Б. Андерсон справедливо отмечает роль института музеев в форсировании «воображаемых сообществ», обосновании политических целей и мероприятий, легитимации и артикуляции национальных интересов государства, противопоставлении их интересам другого государства. Музеи, особенно историко-граж-данского профиля, поддерживают мифы данного народа и образы целостного государства [15, с. 217-221], наиболее последовательно хранят духовно-
культурные символы1. В этом направлении работают также и другие институты духовной и когнитивной концентрации символов - культы местных святых, исторические памятники, газеты, школы, книги, театр, кино, СМИ, которые поддерживают местные, национальные, государственные мифы, формируют локальный и общенациональный нарративы.
Примеры воздействия мифов на формирование национально-государственной идентичности общеизвестны. Мифология территории и государственности использовала для этого эпосы, эпических героев, перенося их в современную литературу, музыкальное, изобразительное искусство. Искусство располагало издавна наиболее богатыми, особенно визуальными, возможностями концентрации и воспроизводства символов и знаков на разнообразных носителях (скульптура, архитектура, гравюра, в том числе на монетах, медалях, орденах, изображения на купюрах, марках, открытках, футболках, бланках, сувенирах, стенах зданий, транспортных средствах и т.д.). СМИ расширили возможности воспроизводства и трансляции знаков и символов.
В агентно-профессиональном плане для концентрации и трансляции знаков, характеризующих локалитеты (место), и для идейно-символьной политики в целом важны достижения народного хозяйства в широком смысле: в ремесле, промышленности, науке и технике, управлении, спорте, медицине и т.д. В качестве институтов здесь выступают выставки достижений, профессиональные праздники, награды, чествования передовиков. Так, для ряда городов различные профессиональные праздники в силу доминирования отдельных отраслевых производств приобретают явный местный колорит (дни железнодорожника, строителя, металлурга, химика и т.д.). Особенно это заметно в монопрофильных городах и поселках (моногородах), как, например, День металлурга в Магнитогорске, Златоусте, Череповце, Норильске; День авиации - в Жуковском, Монино; День ВМФ - в Петропавловске-Камчат-ском, Владивостоке, Севастополе, Кронштадте. В тоже время эти достижения концентрируют и транслируют связь местных достижений с государственными. Так, для советской государственности достижения в космосе порождали символы, поддерживавшие гордость за страну (скульптуры, монументы, другие изображения Ю. Гагарина, кораблей «Восток» и «Восход», станции «Мир», бывший павильон «Космос» на ВДНХ и т.д.). В спорте символами СССР и России были в числе прочих Л. Яшин, В. Брумель, И. Роднина, В. Харламов; на эстраде СССР и России к таким символам относят
1. Среди прочих на постсоветском пространстве возникли музеи, акцентирующие тему советской оккупации в Грузии, на Украине, в странах Балтии, пропагандирующие идеи независимости и самодостаточности новых государств, укрепление национального самосознания и исторической идентичности, в том числе за счет фальсификации фактов.
Л. Зыкину, Л. Русланову, Г. Отса, И. Кобзона, Р. Паулса, Т. Гвердцители, Л. Лещенко, А. Пугачёву, С. Ротару и др.
Идейно-символьная политика на местах и в центре призвана поддерживать такие институты. По своему составу символ - сложная система знаковых элементов, куда входят: а) сам знак (визуальный, аудиальный, печатный, мистифицированный, шифрованный); б) идея или миф о смыслах как духовная основа превращения знака в символ; в) носитель знака (обычно материальный); г) идейный контекст. Соединение этих элементов в символе предполагает конструирование социальной легитимности знака (отложения его в памяти и / или современном массовом восприятии), а по необходимости и правовой легальности с помощью соответствующих юридических норм. Национальный символ - своеобразный социальный конструкт, способствующий ориентации человека в идеологии, мотивации общественных действий, включению идей и символов в национально-государственный дискурс.
Чтобы идеи, знаки, институты получали и транслировали символьно-государственные смыслы, они должны испытать влияние некоей идеи-универсалии, выражающей смысл и траекторию позитивного развития, где нижние уровни символьной пирамиды конкретизируют более высокие. Если идея-универсалия артикулируется элитой (харизматиками, партиями), поддержана идеологически, концептуально и институционально, представлена как имеющая «корни» в истории, отражает непрерывность последней, если ее смысл адекватно доведен до населения и подкреплен жизнесферными знаками, то она становится национальной идеей. В таком состоянии она обладает духовно-политической и социально-психологической силой, укрепляет национально-государственную идентификацию граждан, выражает ценностный код нации.
Вершину идейно-символьной системы занимает конституция государства, в которой ценности и символы закрепляются через декларации и нормы. Другими словами, в системе в виде своеобразной «пирамиды» соединяются партикулярные знаки и символы, начиная от пространственных и природных знаков отдельных мест (территорий), изображений природы (гор, рек и т.д.), животных и растений, обычаев народов, памятников истории и культуры, достижений отечественного народного хозяйства, статусных знаков и праздников профессий. И так они поднимаются до конституции государства и других государственных символов (герба, гимна, флага, столицы).
Образы и знаки размещаются на множестве носителей, оформленных с учетом науки геральдики, соответствующих законов восприятия и визуализации. Все это учитывается в идейно-символьной политике. Последняя помогает поддерживать правила поведения для производства первичных (самоочевидных) благ повседневной жизни и воспринимать их как ценности, значимые в социальных отношениях, в политике и управлении, возвышает до
символьно-государственных форм, вплоть до конституции. Национальная идея способствует связи статусных символов отдельных территорий, местностей, социальных групп, граждан в определенной иерархии, поддерживающей консолидацию общества в отношении общенациональных интересов.
К.С. Гаджиев, исследуя политические символы, отмечает, что со времени возникновения национальных государств политические лидеры разрабатывали и использовали различные национальные символы - флаги, гимны, конституции, праздники, денежные знаки, политические ритуалы, наличие столицы государства с целью привлечь внимание граждан, объединить их вокруг какой-то масштабной идеи и соответственно подвигнуть их на те или иные действия [2, с. 227-229].
Это означает, что общепризнанная идея-универсалия удерживается в национальном сознании, связывает и выстраивает иерархически другие знаки, как наполненные национально ориентированными смыслами. К идеям-универсалиям и объединяющим национальным символам государства относились, например, император в Японии2, королева в Великобритании, конституция (основной закон), президент, парламент, верховный или конституционный суд; где-то такими символами стали священные книги (Библия, Коран). В национальном сознании поддерживается связь между ними и символами более приземленного уровня, которые выражают особенности смысловых наполнений жизненных сфер (повседневной жизни) в данном обществе. Император Японии обязан продолжать национальную традицию, высаживая перед дворцом рис и собственноручно ухаживая за маленьким рисовым полем. Рис, а точнее система ритуалов вокруг выращивания риса, возникшая в естественно-антропологической жизненной сфере, является также национальным символом, олицетворяющим трудолюбие и терпение японцев. В символьной системе Китая панда является символом, органично включенным в систему национальной идеологии и психологии3. Если общество и идейно-символьная политика развиваются нормально, то знаки и символы разных уровней связываются в символьной системе государства, и, образуя определенную иерархию, восходят к национальной идее как национальному символу.
2. Ст. 1 Конституции Японии сохраняет этот символ: «Император является символом государства и единства народа» [10, с. 270].
3. В 2010 г. в японском зоопарке умерла большая панда Коу-коу, которой пытались провести искусственное оплодотворение; это совпало с разгоревшимся конфликтом вокруг ареста китайского судна, ведущего промысел вокруг спорных островов Сэнка-ку. Смерть панды была «вплетена» как повод в настроения общего массового негодования граждан КНР [17, с. 24-25].
Обычно артикуляция национальной идеи выражена в конституции государства, особенно в ее преамбуле, а также нормах, формализующих смыслы фундаментальных ценностей. Правда, не всегда достаточно полно. Выраженность (невыраженность) национальной идеи в конституции зависит от ряда обстоятельств. Во-первых, подготовка и принятие конституции не всегда проходит в условиях консолидации общества. Во-вторых, содержание преамбулы и основной части конституции может существенно расходиться. В-третьих, юридическая конституция (официальный текст) не соответствует полностью политической конституции - «живой» конституции, отражающей соотношение основных политических сил. Это расхождение бывает всегда, но государственная политика стремится по возможности свести его к минимуму.
В СССР периода перестройки, а затем в новой России были разрушены советские символические образцы, что привело в хаотичное движение партикулярные статусные символы различных территорий, социальных групп и граждан России. Граждане бывшего СССР индивидуально и группами выстраивали свои статусные символы при отсутствии разделяемых большинством граждан российских идей-универсалий и символов.
Шла также подстройка под вестернизированные мировые идеи-универсалии и общечеловеческие символы, в качестве которых выступали демократия, права человека, толерантность, правовое государство, свобода передвижения, глобальное гражданское общество и т.д., что отразилось в Конституции РФ. Такие символы как Статуя Свободы, звездно-полосатый государственный флаг США и доллар выступали не просто как американские, а скорее как универсальные (космополитические) и были очень популярны в России 1990-х годов. Тем более что тогда еще отсутствовали законодательно утвержденные государственные символы России, устойчивая новая российская валюта, идейно-символьная политика в целом. Как отмечали социологи и политологи, «Претензия прав человека на универсализм и абсолютность предполагает, что они беспредпосылочны, не нуждаются в дальнейшем обосновании и образуют самую систему ценностей западного человека и западной политики - неразменность, несменяемость, оставаемость на верху иерархии ценностей независимо от смены ситуаций» [7, с. 351].
С этим были согласны далеко не все. Две конференции в Юго-Восточной Азии и Латинской Америке вынесли резолюции против универсалистской трактовки прав человека. Однако Всемирная конференция по правам человека в Вене в 1996 г. подтвердила идею универсальности прав человека. Эта идея включена в политический и дипломатический дискурсы и выступает как доминирующая ценность на политическом рынке.
Конституция, законодательство и идейно-символьная политика России в целом призваны концентрировать как общечеловеческие, так и российские
символы, основанные на исторической памяти, принимаемые большинством граждан4. Выработка новой системы символических образцов тесно связана с внутренним идентификационным процессом. По мере утверждения новых статусных символов разных российских страт появилась потребность в социально-политической стабильности, а вместе с этим в общероссийских символах-ориентирах.
Но обнаружился вакуум в их формировании. В конце 1990-х годов не были еще утверждены даже основные государственные символы (флаг, герб, гимн). В то же время появились символы, разрушающие идентификационную целостность России (помимо упоминаемых вестернизированных универсалий это элементы гербов, нормы конституций отдельных субъектов РФ). А. Торкунов замечает, что при ускоренном внедрении возникают противоречия, способные «против воли его участников прибрести форму антагонизма между демократией и религией, демократией и местной традицией, демократией и естественным стремлением огромной части незападных ареалов мира жить, согласно привычному укладу, продуманно и плавно изменяя его, но не позволяя ему полностью разрушиться» [18].
Невнимание к таким доводам в условиях культурной глобализации чревато дисбалансом и неравновесностью, ведущими к размыванию национальных интересов. Для ряда государств проблемой становится поддержание баланса изменчивости и преемственности в идейно-символьной политике. А.Н. Уайтхед в свое время писал: «Те сообщества, которые не могут сочетать почтение к своим символам со свободой их изменений, должны, в конце концов, распасться или под действием анархии, или от медленного истощения жизни, задушенной бесплодными призраками» [20, с. 9]. Распад советского государства вместе с падением институтов, национальных идей-универсалий и символов проходил на глазах советских граждан, он описан в многочисленной литературе. В России задача выстраивания идейно-символьного обеспечения государства постоянно осложняется реанимацией последствий идеологического «разрыва» общественного сознания как в 1917 г., так и в 1991 г. Это обусловило появление вакуума, заполняемого как западными идеями-универсалиями, так и индивидуальными, групповыми, этническими идентич-ностями, что способствовало формированию символических образцов, подрывающих цивилизационную идентичность России.
В начале 2000-х годов политическая воля лидера, прямо не связанного с неудачными реформами 1990-х годов, помогла избежать угрожающего дисбаланса космополитических универсалий и национальных символов, внушая
4. Правда, были и другие концепции. В частности, некоторые депутаты во главе с В.И. Новодворской предлагали не разрабатывать свою конституцию, а просто перевод Конституции США утвердить в качестве Конституции России [5, с. 279].
обществу веру в восстановление социального порядка и лучшее будущее. В обращении к Федеральному Собранию (2000) В.В. Путин вернул в официальный политический лексикон понятие «социальная справедливость». Во второй срок его президентства начал выстраиваться ряд ценностей консолидирующего характера, которые были отмечены Президентом России в качестве такого же важного фактора развития государства, как политическая и экономическая стабильность [14]. Дискурс о фундаментальных ценностях приобрел устойчивость и концептуальность. В целом удачно реализовалась идея комбинаторики символических знаков, когда в идейно-символьном комплекте соединились имперские, советские и постсоветские символы, отражающие преемственность историко-культурных традиций россиян [19, с. 3].
Законодательство регулирует геральдические особенности государственных символов, что обычно описывается в конституционных законах и соответствующих приложениях к ним; в описаниях передается также смысл символов. Федеральные конституционные законы регулируют и порядок закрепления символов (вариантов их исполнения) за органами государственной власти и местного самоуправления, размещения их на зданиях, бланках. Государственный флаг России поднят постоянно на зданиях Администрации Президента РФ, Совета Федерации, Государственной думы, Правительства РФ, Конституционного, Верховного, Высшего Арбитражного судов РФ, Генеральной прокуратуры РФ, Следственного комитета РФ, Центробанка РФ, Счетной палаты РФ, резиденции Уполномоченного по правам человека РФ, ЦИК РФ, на зданиях федеральных органов исполнительной власти, резиденциях полномочных представителей Президента РФ в федеральных округах, органов государственной власти субъектов РФ, органов местного самоуправления. Над резиденцией Президента РФ в столице России - городе Москве -поднимается дубликат штандарта (флага) Президента РФ [21].
Иерархия субъектности органов государственной власти отражается и в размещении Государственного герба РФ. Государственный герб России предстает в нескольких вариантах, подчеркивающих уровень государственно-властной субъектности (многоцветный, одноцветный, с геральдическим щитом и без оного, с атрибутами монархической власти - короной, булавой и скипетром - и без этих атрибутов). В многоцветном исполнении он помещается на бланках указов и распоряжений Президента РФ, постановлений Совета Федерации и Государственной думы, постановлений и распоряжений Правительства РФ, решений Конституционного, Верховного и Высшего Арбитражного судов РФ. А в одноцветном варианте - на бланках Администрации Президента РФ, полномочных представителей Президента РФ в федеральных округах, федеральных органах исполнительной власти, Генеральной
прокуратуры РФ, Следственного комитета РФ, Уполномоченного по правам человека РФ, ЦИК РФ, Счетной палаты РФ, Центробанка РФ.
В одноцветном варианте (без геральдического щита) Государственный герб РФ помещается на бланках Межведомственной комиссии по защите государственной тайны, органов, организаций, учреждений и учреждений при Президенте РФ, органов, организаций, учреждений и учреждений при Правительстве РФ, федеральных судов, органов прокуратуры РФ, следственных органов и учреждений Следственного комитета РФ, дипломатических представительств, консульских учреждений и иных официальных представительств РФ за пределами России [21].
Разработка и реализация федеральной программы мероприятий по популяризации государственных символов России до 2010 г. [16] подчеркивает их значение в формировании общей системы нравственных ориентиров, идеологии и духовного единства народов России, самобытных культурных ценностей. В 2000 г. в России была принята «Национальная доктрина образования» [12], согласно которой государство брало на себя обязанность воспитывать молодое поколение в духе высокой нравственности, патриотизма, гражданской ответственности, правового самосознания и духовности.
Значимым направлением совершенствования системы патриотического воспитания стала разработка государственных программ, рассчитанных на пять лет (на 2001-2005 гг., 2006-2010 гг. и далее), а также Концепции патриотического воспитания граждан России [3, с. 1]. В программах отмечалась важность использования государственной символики в патриотическом воспитании, издания соответствующих пособий и рекомендаций, расширения выпуска полиграфической продукции с изображением государственных символов России, организации изучения в образовательных учреждениях государственной символики России.
В мире регулярно возникают определенные идейно-политические заказы на новые символы и свержение старых. Режиссеры современных политических изменений учитывают, что символы роз, тюльпанов, апельсинов, жасминов романтизировали в сознании людей радикальные перемены (в том числе государственные перевороты), сдвигая по времени осознание возможных последствий. Такие смены государственных символов могут свидетельствовать о недостаточной «состоятельности государства» в условиях социально-политического транзита обществ, невыстроенности идейно-символьной политики. Как справедливо отмечает О. А. Кармадонов, в этой ситуации встают вопросы относительно «символической вооруженности», «символического оснащения» и «развитости символических систем» или отсутствия всего этого [9, с. 29-30]. Добавим: идейно-символьная политика требует преодоления раскола российского общества на слои с противоположными интересами; необходима интегративная идеология, способная 68
объединить разные политические силы, слои населения на основе фундаментально значимых ценностей [8]. России предстоит достроить и укрепить подсистему объединяющих общество символов под эгидой национальной идеи, смыслы которой должны выражать, прежде всего, сбережение народа, его культуры, без чего невозможно успешное научно-техническое, социальное и гуманитарное развитие России в условиях глобализации. Для решения таких задач необходимо, чтобы «собственные символические комплексы были хорошо структурированы, в полной мере институционализированы и были, в известном смысле, достаточно агрессивны» [9, с. 30]. Символические комплексы и национальная идея должны поддерживать величие России как державы, способной обеспечить благосостояние народа, процветание великой культуры, безопасность граждан и территориальную целостность.
Литература
1. Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. - М., 2001. - 286 с.
2. Гаджиев К.С. Политическая культура // Введение в политологию. - М., 1993. - 256 с.
3. Государственная программа «Патриотическое воспитание граждан Российской Федерации на 2006-2010 годы». Утверждена Постановлением Правительства РФ от 11.07.2005. № 422.
4. Джунусов М.С. Национализм в различных измерениях. - Алма-Ата, 1990. - 197 с.
5. Из истории создания Конституции Российской Федерации. Стенограммы. Материалы. Документы (1990-1993). В 6 т. Т. 1. 1990 год / Под общ. ред. О.Г. Румянцева. - М., 2007. - 935 с.
6. Ильин М. В. Умножение идеологий, или Проблема переводимости политического сознания // Полис. - М., 1997. - № 4. - С. 79-87.
7. Ионин Л.Г. Социология культуры: Путь в новое тысячелетие. - М., 2000. - 431 с.
8. Каковы идеологические условия общественного согласия в России? // Полис. - 1997. -№ 3. - С. 16-52.
9. Кармадонов О.А. Эффект отсутствия: Культурно-цивилизационная специфика // Вопросы философии. - 2008. - № 2. - С. 29-41.
10. Конституции Японии // Современные зарубежные конституции. - М., 1992. - 286 с.
11. Лебедева М.М. Новые акторы и изменение политической системы мира в эпоху глобализации // Социология. - 2004. - № 1. - С. 74-78.
12. Национальная доктрина образования // Официальные документы в образовании. - М., 2001. - № 9.
13. О деятельности музеев образовательных учреждений. Письмо Министерства образования Российской Федерации от 12 марта 2003 г. № 28-51-181/16.
14. Послание Президента РФ Федеральному Собранию Российской Федерации // Российская газета. - 2007. - 27 апреля.
15. Пуликова И.В. Отраслевые корпоративные музеи России // Россия и современный мир. - 2010. - № 3. - С. 217-221.
16. Собрание законодательства Российской Федерации. - М., 2004. - № 50.
17. Терентьев А. Борьба двух самолюбий. Япония и Китай не могут преодолеть исторические противоречия // Однако. Еженедельный журнал. - М., 2010. - № 36 (52). - С. 24-25.
18. Торкунов А. Российская модель демократии и современное глобальное управление // Международные процессы. Электронный журнал. - Т. 7. № 1 (19). Январь-апрель 2009. -http://www.intertrends.ru/tenth /002.htm (дата обращения 18.05.2009).
19. Туник Г.А. Современная российская геральдика как фактор отражения специфики российского государства: Историко-политологический анализ. Автореф. дис. ...доктора политических наук. - М., 2008. - 48 с.
20. Уайтхед А.Н. Символизм, его смысл и воздействие. - Томск, 1999. - 64 с.
21. Федеральный конституционный закон «О внесении изменений в отдельные федеральные конституционные законы в связи с совершенствованием деятельности органов предварительного следствия» от 28 декабря 2010 г. № 8-ФКЗ // Российская газета. - 2010. - 30 декабря.
22. Хабриева Т.Я. Национальные интересы и законодательные приоритеты России // Правовое обеспечение национальных интересов: Материалы Международной научно-практической конференции. Москва, 25-26 октября 2005 г. / Под общ. ред. Т.Я. Хабриевой. -М., 2005. - С. 96-100.
