Идейно-политические контуры партийного ландшафта современной России Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ

О. А. ТОЛПЫГИНА

ИДЕЙНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ КОНТУРЫ ПАРТИЙНОГО

ЛАНДШАФТА СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ

МОНОГРАФИЯ

МОСКВА 2 0 1 4

ББК 66.2(2 Рос) Т 52

Центр социальных научно-информационных исследований

Отдел политической науки

Рецензенты: д-р филос. наук, проф. Е.Ф. Молевич, д-р филос. наук О.Ю. Малинова

Утверждено к печати на заседании Ученого совета ИНИОН РАН от 22 ноября 2012 г. (Протокол № 6)

Толпыгина О.А.

Т 52 Идейно-политические контуры партийного ланд-

шафта современной России: Монография / РАН. ИНИОН. Центр социал. науч.-информ. исслед. Отд. полит. науки. - М., 2014. - 174 с. ISBN 978-5-248-00724-0

Монография посвящена анализу идеологической структуры современной российской партийной системы. Исследуется влияние трансформации российской политической системы начала 2000-х годов на идеологическую функцию партий и на специфику партийного спектра. Особое внимание уделяется предвыборной риторике политических партий, представленных в Государственной думе Российской Федерации I-V и VI созывов.

Для политологов, историков и всех интересующихся вопросами современной российской политики.

ББК 66.2(2 Рос)

ISBN 978-5-248-00724-0

© ИНИОН РАН, 2014

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие................................................................................5

Глава 1.

ПАРТИЙНЫЙ СПЕКТР СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ: ТРАДИЦИИ ТЕОРЕТИКО-ЭМПИРИЧЕСКОГО АНАЛИЗА, КОНТЕКСТ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ

1.1. Методологические основания исследований партийного

спектра.............................................................................................10

1.2. Традиции эмпирического анализа партийного спектра..........24

1.3. Современные российские политические партии как производители политических идей...............................................45

Глава 2.

ТРАНСФОРМАЦИЯ ПАРТИЙНОГО СПЕКТРА ПЕРИОДОВ У-У1 ПАРЛАМЕНТСКИХ ИЗБИРАТЕЛЬНЫХ КАМПАНИЙ (2007-2011)

2.1. Динамика проблемных измерений в партийной риторике предвыборных кампаний 2007, 2011 гг.........................................64

2.2. Модели партийной самоидентификации в предвыборной риторике V и VI избирательных кампаний..................................88

2.3. Эволюция социально-экономического измерения

в партийной риторике V и VI избирательных кампаний............97

2.4. Измерение «центр-периферия»: Проблематика государственного строительства в партийной риторике...........115

2.5. Интерпретация проблематики национального строительства партиями в период V и VI парламентских

избирательных кампаний.............................................................142

Заключение.......................................................................................148

Приложения......................................................................................154

Список литературы..........................................................................157

ПРЕДИСЛОВИЕ

Политические партии выступают одним из главных «производителей смыслов» в обществе: собственно, в этом заключается их основная функция с точки зрения нормативного демократического идеала - партии артикулируют социальные интересы и трансформируют их в политические платформы, выдвигая социально-значимые цели (идеи), формируя политическую повестку дня и влияя, таким образом, на политический курс. Безусловно, и в демократических системах данный подход является идеалтипиче-ской схемой и соответствует реальности в большей или меньшей степени. Однако высокая степень конкурентности режима и институциональные характеристики, благоприятствующие плюрализму и идеологическому многообразию, безусловно стимулируют идеологическое творчество партий. Отметим также, что «смысло-образующая» функция партий зависит от периода развития партийной системы - классического или современного, а также этапа партогенеза в стране. Как классический период развития партийной системы, так и начальный этап партогенеза характеризуются преобладанием коммуникативных стимулов партийного членства и партийной поддержки, что также требует от партий идеологических предложений и концепций. Последующее развитие и инсти-туционализация партийных систем сопровождается нарастанием неидеологических (селективных) характеристик партийной деятельности.

Тема политических партий в современной России, их роль в структуре власти и на уровне общества, продолжая оставаться одной из наиболее обсуждаемых и дискутируемых в современной политической науке, значительно поменяла свои акценты за последнее десятилетие, что связано с динамикой постсоветского транзита. До конца 90-х годов ХХ в. преобладающим ракурсом в исследовании

партий был их анализ в качестве механизмов демократического транзита, призванных способствовать внедрению и становлению демократических практик. На этом основании партиям приписывались те функции и свойства, которые присущи институту партий в демократических системах, а кристаллизация этих качеств считалась делом времени. По мере становления новой системы политических отношений стало очевидным, что данный прогноз не оправдал ожиданий, а новая политическая система не соответствует нормативным представлениям о демократии. В результате, оценка политических партий поменяла свои ориентиры, надежды сменились разочарованием, а партии стали восприниматься как слабофункциональное приложение к исполнительной власти. Наше мнение заключается в том, что политические партии, функционируя в разных контекстах, продолжают выполнять идеологическую функцию, которая будет существенно трансформирована условиями среды. Несбывшиеся демократические ожидания 1990-х годов, снизившие научный интерес к партиям, на наш взгляд, не являются поводом для отказа от изучения как партий, так и партийных идеологий. Изменение контекста - социального, политического, институционального - выступает стимулом для поиска новых подходов к исследованию партийных систем в целом, а также различных аспектов функционирования партий, в том числе идеологических.

Если исходить из понимания политической идеологии как системы оформленных идеологических позиций и представлений, то существование партийных идеологий в постсоветской России, а возможно и в большинстве современных стран, оказывается проблематичным. Исходя из этой точки зрения, затруднительно будет найти коллективных политических акторов, опирающихся на всесторонне разработанные идеологические доктрины. Данная ситуация не является специфичной российской проблемой, но отражает универсальные тенденции современного мира. Причины снижения роли идеологических доктрин в современной политике многообразны и включают в себя изменение социальной структуры развитых стран, снижение актуальности классовых оснований социальной стратификации, развитие социальных коммуникаций, трансформацию логики изменения партийных систем и т.д. В своей интерпретации политической идеологии мы опираемся на концепцию «belief systems», предложенную Ф. Конверсом. Согласно этой концепции, идеология может пониматься как «конфигурация идей и установок, элементы которой связаны той или иной формой огра-

ничений или функциональной взаимозависимости» [Converse, 1964, p. 37].

В нашем суждении о том, что современные российские политические партии являются производителями политических идей и смыслов, мы опираемся на комплекс исследований партийной идеологии [см.: Анохина, Мелешкина, 2007; 2008; Малинова, 2001; Попова, 2005; 2007; Холодковский, 2000; 2001; 2006 а; 2006 b], основанных на различных теоретико-методологических подходах, которые свидетельствуют, что идеологии партий различаются (в том числе на уровне программных документов); что они изменчивы (идеи трансформируются под воздействием актуальной ситуации, новых проблемных зон, изменившегося общественного мнения); что они озвучиваются через медийный дискурс (в дебатах, предвыборных кампаниях) и таким образом становятся предметом обсуждения. Другими словами, партийные идеологии существуют и партии выполняют функцию производителей смыслов.

Под партийным спектром мы понимаем совокупность идеологических позиций партий по основным вопросам развития социальных отношений, экономики политической системы, национального строительства, международных отношений и т.п., артикуляцию отношений к другим политическим акторам (партиям, политическим институтам, органам власти и т.д.), политической системе и обществу в целом1. Другими словами, партийный спектр определяет идейные позиции партий по отношению друг к другу. В рамках отечественной науки данное понятие, несмотря на его широкое использование, никак не определяется. В англоязычных источниках смысл категории тоже далеко не всегда раскрывается.

Функции партийных идеологий многообразны, к ним относятся определение «социальных горизонтов», т.е. перспектив общественного развития; предложение и формирование различных социальных солидарностей и идентичностей; легитимация существующей системы социально-политических отношений или презентация альтернативных вариантов властного курса; выдвижение общественно-значимых целей. Одной из функций партийных идеологий выступает артикуляция значимых общественных конфликтов: как показала историческая практика, если эти конфликты не находят институционального оформления в рамках партийной системы, появляются стимулы для поиска иных, в том числе неза-

1 Понятие «идеологический спектр» мы будем использовать в качестве синонима «партийного спектра».

конных и радикальных способов воздействия на политический процесс. В то же время акцентирование на уровне партийной системы второстепенных социальных разногласий может иметь своим следствием чрезмерную фрагментацию и политическую нестабильность. Таким образом, процесс трансляции существующих в обществе разногласий и конфликтов в партийную систему, определяющий суть партийного спектра, оказывается чрезвычайно важным. Очевидно, что успешность процесса артикуляции существующих в обществе конфликтов зависит от целой совокупности факторов: институционального дизайна (избирательная система, разделение властей и прочее), политического режима, создающего или препятствующего созданию условий для свободного и справедливого соревнования между партиями, деятельности политических элит, которые руководствуются различными соображениями и целенаправленно актуализируют или замалчивают те или иные общественные разногласия, тем самым способствуя или препятствуя их трансляции в партийную систему.

Как показывают исследования, существующая в России система разделения властей, а также характеристики политического режима неблагоприятны для развития многопартийности [см.: Гельман, 1999; 2005; 2006 а; 2006 Ь; Голосов, 2006; 2008; Хейл, 2008]. Институциональные условия и существующий политический режим являются обстоятельствами, сужающими поле межпартийной конкуренции. Дефекты демократических институтов и практик в России обусловливают низкий уровень доверия населения к институтам политического представительства, включая политические партии. Это обстоятельство ослабляет и без того слабые связи между партиями и гражданами и осложняет нормальное развитие межпартийной конкуренции и политического представительства интересов.

Монография направлена на выявление особенностей конфигурации партийного спектра в современной России, на механизмы и способы отражения специфики партийного спектра в партийных идеологиях, а также на анализ воздействия институциональных и политических факторов на партийный спектр.

Хронологические рамки исследования охватывают современный период функционирования партийного спектра в России. Так как специфика партийного спектра наиболее полно раскрывается в период избирательных кампаний, в работе рассматриваются две последние парламентские избирательные кампании 2011 и 2007 гг. Шестая избирательная кампания демонстрирует оформ-

ленную идеологическую композицию, соответствующую современному состоянию российской политической системы. Сравнение шестого и пятого электоральных циклов позволяет исследовать динамические характеристики партийного спектра, изучить преемственность межпартийной идеологической конкуренции.

Анализ зарубежных и отечественных работ по данной теме демонстрирует, что при всей многоплановости и многоаспектно-сти исследований российских политических партий и партийной системы преобладает подход, рассматривающий идеологические функции политических партий в контексте общей динамики политической системы, т.е. фокусирующий внимание на том, что не позволяет партиям выполнять их «классические» функции. Работы, посвященные партийному спектру (особенно использующие текстовый анализ), немногочисленны, в них, как правило, рассматриваются отдельные составляющие партийного спектра. В этих условиях оказывается актуальным комплексное изучение идеологической структуры современного российского партийного спектра в социально-политическом и институциональном контексте его функционирования.

В первой главе монографии рассматриваются теоретико-методологические основания изучения партийного спектра, а также аналитический опыт как зарубежных, так и российских исследователей в данной области. Далее в главе исследуется эволюция идеологической функции российских партий в контексте структурных, институциональных и политических трансформаций.

Вторая глава посвящена интерпретации результатов эмпирического исследования партийного спектра современной России, а также анализу содержательного наполнения ключевых проблемных измерений, из которых состоит партийный спектр.

Автор признателен коллегам из ИНИОН РАН за глубокие и заинтересованные комментарии идей и сюжетов, освещаемых в монографии. Особую благодарность хотелось бы выразить Ольге Юрьевне Малиновой, Елене Юрьевне Мелешкиной, Михаилу Васильевичу Ильину, Анатолию Никифоровичу Кулику, Валентине Николаевне Ефремовой, Константину Павловичу Кокареву, Елене Викторовне Пинюгиной за критические замечания, советы, помощь и поддержку, оказанные в работе.

Глава 1.

ПАРТИЙНЫЙ СПЕКТР СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ: ТРАДИЦИИ ТЕОРЕТИКО-ЭМПИРИЧЕСКОГО АНАЛИЗА, КОНТЕКСТ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ

1.1. Методологические основания исследований партийного спектра

В ХХ в. сложилось несколько традиций изучения партийного спектра.

Наиболее распространенным подходом к анализу партийного спектра является использование лево-правой шкалы, в которой отражаются наиболее значимые для общества разногласия и конфликты [см.: Fuchs, Klingemann, 1989; Volkens, Klingemann, 2002; Mapping policy preferences, 2001]. Как отмечают Н. Анохина и Е. Мелешкина в своей статье, предполагается, что «понятия "левый" и "правый" используются политиками и гражданами как своего рода символы различных позиций по разным вопросам, с помощью которых политики и индивиды находят свое место в политическом мире» [Анохина, Мелешкина, 2008, с. 45].

Лево-правая шкала позволяет создать одномерную модель идеологических предпочтений, расположив их на шкале между двумя полюсами. Дихотомия «левый» - «правый» проста и удобна для восприятия, она помогает сформировать наглядный образ политической реальности, где различия между политическими субъектами проявляются зримо и очевидно.

Деление на «левых» и «правых» имеет достаточно длительную историю и используется со времен Французской революции. Основой лево-правой шкалы является выделенное С. Липсетом и С. Рокканом размежевание между трудом и капиталом [Party systems and voter alignments, 1967]. «Левыми» традиционно обозна-

чали те идеологические позиции, которые постулировали социальные перемены, равенство, социальную справедливость и государственное вмешательство в экономику и социальную сферу. «Правые» идеологии выступают за сохранение status quo, поддержку ценностей индивидуализма и частной собственности. Особое значение для определения семантического пространства лево-правой шкалы имели такие понятия, как коммунизм, социализм, фашизм, капитализм, которые, с одной стороны, представляют собой концептуальное видение различных форм организации общественной жизни, а с другой - отражают реально существовавшие общественные системы. Как подчеркивают Н. Анохина и Е. Мелешкина, «конфликт между трудом и капиталом действительно был основным структурирующим элементом, определившим конфигурацию партийных систем большинства западноевропейских стран в ХХ веке» [Мелешкина, Голосов, 2007].

При всех очевидных преимуществах, использование лево-правой шкалы - особенно в качестве единственного инструмента анализа - для изучения идеологических позиций наталкивается на определенные трудности.

Во-первых, это национальный (страновый) контекст, который не всегда приспособлен для оценки политических идеологий в лево-правом континууме. Так, например, большие сложности возникают при попытке использовать схему «левый-правый» в США. По результатам опросов общественного мнения, около половины респондентов-американцев неспособны идентифицировать себя по шкале «левый-правый» [см., например: Fuchs, Klingemann, 1989]. Это связано с национальными традициями, а также с условиями становления партийной (и политической) системы и спецификой доминирующего размежевания. Американцам привычнее оценивать свои идеологические предпочтения в терминах либерализма и консерватизма1.

Во-вторых, происходит историческая эволюция концептов, в ходе которой они наполняются новыми значениями и смысловыми коннотациями. В качестве примера можно привести период Великой французской революции, когда левыми во Франции называли сторонников республиканской формы правления, светского госу-

1 Хотя, по сути, это тоже двухполюсная шкала, однако американские политологи доказали необходимость многомерной шкалы для анализа партийного спектра американской политической системы [см.: Трудным путем демократии, 2006].

дарства и т.д. В XX в. понятие «левый» стало включать в себя ориентацию на социальную защиту, перераспределение, национализацию и т.п. Такую же эволюцию претерпели и «правые» идеологии, которые ассоциируются с ценностями индивидуализма и частной собственности, но в начале XIX в. они выражали, скорее, консервативные идеи, причем традиционалистского типа, защищающие не собственность вообще, а земельной аристократии и т.п. Кроме того, возникают новые типы противоречий, несвойственные начальным периодам становления национальных государств, соответствующих стадии традиционного общества, например между материалистическими и постматериалистическими ценностями [см.: Инглхарт, 1997].

В-третьих, умножение и усложнение проблемных зон в общественной жизни наглядно свидетельствует о том, что в основе идеологической структуры политического спектра лежит целый ряд противоречий, которые порой сложно свести к простой дихотомии. В частности, политические партии, которые придерживаются «левых» ориентаций в одном вопросе, могут демонстрировать вполне «правые» позиции в другом, например партии, занимающие различные позиции относительно вмешательства государства в социально-экономическую сферу, могут придерживаться сходного мнения по религиозным вопросам, внешнеполитическим ориентациям и т.д. Так, например, российские партии ЛДПР, КПРФ и СР едины в отстаивании необходимости государственного контроля над экономикой, однако они расходятся в постулировании основных приоритетов, для ЛДПР - это держав-ность, для КПРФ - коммунистическое наследие, для СР - идеи социальной справедливости.

Кроме того, идеологические позиции партий не являются фиксированными, с течением времени они могут перемещаться, сдвигаться к центру в каких-то вопросах, в других отклоняться к более радикальным полюсам.

В российском случае использование лево-правой шкалы также затруднено несформированностью традиций политической и идеологической соревновательности, институциональными ограничениями межпартийной конкуренции и ее неидеологическими основаниями (подробнее эти аспекты будут рассматриваться в параграфе 1.3). Кроме того, в период становления российской партийной системы центральный раскол, определяющий лево-правую дихотомию - между трудом и капиталом - не был доминирующим в российском контексте (хотя «левые» партии использовали

марксистскую систему понятий для описания политических реалий того периода).

Также сыграла свою роль специфика употребления категорий «левый»-«правый» в перестроечный период, когда «левыми» именовались прореформаторские силы, а «правыми» - противники реформ. И хотя впоследствии ситуация изменилась, данное словоупотребление оставило свой отпечаток в общественном сознании.

Одним из способов избежать недостатков лево-правой шкалы и отразить все многообразие идеологических позиций партий является концепция проблемных измерений (issues dimensions).

Н. Анохина и Е. Мелешкина дают следующее определение понятия «проблемное измерение» - это «комплексы проблем, служащих источниками значимых политических разногласий в том или ином обществе» [Анохина, Мелешкина, 2008]. В современной литературе выделяют семь таких комплексов [Lijphart, 1990; Sartori, 1976; Taylor, Laver, 1973; Dodd, 1976; Harmel, Janda, 1976; Inglehart, 1977]. Некоторые из них прямо обусловлены историческими факторами развития партийных систем и соответствуют четырем основным размежеваниям, возникшим в период становления национальных государств в Европе, которые впервые были выделены и описаны С. Липсетом и С. Рокканом [Party systems and voter alignments, 1967]. Так, например, нет такой страны, где бы отсутствовали последствия конфликта между собственниками и рабочими - «социально-экономическое измерение». Конфликту между государством и церковью соответствует «религиозное измерение», между центром и периферией - «культурно-этническое измерение», между городом и деревней - измерение «город - село».

Разногласия по этим важным вопросам обычно расцениваются как вполне преодолимые в рамках существующего политического порядка. Если же значительная часть населения страны склоняется к тому, что она не может достичь своих целей без полного изменения политического строя, то в партийной системе выделяют еще одно проблемное измерение - «поддержка режима». Кроме того, иногда источником разногласий в обществе становится внешняя политика («внешнеполитическое измерение»). Наконец, выделяется седьмое - «постматериалистическое».

Социально-экономическое измерение. Как уже отмечалось, социально-экономическая проблематика лежала в основе лево-правой шкалы. Практически все исследователи рассматривают данное измерение как центральное, так как для всех государств социально-экономическая проблематика была доминирующей в

течение длительного периода времени, а для многих она остается актуальной и поныне. Социально-экономическое измерение присутствует, как уже отмечалось выше, в партийных идеологиях всех демократических систем. Об актуальности данного измерения для российского общества говорит тот факт, что в программах всех российских политических партий социально-экономический блок представлен в существенном объеме, а для некоторых он является доминирующим.

В 60-е годы ХХ в. ряд авторов, оценивая это измерение, выдвигал идею о его неактуальности в современном мире и, более того, о «конце социалистической идеологии». Причиной послужило благоденствие 60-х годов в США и Европе, что привело к снижению значимости классического противостояния «собственники-рабочие» [см., например: Epstein, 1967]. Для партийных доктрин этого периода действительно характерны отказ от радикальных оценок реальности и тенденция к сближению на умеренно-центристских позициях, что позволило исследователям заявить о возникновении «консервативного социализма» или, в определении С. Липсета, «идеологии больших партий развитых государств Европы и Америки» [Lipset, 1964].

Однако прогнозы «конца идеологии» оказались преждевременными, так как вскоре выяснилось, что основания социального неравенства не исчезли, сместившись в неэкономическую плоскость. Как отмечал А. Лейпхарт, «вскоре пришло осознание, что экономическое процветание и распределение общественных благ в большой степени детерминировано политически» [Lijphart, 1990]. Данное открытие стимулировало многочисленные исследования влияния политических факторов, в том числе партийных идеологий, на экономическую сферу [см., например: Cameron 1978; Castles, McKinlay 1979]. Р. Тафти так обобщил эту точку зрения: «Единственной и главной детерминантой экономики страны является положение правящей партии на лево-правой шкале. Партийные платформы и политические идеологии определяют экономические приоритеты и формируют определенный тип экономической политики» [Tufte, 1979].

Вторым по значимости в период становления европейских национальных государств выступало религиозное измерение, что отражено в партийных системах многих современных государств: так, в Германии, Италии, Австрии, Швейцарии, Бельгии и Нидерландах значительным влиянием пользуются Христианско-демо-кратические или Социально-христианские партии.

В настоящее время данная проблематика во многом потеряла свою актуальность, исторический антагонизм между католиками и протестантами в Европе сошел на нет, а современные последователи этих религий демонстрируют сходные политические предпочтения. В Германии Христианско-демократический союз возник в результате слияния Католической и Протестантской партий, в Нидерландах в 1980 г. Католическая народная партия и две крупные протестантские партии (Контрреволюционная партия и Хри-стианско-исторический союз) объединились в партию Христианско-демократический призыв.

Однако идеологии религиозных и секулярных партий расходятся по вопросам морального характера, например в сфере семейной жизни, разводов, контроля над рождаемостью, отношения к абортам, сексуальному образованию и порнографии.

Если говорить о современной российской партийной системе, то это измерение никогда не было значимым или, тем более, принципиальным в рамках партийных идеологий. Политические дебаты начала 90-х годов выстраивались вокруг противостояния демократов и коммунистов, религиозная тематика ни тогда, ни сейчас не выступала в качестве стержневой темы1.

В основе культурно-этнического измерения лежит конфликт между центром и периферией.

А. Лейпхарт, описывая европейскую политическую реальность 90-х годов ХХ в. [ЬурЬай, 1990], утверждал, что культурно-этническая проблематика не является остроактуальной для современных европейских партийных систем, так как большинство европейских стран этнически гомогенны или состоят из небольших и малозначимых (в этнокультурном плане) сегментов. И несмотря на всплеск сепаратистских настроений в Европе в начале 70-х годов, среди тех стран, в которых культурно-этническая проблематика потенциально присутствует, только в нескольких это измерение артикулировано на уровне партийных систем и партийных идеологий. Например, региональные партии в Великобритании - Шотландская национальная партия, Уэльская националистическая партия; в Испании - каталонский блок «Конвергенция и Союз», Баскская националистическая партия, Канарская коалиция. Самым

1 Хотя религиозная тематика в партийной риторике присутствует, о чем мы подробнее будем говорить в параграфах, посвященных интерпретации данных эмпирического исследования. Но она не является предметом активной партийной дискуссии.

ярким примером является Бельгия, где обострение национальной проблемы в 1960-1970-е годы привело к расколу крупнейших политических партий страны на самостоятельные партии регионального характера, действующие в Валлонии, Фландрии и Брюссельском регионе.

Однако последнее десятилетие показало, что и для устойчивых политических систем европейских стран это измерение остается по-прежнему актуальным. В силу обострившихся межкультурных конфликтов (как, например, во Франции) и терроризма как следствия этих конфликтов, череды революций в арабском мире вопросы культурного самоопределения и межкультурной коммуникации, протекающие как в рамках одного государства, так и на межгосударственном уровне, являются принципиальными.

Для ситуации современной России данное измерение также является одним из самых актуальных. Культурно-этническое измерение, являясь базовым для периода государственного и национального строительства, определяет круг проблем, ключевых для становления государства: например, основы этнической политики, критерии членства в политическом сообществе, принципы и механизмы формирования политической общности (нации), проживающей на данной территории, тип макрополитической идентичности. Все российские партии во всех видах риторики предлагают свои интерпретации измерения - от «мягкого» национализма (ЛДПР) до идеи гражданской нации («Яблоко»).

Еще одно классическое «размежевание» - между индустриальным городом и аграрным селом - обусловило четвертое проблемное измерение «город-село». Различие между сельскими и урбанистическими районами присутствовало во всех демократиях, однако только в нескольких из них оно стало основой для формирования партийной системы. В качестве примера можно привести Скандинавские страны, где партии, отражающие интересы села, традиционно обладали большим влиянием. Однако они не ориентируются исключительно на сельское население, апеллируя к городскому электорату. Показательно, что в начале 60-х годов Шведская, Норвежская и Финская аграрные партии поменяли свое название.

В проблемном измерении «город-село» отражаются не только объективные экономические интересы села и города, но также контрасты между двумя стилями жизни: сельским и городским.

В программах современных российских партий этой теме, как и религиозной проблематике, не уделяется большого внимания, что свидетельствует о ее невысокой значимости (хотя на

уровне медийной риторики тема осваивается несколькими партиями, например КПРФ, СР, ЕР).

Измерение «поддержка режима» стало актуальным в европейских идеологиях в 70-х годах ХХ в., когда повысилось общественное влияние оппозиционных партий, выступавших с резкой критикой демократических режимов или отвергавших данную форму правления в принципе. В 70-е годы возрос авторитет коммунистических партий во Франции, Италии, Испании, Португалии, Греции и Финляндии, а также фашистских партий - Итальянской монархической партии и неофашистского Общественного движения в Италии и франкистских партий в Испании.

В российской политике внимание к проблематике поддержки режима существенно усилилось в начале 2000-х годов, эта тенденция во многом была вызвана изменением режимных характеристик, наступивших в период президентства В. Путина: набор ключевых игроков, «правила игры» и способы взаимодействия в политическом пространстве существенно трансформировались по сравнению с эпохой президентства Б. Ельцина. Все эти процессы потребовали от партий приспособления к изменившейся реальности, в том числе, посредством артикуляции своих позиций по отношению к власти. Например, для партии «Единая Россия» близость к власти явилась главным идентификационным знаком, позволяющим определить ее статус в политическом пространстве.

Внешнеполитическое измерение в европейских партийных идеологиях, как и тематика «поддержка режима», было актуализировано «возникновением Еврокоммунизма» [ЬурЬай, 1990]. В этот период в общественном дискурсе активно дебатировался вопрос, являются ли коммунистические убеждения европейских политических партий результатом прямого влияния со стороны Советского Союза и Китая. Проблема требовала артикуляции своего мнения как в отношении коммунистической идеологии, так и в отношении СССР и Китая.

Другим важным аспектом внешнеполитической тематики было отношение к европейской интеграции: возможность вступления в Евросоюз активно обсуждалась политическими партиями. Например, в Великобритании развернулась дискуссия о присоединении к Евросоюзу между, с одной стороны, Лейбористской партией, а с другой - Либеральной и Консервативной.

В современной России значимость внешнеполитического измерения определяется высокой актуальностью вопросов самопозиционирования страны во внешнеполитическом пространстве: в

период президентства В. Путина была озвучена в качестве одной из стратегических целей страны, идея ее лидерства в международном пространстве, которая неизбежно сопровождалась мотивом противостояния другим мировым «центрам силы». Однако в период президентства Д. Медведева эта риторика несколько смягчилась. В общественно-политическом дискурсе появилась новая внешнеполитическая интерпретация, в которой Россия выступала частью глобального мира, а идея суверенной демократии постепенно исчезла из медийного пространства.

Кроме того, внешнеполитическая проблематика в российском контексте непосредственно связана с культурно-этническим измерением, поскольку в рамках данной темы разрабатываются принципы демаркации (символической и географической) границ политии, а также идентификация других государств в логике «свои»-«чужие», что способствует определению критериев членства в государстве.

Постматериалистическое измерение возникло как антитеза консервативному социализму в качестве нового типа идеологии, утверждающего ценности личностной самоактуализации и самовыражения в противовес деперсонализации, отчуждению, бюрократической централизации индустриального общества. В основе постматериалистического измерения лежит концепция Р. Инглхарта материальных и постматериальных ценностей [Инглхарт, 1997]. В партийных идеологиях данное измерение отражается в виде повышенного внимания к «нематериальным» аспектам жизнедеятельности - качеству окружающей среды, природе, а также к постулированию условий, способствующих индивидуальному творчеству и самораскрытию.

Во всех российских партийных идеологиях уделяется внимание постматериальному измерению, однако эта тема выступает в качестве необходимого, но достаточно формального антуража партийной риторики - о чем свидетельствует неглубокое погружение в тему, использование стереотипных формулировок и нормативность оценок («необходимо уделять больше внимания состоянию экологии», «необходимо выполнять экологическое законодательство» и т.д.). Исключением является идеология партии «Яблоко», где постматериальная тематика раскрыта более полно, чем у других партий. Кроме того, необходимо отметить, что наблюдается снижение интереса к проблематике в сравнении с периодом конца 90-х годов. Постматериальное измерение никогда не было идеологическим центром программной риторики, но тем не менее пар-

тийные документы 90-х годов свидетельствуют о том, что эта тема разрабатывалась, причем с привлечением специалистов-экологов.

Итак, основу проблемных измерений составляют семь перечисленных проблемных блоков. Достоинством теории проблемных измерений является то, что она позволяет сконструировать многомерную модель партийных идеологий, где каждое проблемное поле будет адекватно представлено. Кроме того, проблемные измерения более успешно, чем лево-правая шкала, поддаются операционали-зации. Однако надо подчеркнуть, что теория проблемных измерений и лево-правая шкала не являются взаимоисключающими подходами к анализу политических идеологий, скорее, первый подход позволяет расширить исследовательские возможности второго. Кроме того, каждое проблемное измерение, определяя исследовательский ракурс на изучаемый объект, предоставляет возможности для дальнейшей детализации, уточнения и углубления категорий анализа.

Логическим продолжением лево-правой шкалы и теории проблемных измерений выступают пространственные модели анализа партийных идеологий, которые позволяют рассмотреть партийные идеологии как ресурс политических стратегий партий, политических лидеров и избирателей. С точки зрения пространственных моделей стратегии партий и избирателей рассматриваются как взаимосвязанные и взаимообусловленные. Электоральная успешность партий определяется степенью близости партийных идеологий политическим предпочтениям избирателей - тем «идеальным суждениям», которые формируют позитивную картину мира (в том числе, политического) в сознании избирателей [Merrill, Grofman, 2003]. Другими словами, партии, максимизируя свои будущие выгоды (победа на выборах), ориентируются на запросы электората.

Пространственные модели анализа идеологических измерений возникли в русле теории рационального выбора. Как отмечает российская исследовательница Е. Попова, «именно теория рационального выбора предлагает стратегический взгляд на политику, в том числе и на выбор кандидатами и партиями партийной риторики» [Попова Е., 2005, с. 74].

В рамках теории рационального выбора партийные идеологии выступают одной из поведенческих стратегий, способом достижения единственной, с точки зрения родоначальника теории Э. Даунса, цели политических партий в демократическом обществе -

«получение и удержание должностей в государственном аппарате» [Downs, 1957, р. 24].

Э. Даунс полагал, что стиль поведения партий и межпартийная конкуренции определяются поведением избирателя. Он писал: «Если рациональный избиратель не собирается инвестировать время и деньги в информацию относительно политики партий по разным конкретным вопросам, то он выбирает при голосовании ту партию, которая в целом наилучшим образом отражает интересы избирателя, занимает наиболее близкое лично ему место на политическом континууме» [Downs, 1957, р. 27]. Именно поэтому идеология партии должна быть сформулирована так, чтобы служить «кратким путеводителем» для избирателей. Таким образом, одной из задач партийной идеологии является облегчение электорального выбора избирателей. Другая задача идеологии заключается в привлечении избирателя. Успешность данной задачи зависит от степени близости программных заявлений политическим ценностям и предпочтениям электората. В логике данной модели идеологические позиции партий дублируют распределение предпочтений избирателей: если расположить партии вдоль лево-правой шкалы, то их поведение будет прямо зависеть от распределения избирателей на этой же прямой. Необходимо подчеркнуть, что и предпочтения электората, и идеологические позиции партий являются «идеальными» представлениями, нормативными образцами оптимального устройства политической сферы и ее составляющих («ideal points»). Б. Грофман и C. Мэтьюз, адаптируя данный подход для анализа поведения избирателей, расширили его, включив в объяснительную схему понятия «нейтральная позиция», или статус-кво, и «направление» (direction), которые могут быть продуктивными и в исследованиях партийной идеологии [см.: Grofman, 1985; Matthews, 1979]. «Нейтральная позиция» (neutral point) представляет собой оценку текущего состояния системы, интерпретацию статус-кво, в котором находится общество. Термин «направление» подразумевает вектор предполагаемых (ожидаемых, желаемых) изменений статус-кво. Таким образом, фокус анализа Мэтьюза и Грофмана концентрируется не столько на близости идеологических позиций избирателей и партий, сколько на сходстве / различии их оценок статус-кво и направленности социальных изменений.

Итак, в логике теории рационального выбора Э. Даунс определял роль идеологий в партийной деятельности следующей формулой: «Партии скорее формулируют политику так, чтобы выигрывать выборы, а не выигрывают выборы для того, чтобы

формулировать политику» [Downs, 1957, р. 26]. В соответствии с этой задачей партии могут выбирать различные стратегии, которые описываются тремя моделями: конвергенции (теория медианного избирателя), дивергенции и индифферентности (теория профилирования проблем).

Модель конвергенции (теория медианного избирателя) [см.: Enelow, Hinich, 1984; de Palma, Hong, This, 1990; Hinich, Munger, 1994; Lin, Enelow, Dorussen, 1999]. Как показывает Э. Даунс, «В ситуации симметричного распределения предпочтений избирателей с минимальным количеством неопределенности на выборах с двумя кандидатами (партиями) позиции этих кандидатов имеют тенденции сдвигаться к центру предпочтений избирателей» [Downs, 1957, р. 38]. Даунс называет эту позицию точкой «медианного избирателя». Соревнуясь за голоса избирателей, партии (речь идет, прежде всего, о двухпартийной системе) будут стремиться занять в политическом континууме места ближе друг к другу - в центре распределения предпочтений избирателей.

Э. Даунс исходил из того, что партии абсолютно свободны в выборе и изменении своих политических позиций, руководствуясь текущей политической конъюнктурой и ориентируясь на актуальные запросы избирателей.

Данное утверждение послужило источником критики теории рационального выбора. Последующие исследования показали, что, во-первых, существует инерционность партийных идеологий, в результате которой создается временной лаг между трансформирующейся реальностью и идеологиями, кроме того, в некоторых ситуациях партии сознательно отказываются от изменения своих идеологических доктрин, не желая жертвовать партийной идентичностью и поддержкой электората.

Помимо этого, постоянное изменение позиций, их сдвиг к центру могут привести к идеологической унификации партий, что существенно затруднило бы (или сделало невозможным) выбор избирателя, исключив возможность идентификации партии.

Также тезис о свободе выбора идеологических позиций предполагает отказ от учета партийной истории, в том числе участия этих организаций в правительстве и реализации определенного политического курса. Теоретически ситуация свободного выбора предполагает постоянное появление в политическом пространстве новых партий, которые имеют большие шансы на победу в электоральном соревновании.

Теория дивергенции. Основателями данной концепции были Дж. Рабиновиц и С. Мак-Доналд [Rabinowitz, McDonald, 1989; 1993; 1998]. По их мнению, выбор избирателя обосновывается не только рациональными, но и эмоциональными факторами. В данной модели идеологические положения расцениваются как биполярные, причем их вес для индивидов определяется не только степенью согласия с данным утверждением (рациональная составляющая), но и его значимостью в данный момент времени (эмоциональная составляющая). В соответствии с теорией дивергенции, выбор избирателя осуществляется поэтапно: на первом этапе избиратель оценивает, насколько какая-либо идеологема соответствует его убеждениям, на втором - степень ее эмоциональности, т.е. ее интенсивность и значимость. Таким образом, стратегия партии будет базироваться не на выборе нейтральных, близких к центру позиций, а на крайних, находящихся на «границе зоны приемлемости», которые вызывают наибольший общественный резонанс и стимулируют интенсивные общественные дискуссии. Согласно этой модели, избиратель будет, скорее, голосовать за ту силу, чьи позиции по какому-либо вопросу будут более эмоциональными, даже если по совокупности идейных положений кандидат или партия ему не близки.

Модель индифферентности (теория профилирования проблем) [см.: Budge, 1993; Pool, Rosenthal, 1985; The strategy of rhetoric, 1996; Hammond, Humes, 1993]. В основе данной модели лежит предположение, что избиратели не стремятся установить связи между различными проблемами, поскольку это требует слишком больших затрат на получение и анализ информации. Таким образом, в межпартийной дискуссии партии не дискутируют в рамках одной темы, но каждая партия делает акцент на определенном круге проблем, которые представляют несколько более широких тематических блоков. Другими словами, авторы манифестов не стремятся разворачивать доминирующую партийную идею в различных тематических плоскостях, они выбирают несколько проблем, на которых и концентрируют свое внимание (например, снижение налогов для консерваторов, рынок для либералов, всеобщее благосостояние для социалистических партий). В результате межпартийное соревнование не сводится к прямой конфронтации в рамках одной и той же темы, у каждой партии существует своя собственная «излюбленная» область.

С точки зрения данной теории каждая партия ассоциируется с определенным политическим курсом, которому соответствует

специфичный набор проблемных зон и политических целей. Партия, разрабатывая собственное идеологическое поле, является главным специалистом в данной области и в некотором роде ее собственником. То есть происходит идеологическая межпартийная спецификация, которая выступает предметом негласных конвенций между партиями: выход на чужое «поле» чреват тем, что соперник получит неожиданное преимущество в межпартийной конкуренции, так как ему будет предоставлена дополнительная возможность продемонстрировать профессионализм в своей идеологической нише. Даже упоминание «чужой» темы чревато последствиями1, поэтому в идеологиях различных партий происходит дифференциация идеологических акцентов - кроме тех тем, которые нельзя обойти по разным причинам, например в силу их острой актуальности на данный период времени. Выходом в этом случае является создание предельно общей картины актуальной проблемной зоны.

Итак, партийная программа будет представлять собой баланс нескольких тем, которым будет уделяться различное внимание. Партии могут включать в программу множество вопросов, но акцентировать внимание только на нескольких из них. Находясь в поле изменяющейся конъюнктуры, партии меняют свои позиции, но остаются при этом в определенных рамках ради сохранения своей идентичности. Партия изменяет свою позицию, актуализируя или замалчивая те или иные политические проблемы, которые всегда находились в зоне ее внимания или входят в число новых для политики и общества (например, защита окружающей среды, иммиграция и т.п.). Подобные действия позволяют сдвигаться к центру. Однако при этом не происходит кардинального изменения позиций и перехода на другую сторону политического спектра. Иными словами, левые не становятся правыми, коммунисты - либералами и т.п.

Таким образом, теория профилирования стремится снять противоречие между моделью медианного избирателя и теорией дивергенции, раскрывая механизмы, каким образом партийные позиции, изменяясь под влиянием конъюнктурных соображений,

1 Я. Бадж, иллюстрируя данное положение в работе «Ideology, strategy and party change», пишет, что «Лейбористской партии в Англии, например, было бы сложно поднимать вопрос об ужесточении законности, так как эта тема является традиционной для консерваторов, партии порядка» [Budge, Robertson, Hearl, 1987, р. 24].

сохраняют относительную стабильность. Теория профилирования проблем, более гибко описывая политическую реальность, предоставляет дополнительные возможности для анализа партийных стратегий и изменений партийного идеологического курса по сравнению с двумя другими моделями. В нашей работе теория профилирования проблем будет использована в качестве одного из методологических оснований эмпирического исследования.

1.2. Традиции эмпирического анализа партийного спектра

Период интенсивного изучения партийного спектра начинается во второй половине ХХ в., в это время выделяются и оформляются несколько подходов к анализу партийных идеологий. Среди основных Питер Мэир выделяет априори анализ (a-priory judgment), вторичный анализ документов (secondary reading), массовый опрос (mass surveys), экспертный опрос (expert surveys), изучение партийного спектра в рамках исследований элит (elite studies) и анализ программной партийной риторики (analysis of party programmes and manifestos) [Mair, 2004].

Априори анализ в течение длительного периода являлся самым распространенным подходом к изучению партийных идеологий. Специфика данного метода заключается в том, что партии распределяются по традиционным «идеологическим семьям» - консервативной, либеральной, социалистической, социал-демократической и т.д., основанием для идентификации партийных идеологий выступает, как правило, одномерная лево-правая шкала [см.: Taylor, Herman, 1971; Sigelman, Yough, 1978]. Однако, как отмечает Мэир, аналитический потенциал этого метода носит ограниченный характер, так как, во-первых, в рамках априори подхода идеологический спектр предстает в единственном лево-правом измерении, что ограничивает исследование и не позволяет изучить межпартийную дистанцию. Во-вторых, данный метод предполагает, что между партиями одной идеологической семьи нет существенных различий, в результате чего эти партии рассматриваются как идеологически однородные, а партии, не входящие в основные идеологические семьи, выпадают из исследовательского поля. Однако априори анализ не противоречит другим методам изучения партийного спектра и вполне может дополнять их1.

1 Осознавая все ограничения данного метода, мы тем не менее будем использовать модифицированную его версию в исследовании одного из ключевых измере-

Вторичный анализ документов на ранних стадиях сравнительных исследований партийного спектра был основной альтернативой априори анализа. В рамках вторичного анализа исследователи интенсивно изучали все виды документов, описывающих функционирование партийных систем в государстве, документы касались многообразных аспектов деятельности партий. На основе рассмотренного массива данных ученые делали свои умозаключения по поводу партийных идеологических позиций, их временной динамики и межпартийной дистанции1.

В рамках массового опроса идеологическое структурирование партийного спектра изучается через восприятие электората -респондентам предлагается расположить партии в лево-правом континууме и таким образом измеряется идеологическая позиция каждой партии в партийном спектре2. Ценность данного подхода заключается в том, что он позволяет рассмотреть как позиции партий, так и предпочтения электората, партийную идентичность избирателей. Подобные исследования помогают установить качество «обратной связи» между партиями и обществом - насколько партийные идеологические позиции соответствуют политическим преференциям электората. Данный метод анализа партийных

ний партийного спектра - «социально-экономического», так как в рамках данной проблематики априори анализ позволяет сделать релевантные умозаключения, сопоставимые с выводами изучения партийного спектра в целом и других ключевых проблемных измерений, полученными посредством других видов анализа.

1 Данного подхода придерживался Дж. Томас в своем авторитетном исследовании идеологических трендов западных партийных систем [Thomas, 1975; Thomas, 1980], а также А. де Сваан и Л. Додд, которые анализировали роль партийных идеологии в формировании межпартийных коалиций [Swann, 1973; Dodd, 1976]. Кроме того, Международный проект сравнительного анализа политических партий, возглавляемый K. Джандой, придерживался сходной стратегии: в рамках проекта были проанализированы идеологические позиции 158 партий 53 стран с 1950 по 1962 г. Партийные идеологические позиции по итогам исследования были объединены в 13 проблемных измерений, каждое из которых определялось 11-кратной шкалой. Проблемные измерения, выделенные в результате методики вторичного анализа данных, во многом совпали с проблемными измерениями, выделенными другой авторитетной группой по изучению партийных манифестов, возглавляемой Я. Баджем, которая использовала другой подход и другую методику [Janda, 1980]. Кроме того, в качестве примера можно назвать работу М. Тейлора и М. Лавера, однако авторы вторичный анализ текстов использовали в качестве дополнения к экспертному опросу [Taylor, Laver, 1973].

2 Одно из классических исследований массовых опросов было проведено Р. Инглхартом и Х.-Д. Клингеманном в 1976 г. [Inglehart, Klingemann, 1976]. Более подробный обзор работ, обобщающих результаты этого метода [см.: Mair, 1999].

идеологий и поныне является одним из самых популярных и авторитетных в западной политологии [см.: Sani, Sartory, 1983]. К недостаткам данного метода или, скорее, особенностям, затрудняющим его использование, можно отнести его ресурсоемкость, а также то обстоятельство, что массовый опрос скорее создает картину политических мнений и суждений электората, позволяя исследовать специфику восприятия партийного спектра гражданами, нежели отражает собственно идеологический партийный спектр. Кроме того, присутствует российская специфика, осложняющая изучение партийного спектра посредством массовых опросов - ряд причин (исторических, институциональных), о которых мы будем подробнее говорить в следующем параграфе, ослабляют связи между партиями и избирателями, тормозя формирование партийной идентичности у россиян1.

Экспертный опрос в последнее время также широко распространен в западной политической науке2. Если говорить о российском опыте, то можно отметить работу Мелешкиной Е.Ю., Анохиной Н.В., в которой на основе экспертного опроса рассматривается идеологическое структурирование партийного спектра в России накануне электорального цикла 2007-2008 гг. [Анохина, Мелешкина, 2007].

Достоинства экспертного опроса заключаются в том, что анализируется непосредственно партийная идеология, а не представления избирателей о ней, кроме того, эксперты высказывают мнение о партийных позициях в целом, а не только об официальных партийных декларациях своего идеологического статуса. Если говорить о недостатках, то, как пишет Е. Попова, «основным минусом данного метода является проблема методологической выдержанности исследования, с которой сталкиваются западные исследователи» [Попова Е., 2009], т.е. отсутствие единого понимания лево-правой шкалы, что затрудняется экспертные оценки. Кроме того, для релевантных экспертных суждений требуется устойчивый идеологический статус партии, что в России не всегда наблюдается.

1 Подробнее см. работы Поповой О.В., которая в течение длительного времени изучает политическое мировоззрение россиян [Попова О., 2002; 2004; 2005 a; 2005 b; 2007 a; 2007 b; 2009 a; 2009 b; Артемов, Попова, 2005].

2 Впервые экспертный опрос для анализа партийного спектра был использован М. Дж. Морганом, его методика повлияла на последующие исследования [Morgan, 1976; Castles, Mair, 1984; Laver, Hunt, 1992; Huber, Inglehart, 1995; Budge, 2000].

Изучение партийного спектра в рамках исследований элит концентрируется на исследованиях идеологических предпочтений партийных элит (лидеров, депутатов в органах власти) и на влиянии этих предпочтений на различные аспекты партийного функционирования1. Однако данный вид анализа встречается нечасто. Сторонники данного подхода основываются на том, что партийная элита действительно представляет интересы партии в законодательных органах и особенно в межпартийной конкуренции, однако это допущение не всегда соответствует действительности.

Рассмотренные методы, как отмечали С. Францман и А. Каи-зер, при их безусловных достоинствах не могли разрешить двух ключевых проблем исследований партийного спектра [Franzmann, Kaiser, 2006]. Первая из них касалась опросных методов и воплощалась в дилемме: «действительно ли идеологические предпочтения респондентов (экспертов, партийных элит, избирателей) отражают актуальную политическую ситуацию (политический курс), или они являются частью их политического поведения?» [ibid, 2006]. Второй проблемой выступала невозможность создания на основе этих методов базы данных (методологии и методики анализа), приемлемой для кросснациональных и кросстемпоральных исследований. Обе эти проблемы позволял решить анализ программной партийной риторики.

Анализ программной партийной риторики является в настоящее время самым популярным методом изучения партийных идеологий, ученые выделяют ряд его преимуществ: в отличие от экспертного и массового опроса, партийные программы (платформы, манифесты) предоставляют беспристрастную информацию, создающую, по словам Е. Динаса и К. Гемениса, «более точную и репрезентативную картину позиций партий в политическом пространстве, не требующую дополнительных знаний о партийной политике» [Dinas, Gemenis, 2009]. Кроме того, за 40-летнюю историю изучения манифестов исследователями собран и изучен ог-

1 Например, М.Н. Педерсен и его коллеги изучали способность партий к формированию альянсов в законодательных органах власти на основе анализа идеологической специфики голосования кандидатов от партий [Pedersen, Damgaard, Olsen, 1971; Attirn, 1990]; голландские политологи в течение длительного времени проводили интервью с парламентской элитой по самым разным вопросам политической сферы [Daalder, van der Geer, 1977]; распространенным подходом является изучение партийных позиций через исследования идеологических предпочтений партийной элиты «среднего уровня», т.е. партийных активистов [см.: Swann, 1973].

ромный массив данных, что в рамках других методов, в силу их специфики, затруднительно.

Исследования партийной риторики в западной политической науке начинаются в 70-е годы ХХ в., в этот период появляются несколько проектов по изучению партийных документов, прежде всего партийных манифестов, самым авторитетным из которых является Группа по изучению манифестов (Manifesto Research Group - MRG). Исследователей партийной риторики объединяло убеждение, сформулированное Д. Лапаломбарой, что «... ключом к партийным идеологиям является анализ партийных уставов, платформ, программных заявлений, пресс-релизов, речей партийных лидеров, текстов партийных конгрессов» [LaPalombara, 1974].

Одной из причин аналитического интереса к партийным платформам послужила возросшая роль программных документов в предвыборных кампаниях. Ученые, занимающиеся политико-философской проблематикой, стали изучать, как философские концепты (например, справедливость и законность) используются в реальной политической практике, как работают абстрактные понятия в контексте повседневности.

Методологической предпосылкой выступила теория рационального выбора. С точки зрения данной теории партийные программы играют большую роль не только в политической конкуренции, но и обладают незаменимыми функциями в практике репрезентативной демократии: в предвыборных манифестах партии оформляют свои прагматические положения, определяют политические цели и артикулируют повестку дня1. Партийные манифесты не просто помогают избирателям ориентироваться в идеологическом пространстве предвыборной борьбы, они приобретают статус мандатов в случае их одобрения избирателями. Другими словами, партийные манифесты выступают предметом обмена, стратегическим партийным ресурсом, который помогает партиям приобрести доверие, а соответственно, и голоса избирателей. Таким образом,

1 Ян Бадж, признавая, что предвыборные манифесты и платформы во всех странах читает только небольшая часть электората, отмечал, что программные документы «конституируют непрямое, но тем не менее существенное воздействие на избирателей и политический процесс в целом, формируя базис для комментариев в СМИ, создавая коммуникативное пространство предвыборной кампании, выделяя основные темы, вокруг которых идут как межпартийные, так и внутрипартийные дискуссии. На этом основании программную риторику можно признать в качестве репрезентативной и значимой характеристики партийной политики в определенный момент времени» [Budge, 1987].

интерпретация программных документов в русле теории рационального выбора вступает в противоречие с распространенным взглядом на программы партий как на формальные тексты, не обладающие реальным политическим содержанием. В русле данной теории программы, не соответствующие политической ситуации, ведут к дезинформации избирателя, нарушению его ожиданий, что неизбежно влечет снижение популярности партий - связь между обществом и политикой нарушается, а политическая система утрачивает стабильность, таким образом принципы репрезентативной демократии как системы, где актуальные преференции транслируются в политические акты, нивелируются. Как отмечал К. Раллингс, один из членов Группы по изучению манифестов, «манифесты являются сущностно необходимыми для операционализации репрезентативной демократии, так как они выступают единственными прямыми и ясными свидетельствами партийной политики, доступными для избирателя. Многие избиратели голосуют, не зная, что такое программные манифесты, однако факт заключается в том, что политические партии с течением времени становятся все более программными, и это неслучайно» [Railings, 1987, p. 14].

Одно из первых исследований партийной риторики было проведено Дж. Томасом [Thomas, 1975]. Целью автора была проверка тезиса о «конце идеологии» с помощью анализа партийной риторики. Дж. Томас на примере 12 государств сопоставил партийные и правительственные заявления в период с 1900 по 1965 г., фиксируя соответствия и расхождения (соответствия должны были свидетельствовать о неверности исходной посылки, расхождение -о ее истинности). Вывод автора заключался в том, что наблюдается высокая степень конвергенции партийных манифестов и правительственных документов. Хотя автор провел анализ на примере 12 государств и использовал материалы за длительный период времени, однако его исследование не отвечало критериям компаративистики, так как социально-политический контекст функционирования текстов не рассматривался, что не позволило автору выйти за рамки констатации фактов и сделать теоретически значимое обобщение. Схожая исследовательская стратегия была использована в исследованиях Б. Помпера [Pomper, 1968] и Дж. Пейджа [Page, 1978], отличие заключалось в том, что авторы изучали преемственность государственной и партийной политики не через сопоставление правительственной и партийной риторики, а через воплощение партийных обещаний в реальные политические практики (государственные программы, законы и т.д.).

Более масштабное исследование было проведено Б. Гинзбер-гом в 1974 г. [Ginsberg, 1976] Автор анализировал не программные положения, но более широкие идеологические акценты, актуальные темы, представленные в риторике Республиканской и Демократической партий США более чем за 100 лет (с 1844 по 1964 г.). Целью исследования Гинзберга, как и его предшественников, был анализ преемственности партийных идеологий и политического курса, однако его методика была более изощренной. Автор объединил программные положения в семь обширных категорий (например, капитализм, внутренний суверенитет, политика перераспределения и т.д.), далее каждый параграф текста был закодирован в зависимости от негативной или позитивной референции партий по отношению к каждой категории. Также подробному анализу был подвергнут политический курс: Гинзберг проинтерпретировал политический курс в рамках выделенных категорий (наличие оппозиционности или приверженности по каждой категории), а затем рассмотрел его эволюцию в каждом из 50 американских штатов за период с 1789 по 1968 г. Вывод Гинзберга заключался в том, что между партийной программной риторикой и последующими правительственными курсами существует обширная связь.

В качестве еще одного примера масштабного проекта можно назвать исследование Дж. Найменвирза и Г. Лассвела, в котором изучалась партийная риторика американских партий середины XIX-XX вв. [Namenwirth, Lasswell, 1970]. Авторы выделили восемь ценностных категорий и проследили их временную динамику. Однако цель исследования была уже иная, нежели у предыдущих исследователей: авторы рассматривали межпартийную конкуренцию и позиции партий по отношению друг к другу, а также их темпоральную эволюцию. Они пришли к выводу, что с течением времени идеологическая дистанция между Республиканской и Демократической партиями существенно сократилась.

Большой интерес представляет исследование партийной риторики финских партий в послевоенный период, проведенное О. Боргом [Borg, 1966]. Это исследование интересно, прежде всего, тщательной и детальной методологией: единицей анализа выступали слова и фразы, которые автор закодировал в 24 категории. Борг разработал методику измерения относительной значимости ценностных категорий (через анализ акцентуации категории в тексте, а также через количество повторяющихся эпизодов). Степень важности той или иной темы раскрывалась посредством собственно текстового анализа манифестов каждой партии, а не через со-

поставление программных заявлений и политического курса (как у Томаса, Помпера, Пейджа и Гинзберга) или идеологических позиций конкурирующих партий (как у Найменвирза и Лассвела).

Все рассмотренные исследования при существующих различиях объединяло общее свойство - изучение партийной риторики осуществлялось без анализа контекста, авторы концентрировали внимание на текстах в ущерб исследованию институциональной, культурной, экономической, политической среды, в которой функционируют тексты. Преодоление данного пробела явилось целью, пожалуй, самого авторитетного исследовательского проекта второй половины ХХ в. - «Исследовательской группы по изучению манифестов», которая была создана исследователями университета г. Эссекса Я. Баджем и Д. Робертсоном в 1979 г. Группа была сформирована под патронажем Европейского консорциума политических исследований, она существует и поныне1. В группу объединились ученые, которых интересовали два ключевых вопроса: какие проблемные зоны служат водоразделом для партий в послевоенный период и в каком направлении движутся политические идеологии - конвергенции или дивергенции2. Этот проект Кеннет Джанда назвал «наиболее амбициозным из когда-либо проводившихся исследований партийных идеологий» [Джанда, 1997]. Первый фундаментальный этап, в течение которого была разработана теоретико-методологическая база проекта и сформирована методика анализа, осуществлялся с 1945 по 1983 г., анализу подвергались партийные идеологии 19 демократий. Результаты своей работы Группа обобщила в монографии «Идеология, стратегия и партийные изменения: пространственный анализ послевоенных предвыборных программ в девятнадцати демократиях» [Budge, Robertson, Hearl, 1987]3.

1 Через несколько лет группа была переименована в «Проект сравнительного изучения манифестов» («Comparative Manifestos Project» - «CMP»).

2 С течением времени многие участники проекта вышли из него, поменяв свои исследовательские приоритеты. Однако созданная группой методологическая и эмпирическая база послужила основой для проектов, проводимых Центром социальных исследований (Берлин). Так исследовательская группа Центра «Институты и социальные изменения» продолжила изучение партийного спектра, расширив и дополнив базу своими ресурсами [подробнее см.: Volkens, 2001; Comparative manifestos project, 1995].

3 Исследования проводились в Великобритании, Канаде, Австралии, Новой Зеландии, США, Шри Ланке, Израиле, Ирландии, Северной Ирландии, Швеции, Дании, Нидерландах, Бельгии, Люксембурге, Австрии, Западной Германии,

Работу группы предваряли исследования британских и американских партийных манифестов и платформ, проведенные Д. Робертсоном (в Великобритании) [Robertson, 1976] и Я. Баджем и Д. Фарли (в США) [Budge, Farlie, 1977]. Главной целью авторы обозначили совершенствование широко используемой в эмпирических исследованиях модели партийной конкуренции, сложившейся в рамках теории рационального выбора.

Участники группы по изучению манифестов последовательно отстаивали классические принципы партисипаторной демократии, в соответствии с которой между политической сферой и обществом присутствует прямая и функциональная связь, обеспечением которой занимаются политические партии.

Группа проводила сравнительные исследования на трех уровнях. Первый уровень представлен анализом изменений позиций одной партии по конкретным проблемам во временном измерении; второй - сравнением политических позиций разных партий и кандидатов в рамках одной страны; третий - кросснациональным сравнением программ партий и кандидатов.

Эмпирическим обоснованием актуальности исследования послужил тезис о соответствии партийных программных заявлений политическому курсу, проводимому государством. По мнению авторов, предвыборные манифесты позволяют рассмотреть преемственность предвыборных обещаний и той политики, которую партии начинают воплощать в жизнь после победы на выборах. В качестве показателя преемственности рассматривалось наличие заявленных в манифестах положений в правительственных документах (актах, программах, законах)1.

Как уже отмечалось, авторы проекта рассматривали институциональный и социально-культурный контексты функционирования партийного спектра в качестве важной независимой переменной, воздействующей на различные его конфигурации. В качестве институциональных детерминант рассматривались тип партийной системы и объем законодательных полномочий партий. К другим контекстным факторам авторы отнесли «стоимость» обещанных

Италии, Франции, Японии. Кроме того, детальное описание проекта присутствует в работах участников проекта [Party policy and government coalitions, 1992; Parties, policies, and democracy, 1994].

1 Так как законы обязательны для исполнения, предвыборное обещание, воплощенное в законодательном акте, с очевидностью свидетельствует о выполнении партией своих обещаний.

реформ - количество бюджетных средств, необходимых для воплощения инициативы, а также степень популярности реформ в обществе, т.е. уровень поддержки избирателями. Также конъюнктуру финансовых рынков, спады и подъемы которых влияют на экономику страны, и «непредвиденные срочные политические события» [Budge, Robertson, Hearl, 1987], в силу которых правительства не могут выполнить свои заявленные обещания1.

Работая в рамках компаративистики, группа огромное внимание уделила методологии и методике анализа партийных мани-фестов2. Методические процедуры, разработанные Группой, равно как и выводы исследования оказали огромное влияние на последующее изучение партийной риторики и партийной идеологии в целом. В настоящее время ученые, анализирующие партийный спектр, не переставая критиковать различные аспекты исследований Группы, так или иначе опираются на методологию и результаты проекта Баджа. В связи с этим необходимо более подробно рассмотреть процедурную сторону исследования.

Исследователи использовали методы контент-анализ и факторный анализ.

Инструментом измерения партийного спектра выступали ключевые программные заявления (key central statements), динамика которых позволяла судить о временных трансформациях партийных идеологий. Единицей анализа, в отличие от большинства предыдущих исследований, выступали предложения3. Исследователи, используя методику повторного чтения, выделили 54 инвариантные

1 Пилотные исследования были проведены в Англии и Канаде (1945-1979), политические системы которых отвечают необходимым институциональным требованиям (двухпартийная система и правительство, создаваемое на основе парламентского большинства), а когда исходная гипотеза о преемственности программных заявлений и политического курса подтвердилась (авторы подсчитали, что более 70% программных положений «успешно» воплощаются в жизнь), исследовательская группа приступила к изучению других 17 демократий.

2 Члены группы придерживались принципиальной позиции не использовать (и не адаптировать) инструментарии других исследований партийного спектра, так как предшествующие проекты не были сравнительными.

3 В предыдущих исследованиях единицами анализа были слова. Группа считала методику подсчета слов нерелевантной задачам исследовании, так как в этом случае контекст употребления слов не учитывается. Кроме того, выделение предложений в качестве единиц анализа позволяло решить проблему сравнимости партийного спектра в разных социально-культурных средах: семантика слов в каждом языке является более фиксированной, чем предложения, что может привести к проблемам интерпретации.

категории, некоторые из которых представляли собой бинарные оппозиции (интернационализм - «за и против»; децентрализация, протекционизм, традиционная мораль и т.д.)1. Далее с помощью факторного анализа эти категории были объединены в семь тематических блоков (или проблемных измерений): международные отношения, свобода и демократия, правительство, экономика, благосостояние, социальные отношения, социальные группы. Эта индуктивная трехуровневая модель, по мнению авторов, должна была стать релевантным инструментом для анализа партийного спектра в разных системах. На основании объема материала, относящегося к каждому проблемному измерению (процентное количество предложений и упоминаний), делались выводы о «ключевых» темах, проблемных зонах, выступающих «фирменным знаком» партийной идеологии. Далее, на втором этапе факторного анализа, выявлялся набор базовых проблемных зон для каждой партии и партийной системы в целом, на основании чего делались итоговые выводы о внутренней структуре основного конфликта, определяющего конфигурацию партийного спектра и его динамику2.

В результате проведенных исследований авторы пришли к выводу, что теория профилирования проблем, которая являлась методологическим основанием проекта, подтвердилась: несмотря на то что, как уже отмечалось, некоторые категории представляли собой симметричные оппозиции, прямое противостояние встречалось крайне редко - как в программах отдельных партий, так и

1 Предложения, которые было невозможно отнести к какой-либо категории, оценивались как некодируемые. Среднее количество некодируемых предложений в каждом тексте - около 10%.

2 На втором этапе факторного анализа количество категорий было редуцировано с 54 до 14 (по две категории на каждое проблемное измерение), на основе которых затем были выделены идеологические кластеры (лево-правое измерение, интернационализм-изоляционизм, прогрессизм-традиционалистский клерикализм и т.д.), которые далее и послужили основой для построения пространственной модели партийного спектра. Если в процессе анализа выяснялось, что какие-либо две темы синхронно набирают примерно равное количество упоминаний и эта зависимость воспроизводится в большинстве изучаемых случаев, то можно было предположить, что эти темы связаны между собой и что они являются отражением одного и того же базового конфликта. В случае корреляции низкой частотности одной темы и высокой - другой, авторы делали вывод о том, что данные области политики принадлежат противоположным сторонам одного и того же проблемного континуума. Таким образом, исследователи выявляли взаимосвязь между различными сферами политики, которые идентифицировались с определенными проблемными измерениями, а также вычисляли относительную дистанцию между ними.

партийных систем в целом1. Партии предпочитали акцентировать те идейные зоны, в которых они обладают несомненными преимуществами, а не дебатировать внутри одной темы, т. е. партийная конкуренция носит «непрямой» характер. Таким образом, гипотеза, что партии избегают прямой конфронтации в межпартийной конкуренции, подтвердилась2.

Также на основе проведенного анализа была выделена «лидирующая» группа проблемных измерений - тех проблемных зон, которые доминируют в партийном спектре различных государств, причем набор ключевых тем оказался сопоставимым по большинству стран. Поразительным и даже драматическим открытием для авторов послужил тот факт, что одним из самых актуальных проблемных измерений выступило классическое лево-правое измерение или его аналоги (например, противостояние «старых левых» и «новых левых»)3. Причем, как выяснили исследователи, изучая данные массовых опросов, актуальные проблемные зоны, отраженные в манифестах и предпочтения избирателей, не всегда сов-падают4. На этом основании авторы пришли к выводу о том, что про-

1 Как показали исследования американской и британской партийных систем, объем апелляций к конкурирующим партиям составил не более 10% предложений, причем в основном они не представляли собой прямую конфронтацию, а касались различных аспектов деятельности других партий.

2 К подобным выводам пришли использовавшие другие методики сбора и анализа данных К. Пул и Х. Розенталь [Pool, Rosenthal, 1985], У. Райкер, который изучал материалы национальных кампаний в США по ратификации Конституции 1787-1788 гг. Исследователь провел разделение риторических стратегий кандидатов на «доминантные» и «дисперсные»: в рамках первой стратегии партия (кандидат) постоянно акцентирует тему, в рамках которой она обладает явным преимуществом, тогда как другие партии будут ее замалчивать. Вторая стратегия заключается в том, что если ни одна партия не обладает преимуществом в какой-либо теме, то все они обойдут данный вопрос вниманием [Agenda formation, 1993; The strategy of rhetoric, 1996]. Данные выводы разделяют Т. Хамонд и Б. Хьюмз, которые на основе эмпирического анализа выяснили, что в США кандидаты в президенты заостряют внимание и организуют дебаты каждый вокруг своей проблемы [Hammond, Humes, 1993].

3 Авторы подчеркивают, что концепт «лево-правое» измерение использовался в общепринятом конвенциональном значении. Это проблемное измерение проявилось в 15 из 19 стран, причем в 13 оно явилось первым фактором из двух основных. Второй фактор тоже часто представлял собой модификацию лево-правого измерения.

4 Так, например, результаты массовых опросов показывали высокую значимость проблемной зоны клерикализм-антиклерикализм Budge I., Robertson D. в сознании избирателей [см.: Budge, Farlie, 1977].

странство партийного спектра воспринимается партиями и электоратом неодинаково, между партийными и электоральными преференциями существует определенный лаг. Таким образом, как отмечали исследователи, «прямые доказательства достоверности теории партийной конкуренции Даунса (об идентичности электоральных и партийных проблемных измерений) отсутствуют» [Budge, Robertson, Hearl, 1987, p. 393].

Изучая динамику партийного спектра, авторы пришли к выводу, что хотя в 70-е годы в большинстве изученных партийных систем наблюдается существенная конвергенция партийных позиций, этот процесс нельзя назвать закономерностью, так как его интенсивность и направленность различны в разные периоды времени, кроме того, высока его зависимость от контекстуальных факторов.

В заключение авторы объединили партии разных систем по «идеологическим семьям», выделив, таким образом, их «генетическое происхождение».

Обобщая итоги, исследователи отметили, что апокалиптические проекты «конца идеологии» или «конца истории» является не более, чем драматической реакцией на «временные флуктуации».

В последующие годы проект развивался во многих направлениях: расширялось количество стран, увеличивалась длительность изучаемых периодов, удлинялся временной интервал партийной конкуренции, в поле анализа включались новые эмпирические объекты, совершенствовалась методика анализа партийного спектра1.

1 Далее количество стран было расширено до 25 (страны Организации экономического сотрудничества и развития и Израиль), а в период работы Института социальных изменений - до 52 (куда вошли страны Восточной Европы, в том числе и Россия. В России изучался партийный спектр думских выборов 1993 и 1995 гг.) Увеличивается количество используемых переменных - до 56, кроме того, выделяется группа переменных, уникальных для некоторых стран (например, категория «отношение к президентскому режиму» была выделена только для президентских и полупрезидентских систем). Ключевым пунктом для совершенствования методики послужило «спонтанное открытие» первого этапа исследования - высокой актуальности роли лево-правого проблемного измерения в послевоенной политике. Далее лево-правая шкала становится главным инструментом измерения партийного спектра (а также идеологических позиций электората и правительственного курса) и его динамики. Авторы, обосновывая модификацию методики, отмечали, что распределение категорий по лево-правому континууму происходило в соответствии с конвенционально принятой в социальных науках интерпретацией левых и правых идеологий, однако, как подчеркивали авторы, критерии, априорно понимаемые как левые (или правые), эмпирически всегда воспроизводятся в одном кластере. В исследовании левому полюсу

Проект Я. Баджа и его группы значительно повлиял на последующие исследования партийной риторики: ученые во многих странах мира, критикуя проект по многим причинам, отталкивались от его теоретико-методологических положений и адаптировали его методику для своих работ1.

Исследования партийной программной риторики в современной России начались в 2000-е годы. Одной из первых стала

(например, переменные, «национализм», «государство всеобщего благосостояния», «сильная роль государства», «гос. вмешательство в экономику») авторы присваивали минусовые значения, правому (категории «свободное предпринимательство», «традиционная мораль», «государственная защита») - плюсовые. Крайним точкам шкалы приписывалось значение в 100%. Место партий на шкале определялось путем вычитания плюсовых значений (правое крыло) из минусовых (левое): если сумма оказывалась отрицательной, то позиция партии в партийном спектре определялась как левая, и напротив, плюсовые значения свидетельствовали о правой позиции. Как показали исследования, партии никогда не занимают радикальных позиций (-100 / +100) и группируются ближе к центру. Дальнейшие исследования группы описываются в работах: [Mapping policy preferences, 2001; Mapping policy preferences II, 2006; Budge, McDonald, 2006]. Новыми эмпирическими объектами выступали электоральные предпочтения, правительственная политика, парламентская идеология, которые изучались с помощью методики, разработанной для анализа партийных программ [см., например: Budge, Hofferbert, 1990; Hofferbert, Klingemann, 1990; Hofferbert, Budge, 1992; Gabel, Huber, 2000; Kim, Fording, 1998; 2001 a; 2001 b; Crampton, 2002]. Многочисленные исследования посвящены тестированию методик, используемых Группой [см., например: Brug, 2001; Gabel, Huber, 2000; Citizens and the state, 1995; Party policy and government coalitions, 1992].

1 Например, критике подвергалась слишком прямолинейно понимаемая связь между партийной риторикой и политическим курсом. Также критиковались статистические процедуры анализа [см., например: Benoit, Laver, Mikhailov, 2007]. Еще одним объектом критики выступали разработанные Группой категории: каждая категория по замыслу исследователей соответствовала позиции партии в идеологическом спектре. По мнению оппонентов, эти позиции свидетельствуют не об идеологическом статусе партии, а о ее намерении двигаться в данном направлении, о чем они и сигнализируют избирателю. На этом основании Р. Пелиццио сделал вывод, что исследования Группы не могут дать адекватных представлений о партийном спектре [Pelizzo, 2003]. Чтобы разрешить данную проблему, С. Францман и А. Каизер в своем исследовании использовали подход Д. Стоукса, который выделял два типа проблемных измерений, - позиционные (position issues) и валентные (valence issues), где позиционные измерения представляли собой отношение к правительству и оценку его деятельности, а валентные - партийную самопрезентацию, ориентированную на одобрение избирателей. Именно позиционные измерения подвергались анализу в лево-правом континууме и на этом основании делались умозаключения о позициях партий в партийном спектре [Franzmann, Kaiser, 2006].

анализировать российскую партийную риторику последовательница Баджа С. Оатс [Оа1е8, 1998]. Она анализировала материалы Думских выборов 1993 и 1995 гг., в исследовании автор использовала схему, предложенную Баджем. К семи проблемным измерениям, разработанным Группой, Оатс добавила восьмое, актуальное для российских политических партий - это партийная политика, куда вошли категории «партийная самопрезентация» и «позиционирование партий по отношению к другим партиям». Автор отмечала, что для российского партийного спектра характерна особая специфика, несвойственная западным демократическим системам, она заключается в том, что российские партии и политики недостаточно определенно и последовательно формулируют свои пози-ции1. На основе проведенного исследования С. Оатс выделила базовые проблемные диспозиции российского партийного спектра 1993-1995 гг.: 1) дихотомия «рынок - государственный контроль над экономикой»; 2) «славянофилы против сторонников гражданских прав»; 3) «милитаристские партии против партий мира». С. Оатс также изучала изменение партийных позиций между выборами и пришла к выводу, что за рассматриваемый период партийные идеологии сблизились, причем большинство партий к выборам 1995 г. изменили свои позиции в направлении большего государственного контроля над экономикой и славянофильства.

Российская исследовательница Попова Е.В., также работая в русле компаративистики, с 2001 г. изучает предвыборные стратегии партий и кандидатов на выборах исполнительных и законодательных органов (причем не только федерального уровня, как С. Оатс, но и регионального) всех электоральных циклов, а также их динамику, используя контент-анализ предвыборных программ [см.: Попова Е., 2001; 2005; 2007; 2009]. Она также продолжает

1 Данная неопределенность может быть вызвана несколькими факторамми, например спецификой идеологического контекста, которая может выражаться в несформированности идеологических представлений электората по каким-либо темам, или напротив, наличием определенных, причем оппозиционных друг другу, точек зрения на проблему, в силу чего партии (кандидаты) намеренно стараются уйти от прямых оценок в данной области, чтобы не потерять часть электората. Также данная неопределенность может стимулироваться институциональными условиями, например статусом выборов: чем он выше, тем существеннее ожидаемые выигрыши участников, что стимулирует их к оптимизации своих стратегий, в том числе через увеличение идеологической неопределенности.

традиции анализа, разработанные Группой, адаптируя их для российской специфики1.

Использование индуктивной методики для выделения основных проблемных измерений на российском материале привело к тому же результату, который был получен Группой: автор выделила те же семь базовых проблемных измерений, которые дополнила, вслед за С. Оатс, восьмым - партийной политикой. Однако содержание каждого проблемного измерения было расширено и модифицировано в соответствии с контекстом российской полити-ки2. Используя аргумент С. Оатс о высокой неопределенности российского партийного спектра в качестве рабочей гипотезы, Е. Попова применила методику измерения уровня логичности и определенности партийных позиций - «проверку количества неопределенных высказываний и внутренней непоследовательности по наиболее значимым проблемам» [Попова Е., 2005, с. 82]3.

Е. Попова выделила четыре стратегии партий и кандидатов на выборах и проследила их динамику в течение четырех избирательных циклов. Выделенные автором стратегии таковы: партийная самопрезентация и самопозиционирование, отношения «ин-кумбент-оппонент», уровень неопределенности, использование проблемных измерений.

1 Как отмечает автор, «Мы не отказываемся от хорошо зарекомендовавших себя схем изучения партийных документов, которые не только предлагают технику исследования, но и создают возможности для последующего сравнительного анализа предвыборных позиций партий и кандидатов в темпоральном и кросс-национальном измерениях» [Попова Е., 2005, с. 80].

2 Например, в проблемное измерение «международные отношения» были включены категории «отношения со странами СНГ», «проблемы гражданства», «положение русских за рубежом»; измерение «свобода и демократия», кроме собственно провозглашения демократии и развития гражданского общества, было дополнено категорией «за» и «против» разделения властей и т.д.

3 Методику измерения неопределенных высказываний использовал Дж. Помпер для оценки неопределенности президентских речей. Под неопределенными высказываниями он понимал «заведомо абстрактные конструкты с многовариантной семантикой, которые используется в риторике политических программ или лидеров. Целью их использования выступает неопределенность позиций самого политического актора, или представленность оппозиционных вариантов данных идеологем в обществе, когда четкое определение позиций повлекло бы к отсечению части потенциального электората» [см.: Pennings, Keman, 2002].

Автор делает выводы о том, что из четырех стратегий самой популярной является использование проблемных измерений1. Причем с течением времени спектр проблемных измерений определяется, оформляется, а партии находят свои идеологические ниши и закрепляют свои позиции в них. Данный факт свидетельствует, по мнению автора, об институционализации проблемных измерений в российской политике. Самыми актуальными проблемными измерениями практически во всех электоральных циклах являются социально-экономическое, международные отношения, государственное управление. Е. Попова по итогам исследования выделяет «фирменные» проблемные сферы каждой партии, т.е. темы, которые выступают идентификационным лейблом партии. Таким образом, теория индифферентности была подтверждена на российском материале2.

Автор также отмечает, что с течением времени уровень неопределенности и популизма программной риторики снижается, что связано, по мнению автора, с процессами оформления идеологического спектра, партии определились со своими позициями, у каждой сложился свой сектор электората. Неопределенность в большей степени присуща партиям власти, особенно в начальный период их существования. По мнению автора, данная специфика партий власти вызвана «неопределенностью выигрышной программной стратегии в период формирования партий власти» [Попова Е., 2009].

Стратегия позиционирования партий по отношению к ин-кумбенту наблюдается на всех выборах, хотя и в разных масштабах для различных партий3. Однако общая тенденция заключается в том, что использование данной стратегии усиливается к парламентским выборам 2007 г., так как к этому периоду оформляется властная иерархия и определяется влиятельный центр принятия решений, по отношению к которому все партии в той или иной степени должны артикулировать свои позиции.

Стратегия самопрезентации также активно используется всеми российскими партиями, что является отличительной чертой

1 Артикуляция проблемных зон занимает около 60% программной риторики всех партий.

2 Так, для левых партий (КПРФ и СР) это социально-экономическая тематика, для ЛДПР - националистическая, для партий власти - государственного управления, для правых партий - проблемы демократии, гражданских прав и свобод.

3 От 0% (ЛДПР 1995, 1999 гг.) до 25-30% (СПС, КПРФ 1999 г.)

российского партийного спектра, причем эта стратегия применяется все более активно. Причинами выступают институциональные факторы - введение пропорциональной избирательной системы, что должно было привести к повышению роли партий.

Определяя динамику перемещений проблемных измерений на лево-правой шкале, Е. Попова отмечает, что к 2007 г. наблюдается смещение социального измерения в сторону центристских позиций, тогда как экономическое измерение, напротив, имеет тенденцию к радикализации в левую сторону - вплоть до полного государственного регулирования экономики.

Сравнивая парламентские и президентские избирательные кампании, автор делает вывод, что для президентских выборов характерны гораздо более активные дебаты и более высокий уровень радикализма позиций кандидатов, чем на парламентских. Для обоснования данного феномена автор привлекает несколько объяснений, одно из них теоретическое - в рамках модели Рабиновица-Макдональда избиратели голосуют не только рационально, но и эмоционально, а радикальные позиции являются более запоминающимися и, следовательно, эмоционально насыщенными. А так как президентские выборы носят мажоритарный характер и их потенциальные выигрыши привлекательнее, чем на думских выборах, то кандидаты «рискуют», используя радикальные лозунги. Другое объяснение вытекает из специфики российского политического пространства второй половины 2000-х годов: в условиях снижения политической конкуренции кандидаты (кроме инкумбента) не могут рассчитывать на победу на выборах, соответственно, они используют пространство выборов для других целей, например, для того, чтобы сформировать запоминающийся и яркий имидж.

В нашей работе мы будем ссылаться на результаты, полученные Е. Поповой, в том числе, при характеристике проблемных измерений, артикулируемых партиями. Также мы солидарны с ее интерпретацией факторов, обусловливающих состояние современного российского партийного спектра и его динамики. Как и Е. Попова, в нашем исследовании мы опираемся на теорию индифферентности (профилирования проблем), считая ее релевантным методологическим подходом для анализа российского партийного спектра. Однако автор, выделяя проблемные категории и их временную динамику, не рассматривает содержательное наполнение проблемных измерений, те значения и смыслы, которыми партии их наполняют. Как уже отмечалось, по сложившейся традиции партийные программы (и в целом, политические тексты) с

середины ХХ в. изучались с помощью количественной методологии, однако при ее широком распространении, помимо несомненных достоинств, она обладает существенным недостатком - в рамках контент-анализа (и количественной методологии в целом) за полем исследования остаются такие важные аспекты текста, как, во-первых, контекст, оформляющий и закрепляющий основную идею документа, а во-вторых, нюансы смыслов и значений, которые невозможно раскрыть в рамках строго формализованных исследовательских процедур. Данные недостатки призваны восполнить качественные методы текстового анализа, предназначенные для анализа актуальных смыслов и значений, которые не всегда могут быть выделены с помощью регламентированных «количественных» процедур. В нашей работе изучение содержательного аспекта проблемных измерений будет доминирующим. Как отмечает Е. Попова, с течением времени партии от обозначения и заявления проблем переходят к их более детальному осмыслению. Интерпретации этого процесса, его специфики и направленности мы уделим существенное внимание в нашей работе.

Кроме того, мы разделяем несколько иные теоретические посылки в отношении коммуникативной роли партий в российской политической системе. Так, Е. Попова исходит из того, что политические партии в своем идеологическом творчестве ориентируются только на избирателей, тогда как наша позиция заключается в том, что «потребителями» идеологического «продукта» выступают не только граждане, но и различные группы элит, а партии, в разные периоды партийного строительства, могут ориентироваться то на граждан, то на элиты. Интересы «потребителя» также могут рассматриваться в качестве значимого фактора, воздействующего на количество и содержание предлагаемых идеологических положений (подробнее мы рассмотрим эту тему в следующем параграфе).

Еще одно исследование российского партийного спектра было проведено в 2004 г. группой ученых Российской академии госслужбы. В монографии по итогам исследования представлен подробный анализ партийных программных документов, рассмотрены идеологические основания и позиции партий по ключевым моментам развития российского общества; выявлена специфика организационного устройства партий и ее влияние на партийную идеологию [Современные политические партии России, 2004]. Также в работе дан прогноз развития партийно-политической системы страны на будущее. Теоретическими основами исследования

выступили концепции политического участия и политических элит. Авторы проекта отказались от использования западных теоретико-методологических схем в области анализа партийного спектра на том основании, что он не соответствует российской специфике. Авторы использовали многообразные эмпирические методы, среди которых выделили частные: контент-анализ литературы о российских партиях, их уставов и программ; наблюдение и опрос; метод экспертных оценок; тестирование; и общие методы: мониторинг, изучение и обобщение опыта и т.д.

В исследовании были проанализированы блоки политических ориентаций, представленные в программах, доминирующие идеологические ценности партий и их соответствие ценностным установкам, присутствующим в обществе. В итоге исследователи делают вывод, что партии, уделив определенное внимание разработке идеологических основ своей деятельности, обозначив цели и задачи, еще не предложили законченных целостных идеологических концепций. Программные документы позволяют определить лишь тенденции идеологической самоидентификации российских партий, но далеко не полностью отражают спектр политических предпочтений электората.

В результате исследования, проведенного сотрудниками Академии госслужбы, был получен объемный, тщательно описанный фактологический материал, детально проработанная исследовательская база, которая обладает очевидной ценностью, в том числе для последующих исследований партийного спектра. Однако исследователи опирались на классическое понимание политической идеологии как на целостную систему политических ценностей, доктрину, предлагающую непротиворечивую картину политической сферы. При таком понимании идеологии некоторые выводы, полученные исследователями, приобрели характер тривиальных умозаключений1, что снизило аналитический потенциал проекта.

1 Так, например, авторы отмечали, что партии зачастую используют одни и те же дефиниции, вкладывая в них различный смысл. В партийных программах зафиксированы требования социальной справедливости, демократии, патриотизма, народовластия. Однако смысл этих понятий существенно различается в зависимости от идейной ориентации партии. Причем в программных документах партий не содержится разъяснений о содержании ключевых категорий. Идеологиям политических партий присуща декларативность: партии провозглашают те или иные ценности, но не прописывают механизма их реализации. «В итоге идеология перестает служить фактором политической ориентации: если идеи не рас-

В последние годы программы политических партий становятся объектом лингвистического анализа. В качестве примера можно привести работы М. Гавриловой [Гаврилова, 2006; 2008; 2011], О. Солоповой [Солопова, 2008], Е. Бабаевой [Бабаева, 2003], в которых представлен глубокий анализ идейных концептов и специфики их воплощения в программной риторике. Однако исследователи-лингвисты, как правило, контекстуальные факторы функционирования текстов оставляют за рамками своих исследований.

Итак, в западной науке во второй половине ХХ в. сложилось несколько подходов к анализу партийного спектра, каждый из которых обладает собственным потенциалом, набором достоинств и недостатков. Самым распространенным из них является анализ партийных манифестов и программ. В рамках метода разработан большой методический багаж, сформирована исследовательская база, которая предоставляет незаменимый источник данных для последующих изучений партийного спектра (причем, в любой традиции).

Несмотря на то что тема российских политических партий, их генезиса, специфики и временной эволюции уже давно стала авторитетной областью исследований в отечественной политической науке, изучение партийного спектра в современной России еще не институционализировалось, работы в этой области на данный период времени немногочисленны, а серьезные научные исследования встречаются еще реже (имеются ввиду, прежде всего, исследования Е. Поповой). Как правило, партийные идеологии либо не являются самостоятельным объектом анализа (рассматриваясь в работах как один из элементов партийного функционирования), либо изучаются в рамках априори-подхода, который не подразу-

шифровываются, они обесцениваются и начинают восприниматься как обязательный для политиков, но бесполезный для общества словесный антураж» [Современные политические партии, 2004, с. 123]. Исследователи делают вывод, что партии уделили определенное внимание разработке идеологических основ своей деятельности, однако, обозначив цели и задачи, они еще не предложили целостных концепций. Программные документы позволяют определить лишь тенденции идеологической самоидентификации российских партий, но далеко не полностью отражают спектр политических предпочтений электората. От способности политических партий к созданию всеобъемлющих программ зависит эффективность процессов идентификации, а также создание единой системы политической коммуникации, тогда как в настоящее время «политический процесс протекает как бы при отсутствии интеграции и взаимопонимания между его участниками» [там же, с. 137].

мевает глубокой проработки инструментария исследования и не предъявляет больших требований к методологическому аспекту анализа. Причины невысокого исследовательского интереса к партийному спектру и партийным идеологиям в отечественной политологии понятны - при сужении поля конкуренции партии не обладают высоким статусом ни в политическом, ни в социальном пространстве, соответственно партийные идеологии и в целом партийный спектр не воспринимаются значимыми атрибутами партийной системы. Однако наша точка зрения заключается в том, что и в современной социально-политической ситуации партийные идеологии и идеологическая функция партий могут восприниматься как ресурс, обладающий потенциалом влияния. В следующем параграфе мы подробнее проанализируем условия и контекстуальную специфику функционирования современных российских политических партий, которые позволяют предположить более сложную модель роли партий в коммуникации между властью и обществом, нежели рассматривается в отечественной политологии.

1.3. Современные российские политические партии как производители политических идей

Результаты идеологической деятельности партии (включающие в себя не только вербально оформленные идеи, но весь комплекс символических средств самопрезентации) мы рассматриваем как партийный ресурс, как предмет «обмена» и «торга» между политическими партиями и теми агентами, которые заинтересованы (по разным причинам) в партиях и их идеологиях. Заинтересованными агентами, или потребителями предлагаемых идей, могут выступать, с одной стороны, избиратели, различные социальные группы. В этом случае актуальной оказывается способность партийных идеологий обозначать значимые социально-политические проблемные зоны общества, определять свое отношение к ним, а также возможные пути их разрешения. Предлагаемые партиями идеи выступают в качестве коллективных стимулов партийного членства и партийной поддержки, предлагая избирателям различные версии идентичности и солидарности. Таким образом, люди поддерживают партии и становятся партийными активистами, чтобы найти себе подобных и выразить свою солидарность1.

1 Г.В. Голосов выделяет два типа стимулов, побуждающих индивидов к активному политическому участию в рамках партий: коллективные, связанные с

В этом случае итогом «обмена» для партий будет выступать рост количества членов и усиление электоральной поддержки. Ориентация партий и партийных идеологий на «спрос» избирателя выступает одной из основных функций партий в моделях классической представительной демократии: выражая идеологические предпочтения электората, партии воплощают их в своих программных документах, а затем реализуют в политическом курсе. Таким образом, партии обладают субъектными характеристиками, так как способны влиять на повестку дня и на ее динамику.

С другой стороны, партии как производители смыслов, могут быть привлекательны для политических акторов, под которыми мы понимаем «различные сегменты элит, т.е. тех организованных групп в обществе, которые способны повлиять на политически значимые решения» [Elites and democratic consolidation... 1992, p. 10]; к ним могут быть отнесены и органы власти. В этом случае производимые партиями идеи могут использоваться для обоснования статусных позиций, легитимации определенного социально-политического порядка, типа политического режима, мобилизации общества на поддержку и осуществление властных инициатив, т.е. для обеспечения лояльности общества. В этом случае идеи и смыслы, производимые партиями, приобретают уже характер селективных стимулов: они не формируют идентичности и солидарности, но выступают инструментами достижения определенных статусных привилегий. Привлекательность партий для этих «статусных агентов» может конвертироваться в улучшение финансовых возможностей партий, повышение социального статуса партийного актива, усиление роли партий как канала вертикальной социальной мобильности. В этой модели взаимоотношений партий и «заинтересованных агентов» партии утрачивают свои субъектные позиции, так как их самостоятельность, в том числе в сфере производства идей, будет значительно ограничена интересами элитных групп (органов власти).

Выделение заинтересованных агентов в нашей работе безусловно носит идеалтипичный характер, в политической практике ситуация многомернее и сложнее, партии в стремлении к успеш-

индивидуальными потребностями по поводу идентичности и солидарности, и селективные, обусловленные стремлением извлечь из работы в партии материальные выгоды [Голосов, 2000 а]. Нам представляется, что эти типы стимулов отчасти объясняют и отношения партий с их окружением, причем роль каждого из них в случаях описываемых здесь типов заинтересованных агентов различна.

ному функционированию и просто к выживанию не могут ориентироваться только на одного «потребителя» и, как правило, апеллируют к нескольким агентам, кроме того, иногда не так просто определить «ключевого» агента, чьи интересы озвучивает партия в своем идеологическом творчестве. Однако данная дихотомия позволяет выявить тенденцию эволюции партий и партийных систем, в том числе, как производителей смыслов, так как «ключевые» агенты могут меняться в зависимости от социально-политического контекста.

Так, например, «идейная» функция партий является особенно актуальной в начальный период партстроительства и формирования партийной системы. Г.В. Голосов отмечает, что «как правило, начальная фаза организационного развития партии характеризуется преобладанием коллективных стимулов над селективными» [Голосов, 2000 а, с. 77].

Кроме того, С. Хансон в своей работе «Постимперские демократии: Идеология и партстроительство в Третьей Республике во Франции, Веймарской республике и постсоветской России», убедительно демонстрирует, что роль партийных идеологий существенно повышается в кризисные периоды общественного развития, в кризисном обществе, в ситуации социальной и политической неопределенности, временные горизонты политии резко сужаются. В этих условиях возникает насущная потребность в расширении горизонтов, которые бы позволили, с одной стороны, увидеть долгосрочную перспективу в развитии общества, а с другой - сформировать образ будущей политии и критерии членства в ней, что неизбежно повлекло бы за собой определение границ и условий новой политической идентичности, т.е. обозначило бы круг единомышленников и союзников в ситуации неопределенности и непредсказуемости1.

В стабильной системе, где отношения и характер взаимодействия между властью и обществом приобрели устойчивые черты, а между основными политическими акторами достигнут консенсус

1 Более того, С. Хансон утверждает, что в ситуации неопределенности, вызванной кризисным состоянием политии, решающим фактором, определяющим качество и характер партстроительства в государстве, является не институциональный дизайн, не специфика политического режима и не «наследие» предыдущей системы, а партийная идеология - статус партий и партийной системы в целом определяется тем, насколько успешно партии смогли «расширить горизонты»: сформировать убедительный комплекс идентичностей, способных привлечь и мобилизовать избирателя [см.: Hanson, 2006].

на той или иной основе, возможности партий по производству смыслов зависят от их статуса в политическом пространстве (под которым мы понимаем степень влияния партий на «повестку дня» - в какой мере они могут формировать политический курс, каковы их взаимоотношения с другими политическими институтами и ветвями власти). От политического статуса партий во многом зависит их авторитет в обществе, а также объем и характер ресурсов, которыми располагает партия.

Исследователи российской партийной системы практически единодушно отмечали, что статус партий в российской политике и их авторитет в обществе невысок. Проблематика специфики российского партийного строительства и «слабости» российских партий была особенно актуальна в отечественной и зарубежной партологии на рубеже веков. Выделялось множество причин слабости института политических партий в России. Одни авторы делали акцент на советском прошлом как на социально-исторической предпосылке партстроительства1; другие - рассматривали специфику начального этапа становления российских партий2; третьи -анализировали универсальные тенденции постиндустриального общества, накладывающие отпечаток на формирование партий в России; четвертые - рассматривали становление «политического рынка» как альтернативу партстроительству3; пятые, в логике тео-

1 Например, рассматривалось «наследие прошлого» - негативный опыт советского периода, дискредитировавшего идею партийности, когда понятие «партия» стало рождать устойчивые ассоциации с доминирующей идеологией, тотальной индоктринацией всех сфер жизнедеятельности, а также жестким организационным контролем. На смену пришла усталость от груза насаждавшейся в течение десятилетий доминирующей идеологии, а также неприятие «глобальных» идеологических проектов и идеи партийности в целом [Hough, 1998; McFaul, 1993; Sakwa, 1995].

2 В России 90-х годов не были представлены классические, характерные для периода становления национальных государств, расколы, которые определили формат западных партийных систем и были отражены в партийных идеологиях. В России становление партий подчинялось иной, нежели в европейских странах, логике, обгоняя процессы социального структурирования.

3 Стремительное становление «политического рынка» (или медиакратии) в российском политическом пространстве. Его следствием выступает, с одной стороны, доминирование «политической рекламистики» в выработке партийной стратегии. С другой стороны, политический рынок формирует образное восприятие политической реальности, в котором главными компонентами выступают политические имиджи и образы, и тогда политическая конкуренция превращается

рии рационального выбора, - изучали соотношение разного рода стимулов и затрат в процессе партстроительства. На наш взгляд, анализ характера политического режима, динамики его трансформации, а также институциональных условий, которые оформляют взаимодействие политических акторов, обладает большим, нежели вышеприведенные подходы, аналитическим потенциалом в объяснении специфики роли партий, а соответственно, и их возможностей как производителей идей. Степень конкурентности режима, а также институциональный дизайн задают условия, в которых функционируют политические партии, а также определяют репертуар их стратегий и поведенческих моделей. В связи с этим остановимся подробнее на характеристике политического режима и институционального дизайна.

Уровень конкурентности режима и характер институционального дизайна не являются величинами неизменными, за 20 лет они заметно эволюционировали. Подробный и детальный анализ изменений режимных и институциональных свойств не является нашей задачей, обозначим лишь основные векторы их развития. Рубежом трансформации российской политической системы выступают президентские выборы 2000 г., которые ознаменовали новый этап российской политики и существенно изменили ее режимные характеристики. Какие бы определения для российского политического режима до и после 2000 г. ни приводили исследователи, единодушным является мнение, что первое десятилетие российской политической системы характеризовалось высокой степенью конкурентности и политического многообразия, которые хотя и были вызваны отсутствием базового консенсуса между глубоко фрагментированной элитой и властью [см.: Гельман, 2007; 2008], в целом стимулировали партстроительство и способствовали развитию идеологической функции партий. Уровень конкурентности значительно снизился на втором этапе, трансформировавшись в моновластие (моносубъектность)1, препятствуя межпартийной

не в противоборство идей, а в борьбу имиджей и образов [Пшизова, 2000; Соловьев, 2004].

1 Термин «моносубъектность» был введен в научный дискурс Пивоваро-вым Ю.С., Фурсовым А.И. и является частью авторитетной концепции [Пивоваров, Фурсов, 2001]. Данный термин и его модификация - «моновластие» - активно используются в анализе российской политической системы даже теми авторами, которые не разделяют концепцию Пивоварова и Фурсова. В. Гельман, описывая моновластие, отмечает, что наличие «лишь одного доминирующего

конкуренции. В. Гельман, рассматривая роль моновластия в российской политике, писал: «Традиции доминирования одного из акторов в политической жизни, проявившиеся в "навязанном переходе" к новому режиму и отсутствии базовых соглашений между основными акторами, гарантий основным политическим игрокам во многом определяют характер взаимоотношений между политическими субъектами» [Гельман, 1999, с. 31]. Моносубъект-ность российской политики проявляется, в том числе, в тенденции усиления контроля над основными игроками политического процесса: средствами массовой информации, политическими партиями, общественными организациями, бизнес-структурами, региональными элитами. Способы воздействия варьируются от создания альтернативных версий общественно-политических организаций (политических партий, общественно-политических движений, например Общественной палаты) до изменения законодательства, использования административного ресурса, а порой и применения силового воздействия (например широкое использование силовых методов при разгоне Маршей несогласных в Москве и Санкт-Петербурге).

Специфику современного режима некоторые авторы объясняют традициями российской государственности, которая весь период своей истории последовательно транслировала и воссоздавала модель моносубъектности. Смена власти не отражалась на данном «архетипе» российского общества, и он воспроизводился даже тогда, когда политическая система менялась кардинально. Как отмечает А. Кулик, «исторически власть в России всегда была персонифицированной и концентрировалась в одних руках: либо это был монарх, либо Генеральный секретарь КПСС в советский период. Она всегда была самодостаточна, отчуждена и не зависима от общества. После короткого периода 1991-1993 гг. Конституция Российской Федерации вернула постсоветскую Россию к этой традиционной моноцентристской модели власти» [КиНк, 2005, р. 33]. В этой модели нет места другим политическим акторам, поскольку президент выступает в качестве доминирующей фигуры.

Институциональный дизайн, сопровождая и оформляя трансформации политического режима, также является ключевой характеристикой того контекста, в котором функционируют политические партии.

актора, когда все остальные акторы не имеют значения», позволяет провести различие между конкурентными и неконкурентными режимами [см.: Гельман, 2008].

Под институциональным дизайном мы понимаем совокупность и конфигурацию различных политических институтов, сложившиеся способы и механизмы взаимодействия между ними, а также репертуар их полномочий и компетенций.

Важным аспектом институционального дизайна является система разделения властей. По оценкам многих исследователей, существующая в России система неблагоприятно сказывается на партийном строительстве [см.: Гельман, 2005; 2006 а; 2006 Ь; 2006 с; Голосов, 1999; 2003; 2006; 2008; КиНк, 2010 а; 2010 Ь; Кулик, 2009 и др.].

Институциональный дизайн российской партийной системы складывался одновременно с формированием структуры разделения властей в новом режиме, взаимодействия различных ветвей власти. Партийное развитие являлось частью процесса становления и оформления новой властной иерархии, в нем отразилась сложная, конфликтная ситуация кристаллизации властных отношений.

Система разделения властей начинает формироваться в период президентства Б.Н. Ельцина. После обретения страной независимости полномочия и структура отношений между ветвями власти были представлены весьма слабо, не существовало единой нормативной системы, определяющей статус и поведение субъектов власти. Не удивительно, что вскоре начинается борьба за власть между старой и новой элитами. 21 сентября 1993 г. Б.Н. Ельцин распускает Верховный Совет и объявляет о выборах в Государственную думу. Верховный Совет и Конституционный суд квалифицируют данные действия как государственный переворот, и политическая коллизия выливается в прямой конфликт. Итогом конфликта послужило принятие новой Конституции, которая закрепила победу исполнительной власти: президент становился главой государства и гарантом Конституции с широкими, хотя тогда еще слабо определенными полномочиями.

Конституция 1993 г. определила российскую государственную систему как смешанную главной особенностью которой является двойная структура исполнительной власти: всенародно избираемый президент назначает премьер-министра, главу правительства1. Президент является независимой фигурой, на которую Парламент повлиять не может. В свою очередь, правительство зависит от

1 Подробнее об особенностях российской формы правления и ее влиянии на партийную систему [см.: Лихтенштейн, 2003].

Парламента: во-первых, Верховный орган законодательной власти санкционирует назначение премьер-министра, во-вторых, он может сместить правительство, выразив ему вотум недоверия. Однако реальное положение вещей несколько отличается от оформленной в Конституции нормы: кандидатуру премьера предлагает президент и при троекратном отклонении выдвинутого претендента Дума подвергается риску быть распущенной. Кроме того, при вынесении вотума недоверия правительству президент может ответить либо роспуском правительства, либо несогласием с решением Думы, а в случае повторного вотума он имеет право роспуска либо правительства, либо парламента.

Таким образом, полномочия парламента значительно ограничиваются: он больше не может влиять на деятельность исполнительной власти. Отсутствие зависимости правительства от парламента привело к тому, что у парламента, формируемого на партийной основе и в результате межпартийной конкуренции, фактически отсутствует возможность влиять на политический курс.

Такое положение вещей закрепляется и «внепартийным» положением президента, которое сформировалось в процессе постсоветской трансформации, когда партии не играли значимой роли в выборах российского президента, «причем сам глава государства всячески подчеркивал свое стремление представлять "интересы всех россиян", а не ограниченного круга сторонников какой бы то ни было политической организации. Это привело к тому, что исполнительная власть в стране формировалась исходя из других, отличных от партийных, принципов» [Лихтенштейн, 2003, с. 32]. Беспартийный статус президента привел к тому, что партии не имеют возможности конкурировать на президентский выборах, таким образом даже парламентские партии не могут воплощать свои программные обещания в жизнь, определяя политический курс1.

Сложившаяся система с момента своего возникновения провоцировала создание партий власти (доминантных партий) [см.: Мелешкина, 2006], которые бы способствовали осуществлению контроля над Парламентом.

Попытки создания партии власти отмечались уже в первом электоральном цикле, когда были созданы, с одной стороны, пропрезидентский блок «Выбор России» под руководством премьер-

1 В таком институциональном контексте возможной оказывается ситуация, когда лидером партии власти становится Председатель Правительства (т.е. формальный глава исполнительной власти), при этом не являясь ее членом.

министра Егора Гайдара, а с другой - избирательное объединение «Партия российского единства и согласия» (ПРЕС), возглавляемая заместителем премьер-министра Сергеем Шахраем. Однако первые попытки не были однозначно успешными: хотя «Выбор России» на выборах 1993 г. при голосовании по партийным спискам уступил ЛДПР, получив 15,51% голосов1 против 22,92% - у ЛДПР, в Госдуме ВР в итоге занял большинство мест (662) - вместе с одномандатниками, опередив ЛДПР только на два места. В мае 1995 г. была создана возглавляемая В. Черномырдиным партия «Наш дом - Россия», которая на следующих выборах, набрав по партийным спискам 10,13%, заняла только третье место (после КПРФ - 22,3% и ЛДПР - 11,18%). И хотя в Госдуме НДР оказалась на втором месте (55 мест), тем не менее ее отрыв от КПРФ был колоссальным (157 мест). Однако третья попытка оказалась успешной: в 1999 г. президентской администрацией было создано межрегиональное движение «Единство» («Медведь»), которое возглавил С. Шойгу. И хотя на декабрьских выборах в Думу победу одержала КПРФ (получив 24,29% голосов по партийным спискам и 113 мест в Госдуме), а «Единство» было на втором (23,32% голосов и 73 места), исполнительной власти удалось установить контроль над Парламентом, заключив соглашение между «Единством» и КПРФ. На данный момент партия власти (или доминантная партия) успешно справилась со своей задачей формирования проправительственного большинства в Парламенте.

Избирательная система и партийное законодательство также в целом неблагоприятно, хотя и не столь однозначно сказываются на межпартийной конкуренции.

Избирательная система представлена сводом нормативных актов, регламентирующих, что есть партии и основные принципы их функционирования. Этот свод включает Конституцию РФ, федеральные законы о политических партиях, о выборах президента, о выборах Государственной думы, об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан, нормативные документы, определяющие участие в политической дея-

1 Обе пропрезидентские партии на выборах 1993 г. вместе получили 22,24% голосов (ВР - 15,51%; ПРЕС - 6,73%), хотя эксперты прогнозировали не менее 60%. Данные итогов голосования взяты с официального сайта Центральной избирательной комиссии РФ [Постановление... 1993].

2 Данные взяты с официального сайта Государственной думы Федерального Собрания РФ 1996-1999 [Аналитика и статистика, 1996].

тельности госслужащих и т.д. Считается, что «однажды принятая избирательная система формирует систему партий, а партии, представленные в законодательном органе, стремятся принимать новые и изменять существующие законы таким образом, чтобы обеспечить преимущества себе и затруднить доступ аутсайдерам и новым игрокам» [Кулик, 2003, с. 32].

Правовые нормы призваны формулировать основные требования к кандидатам в представительные органы власти, регулировать деятельность органов власти, осуществляющих проведение выборов; определять статус избирателей и избирательных объединений; устанавливать процедуры предвыборной агитации и голосования, порядок определения результатов голосования и способы обжалования их. В то же время, правовые нормы, регулирующие избирательный процесс, являются достаточно гибкими в плане возможностей их изменения. Их изменение не требует столько усилий и затрат со стороны власти, как изменение действующей Конституции.

Совокупность этих норм задает определенную логику действиям всех участников предвыборной борьбы, побуждает их действовать в рамках единого электорального порядка.

По заявлениям авторов избирательной реформы, введение пропорциональной системы должно стимулировать развитие политических партий. Однако, как показывают результаты исследований, новые правила электоральной конкуренции сужают возможности политических партий на представительство [см.: Анохина, 2005; Мелешкина, 2007 а], так как они способствуют сокращению числа политических партий, делают парламент более подконтрольным, затрудняют объединение оппозиционных политических сил и облегчают формирование искусственных партийных образований. Кроме того, пропорциональная система препятствует представительству региональных интересов, так как поощряет только дисперсно представленные меньшинства.

Тому же способствует и партийное законодательство. С 1 января 2006 г. вступили в силу новые нормы Закона «О политических партиях в РФ», резко ужесточающие условия партийной деятельности. Основными элементами реформы стали запрет на существование региональных политических партий и на образование предвыборных блоков; постепенное повышение заградительного барьера для партийных списков; избрание более половины депутатов региональных парламентов по пропорциональной системе; повышение минимального количества членов до 50 тыс. человек; запрет на формирование

партий на профессиональной, конфессиональной, региональной и этнической основе и т.д.

Эти изменения являются продолжением «глобальной политической реформы В.В. Путина», ранее был изменен порядок формирования Совета Федерации, сопровождавшийся изгнанием из него губернаторов и председателей региональных законодательных собраний; а также были отменены выборы губернаторов населением.

Укреплению государственного контроля над российскими политическими партиями способствует включение в законодательство норм об их государственном финансировании, которое увеличивает независимость партийных лидеров от рядовых членов и способствует бюрократизации партий. Более того, оно провоцирует фундаментальные внутренние сдвиги, ведущие к подчинению местных организаций высшему руководству партии.

Все эти меры, а также фактическое поощрение использования административного ресурса, приводят к поощрению партий власти, властному регулированию межпартийной конкуренции и ограничению возможностей оппозиционных сил.

Слабость и недостаточная степень функционирования институциональных механизмов и практик порождает систему неформальных отношений, которые заменяют собой институциональный аспект.

* * *

Таким образом, и режимные, и институциональные характеристики российской политической системы за 20 лет ее существования эволюционировали в сторону ужесточения норм и правил политического взаимодействия, сузив поле конкуренции и ограничив репертуар практик для всех игроков в сфере политики, кроме доминирующего. Если российский политический режим до начала 2000-х годов исследователи характеризовали как гибридный, сочетающий авторитарные и демократические институциональные формы, то последующий период оценивается как этап становления авторитарно-бюрократического режима.

Возможности партий как «производителей смыслов» значительно отличаются на первом и втором этапе. Рассмотрим эволюцию идеологических функций политических партий на этих двух стадиях.

До начала 2000-х годов «предложения» на рынке политических идей, выдвигаемых политическими партиями, были представлены в существенном (хотя хаотическом и несистематизированном) объеме, во-первых, в силу многочисленности политических партий в то время, во-вторых, потому что переживаемый ими этап партстроительства, как мы отмечали ранее, характеризовался преобладанием коллективных стимулов над селективными, и в-третьих, в связи с тем, что конец 80-х - начало 90-х годов ознаменовался глубоким общественным кризисом после распада советской политической системы, повлекшим за собой «кризис идентичности», и в этих условиях стремительного «сужения горизонтов» возник запрос на новые идентичности и солидарности, которые могли предложить именно политические партии.

И хотя уже в тот период роль политических партий была ограниченной (институционально, законодательно) тем не менее, как отмечает Б. Макаренко, «В этот период многопартийность сыграла свою позитивную роль. Через партии и их парламентское представительство самые разные группы населения оказались приобщены к реалиям новой политики: и ностальгирующие по советскому строю (через КПРФ), и те, кому по душе правый популистский протест с националистическим оттенком (через ЛДПР), и либералы-западники (через "Яблоко" и предшественников нынешнего "Правого дела"), и приверженцы левоцентристского патернализма (через множество мелких левых партий)» [Макаренко, 2010, с. 40].

Первоначально спектр идеологических альтернатив, предлагаемых партиями (или неформальными группами, еще не сформировавшимися как партии), ограничивался рамками социалистической идеологии (группы «Социалистическая инициатива», «Народное действие» и пр.), что отражало идеологический мейнстрим начала перестройки - «социализм с человеческим лицом». Однако к концу 80-х годов социалистические идеи были вытеснены комплексом представлений, иногда определяемых как "основная демократическая" идеология [Franklin, 1993]. С нею конкурировали, с одной стороны, националистические (или патриотические, как называли себя их сторонники) движения, а с другой - коммунисты. К началу первого электорального цикла партийный идеологический спектр, хотя и с некоторыми натяжками, можно было идентифицировать в логике право-левой шкалы: его полюса задавали «правые» (партии, выступающие за преимущественно рыночные механизмы экономической регуляции) и «левые» (партии, подчеркивающие важную роль государства в экономике). «Националисты» должны

бы были помещаться в центре континуума, однако в связи с тем, что экономические проблемы занимали в их риторике сравнительно скромную роль, нам представляется разумным предложение Г. Го-лосова оставить за ними название «националисты» [Голосов, 2000 Ь, с. 106]. В этой же логике в «центр» можно поместить и многочисленные партии, «избегающие артикуляции сколько-нибудь ясных программ социально-экономического развития в общероссийском масштабе» [там же, с. 107].

Такова была структура «идеологических предложений» данного этапа. Какие факторы определяли специфику «спроса» на эти предложения?

До начала 2000-х годов, по мнению О. Малиновой, существовали определенные условия для актуализации значимости программно-идеологической деятельности российских политических партий. Во-первых, был достаточно значительным сегмент электората, выбор которого задавался убеждениями1. Российская политическая культура представляет собой совокупность субкультур, для каждой из которых характерны своя система политических ориен-таций и установок, а также разные типы и модели электорального поведения. Поэтому для их объяснения вполне могут применяться различные теории, в том числе социально-психологическая модель, которая в тот период еще была актуальной: россияне «голосовали сердцем», выражая свое отношение к партиям и политикам, демонстрируя социальную солидарность или отвергая предложенные варианты развития.

Во-вторых, на актуальность идеологических функций политических партий некоторое влияние оказывало «советское наследие». Стремление к осознанию политической реальности в виде идей, которые бы обобщали нормативно-этические модели, раскрывающие принципы и перспективы существующей политической системы, у части населения является результатом первичной социализации, которая протекала в советский период. В 2006 г. группой исследователей под руководством Е. Б. Шестопал было

1 Это связано с тем, что «в обществе, где система социально-экономических интересов, которые могли бы получить рациональное выражение, еще не сложилась, на первый план в политической борьбе нередко выдвигаются убеждения» [Малинова, 2000, с. 103]. «Идеологическое» происхождение первых политических партий рубежа 80-90-х годов отмечали и другие исследователи [см.: Партийная система в России в 1989-1993 годах, 1994; Сунгуров, 1994; Холодковский, 2000].

проведено исследование моделей и закономерностей политической социализации в различных возрастных группах (до 30 лет, 30-60 лет, старше 60). Результаты исследования показали, что в старшей возрастной группе политическая картина мира, сложившаяся в период первичной и вторичной социализации, носила непротиворечивый, позитивно ориентированный характер, с четко закрепленными морально-этическими категориями. Люди старше 60 лет демонстрировали стремление к воспроизводству данной модели, которая бы обобщила и «завершила» новую систему представлений [см.: Шестопал, 2007].

В-третьих, противопоставление «политический рынок» -«идеологическая активность» не является взаимоисключающим. Политтехнологии, которые, по мнению С. Пшизовой, вытесняют идеологическую составляющую, не могут не учитывать общественные настроения [Пшизова, 2000]. В частности, успех «неидеологических» политических сил и лидеров второй половины 90-х годов, артикулировавших политический прагматизм и «центризм», было бы логично объяснить ростом недовольства состоянием дел в стране и связанным с ним желанием «порядка», который стал восприниматься как базовая ценность этого периода, Как справедливо отмечал К.Г. Холодковский, «прагматизм и "центризм" в политике могут скрывать самые различные преференции, исключая, пожалуй, только радикальные». Соответственно, их доминирование не означает отсутствие идеологического компонента в сфере политического структурирования, а «прагматизм правительственной партии и ее неофициального лидера относится скорее к стилю поведения, нежели к содержанию политики» [Холодковский, 2000, с. 46].

Другими словами, и предложение, и выгоды на политическом рынке вполне могут носить идеологический характер. Наконец, стремление сосредоточиться на визуальных аспектах имиджа необязательно является антиподом идеологии: идеологические компоненты, как правило, выступают неотъемлемой чертой политического имиджа. Последний тезис равно актуален на обоих этапах развития российской политической сферы, однако значение первых трех выделенных факторов в 2000-х годах заметно снизилось.

Как отмечает В. Гельман, в 2000-е годы «российская партийная политика двинулась в сторону гипофрагментации на фоне тенденции к монополии доминирующей партии... она развивалась под влиянием двух взаимосвязанных тенденций: нарастающего доминирования "партии власти" .и продолжающегося упадка (если не полного вымирания) оппозиции всех направлений». Тип

политического режима, сформировавшийся в России после 2000 г., он определяет как партийный авторитаризм [Гельман, 2007]. Новый режим позволял повысить легитимность существующего режима, препятствуя возникновению альтернатив существующему статус-кво [Greene, 2007].

В ситуации эволюции политического режима, повлекшей за собой снижение политической неопределенности, спрос на идеологии как на продукт на российском электоральном поле резко снизился. О чем свидетельствует наблюдаемая конвергенция партийных позиций в этот период [см.: Попова Е., 2001]. «Единая Россия» оказалась в выигрышном положении, распределив свои программные позиции вблизи точки «медианного избирателя»1.

Обобщая, можно сказать, что в условиях монополизации политического пространства произошло сужение идеологического спектра: партии, оказавшись в зависимом положении от статусных акторов, в своем идеологическом творчестве стали ориентироваться, прежде всего, на них.

Однако удовлетворяет ли это «ограниченное предложение» также и другого потребителя идей, т.е. существует ли в обществе запрос на партии и партийные идеологии?

При ответе на этот вопрос необходимо определиться в оценке возможностей политических партий как механизмов коммуникации между властью и обществом в современной России. Как отмечает Б. Макаренко, «счесть партийную систему имитационной и бесперспективной мешают лишь некоторые обстоятельства: реальное выполнение партиями функций представления интересов, привыкание общества к легитимации власти через выборы и мо-

1 По мнению В. Гельмана, в такой ситуации традиционная лево-правая классификация партий и партийных идеологий теряет свою релевантность, а критерием партийной классификации, накладывающим отпечаток на идеологическую функцию партий, выступает близость партий и власти. В. Гельман выделяет в современной российской партийной системе три слоя: 1) доминирующая партия (ЕР),

2) ее сателлиты, включая СР, ЛДПР и некоторые другие «карманные» партии,

3) ее противники, в числе которых - КПРФ, СПС и «Яблоко» [см.: Гельман, 2006 с, с. 46-58]. Мы солидарны с В. Гельманом в его оценке эволюции российского политического режима, однако мы не согласны с его выводами о второсте-пенности и незначимости идеологических факторов в партогенезе: институциона-лизм и теория рационального выбора, в рамках которых работает исследователь, не отрицают роли идеологий в обществе и политике, которые выступают системой (совокупностью) референций, в которой акторы совершают выбор [см.: Флигстин, 2004; Hanson, 2006].

дернизационный посыл российского руководства, который, по крайней мере на словах, предполагает пусть медленную и эволюционную, но демократизацию страны» [Макаренко, 2010, с. 41].

Данные социологических опросов, в частности Левада-Центра [Политическая оппозиция в России, 2008], демонстрируют, что необходимость политической оппозиции признает все возрастающая часть российского общества (включающая и сторонников власти). Причем не так уж важно, что под оппозицией граждане понимают не «антагониста» власти и доминирующей партии, но некий противовес, ограничитель, критик (возможно даже «разоблачитель»), т.е. «конструктивного» оппонента, в любом случае, таким образом раскрывается общественная потребность в плюрализме. Показательно также отношение граждан к многопартийности: в регулярно повторяемых с 1999 г. опросах Левада-Центра соотношение сторонников и противников многопартийности в последние годы составляет примерно 50 на 40% (для 10% многопартийность не имеет значения). Однако в 2009 г. произошла определенная подвижка: доля сторонников многопартийности выросла до 68%, а противников - сократилась до 21% [Общественное мнение, 2009, с. 99].

В этой связи Б. Макаренко делает вывод, что «"вертикальная" модель партийной системы с ограничением плюрализма и возможностей для дискуссии, не говоря уже о возможности влияния "снизу" на принятие политических решений, входит во все большее противоречие с настроениями и интересами политически активной части общества»1 [Макаренко, 2010, с. 46].

Таким образом, даже в условиях ограниченного рынка идеологических предложений и переориентации большинства партий на статусного агента в обществе присутствует потребность как в

партиях, так и в их идеологической функции.

* * *

В течение 20-летней эволюции государства статусные позиции партий в обществе и политической системе претерпели сущест-

1 Под «политически активной частью общества автор понимает, прежде всего, «новый средний класс», т.е. тех людей, которые недовольны «отсутствием "социальных лифтов", бюрократически-полицейским давлением на бизнес, отсутствием возможности влиять на "политическую машину", архаичным стилем общения государства с обществом».

венные изменения (хотя ни в период 1900-х, ни тем более 2000-х годов партии не являлись ключевыми игроками в политической сфере). Трансформировалась также и идеологическая функция партий. На первой стадии развития политического режима, в конкурентной и плюралистичной среде, партийные идеи и идеологии обладали большим спектром вариаций, чему способствовали также начальный период партстроительства, переживаемый партиями, когда преобладают коллективные стимулы привлечения партийных активистов и партийных сторонников, а также ситуация социально-политического кризиса, стимулирующая общественную потребность в «расширении горизонтов» и поиске новых идентичностей и солидарностей, помогающих выжить. Кроме того, в условиях неопределенности, вызванной фрагментацией элит и поисками доминирующей властью оптимальных механизмов преемственности правления, партии еще не представляли для этих «статусных агентов» активного интереса, что также стимулировало идеологическое творчество партий. В этой благоприятной среде партии, в поиске поддержки, ориентировались на электорат. Можно сказать, что политические партии в период 1900-х годов обладали субъект-ностью в плане производства и трансляции идей и выражения социальных интересов.

В 2000-х годах элитный консенсус был достигнут, а политический режим стал эволюционировать в сторону «партийного авторитаризма», что существенно повлияло на характер партийной системы и статус партий: количество партий значительно сократилось, оформилось доминирование «партии власти», возможности оппозиции были институционально ограничены. Сокращение конкурентности и плюрализма, зависимость от доминирующей власти сузили спектр предлагаемых партиями идей. Сужение спектра произошло в связи с ограничением возможностей для создания политических партий, что привело к тому, что многие идеологические сегменты идейно-символического пространства оказались непредставленными. В этой ситуации партии во многом переориентировали свои идеологии под запросы «статусного агента», выступая средством легитимации власти и обеспечивая лояльность существующему режиму, а у «оппозиционных» партий существенно сократились возможности трансляции своих идей.

Сужение идеологического предложения и переориентация на потребности «статусного агента» если не противоречит, то сопровождается тенденцией повышения «запроса» на партии и транслируемые ими идеи со стороны общества, которая отмечается

исследованиями общественного мнения. Однако данный тип политического режима, конфигурация политических игроков и политических институтов, закрепляющих недиалогические практики взаимодействия в политической сфере не стимулируют изменение партийной политики, так же как и роли партий по производству идей. Изменение ситуации, видимо, возможно только в долгосрочной перспективе, под влиянием эндогенных - рост «социально и политически активного» среднего класса, или экзогенных - социально-экономическая модернизация, развитие «взаимосвязей» России с внешним миром - факторов.

В этой связи сравнение избирательных кампаний 2007 и 2011 гг. позволяет подвергнуть эмпирическому анализу тезис о долгосрочности перспектив изменения идеологической функции партий и появления субъектных характеристик у партий во влиянии на идеологическую повестку дня и в формировании альтернативных идей. V и VI избирательные кампании протекали в ином общественно-политическом контексте. Выборы 2007 г. проводились в период, который однозначно можно отнести к «стабильной» фазе политической системы - уровень политического участия и активности общества был вполне умеренным и протекал в конвенциональных формах, а политический протест выражался социальной группой, чьи масштабы и общественное влияние не вызывали беспокойства у власти1. Избирательная кампания 2011 г., напротив, сопровождалась значительным повышением уровня политизированности электората и ростом протестного потенциала, который после парламентских выборов вылился в многочисленные и массовые акции протеста. Е.Б. Шестопал отмечала: «Ожидать, что эти (парламентские) выборы приведут к серьезным изменениям в психологическом состоянии общества, можно было заблаговременно» [Шестопал, 2011]. Повышение уровня критичности по отношению к власти, свидетельствующее о ее низкой легитимности, наблюдалось в течение последних двух-трех лет. Как показывают политико-психологические исследования, негативизм восприятия власти был особенно выраженным в таких социальных и возрастных группах, как пользователи Интернета и молодежь 18-25 лет.

1 Многие аналитики и политологи, оценивая период 2000-2007 гг., характеризовали его как «договор» между обществом и властью, где предметом «торга» выступала политическая власть элит. Общество, в ответ на относительную экономическую и политическую стабильность середины 2000-х годов, отказывалось от оспаривания и претензий к властному курсу.

Еще в 2010 г. исследователи отмечали рост политической активности молодежи, которая вскоре вылилась в митинги на Манежной площади1. Причинами возросшей политической активности общества, возможно, выступали, с одной стороны, экономический кризис 2008 г., с другой - интенсивное развитие интернет-технологий, которые выступали не только информационным каналом, но и влиятельным средством социальной мобилизации, провоцирующим стремительное формирование сетевых сообществ и новых видов социально-политической активности. В этих условиях общественный запрос на идеологическое творчество со стороны альтернативных политических агентов (в том числе политических партий) возрос, а партиям была предоставлена как общественная площадка, так и возможность транслировать социально-значимые идеи и предлагать курс, отличный от версии властной элиты. Сравнение партийного спектра V и VI парламентских выборов позволяет ответить на вопрос, как партии воспользовались представившейся возможностью.

1 Результаты исследования приведены в статье Шестопал Е.Б. Тандему пора определиться. Две политические повестки дня российской власти и ее восприятие гражданами [Шестопал, 2010].

Глава 2.

ТРАНСФОРМАЦИЯ ПАРТИЙНОГО СПЕКТРА ПЕРИОДОВ У-У1 ПАРЛАМЕНТСКИХ ИЗБИРАТЕЛЬНЫХ КАМПАНИЙ (2007-2011)

2.1. Динамика проблемных измерений в партийной риторике предвыборных кампаний 2007, 2011 гг.

Исследуя партийный спектр V и VI парламентских выборов, мы рассмотрели конфигурацию проблемных измерений, репрезентируемых в предвыборной риторике современных российских политических партий, а также их временную динамику.

Объектом эмпирического исследования выступала предвыборная риторика электорально успешных политических партий -«Единая Россия»1, КПРФ, ЛДПР, «Справедливая Россия», а также бывшие парламентские партии, являющиеся значимыми участниками политического процесса - «Яблоко», СПС (2007) / «Правое дело» (2011). Хотя «Яблоко» и СПС («Правое дело») по итогам избирательных кампаний 2007 и 2011 гг. не являются парламентскими партиями, тем не менее эти партии, с момента своего возникновения занимая либеральную идеологическую нишу в рос-

1 Анализируя предвыборные программы 2011 г., кроме программы «Единой России» мы также рассмотрели программу «Общероссийского народного фронта» (ОНФ), так как ее авторы подчеркивали общность обоих документов и тактический характер программы ОНФ. Как заявил секретарь президиума Генсо-вета ЕР Сергей Неверов, комментируя программу ОНФ, «если в предвыборном программном обращении "Единой России" представлены стратегические цели развития страны, которые ставят лидер Партии и ОНФ Владимир Путин, лидер нашего списка Дмитрий Медведев, то программа народных инициатив - это тактические шаги для их достижения. Вот почему рассматривать два эти документа можно только как единое целое» [цит. по: Народная программа станет. 2011]..

сийском партийном спектре, отвечают критериям электоральной успешности. Эти партии в кампаниях 2007 и 2011 гг. являлись активными участниками предвыборных дебатов.

Термин «предвыборная риторика» мы понимаем в традиции теории рационального выбора, заложенной В. Райкером, т.е. как «выбор партиями декларируемых в предвыборных программах проблем и способов их артикуляции» [см.: Riker, 1986; 1990; Agenda formation, 1993; The strategy of rhetoric, 1996]. Однако если в данной традиции понятие предвыборной риторики описывает только партийные манифесты (программы, проекты и т.д.), то мы включаем в сферу предвыборной риторики также различные формы предвыборной агитации: предвыборные плакаты, слоганы, лозунги, аудиоматериалы предвыборных дебатов и роликов, предвыборные проспекты, материалы сайтов изучаемых партий и партийную прессу периода выборов.

Для обобщенного наименования именно программных партийных текстов мы используем понятие «программная риторика»1, агитационные риторические материалы мы определяем как «агитационная риторика».

Как мы уже отмечали, изучение партийной программной риторики в современной России не пользуется большой популярностью и часто воспринимается с большим недоверием как со стороны научного сообщества, так и со стороны политических аналитиков -политических технологов, политологов-практиков, СМИ, специализирующихся в сфере политики и т.д. Основными аргументами против целесообразности такого изучения выступают, во-первых,

1 Жанры текстов, которые мы определяем понятием «программная риторика», могут быть различными: программные документы по своей структуре и логике делятся на собственно программы, которые создаются при возникновении партии и в которых отражаются базовые идеологические комплексы, транслируемые партией, во-вторых, это предвыборные программы, для которых характерна большая инструментальная направленность - ориентация на решение актуальных проблем сегодняшнего дня. Однако в обоих текстах, как правило, присутствует - в разных соотношениях - «идейная» (идеологическая) и «тактическая» (программная) части. Кроме того, эти тексты не изолированы друг от друга, многие текстовые пласты обоих документов практически идентичны, а иногда партии, создав программу, в период выборов презентуют ее как предвыборную. Эти факты позволили нам объединить программы и предвыборные программы в единый комплекс - предвыборную риторику, хотя при анализе жанровое различие учитывалось.

скепсис в отношении условий создания программных документов1, а во-вторых, простой довод - «их никто не читает».

При всех существующих претензиях к партийным программам, надо отметить, что программы выполняют важную роль в межпартийном соревновании. Во-первых, программы партий являются первичным средством партийной самоидентификации и самопрезентации, через программные тексты партии определяют свою партийную идентичность, стремясь обозначить свои позиции по ключевым проблемным зонам, определить свое отношение к существующей власти, артикулировать основные идеологические основания своей деятельности. Как пишет Е. Попова, «партийные документы - это основной манифест, который является "лицом" партии.., отличает ее от конкурентов и от других участников политического процесса» [Попова Е., 2007, с. 157]. Поэтому программы выступают в качестве опознавательного знака, некоего лейбла организации и в определенной степени являются «стратегическим ресурсом партии» [там же, с. 158]. Как отмечает Малинова О.Ю., оценивая «идеологическую ценность» партийных программ: «идеология партии может рассматриваться не только как совокупность целей и задач, вытекающих из некой системы ценностей и принципов (каковой она является по форме), но и как схема самопрезентации, призванная позиционировать данное объединение по отношению к другим политическим акторам и обеспечить его потенциальных сторонников маркерами, облегчающими их идентификацию (что более точно отражает ее основную функцию)» [Малинова, 2008 а, с. 98]. И в этом случае изучение программ представляет особый интерес в плане анализа не столько наглядно декларируемых программных положений, сколько интенций, содержащихся в тексте.

Во-вторых, программы, вне зависимости от условий их создания и авторства, неизбежно отражают проблемные зоны периода их создания и таким образом частично определяют круг тем, вокруг которых организуется партийное соревнование. Партии предлагают разные интерпретации злободневной проблематики и в этом случае важен сам факт актуализации предлагаемых версий в общественно-политическом дискурсе.

1 Имеется в виду во многом «случайное» происхождение программных документов - тексты пишутся на заказ приглашенными людьми, замысел и концепция не обсуждаются, иногда тексты создаются постфактум, после возникновения самой партии, как было, например, с «Единством».

И в-третьих, эти документы позволяют проводить сравнительный анализ позиций партий по значимым вопросам как в диахронической, так и в синхронической перспективе. Этот аспект имели в виду Пфеннингс П. и Кеман Х., когда отмечали, что «электоральные манифесты - это важный и надежный ресурс данных. Они не только обеспечивают связную и регулярную документацию о партийных предпочтениях.., но также представляют огромный массив материалов, которые обеспечивают информацию о развитии партий, политики, идеологии, стратегического подхода к решению проблем, участию и т.д.» [Pennings, Keman, 2002, р. 49].

Сравнение программной риторики с предвыборными агитационными материалами обладает, на наш взгляд, большим исследовательским потенциалом и широкими познавательными возможностями. Анализ программной риторики позволяет выделить удельный вес артикулируемых партиями проблемных зон, выявив, таким образом, наиболее важные из них, кроме того, в партийных программах раскрываются механизмы репрезентации проблемных измерений, а ретроспективный анализ манифестов позволяет судить об их временной динамике. В агитационных предвыборных текстах в большей степени, нежели в программной риторике, раскрываются «знаковые» или «ключевые» темы, которые являются фирменным знаком партии, другими словами, агитационная риторика позволяет определить круг актуальных именно для данной партии проблемных категорий, отделить их от тех, которые выступают обязательным атрибутом предвыборной кампании и которые по разным причинам нельзя не озвучить.

Исследуя конфигурацию проблемных измерений в партийной риторике, первоначально мы выявили удельный вес проблемных измерений как в программной риторике (в документах 20031, 2007 и 2011 гг.), так и в агитационной (2007 и 2011 гг.). Далее мы

1 Анализ современной предвыборной риторики программ 2003 г. (несмотря на то, что «состав игроков» в 2003 г. был несколько иным) позволяет составить общее представление о динамике партийного спектра между IV и ^^ электоральными циклами, выделив тенденцию соотношения проблемных изменений в документах, а также вектор эволюции профиля проблемных измерений. Мы взяли именно 2003 г., так как это были первые парламентские выборы, проходившие в период президентства В. Путина, ознаменовавшиеся, как мы уже отмечали, существенными изменениями российской политической системы по сравнению с предыдущим этапом (о чем мы подробно писали в параграфе 1.3.). Кроме того, мы проанализировали и более ранние программные документы (2001, 2002) тех партий, у которых они были.

проанализировали содержательное наполнение «ключевых» проблемных измерений партийного спектра.

Для выявления удельного веса проблемных измерений мы использовали контент-анализ.

Контент-анализ, при всех его видимых недостатках - формализме исследования, невнимании к контекстуальным аспектам документа, был нами выбран на том основании, что он позволяет, во-первых, выделить количественное соотношение изучаемых проблемных измерений в партийной предвыборной риторике, во-вторых, выявить тенденцию эволюции презентации проблемных измерений, а в-третьих, наглядно представить данные исследования - в виде графиков, схем и таблиц. Таким образом контент-анализ облегчает задачи сравнительного анализа.

В исследовании на основе теории проблемных измерений была создана матрица проблемных измерений1, с помощью которой выделялись проблемные измерения и проблемные сферы в предвыборной риторике (проблемные сферы представляют собой детализацию проблемных измерений). Если в классических исследованиях (например, Баджа) проблемные измерения выделялись с помощью индуктивной методологии посредством эмпирического анализа текстов, то мы использовали уже готовую теоретическую рамку - классическую теорию проблемных измерений, к перечню которых, вслед за С. Оатс и Е. Поповой, добавили измерение «партийная самоидентификация» в связи с его высокой актуальностью. Однако далее детализация восьми основных категорий, выделение проблемных сфер, субкатегорий и значений, в которых они могли быть измерены (часть из которых были полярными друг другу), также проводились в индуктивной логике, путем их вычленения непосредственно из анализируемых текстов. Так, например, в измерении «центр-периферия» выделялись проблемные сферы национального и государственного строительства (которые, в свою очередь, были разбиты на категории), в измерении «поддержка власти» - категории «отношение к настоящему режиму» и «демократия-авторитаризм» (тип политического режима, рассматриваемый партией как оптимальный для государства) и т.д. Те предложения, которые невозможно было идентифицировать в рамках матрицы проблемных измерений, мы определяли как некодируемые2.

1 Матрица проблемных измерений представлена в Приложении I.

2 Как мы уже отмечали, некодируемыми были обозначены те предложения, которые нельзя было отнести ни к одной из категорий анализа. К текстам,

Как и в большинстве работ, использующих контент-анализ для изучения партийной риторики, в качестве кодируемой единицы выступало предложение. Предложение в данном случае понимается как «вербальное выражение одной политической идеи или проблемы» [Уо1кеп8, Иеаг1, 1990, р. 23]. Многосоставные предложения, так как они могли содержать несколько тематических блоков, разбивались на простые предложения («квази-предложения»). Далее определялась принадлежность каждого предложения к тому или иному проблемному измерению. Если предложение не удавалось идентифицировать, то оно не кодировалось. Затем подсчиты-валось процентное соотношение предложений по каждому проблемному измерению к объему всего текста, что позволило абстрагироваться от масштаба анализируемых текстов.

Для анализа механизмов презентации и смыслового наполнения «ключевых» проблемных измерений, мы использовали традиционный анализ текста. Традиционный анализ позволяет выде-

которые невозможно идентифицировать в рамках матрицы проблемных измерений, мы отнесли, во-первых, неопределенные или формальные предложения, лозунги, которые практически неотличимы у партий разной идеологической направленности (например, «Наша главная цель - построить свободную, сильную и гуманную Россию» [Предвыборная программа политической партии «Союз Правых Сил», 2007]; «Социальная демократия и гуманизм - это наш, российский путь к справедливому и солидарному обществу» [Предвыборная программа политической партии «Справедливая Россия», 2011]); во-вторых, экспрессивную лексику (например, «Самое дорогое у человека - жизнь. Она дается один раз. И каждый хочет прожить ее в мире и достатке, с достоинством, с чувством уверенности в будущем детей и внуков» [Предвыборная программа КПРФ, 2011]) и риторические фразы («Какой выбор вы сделаете? Кому доверите власть и высокую ответственность управления страной в последующие 4 года? Нанесете ли своим выбором новый удар по стране, по вашей семье? Или, наоборот, постараетесь им помочь?» [Предвыборная программа Либерально-демократической партии России, 2007]); а в-третьих, тексты, принадлежащие к идеологической части программы: например те «идейные» фрагменты документов, которые содержат рефлексию по поводу прошлого и будущего политии, неидентифицируе-мую в рамках проблемных измерений (размышления СПС об укорененности либеральной и консервативно-охранительной традиций в российской политической культуре: «В нашей политической истории были и периоды сверхцентрализации, вплоть до деспотии, были и времена полной децентрализации и регионального самоуправления, в том числе и представительного. ...Централизация власти в ХТУ-ХУ вв. позволила восстановить суверенитет, но привела к деспотии и, как следствие, смуте и гражданской войне. Налицо динамичное сочетание двух тенденций в российской политической традиции» [Предвыборная программа политической партии «Союз Правых Сил», 2007]).

лить специфику значений, используемых партиями в процессе артикуляции содержания идеологических комплексов.

Сочетание качественной и количественной методологии является, на наш взгляд, оптимальным, так как качественный анализ помогает восполнить недостатки количественного подхода - изучить текстовый контекст документа, выявить специфику смыслов, раскрываемых в рамках проблемных измерений, а также рассмотреть специфику презентации текста.

В рамках исследования мы выделили несколько гипотез.

Мы предположили, что наиболее важными для структурирования партийного спектра будут, во-первых, социально-экономические проблемы - в силу их неослабеваемой с течением времени актуальности в российском обществе, а также в связи с экономическим кризисом 2008 г.; во-вторых, измерение «поддержка власти», включая отношение к режиму - так как политическая реальность укрепления властного центра и усиления давления на социально-политическое пространство обязывает партии артикулировать свое отношение к этим процессам. Острота вопросов, связанных с консолидацией нации и государства в России [см.: Мелешкина, Толпыгина, 2009], поднимает важность также измерения «центр-периферия». В то же время проблемы отношений «город-село» в последние годы стали менее актуальными, а противоречия между государством и церковью в посткоммунистический период вообще не оказывали какого-либо существенного влияния на политику.

Кроме того, мы предположили, что проблемы имеют разное значение для отдельных политических сил, что объясняется различиями в ролях, которые играют партии в рамках партийного спектра, актуализируя или замалчивая те или иные вопросы. Для «партии власти» наиболее важными должны быть проблемы, связанные с отношением к существующему режиму и проблемы консолидации государства (отношения центр-регионы). Для ЛДПР - национальный вопрос, для КПРФ - социально-экономические проблемы и отношения между городом и селом и т.д.

Еще одна гипотеза заключалась в том, что отмеченное усиление давления на политические партии со стороны Кремля в последние годы, отражающее его стремление поставить их деятельность под больший контроль, могло привести к уменьшению идеологического противостояния и смягчению позиций некоторых политических партий по отдельным вопросам. Это касается как

партийных программ и заявлений лидеров, так и действий политических партий в целом.

* * *

I. Удельный вес проблемных измерений в предвыборной риторике современных российских политических партий 2003, 2007 и 2011 гг.

Удельный вес проблемных измерений в программах 2003, 2007 и 2011 гг. мы обобщили в рейтинге, который позволяет наглядно представить средние данные по партиям, а также их динамику (см. табл. 1).

Таблица 1

Рейтинг проблемных измерений в предвыборных программах современных российских политических партий 2003, 2007 и 2011 г.

Проблемное измерение Среднее значение по партиям (в %)*

2011 г. 2007 г. 2003 г.

1. Социально-экономическое 46,8 44,6 32,3

2. Центр-периферия 24,3 17,8 19,7

3. Самоидентификация 11,4 11,2 15,6

4. Поддержка власти 6,6 8,1 10,1

5. Внешнеполитическое 3,7 4,3 5,0

6. Город-село 2,9 3,7 2,3

7. Постматериализм 2,1 1,4 2,1

8. Религиозное 0,1 0,5 0,2

* Данные всех таблиц в нашем исследовании представляют собой среднее арифметическое значение от итогов трехкратных исследований партийной риторики, размер стандартных отклонений не превышает 3,0-3,3.

Как видно из табл. 1, иерархия проблемных измерений в предвыборных программах российских партий за последние три электоральных периода практически не изменилась. Проблемное измерение, которому в программах уделяется самое большое внимание, это социально-экономическое, причем наблюдается явная

тенденция усиления этого блока к 2011 г.: ему посвящены в среднем до половины объема программных текстов. Также увеличивается объем измерения центр-периферия, которому в 2011 г. в среднем отводится до четверти текстов. В рамках других измерений временные колебания незначительны и составляют от 1 до 4%.

Далее мы детализировали полученные результаты, построив рейтинг проблемных сфер (см. табл. 2). Те измерения, в которых не выделяются подкатегории (внешнеполитическое, постматериализм и т.д.), мы также включили в рейтинг теперь уже в качестве проблемных сфер, их исключение из анализа исказило бы итоговые результаты.

Таблица 2

Рейтинг проблемных сфер в предвыборных программах современных российских политических партий 2003, 2007 и 2011 г.

Проблемные сферы Среднее значение по партиям (в %)

2011 г. 2007 г. 2003 г.

Социальная сфера 29,0 28,3 18,7

Экономическая сфера 17,8 16,3 13,6

Государственное строительство 13,7 10,7 10,5

Самоидентификация 11,4 11,2 15,6

Авторитаризм-демократия 4,6 4,3 7,5

Культурно-этническая сфера 4,5 1,2 3,2

Внешнеполитическая сфера 3,7 4,3 5,0

Центр-регионы 3,1 1,8 3,1

Национально-цивилизационная самоидентификация 3,0 4,1 2,9

Город-село 2,9 3,7 2,3

Отношение к существующему режиму 2,0 3,8 2,6

Постматериализм 2,1 1,4 2,1

Религиозная сфера 0,1 0,5 0,2

В иерархии проблемных зон изменения проблемных профилей проявляются уже более наглядно. Такз например, полученные данные демонстрируют доминирование социальной проблематики над экономической в рамках социально-экономического измерения, причем с 2003 г. ее объем увеличился в программах партий на 10%. Экономическая проблематика тоже увеличилась, но не так значительно. На третье место в рейтинге 2011 г. вышла тема гос-

строительства (т.е. состояния и качества функционирования властных институтов), а объем партийной самоидентификации несколько сократился в сравнении с 2003 и 2007 гг. Проблемные зоны, не вошедшие в четверку лидирующих, отстают от них значительно. Проблемы, которые регулярно освещаются программами в наименьшей степени - это, во-первых, сельское хозяйство1; во-вторых, отношение к существующему режиму (причем к 2011 г. происходит некоторое снижение доли данной проблемы в про-

1 Это измерение традиционно в большей степени представлено в программной риторике СР (5,8% в программе 2011) и КПРФ (4,4%, - 2011), однако в самом большом объеме (за весь период 2001-2011 гг.) оно было презентовано в программе ЕР 2009 - 7,9% (программный документ ЕР «Россия: сохраним и приумножим»), в которой обосновывался инициированный партией национальный проект - Государственная программа развития сельского хозяйства на период 2008-2012 гг., однако для ЕР этот «всплеск» интереса носил конъюнктурный характер и больше не повторялся.

В рамках данной проблематики наблюдается тенденция некоторого увеличения ее объема в программах 2007 и 2011 гг. относительно программных документов 2003 г., тем не менее ее доля все равно остается незначительной. Возможно, отчасти небольшой удельный вес измерения «город-село» в программах изучаемых партий объясняется тем, что в течение пяти электоральных циклов (с I по V) данная проблематика была специализацией Аграрной партии России. К VI электоральному циклу АПР прекратила свое существование, присоединившись к ЕР. К 2011 г. аграрная тематика не стала значимой частью предвыборной риторики ни одной партии, возможно, в силу, во-первых, некой клишированности программных документов (как мы покажем далее, существуют «законы жанра» для предвыборных программ, которые предполагают обязательный тематический набор для данного текстового формата, в котором аграрная тематика представлена в ограниченном объеме), во-вторых, программы демонстрируют идеологическую гибкость и способность менять свои идейные очертания, остро реагируя на конъюнктуру ситуации, однако измерение «город-село» (при всей его явной актуальности) в ряд конъюнктурных не входит (возможно, на сегодняшний момент), в-третьих, предвыборная риторика не исчерпывает все дискурсивные практики партии и некоторые проблемные измерения, слабо выраженные в программах, могут быть актуализированы через другие виды текстов и практик. Так, например, несмотря на невысокую представленность измерения «город-село» в программной риторике КПРФ, ее идеология прочно ассоциируется с «аграрным вопросом». Однако свою позицию по данной проблематике партия активно выражает, например, через инициирование парламентских дискуссий, лоббирование законов, обсуждений на сайте партии, на массовых мероприятиях и встречах с приверженцами.

граммах партий); в-третьих, постматериальное измерение1, и в-четвертых, религиозная проблематика2.

1 Хотя его доля в текстах 2011 г. несколько увеличилась по сравнению с 2003 и 20073 гг., но она по-прежнему невелика. Лидером по объему постматериальной тематики выступает «Яблоко», в его программах 2001, 2003 гг. ей отводилось около 10% текста. Как и в случае с аграрной проблематикой в идеологии КПРФ, «Яблоко» отражает постматериальное измерение (экологическая сфера) не только и не столько в предвыборной риторике. С 2008 г. в рамках партии функционирует фракция «Зеленая Россия», которая проводит активную работу, издавая брошюры и монографии, проводя публичные акции и т.д. У фракции есть свое периодическое издание (газета «Берегиня») и собственный сайт (http://www.rus-green.ru/). Постматериальное измерение мы рассматривали в логике Р. Инглхарта, как совокупность ценностей самоактуализации личности и условий по стимулированию саморазвития человека, которые воплощаются в стремление к изменению качества жизни, включающее эмансипацию социальных групп, ограниченных в использовании социальных и политических прав, комфортное состояние окружающей (в том числе экологической) среды, активизацию различных форм самоорганизации людей (в том числе и неполитических). Однако в программной риторике партий постматериальное измерение презентовалось через артикулирование экологической проблематики, выражающейся главным образом в требованиях ужесточения экологического законодательства («необходим закон, предусматривающий полную ответственность хозяйствующих субъектов за причинение вреда окружающей среде и здоровью нации», СР-2011), кроме того, экология рассматривается как ресурс, средство выживания («у общества отнимаются жизненно важные экологические ресурсы», «Яблоко»-2007), таким образом, экологическая тема в программах партий выражает не столько постматериальные, сколько материальные ценности, сконцентрированные на возможностях физического выживания. Кроме того, в программных текстах всех партий ярко выражена тенденция сокращения постматериальной (экологической) проблематики с течением времени, этот факт подчеркивают исследования, посвященные анализу динамики экологической проблематики в партийных документах [см.: Мокиевский, 2000; Матвеева, 2010]. Так, например, Мокиевский В.О. описывая ситуацию конца 80-х - начала 90-х годов, отмечал: «В предвыборных кампаниях конца 80-х годов "экологические" лозунги всегда были в числе первых. Проблемы окружающей среды занимали тогда одно из первых мест в рейтинге важности для населения, им устойчиво принадлежали первые позиции в результатах социологических опросов. Ситуация резко переменилась в начале 90-х годов. Экономические проблемы и личная безопасность намного опередили по значимости заботу о состоянии среды обитания. Эта тенденция сохраняется и в наши дни» [Мокиевский, 2000, с. 9].

2 СПС, «Яблоко» и КПРФ в рамках данной темы делали акцент на объеме полномочий церкви как социального института и его взаимодействии с обществом и государством - особенно в сфере образования («Государство обеспечит сохранение светского, фундаментального характера образования в школе и вузе» [Предвыборная программа КПРФ, 2007]; «Однако нельзя допускать клерикализа-

Следующим шагом исследования выступал анализ профиля проблемных измерений и его динамики с 2003 по 2011 г. по каждой партии (см. табл. 3).

Таблица 3

Удельный вес проблемных измерений в предвыборных программах современных российских политических партий 2003, 2007, 2011 гг.**

Предвыборные программы партий Проблемные измерения

Социально-экономическое Религиозное Центр-периферия Город-село Поддержка власти Постматериализм Внешнеполитическое Самоидентификация Некодируемые

РП-ДЕЛО-11 46,6 - 34,4 - 6,2 2,25 4,4 5,8 -

СПС-07 42,7 - 15,8 4,2 7,2 - - 11,4 17,9

СПС-03 43,1 - 18,9 6,6 10 1,1 1,7 8,1 10,5

ЯБЛОКО-11 36,6 - 28,1 2,2 15,9 4,8 2,5 9,9 -

ЯБЛОКО-07 47,2 - 18,9 3,6 15,3 3,7 1,5 - 9,6

ЯБЛОКО-03 56,8 - 13,6 2,2 10,2 9,6 4,6 1,1 1,4

ЛДПР-11 49,1 - 31,4 3 3,8 1,6 1,6 9 -

ЛДПР-07 45,3 2,6 14,8 3 4 - 8,9 15,2 6

ЛДПР-03 28,2 - 21,4 - - 2 15,6 28,7 2,1

ОНФ-11 57,4 - 29 2,7 2,1 - 3,1 2,9 1,8

ЕР-11 39,5 - 19,6 2 3,3 - 2,8 30,2 -

ЕР-07 34,3 - 28,5 2,7 5,3 1 5,6 22,6 2,4

ЕР-03 37,6 - 16,5 2,2 2,9 - 3,5 23,6 13,7

СР-11 57,8 - 15,4 5,8 7,1 4,3 - 8,2 -

СР-07 57,7 - 17,1 4,1 4,3 3,4 4,7 6,4 2,4

РОДИНА-03 15,7 - 33,8 - 10,4 - 3,6 10,8 25,6

КПРФ-11 40,7 - 12,2 4,4 8,3 0,8 11,5 14,1 8,1

КПРФ-07 40,2 - 13,8 4,3 12,4 - 4,8 11,3 12,9

КПРФ-03 12,5 - 12,2 2,3 25,3 - 1,2 21,2 25,3

В диаграмме не указаны данные, чей объем составляет менее 1%.

ции образования и государства - это путь в Средневековье» [Предвыборная программа политической партии «Союз Правых Сил», 2007]); в программах ЛДПР и ЕР религия рассматривается как механизм культурной интеграции - причем приоритет отдается православию («мы подчеркиваем приоритет православия как исторического вероисповедания абсолютного большинства населения России» [Предвыборная программа ЛДПР на выборах 4 декабря 2011 г., 2011]).

Социально-экономический блок, доминирующий в программных документах 2011 г. всех партий, в самом большом объеме (около 60%) представлен в программе партии «Справедливая Россия», что неудивительно, учитывая постулируемую социал-демократическую направленность ее идеологии, а также в программе ОНФ - заявленная тактическая направленность документа, а также его «народное» происхождение требуют концентрации на самой актуальной для россиян социально-экономической проблематике. У других партий данный блок представлен также в значительном объеме и занимает от четверти (ЕР, КПРФ, ЛДПР, «Яблоко») до половины текста программы (ЛДПР, «Правое дело»).

Как уже отмечалось, данное измерение неизменно демонстрирует свою актуальность в течение последних десяти лет (и ранее, о чем свидетельствуют исследования Е. Поповой и С. Оатс). В программах практически всех партий (кроме «Яблока») удельный вес социально-экономического проблемного измерения с течением времени увеличивается. Партия «Яблоко», по сравнению с 2007 г., сократила долю социально-экономического измерения на 10% (с 47,2 до 36,6%), однако на те же 10% увеличился объем измерения центр-периферия, но об этом мы скажем ниже.

Измерение «центр-периферия» у большинства партий (кроме ЕР и КПРФ1) находится на втором месте, что свидетельствует о степени его значимости. Из четырех субкатегорий данного измерения (государственное строительство, центр-регионы, культурно-этническая проблематика, национально-цивилизационная самоидентификация) большинство партий наиболее полно рас-

1 У ЕР и КПРФ в программах 2011 г. на втором по объему текста месте находится партийная самоидентификация, однако у КПРФ различия между партийной самоидентификацией (14,1%), центр-периферийным (12,2%) и внешнеполитическим (11,5%) измерениями несущественны, в силу чего их интерпретация не представляется актуальной. У ЕР партийной самоидентификации отводится почти треть текста программы (30,2%), однако данный факт выглядит закономерным в свете «перераспределения функций» между программами ЕР и ОНФ, где идентификации уделено только 3% текста. В то же время контекст предвыборной кампании 2011 г., как уже отмечалось, значительно отличался от выборов 2007 г. повышением протестного потенциала в обществе и усилением критических настроений в отношении партии власти. В этих условиях ЕР использовала различные механизмы повышения своего авторитета, одним из которых выступало усиление самоидентификационной составляющей предвыборной риторики.

крывают проблематику государственного строительства (т.е. состояния и качества функционирования властных институтов). Причем у либеральных партий («Яблоко», «Правое дело», СПС в 2007 г.) доминирование этой тематики особенно заметно, остальным проблемным зонам уделяется гораздо меньше внимания (например, у «Яблоко» из 28,1% текста, посвященного измерению «центр-периферия», 20,1 - отведено государственному строительству, у «Правого дела» из 34,4-29,3%).

Анализ динамики данного измерения с 2003 г. показывает, что в программной риторике «Справедливой России» наблюдается неуклонное сокращение его объема, что наглядно демонстрирует уход партии от идеологической позиции нациестроителя, на которую претендовала предшественница СР партия «Родина». У «Единой России» изменения незначительны, однако наблюдается интересная эволюция: с 2003 по 2007 г. в программах ЕР постепенно сокращается тематика госстроительства и увеличивается - национальной самоидентификации. Достигнув пика в предвыборной программе 2007 г., тенденция идет на спад: в программе 2011 г. тема госстроительства вновь усиливается, а национальной самоидентификации - ослабевает1. В программах 2011 г. ЛДПР и «Яблока», в сравнении с 2007 г., масштаб измерения «центр-периферия» существенно увеличился, причем у ЛДПР, в отличие от других партий, в части культурно-

1 Объяснение, на наш взгляд, заключается в следующем: к 2007 г. ситуация в стране характеризовалась в целом как относительно экономически и политически стабильная, а укрепившиеся позиции властного центра привели к усилению статуса России во внешнеполитической среде. Как следствие, уровень социального и национального самочувствия людей повысился, риторика национальной самоидентификации становится популярной в общественном дискурсе (сконцентрированная в популистском лозунге «Россия встала с колен»). Данные тенденции неизбежно нашли отражение накануне выборов в программной риторике партии власти, которая позиционирует себя как субъект позитивных изменений. В предвыборной программе ЕР 2007 г., озаглавленной «План Путина», большое внимание уделяется теме «конкурентных преимуществ России», «прорыва» страны к статусу «мирового политического и экономического центра», также в программе впервые выдвигается идея строительства «гражданской нации» в России. В текстах 2003 и 2006 гг. этой теме уделяется гораздо меньше внимания.

этнической проблематики1, а у «Яблока» - государственного строительства2.

В отношении других проблемных измерений единая для всех партий тенденция отсутствует.

1 К 2011 г. в обществе усилились националистические настроения, данный факт зафиксировали социологические исследования, например ФОМа, Левада-Центра и др. Так, по результатам опросов ФОМ, проводившимся в ноябре 2011 г., лозунг «Россия для русских» поддерживает 44% опрошенных, а призыв «Хватит кормить Кавказ» - 49% [см.: Слова и славяне, 2011]. Данные Левада-Центра свидетельствуют, что к концу 2010 г. (дата последних исследований) до 20% возросло количество опрошенных, отмечающих, что они «часто» и «довольно часто» «чувствуют в настоящее время враждебность к людям других национальностей», тогда как в предыдущие годы (с 2002 по 2009 г.) их количество не превышало 13% [см.: Чувствуете ли Вы...2011]. Яркими индикаторами изменения общественного мнения в этой сфере послужили массовые выступления на Манежной площади в декабре 2010 г., а также активизация деятельности националистических движений, в том числе «Русского марша» в этот период. Этнокультурная тематика в 2011 г. также получила дополнительный стимул со стороны официального политического дискурса, в котором национальный вопрос и проблематика межэтнических отношений были легализованы и приобрели статус актуальных. Президент Д. Медведев, на форуме «Современное государство в эпоху социального многообразия» в Ярославле выступил с речью, посвященной национальным проблемам. Премьер В. Путин поднял ту же тему на встрече со студентами в августе 2011. Как отмечает М. Шевчук, «произошло изменение властной позиции по национальному вопросу, тогда как ранее он трактовался как результат провокаций» [Шевчук, 2011]. В большей степени на усиление актуальности этнокультурной проблематики отреагировали, как и ожидалось, ЛДПР, а также КПРФ и СР. У ЛДПР увеличился текстовой объем предвыборной риторики, посвященный этому проблемному измерению, у КПРФ и СР объемы текста не увеличились, но произошла акцентуация «русского вопроса». Так, например, КПРФ выступила с инициативой восстановления графы «национальность» в паспорте (правда, для тех, кто пожелает обозначить свое этническое происхождение [см., например: Зюганов, 2011 а], а лидер СР С. Миронов опубликовал статью, полностью посвященную рассмотрению этнокультурной проблематики, где подробно изложил позиции партии [Миронов, 2011].

2 В предвыборной кампании 2011 г. партия «Яблоко» позиционировала себя как «единственную партию», которая, во-первых, предлагает альтернативу в безальтернативной среде, а во-вторых, выдвигает «конкретную программу действий». В контексте актуализации темы безальтернативности в преддверии президентских выборов 2012 г., переориентация программной риторики «Яблока» на сферу государственного строительства выглядит обоснованной. Так как неконкурентные институты являются препятствием для модернизации страны, то партия предлагает «конкретные пути и способы» реформирования государственных структур.

Измерение «поддержка власти» в программах 2011 г. большинства партий, как правило, не занимает большого пространства (хотя оно и занимает четвертое место в рейтинге проблемных измерений), его объем варьируется от 8,3% (КПРФ) до 2,1% (ОНФ). Только у «Яблока» оно представлено в значительном объеме (15,9%) и находится на втором по частоте упоминаний месте (причем в программной риторике «Яблока», в отличие от других партий, объем данного измерения неуклонно увеличивался после 2000 г.). Из двух проблемных зон данного измерения («отношение к существующему режиму» и «авторитаризм-демократия») доминирующим у большинства партий - причем в течение всех рассматриваемых электоральных циклов - оказывается тема авторитаризма-демократии (т.е. представление об оптимальном политическом устройстве государства).

Следует упомянуть еще об одной интересной трансформации 2011 г. - по сравнению с 2007 г. у КПРФ в 2 раза увеличился текстовый объем внешнеполитического измерения (с 4,8 до 11,5%)\

Данные, представленные в таблице 3, демонстрируют отличие программ 2003 г. и 2007, 2011 гг.: если для проблемных профилей программ 2007 и 2011 гг. характерно определенное сходство, то в программах 2003 г. отсутствует единообразная модель иерархии ключевых проблемных измерений, так, у партии «Родина» на первом месте проблемное измерение «центр-периферия», а у КПРФ - поддержка власти. На втором месте у КПРФ, ЕР и ЛДПР -самоидентификация, у «Родины» - социально-экономическое проблемное измерение, а у СПС и «Яблока» - центр-периферия. Объем даже доминирующих проблемных измерений варьируется значительнее, чем в программах 2007 и 2011 гг. (например, диапазон социально-экономического измерения колеблется от 56,8% у «Яблока» до 12,2% у КПРФ). Таким образом, можно сделать вывод, что профиль проблемных измерений, представленный в партийной программной риторике на выборах 2003 г., многообразнее и сложнее, чем на выборах 2007 и 2011 гг.

1 Объяснение, на наш взгляд, кроется во внешнеполитическом контексте предвыборного периода, для которого характерно, в интерпретации КПРФ, расширение военной экспансии США (в том числе, операция НАТО в Ливии), и, соответственно, сокращение внешнеполитического влияния России. В программе 2011 г. одним их пяти основных вызовов, стоящих перед современной Россией, названы «утрата обороноспособности и потеря ключевых союзников» [Предвыборная программа КПРФ, 2011]).

II. Удельный вес проблемных измерений в агитационной риторике партий 2011, 2007 гг.

Материалом для анализа агитационной риторики выступали, с одной стороны, печатные материалы (пресса), а с другой - ви-деоматерилы (предвыборные и агитационные партийные ролики, видеозаписи предвыборных дебатов).

В исследовании рассматривались печатные материалы (публикации) за три месяца - с начала сентября по декабрь 2007 г. и видеоматериалы - за один месяц, ноябрь 2011 г.1

В качестве анализируемых печатных материалов мы использовали партийную прессу2, а также выступления лидеров (и первых лиц партий, занимающих высокие статусы в партийной иерархии) на предвыборных партийных съездах, на различных массовых акциях, перед избирателями, их интервью различным изданиям. Для нас было важно, чтобы тексты выступлений (интервью) лидеров были опубликованы на партийных сайтах - мы предположили, что материалы, помещаемые на сайты, проходят селекцию, что можно интерпретировать как индикатор важности материала для партии. Как выяснилось, партийная пресса и выступления лидеров во многом дублируют друг друга: во-первых, в партийной прессе перепечатываются выступления лидеров, во-вторых, издания часто строятся вокруг выступлений лидеров, более подробно раскрывая обозначенные лидером темы, в-третьих, круг обсуждаемых проблем идентичен и в выступлениях, и в прессе. Кроме того, исследования показали, что выступления лидеров также тематически единообразны, т.е. выстраиваются вокруг одной тематической модели. Все это позволило нам обобщить результаты контент-анализа партийных печатных материалов в средние показатели3 (среднее арифметическое) - см. табл. 4.

1 Определение временного периода связано с официальным началом предвыборной кампании и предвыборной агитации, регламентируемыми избирательным законодательством [Указ Президента. 2007; Указ Президента. 2011, ст. 56. «Агитационный период»].

2 Периодические печатные издания есть у КПРФ газеты «Правда» (проанализированы выпуски № 96-133 за 2007 г. и выпуски № 94-135 за 2011 г.) и «Советская Россия» (выпуски № 120-162 за 2007 г. и выпуски № 97-135 за 2011 г.), у ЛДПР -газета «ЛДПР» (выпуски от 1.09.2007; 1.10.2007; 29.10.2007; 22.11.2007 г. и № 10-12 за 2011 г.), журнал «За русский народ» (выпуски № 3 и 4 за 2007 г. и выпуски № 3 и 4 за 2011 г.); у СПС - газета «Правое дело» (выпуски № 13, 14, 15 за 2007 г.).

3 Вся совокупность указанных текстов была сведена в один массив (тексты, дублирующие уже рассмотренные, исключались из анализа).

При анализе данных, представленных в таблице 4, выделяются интересные тенденции, которые характерны для всех партий в течение как V, так и VI избирательных кампаний.

1. В агитационной риторике сокращаются объемы текста, посвященного, во-первых, социально-экономическому измерению (у всех партий этот блок сокращен значительно, в несколько раз), а во-вторых, измерению «центр-периферия».

2. При этом значительно увеличиваются масштабы измерения «поддержка власти» (причем именно в плане проблематики отношения к существующему режиму) и блок самоидентификации.

Таблица 4

Удельный вес проблемных измерений в программной и агитационной риторике КПРФ, СР, ЕР, ЛДПР, «Яблока» и СПС VI электорального цикла - 2011 г. (в % к общему объему документов)1

Измерения КПРФ-пр. КПРФ- агит. СР-пр. СР-агит. ЕР-пр. ЕР-агит.

1. Социально-экономическое 40,7 22,4 57,8 33,9 39,5 12,5

1.1. Экономическое 19,0 11,8 12,6 16,0 12,2 4,2

1.2. Социальное 21,7 10,6 45,2 17,9 27,3 8,3

2. Религиозное - - - - - -

3. Центр-периферия 12,2 8,2 15,4 8,6 19,6 12,1

3.1. Гос. строительство 4,0 - 8,1 2,9 12,5 6,4

3.2. Центр-регионы - - - 0,6 4,4 3,2

3.3. Культурно-этническое 4,2 - 2,5 0,5 1,4 1,4

3.4. Нац.-цивилизационная самоидентификация 4,0 8,2 4,8 4,6 1,3 1,1

4. Город-село 4,4 3,1 5,8 3,8 2,0 0,8

5. Поддержка власти 8,3 20,1 7,1 18,1 3,3 27,6

5.1. Отношение к режиму 3,1 15,1 3,6 12,7 0,3 25,6

5.2. Авторитаризм-демократия 5,1 5,0 3,4 5,4 3,0 2,0

6. Внешнеполитическое 11,5 6,3 - 2,8 2,8 2,8

7. Постматериализм 0,8 - 4,3 - - -

8. Самоидентификация 14,1 40,0 30,2 32,8 2,9 41,4

Некодируемые 8,1 - 0,7 - 1,8 2,8

1 Сокращения: «пр.» - программная риторика, «агит.» - агитационная риторика.

81

Таблица 4 (продолжение)

Измерения ЛДПР-пр. ЛДПР-агит. «Яблоко »-пр. «Яблоко »-агит. - о л а & .Пр Пр. Дело-агит.

1. Социально-экономическое 49,1 21,7 36,6 7,2 46,6 12,4

1.1. Экономическое 20,3 17,8 15,3 5,0 20,5 4,3

1.2. Социальное 28,8 4,9 21,3 2,2 26,1 8,1

2. Религиозное 0,6 0,3 - - - -

3. Центр-периферия 31,4 23,3 28,1 13,7 34,4 31,2

3.1. Гос. строительство 10,8 2,1 20,1 11,2 29,3 28,7

3.2. Центр-регионы 2,6 0,8 2,4 - 1,0 1,0

3.3. Культурно-этническое 14,9 16,1 3,5 - 2,2 0,7

3.4. Национально- цивилизационная самоидентификация 3,1 4,3 2,0 2,5 2,0 0,8

4. Город-село 3,0 2,8 2,2 2,2 - -

5. Поддержка власти 3,8 10,7 15,9 23,3 6,2 26,6

5.1. Отношение к режиму 1,9 10,2 0,4 22,5 1,7 18,5

5.2. Авторитаризм-демократия 1,8 0,5 15,4 1,8 4,5 8,1

6. Внешнеполитическое 1,6 1,1 2,5 2,1 4,4 3,9

7. Постматериализм 1,6 - 4,8 3,3 2,5 2,1

8. Самоидентификация 9,9 36,9 9,8 41,1 5,8 21,4

Некодируемые - 3,2 - 7,1 - 2,5

В предвыборных роликах всех партий, в силу специфики самого жанра, безусловно доминирует тема партийной самоидентификации (как в плане самопрезентации, так и демонстрации отношения к другим партиям), которая выступала рамкой, контекстом для артикуляции проблемных сфер, принципиальных для партии. Однако партии выбирали разные механизмы самоидентификации.

Ролики КПРФ в обоих электоральных циклах построены, с одной стороны, вокруг темы социального неравенства, трактуемого в логике классового конфликта, а с другой - вокруг интерпретации программных положений партии1. Концептуальной основой самоидентификации КПРФ в роликах как 2007, так и 2011 г. является понятие «большинство», чьи интересы партия представляет («вместе мы - большинство, и у нас есть право на свою власть»,

1 Например, Г. Зюганов в одном из роликов объясняет, как партия понимает национализацию.

«(Большинство должно побеждать!» «Власть - большинству, Россию - народу», 2011). Основаниями для выделения «большинства» выступают классовые критерии, в роликах 2007 г. большинству противопоставлялись «кто-то» («кто-то состязается в богатстве и роскоши, а большинство умеет ценить достаток, кто-то считает своим достояние целого народа, а большинство хочет быть хозяином на своей земле»). В 2011 г. мотив классового антагонизма несколько нивелируется, однако отчетливо проявляется тема коррупции, которой партия посвятила отдельный ролик («Пирамида коррупции. Уничтожим зло, твой голос - сильнее пули!»).

Если в предвыборных роликах отношение к существующей власти у КПРФ проявляется косвенно, то ее непосредственная оценка содержится в лозунгах и слоганах: «Пораменять власть!», «Хватит терпеть! Действуй! Время менять власть!», «4 декабря начнем историю с красной строки!», «Новые люди - новый курс -новая жизнь!» (2011).

В отличие от роликов КПРФ, ролики «Справедливой России» в предвыборной кампании трансформировались существенно - и содержательно, и в плане изобразительной формы. Ролики 2007 г. освещали исключительно социальную проблематику («Повернем ЖК к человеку лицом!», «Человеку труда - достойную старость!», «Уберем жулье от жилья!»), а партийная самоидентификация строилась на мотиве справедливости и заботы о людях («2007, с заботой о людях!» «В интересах нароДА!» «Вернуть справедливость в нашу жизнь!»), где справедливость понималась как социальная категория (сокращение разрыва доходов полярных социальных групп, социальный патернализм). Стилистика роликов была выдержана в спокойных и позитивных тонах, а социальная действительность в них трактовалась как стабильная. В 2011 г. ситуация радикально поменялась: социальная тематика стала презентоваться совершенно в иной эмоциональной плоскости - как драматичная, иногда безвыходная1 («Измучили народ, измучили! Ну сколько можно терпеть! Хватит!»). Впервые в риторике СР появился мотив вины власти и образ виновных (это и абстрактные «они» - «Они отняли - мы вернем!», и не менее абстрактные «жулье», «воры» и «чиновники» - «Жулье и воры грабят безнаказанно народ»; «Во властных коридорах совести давно заткнули рот»; «Чиновники, попробуйте прожить на мою пенсию!», и вполне

1 Например, ролик о пенсионерке, которой не хватает денег на молоко, или пациенте больницы, у которого за неуплату отключают аппарат искусственного дыхания.

конкретная ЕР1). Несмотря на такую неопределенную презентацию «виновных», понятие справедливости в роликах СР 2011 г. приобрело политическое звучание, а социальная сфера стала представать в тесной связи и зависимости от политической системы. Статус адресатов роликов также поменялся - с объектов патернализма в 2007 г. до активной действующей силы («Пора менять эпоху! Голос Справедливости отдай!»; «Голос нашей совести призывает нас действовать!»). Лозунги и слоганы СР дополняют и продолжают выделенные в роликах тематические тенденции («За Россию без жуликов и воров!», «Коррупция - государственная измена», «Коррупция - раковая опухоль России», «Жилищно-коммунальные грабители! Хватит доить народ!»), однако в лозунгах политическая составляющая проявляется отчетливее, чем в роликах (и тем более интенсивнее, чем в роликах и слоганах 2007 г.), в них, по сути, предлагается изменение режимных характеристик власти («Назначенный губернатор служит начальству, избранный - народу!», «Избранному судье больше веры!»).

Главным приемом, который использовала «Единая Россия» в предвыборной кампании 2007 г., выступало сопоставление настоящего и прошлого, причем точкой отсчета, «прошлым», были обозначены 90-е годы. У ЕР в 2007 г. большой блок роликов был представлен персоналиями2, их «жизненные истории» помещались в глобальный социально-политический контекст прошедшего десятилетия: 90-е годы интерпретировались как период хаоса и неопределенности, тогда как образ современной ситуации выстраивался вокруг идеи стабильности («Уверенности в завтрашнем дне не было. Я не хочу, чтобы вернулись 90-е годы»; «Жизнь изменилась к лучшему, нашей стране есть, чем гордиться»; «Люди работают, дети ходят в школу, жизнь идет. Ощущение стабильности, я им очень дорожу», «Сейчас люди не выживают, а жить начали»). Субъектами изменений выступают В. Путин, который предстает как культурный (практически мифологический) герой («С приходом Путина все изменилось. Страна стала страной-победителем»; «Человек, который подарил уверенность в зав-

1 Как, например, в ролике, получившим в Интернете название «Дед», который, был запрещен к показу ВГТРК 24.11.2011.

2 С одной стороны, это были «простые люди» (доярка, пенсионер, школьная учительница, пекарь, косметолог), с другой - «нотабли» (известные общественные и политические деятели - Н. Михалков, Ф. Бондарчук, С. Шойгу, Ю. Лужков, А. Тулеев и т.д., или партийные функционеры - депутаты от партии).

трашнем дне»), и предводительствуемая им ЕР. Тот же самый прием был использован и на выборах 2011 г., в роликах поменялось только одно - имя в бюллетене, появляющемся в последних кадрах, и в партийном слогане: «За Дмитрия Медведева, за "Единую Россию"»1. Таким образом, в роликах ЕР тема самоидентификации переплетена с отношением к существующему режиму, партия отождествляет себя с властью. Слоганы и лозунги ЕР полностью отражают концепцию стабильности и созидания, сформулированную в роликах («Сохраняем. Развиваем. Создаём. Работаем. Строим», «Для жизни, для людей»).

Ролики ЛДПР 2007-2011 гг., с одной стороны, демонстрируют тематическую преемственность (социальная проблематика, госстроительство и проблема коррупции, мировой статус России), с другой - в 2011 г. темы артикулированы гораздо острее, агрессивнее (как в содержательном, так и изобразительном выражениях). В 2011 г. в роликах ЛДПР, как и у СР, появляется мотив неоправданных ожиданий («Хватит это терпеть!»), а спектр виновных (врагов) расширяется - если в роликах 2007 г. водораздел между «мы» и «они» проходит исключительно в классовой плоскости («они» - те, «Кто сладко спит, вкусно ест, позорит нашу страну и измывается над нами!», «Почему им все, а нам ничего?», «Откуда у них деньги? Они их не заработали, они их украли! Они просто захапали все, что сделано вашими руками!»), то в 2011 г. к ним отнесены представители государства - чиновники разных уровней («Вы им платите - они вам хамят, они вас обманывают»). Национальная тематика в агитационной риторике ЛДПР активно обозначила себя не столько в роликах2, сколько в других ее видах - в печатных (Интернет) источниках и в слоганах3.

1 Анализируя данную преемственность, Александр Архангельский в своей передаче «Против течения» отмечал: «Бросается в глаза приглушенная, чрезмерно умеренная стилистика роликов "Единой России", как будто у партии власти все так же хорошо, как было в 2007-м». По мнению аналитика, цель повторного использования визуального и композиционного инструментария в роликах ЕР заключается в том, «чтобы не спугнуть пассивного избирателя, голосующего по инерции» [см.: Архангельский, 2011].

2 Хотя в кампании 2011 г. ЛДПР использовала предвыборный ролик, озаглавленный «Будут русские - будет и Россия!» и который начинался со слов: «Наша родина - Россия, 80% - русские».

3 В этом смысле показательно сравнение заголовков газеты ЛДПР V и VI электорального циклов. Если в 2007 г. только один заголовок из пяти (газета выходит раз в месяц) был посвящен «русскому вопросу» («Хорошо русским -

Ролики либеральных партий («Яблоко» и СПС) в кампании 2007 г. также были построены вокруг отношения к режиму, причем обе партии достаточно жестко обозначали свое негативное отношение к существующей власти. Однако присутствовало одно принципиальное отличие, если СПС выстроил свою тактику только на подчеркивании негативных свойств власти («в России установился режим личной власти», «в стране сформировался культ личности»), не предоставляя позитивную программу, то «Яблоко» предлагало стратегию изменений как политических (проблематика госстроительства), так и социально-экономических («Сделаем институты прозрачными», «Снизим уровень коррупции», «Повысим уровень жизни»). В 2011 г. ролики «Яблока» тематически также изменились мало и предстали в доминирующем формате 2007 г., где главным действующим лицом ролика выступал духовный лидер партии Г. Явлинский1. Однако если в 2007 г. принципиальной темой являлся контроль над властью («Власть под контроль граждан!»), то в 2011 г. ключевой проблемой стала безальтернатив-ность российской политической системы и растущая социальная потребность в изменении status quo («Россия требует перемен!»). Партия позиционировала себя как единственного субъекта возможных трансформаций («Мы настойчиво предлагаем глубокие изменения в политике и экономике»).

Идеологический преемник СПС в 2011 г. партия «Правое дело», очевидно не надеясь на победу и на сколько-нибудь значимый результат, сделала несколько роликов, стилистически и тематически неоднородных, в которых отсутствует единая логическая

хорошо всем!», 1.09.2007), то в 2011 г. - три из пяти («Есть ли у русских завтра?», 25.10.201; «За Россию! За русских!», 26.09.2011; «Русские, хватит молчать!», 26.09.2011). Также очень показательны используемые партией лозунги и слоганы. В 2007 г. только один выражал этнокультурную тему («Мы за русских. Мы за бедных»), причем в сочетании с социальной проблематикой; в 2011 г. такие слоганы преобладали («ЛДПР за русских!», «Русские, жестче взгляд! Русские, равнение на ЛДПР!», «Есть ли у русских завтра?», «Хорошо русским - хорошо всем! Плохо русским - плохо всем! Всё для русских, ничего против русских!», «Воспрянь, Россия! Русские, вперед!», «Будьте русскими - добивайтесь невозможного!», «Защитим русских везде!», «Иван, запахни душу!», «С Богом, Ваня. Пора начинать!», «Вместе с русским народом!»).

1 Надо отметить, что в 2011 г. сократилось количество роликов «Яблока», их сценарный репертуар стал гораздо беднее: если в 2007 г. в роликах раскрывались самые разные темы (от «женщин России» до «собственности граждан России»), то в 2011 г. акцент делался только на одной теме - отношение к власти.

структура и оформленная проблемно-идеологическая композиция1. Данная идейная и тематическая неопределенность свидетельствует о том, что партия в 2011 г. не нашла «свой» круг проблем и не сформировала специфический способ их подачи, что сделало бы партию узнаваемой, а ее имидж «брендовым»2.

Анализ партийных дебатов с точки зрения объема и текстовых (временных) масштабов презентации проблемных измерений не представляется продуктивным, так как темы дебатов или определяются предварительно, или модерируются в процессе партийного диалога ведущим. Дебаты интересны как формат самопрезентации, развернутых оценок проблемных зон, уточнения программных позиций партий, поэтому материалы дебатов будут исследованы нами в последующих параграфах.

Подводя итоги анализа предвыборной риторики партий, можно выделить следующие тенденции:

В предвыборной риторике современных российских политических партий самыми актуальными проблемными зонами, если судить по количеству уделяемого им внимания и объему посвященного им текста, являются социально-экономическая, государственное строительство, а также отношение к власти, причем в течение последних трех электоральных циклов их актуальность неизменно возрастает.

Среди различных жанров партийной предвыборной риторики присутствует тематическая специализация: в предвыборных программах партии большое место уделяют социальной и экономической проблематике, проблемному измерению центр-периферия, а также партийной самоидентификации. Свое отношение к режиму партии предпочитают артикулировать в более «массовых» форма-

1 Один из роликов «Правого дела» (чаще всего транслировавшийся по ТВ) явно апеллирует к «драматической» избирательной кампании 2011 г. («мы останемся здесь!»), в другом акцентуация социальных проблем современной России доводится, в духе ЛДПР, до уровня катастрофизма, причем партия презентует себя как «спасителя» («Сомневаешься, что так будет? Правильно сомневаешься. Мы не допустим!»), что звучало не очень убедительно в свете ее крайне низкого рейтинга. В некоторых роликах подчеркивается идеологическая программа партии («Личность, семья, страна, собственность!»; «Не будь пешкой, измени свою жизнь!»).

2 Ролики и слоганы «Яблока» и «Правого дела» немногочисленны и в основном используются в роликах («Яблоко» - «Россия требует перемен! Мы вернем вам надежду!»; «Правое дело» - «Каждый правый имеет право!», «Проектируй свое будущее»), поэтому не требуют дополнительного анализа.

тах: в партийной прессе, выступлениях и интервью лидеров, предвыборных роликах, дебатах, слоганах и лозунгах. Кроме того, в роликах, слоганах и лозунгах отражаются темы, наиболее актуальные и «болезненные» для социально-политической ситуации текущего избирательного цикла. Так, например, в 2011 г. в партийных предвыборных видеороликах, в силу жанра располагающих самой большой зрительской аудиторией, партии акцентировали социальные проблемы, а также тему коррупции (партийные ролики КПРФ, СР и ЛДПР, посвященные коррупции, малоотличимы друг от друга), которая в VI электоральном цикле выступала, вместе с социальной проблематикой, в качестве ключевой.

В 2011 г. усилились радикализация оценок и демонстрируемый протестный потенциал партий, относящих себя к левому идеологическому спектру (у СР в большей степени, у КПРФ - в меньшей), а также примкнувшей к ним в этом вопросе ЛДПР: многие ролики и лозунги партий артикулировали тему «вины» и «виновных» в неблагоприятной социально-политической ситуации. Для СР, несмотря на неопределенность и аморфность образов «врагов», прием обличения явился смелой новацией. Об усилении про-тестных настроений в предвыборной кампании 2011 г. свидетельствует и тот факт, что четыре из шести партий (кроме ЕР и «Правого дела»), придерживающиеся разных идеологических воззрений, использовали один и тот же слоган «Хватит это терпеть!»

2.2. Модели партийной самоидентификации в предвыборной риторике V и VI избирательных кампаний

Главная цель артикуляции измерения «партийная самоидентификация» в партийной риторике заключается в обосновании своей идеологической специфики, своего отличия от других партий путем отграничения от оппонентов, акцентирования своей идеологической принадлежности, а также апелляции к своей целевой группе.

Партийная самоидентификация раскрывается через различные практики самопрезентации, которые выбирают партии.

В матрице проблемных измерений партийная самоидентификация была представлена следующими тематическими блоками:

1. Отношения с другими партиями (готовы ли партии идти на переговоры и соглашения или только на бескомпромиссное противостояние; каким образом воспринимаются другие партии - как

партнеры, как конкуренты или как противники; с какими партиями готовы сотрудничать, а с какими возможна только конфронтация).

2. Психологическая самопрезентация, т. е. оценка партией своей роли в политической системе и в обществе в целом1.

Тактики самопрезентации, которые были выбраны партиями как в течение V, так и VI парламентских выборов, практически не изменились. Самой распространенной тактикой выступает самопозиционирование по отношению к другим партиям - участницам избирательной кампании. Партии-«оппозиционеры» используют единообразные модели как своего позиционирования среди других оппозиционных партий, так и по отношению к ЕР. Пять из шести изучаемых партий (кроме ЕР) строят модель самопрезентации на акцентуации своей «истинной» оппозиционности, в отличие от других, «мнимооппозционных» партий (СПС - «Мы - единственная партия, которая не боится сказать, что она не просто против анонимной бюрократии, а против курса Путина»2; «КПРФ -единственная реальная политическая сила, которая противостоит социально-экономическому и политическому курсу, проводимому ЕР»3). Обоснования, используемые партиями, различны. Например, указание на свою давнюю оппозиционную деятельность, политическую независимость и последовательный антагонизм власти и представляющей ее интересы ЕР (СПС - «Мы - оппозиционная демократическая партия, открыто критикуем не только ЕР, но и В. Путина. Мы против "Плана Путина "»4, «Яблоко» -«Мы против политики ЕР и Путина. Мы - партия оппозиции. Нас не пускали в СМИ. У нас не было возможности донести позицию до избирателя. В отличие от нас, КПРФ - лояльная партия»5.

1 Детализируя в матрице проблемных измерений партийную самоидентификацию, мы выделили также еще два ее компонента - самопозиционирование партий в идеологическом спектре (оценка партиями своих идеологических позиций); а также социальную базу, к которой апеллируют партии. Однако в данном параграфе мы не будем рассматривать эти пункты, так как партийное идеологическое самопозиционирование в целом совпадает с общественной оценкой партийных идеологий («левые» - КПРФ и СР, «правые» - «Яблоко» и «Правое дело», «центристская» (консервативная) партия ЕР и «патриотическая» - ЛДПР), а социальная база всех партий представлена очень широко - партии претендуют на трансляцию интересов «большинства», вплоть до всех граждан государства.

2 Дебаты на «Радио "Россия"». Участники: «Яблоко» и СПС. - 26.11.2007.

3 Дебаты на канале «Россия». Участники: КПРФ, СР, СПС. - 6.11.2007.

4 Дебаты на канале ТВЦ. Участники: партия «Яблоко» и СПС. - 21.11.2007.

5 Дебаты на Первом канале. Участники: КПРФ и «Яблоко». - 17.11.2011.

Данный тезис подкрепляется обращением к думской деятельности партии, перечислением акций, мероприятий, действий, направленных как против непопулярных мер правящего курса, так и против его линии в целом («Яблоко»: «Мы добились возврата коммунальной платы за невыполненные услуги, не допустили государственной приватизации лесов, голосовали против ввоза ядерных отходов»1. Одновременно остальные партии - участницы избирательной кампании обвиняются в оппортунизме и соглашательстве с властью, причем также приводятся многочисленные примеры конкретных действий, демонстрирующие, почему соперники не являются «настоящей оппозицией»2. В качестве фактов используется, во-первых, отношение партий-оппонентов к прошлым, но значимым периодам функционирования политической системы (например, к ГКЧП, режиму Б. Ельцина), во-вторых, реагирование партий-оппонентов на акции правительства, вызвавшие большой резонанс в обществе (например, голосование «за» или «против» монетизации льгот, введения ЕГЭ, реформирования ЖКХ и т.д.).

По отношению к «Единой России» все партии-оппозиционеры едины в своем критическом реагировании, претензии к ЕР неизменны - «партия власти», непопулярная в обществе, использующая репрессивные меры по отношению к другим партиям,

1 Дебаты на канале «Россия». Участники: партия «Яблоко», «Патриоты России», «Партия социальной справедливости». - 08.11.2007.

2 Так, например, претензии, которые предъявляются «Справедливой России» со стороны всех без исключения других партий, претендующих на оппозиционность - это обвинение в искусственном происхождении, санкционированном властью («кремлевский проект»). И усиление критичности риторики СР по отношению к правящей элите и ее курсу в 2011 г. не изменило ситуацию. Например, С. Митрохин в дебатах с ЛДПР таким образом охарактеризовал СР: «СР - кремлевский проект, созданный, чтобы вытеснять коммунистов. А теперь они говорят, что они оппозиция. Они - резервная партия Путина. Мы с этими кремлевскими играми ничего общего не имеем, мы всегда были в оппозиции» (см.: Дебаты на Втором канале. Участники - С. Митрохин от партии «Яблоко», В. Жириновский от партии ЛДПР. - 2.12.2011). Данная реплика прозвучала как ответ на обвинение со стороны В. Жириновского в «полевении» партии «Яблоко» и ее идеологическим сближении с СР). СР, напротив, доказывает истинность своих позиций: «СР -реальная оппозиция действующей власти, мы выступаем против социально-экономического курса современной власти. Мы предлагаем профессиональную программу управления страной. А вы (к В. Жириновскому) - это практика власти создавать клоунскую оппозицию, которая будет только эпатировать, но никогда не сможет ничего разработать. ... Вы - спойлер. Вы боитесь СР» (см.: Дебаты на Втором канале. Участники: СР и ЛДПР, 30.11.2011).

поддерживающая неэффективное управление страной, нежелающая и неспособная вести диалог, практически игнорирующая другие партии (например, отказ ЕР участвовать в партийных дебатах в избирательной кампании 2007 г.).

Другим приемом, позволяющим партиям очертить свои границы и отделиться от конкурентов, является обращение к символическим событиям и историческим явлениям, по отношению к которым в обществе отсутствует согласие. Такими событиями, выступающими постоянным источником дискуссии, является, например, революция 1917 г., советский период, оценка его наследия для страны. 90-е годы ХХ в. также являются тем знаковым этапом, который служит водоразделом между партиями и их идеологическими доктринами. Оценка событий, наполнение их разным символическим содержанием выступают средством не только партийной самоидентификации, но и идентификации своего электората, так как разные социальные группы по-разному, иногда диаметрально противоположно, оценивают данные события и периоды. Так, например, революцию 1917 г. позитивно оценивают (как точку отсчета нового справедливого мироустройства - социализма) КПРФ и СР. Негативное отношение, хотя и по разным причинам, транслируют «Яблоко», СПС / «Правое дело» и ЛДПР, для которых это событие - провал демократической модернизации (либеральные партии) или исторического пути развития России как великой империи (ЛДПР - «Извращенность нашего государства -как только убили царя, легальная власть прекратилась, бомжи пришли к власти»1. ЕР непосредственно данную тему не актуализирует. Таково же распределение мнений по отношению к советскому наследию - СР и КПРФ, выделяя проблемы, приведшие к кризису СССР, в целом позитивно относятся к советскому прошлому, тогда как три другие партии последовательны в своем неприятии данного исторического периода и в оценке его негативных последствий для дальнейшего развития страны. ЕР старается не акцентировать внимания на этих сугубо «идеологических» моментах, однако в целом пытается совместить символику как дореволюционного, так и советского периода в одном социальном про-странстве2. Символическое событие, по поводу которого у всех партий присутствует консенсус, - это Вторая мировая война.

1 Дебаты на ТВЦ. Участники: ЛДПР и КПРФ. - 17.11.2011.

2 Так, например, в статье 2006 г. «Центризм - это антирадикализм» Олег Морозов писал «Мы, в отличие от российских "правых" и "левых", считаем себя

И хотя партии общей идеологической направленности периодично призывают друг друга к созданию коалиций (например, СР и КПРФ; СПС и «Яблоко»), демонстрируя готовность к диалогу и компромиссу, тем не менее данные призывы остаются только декларациями - так, например, «Яблоко» в дебатах с СПС, объясняя свою непримиримость и нежелание объединяться, апеллировало к периоду 90-х годов, когда члены СПС входили в политическую элиту страны и участвовали в проведении неэффективных реформ, «приведших страну к кризису», в том числе, демократии1; КПРФ, обосновывая свое нежелание составлять предвыборную коалицию с СР, «вспоминало» случаи ее «антинародного» голосования, например поддержку монетизации льгот2. Очевидно, что данные обоснования выступают предлогами, тем более что в парламентской деятельности партии уже готовы координировать свои действия. Однако предвыборные коалиции не являются привлекательной стратегией для партий, так как существующая институциональная среда не стимулирует их возникновение, а возможные выигрыши от потенциальных объединений являются сомнительными. Партии обладают «ядерным» электоратом, который отдает голоса за партию от выборов к выборам. Благодаря «ядерному»

наследниками и царской, и социалистической России. Верность вековым традициям служения Отечеству - это и есть наш высокий консерватизм». Хотя это статья 2006 г., партия в своей риторике остается на тех же позициях [Морозов, 2010]. Данную специфику как ЕР, так и властной элиты в целом подвергает активной критике один из лидеров партии «Яблоко» Г. Явлинский, утверждая, что попытки совместить оба уровня символики, относящейся к антагонистичным (в политическом, экономическом и социальном плане) периодам жизни страны, «замораживают» идейные противоречия в обществе, препятствуя нахождению социального консенсуса [Явлинский, 2012].

1 Так, С. Иваненко, представитель партии «Яблоко», в дебатах с Н. Белых отвечая на предложение об объединении, отметил: «В чем разница между "Яблоком" и СПС? В риторике она не очень заметна. Различие заключается в реальной политике: СПС была у власти в 90-е годы, тогда как "Яблоко" в это время была в оппозиции. СПС несет ответственность за состояние дел в стране, в том числе за сырьевую экономику» (см.: Дебаты на ТВЦ, 21.11.2007).

2 Коммунист И. Мельников так отреагировал на призывы СР к объединению в 2007 г.: «. любой коммунист, который по теории Миронова захочет вступить в партию "Справедливая Россия", должен будет расписаться в том, что поддерживает Сергея Миронова в его голосованиях за отмену льгот пенсионерам, за существующий Жилищный кодекс, за распродажу водных ресурсов и земли. Людей, поддерживающих это, нет ни в КПРФ, ни среди наших сторонников» [Мельников, 2007].

электорату партии предполагают, какой процент голосов они получат, а в связи с тем, что российские партии во многом являются персоналистскими и в своем функционировании тесно связаны с образом своего лидера, объединение - даже с идеологически близкой партией - повлекло бы изменение системы руководства, а соответственно, и имиджевых характеристик партии, следствием чего может стать утрата части электората.

Психологическая самопрезентация также единообразна у всех партий и основывается на акцентировании своей исключительности - в плане обладания качествами, дающими преимущество в политической борьбе. Например, партия «Яблоко» последовательно подчеркивает свою честность и приверженность идеалам, - партия позиционирует себя как не меняющую свои убеждения и не обманывающую своих избирателей («Мы профессионалы, ни разу вас не обманули и ничего у России не украли, знаем, как профессионально управлять страной»1; «Мы - партия российской интеллигенции, не лжем и не воруем» [Предвыборный ролик партии «Яблоко», 2007]. КПРФ - верность идеям социализма, служение и защита «людей труда» («Коммунистическая партия Российской Федерации, верная интересам людей труда» [Предвыборная программа КПРФ, 2011];). ЛДПР - непримиримость в борьбе с оппонентами и патриотизм («ЛДПР - партия патриотов, и она это доказала» [Предвыборная программа ЛДПР, 2011]; «Голосуйте только за ЛДПР, только мы говорим правду, остальные несут чушь - коммунисты и прочие. Только обещают... »2. СР - отстаивание социальной справедливости («Мы пришли в политику с целью . обеспечить социальную безопасность людей» [Программа партии «Справедливая Россия», 2008];), СПС - профессионализм и демонстрация навыков по оперативному управлению страной («"Союз Правых Сил" идет на выборы, понимая, что именно нужно изменить в нашей стране, каких целей реально достичь в какие сроки, что мешает России и кого представляет наша партия» [Предвыборная программа политической партии «Союз Правых Сил», 2007];). «Правое дело» - акцентирование идеи самостоятельной, личной ответственности («Правое дело» - партия неравнодушных и ответственных граждан, относящихся к государству лишь как к инструменту улучшения их жизни. Мы... на-

1 Дебаты на канале ТВЦ. Участники: партия «Яблоко» и СПС. - 21.11.2007.

2 Дебаты на канале ТВЦ. Участники: ЛДПР, СР, «Гражданская сила». -13.11.2007.

мерены сами нести ответственность за себя и свою страну» [Предвыборная программа партии «Правое дело», 2011])1.

Линия, выбранная «Единой Россией», отлична от моделей самоидентификации других партий и заключается в демонстрации особого статуса партии как в политическом, так и в общественном пространстве. Так, во-первых, партия отождествляет себя со страной: «Последние годы стали для России периодом политической стабильности... За эти годы мы много добились...» [План Путина. 2007]; во-вторых, с Президентом (в 2007 г. - Путиным): «В стране есть национальный лидер - Президент Владимир Путин и есть сплоченная общественная сила, политическая опора Президента -партия "Единая Россия"» [План Путина. 2007]; и в-третьих, с властью в целом - например, перечисляя свои достижения, ЕР приписывает себе все успехи госуправления, которые произошли за «отчетный» период, например: «При непосредственном участии "Единой России" удалось навести порядок в стране» [Предвыборная программа Всероссийской политической партии «Единая Россия», 2011].

Данное отожествление символически сокращает дистанцию между властью и обществом, объединяя их и снимая конфронтацию между ними («Отчуждение между властью и простым человеком, которое существовало в нашей стране, постепенно преодолевается» [План Путина. 2007]).

Партия практически не определяет свой статус среди других партий, потому что он очевиден - «Выдержав проверку на способность работать в конкурентных условиях, наша партия стала самой влиятельной политической силой в стране, представителем интересов всего многонационального российского народа» [План Путина... 2007]2.

1 В предвыборной кампании 2011 г. данный прием использовала и ЕР. Так, А. Хинштейн в дебатах на канале «Россия» сказал: «ЕР - единственная партия, где нет людей с криминальным прошлым» (см.: Дебаты на канале «Россия». Участники: ЕР, ЛДПР. - 24.11.2011).

2 В 2011 г. на съезде ЕР Д. Медведев в своем выступлении в таком же ракурсе оценивает статус ЕР в современной политической системе: «"Единая Россия" на протяжении уже многих лет выступает в роли общенационального политического лидера, способного не просто вести за собой, но и подняться над узкогрупповыми интересами, слышать не только своих сторонников, что особенно сложно, но и оппонентов, следовать стратегическим целям, а не сиюминутным выгодам, работать, насколько это возможно, в интересах всех регионов, всех со-

По этой же причине не определяются функции партии и методы ее работы - они совпадают с деятельностью власти.

В период своего создания, ЕР, определяя свое положение в идеологическом спектре, заявила об отказе от идеологии и о приверженности прагматической политике («Центризм, которым руководствуется "Единая Россия" - это не идеология в привычном смысле слова. ... Это прагматизм, способность решать реальные проблемы реальных людей... интересная работа и высокая зарплата - вот, что необходимо гражданам нашей страны» [Предвыборная программа политической партии «Единая Россия», 2003]). Однако уже в 2006 г. потребовалось идеологическое обоснование деятельности партии и оно было найдено в версии консерватизма, в этом же идеологическом русле партия остается и поныне1.

В риторике 2007 г. у ЕР нет политических конкурентов, соответственно отсутствуют принципы взаимодействия с ними. Хотя говорится о необходимости многопартийности («Главный фактор демократического развития страны, становления гражданского общества - развитие многопартийной системы. Создание организационных и правовых условий для этого - приоритетная задача "Единой России"» [Грызлов, 2007], однако показательно, что ЕР не рассматривает себя как одного из участников этого процесса. Ее роль - не «становление институтов гражданского общества», а «создание условий для этого». Таким образом, ЕР исключает себя из поля многопартийности, относя себя к властной структуре.

В риторике ЕР 2007 г. присутствуют - хотя и косвенно - оппоненты («Мы не призываем к абстрактному "светлому будущему ", которое привлекает левых и правых романтиков» [План Путина... 2007]). И главный водораздел между оппонентами и ЕР проходит именно в идеологической плоскости - концептуальный уровень идеологии интерпретируется ЕР как умозрительные и не связанные с практикой размышления («левые и правые романти-км»). В 2011 г. противники уже определяются, однако критерий их

циальных групп, всех граждан нашей страны. Это особенно важно - быть в полном смысле всенародной и всероссийской партией» [Медведев, 2011].

1 Идеологическая преемственность консерватизму была обозначена в уже упоминавшейся статье О. Морозова «Центризм - это антирадикализм» («Если искать идеологическую традицию, продолжателем которой мы являемся, то это, безусловно, консерватизм»), а в программе ЕР 2009 г. - «российский консерватизм».

выделения не меняется - отсутствие реального содержания в их риторике («дающие пустые обещания»).

ЕР, противопоставляя себя другим партиям, как в 2007, так и в 2011 г. (в большей степени) акцентирует внимание, во-первых, на достигнутом, а во-вторых, на идее стабильности как главном достижении всего периода существования партии. Кроме того, в 2011 г. партия гораздо активнее, чем в 2007 г., использовала в различных видах риторики понятие «будущего» («Будущее за НАМИ!»).

Соответственно социальная база, к которой апеллирует ЕР, предельно широка (самая обширная среди других партий) и включает «народ», «миллионы» [Программа политической партии «Единая Россия», 2006], «каждого гражданина России», «весь многонациональный российский народ» [План Путина... 2007], и всех тех, «кому дорого Отечество, кто строит сильную, процветающую, великую Россию» [Предвыборная программа Всероссийской политической партии «Единая Россия», 2011]1.

* * *

Таким образом, российские политические партии, артикулируя свои позиции в партийном спектре, стремятся не столько к поиску линий соприкосновения и координации друг с другом - при декларируемой необходимости диалога и консенсуса, - сколько к определению размежеваний и отграничению от других партий, причем данные коммуникативные установки характерны как для партий, находящихся на противоположных полюсах идеологической шкалы, так и для партий, занимающих сходную идеологическую нишу. Все оппозиционные партии используют единую модель самоидентификации, которая заключается, во-первых, в разграничении «подлинных» (собственных) и «имитационных» (приписываемых оппонентам) оппозиционных стратегий, «разоблачении» конкурентов, во-вторых, в артикулировании отношения к социально-значимым и символическим событиям (этапам развития страны), обладающим противоречивой, подчас полярной общественной оценкой, а в-третьих, в приватизации и присвоении

1 О расширении в 2011 г. социальной базы, на которую ориентируется ЕР, свидетельствует тот факт, что в Программном заявлении ЕР присутствуют многочисленные использования личных форм местоимений («мы», «нас», «наших» и т.д.), которые занимают 2,5% объема текста, тогда как в программных документах предыдущих лет (2003, 2006, 2007, 2009) - от 0,2 до 0,6%.

партией социально-одобряемых качеств (честность, верность идеалам и т.д.).

«Единая Россия», используя иные модели самоидентификации, не просто обособляет свое положение в идеологическом спектре и в политической системе в целом, но практически выходит за рамки партийной конкуренции и межпартийной коммуникации.

2.3. Эволюция социально-экономического измерения в партийной риторике V и VI избирательных кампаний

Эволюция социально-экономического измерения в партийной риторике в течение последних двух избирательных кампаний в нашей работе рассматривалась с позиций «классических» политических идеологий - консерватизма, социализма, либерализма1. Мы остановились на таком подходе, потому что он позволяет рассматривать социально-экономическое измерение в комплексе с другими ключевыми проблемными измерениями (например, центр и периферия, поддержка власти и т.д.), не обособляя социально-экономическую проблематику в отдельную сферу, как это произошло бы при использовании лево-правой шкалы. Классические идеологии осмысляют ключевые концепты «государство» и «индивид», обосновывают объем их полномочий и логику взаимодействия, погружая в контекст социальной, экономической, политической сфер. Лево-правая шкала позволяет сделать умозаключения

1 Данный подход был предложен В. Радаевым в четырехтомнике «Иное: Хрестоматия нового российского самосознания» [Иное. 1995]. В работе рассматриваемая схема анализа идеологий применялась для изучения российского общественно-политического дискурса конца 90-х годов. Позднее сотрудница НИУ ВШЭ Е. Новикова использовала данный подход для исследования экономических разделов программ трех российских политических партий [Новикова, 2001]. Мы продолжаем данную традицию, изучая с ее помощью социально-экономическое измерение современного партийного спектра. Мы не ставили своей целью глубокое теоретическое изучение идеологий поскольку существует большой комплекс текстов, посвященных этой теме [см., например: Алексеева , 2000; Гуторов, 2001; Капустин, 1994 а; 1994 Ь; 2004; 2011; Галкин, Рахшмир, 1987; Рахшмир, 1999; Соловьёв, 2001 а; 2001 Ь; Ильин, 1997]. Наша задача заключалась в том, чтобы использовать эмпирическую модель, предложенную В. Радаевым, для выделения формальных признаков «классических» идеологий в социально-экономической программе партий. Мы не использовали в модели черты еще одной «классической» идеологии - национализма, ведь его проявления в социально-экономической сфере несущественны и могут быть исчерпаны консервативными положениями «ограниченности национальной экономики».

об эволюции партийного спектра в рамках одномерной системы координат, тогда как исследование в рамках классических идеологий предлагает большие возможности для многопланового анализа - выделения специфики сочетания различных идеологий (идеологических гибридов), изучения их временных трансформаций. Кроме того, как мы уже отмечали, исследование партийного спектра в рамках лево-правой шкалы имеет десятилетнюю историю в российской политической науке, работа в рамках этой методологии неизбежно привела бы к получению аналогичных результатов.

«Классические» идеологии предлагают идеалтипичные модели для анализа как идейного (стратегического) уровня функционирования партийного спектра, так и программной (тактической) его составляющей, они позволяют изучать как идеальный образ политии, так и специфику механизмов его достижения. Социально-экономическое измерение транслирует «идеальные представления» о социально-экономической сфере оптимального общественного устройства, а также пути и методы их достижения.

В нашем исследовании мы будем рассматривать социально-экономическое измерение, представленное в партийной риторике, с точки зрения его соответствия формальным признакам трех классических («чистых») идеологий.

Мы рассматривали представленность «чистых» идеологий как на идейном (концептуальном), так и программном (тактическом) уровнях функционирования партийного спектра. Мы исходили из предположения, что для обоих уровней будет характерна идеологическая гибридизация, однако на программном уровне она будет выше.

Кратко охарактеризуем основные черты «чистых» идеологий.

В рамках консерватизма достаточно трудно выделить его экономическую часть, так как экономический детерминизм ему не свойственен. Как подчеркивал Э. Берк, консерватизм «распространяет основные свои ценности: культ нравственности и традиций, патриотизм, здравый смысл, осторожность и постепенность перемен, конкретно-историческую обусловленность уровня прав и свобод - на экономику как на часть единой общественной системы» [Берк, 1991, с. 113]. Так, например, основой экономической мотивации с точки зрения консерватизма выступает ориентация на традиции и патриотизм, а не экономическая выгода в чистом виде. В. Радаев отмечал, что «в рамках консерватизма хозяйствующий субъект не автономен, так как его свобода сопряжена с осознанием ответственности, налагаемой на него высшим хозяйственно-

политическим порядком» [Радаев, 1998, с. 281]. Акцентируя ценность норм и традиционного социально-политического уклада, пропагандируя надындивидуальность, консерватизм не отвергает частной собственности, однако государственный контроль выступает механизмом регулирования прав частной собственности. Консерватизм основывается на этатизме, доминирующая роль государства выступает для него гарантом осуществления общественного блага. Новикова Е. выделяет два ключевых принципа консерватизма в сфере экономики: «признание приоритета национальных интересов и национальной специфики любой экономики» [Новикова, 2001, с. 94], обеспечение которых и выступает главной целью госвмешательства в экономику. Госвмешательство, по логике консерватизма, должно осуществляться в эволюционных формах посредством осторожных и взвешенных реформ. При этом, продолжает автор, «ориентироваться стоит не на как можно более скорое достижение желаемого результата, а на внутренние возможности государства в конкретный исторический момент» [там же, с. 95].

Основным социальным тезисом консерватизма является универсальность социальной иерархии и социального неравенства - иерархические структуры, взаимодополняя друг друга, обеспечивают преемственность и целостность общественного устройства. Принцип социальной справедливости обеспечивается социальным патернализмом со стороны государства и статусных социальных групп, осознанием ими своей ответственности, а также уважительным отношением и лояльностью объектов патернализма к экономическим и политическим элитам.

Либеральная идеология постулирует максимальную свободу хозяйствующего субъекта, ограничителем которой выступает свобода других автономных субъектов. Как пишет Новикова Е. в своей статье, «либерализм представляет собой идеологию рационализма, объясняя с позиций эффективности и право на частную собственность, и желательное наличие жесткой конкуренции во всех сферах жизнедеятельности» [Новикова, 2001, с. 96]. Источником экономической мотивации в либерализме выступают материальные стимулы. Либерализм также не является эгалитарной идеологией. Принцип равенства, который провозглашается либерализмом, заключается в «равенстве стартовых возможностей», основой стартовых возможностей, в свою очередь, выступают равные формальные права граждан в политико-правовой области. Роль государства ограничивается обеспечением и охраной этих прав, т.е., по замечанию В. Радаева, она «сводится к охране прав сорев-

нующихся индивидов и оказанию первой помощи пострадавшим» [Радаев, 1998, с. 284].

Либерализм в отношении перспектив международной экономики находится на другом полюсе от консерватизма - с точки зрения либеральной идеологии единое экономическое пространство, расширяющее национальные границы, является эффективной альтернативой ограниченности национальных экономик, глобализация в экономике и свободная торговля выступают оптимальным хозяйственным устройством. Сторонник классического либерализма Л. фон Мизес еще в 1921 г. выдвигал идеи «единства экономических интересов всех стран и регионов» [Мизес, 1994, с. 416].

Социализм представляет собой радикальную эгалитарную идеологию. Способом достижения полного экономического равенства является механизм перераспределения доходов и собственности. Государству принадлежат важные общественные функции, с одной стороны, перераспределения, с другой - внеэкономического принуждения. Классический социализм отвергает право частной собственности, видя в ней результат насилия экономически привилегированных слоев. Свобода индивида в рамках социализма трактуется не как свобода выбора, но как отсутствие экономической и других форм эксплуатации, социальная справедливость (социальное равенство), возможности для творческого саморазвития личности. Коллективизм трактуется как одна из главных потребностей индивида, таким образом социализм оценивает потребности и интересы коллектива как господствующие по отношению к индивидуальным интересам. Ф. Хайек в своей работе «Дорога к рабству» выделял присущие социализму идеалы-цели и идеалы-средства. К первым автор отнес социальную справедливость, экономическое равенство и социальную защищенность, тогда как идеалы-средства предполагают упразднение частного предпринимательства, отмену частной собственности на средства производства и создание системы плановой экономики [Хайек, 1992, с. 36].

Анализ социально-экономического измерения в партийной предвыборной риторике. Так как результаты исследования различных видов предвыборной риторики (том числе, анализ партийной самоидентификации) продемонстрировали их содержательную, тематическую, а также лингвистическую (используемый набор языковых средств) идентичность, в нашем дальнейшем анализе мы не будем акцентировать различие между программной и агитационной риторикой, а обобщения будут делаться на уровне предвы-

борной риторики в целом1 (как уже отмечалось, в риторике 2003 г. мы рассматривали только программную ее часть, поэтому ссылки на четвертый электоральный цикл будут делаться в рамках только предвыборных программ и манифестов).

При анализе динамики презентации социально-экономического измерения в предвыборной риторике КПРФ выделяется отчетливая тенденция: в течение трех последних электоральных циклов происходит последовательное сокращение идеологической составляющей в риторике КПРФ и увеличение - программной2. На обоих уровнях функционирования партийной идеологии доминирующими, безусловно, остаются социалистические идеи.

В предвыборной кампании КПРФ 2011 г. ушли на второй план идеи смешанной экономики, коллективных форм управления производством, усиления роли профсоюзов, социального диалога как механизма разрешения общественных конфликтов3. Ключевые

1 Агитационная риторика всех рассматриваемых партий строится вокруг основных предвыборных тезисов, заявленных в программной риторике, в ней воспроизводится система аргументации, приемы артикуляции проблемных зон и основных партийных положений. В дебатах партии отстаивали свои программные тезисы, а дебаты на телеканале «Россия-1», где ведущим выступал В. Соловьёв, концептуально строились как интерпретация и обсуждение партийных программ, куда выступающие (например, Г. Зюганов и С. Миронов) часто приходили с программными брошюрами. Основное отличие заключается в том, что концептуальный уровень осмысления политики в агитационной риторике представлен в меньшей степени, чем в программах, однако ее программный уровень демонстрирует больший спектр актуальных тем, чем манифесты. То есть агитационная риторика гибче реагирует на злободневную ситуацию, чем программы. Например, агитационная риторика партии «Единая Россия» 2007 г. отражала основные идеи, заявленные в программе 2007 г. «План Путина»: социально-экономическая стабильность, инновационная экономика, снижение бедности и т.д., однако в ее рамках более подробно освещались темы развития малого бизнеса, снижения налоговой нагрузки на него, коррупции в экономической сфере, проблем «дольщиков», тарифы на ЖКХ и т.д. [см., например, освещение социально-экономической тематики в статьях: Евстигнеев, 2007; Воробьев, 2007 и т.д.].

2 В риторике 2011 г., в отличие от 2003 и 2007 гг., социализм как модель идеального общественного устройства уже не обосновывается, а выступает как данность, атрибут идеологии КПРФ. В программе 2011 г. понятие «социализм» встречается в 2 раза реже, чем в программе 2007 г.

3 В риторике 2003-2007 гг. этим характеристикам уделялось гораздо больше внимания. В программе 2011 г. нет ни одного упоминания о профсоюзах, рабочем самоуправлении, а также о народовластии в целом. Правительство народного согласия стало основным механизмом экономического и политического управления.

для социально-экономической политики КПРФ тезисы о «национализации минерально-сырьевых и других ключевых отраслей промышленности», о прогрессивном налогообложении и эффективном использовании природных богатств в 2011 г. дополнились идеей «новой индустриализации», которая, по сути, оформляет социалистической риторикой властные концепты модернизации и инновационной экономики. Несмотря на социалистическое оформление, содержательно «новая индустриализация» мало отличается от предложенной ЕР модернизации и инновационной экономики1.

Консервативный идеологический ряд, как уже отмечалось, проявляется не столько в конкретных деталях социально-экономической программы, сколько в общих принципах интерпретации общественного устройства, которые переносятся на социальную и экономическую сферы. Среди консервативных характеристик, присущих риторике КПРФ, выделяются принцип сильной государственности2, национальной специфики экономики, ориентация на внутренние ресурсы и бережное отношение к традициям. Безусловно, в риторике КПРФ отражаются только те черты консерватизма, которые не противоречат социализму (традиции интерпретируются партией в социалистическом ключе: «... народность и духовность явились важной предпосылкой восприятия массами идеи социализма» [Шарабанов, 2007]. К 2011 г. усиливается акцент на эффективном использовании внутренних ресурсов («У России есть средства для развития, но они отправляются в западные банки. Есть природные ресурсы, но они разбазариваются. Есть интеллектуальный потенциал, но его губит "утечка умов"»3) и приоритеты национальной экономики.

В наименьшей степени в риторике КПРФ представлены положения, соответствующие либерализму. У данной идеологии также заимствуются лишь те идеи, которые не противоречат со-

1 К содержательному отличию можно отнести еще большую неопределенность и размытость понятия у КПРФ, нежели у ЕР: «Правительство народного доверия реализует принцип: "Модернизация без остановок". Новая индустриализация будет проводиться на основе передовых достижений научно-технического прогресса» [Предвыборная программа КПРФ, 2011].

2 Эту черту КПРФ отмечает В. Головченко, когда говорит, что «существенным отличием КПРФ от западноевропейских "левых" является ориентация на укрепление государства и его роли во всех сферах жизни общества, а также армии» [Головченко, 2009, с. 75].

3 Дебаты на канале «Россия-1». Участники: КПРФ. - 9.11.2011.

циализму, например тезис о необходимости свободного развития талантов1.

Для «Справедливой России» в предвыборной кампании 2011 г., в отличие от КПРФ, усиливается «идейная» часть риторики.

Если у КПРФ декларируемая модель социально-политического общественного устройства, а также соответствующие ей основы социального согласия принципиально отличны от статус-кво, существующей российской системы отношений, то у СР, с периода ее возникновения, современная Россия в целом рассматривалась как отвечающая критериям современного эффективного государства, которое, однако, нуждается в совершенствовании. Риторика СР представляла собой проект модернизации прежде всего социальной сферы общества, из этой специфики вытекала прагматическая направленность ее текстов. Антагонистичной моделью общественного развития в идеологии «Справедливая Россия» выступает «капитализм» / «рыночный либерализм», трактуемые, прежде всего, как мировые тренды развития. «Новая социалистическая перспектива» предстает стратегическим вектором модернизации России, противостоящим этим вызовам. Однако в риторике 2011 г. произошли изменения - концепт «нового социализма» приобретает новые черты: в нем современная российская система интерпретируется уже не как нуждающаяся в эволюции, но в кардинальной смене социально-экономических и политических свойств. Таким образом, проблемный фокус в риторике СР поменял свою дислокацию - с внешней (противостояние внешнеэкономическим тенденциям) на внутреннюю (состояние российской социально-экономической сферы)2. Причем образ реальности, который созда-

1 Показательно, что в предвыборной программе 2011 г. исчезли положения о малом и среднем бизнесе (предпринимательстве), хотя в других видах риторики КПРФ поддерживает тезис о многоукладной экономике и господдержке развития малого и среднего бизнеса.

2 В 2007 г. на I съезде «Справедливой России» С. Миронов определял проблемную ситуацию следующим образом: «За последние десятилетия мир радикально изменился и продолжает стремительно меняться. Обозначились исторические пределы капитализма. Ограниченность либерально-рыночных перспектив развития уже не требует доказательств, особенно в России» [цит. по: Хроника исторического развития, 2007], тогда как в 2011 г. в своем блоге лидер партии уже писал: «За последнее десятилетие мир радикально изменился и продолжает стремительно меняться. В современных условиях любой политический режим, не допускающий изменений и трансформаций, становится тормозом развития. Надо решительно отказываться от всего устаревшего, заскорузлого, насквозь прогнившего» [Миронов, 2011 Ь]. Показательно, что оба высказывания,

ется моделью «нового социализма», содержательно и стилистически во многих своих чертах повторяет (иногда дословно) образ современной России, представляемый в риторике КПРФ V электорального цикла (2007)1.

Экономическая и социальная тактические программы СР в течение V и VI избирательных кампаний изменились незначительно, основные экономические и социальные тезисы партии также существенно дублируют положения КПРФ, в экономике - это усиление контрольных и управленческих функций государства («восстановление государственных функций по целеполаганию и программированию развития страны» [Предвыборная программа политической партии «Справедливая Россия», 2011]), эффективное использование внутренних ресурсов («Эффективное инвестирование средств от сырьевых доходов в отечественную экономику, а не направления их в экономики других стран» [там же]), выделение приоритетных отраслей («концентрация финансовых ресурсов в приоритетных отраслях промышленного производства» [там же]), и абсолютный тренд последнего времени - внедрение инновационных технологий («повышение конкурентоспособности российских предприятий путем внедрения инноваций» [там же]). В социальной сфере также представлен традиционный тематический набор - искоренение бедности, повышение пенсий, реформа ЖКХ, решение проблем демографии и здравоохранения, науки и образования и т. д. Близость позиций двух партий требует артикуляции различий и лидер СР С. Миронов в качестве главного водораздела социально-экономических программ двух партий назвал большую социал-демократическую направленность идеологии СР в отличие от КПРФ2. Однако консервативные характеристики - ключевая

при демонстрируемой противоположной оценке реальности, начинаются с одной и той же фразы («За последнее десятилетие...»).

1 Идея драматического выбора, стоящего перед страной, понятия «сырьевой придаток», «золотой миллиард» в точности повторяют идеологическую риторику КПРФ избирательной кампании 2007 г.: «Страна сегодня стоит перед жизненно важным выбором. От всех нас зависит, будет ли Россия свободной, независимой, динамично развивающейся страной, где достоинство личности обеспечено законом и достатком, или она окончательно превратится в сырьевой придаток "золотого миллиарда", и у нас и дальше будут править беззаконие и коррупция» [Предвыборная программа политической партии «Справедливая Россия», 2011].

2 «.Все наши предложения по жилью, все наши предложения по налогам, по демографии конкретны, у коммунистов этого нет. У них сплошное "взять

функция государства и роль традиций в поддержании стабильно-сти1 - также сближают риторику СР и КПРФ.

В риторике СР 2011 г. существенно усилилось акцентирование роли различных форм самоорганизации - профсоюзов («необходимо расширение прав профсоюзов при разрешении трудовых споров и конфликтов» [Миронов, 2011 а]), молодежных организаций, местного самоуправления. У СР в риторике 2011 г. появляется иное, чем в 2007 г., понимание роли малого и среднего бизнеса: если в 2007 г. малый и средний бизнес выступал одним из объектов патернализма («Мы считаем необходимым создать условия для развития малого и среднего бизнеса» [Доверие во имя будущего, 2007]), то в 2011 г. - опорой экономики России («Малый и средний бизнес должен стать основой российской экономики и самым крупным работодателем» [Миронов, 2011 с]), чьи субъектные характеристики интерпретируются практически в либеральном ключе («...Подавляется инициатива людей, лишая экономику страны перспектив для развития. Нужно сделать так, чтобы каждый человек в нашей стране мог беспрепятственно открыть собственное дело» [Предвыборная программа политической партии «Справедливая Россия», 2011]).

При анализе идеологической эволюции ЛДПР в русле классических идеологий существенных изменений риторики периода V и VI думских избирательных кампаний не наблюдается, однако происходит некоторое усиление консервативной составляющей концептуального уровня риторики ЛДПР. Консервативные характеристики проявляются в типичных для партий этатистской направленности признаках, - подчеркивание роли сильного государства, укрепляющего свои полномочия («Только государство может решить эти проблемы (социально-экономические)!» [Жириновский, 2011 Ь]), ориентация, прежде всего, на развитие экономики страны, а не на мировую интеграцию («Стратегической целью российской модели экономических реформ должны быть национальные интересы России, на достижение которых будут

собственность", " отдать "... Где? Кому? Мы, кстати, выступаем за частную собственность, мы приветствуем рыночную экономику, но не рыночное общество. И в этой связи мы значительно отличаемся от компартии» [см.: Миронов, 2007 b, с. 6-7].

1 Причем традиции и культура у СР интерпретируются так же, как и у КПРФ - как отражение социалистического мироощущения («Социализм в России мы видим как гуманистическое общество, основанное на лучших достижениях отечественной культуры»).

настроены все ресурсы и факторы долгосрочного экономического роста» [Русский набат, 2011, с. 56]), роль культурных традиций в интеграции общества («Стержневой идеей строительства будущей России должна стать общинность - взаимовыгодный союз свободных людей одной культуры и одного языка, служащий величию Державы и процветанию общества» [Предвыборная программа ЛДПР, 2011]). Об усилении консервативной составляющей свидетельствует большее акцентирование названных свойств в риторике 2011 г.

Спектр идеологических интерпретаций социально-экономической сферы сходен с версиями КПРФ и СР - от консерватизма (усиление роли государства в экономическом и социальном управлении), до социализма (перераспределение доходов между богатыми и бедными посредством прогрессивного налогообложения и обеспечение справедливого - равноправного - доступа к ренте, повышение зарплат и пенсий), (акцент на малом и среднем бизнесе, многоукладной экономики) и даже либерализма («ЛДПР выступает за равенство стартовых возможностей» [Предвыборная программа Либерально-демократической партии России, 2007]). Однако, в отличие от СР и КПРФ, в риторике ЛДПР не рассматриваются формы социальной самоорганизации и самоуправления, ни в социально-экономической сфере, ни в политической. Таким образом, примат государства выражен у ЛДПР более наглядно, что позволяет сделать вывод о доминировании консервативных и социалистических черт на программном уровне риторики ЛДПР.

Однако идейная эволюция ЛДПР VI избирательной кампании проявляется не столько в изменении ее идеологических оснований (выраженности «чистых идеологий»), сколько в трансформации иерархии проблемных измерений - в риторике ЛДПР 2011 г. наблюдается экспансия «национального вопроса» на другие проблемные зоны. Как уже отмечалось, в риторике ЛДПР 2011 г. центр-периферийная проблематика не просто стала доминирующей, но ключевой для всех сфер, в том числе социально-экономической, а критерии этнической и социальной стратификации во многом совпали (хотя эта черта присутствовала всегда, а на выборах 2007 г. нашла свое яркое воплощение в лозунге «Мы за бедных! Мы за русских!»). В риторике 2011 г. стала артикулироваться зависимость социально-экономической тематики от центр-периферийного измерения - экономические и социальные проблемы получили свою интерпретацию через этнокультурную и регио-

нальную политику страны1. Таким образом, решение проблем социально-экономической сферы ЛДПР переносит в плоскость измерения центр-периферия.

Идеальный образ политии в предвыборной риторике «Единой России» 2007 г. практически отсутствует, что, видимо, связано с постулируемой «прагматической» направленностью партийной деятельности, в том числе, идеологической. В программе представлен лишь набор свойств желаемой общественно-политической системы («Россия, которую мы выбираем, - это сильное демократическое, социально ориентированное государство. Это -свободное, справедливое и духовно сплоченное общество. Это -конкурентоспособная инновационная экономика. Это - высокое качество жизни граждан» [План Путина. 2007]), который исчерпывает теоретико-концептуальный уровень функционирования идеологии ЕР. Данные характеристики, несмотря на ограниченность изобразительных средств, используемых при их артикуляции, отражают формальные черты всех «чистых» идеологий: и социализма (социально ориентированное), и консерватизма (духовно сплоченное общество), и либерализма (конкурентоспособная инновационная экономика).

Стратегический уровень риторики ЕР в большей степени транслирует консервативные идеологические характеристики, наиболее яркими из которых выступают этатизм и акцентирование приоритетов национальных интересов2. Усиление функций госу-

1 Например, решение социально-экономических проблем (в том числе сырьевой направленности экономики и социального неравенства), по мнению членов ЛДПР, лежит в плоскости государственного территориального устройства - выделение национально-территориальных субъектов Федерации приводит к перераспределению средств в интересах региональной элиты и титульного населения, из числа которого русские (даже в случае их численного большинства) исключаются («Националисты, оказавшиеся у власти в республиках, исходят из того, что титульная нация является хозяйкой всех рукотворных и нерукотворных богатств своей республики ...Поэтому перераспределение прав собственности на основные фонды и природные ресурсы, а также переструктуризация экономического пространства основывается на соображениях этнического порядка.».) Тот же механизм функционирует и в «областях с русским населением», где также осуществляется «перераспределение финансов» и на которые «распространяется действия этнической мафии» [цит. по: Васецкий, 2011].

2 Риторика ЕР претерпела значительную эволюцию с 2003 г. - программа 2003 г. отличалась высокой степенью интердискурсивности - черты идеологических систем были представлены в ней в большей степени, кроме того, текст носил, скорее, либерально-демократическую направленность и в отношении эконо-

дарства («План Путина») во всех сферах общества выступает основным механизмом успешного развития страны. Хотя образ страны вписан в международный контекст, однако модель взаимодействия с другими странами, создаваемая в программе, далека от имитируемого либерального идеала равноправной конкуренции -Россия в международном пространстве претендует на особый (лидерский) статус и позицию «мирового центра», в том числе, и в экономике («Наша стратегическая цель - лидерство России в ключевых направлениях мирового технологического прогресса»,

мической сферы (идеи рыночной экономики, международной экономической интеграции, прозрачности налоговой политики и управленческих процедур и т.д.) и социальной (адресная социальная помощь - «Социальная помощь в чистом виде должна оказываться лишь тем, кто действительно в ней нуждается» [Предвыборная программа политической партии «Единая Россия», 2003]). В этой связи интересно, как интерпретируется понятие среднего класса в программе 2003 и 2011 гг. (в обоих случаях формирование среднего класса выступает в качестве стратегического приоритета политики). В тексте 2003 г. средний класс вписан не только в экономический, но и культурный контекст («Средний класс возникает там, где есть обработка, торговля, производство готовых товаров, услуг, информации и культурных ценностей» [там же]), а его формирование предполагает определенный общественный уклад современного типа общества. В текстах 2011 г. средний класс практически приравнивается к «людям труда» (в основном, бюджетникам), а критерием его выделения выступает уровень зарплаты («Сегодня средний класс - это, прежде всего, те люди, которые тащат на себе всю страну. ... Это люди, созидающие будущее... каждый работающий человек в России должен получать достойную заработную плату» [Предвыборная программа Всероссийской политической партии «Единая Россия», 2011]). Идеологическая трансформация произошла в Программном заявлении 2006 г., в этот период риторика ЕР приобрела все те черты, которые отличают ее в настоящее время (монодискурсивность, авторитарность, недиалогичность). Консервативные характеристики стали доминирующими (так, например, если в программе 2003 г. высшее образование рассматривалось в качестве стартовой возможности для молодых людей, то в 2006 г. оно уже стало интерпретироваться как средство для создания «экономики инновационного типа»), а в социальной сфере - в значительной степени социалистические (так, например, произошла смена либеральной концепции адресной социальной помощи на целевую). Либеральная направленность партийной идеологии 2003 г. объясняется, на наш взгляд, как качествами политической среды (более конкурентной на тот период, в которой либеральные идеи еще сохраняли популярность), так и статусом ЕР, который еще не характеризовался абсолютным доминированием в партийной системе - хотя в Думе четвертого созыва партия набрала парламентское большинство (220 мест), тем не менее на выборах 2003 г. за нее проголосовали 37,57% участвующих в выборах (по партийным спискам), а в Парламенте были представлены шесть партий (ЕР, КПРФ, ЛДПР, блок «Родина», «Яблоко» и СПС).

[План Путина. 2007]). Инновационные технологии, являясь частью либерального дискурса, в тексте ЕР выступают средством достижения доминирующих позиций для страны. Кроме того, в риторике активно проявляется мотив внешних угроз, который также выступает обоснованием как этатизма, так и приоритета национальных экономических интересов («Мы строим Россию, готовую к любым, самым неожиданным изломам истории. Россию, способную не только надежно защитить свои национальные интересы, но и взять на себя ответственность за обеспечение глобальной стабильности» [там же, 2007]).

Идеологические ориентиры социальной программы партии еще более нечетко прописаны, чем экономической. Хотя во всех видах риторики ЕР активно используется фактология (перечисление дат, цифр, фактов, событий, достижений и планируемых в ближайшем будущем действий), тем не менее этот прием не наполняет тексты реальным содержанием1. В целом, социальная часть риторики 2007 г. совмещает критерии консервативной (идея государственного патернализма в отношении непривилегированных социальных групп и социально-ответственного бизнеса), и социалистической идеологий (государственная помощь в форме пенсий и пособий по инвалидности, безработице, на детей и т.д.).

В текстах ЕР 2011 г. еще более сложно выделить элементы «чистых» идеологий2. Модель оптимального общественного устройства не рассматривается3. Видимо, в рамках прагматической риторики ЕР существующая в России социально-политическая система отвечает нормативным критериям оптимального устройства, а программные документы представляют собой перечень так-

1 Причиной выступает высокая степень модальности, присущая текстам ЕР, а также обилие бессубъектных конструкций, размывающих субъект действия. См., например: ««В результате значительного повышения пенсий и заработной платы, снижения инфляции Россия окончательно перестанет быть страной бедных людей» [План Путина. 2007]).

2 Прежде всего, в выступлениях Д. Медведева и В. Путина на съезде партии 24 сентября 2011 г. [Путин, 2011; Медведев, 2011], и созданном на их основе Программном заявлении «Единой России».

3 Отчасти этот мотив прозвучал в выступлении Д. Медведева, причем инструментом создания образа послужило отрицание - перечисление негативных черт («Наша страна не должна быть слабой, бедной, неэффективной, расползающейся на части, она не должна страдать от технологической отсталости, от произвола чиновников, от коррупции, от терроризма, она не должна быть в изоляции» [см.: Медведев, 2011).

тических мер по его совершенствованию. Отмеченная специфика риторики ЕР - использование фактологии и высокая степень модальности - представлена в документах 2011 г. еще в большей степени1. Несмотря на то что в текстах присутствуют черты различных идеологических дискурсов (хотя и в меньшей степени, чем даже в текстах 2007 г.), в целом направленность риторики остается консервативной. Роль государства (с которым ЕР себя отождествляет) является незыблемой, государство выступает главным и единственным субъектом действия в риторике партии.

Социально-экономическая программа партии «Яблоко» в течение V-VI кампаний также изменилась незначительно.

На уровне принципов риторика партии имеет весьма ощутимое представительство либерализма: сокращение государственного вмешательства в экономику, свобода экономической деятельности, эффективность частной собственности и свободной конкуренции. Либеральная составляющая представлена обоснованием механизмов согласования интересов, различных форм взаимодействия. Причем эти принципы дублируются на уровне политики (тактическом уровне), воплощаясь в конкретные предложения, к которым добавляются положения о свободе торговли и движения капиталов, об эффективности материальных стимулов к труду и о «равенстве стартовых возможностей в предпринимательстве против равенства конечных результатов» [Семь шагов к равенству возможностей. 2007].

1 Особенно данная специфика присуща основному документу, на котором строится вся предвыборная риторика ЕР 2011 г., - выступлению В. Путина на съезде ЕР. Текст перенасыщен, с одной стороны, цифрами и фактами («Уже через 5 лет у нас будет на 1 млн школьников больше», «За ближайшие 10 лет в

2 раза увеличим объемы дорожного строительства», «В этом году у нас рекордный урожай - 90 млн тонн»), а с другой - модальными конструкциями («Мы должны сформировать такую систему, которая снизит коррупцию, обеспечить максимальную прозрачность», «Налоговая система также должна работать на модернизацию экономики», «У нас должны действовать самые передовые технологические регламенты»). Композиционно текст строится на перечислении того, что уже сделано, а также того, что будет (должно быть) сделано (рубежом «до» и «после» выступает кризис 2008 г.). Данные свойства текста придают ему формат выступления на отчетно-перевыборном собрании и существенно снижают возможности его анализа в рамках модели «классических» идеологий [см.: Путин, 2011]. Агитационные материалы строятся по тем же принципам, см., например, статью П.В. Данилина «Политика Медведева в цифрах и фактах. Объективная оценка 2008-2011 гг. для России однозначна - это успешное президентство успешного президента» [см.: Данилин, 2011, с. 10-14].

Представленность социалистических идей в риторике «Яблока» с конца 1990-х годов значительно выросла. Ранее партия демонстрировала большую либеральную направленность (например, в части признания социального неравенства, деления общества на «сильных» и «слабых», критики государственного социального патернализма и акцентирования внимания на «стартовых возможностях» для индивидов). Если в середине 90-х партия подчеркивала свою антисоциалистическую направленность, критикуя механизмы перераспределения, ограничение экономической свободы и общественную собственность, то уже к четвертому электоральному циклу ее позиции несколько «полевели»1. А в риторике 2007 г. появился тезис «выравнивания возможностей», касающийся, прежде всего, социально непривилегированных групп («Нам нужна стратегия "выравнивания возможностей ". В части политической она касается интересов всех граждан страны. В части экономической и социальной она осуществляется в интересах общества в целом, и прежде всего пенсионеров.. , бюджетников.. , работников наемного труда... » [Семь шагов к равенству возможностей. 2007]).

Некоторые идеи «Яблока», представляющие концептуальный уровень его идеологии, можно трактовать в консервативном ключе, который в 2007 г. был представлен ярче: например, термин «сильное государство» в текстах 2007 г. встречается достаточно часто2, правда сила государства определяется его способностью последовательно поддерживать проводимые реформы («государство должно создать основу развития, обязано вернуть людям их политические, экономические и социальные возможности» [Явлинский, 2011]). Кроме того, к консервативному дискурсу также можно отнести принцип умеренного реформизма.

1 Так, в программе 2003 г. появилась критика «субсидиарной социальной политики», а в качестве альтернативы ей выдвигались идеи «демократического социального государства», в котором «государство неукоснительно выполняет свои социальные обязательства», а «выигрыш одних социальных групп или граждан не должен достигаться за счет потерь других». «Сильные» перестают быть «неприкасаемыми»: «Крупные монополии, вносящие сегодня колоссальный вклад в увеличение разрыва в доходах россиян, перестают быть "неприкасаемыми": над ними устанавливается жесточайший контроль государства» [Демократический манифест, 2003].

2 В предвыборной программе 2011 г. слово «государство» в отношении социально-экономической политики не используется ни разу.

Тезисы социально-экономического измерения СПС существенно напоминают риторику «Яблока», в риторике СПС 2007 г. артикулировались те же основные либеральные тезисы, что и у «Яблока». Однако, как отмечали исследователи, а также представители партий, интерпретируя идеологические расхождения СПС и «Яблока», основные различия между социально-экономическими программами партий заключаются в неравном соотношении либеральных и демократических характеристик у обеих партий, если «Яблоко» является скорее демократически-либеральной партией, то СПС - либерально-демократической. В начале 2000-х годов глава пресс-службы партии «Яблоко» А. Космынин описывал расхождения в социально-экономических позициях двух партий таким образом: «Хотя цели обеих партий в принципе общие, в экономической программе "Яблока" гораздо больше доля социально-демократического компонента. Мы опираемся на людей из малого или среднего бизнеса, в то время как СПС опирается на крупный бизнес»1. И хотя к 2007 г. позиции СПС несколько поменялись -так, тема малого и среднего бизнеса стала одной из основных в социально-экономической программе V электорального цикла, -тем не менее и в этот период ее социальные ориентации кардинально не изменились. Как отмечал политический аналитик В. Савельев, «"СПС" - партия либеральной идеологии, она за свободу, рыночные механизмы, конкуренцию, за успех и успешных членов общества, за власть, которая обеспечивает свободу жизнедеятельности этих успешных людей... А "Яблоко" - партия

1 Из интервью главы пресс-службы «Яблока» А. Космынина Д. Уайту [цит. по: Уайт, 2002, с. 17-24]. Эту же точку зрения транслировал С. Митрохин, называя причиной непреодолимых разногласий двух партий социальную политику. По его мнению, социальная политика СПС усиливала социальный разрыв в обществе и приводила к разочарованию в либеральных идеалах в обществе. Партия «Яблоко», по его утверждению, разделяет позиции современных европейских либералов, полагающих, что «фундамент свободного общества не может быть заложен без создания механизмов, обеспечивающих социальную защиту тех, кто лишен доступа к рыночному распределению богатства». Считая обе партии частью либеральной традиции, Митрохин, однако, заявляет, что «идеология СПС восходит к ортодоксальному либерализму XIX в., ратующему за полное недопущение государства к экономике и не желающему принимать во внимание социальные последствия своей политики» [Митрохин, 2001]. Это различие между партиями признавали и члены СПС: так, Ирина Хакамада в интервью еженедельнику «Новое время» заявила, что СПС - это «партия буржуазии», а «Яблоко» -«правозащитная» партия [Хакамада, 2001, с. 19-25].

демократических ориентиров. Она... за людей, за... население, которое оказалось ненужным и обездоленным» [Савельев, 2007].

Партия «Правое дело», сменившая в политическом пространстве СПС, во многом переняла ее риторику, хотя и в смягченном варианте. Так, например, продолжая акцентировать тезис о снижении роли государства в экономической сфере, «Правое дело» уточняет: «Необходимо осуществить сокращение роли государства в экономике в качестве непосредственного хозяйствующего субъекта» [Предвыборная программа партии «Правое дело», 2011]. Также в риторике «Правого дела» осуществлена попытка разрешить либеральную дихотомию «успешных»-«неуспешных» граждан, т.е. артикулировать свою целевую аудиторию без ее разделения на «сильных» и «слабых». Лидер партии таким образом определил социальную опору партии: «лозунг "капитализм для всех" не правдив... Капитализм - это только для людей, которые любят риск, которые любят брать на себя ответственность. Умное, профессиональное и справедливое государство должно другим людям предоставлять социальные гарантии и поддержку» [Прохоров, 2011Таким образом, партия нашла возможность, с одной стороны, избегая критики оппонентов, усилить социалистическую составляющую риторики, с другой - поступиться принципами и остаться в русле либеральной идеологии, а также избежать претензий в «полевении» своей идеологии.

Из этого можно заключить, что концептуальный уровень идеологии «Правого дела» представлен либеральными принципами, на программном - либеральными и социальными2.

1 Лидером партии в тот период еще являлся М. Прохоров, однако его выступление представлено на сайте партии и в настоящее время, хотя и без указания авторства. Автор далее продолжает свою мысль, уходя от определения социально-классовой принадлежности своего потенциального избирателя: «Я не думаю, что это было бы правильным, чтобы мы были партией бизнеса - большого, малого - или партией интеллигенции... мы должны обращаться... к мужчинам и женщинам, которые каждый день принимают на себя ответственные решения... их будущее. Это те люди, которые каждый день доказывают, что мы яркие, целеустремленные, уверенные в себе, и всё мы можем. Наши избиратели -это молодежь, которая сама хочет выбирать, как ей жить. И мы такую возможность должны им предоставить» [Прохоров, 2011].

2 Однако риторика «Правого дела» в целом оставалась маловыразительной, особенно после ухода М. Прохорова, и запомнилась благодаря двум «экзотическим» новациям - поэтапное повышение пенсионного возраста и разрешение владения огнестрельным оружием.

Как показывает анализ динамики социально-экономического измерения партийного спектра V и VI предвыборных кампаний, существенных изменений позиций партий за этот период не произошло. Значимые изменения фиксируются на более ранних этапах функционирования партийного спектра (конец 1990-х - начало 2000-х годов).

Как и предполагалось, концептуальный уровень партийных идеологий характеризуется большей гомогенностью «классических» идеологий, тогда как уровень политики более гетерогенен и совмещает различные идеологические черты.

У партий этатистской направленности (КПРФ, СР, ЛДПР, ЕР) в течение двух последних избирательных кампаний наблюдается усиление консервативной составляющей обоих уровней идеологии, которая выражается, прежде всего, в обосновании укрепления роли государства в социально-экономической сфере. Хотя для риторики «Справедливой России» характерна декларация расширения спектра негосударственных механизмов управления и самоорганизации, тем не менее государство в ее риторике выступает в качестве доминирующего субъекта. Также к акцентируемым консервативным характеристикам можно отнести тезис о замкнутости (приоритете) национальной экономики и неготовность к паритетной интеграции с другими странами.

«Справедливая Россия» в предвыборной риторике 2011 г. расширила концептуальный уровень идеологии, более подробно раскрыв модель оптимального общественного устройства, в том числе, его социально-экономической сферы. Данная модель представляет собой альтернативу существующей российской системе и во многом оппозиционна ей, что существенно отличает риторику СР 2011 г. от избирательной кампании 2007 г.

Программный уровень всех партий, в том числе либеральной идеологической направленности, в значительной степени представлен социалистическими тезисами1.

Эволюция либеральных партий в 2011 г. проявлялась не столько в трансформации их идеологических позиций, сколько в попытках самоопределения «Правого дела», которое стремилось закрепиться в либеральной идеологической нише, отграничив себя,

1 Данная черта характеризует партийную риторику обоих электоральных циклов, и она дала основание партиям социалистической направленности упрекать оппонентов, особенно либеральные партии, в «полевении» и присвоении ими программных положений партий «левого крыла».

с одной стороны, от «Яблока», а с другой - от обвинений, предъявляемых еще СПС, - в «радикальном» либерализме, дискредитирующем либеральные идеи в современной России.

2.4. Измерение «центр-периферия»: Проблематика государственного строительства в партийной риторике

Проблемное измерение «центр-периферия» тесно связано с проблематикой национального государства, так как оно возникает, оформляется и обретает свою специфику в процессе становления национального государства1.

Вопросы национального и государственного строительства по-прежнему являются актуальными для России. Современная российская социально-политическая ситуация далека от состояния, которое бы характеризовалось общественным консенсусом в отношении моделей и принципов государственного и национального устройства. Легитимность власти, являющаяся одновременно и источником, и механизмом, и итогом нациестроительства, не является неоспариваемой величиной и, как показывает рост протест-ных настроений периода VI электорального цикла, демонстрирует тенденции к снижению.

Специфику существующих проблем формирования государств и наций, современного политического режима в России и

1 В данной работе мы не будем углубляться в споры о национальном государстве - его преимуществах, достоинстве и недостатках, альтернативных формах государственного устройства, его роли в мировой политике и в мировой истории. Национальное государство не является единственным типом государственности в современном мире: многие современные политические системы находятся на разных этапах национального и государственного строительства, некоторые и государством могут быть названы с натяжкой (как, например, Сомали). Кроме того, в современном мире национальные государства переживают существенные трансформации: модифицируются их функции, меняются модели взаимодействия как во внешнем, так и во внутреннем политическом пространстве, возникают новые «центры силы», нарушающие сложившиеся связи и отношения. Тем не менее мы солидарны с точкой зрения авторов исследовательского проекта «Политический атлас современности», которые отмечают, что «.и сегодня (а по сути, и в обозримой перспективе) именно национальные государства остаются «базовыми» ячейками мирового устройства. Несмотря на реальные тенденции глобализации и транснационализации, национальные политии по-прежнему оформлены пространственным образом и существуют в специфических именно для них временных координатах» [см.: Политический атлас современности, 2007, с. 13].

их отражения в риторике политических партий во многом определили особенности исторического прошлого, в том числе противоречивой административно-территориальной и культурной политики, реализуемой в СССР. С одной стороны, в СССР предпринимались попытки формирования единой гражданской нации путем стандартизации правового, политического, социального и культурного пространства (в частности, в сфере образования). С другой стороны, в основе административно-территориальной организации лежал принцип деления на национально-государственные образования, в некоторых из них осуществлялась политика «коренизации» и развивался институт «титульности». Территориальные и социокультурные эксперименты, осуществленные в Советском Союзе, привели к несовпадению административно-политических, экономических, этнолингвистических, культурных и прочих границ. Переселение этнических групп, репрессии и т.п. создали потенциально конфликтную ситуацию. Нерешенность вопросов государственного и национального строительства, проблем формирования общей гражданской нации, несовпадение границ способствовали тому, что в результате распада СССР, повлекшего за собой ослабление границ различного рода, в Российской Федерации увеличились потенциальные возможности «выхода» целых территорий, обострились противоречия между центром и периферией, стали возникать альтернативные территориальные политические проекты. Несовпадение и неопределенность границ привели к ослаблению позиции центра и государства в целом, к снижению стимулов к политическому структурированию и к возникновению феномена «приватизации» государств различными экономическими и политическими игроками.

В данных условиях наиболее важными задачами, стоявшими перед группой «строителей нации», наряду с вопросами рыночных реформ, учреждения нового политического режима, были консолидация границ различного рода, укрепление центра и решение других актуальных проблем. Под влиянием необходимости решения этих задач уже в 1990-х годах властвующая элита предпринимала попытки выработать «национальную идею». Среди политиков, общественных деятелей, аналитиков, журналистов велась оживленная дискуссия о природе государства, его границ, критериев членства в нации и т.п. [см., например: Межуев, 1997; Urban, 1998; Федякин, 2001; Верховский, 2007 и др.].

Актуальность этих вопросов усилилась на рубеже тысячелетий в связи с кризисом режима Б. Ельцина, террористическими

угрозами, экономическими трудностями и иными обстоятельствами. Сменивший Б. Ельцина на посту Президента РФ В. Путин взял курс на укрепление Российского государства и консолидацию политического режима. Для решения этих задач активно использовались различные политические институты, в том числе политические партии, позволяющие обеспечить влияние на процесс принятия политических решений и общественное мнение. Одним из направлений деятельности на этом пути стало формирование новой государственной идеологии1. Как отмечает Г. Зверева, «практический результат такой работы выглядит как создание Матрицы, сложного информационного продукта, адресованного обществу и способного обеспечивать функционирование государственной власти в тех параметрах, которые для нее представляются оптимальными» [Зверева, 2007].

Использование политических партий для обеспечения интересов правящей элиты привело к усилению ее влияния на партийный дискурс «партий власти» и «конструктивной оппозиции». Показательно в этом отношении высказывание В. Суркова, адресованное к партийному активу «Единой России»: «Думаю, что наиболее удобная форма донести основные идеологические тезисы - это описать новейшую историю в оценках и под тем углом зрения, который в целом соответствует курсу Президента, и через это сформулировать наши основные подходы к тому, что было раньше, и к тому, что будет с нами в будущем» [Сурков, 2006]. При таком подходе вопросы государственного и национального строительства с неизбежностью должны были получить отражение в риторике не только политических партий, которые претендовали на роль «строителей нации» (или силы, их поддерживающей). Партии, которые концентрируют свое внимание на других проблемных измерениях, также должны были определить свои позиции по данному актуальному направлению.

1 Аналитики и исследователи, которые занимаются данной проблематикой, не пришли к единому мнению, они предлагают разные оценки наличия такой идеологии, дискутируется вопрос о том, является ли она идеологией и в чем, собственно, заключается ее специфика. Для нас являются значимыми не столько эти дискуссии, сколько сама тенденция (причем обозначенная властью) поиска национальной идеологии.

* * *

Проблемное измерение «центр-периферия» наиболее полно раскрывается в работе скандинавского политолога Стейна Роккана «Центр-периферийная поляризация» [Роккан, 2006, с. 76-92]. Рок-кан анализировал центр-периферийную проблематику в двух плоскостях - горизонтальной (как отношения между территориальными единицами) и вертикальной (как отношения между властными единицами внутри властной иерархии).

Концептуализируя понятие «центр», С. Роккан утверждал, что «центры упрощенно можно определить как привилегированные положения внутри территорий» [там же, с. 79]. Центры представляют собой те «локусы, где принимаются самые важные решения, где основные акторы .обычно взаимодействуют между собой» [Яоккап, 1973, р. 73-91]. Центры создаются группами (элитами), которые контролируют ресурсы на данной территории (экономические, политические, информационные) и включены в процесс принятия политических решений. Соответственно эти элиты формируют и определяют конфигурацию и характер границ - территориальных, политических, экономических, культурных.

С. Роккан выделял два идеальных типа пространственного расположения различных центров по отношению друг к другу. Если центры располагаются на ограниченном пространстве, то данная система, в терминологии С. Роккана, является моноцефальной. Совпадение различных центров в одном пространстве приводит к концентрации власти в руках одной элиты или одного лидера. Такая организация власти характерна, например, для абсолютистских монархий.

Если центры рассредоточены в разных регионах, то такая система является полицефальной. Для нее характерна большая вариативность во взаимодействии между различными центрами, между центрами и устанавливаемыми ими границами, между различными регионами. Власть в полицефальной системе не замыкается на отдельных группах или личностях, соответственно она более прозрачна и в большей степени подвержена внешнему контролю. Классическим примером полицефальных систем являются либеральные демократии.

Периферия в работе С. Роккана используется как синоним понятия «регион». А регион определяется так же просто, как и центр: «регионы - это территории, которые окружают центры. Регион можно определить как ряд территориальных единиц,

имеющих некоторые общие черты» [Роккан, 2006, с. 83]. Периферии представляют собой «территории, которые так или иначе зависят от решений, принятых в центре» [Яоккап, 1973, р. 47.].

Под «отношениями между центром и периферией» мы понимаем характер взаимодействия, который складывался между центром и перифериями. Являясь более широким и обобщающим, в нашей работе данное понятие во многом используется как аналог центр-периферийной проблематики.

Понятие «центр-периферийная проблематика» является многогранным и включает в себя весь (или почти весь) комплекс проблемных зон, возникающих в процессе становления национального государства.

Составляющими элементами процесса становления национального государства выступают государственное и национальное строительство1. Выделение данных элементов носит идеалтипич-ный характер и представляет собой познавательную модель - исторические траектории развития государств были сложнее и многообразнее, далеко не всегда они вписывались в данную схему. Кроме того, эти составляющие перманентно определяют некие линии напряжения, которые отражают проблемное измерение «центр-периферия», и вокруг которых строятся дебаты и дискуссии по данной проблематике.

Мы выделили следующие составляющие в рамках государственного строительства:

I. Определение внешних территориальных границ сообщества. Внешние границы могут трактоваться не только как территориальные, но и как границы внешнего влияния, например, как претензии политической системы на преимущественное влияние в геополитическом пространстве.

II. Создание внутренних границ, которые определяются доминирующими критериями регионального деления (этнокультурные, исторические, экономические или совокупные показатели,

1 Принятый в современной сравнительной политологии способ характеристики национального государства предполагает выделение четырех этапов, кроме вышеназванных выделяются этапы достижения массового политического участия и введение политики распределения. Данная модель формирования национальных государств обобщена Г.В. Голосовым - преимущественно на основе сборника статей под редакцией Р. Мерритта и С. Роккана «Сравнение наций» [Мегпй, Яоккап, 1966] и раскрывается в его работе «Сравнительная политология» [см.: Голосов, 2001]. Мы рассматриваем только первые два этапа, так как именно в эти периоды возникает и оформляется центр-периферийная проблематика.

например, совпадение этнокультурных и исторических границ, исторических и экономических и т.д.).

Центр-периферийная проблематика в рамках этой составляющей будет отражать представления о полномочиях регионов, о принципах территориальной организации, взаимодействия федерального центра и регионов.

III. Определение институтов и механизмов стандартизации внутреннего пространства - т.е. регулирующих институтов, обеспечивающих «механическую» интеграцию данного пространства. К ним относятся общие для всей территории правовые нормы, единые властные институции (бюрократия, вооруженные силы, госслужбы т.д.).

На уровне риторики данная сфера предполагает описание властных институтов, обоснование их функций и полномочий, роли центральной власти и других ветвей власти и т.д. Характер политического режима является основным механизмом стандартизации в данном сообществе.

В рамках национального строительства основной проблематикой становится определение принципов и механизмов «органической» интеграции общества. Механизмами могут выступать культивирование общих культурных норм, система образования, выделение государственного языка и т.д. Вся совокупность средств и механизмов социальной интеграции общества оформляется в модели политической макроидентичности, доминирующей в данной политии.

* * *

В качестве элементов государственного строительства мы выделили, во-первых, специфику обоснования выделения внешних и внутренних границ, а во-вторых, характер содержания и функционирования политических институтов в предвыборной риторике партий. Специфику границ мы рассматривали через 1) принципы внешней политики (внешние границы), 2) предлагаемый тип территориального устройства страны (внутренние границы); институциональный уровень - через тип политического режима, который рассматривается в программах партий как оптимальный для России. Предлагаемый (потенциальный) тип политического режима и выделение соответствующих ему институтов требует от партий определения своего отношения к существующему политическому режиму, системе организации и распределения власти в государст-

ве, таким образом, анализ измерения «центр-периферия» неизбежно влечет за собой необходимость исследования еще одного измерения - «отношение к власти». На этом основании мы выделяем в институциональном уровне такую составляющую, как отношение к существующему режиму и его институтам.

Интерпретацию внешних и внутренних границ государства, а также критериев членства в политии, представленную в партийной риторике, мы будем рассматривать через артикуляцию партиями внешнеполитического измерения, а также принципов административного деления страны и модели миграционной политики. Анализ внешнеполитического измерения позволит сделать умозаключения о том, как воспринимается партиями международное сообщество (агрессивное, источник вызовов и угроз, или добрососедское) и принципы взаимодействия с ним - партнерские, паритетные, иерархические и т. д. Специфика административного деления демонстрирует представление партий о характере «горизонтальной» организации центр-периферийного пространства (федеративная или унитарная система, национальное, культурное или территориальное выделение регионов), а миграционная политика позволяет увидеть принципы определения членов сообщества (т.е. «своих»), а также степень проницаемости границ для нечленов политии.

Принципы внешней политики, раскрываемые в предвыборной риторике

Как уже отмечалось, у всех партий, кроме КПРФ1, после 2007 г. наблюдается снижение доли внешнеполитического измерения в предвыборной риторике.

Для четырех партий (ЕР, СР, ЛДПР, КПРФ) характерна общая специфика презентации внешнеполитического измерения.

Во-первых, в риторике 2007 г. звучит сильный мотив угроз и вызовов, источником которых является внешнеполитическое пространство. В риторике ЕР в 2006 г. оформляется идея внешних угроз, которая транслируется партией и поныне - это «силы внешнего влияния», посягающие «на суверенитет и территориальную

1 Увеличение этого тематического блока у КПРФ проявляется в рамках агитационной риторики и объясняется, как мы уже отмечали, ситуацией в Арабском мире (революции, агрессия НАТО против Ливии), источник которой трактовался как усиление экспансии мирового капитала.

целостность страны»1 [Программа политической партии «Единая Россия», 2006]. «Справедливая Россия» до 2007 г. практически не артикулировала внешнеполитическое измерение, однако ее появление в период V электорального цикла также сопровождалось идеей «враждебной силы» («Есть силы, заинтересованные в жестком ограничении влияния России на мировой арене. Нашей стране хотят отвести роль сырьевого придатка в глобализирующемся мире»2 [Доверие во имя будущего, 2007]).

У ЛДПР и КПРФ агрессивное восприятие внешнеполитического пространства сформировалось еще в конце 90-х годов3, таким оно предстает и в риторике 2007 г.

1 «Силы внешнего влияния» трактуются предельно деперсонифицирован-но и абстрактно, что позволяет наполнять это «пустое означающее» любым содержанием, в зависимости от конъюнктуры. В 2011 г. к силам внешнего влияния были причислены «зарубежные фонды и гранты», «грантополучатели». Данная проблематика у ЕР претерпела значительную эволюция: еще в 2003 г. внешнее пространство представало как «дружелюбное», а внешнеполитические принципы - как паритетные.

2 В тексте 2008 г. вторая часть фразы приобретает иное значение («Есть силы, заинтересованные в жестком ограничении влияния России на мировой арене, стремящиеся превратить нашу страну в культурно-религиозную зону с ограниченным суверенитетом» [Программа Партии «Справедливая Россия», 2008]), что позволяет по-иному интерпретировать внешние угрозы: если в первом случае они носят, скорее, экономический характер (зависимый статус в мировой экономической системе), то во втором - основным оспариваемым ресурсом выступает не экономика, а культура. Так же, как и в программах ЕР, эти силы деперсонифи-цированы и они также являются источником угрозы для «территориальной целостности и суверенитета России». Бросается в глаза, что программные документы СР практически дублируют внешнеполитическую концепцию ЕР. Враждебные субъекты в тексте проявляются косвенно, их главная характеристика - стремление навязать России свои правила игры, отсюда вытекает повторяющийся мотив следования принципам справедливости в международных отношениях, недопустимости двойных стандартов, признания подлинно демократических принципов взаимодействия государств и т. д. Внешнеполитическая тематика сопровождалась у СР агрессивным оформлением - через выбор «силовой» лексики: «мы (Россия) будем добиваться», «жестко противодействовать», «мы должны обеспечить», «принципиально важно положить конец» и т.д.

3 Так, например, в программе ЛДПР 2005 г. практически все сферы жизнедеятельности государства интерпретировались как подверженные угрозам: в экономике «происходит насильственная топливно-сырьевая специализация России в мировой экономике», в политической сфере - «Вокруг России складывается система геополитической блокады. России в различных формах предъявляются территориальные претензии по всему периметру ее границ», в культурно-

Объектом угроз у всех партий выступает суверенитет страны, хотя их источник может интерпретироваться по-разному: например, у СР и КПРФ - это классовый антагонизм; у ЕР - политическая конкуренция в мировом пространстве, покушение на растущее влияние нового сильного игрока; у ЛДПР - этнокультурные и геополитические расколы («необходимо пересмотреть . связи с теми государствами, которые нарушают права русского населения», «. попытки уничтожить Россию как ядро самобытной Восточно-христианской цивилизации»)1 [Русская власть, 2007, с. 12].

Во-вторых, внешние вызовы и угрозы обосновывали необходимость укрепления государства и его силовых функций (в риторике 2007 г. этих партий большое внимание уделяется статусу армии, усилению силового потенциала страны и т.д.). В случае с «Единой Россией» мотив внешнеполитических угроз являлся контекстом для концепта суверенной демократии, который был представлен в программе 2006 г2.

В-третьих, еще одной яркой чертой риторики 2007 г. является акцент на «перецентрировании» мира и переопределении места России в нем («Россия имеет все основания претендовать на роль одного из центров мирового влияния и обязательно станет таким центром» [План Путина. 2007]3; «Россия должна стать центром

исторической «Необходимо... противостоять попыткам уничтожить Россию как ядро самобытной Восточно-христианской цивилизации».

1 Однако в риторике ЛДПР 2011 г. источник вызовов переместился в экономическую сферу: «С конца ХХ в. идет необъявленная война за мировое господство. Ее ведет правящая элита США и Великобритании... Причина заключается в экономических противоречиях...» [см.: Русский набат, 2011, с. 27], что, видимо, связано с мировым экономическим кризисом 2008 г. и его новой ожидаемой волной.

2 Хотя в дальнейшем идея «суверенной демократии» исчезает из риторики ЕР, однако «силовой» вектор, заданный в 2006 г., не изменился и в электоральном цикле 2011 г., являясь частью официального властного дискурса.

3 Данная тенденция ярко проявилась в программном тексте ЕР 2009 г., где появляется идея «однополярного мира» - «Наша страна призвана активно участвовать в выработке принципов международного правопорядка, отвергая как попытки навязать чуждые нам ценности и установки однополярного мира, так и попытки организовать изоляцию России» [Россия: Сохраним и приумножим. 2009]. По сути, идея «однополярного мира» - это заявленная претензия на демонстрацию силы и стремление формировать и устанавливать повестку дня в международном пространстве. В этом контексте выглядит логичным появление мотива потенциальной возможности применения военной силы («Партия считает применение военной силы крайней мерой, оправданной только необходимостью защиты жизни наших граждан, нашей территории и наших союзников» [там же]).

интеграции государств, которые заинтересованы в политическом равноправии Востока и Запада» [Предвыборная программа Либерально-демократической партии России, 2007]; «Внешняя политика должна быть направлена на укрепление статуса России как мировой державы» [Доверие во имя будущего, 2007]).

В 2011 г. выделенные тенденции не меняются. Российские либеральные партии («Яблоко», СПС и «Правое дело» в 2011) предлагают иную версию внешнеполитического измерения. Для партий, как в период избирательной кампании 2007, так и 2011 г., характерно менее идеологизированное и более прагматичное отношение к данной тематике («Мы будем добиваться деидеологи-зации российской внешней политики, реалистичной оценки вызовов и угроз и интеграции России в систему международных институтов» [Предвыборная программа «Правого дела», 2011]). В риторике партий также присутствует мотив внешнеполитических угроз, однако они носят иной характер, угрозы не вписаны в систему межгосударственных конфликтов и универсальны для современного мира («терроризм, ядерные и ракетные технологии, СПИД, торговля наркотиками»).

Партии акцентируют тезис расширения международного сотрудничества, а внешнеполитический оппонент у них, как правило, отсутствует. Европа у либеральных партий выступает в качестве «значимого другого», ориентира экономического, социально-политического и культурного развития, а во внешнеполитической концепции является ее партнером («В условиях глобальных вызовов XXI в. Россия и Европа смогут выжить только вместе»1 [Явлинский, 2007]).

1 В демократическом манифесте «Яблока», который был создан в 2003 г. и с тех пор практически без изменений входит во все последующие программные документы партии, один из ключевых разделов называется «Европейский путь России», в котором определяются принципы партийного нациестроительства -«Россия является европейской страной в силу своей исторической судьбы, культурных традиций, географического положения. Ее будущее неразрывно связано с Европой. Потенциал российской нации может раскрыться только через творческое освоение ценностей европейской цивилизации, в формирование которых внесла существенный вклад великая русская культура» ([Демократический манифест, 2003]). Риторика СПС 2007 г. несколько отличается в интерпретации внешнеполитического измерения от «Яблока». Так, у СПС Россия также выступает частью Европы и глобального мира, однако к прагматическим основам европейской интеграции (эффективное развитие) добавляются еще и культурологические («Россия - часть Европы. Это ее исторический социокультурный выбор» [Предвыборная программа политической партии «Союз Правых Сил», 2007]). Еще одно

Все партии выступают в своей риторике за формирование союзов разного рода со странами постсоветского пространства, однако если у либеральных партий основой кооперации выступают, прежде всего, общие экономические интересы, то для КПРФ, ЛДПР, СР и ЕР - это историко-культурная база (общее прошлое, культурная близость и т.д.). Целью сотрудничества со странами СНГ у парламентских партий выступают как экономические интересы, так и соображения безопасности - противодействие «западной» агрессии. Россия в интерпретации партий также претендует на доминирующий статус в постсоветском пространстве («Мы должны обеспечить соответствующее общественное, политическое, экономическое и культурное влияние России на пространстве СНГ» [Миронов, 2007 с]).

Отношение партий к миграции и миграционной политике

Партии транслируют два основных ракурса оценки миграции - «культурный» и «рациональный». Первый из них рассматривает миграцию с точки зрения ее культурных последствий, тогда как второй акцентирует внимание на универсальности и закономерности миграционных процессов, а также на их рационально понимаемой пользе для страны. Оба эти ракурса могут сочетаться в партийной риторике, но одна из сторон всегда доминирует. Оба вектора задают разные логики характеристики границ - этнокультурная модель влечет за собой требование закрытости, тогда как «рациональная» - открытости.

Риторика КПРФ, СР и ЛДПР характеризуется преобладанием первой модели, тогда как ЕР, «Яблока», СПС / «Правого дела» -второй.

отличие заключается в том, что СПС использует лексику «доминирования» (хотя и смягченную) в характеристики внешнеполитической сферы («.Мы уверены, что Россия может показать миру на собственном опыте, как Востоку и Западу жить в мире и согласии друг с другом. В этом уникальность России, а возможно, ее миссия в XXI веке», «Глобальная миссия России замкнуть Северное Кольцо... Тем самым Россия призвана внести решающий вклад в создание единого пространства развитых демократических стран» [там же, 2007]). Особый статус России обосновывается ее «уникальным» геокультурным (межцивилизацион-ным) положением. В этой части у СПС наблюдается отход от либеральных идеологических принципов. Причем в текстах 2007 г. эта тенденция усиливается по сравнению с 2003 г. Однако в 2011 г. у партии «Правое дело» эти мотивы исчезают, а тезисы внешнеполитического измерения соответствуют либерализму.

У КПРФ в риторике 2007 г. отношение к миграции было слабовыраженным, тогда как в 2011 г. происходит усиление артикуляции как измерения «центр-периферия» в целом, так и его составляющих. КПРФ, как и ЛДПР и отчасти СР, видит в миграции угрозу не только стабильности страны, но и ее культурным основаниям, ее существованию в качестве «самобытной русской цивилизации». Как пишет в своей статье Никитин В.С., депутат Госдумы от КПРФ, председатель подкомитета по миграционной политике в Госдуме: «Новая миграционная политика должна учитывать не только экономические и политические, но и духовные факторы. Она должна быть направлена на сохранение самобытности и укрепление духовной мощи народа» [Никитин, 2011].

Из сходной трактовки миграции КПРФ, СР и ЛДПР вытекают общие принципы реагирования на нее, которые заключаются в ранжировании мигрантов по степени культурной близости и поощрение миграции «соотечественников» (людей того же или близкого этнического и культурного происхождения), ужесточении миграционных правил и норм для инокультурных групп, системы фильтров и программ адаптации. Другими словами, позиции КПРФ, ЛДПР и СР апеллируют к замыканию и закрытости границ сообщества для «не своих».

Если КПРФ, ЛДПР и СР видят в миграции угрозу национальной идентичности страны, то для ЕР, партий «Яблоко» и «Правое дело» характерен общегражданский подход к анализу миграции, основанный не на акцентуации инокультурного и иноэт-нического происхождения мигрантов, а на постулировании закономерности происходящих миграционных процессов и критериев рациональной целесообразности и экономической выгоды миграции.

Модель миграционной политики, транслируемая ЕР, отражает официальную ее версию1, в ней миграция предстает, во-первых, глобальным явлением, характерным для развитых стран, во-вторых, технологическим средством решения экономических (демографических, производственных) проблем России («Международная миграция является важным ресурсом развития России» [Обретение будущего. 2011, с. 182]) и механизмом осуществления «модернизационного рывка». Из данных характеристик миграции вытекает необходимость открытости и проницае-

1 Официальный миграционный дискурс представлен, например, в работе Института современного развития (ИНСОРа) «Обретение будущего. Стратегия 2012» [Обретение будущего. 2011]).

мости границ политии для мигрантов («... "открытость" миграционной политики становится в условиях глобализации важным фактором конкурентоспособности страны» [там же, с. 180]). В тексте акцентируются, прежде всего, социальные критерии мигрантов (их образовательные и профессиональные качества), а не культурно-этнический статус1.

Либеральные партии последовательны в интерпретации миграции в течение обоих избирательных периодов, для них она также является универсальной тенденцией современного мира. Главный тезис либеральных партий в отношении мигрантов и миграционной политики заключается в создании единых институциональных рамок, установлении прозрачных и понятных правил, обеспечивающих равные права как мигрантов, так и граждан страны. Механизмами регуляции миграции в «гражданской» модели выступают, с одной стороны, унификация законодательства и программы для мигрантов, с другой - и прежде всего - оптимизация механизмов управления страной2. С точки зрения «рационального» подхода к миграции закрытость границ является препятствием эффективного развития страны («Трудовых мигрантов должно быть ровно столько, сколько нужно для развития экономики. Поэтому искусственное ограничение трудовой миграции замедляет экономиче-скийрост» [Дунаев, 2011]).

Принципы внутреннего территориального устройства партиями в большинстве своем не артикулируются: все партии в той или иной степени освещают (или затрагивают) проблемы федерализма, однако внимание сосредоточено на распределении полномочий между центром и периферией, а не на специфике выделения территорий. Основные тезисы партийной риторики, касающиеся региональной проблематики, концентрируются вокруг политических механизмов управления территориями, предоставления ре-

1 Однако данная властная модель миграционной политики безусловно является скорее декларативной, нежели отвечающей реалиям современной ситуации, так как она основывается на идеалистическом допущении инвестиционной привлекательности России для специалистов с высоким уровнем компетенций, обладателей «уникальных знаний и навыков».

2 Так, например, С. Митрохин в передаче «Особое мнение» («Эхо Москвы») в качестве главной причины проблем миграции назвал низкую стоимость труда в России: «Если мы решим базовые проблемы нашего государства, если мы вырвем рычаги государственной власти из рук олигархов, которые заинтересованы в. удешевлении рабочей силы, у нас не будет таких мощных потоков миграции» [цит. по: Митрохин, 2011].

гионам большей самостоятельности, развития местного самоуправления, разработки эффективных программ развития удаленных регионов. Таким образом, мы можем сделать вывод, что для четырех партий - ЕР, КПРФ, СР и «Яблока» принципы территориального выделения регионов не рассматриваются в качестве насущной проблемы.

Принципы территориальной организации раскрываются в риторике ЛДПР, являясь ее «фирменным знаком», также в 2007 г. этот вопрос поднимался СПС. Обе партии негативно оценивают этнокультурные основания выделения регионов как провоцирующие сепаратизм и национализм. Обе партии поддерживают административно-территориальные принципы организации внутренних границ: для ЛДПР они оптимальны, так как исключают формирование конкурирующей этнокультурной идентичности, а для СПС они в наибольшей степени соответствуют гражданским механизмам организации территории1.

Таким образом, ЛДПР и СПС демонстрируют две альтернативные интерпретации территориальной организации и унификации внутреннего пространства политии. Для ЛДПР решение проблемы обособления регионов лежит в моноцефальной модели, исключающей развитие нескольких центров. Внутренние границы интерпретируются как препятствие для пространственного объединения. Для СПС, напротив, решением выступает полицефальная модель, формирующая множество центров («права личности») и требующая институциональных механизмов согласования интересов. В либеральном подходе, транслируемом СПС, понимание внутрен-

1 Однако СПС, в отличие от ЛДПР, не содержала в своей риторике предложений о реструктурировании принципов федерализма в России (сочетающих как административное, так и этнокультурное деление). Существующая региональная система интерпретировалась партией в качестве хотя и случайного, но исторически закрепленного факта, чье изменение нарушило бы сложившийся баланс, а, соответственно, и права как территорий, так и граждан («Нынешнее административно-территориальное деление России во многом сложилось под влиянием случайных обстоятельств... Вместе с тем оно уже имеет свою историю, во многом стало традицией» [Предвыборная программа политической партии «Союз Правых Сил», 2007]). Данная федеративная система, в аргументации СПС, не исключает гражданской унификации внутреннего пространства («Право на национальное самоопределение отступает перед правами личности и может быть полностью реализовано в рамках культурно-национальной автономии, без создания угроз территориальной целостности страны» [Предвыборная программа политической партии «Союз Правых Сил», 2007]).

них территориальных границ переносится из физической в правовую плоскость (как юридическое обеспечение «прав личности»).

Анализ моделей внешней и миграционной политики, предлагаемых партиями, дает представление о том, что в интерпретации границ государства доминируют две основные логики, одна из которых основывается на целесообразности укрепления, ужесточения и закрытости границ для внешнего воздействия, вторая - на открытости, проницаемости и мобильности границ. В первой логике внешнее пространство предстает как агрессивное, угрожающее целостности и суверенитету страны, закрытость границ является адекватным способом реагирования на идущие извне вызовы. Эта логика характерна для ЛДПР, КПРФ и СР. Второй подход, базирующийся на принципах открытости, интерпретирует мобильность и проницаемость границ как необходимое условие интеграции России в международное пространство, которая, в свою очередь, выступает залогом успешного развития государства. Данный подход демонстрируют партии либеральной направленности, «Яблоко», СПС / «Правое дело». В риторике ЕР наблюдается двойственность, с одной стороны, партия заявляет приверженность либеральной традиции «открытости», о чем свидетельствует либеральная миграционная политика партии. С другой стороны, присутствует противоречие: внешнеполитическая концепция партии, используя лексику международного сотрудничества и паритетного взаимодействия, тем не менее рассматривает образ внешнего пространства как угрожающий, а статус России интерпретирует как доминирующий.

Тип политического режима, который рассматривается в риторике всех партий в качестве «идеального» типа, это демократия. Однако понимание демократии у партий различно.

«Единая Россия» в программе 2006 г. представила концепцию «суверенной демократии», которая совмещала в себе как потенциальное измерение политической системы (идеальная полития), так и ее реальные качества (характеристики современного российского режима). Хотя данная модель исчезла из политического и общественного дискурса в период президентства Д. Медведева, замещенная трендом модернизации, тем не менее это главное предложение ЕР за период существования партии, описывающее политический режим России.

«Суверенная демократия» в трактовке «Единой России» предполагала стратегическую ориентацию не столько на структурирование внутриполитического пространства, сколько на завое-

вание лидерских позиций России в мировом сообществе: основное внимание уделялось не раскрытию содержания демократии, а обоснованию суверенитета государства, понимаемого, в первую очередь, как достижение доминантных позиций на международной арене1: «Для нас суверенная демократия - это право народа делать свой выбор, опираясь на собственные традиции и закон; это возможность эффективно участвовать в формировании справедливого мироустройства; это синоним нашей внешней и внутренней безопасности; это условие нашей исторической конкурентоспособности, т.е. право публично формулировать и отстаивать свои национально-государственные интересы; это безоговорочное признание универсальных демократических ценностей при понимании многообразия национальных моделей их реализации» [Россия, которую мы выбираем, 2006].

Показательно, что среди характеристик идеального образа России на первом месте стоит не способность государства обеспечить права и свободы человека, достойную жизнь гражданам и проч., а ее готовность защитить территориальные границы: «Мы хорошо представляем себе образ страны, которую строим. Это -сильное эффективное государство, обладающее мобильными и боеспособными Вооруженными Силами, способное защитить свой суверенитет и территориальную целостность от любых посягательств...» [Россия, которую мы выбираем, 2006].

Однако институциональный уровень постулируемого демократического режима в риторике ЕР V электорального цикла пред-

1 Об этом же свидетельствовали высказывания некоторых близких к партийным кругам аналитиков: «Отличие "суверенной демократии" от множества других определений особенностей демократического строя - либеральная демократия, социалистическая демократия, охранительная, прямая, плебисцитарная и многие другие демократии - состоит в том, что этот термин в меньшей степени касается внутренних особенностей политического режима» [Рогожников, 2005, с. 102]; «.Доктрина "суверенной демократии" состоялась, и мы наблюдаем ряд частей это доктрины. Это связано с энергетической сверхдержавой, с концепцией исторической преемственности, с концепцией конкурентной борьбы и формулой "суверенитет - политический синоним конкурентоспособности" .эта концепция прямо связана с осознанием и защитой национальных интересов России» [Орлов, 2007].

Подробно специфику, противоречивую сущность концепта суверенной демократии, а также сущность общественной дискуссии, вызванной этим концептом, раскрыл Казанцев А. в своих работах «"Суверенная демократия": Структура и социально-политические функции концепции» и «Суверенная демократия: противоречия концепции» [см.: Казанцев, 2007 а; 2007 Ь; см., также: Головченко, 2008].

ставлен противоречивыми характеристиками. Функциональное значение демократического правления не раскрывается. Принципы демократического устройства не определяются, лишь перечисляются некоторые его обязательные свойства.

Характерным является и отношение ЕР к многопартийности. Многопартийность и ответственные политические партии фигурируют в риторике ЕР как непременный атрибут политической жизни России. Однако политические партии не рассматриваются как институты, структурирующие государственную власть и обеспечивающие представительство различных групповых интересов.

Риторика партии включает ряд аспектов, связанных с развитием современного государства, в частности формирование эффективного государственного аппарата.

Одной из заслуг правящего режима партия считает реформу политической системы, «восстановление политико-правового единства страны». Однако понимание механизма данной политико-правовой стандартизации свидетельствует о том, что ЕР является сторонником моноцентрического способа организации власти. О достижении согласия, компромисса, заключении базовых договоренностей между различными политическими, социально-экономическими силами в качестве способа унификации, стандартизации правил и практик речи не идет. Основным субъектом этого процесса выступает государственный аппарат: «Созданная вертикаль власти стала инструментом, реально обеспечивающим эффективную защиту конституционных прав и свобод граждан» [План Путина. 2007]).

Подобный подход реализуется и в представлениях едино-россов о федеративном устройстве страны1.

1 Причем взгляды на развитие федеративного устройства, выраженные в программе 2003 г. и последующих документах, различаются. Так, в риторике 2003 г. отношения между центром и регионами представлено в проблемном ракурсе: «Сохранение особенностей регионов требует повышения их самостоятельности, а сохранение целостности России - повышения ответственности региональных властей перед жителями регионов и федеральным центром» [Предвыборная программа политической партии «Единая Россия», 2003]. Данная проблематизация связана со спецификой политической ситуации и отражает реальное противоречие того периода, которое в политической практике разрешилось за счет усиления позиций центральной власти («повышение ответственности региональных властей перед. федеральным центром»). К периоду выборов 2007 г. вопрос о верховенстве политических субъектов в федеративных отношениях во многом оказывается решенным, потому в предвыборной риторике ЕР

Однако в период VI электорального цикла риторика ЕР в сфере государственного строительства несколько изменилась. Характер режима не обосновывается, но присутствует в имплицитных характеристиках («как в любом демократическом обществе... »). Однако в целом риторика ЕР стала значительно «демократичнее» - в плане артикуляции демократических институтов, практик, механизмов, гражданского общества («Наш приоритет - становление современной политической системы. Такой отзывчивой, именно современной политической системы, которая дает возможность всем, в том числе и самым малым социальным группам быть услышанными и включенными в процессы государственного и общественного управления, быть уверенными, что в нашей стране нет бесправных и беззащитных людей, это очень важно, что свобода и справедливость доступны каждому» [Медведев, 2011]). Партия власти в своей риторике декларирует готовность к социальному диалогу и стимулированию развития диалогических практик. Очевидно, что трансформация риторики вызвана контекстом протекания предвыборной кампании 2011 г. - усилением протестных настроений, видимым снижением легитимности властных институтов. Однако риторика ЕР, при постулируемой диалогично-сти, остается монологичной и авторитарной, общество предстает в ней в качестве объекта воздействия1.

2007 и 2011 гг. этой тематике уделяется небольшое внимание. Регионы выступают объектами стандартизации, а не равноправными субъектами политического процесса.

1 Показательна в этом отношении статья В. Путина «Демократия и качество государства» [Владимир Путин о развитии демократических институтов в России, 2012]. Хотя она формально не относится к изучаемому периоду и выходит за рамки парламентских выборов, тем не менее тезисы озвучиваются хоть и в формате уже президентских выборов, но еще действующим главой партии «Единая Россия». Тем более что они выражают общую тенденцию властной элиты на демонстрацию готовности к развитию демократии в стране. Показательно, что в статье демократия и демократические институты рассматриваются как разновидность госуслуги, инструмента, разрабатываемого государством для общества. Хотя декларируемые функции институтов в статье заключаются в контроле общества над государством, однако государство рассматривается в модели отношений «власть - социум» как обладающее статусными позициями, как «патер», так как оно обладает решающим правом голоса в ответе на вопросы: когда начинать развивать институты, в каком именно формате они будут представлены и какова должна быть реакция граждан на властные инициативы. Причем «точкой отсчета» для демократизации выступает политическая культура граждан и их «готовность к демократии», которая диагностируется государством: «Необходимо, чтобы общество было готово к использованию демократических механизмов. Чтобы

Для ЛДПР проблематика, связанная с укреплением государства и формированием нации, является ключевой, своего рода «фирменным знаком». Однако представления о границах нации и российского государства в риторике ЛДПР достаточно противоречивые. Проблематика государственного строительства у ЛДПР обладает инвариантным ядром, неизменной базовой конструкцией, которая не меняется с течением времени. Так партия последовательно выступает за укрепление государственной власти, за «крепкое государство», ориентируясь на стандартизацию принципов политической организации («ЛДПР считает, что возрождение мощи и величия России невозможно без укрепления центральной власти, т.е. российской государственности» [Жириновский, 2011 а, с. 2]). ЛДПР исходит из логики доминирования одного актора, что прослеживается в отношении вопросов административно-территориального устройства, национально-государственного строительства и политического режима. В риторике партии отвергаются какие-либо формы организационного оформления интересов национальных меньшинств и их участия в принятии политических решений на уровне государства: «ЛДПР за ликвидацию всех привилегий национальным меньшинствам, за запрет антипатриотической пропаганды» [Предвыборная программа Либерально-демократической партии России, 2007].

Смысловое наполнение понятия «демократия» у ЛДПР меняется в период VI электорального цикла. В риторике 2007 г. отсылки к демократическому режиму носят еще более декларативный характер, чем у ЕР, и не наполнены функциональным содержанием. Отмечается, что «ЛДПР выступает за создание социально-правового, либерально-демократического унитарного государства, считает, что сильное государство способно обеспечить права и свободы отдельных граждан» [Предвыборная программа Либерально-демократической партии России, 2007], за разделение властей, отвергает «диктатуру». В то же время провозглашается неприятие «продажной западной демократии»1. Демократические институты

большинство людей почувствовали себя гражданами, готовы были бы на регулярной основе тратить свое внимание, свое время, свои усилия на участие в процессе управления. Другими словами, демократия работает там, где люди готовы в нее что-то вкладывать».

1 Понятийные и идеологические противоречия, содержащиеся в риторике ЛДПР, похоже, не кажутся авторам текстов (вернее, главному автору) принципиальными и требующими разъяснения и разрешения. Так обсуждая на заседании Государственной думы проект Федерального закона «О внесении изменений в

не определяются, объяснение механизмов их функционирования, понимание значимости демократии для структурирования нации и ее консолидации в тексте отсутствуют. Более того, в риторике 2007 г. отмечается, что «ЛДПР допускает установление на переходный период режима личной власти, считая, что такой режим позволяет возложить всю полноту ответственности на руководителя государства» [там же]. Показательно в этом отношении и использование словосочетания «Верховный правитель» как аналога понятия «Президент».

В риторике 2011 г., напротив, значительное внимание уделяется именно институциональной структуре демократии и само понятие «демократия» встречается гораздо чаще, чем в период предыдущих думских выборов. Хотя идея сильного государства остается ключевой, однако его структура несколько меняется. Так, например, понятия «режим личной власти» и «верховный правитель» больше не используются, а оптимальной формой правления в России выступает «президентская демократическая республика с однопалатным парламентом - Государственной Думой»1.

Причинами трансформации риторики 2011 г. послужило усиление критичности в оценке российской политической элиты и проводимой ею политики. В 2007 г. отношение к существующему режиму у ЛДПР в целом не было негативным - партия критикует многие режимные черты, однако право политической элиты на власть не оспаривается, а корень проблем видится или в прошлом - коммунистическом, периода 90-х, или в действиях непод-

некоторые законодательные акты Российской Федерации» 14.05.2006 г. (касающийся отмены графы в избирательных бюллетенях «против всех»), глава Либерально-демократической партии России говорит: «Демократия - это самый порочный политический режим... Демократия обслуживает рынок, а рынок самая чудовищная экономика... Демократия обслуживает деньги, и деньги платят за нужного президента... демократия - это гибель России» [цит. по: ЛДПР: Не врать и не бояться, 2007, с. 23].

1 Однопалатный парламент существенно повышает статус парламентских партий. Так, в предвыборной агитационной брошюре «Русский набат» отмечается: «ЛДПР предлагает повысить роль Государственной Думы во властных структурах страны, расширить ее полномочия, придать Госдуме право контроля над исполнительной властью» [Русский набат, 2011, с. 11]. В русле данной тенденции партия предлагает последующую трансформацию российской формы правления из президентской в парламентскую республику. Первоначально данная идея была озвучена в блоге В. Жириновского («В перспективе необходим переход к парламентской республике как высшей форме демократии» [цит. по: Жириновский, 2011 а]. Далее это положение вошло в предвыборную программу ЛДПР 2011 г.

контрольных обществу групп: олигархов, бюрократии или «Единой России». В 2011 г. именно правящая элита стала интерпретироваться в качестве источника неблагополучной социально-экономической ситуации в стране («..Причина ошибок заключается в том, что в течение всего постсоветского времени власть в России передавалась не через механизмы равной политической конкуренции, а по "праву наследования"» [Русский набат, 2011, с. 7]). Причем критике стала подвергаться «вертикаль власти», которая в 2007 г. оценивалась партией как необходимость и главное условие модернизации страны1. Как и у ЕР, в риторике ЛДПР усилилась демократическая составляющая измерения «центр-периферия», выражаемая в требованиях проведения свободных и честных выборов в стране, расширения полномочий местного самоуправления, возвращения выборности губернаторов. Однако роль, которая отводится обществу в политическом процессе, исчерпывается только участием в выборах, данный факт свидетельствует о том, что понятие «демократия» используется скорее как декларация, но не является принципиальной позицией.

ЛДПР, оперируя понятием «реальная демократия», описывает «средний уровень» функционирования демократического режима, т.е. институциональную сферу сменяемости власти и контроля за правящей элитой, где ключевые позиции принадлежат партиям. Демократия рассматривается как процедура, институциональный механизм, но не как базовое основание для социального консенсуса2. Демократия анализируется на тактическом уровне риторики ЛДПР и не рассматривается - на концептуальном.

Усиление оппозиционной направленности и критичности по отношению к правящей элите характерно также для риторики «Справедливой России» в 2011 г. С момента своего создания партия демонстрировала «ограниченную оппозиционность», активно критикуя ЕР, но поддерживая властный курс3. Повышение кри-

1 В. Жириновский в своей статье в газете «ЛДПР» писал: «Сейчас мы все находимся под гнетом современной властной вертикали, основная цель которой - защитить богатых и "своих"» [цит. по: Жириновский, 2011 Ь].

2 «Демократия - это, прежде всего, свобода выбирать и быть избранным» [Дебаты на канале ТВЦ. Участники: ЛДПР, КПРФ. - 17.11.2011].

3 В 2007 г. лидер партии С. Миронов был одним из инициаторов введения третьего срока президентства В. Путина: «Путин - президент всех граждан России, а не какой-то одной партии. Это - принципиальная позиция! Я считаю, что "план Путина " может провозгласить, а уж тем более реализовывать, только сам Владимир Путин. Именно этим, кстати, объяснялась моя инициатива по

тичности в 2011 г. проявляется как в политических требованиях (требования большей прозрачности процесса управления, расширения принципа выборности власти), так и в большем акцентировании негативных социально-экономических и политических последствий неэффективного правления. Впервые партия предъявила претензии стратегической линии, проводимой властной элитой, а не ее тактическим составляющим1.

В качестве идеального государственного устройства СР также рассматривает демократический режим. За период существования СР (с 2006 г.) понятие «демократия» интерпретировалось партией в разных ключах, приобретая разные смыслы2. В 2007 г. в риторике СР демократия стала пониматься в двух основных аспек-

дискуссии о третьем сроке или продлении полномочий действующего президента» [Миронов, 2007 а]. Показательно отношение к политическому протесту в России главы партии в 2007 г., которое полностью транслировало властный дискурс с его идеей определяющей роли «внешнего воздействия» в протестных акциях и ангажированности их участников («Очень многих не устраивает сильная, независимая, свободная, демократическая, набирающая экономический, политический и международный вес Россия. Поэтому они и будут пытаться вставлять палки в колеса, изображать оппозицию. Но, я убежден, что из этого ничего не получится» [там же]. В 2011 г. ведущий передачи «Дебаты на канале "Россия 1"» В. Соловьёв начал передачу с вопроса к главе СР С. Миронову: «Что произошло с 2006 по 2011 г., что Миронов, из одного из столпов существующей власти, реально превратился в жесткого критика?» Имидж оппозиционера был закреплен за С. Мироновым также в связи с изменением (вернее, утратой) его статуса «третьего лица государства» (спикера Совета Федерации).

1 Так, например, в своем блоге С. Миронов пишет: «Курс на укрепление вертикали власти себя полностью исчерпал. И единственной надежной гарантией будущего страны является укрепление демократических основ нашего общества, возвращение справедливости в нашу жизнь. Потому что политика правительства требует не просто серьезной корректировки, а кардинального пересмотра» [Вести от Сергея Миронова, 2012]. Далее он подчеркивает: «Мы стоим перед острейшей необходимостью обновления властной и управленческой элиты» [там же].

2 В 2006 г. демократия в версии СР обладает многими чертами, сближающими ее с «суверенной демократией» - артикулированием культурных и традиционных оснований российской демократии («Свобода и демократия должны опираться не только на общие стандарты гражданского права, но и на национальные традиции, на потенциал русской культуры»), интерпретацией демократии как средства усиления государственности и суверенитета («Для обеспечения суверенитета и территориальной целостности, сохранения за Россией статуса великой державы, нашей стране нужна авторитетная и ответственная власть, демократия большинства, а не корпоративная демократия...» [Программное заявление партии. 2006]).

тах, представляющих, условно говоря, микро- и макроуровень интерпретации понятия «демократия». Микроуровень представлен идеями «низовой демократии», «демократии участия» (или «производственной демократии»), под которой понимались формы самоорганизации общества, самостоятельная инициатива, идущая от граждан. На макроуровне демократия интерпретировалась как совокупность базовых принципов общественно-политического устройства, основанных на социалистических идеях. У СР демократия как политический режим оказалась неразрывно связана с социализмом, в риторике вводится новый эпитет к понятию демократия - «социальная» («Социальная демократия и гуманизм - это наш, российский путь к справедливому и солидарному обществу, к социальному государству» [Доверие во имя будущего. 2007]). В риторике 2011 г. ракурс восприятия демократии изменился и она стала пониматься, как и у ЛДПР, прежде всего в институциональном ключе, как инструмент политической конкуренции и контроля за властью («Конкуренция должна присутствовать не только в экономике, но и в политике. Поэтому "Справедливая Россия " выступает за реальную многопартийность, за демократию без поясняющих определений» [Миронов, 2007 <1]). Остальные векторы восприятия демократии проявлялись незначительно.

Для КПРФ концептуальной идеологической основой ее риторики выступает «антагонистическое противоречие между наемным трудом и капиталом», которое оформляет артикулирование всех проблемных зон, в том числе измерения «центр-периферия». Этот базовый тезис выступает критерием оценки ключевых понятий, в том числе демократии, отношения к власти и оптимального общественного и политического устройства.

Данный водораздел отделяет два типа демократии, «ненастоящую» («западную», «капиталистическую») от «реальной», в качестве которой выступает «подлинное народовластие» («народная демократия»). И «западная», и «реальная» демократии являются совокупностью институтов сменяемости власти, однако для КПРФ, в отличие от других партий, которые делают акцент на процедурной функции демократии, определяющим является контекст функционирования институтов. Сферой действия «западной» демократии является политика, понимаемая в узком смысле, как область государственного менеджмента. Главной целью «западной» демократии является обеспечение преемственности власти капитала и манипуляция обществом («западная демократия -прочно-устойчивая система организации капиталистической экс-

плуатации и одурачивания народа» [Московский, 2011]). «Подлинное народовластие» в качестве надстройки вырастает на основе как определенного экономического (социалистического)1, так и культурно-исторического укладов2. Этот контекст наполняет институты сменяемости власти и декларируемые права и свободы граждан подлинным демократическим содержанием и становится каналом выражения мнения не элиты (капитала), но общества. В риторике КПРФ демократия и социализм, как и у СР, часто выступают как синонимичные понятия («Социализм - ...это общество подлинной демократии и развитой духовной культуры, стимулирующее творческую активность личности и самоуправление трудящихся» [За власть трудового народа. 2007]).

Отношение к власти у КПРФ, в отличие от ЛДПР и СР, в избирательной кампании 2011 г. не изменилось, критическая модель осталась прежней. Как и в начале 2000-х годов, главным властным субъектом в риторике КПРФ выступает экономическая элита, основным обвинительным тезисом - антинародное правление («В Российской Федерации нет никакой демократии. Есть классическая буржуазно-криминальная власть, которая аккумулировала все ресурсы и средства, создала клан олигархов, которые диктуют свои условия, в том числе и нашему правительству» [Зюганов, 2011 Ь]).

Три партии (ЛДПР, СР и КПРФ), при различии их позиций по многим аспектам, объединяет то, что они, постулируя необходимость институциональных трансформаций в России, акцентируют внимание на позициях центра власти. Критерием эффективности власти для партий выступает степень ее централизации. Неэффективность реформ, проводимых властной элитой, в интерпретации партий, отражается в ослаблении позиций центра и снижении его возможностей по контролю над перифериями. Периферия понимается партиями как в территориальном аспекте (регионы

1 В Тезисах программы КПРФ «За победу реальной демократии в России» отмечается: «Реальная демократия - обновленный социализм - государство истинного народовластия, где люди от рождения справедливо равноправны и обладают правом выбора в отношениях с обществом, где природные ресурсы и крупное производство являются общенародными и планово используются в национальных интересах, где действуют справедливые ограничения частной собственности, а власть и управление полностью прозрачны и эффективно конкурентны» [см.: Тезисы программы КПРФ «За победу реальной демократии в России». Проект, 2004].

2 Как пишет В. Московский в своей статье, «понятие Народовластие было присуще русскому обществу с незапамятных времен» [см.: Московский, 2011].

страны), так и в социальном - как сферы жизнедеятельности общества, не представляющие для правящей элиты непосредственного экономического интереса (например, сфера социального обеспечения или сельское хозяйство).

В риторике партии «Яблоко» демократия также выступает в двух формах, подлинной и имитационной, только в отличие от КПРФ, подлинной является «европейская» демократия, тогда как имитационной - существующий в России политический режим1. Под демократией «Яблоко» традиционно понимает совокупность институтов, однако их спектр шире и разнообразнее, чем в интерпретации ЕР, ЛДПР, СР и КПРФ, и включает политические и социальные права и свободы, гражданское общество, а также требования прозрачности механизмов управления («Демократии требуется реальное разделение властей, честные выборы, независимый суд, свобода слова в СМИ» [Предвыборная программа партии «Яблоко», 2007]). В избирательной кампании 2007 г. главным акцентом в интерпретации демократии выступал тезис, который ЛДПР и СР активно выдвигали в 2011 г. - демократия как форма гражданского контроля над властью («.Поставить власть под контроль граждан - именно в этом заключается демократия»2). В кампании 2011 г. в предвыборной риторике доминировал тот же вектор презентации демократии («За демократию... за право народа выбирать власть» [Предвыборная программа РОДП «Яблоко», 2011]. Однако в статье Г. Явлинского того же года восприятие демократии демонстрирует тенденцию к изменению. Так, автор отмечает: «С помощью голосования, выборов можно решать проблемы только тогда, когда по наиболее базовым основаниям и целям жизни народа, страны есть консенсус, и надо выбрать, как эти общие для всего народа задачи лучше реализовать и кому это делать. Если общество расколото, деморализовано и унижено, голосование, даже относительно честное, ничего не дает» [Явлинский, 2011]. Таким образом, происходит перенос фокуса с процедурного, тактического понимания демократии на ее стратегиче-

1 Один из лидеров «Яблока» Сергей Ковалев на пресс-конференции 2007 г. назвал цель институциональной имитации: «...власть стремится не только властвовать, но и выглядеть. Это в нынешней международной ситуации необходимо. Вот мы и имитируем все, чем надлежит обладать современному демократическому государству» [цит. по: Явлинский, Ковалев, 2007].

2 Данная фраза стала одним из предвыборных лозунгов партии и широко транслировалась в различных видах предвыборной риторики [цит. по: Иваненко, 2007].

ское рассмотрение, как механизма достижения общественного консенсуса, способного формировать перспективы развития поли-тии1. В полицентричной модели государственного устройства, предлагаемой партией, государству принадлежит инструментальная роль («Мы поддерживаем идею государства как обслуживающего аппарата, а вовсе не как сверхценной мистической сущности» [цит. по: Ковалев, 2007]).

Самым частым эпитетом, сопровождающим понятие «демократия» в риторике СПС 2007 г., является «либеральная». Образ демократии в партийных текстах сопровождается всеми чертами, присущими либеральной демократии, отмечается ее функциональная роль в обществе («Демократия и гражданские права - главное условие эффективности государственной машины» [Предвыборная программа политической партии «Союз Правых Сил», 2007]). Однако главное отличие интерпретации демократии у СПС от версии «Яблока» заключается в том, что СПС акцентирует внимание на культурных основаниях демократии в России. Как СР и КПРФ проводят аналогии между социализмом, демократией и культурными традициями, так СПС находит источник либерально-демократических идей и практик в российской истории и культуре. Н. Белых в своей статье «Идеология суверенной бюрократии» отмечает: «... Европейский демократический порядок жизнеспособен в той мере, в какой он является для России естественным, национальным. Либерально-демократическая традиция основывается на "архетипических" чертах русского мировоззрения -полиментальности, прагматизме, внутренней противоречивости, но при этом толерантности, доверии к партнерам и к народу» [Белых, 2007]. Данная традиция закрепилась в партийной риторике СПС в 2000-е годы, в период дебатов о сущности российской власти и ее основаниях, в которых партия оппонировала полярной точке зрения (выражаемой, в том числе, ЛДПР и ее лидером) о самодержавии как «исконной» российской властной версии.

«Правое дело» в предвыборной риторике 2011 г., хотя редко использует понятие «демократия» (а в предвыборной программе партии оно не встречается ни разу), однако наделяет идеальный образ политии традиционными чертами либеральной демократии

1 Конкретным инструментом создания такого консенсуса в статье выступает Учредительное собрание - дискуссионная площадка, в которой принимают участие все сегменты общества («Учредительное собрание может стать фундаментальным событием в построении современного российского государства»).

(«Мы выступаем за то, чтобы государственная власть в России была подотчетна и подконтрольна народу, за отмену всех ограничений свободы слова и собраний, общественных, профессиональных и политических объединений, за полную свободу ненасильственного выражения любых политических и религиозных убеждений» [Предвыборная программа партии «Правое дело», 2011]), отводя государству функциональную роль («...Главная задача государства -создание условий для всестороннего развития личности» [там же]).

Либеральные партии едины в интерпретации существующего политического режима и оценивают его как авторитаризм.

Подводя итоги анализу политического режима и его институциональной структуры, рассматриваемых в партийной риторике, мы можем сделать вывод, что все партии в течение рассматриваемого периода (и ранее) оценивают демократию как оптимальное политическое устройство для России. Если для ЕР демократия -это уже состоявшийся факт, реально существующая модель, то КПРФ, ЛДПР и СР интерпретируют современное российское политическое устройство как «искаженную», «неправильную» или «западную» демократию, не отвечающую российскому опыту, истории и традициям. Партии либеральный направленности, напротив, только в либеральной, «европейской» демократии видят возможности развития России как современного государства, в их версии существующий режим является олигархическим (или оли-гархо-бюрократическим). В риторике 2011 г. у всех партий усиливается акцент на институциональной структуре демократии, прежде всего на институтах контроля за властью (в основном, партийного и парламентского) и повышения эффективности государства. Для четырех партий (ЕР, ЛДПР, КПРФ и СР) целью демократии является усиление государства и укрепление его централизаторских функций - по контролю над перифериями (требования большей самостоятельности регионов не являются противоречием данному тезису, так как большая экономическая самостоятельность территорий сочетается со снижением их политической автономии, например посредством создания унитарного государства в риторике ЛДПР). Идеальный политический режим в интерпретации этих партий можно отнести к модели коллективистской демократии, о чем свидетельствует «государствоцентризм» / моноцентризм, присущий партийным версиям, а также примат интересов общности

(государства, социума) над индивидуальными интересами1. В риторике «Яблока» и СПС / «Правое дело» преобладает индивидуалистическая модель демократии, в которой граждане рассматриваются прежде всего как носители индивидуальных прав и свобод, и только затем - как представители социальных групп.

2.5. Интерпретация проблематики национального строительства партиями в период V и VI парламентских избирательных кампаний

Проблематика национального строительства, заключающаяся в поиске социальных ориентиров, остается актуальной для России и в настоящее время. С одной стороны, она выступает наследием событий 20-летней давности - распада СССР, с другой - ответом на современную ситуацию, также далекую от стабильности и общественного согласия по ключевым вопросам организации политии.

Итогом нациестроительства является достижение социального консенсуса вокруг общественно значимых целей, поэтому рассматривая интерпретацию партиями проблематики нациестроительст-ва, мы выделим те основания общественного согласия, которые, по версии партий, обладают объединяющим потенциалом и способны мобилизовать общество, нивелируя конфликтные размежевания.

Ценности, лежащие в основе социальной солидарности, могут иметь разные источники происхождения, одним из них выступают угрозы, требующие сплочения членов политии в борьбе с

1 Хотя в риторике всех партий преобладает гражданское наименование членов политии («граждане»), однако граждане предстают как носители не индивидуальных, но групповых прав и свобод, характеризующих их, прежде всего, как членов какой-либо общности (этнической, социальной, демографической и т.д.). Кроме того, граждане при постулируемых в риторике институтах гражданской активности и контроля над властью рассматриваются не как субъекты, но как объекты воздействия государства и партий, о чем свидетельствует, во-первых, активность граждан «постфактум», т.е. включение граждан в политический процесс только в определенном статусе (партийного электората) и на определенном этапе: на стадии, когда демократические институты уже сформированы (субъекты формирования институтов - партии, в версии ЕР - государство). На текстовом уровне свидетельством того, что граждане не рассматриваются в качестве партнеров по политическому процессу, является объектная позиция существительного «граждане» в риторике четырех партий - для этих целей активно используются страдательные залоговые формы глагола, отглагольные существительные, причастия и деепричастия.

вызовами. Другой ценностной составляющей является «позитивная программа», т.е. идеи и символы, несущие позитивную нагрузку и в силу этого обладающие объединяющим потенциалом.

В риторике всех партий так или иначе, наряду с внешними угрозами, обозначены ключевые внутренние проблемы, однако они обладают разной этимологией. Так, у «Единой России» 2011 г. угрозы обозначены вполне определенно: «Мы не отдадим нашу Россию. Не отдадим тем, кто хочет разрушить ее, не отдадим тем, кто обманывает людей, раздавая пустые и невыполнимые обещания» [Предвыборная программа Всероссийской политической партии «Единая Россия», 2011]. Очевидно, что в качестве угрозы выступают политические оппоненты - политическая конкуренция, альтернативные версии реальности оцениваются в риторике ЕР как опасность для страны в целом, способная вызвать ее разрушение.

Данная тема (внутренних угроз) не артикулировалась в риторике 2007 г. - ни в программной, ни в агитационной, она оформилась позднее, в период кризиса 2008 г., когда ЕР стала инициатором кампании поддержки экономического курса президента и правительства. Именно тогда критика властных реформ стала расцениваться как угроза национальной безопасности.

У ЛДПР и СР, в отличие от ЕР, главная угроза носит не персонифицированный (в виде претендующих на власть акторов), а структурный характер. Главным вызовом в интерпретации ЛДПР является этнотерриториальная разделенность страны, которая нарушает принцип социальной справедливости и пропорциональности в распределении ресурсов - как между территориями, так и между социальными слоями. Как уже отмечалось, социальное неравенство в риторике ЛДПР выступает разновидностью этнокультурного размежевания в стране. Для СР основной угрозой выступает социальное неравенство («Главная угроза целостности России - не в происках врагов, а в растущем социальном неравенстве и, как следствие, в утрате социальной солидарности» [Предвыборная программа политической партии «Справедливая Россия», 2011]). У ЛДПР и СР в риторике 2011 г. к данным угрозам добавляется еще одна - политический курс российской правящей элиты. У КПРФ главный вызов, а также стратегические цели и принципы социальной солидарности не меняются со временем, так, базовой угрозой, выделяемой на основе классового критерия, выступает капитализм как в его внешнем (мировой капитал), так и внутреннем проявлениях (российская экономическая и политиче-

ская элиты). У партий либеральной направленности («Яблока», СПС / «Правого дела») интерпретация вызовов принципиально иная: хотя в качестве главной проблемы государства также объявляется действующая власть, однако главным критерием ее неэффективности выступает неспособность вписаться в современные модели модернизации, сформировать в России современное общество, а не ее слабый контроль над перифериями, как в риторике ЛДПР, СР и КПРФ («Сегодня Россия стоит перед одним из самых сложных вызовов в истории: она должна перейти от модели мобилизационного развития, задававшегося волей вождя или внешней угрозой, к модели естественного прогресса, в которой личные достижения граждан складываются в общий успех» [Предвыборная программа партии «Правое дело», 2011]; «либо Россия в XXI веке пойдет по дороге развития, либо она продолжит идти дорогой стагнации и не сохранится в нынешних границах до середины XXI в.» [Предвыборная программа РОДП «Яблоко», 2011]).

В период избирательной кампании 2007 г. все партии так или иначе заявляли о необходимости формирования гражданской нации, т.е. о преобладании гражданских критериев социальной солидарности. Однако у четырех партий из шести (ЕР, ЛДПР, СР и КПРФ) доминировали культурно-исторические основания общественного согласия («Утверждение общероссийской гражданской идентичности, формирование общей системы духовно-нравственных ориентиров при сохранении культурной самобытности народов России, развитии национальных языков, обычаев и традиций -приоритет "Единой России". Именно в приверженности народа моральным и духовным ценностям мы видим одно из важнейших конкурентных преимуществ России, залог успеха нашего развития» [План Путина. 2007]). Для КПРФ и СР интегрирующим символом выступает социализм, однако у обеих партий он интерпретируется в культурологическом аспекте, как основанный на духовной традиции («Идея социализма - это объединительная идея... Культурная традиция взаимопомощи и солидарности, этика коллективных действий существуют в России испокон веков» [Доверие во имя будущего. 2007]; «Основополагающими ценностями социализма являются общинность, коллективизм и патриотизм, теснейшая взаимосвязь личности, общества и государства. Отсюда вытекает стремление народа к воплощению высших идеалов правды, добра и справедливости, к равноправию всех граждан независимо от национальных, религиозных и других различий» [За власть трудового народа. 2007]). У ЛДПР основы

социальной солидарности носят ярко выраженный этнический характер.

Одновременно с заявленными культурно обусловленными принципами социального консенсуса стратегическая цель в интерпретации парламентских партий носила выраженный имперский характер (ЕР - стратегическая цель - «Превращение России в один из мировых центров политического и экономического влияния, культурного и нравственного притяжения» [План Путина. 2007]; ЛДПР - «Обновленное российское государство, в котором русский народ встанет с колен, чтобы увлечь за собой все народы страны и повести их к достойной жизни, завоевав для России достойное ее место в современном мире»1 [Русский набат, 2011, с. 94]; СР - «...Достижение интеллектуального, культурного и экономического лидерства страны. В этом мы видим гарантию благополучия и безопасности нашего народа» СР).

В риторике 2011 г. проблематика национального строительства претерпевает изменения. Так, например, у ЕР переоформляются идеи социального согласия, в 2011 г. объединяющей идеей выступает стержневой концепт властного дискурса - модернизация (понимаемая, прежде всего, в экономико-технологической плоскости). Хотя в риторике ЕР 2011 г. стратегическая цель заявлена, но она носит предельно общий характер - это идея «прорыва», преодоления недостатков функционирования политической, социальной и экономической систем2. В этой связи модернизация становится не только средством «прорыва», но самоцелью: «В отсутствии консенсуса в ценностях, мировоззрении и политических взглядах, тем не менее просматривается общая точка отсчета. Общепризнанной для всех идеологической ориентацией стала задача смены вектора развития - преодоление избыточной зависимости от экспорта сырья с выходом в экономику знаний, науко-

1 У ЛДПР в риторике 2011 г. появляется апелляция к «современному миру», «современному государству», которой ранее не было. Данный факт свидетельствует, видимо, о том, что партия стремится продемонстрировать намерение вписать образ России в современный контекст, не противопоставляя и не отделяя страну от современной реальности.

2 Хотя в интерпретации «прорыва» также «возникают культурологические» идеи, однако они уходят на второй план («Россия не раз добивалась настоящих прорывов, достойных ее величия, достойных ее сил и таланта, богатства нашей культуры, общих ценностей, которые скрепляют единую и неделимуюроссийскую нацию, единую и неделимую Россию» [Путин, 2011]).

емких производств, высоких технологий и интенсивных инноваций» [Обретение будущего... 2011, с. 7].

У трех партий (ЛДПР, КПРФ, СР) усиливается акцент на этнических (этнокультурных) основаниях социального согласия. У ЛДПР произошло усиление проблематизации этнокультурного измерения, что выразилось, в частности, в требовании признания правомерности использования понятия «холокост» в отношении русского этноса.

У четырех парламентских партий в течение обеих избирательных кампаний главным субъектом достижения социального согласия и стратегической цели выступает «сильное» государство («Сильное Российское государство - это гарантия нашего общего будущего, сохранения нашей национальной идентичности» [Предвыборная программа политической партии «Справедливая Россия», 2011]).

Партии либеральной направленности предлагают иную интерпретацию проблематики национального строительства, в течение изучаемого периода она концептуально не изменяется. Для «Яблока» и СПС (2007) / «Правого дела» (2011) социальным ориентиром и стратегической целью является современное государство - открытое, мобильное, отвечающее критериям постиндустриального и информационного общества как в экономическом укладе, так и в социальной и политической сферах. Основными механизмами социального согласия является приоритет индивидуальных прав и свобод граждан, институты социального диалога, налаживание горизонтальных траекторий политической коммуникации (в риторике «Яблока», как уже отмечалось, такую функцию должно выполнять «Учредительное собрание»). Государству в этих практиках отводится производная роль обеспечения базовых прав и свобод гражданина.

Обобщая анализ проблематики национального строительства, представленной в партийной риторике 2007-2011 гг., можно сделать вывод, что у парламентских партий интерпретация вопросов, связанных с консолидацией политии, является противоречивой. С одной стороны, они декларируют общегражданские критерии социальной солидарности, с другой - не предлагают собственно гражданских механизмов интеграции политии (в виде диалогических практик, налаживания горизонтальных каналов социальной коммуникации). Заявленные гражданские критерии сочетаются с образом сильных внешних и внутренних угроз (в случае ЕР - персонифицированных), а главным субъектом национального строи-

тельства выступает государство. При заявленных общегражданских критериях членства в политическом сообществе и национальной идентичности, в качестве их основы выдвигаются факторы этнокультурного и исторического единства, а стратегическая цель отражает сильную имперскую специфику (достижение доминирующих позиций страны во внешнем пространстве). В 2011 г. у ЕР происходит отход от культурологических оснований национального единства и согласия, однако стратегическая цель приобретает «технологические» черты и сливается со средством своего достижения - модернизацией, понимаемой прежде всего как развитие экономической сферы, а затем уже как совершенствование политической системы. Однако «инструментализация» стратегической цели, ее перевод на уровень тактических мер, снижение роли культурных факторов и заявленный вектор на формирование современных политических и экономических институтов сочетаются с образом врага, который в большей степени характеризует традиционные формы общественной организации. Таким образом, декларация формирования современной системы отношений, предполагающей полицентризм и открытость, сочетается у ЕР с имперскими амбициями по расширению и распространению своего влияния вовне, становлению в качестве мирового центра силы, а также с тенденцией замыкания границ для контроля воздействий извне, которые интерпретируются как угроза безопасности страны.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Избирательная кампания 2011 г. в России протекала в иных социально-политических условиях и в ином общественном контексте, нежели предыдущая. За четыре года произошли изменения, которые вряд ли ожидали и тем более прогнозировали представители властной элиты, - расширились возможности для социальной коммуникации, свободной от властного присутствия и участия (пространство Интернета), сформировались новые социальные солидарности, которые во многом стали основой начавшихся после декабрьских выборов протестных социальных акций. Спонтанно сложившиеся социальные сети, стимулировавшие проявление гражданской активности, сформировались в политической среде, характеризуемой снижением политической конкуренции и плюрализма, укреплением позиций властного центра, практически исключающим наличие альтернативных влиятельных политических акторов, способных предложить свою версию социально-политической реальности и свое видение «социальных горизонтов». Партии, с начала 2000-х годов лишенные возможности предлагать самостоятельные варианты общественно-политического курса, стали «работать» с идеологическими предложениями, озвученными во властном дискурсе. Спектр их возможностей в этом плане был сведен, как показала О. Малинова в статье «Идеи модернизации в политическом дискурсе России» [Малинова, 2012], или к уточнению предлагаемых концептов, или к их критике. В период парламентской избирательной кампании 2011 г., в условиях ощущаемого в обществе дефицита идей и усилившегося общественного запроса на альтернативное идеологическое творчество, партии получили возможность для декларации собственных версий политических курсов, но насколько партии воспользовались такой возможностью?

Проведенный эмпирический анализ партийной предвыборной риторики периода V и VI парламентских избирательных кампаний, который совмещал два метода исследования (контент-анализ и традиционный анализ текста), показал, что партии сосредоточили свое внимание на трех основных проблемных измерениях -социально-экономическом, «центр-периферия» и «отношение к существующему режиму», причем в течение последних трех электоральных циклов их актуальность неизменно возрастает. Проблемные измерения, которые раскрываются в партийной риторике в наименьшей степени, это постматериальное, религиозное, измерение «город-село». Данная специфика присуща партийным идеологиям в течение более чем десятилетнего периода, однако после 2000 г. наблюдается сближение партийных позиций как в интерпретации этих измерений, так и в их количественной презентации: для проблемных профилей партий 2007 и 2011 гг. характерно большое сходство. Гораздо существеннее отличия проблемных профилей партий 2003 и 2007 гг., чем 2007 и 2011 гг.

В 2011 г. перераспределение «фирменных» тематических сфер не произошло, каждая партия по-прежнему обладает «своей» тематикой, которая является ее отличительным знаком, механизмом идентификации для электората и других политических акторов. Так, для ЛДПР эта область - сфера национальных отношений, актуализация «русского вопроса», для СР - социальная проблематика, для КПРФ - противоборство социализма и капитализма, для «Яблока» - тема альтернативного государственного строительства и эффективного институционального устройства политии, для ЕР -поддержка власти и госстроительство. Сложности возникают лишь с одной партией - с «Правым делом». Анализ риторики свидетельствует, что партия еще не определилась с кругом тем и проблем, которые будут выступать ее «опознавательными знаками» в общественно-политическом пространстве. На выборах 2011 г. партия, пожалуй, в большей степени артикулировала идею личной инициативы и самостоятельности активных граждан.

В 2011 г. в большей степени, нежели в 2007 г., в партийном спектре актуализировалась проблематика восприятия существующего режима - все партии в 2011 г. более отчетливо определяют свои позиции по отношению к власти и у многих из них позиции сместились влево. Яркой иллюстрацией выступает «Справедливая Россия», которая в 2007 г. специализировалась почти исключительно на социальной тематике, тогда как в 2011 г. отношение к режиму стало второй актуальной темой ее идеологии.

Как показывает анализ динамики социально-экономического измерения партийного спектра V и VI предвыборных кампаний, существенных изменений позиций партий за этот период не произошло. Значимые изменения фиксируются на более ранних этапах функционирования партийного спектра (конец 1990-х - начало 2000-х годов).

Наблюдается общность позиций по многим показателям у четырех парламентских партий - при декларируемом отличии их идеологий и оппозиционности по отношению друг к другу. Так, в интерпретации социально-экономического измерения КПРФ, СР, ЛДПР, ЕР демонстрируют этатистскую направленность и в течение двух последних избирательных кампаний у них наблюдается усиление консервативной составляющей, которая выражается, прежде всего, в обосновании укрепления роли государства в социально-экономической сфере. Также к акцентируемым консервативным характеристикам можно отнести тезис о замкнутости (приоритете) национальной экономики и неготовность к паритетной интеграции с другими странами.

Яркой характеристикой современного российского партийного спектра выступает тот факт, что программный уровень всех партий, в том числе либеральной идеологической направленности, в большой степени представлен социалистическими тезисами в характеристике социально-экономического измерения.

В 2011 г. объем измерения «центр-периферия» в партийной риторике увеличился, партии уделяли ему больше внимания, чем в 2007 г. В интерпретации проблематики «центр-периферия» у парламентских партий характерна противоречивость и двойственная позиция, которая присутствует при артикуляции как государственного, так и национального строительства. Все партии в течение рассматриваемого периода (и ранее) оценивают демократию как оптимальное политическое устройство для России. Однако демократия у парламентских партий предстает в виде моноцентрической модели усиления позиций властного центра по контролю над перифериями и не предполагает наличия других центров влияния. Причем интерпретация демократии как полицентрической системы оценивается партиями как «неправильная», «ненастоящая» демократия - «западная», «буржуазная», «навязываемая извне».

Роль общества в демократическом режиме определяется партиями как участие в контрольных институтах, причем созданных или самим государством (ЕР), или партиями (КПРФ, ЛДПР, СР). Институциональный аспект - перечень контрольных институ-

тов и их функций - усилился в 2011 г. в риторике как ЕР, так и всех остальных партий. Модели демократии, представленные парламентскими партиями, не предполагают общественную инициативу и самоорганизацию, наличие сетевых сообществ, а соответственно, логика горизонтальной коммуникации с обществом в партийной риторике отсутствует. Кроме того, демократия у парламентских партий носит, по сути, коллективистский характер, в котором индивид представлен как носитель групповых, а не индивидуальных качеств (член сообщества пенсионеров, молодежи, бюджетников, женщин-матерей, русских, народа и т.д.).

Модель «моноцефальной» демократии исключает как внутренние альтернативные центры, так и внешние. Во внешнем пространстве Россия в риторике всех парламентских партий претендует на особый (лидерский) статус, на доминантные позиции и на стремление распространять свое влияние как на ближнее (страны СНГ), так и на дальнее зарубежье. Также яркой чертой предлагаемой модели государственного устройства выступает мотив внешней и внутренней угроз, которым подвергается государство («осажденная крепость»). В риторике партий ярко выражена тенденция замыкания границ политии - для контроля воздействий извне, которые интерпретируются как угроза безопасности страны. Собственно угрозы выступают основным механизмом социальной солидарности в риторике ЕР, также играют большую роль у КПРФ, ЛДПР и СР.

У партий либеральной направленности, в риторике «Яблока» и СПС / «Правое дело» представлена индивидуалистическая модель демократии, в которой граждане рассматриваются, прежде всего, как носители индивидуальных прав и свобод, и только затем - как представители социальных групп.

Проблематика национального строительства у парламентских партий также двойственная, для ее интерпретации свойственно противоречие между декларируемой моделью и принципами ее организации. С одной стороны, парламентские партии декларируют общегражданские критерии социальной солидарности, с другой -не предлагают собственно гражданских механизмов интеграции политии (в виде диалогических практик, налаживания горизонтальных каналов социальной коммуникации). Заявленные гражданские критерии сочетаются с образом сильных внешних и внутренних угроз, а главным субъектом национального строительства выступает государство. При заявленных общегражданских критериях членства в политическом сообществе и национальной иден-

тичности в качестве их основы выдвигаются факторы этнокультурного и исторического единства, а стратегическая цель отражает сильную имперскую специфику (достижение доминирующих позиций страны). Показательна эволюция темы национального строительства у ЕР в период VI избирательной кампании: в 2011 г. у ЕР происходит отход от культурологических оснований национального единства и согласия, их замещает идея модернизации страны. Но декларация формирования современной системы отношений, предполагающей полицентризм и открытость, сочетается у ЕР с имперскими амбициями по расширению и распространению своего влияния вовне, становлению в качестве мирового центра силы, с тенденцией замыкания границ и образом врага.

Эволюция либеральных партий в 2011 г. проявлялась не столько в трансформации их идеологических позиций, сколько в попытках самоопределения партии «Правое дело», которая стремилась закрепиться в либеральной идеологической нише, отграничив себя, с одной стороны, от «Яблока», а с другой - от обвинений, предъявляемых еще СПС, - в «радикальном» либерализме, дискредитирующем либеральные идеи в современной России.

В ситуации сближения позиций даже оппозиционных партий неудивительно, что в самоидентификации и самопрезентации партии акцентируют не сходства, различия с другими партиями. Партии, артикулируя свои позиции в партийном спектре, стремятся не столько к поиску линий соприкосновения и координации друг с другом - при декларируемой необходимости диалога и консенсуса, -сколько к определению размежеваний и отграничению от других партий, причем данные коммуникативные установки характерны как для партий, находящихся на противоположных полюсах идеологической шкалы, так и для партий, занимающих сходную идеологическую нишу. Все оппозиционные партии используют единую модель самоидентификации, которая заключается, во-первых, в разграничении «подлинных» (собственных) и «имитационных» (приписываемых оппонентам) оппозиционных стратегий, «разоблачении» конкурентов, во-вторых, в интерпретации «знаковых» событий, обладающих неоднозначными общественными оценками, и в-третьих, в приватизации и присвоении партией социально-одобряемых качеств (честность, верностью идеалам и т.д.).

«Единая Россия», используя иные модели самоидентификации, не просто обособляет свое положение в идеологическом спектре и в политической системе в целом, но практически выходит за рамки партийной конкуренции и межпартийной коммуникации.

Таким образом, по результатам проведенного исследования можно констатировать, что в период V и VI избирательных кампаний продолжалось сближение позиций партий, а основные смысловые концепты остались прежними. В условиях изменившейся среды, характеризуемой повышением запроса на идеологическое творчество, партии не предложили принципиально новых идей, новых версий реальности, новых символов. Исключением является партия «Яблоко», которая предложила идею «учредительного собрания» в качестве исторического символа, способного обозначить линию преемственности прошлого, настоящего и будущего, а также способного послужить механизмом интеграции и согласования социальных интересов в современной России. Однако данная идея не получила общественного резонанса и популярной не стала. В целом партии переосмысливали и переинтерпретировали идеи, предложенные властью и ЕР. Как отмечает О. Малинова в статье «Идеи модернизации в политическом дискурсе России», «работа на смысловом поле, предложенном властью, оказалась не слишком эффективной: у оппозиционных сил не оказалось организационных и интеллектуальных ресурсов, чтобы структурировать пространство идеологической конкуренции.» [Малинова, 2012]. В этой ситуации сложно предположить, когда и как партии (прежде всего, парламентские) смогут адаптироваться к меняющимся условиям и переориентироваться на «нестатусного потребителя» идей. Видимо, это зависит как от средовых характеристик, нарастания или спада общественной инициативы (аналитики прогнозируют как первое, так и второе), потенциального изменения режимных качеств, так и способности самих партий к генерированию новых идей.

ПРИЛОЖЕНИЯ

Приложение I Матрица анализа проблемных измерений*

Проблемные измерения / проблемные сферы Проблемы Полярные значения

1 2 3

1. Социально-экономическое 1.1. Экономическая сфера Сбор налогов, в том числе прогрессивное налогообложение Повышение / понижение

Монетизация льгот За / против

Национальные проекты

Государственное регулирование экономики, в том числе обобществление собственности Регулировать вплоть до обобществления / не регулировать

Приватизация За пересмотр итогов / против

Контроль трудовых коллективов над производством (экономическая демократия и самоуправление) За / против

Ориентация экономики на развитие высоких технологий или сырьевая Приоритет развитию высоких технологий / добывающих отраслей

Стабилизационный фонд Тратить/ не тратить

1.2. Социальная сфера Увеличение расходов на социальные нужды, развитие социальных программ и гарантий (здравоохранение, образование, жилье и проч.) Увеличивать / не увеличивать

2. Религиозное Светское государство и образование За светское государство и образование / за религиозное образование и государство

Отношение к церкви За расширение влияния церкви / против

Равноправие религий Равноправие / приоритет одной

* Матрица проблемных измерений разработана в рамках гранта РГНФ № 06-03-00203 а исследовательской группой под руководством Мелешкиной Е.Ю., в составе Анохиной Н.В., Малиновой О.Ю., Толпыгиной О.А. В данной работе матрица проблемных измерений используется с разрешения коллег.

1 2 3

3. Центр-периферия 3.1. Культурно-этническая сфера Разрешение межнациональных конфликтов Радикальные / политические способы

Россия для русских / для всех Равноправие / приоритет русских

Миграционная политика Поощрение / жесткий контроль над миграцией

Развитие национальных культур, поддержка казачества Узкая / широкая культурная автономия

Разрешение межнациональных конфликтов Радикальные / политические способы

Развитие национальных языков и культур

3.2. Центр-регионы Развитие федерализма, в том числе разграничение полномочий

Повышение самостоятельности регионов или ограничение и усиление контроля за региональными властями со стороны центральных властей Повышать / ограничивать

Выборность или назначаемость глав регионов Выбирать / назначать

3.3. Государственное строительство Борьба с коррупцией

Обеспечение порядка и безопасности Бороться / нет

Профессиональное управление страной Является приоритетом / не является

Административная реформа Является ли приоритетом / не является

Воспитание патриотизма

Защита соотечественников за рубежом Является приоритетом / не является

Единство и универсальность правовых норм Является приоритетом / не является

3.4. Национально-цивилизационная самоидентификация Восстановление статуса великой державы Положительное / отрицательное

Отношение к СССР и советскому режиму Положительное / отрицательное

Отношение к западной цивилизации (западничество-антизападничество) Положительное / отрицательное

Общеславянская солидарность Положительное / отрицательное

4. Город—село Частная собственность на землю Запрещение / разрешение

Развитие сельского хозяйства, поддержка сельских производителей Государственная поддержка / частное предпринимательство

5. Поддержка власти 5.1. Отношение к режиму Отношение к президентской вертикали Положительное / отрицательное

Отношение власти к партии Ищут поддержки / нет

Конституционная реформа За / против изменения конституции

Отношение к существующему режиму (в том числе к форме правления) Против / за

1 2 3

5.2. Авторитаризм-демократия Партийное правительство Против / за

Демократия на местах, самоуправление За / нет

Социализм, коммунизм За / нет

Доступ к информации, свобода СМИ Расширять / контролировать

Правовое государство

«Вертикаль власти» Создавать / нет

6. Внешнеполитическое Независимая внешняя политика За / нет

Взаимодействие с СНГ Развивать/нет

Противодействие международному терроризму

Отношение с Европой Интегрироваться / нет

Отношения с США Дружба / противостояние

Отношения с Китаем Дружба / противостояние

Отношения с мусульманскими странами Дружба / противостояние

7. Постматериализм Качество жизни Бороться за / нет

экологические проблемы Бороться за / нет

Проблемы самовыражения и раскрытия творческого потенциала Бороться за / нет

8. Самоидентификация Отношение с другими партиями Готовы на переговоры / только бескомпромиссное противостояние

Внутренняя структура и организационная самооценка партии Вождизм, «демократический централизм» / демократическая организация и способ принятия решений

Самопозиционирование в идеологическом спектре Коммунистическая / социалистическая / социал-демократическая / Либеральная идеологии левые / центристы / правые

Список литературы

Акинченко М. Григорий Явлинский представил программу «Яблока» устно и письменно // Первый канал. - М., 2011. - 3 ноября. - Mode of access: http://www. 1tv.ru/news/polit/190119 (Дата посещения: 27.12.2011.)

Алексеева Т.А. Современные политические теории: Опыт Запада. - М.: РОССПЭН, 2000. - 479 с.

Аналитика и статистика: Весенняя сессия 1996 года. - М., 1996. - Режим доступа: http://duma2.garant.ru/analit/1996/vs96/part1/ch01.htm (Дата посещения: 18.11.2013.)

Анохина Н.В. Российская избирательная система: Последствия изменений // Политическая наука / РАН. ИНИОН. - М., 2005. - № 2. - С. 26-39.

Анохина Н.В., Мелешкина Е.Ю. Идеологическое структурирование российского партийного спектра в преддверии избирательного цикла 2007-2008 // Политэкс. -СПб., 2007. - № 1. - С. 48-64.

Анохина Н.В., Мелешкина Е.Ю. Эволюция структуры партийного спектра России накануне парламентских выборов 2007 г. // Полис. - М., 2008. - № 2. - С. 17-29.

Артемов Г.П., Попова О.В. Консервативные ценности в политическом сознании населения Санкт-Петербурга: результаты эмпирического исследования // Философия и социально-политические ценности консерватизма в общественном сознании России. - СПб., 2005. - Вып. 2. - С. 382-435.

Архангельский А. Предвыборные ролики-2011 - «письма счастья» для пассивных избирателей // РИА Новости. - М., 2011. - 29 ноября. - Режим доступа: http://ria.ru/ tv_authors/20111129/501533499.html#riatv/501533499 (Дата посещения: 02.12.2011).

Бабаева Е.В. Лингвокультурологический анализ текстов партийных программ // Лингвистика: Бюллетень Урал. лингв. о-ва / Урал. гос. пед. ун-т. - Екатеринбург, 2003. - Т. 11. - С. 10-20.

Белых Н.Ю. Идеология суверенной бюрократии // Независимая газета. - М., 2007. -20 июля. - Режим доступа: http://www.ng.ru/ideas/2007-07-20/6_ideologia.html (Дата посещения: 21.09.2011.)

Берк Э. Размышления о революции во Франции // Социологические исследования. -М., 1991. - № 9. - С. 113.

Васецкий Н. Что делать России в XXI веке // ЛДПР. - М., 2011. - № 10 (257). - С. 3. -Режим доступа: http://ldpr.ru/uploads/10_2011_net.09.26.20111757525acc8.pdf (Дата посещения: 17.12.2011.)

Верховский А. Идейная эволюция русского национализма: 1990-е и 2000-е годы // Верхи и низы русского национализма: Сб. ст. / Сост. А. Верховский. - М.: Центр «Сова», 2007. - С. 6-32.

Воробьев В. Мы все в команде президента // Комсомольская правда. - М., 2007. -№ 153, 17 октября. - С. 7

Второй электоральный цикл в России, 1999-2000 гг. / Под ред. В. Гельмана, Г. Голосова, Е. Мелешкиной. - М.: Весь мир, 2002. - 216 с.

Выборы депутатов Государственной Думы РФ 4 декабря 2011 году, социологический опрос // Проминь. - 2011. - 15 ноября. - Режим доступа: http://promin.pulscen.ru/news/ 166214 (Дата посещения: 23.11.2011.)

Гаврилова М.В. Сопоставительный анализ тематической структуры программ политических партий начала ХХ и XXI вв. // Политическая теория, язык и идеология / РАПН; редкол.: Н.А. Романович (отв. ред.) и др. - М.: РОССПЭН, 2008. -С. 435-454.

Гаврилова М.В. Идеологические представления российских политических партий в начале XXI в. (на материале предвыборных программ) // Идейно-символическое пространство постсоветской России: структура, динамика, институциональная среда, акторы / РАПН; под. ред. О.Ю. Малиновой. - М.: РОССПЭН, 2011. -С. 89-102.

Гаврилова М.В. Лексическая единица «человек» в программах политических партий и выступлениях В.В. Путина // Политэкс. - СПб., 2006. - Т. 2, № 1. - С. 98-108.

Галкин А.А., Рахшмир П.Ю. Консерватизм в прошлом и настоящем. - Л.: Наука, 1987. - 192 с.

Гельман В.Я. Перспективы доминирующей партии в России // Pro et Contra. - М., 2006 a. - Т. 10, № 4. - С. 62-71.

Гельман В.Я. Возвращение Левиафана? Политика рецентрализации в современной России // Полис. - М., 2006 b. - № 2. - С. 90-109.

Гельман В.Я. Из огня да в полымя? Динамика постсоветских режимов в сравнительной перспективе // Управление государством: Проблемы и тенденции развития. Политическая наука: Ежегодник 2007 / РАПН; Гл. ред. А.И. Соловьев. - М.: РОССПЭН, 2008. - С. 141-161.

Гельман В.Я. От «бесформенного плюрализма» к «доминирующей власти»? Трансформация российской партийной системы // Общественные науки и современность. - М., 2006 с. - № 1. - С. 46-58.

Гельман В.Я. Политические партии в России: От конкуренции к иерархии // Полис. -М., 2007. - № 5. - С. 135-151.

Гельман В.Я. Трансформация в России: Политический режим и демократическая оппозиция. - М.: МОНФ, 1999. - 240 с.

Гельман В.Я. Эволюция электоральной политики в России: На пути к недемократической консолидации? // Политическая наука / РАН. ИНИОН. - 2005. - № 2. -С. 8-25.

Головченко В.И. Идеологические основы КПРФ и «Справедливой России»: особенности и перспективы // Власть. - М., 2009. - № 3. - С. 75.

Головченко В.И. Суверенная демократия: Концепт общенациональной идеологии // Вестник Саратовского университета. - Саратов, 2008. - 2008. - Т. 8, Вып. 1. -С. 103-106.

Голосов Г.В. Избирательные системы и партийная фрагментация в регионах России, 1993-2003 // Власть и элиты в современной России / Под ред. А. Дука. - СПб.: Социологическое об-во им. Ковалевского, 2003. - C. 295-308.

Голосов Г.В. Партийные системы России и стран Восточной Европы: Генезис, структуры, динамика. - М.: Весь мир, 1999. - 152 с.

Голосов Г.В. Происхождение современных российских политических партий, 1987-1993 // Первый электоральный цикл в России, 1993-1996 / Под ред. В.Я. Гельмана, Г.В. Голосова, Е.Ю. Мелешкиной. - М.: Весь Мир, 2000 a. - С. 37-52.

Голосов Г.В. Российская партийная система и региональная политика, 1993-2003 гг. -СПб: Изд-во ЕУ СПб., 2006. - 304 с.

Голосов Г.В. Политические партии и электоральная политика в 1993-1995 гг. // Первый электоральный цикл в России, 1993-1996 / Под ред. В.Я. Гельмана, Г.В. Голосова, Е.Ю. Мелешкиной. - М.: Весь Мир, 2000 b. - С. 78-91.

Голосов Г.В. Электоральный авторитаризм в России // Pro et Contra. - М., 2008. -№ 1. - C. 22-35.

Грызлов Б.В. «Единая Россия» - партия путинского большинства // Независимая газета. - М., 2007. - № 145, 20 июля. - С. 7.

Гуторов В.А. Современная российская идеология как система и политическая реальность // Полис. - М., 2001. - № 3. - С. 72-82.

Данилин П.В. Политика Медведева в цифрах и фактах // Независимая газета. - М., 2011. - 10 октября. - Режим доступа: http://www.ng.ru/ideas/2011-10-14/1_ medvedev.html (Дата посещения: 23.11.2011.)

Демократический манифест: Программа российской демократической партии «Яблоко». - М., 2003. - Режим доступа: http://www.yabloko.ru/Elections/2003/ Program_2003/ (Дата посещения: 23.11.2011.)

Джанда К Сравнение политических партий: исследования и теория // Современная сравнительная политология: Хрестоматия / Науч. ред. Г.В. Голосов, Л.А. Галкина. -М.: МОНФ, 1997. - С. 84-43.

Доверие во имя будущего. Социалистический выбор для России XXI века: Предвыборная программа Политической партии «Справедливая Россия: Родина / Пенсионеры / Жизнь» (основные предложения) // Российская газета. - М., 2007. -14 ноября. - Режим посещения: http://www.rg.ru/2007/11/14/esery.html (Дата посещения: 23.11.2011.)

Дунаев А. Партия «Правое дело» - за толерантную Россию. - М., 2011. - Режим доступа: http://www.pravoedelo.ru/N2de/8956 (Дата посещения: 15.11.2011.)

Евстигнеев В. Вместе с президентом // Независимая газета. - М., 2007. - № 196, 18 сентября. - С. 14.

Жириновский В.В. 12 пунктов предвыборной программы ЛДПР. - М., 2011 a.-17 октября. - Режим доступа: http://zhirinovski.livejournal.com/22294.html (Дата посещения: 21.11.2011.)

Жириновский В.В. За Россию! За русских!: XXIII Съезд ЛДПР: Как обустроить и сохранить Россию // ЛДПР. - М., 2011 b. - № 10 (257). - С. 2. - Режим доступа: http://www.ldpr.ru/uploads/10_2011_net.09.26.20111757525acc8.pdf (Дата посещения: 17.11.2011.)

Жириновский В.В. Русские, жестче взгляд // ЛДПР. - М., 2011 c. - № 9 (256) - С. 1, 3. -Режим доступа: http://ldpr.ru/uploads/09_2011_net.08.26.2011120808364be.pdf (Дата посещения: 17.11.2011.)

Жириновский В.В. Страну - на ремонт! // ЛДПР. - М., 2011 <1. - № 9 (256). - С. 1-2. -Режим доступа: http://ldpr.ru/uploads/09_20n_net08.26.2011120808364be.pdf (Дата посещения: 17.11.2011.)

За власть трудового народа!: Предвыборная программа Коммунистической Партии Российской Федерации // Российская газета. - М., 2007. - 9 ноября. - Режим доступа: http://www.rg.ru/2007/11/09/kprf.html (Дата посещения: 17.11.2011.)

Зверева Г. Построить матрицу: Дискурс российской власти в условиях сетевой культуры // Вестник общественного мнения / Левада-Центр. - М., 2007. - № 1. -С. 21-43.

Зюганов Г.А. Выступление на Телеканале «Россия-1» в программе «Вести в субботу». - М., 2011 а. - 31 октября. - Режим доступа: http://tvernews.ru/blog/195/ 25896.html (Дата посещения: 12.12.2011.)

Зюганов Г.А. Демократии в России до сих пор нет // Актуальные комментарии. - М., 2011 Ь. - 30 сентября. - Режим доступа: http://actualcomment.ru/news/30930/ (Дата посещения: 30.09.2011.)

Иваненко С. Наши враги - апатия, лень и цинизм: Выступление Сергея Иваненко на 14 съезде РОДП «Яблоко». - М., 2007. - 16 сентября. - Режим доступа: http://www.yavlinsky.ru/news/index.phtml?id=3419 (Дата посещения: 21.09.2011.)

Ильин М.В. Умножение идеологий или проблема «переводимости» политического сознания // Полис. - М., 1997. - № 4. - С. 79-87.

Инглхарт Р. Постмодерн: меняющиеся ценности и изменяющееся общество // Полис. - М., 1997. - № 4. - С. 43-68.

Иное: Хрестоматия нового российского самосознания: В 4 т. / Ред.-сост. С.Б. Чернышев. - М.: Аргус, 1995. - Т. 1: Россия как предмет. - 440 с.

Казанцев А. «Суверенная демократия»: Структура и социально-политические функции концепции // Форум новейшей восточноевропейской истории и культуры. - Айхштетт, 2007 а. - № 1. - С. 1-16. - Режим доступа: http://www1.ku-eichstaett.de/ZIMOS/forum/docs/5Kazancev.pdf (Дата посещения: 17.11.2013.)

Казанцев А. Суверенная демократия: противоречия концепции // Политический журнал. - М., 2007 Ь. - № 7/8. - Режим доступа: http://www.politjournal.ru/ index.php?action=Articles&dirid=77&tek=6686&issue=187 (Дата посещения: 17.11.2013.)

Капустин Б.Г. Либеральная идея и Россия (Пролегомены к концепции современного российского либерализма) // Иное: Хрестоматия нового российского самосознания: В 3 т. / Ред.-сост. С.Б. Чернышев. - М.: Аргус, 1995. - Т. 3: Россия как субъект. - С. 417-438. - Режим доступа: http://ecsocman.hse.ru/data/527/678/ 1219/067.КАРШТШ^ (Дата посещения 21.12.2011.)

Капустин Б.Г. Начало российского либерализма как проблема политической философии // Полис. - М., 1994 а - № 5. - С. 23-37.

Капустин Б.Г. Три рассуждения о либерализме и либерализмах // Полис. - М., 1994 Ь. - № 3. - С. 13-26.

Капустин Б.Г. Что такое консерватизм // Свободная мысль - XXI. - М., 2004. - № 2. -С. 44-53.

Ковалев С. Задачка: Выступление на XIV съезде РОДП «Яблоко», 16 сентября 2007 г. -Режим доступа: http://www.yabloko.ru/Press/Docs/2007/1001_congress_kovalev.html (Дата посещения: 27.07.2011.)

Коргунюк Ю.Г. Становление партийной системы в современной России. - М.: Фонд «ИНДЕМ», Московский городской педагогический университет, 2007. - 544 с.

Кулик А.Н. Многопартийность в России: современное состояние и перспективы // Многопартийность в России: Материалы круглого стола / Под. ред. В.Н. Шевченко. - М.: Изд. дом «Ключ - С», 2003. - С. 32-48.

Кулик А.Н. Российская многопартийность сквозь призму политической конкуренции // Политическая конкуренция и партии в государствах постсоветского пространства: Сб. ст. / РАН. ИНИОН. Центр социал. науч.-информ. исслед. Отд. полит. науки; Рос. ассоц. полит. науки; Ред.-сост. Мелешкина Е.Ю., Михалева Г.М. -М., 2009. - С. 23-41.

ЛДПР: Не врать и не бояться. - М.: Изд-во ЛДПР, 2007. - 48 с.

Левин И.Б. Партийно-политическая система России перед вызовами современности // Политические институты на рубеже тысячелетий: Сб. ст. / Отв. ред. Холод-ковский Г.К. - Дубна: Феликс+, 2001. - С. 464-478.

Лихтенштейн А. Политические партии и российский президенциализм: Границы применения теории // Политическая наука / РАН. ИНИОН. - М., 2003. - № 1. -С. 13-32.

Макаренко Б. Сценарии эволюции партийной системы. Парламентские выборы 2011 года становятся неизбежной точкой сценарной развилки на «умеренную либерализацию» или «стагнацию» // Pro et Contra. - М., 2010. - № 6. - С. 40-63.

Малинова О.Ю. Дискуссии о государстве и нации в постсоветской России и идеоло-гема «империи» // Политическая наука / РАН. ИНИОН. - М., 2008 b. - № 1. -С. 31-58.

Малинова О.Ю. Еще один «рывок»? Образы коллективного прошлого, настоящего и будущего в современных дискуссиях о модернизации // Политическая наука / РАН. ИНИОН. - М., 2012. - № 2. - С. 49-72.

Малинова О.Ю. Партийные идеологии в России: Атрибут или антураж? // Полис. -М., 2000. - № 5. - С. 103.

Малинова О.Ю. Программа как средство психологической самопрезентации политических партий: Сравнительный анализ программ «Единства» / «Отечества», «Единой России» / «Справедливой России» // Политические партии в избирательном процессе: Российские и зарубежные сравнения: Сб. ст. - Краснодар: Кубанский гос. ун-т, 2008 a. - С. 98.

Малинова О.Ю. Конструирование идентичности: Возможности и ограничения // Pro et contra. - М., 2007. - № 3 (37). - С. 60-65.

Малинова О.Ю. Концепт идеологии в современных политических исследованиях // Политическая наука / РАН. ИНИОН. - М., 2003. - № 4. - С. 8-31.

Малинова О.Ю. Образы «Запада» и модели русской идентичности в дискуссиях середины XIX в. // Космополис. - М., 2005. - № 2 (12). - С. 38-59.

Малинова О.Ю. Тема империи в современных российских политических дискурсах // Наследие империй и будущее России / Под ред. А.И. Миллера. - М.: Фонд «Либеральная миссия»: Новое литературное обозрение, 2008 c. - С. 59-102.

Марченко И.П. Некоторые уроки выборных кампаний // Свободная мысль -XXI век. - М., 2005. - № 2. - С. 57-64.

Матвеева Е.В. Экологические проблемы в программах политических партий России // Аспирантский вестник Поволжья. - Самара, 2010. - № 5-6. - С. 150-155

Медведев Д.А. Россию мы не отдадим: Президент Дмитрий Медведев выступил на съезде «Единой России» // Российская газета. - М., 2011. - № 5590 (214),

26 сентября. - Режим доступа: http://www.rg.ru/2011/09/25/medvedev-site.html (Дата посещения: 14.12.2011.)

Межуев Б.В. Понятие «национальный интерес» в российской общественно-политической мысли // Полис. - М., 1997. - № 1. - С. 34-51.

Мелешкина Е.Ю. Доминирование по-русски или мировой феномен?// Политическая наука / РАН. ИНИОН. - М., 2006. - № 1. - С. 136-162.

Мелешкина Е.Ю. Пропорциональные правила и опасности президенциализма: Мировая практика и российские перспективы // Политический процесс в условиях подготовки к избирательным кампаниям в Российской Федерации: Материалы всероссийской научно-практической конференции. - Казань: Слово, 2007 a. -С. 310-317.

Мелешкина Е.Ю., Голосов Г.В. Политические партии и выборы как институты представительной демократии: Учеб. пособие. - М., 2007 Ь. (Рукопись). - Архив автора.

Мельников И. Призывы Миронова к объединению - политический абсурд // Советская Россия. - М., 2007. - 29 мая. - Режим доступа: http://www.sovross.ru/ modules.php?name=News&file=print&sid=620 (Дата посещения: 15.08.2010.)

Мизес Л. Социализм. Экономический и социологический анализ / Пер. Б. Пинс-кер. - М.: Catallaxy, 1994. - 416 с.

Миронов С.М. В стране есть человек, которому я сочту за честь уступить первую позицию в общефедеральном списке «Справедливой России» // Интерфакс. - М., 2007 a. - 30 июля. - Режим доступа: http://www.interfax.ru/r/B/exclusive/22.html? menu=1&id_issue=11799716 (Дата посещения: 14.11.2011.)

Миронов С.М. Вести от Сергея Миронова - Курс - социал-демократия. - М., 2012 a. -

2 февраля. - Режим доступа: http://sergey-miro.42v.livejournal.com/395122.h1ml (Дата посещения: 11.02.2012.)

Миронов С.М. Вести от Сергея Миронова - Требуются честность и неподкупность! -М., 2012 Ь. - 11 января. - Режим доступа: http://sergey-miro№v.livejournal.com/ 381853.html (Дата посещения: 13.01.2012.)

Миронов С.М. Мое чучело сбросили с крыши: Интервью лидера «Справедливой России» С. Миронова «Новой газете» // Новая газета. - М., 2007 Ь. - № 067,

3 сентября. - С. 6-7.

Миронов С.М. На кого ориентироваться России? На себя, на сущность своей культурно-исторической целостности // Парламентское обозрение. Совет Федерации: компетентно о главном. - М., 2007 ^ - № 013, 10 октября. - Режим доступа: http://mironov.ru/main/interview/336#download (Дата посещения: 10.10.2007.)

Миронов С.М. О профсоюзах: Выступление на внеочередном съезде КТР (Конфедерации труда России). - 2011 a. - Режим доступа: http://www.spravedlivo.ru/ media/video/2011/05/27/1516.php?tag=%CF%F0%EE%F4%F1%EE%FE%E7%FB (Дата посещения: 27.05.2011.)

Миронов С.М. Россия - курс на справедливость // СПРАВЕДЛИВО-ОНЛАЙН. РУ. -М., 2011 Ь. - 27 января. - Режим доступа: http://www.spravedlivo-online.ru/content/ news/SER1.php?news=24652&sphrase_id=467637 (Дата посещения: 17.12.2011.)

Миронов С.М. Путин начал - пусть и заканчивает // Новая газета. - М., 2007 !. -2 сентября. - Режим доступа: http://www.novayagazeta.ru/politics/34226.html (Дата посещения: 21.12.2011.)

Миронов С.М. Соломинка налоговых послаблений не спасет тонущий малый бизнес. - М., 2011 с. - Режим доступа: http://www.rtpp.ru/portal/N2de/252 (Дата обращения: 28.06.2011.)

Митрохин С., Журавлева О. Особое мнение // Эхо Москвы. - М., 2011. - 12 августа. -Режим доступа: http://echo.msk.ru/programs/personalN/800888-echo/ (Дата посещения: 21.09.2011.)

Митрохин С.С. Демократы, но разные: Об идеологических различиях «Яблока» и СПС // Независимая газета. - М., 2001. - 23 июня. - С. 4.

Мокиевский В.О. Экологические проблемы в программах партий и движений // Россия в окружающем мире: Аналитический ежегодник. - М., 2000. - С. 7-14.

Морозов О. Центризм - это антирадикализм. - 2006. - Режим доступа: http://old.er. 1^^^^75/4302,100063 (Дата посещения: 15.04.2010.)

Московский В. Демократия или народовластие. - М., 2011. - Режим доступа: http://www.cprfspb.ru/1782.html (Дата посещения 21.10.2011.)

Мохов В.П. Региональная политическая элита, (1945-1991 гг.). - Пермь: Пермское книжное издательство, 2003. - 238 с.

Народная программа станет планом развития страны на ближайшие годы, заявляют в «Единой России» // ИТАР-ТАСС. - М., 2011. - 24 октября. - Режим доступа: http://www.itar-tass.com/politika/540723 (Дата посещения: 14.11.2013.)

Никитин В.С. Миграционная политика власти порождает межнациональную рознь // Коммунистическая партия Российской Федерации. - М., 2011. - 21 декабря. - Режим доступа: http://kprf.ru/dep/85908.html (Дата посещения: 09.12.2011.)

Никишин Ю., Егорова О. Власть определилась с партией // Известия. - М., 2007. -3 октября. - Режим доступа: http://izvestia.ru/news/329321 (Дата посещения: 16.11.2013.)

Новикова Е.Г. Идеологическая композиция экономических программ КПРФ, «Яблока» и «Единства» // Экономическая социология. - М., 2001. - Т. 2, № 2. - С. 94-114. -Режим доступа: http://ecsoc.hse.ru/data/! 14/587/1234/ecsoc_t2_n2.pdf#page=94 (Дата посещения: 17.03.2011.)

Обретение будущего: Стратегия 2012. Конспект / ИНСОР. - М.: Экон-информ, 2011. - 95 с.

Общественное мнение - 2009: Ежегодник. - М.: Левада-Центр, 2009. - 208 с.

Орлов Д. Суверенная демократия дает ответ на четыре основные угрозы. - М., 2007. -Режим доступа: http://old.edinros.ru/news.html7id=115142 (Дата посещения: 14.12.2011.)

Основы теории политических партий: Учеб. пособие / Под ред. С. Заславского. -М.: Европа, 2007. - 264 с.

Павлов В. Тезисы программы КПРФ «За победу реальной демократии в России»: Проект. - М., 2004. - 7 ноября. - Режим доступа: http://www.onfront.ru/ ReDem1 .htm (Дата посещения: 7.11.2011.)

Партийная организация и партийная конкуренция в «недодемократических» режимах / Под ред. Ю. Коргунюка, Е. Мелешкиной, О. Подвинцева и Я. Шашковой. -М.: РАПН: РОССПЭН, 2012. - 300 с.

Партийная система в России в 1989-1993 годах: Опыт становления / Салмин А.М., Бунин И.М., Капелюшников Р.И., Урнов М.Ю. - М.: Начала-Пресс, 1994. - 88 с.

Первый электоральный цикл в России, 1993-1996 / Под ред. В.Я. Гельмана, Г.В. Голосова, Е. Ю. Мелешкиной. - М.: Весь мир, 2000. - 248 с.

Пивоваров Ю.С., Фурсов А.И. «Русская система» как попытка понимания русской истории // Полис. - М., 2001. - № 4. - С. 37-48.

План Путина - достойное будущее великой страны: Предвыборная программа Всероссийской политической партии «Единая Россия» // Российская газета. - М., 2007. - 9 ноября. - Режим доступа: http://www.rg.ru/2007/11/09/er.html (Дата посещения: 19.11.2013.)

Политическая оппозиция в России // Левада-Центр. - М., 2008. - 31 июля. - Режим доступа: http://www.levada.ru/press/2008073102.html (Дата посещения: 16.11.2013.)

Политическая социология и современная российская политика: Сб. учеб. материалов / Ред. Г.В. Голосов. - СПб.: Борей-Принт, 2000. - 307 ^

Политические институты на рубеже тысячелетий. ХХ-ХХ1 вв.: Сб. ст. / Отв. ред. Холодковский К.Г. - Дубна: Феникс+, 2001.

Политические партии и политическая конкуренция в демократических и недемократических режимах / Под ред. Ю.Г. Коргунюка, Е.Ю. Мелешкиной, Г.М. Михалевой. - М.: КМК, 2010. - 212 с. - Режим доступа: http://www.indem.ru/ PUBLICATII/Korgunuk/partia-book.pdf (Дата посещения: 17.11.2013.)

Политический атлас современности: Опыт многомерного статистического анализа политических систем современных государств / Авт. группа: А. Ю. Мельвиль (рук. проекта), М.В. Ильин, Е.Ю. Мелешкина, М.Г. Миронюк, Ю.А. Полунин, И.Н. Тимофеев. - М.: МГИМО-Университет, ИНОП, Эксперт, 2007. - 272 с.

Попова Е. В. Предвыборная риторика партий и кандидатов в России: Парламентские и президентские выборы, 1995-2008 // Материалы V Всероссийского конгресса политологов: Изменения в политике - политика изменений: стратегии, институты, акторы. Москва, 20-22 ноября 2009 г.: Доклады участников конгресса / РАН. ИНИОН; РАПН. - М., 2009. - С. 67-82.

Попова Е.В. Проблемное пространство предвыборного соревнования на федеральных выборах 1995-2004 гг. // Политическая наука / РАН. ИНИОН. - М., 2005. -№ 2. - С. 68-104.

Попова Е.В. Проблемные измерения электоральной политики в России: Губернаторские выборы в сравнительной перспективе // Полис. - М., 2001. - № 3. - С. 47-62.

Попова Е. В. Программные стратегии и модели электорального соревнования на думских и президентских выборах 1995-2004 годов // Третий электоральный цикл в России, 2003-2004 годы / Под ред. В.Я. Гельмана. - СПб.: Изд-во ЕУСПб, 2007. - С. 156-195.

Попова О.В. Динамика политических установок и партийных предпочтений // Вестник СПбГУ. Сер. 6: Философия, политология, культурология, право, международные отношения. - СПб., 2007 a. - Вып. 4. - С. 3-16.

Попова О. В. Консервативные ценности в стереотипах политического сознания и поведения россиян // Философия и социально-политические ценности консерватизма в общественном сознании России. - СПб., 2005 a. - Вып. 1. - С. 201-217.

Попова О. В. Политическая идентификация в условиях трансформации общества. -СПб.: Изд-во СПбГУ, 2002. - 257 с.

Попова О. В. Политические поколения: Различия и устойчивость политических взглядов // Политанализ / Под ред. Г.П. Артемова. - СПб.: Изд-во СПбГУ, 2007 Ь. -Вып. 8. - С. 92-100.

Попова О. В. Политические установки петербуржцев: Проблема адекватности самоидентификации // Политэкс. - СПб., 2005 Ь. - Вып. 2. - С. 127-139.

Попова О.В. Проблемы трансформации политической идентичности в условиях глобализации // Политический анализ: Сб. докладов ЦЭПИ СПбГУ / Под ред. проф. Г.П. Артемова. - СПб.: Изд-во СПбГУ, 2004. - Вып. 5. - С. 58-71.

Попова О.В. Протестное поведение и политико-административные стратегии государства // Политико-административные отношения: Концепты, практика и качество управления: Сб. ст. / Под ред. Л.В. Сморгунова. - СПб.: Изд-во СПбГУ, 2009 a. - С. 235-251.

Попова О. В. Особенности политической идентичности в России и странах Европы // Полис. - М., 2009 Ь. - № 1. - С. 143-157.

Постановление Центральной избирательной комиссии по выборам в Совет Федерации и по выборам в Государственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации «Об установлении общих итогов выборов депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации» № 155 // Центральная избирательная комиссия Российской Федерации. - М., 1993. - 25 декабря. - Режим доступа: http://cikrf.ru/law/decree_of_cec/1993/12/25/post_2_gd1993.html (Дата посещения: 17.11.2013.)

Предвыборная программа Всероссийской политической партии «Единая Россия» на выборы депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации шестого созыва // Официальный сайт партии «Единая Россия». - М., 2011. - 24 сентября. - Режим доступа: http://er.ru/party/program/ (Дата посещения: 17.11.2013.)

Предвыборная программа КПРФ // Коммунистическая партия Российской Федерации. - М., 2011. - 12 октября. - Режим доступа: http://kprf.ru/crisis/offer/97653.html (Дата посещения: 19.11.2013.)

Предвыборная программа ЛДПР на выборах 4 декабря 2011 года // Либерально-демократическая партия России. - М., 2011. - 9 ноября. - Режим доступа: http://www.ldpr.ru/#party/regions/Kostroma_region/Kostroma_events/Election_Progra m_LDPR_election_December_4_2011 (Дата посещения: 19.11.2013.)

Предвыборная программа Либерально-демократической партии России // Российская газета. - М., 2007. - 28 ноября. - Режим доступа: http://www.rg.ru/2007/11/28/ zhirinovskii.html (Дата посещения: 19.11.2013.)

Предвыборная программа партии «Правое дело». - М., 2011. - 24 сентября. - Режим доступа: http://old.pravoedelo.ru/party/program (Дата посещения: 19.11.2013.)

Предвыборная программа партии «Яблоко» // Российская газета. - М., 2011. -16 ноября. - Режим доступа: http://www.rg.ru/2007/11/16/yabloko.html (Дата посещения: 19.11.2013.)

Предвыборная программа политической партии «Единая Россия». - М., 2003. -20 сентября. - Режим доступа: http://yavibral.ru/?page=3&news_id=1 (Дата посещения: 19.11.2013.)

Предвыборная программа политической партии «Союз Правых Сил»: Свобода и человечность // Союз Правых Сил. - М., 2007. - 21 сентября. Режим доступа: http://www.sps.ru/7id=222854 (Дата посещения: 19.11.2013.)

Предвыборная программа политической партии «Справедливая Россия» - 2011 // Справедливая Россия. - М., 2011. - 47 с. - Режим доступа: http://89.108.121.143/ datadepotZpf54Z047572.pdf (Дата посещения: 19.11.2013.)

Предвыборная программа РОДП «Яблоко» на выборах депутатов Государственной Думы ФС РФ VI созыва. - М., 2011. - 10 ноября. - Режим доступа: http://www.yabloko.ru/content/rossiya_trebuet_peremen (Дата посещения: 19.11.2013.)

Программа партии «Справедливая Россия». - М., 2008. - 25 апреля. - Режим доступа: http://www.spravedlivie.ru/i_programma_partii.htm (Дата посещения: 19.11.2013.)

Программа политической партии «Единая Россия». - М., 2006. - 31 августа. -Архив автора.

Программное заявление партии «Справедливая Россия: Родина / Пенсионеры / Жизнь» (утверждено на VII Съезде партии «Родина», 28 октября 2006). - Архив автора.

Прохоров М. Речь Лидера партии на съезде «Правого дела» 28 июня, 2011. - Режим доступа: http://www.pravoedelo.ru/№de/7782 (Дата обращения 30.11.2011).

Путин В.В. Стенограмма выступления на съезде «Единой России» // Российская газета. - М., 2011. - 24 сентября. - Режим доступа: http://www.rg.ru/2011/09/24/ putin-stenogramma.html (Дата посещения: 19.01.2011.)

Путин В.В. Демократия и качество государства // Коммерсантъ. - М., 2012. -№ 20/П (4805), 6 февраля. - Режим доступа: http://www.kommersant.ru/doc/1866753 (Дата посещения: 08.02.2010.)

Пшизова С.Н. Демократия и политический рынок в сравнительной перспективе // Полис. - М., 2000. - № 2. - С. 30-44.

Рахшмир П.Ю. Идеи и люди: Политическая мысль первой половины XX века. -Пермь: Изд-во ПГТУ, 1999. - 248 с.

РогожниковМ. Что такое «суверенная демократия» // Эксперт. - М., 2005. - № 43. -С. 102-113.

Роккан С. Центр-периферийная поляризация // Политическая наука / РАН. ИНИОН. -М., 2006. - № 4. - С. 76-92.

Россия, которую мы выбираем: Программное заявление партии «Единая Россия». -2006. - Режим доступа: http://old.voronezh.er.ru/party/zayavlenie/ (Дата посещения: 08.02.2010.)

Русская власть // За русский народ: Общественно-политический журнал ЛДПР. -М., 2007. - № 3 (36). - С. 9-13. - Режим доступа: http://www.ldpr.ru/uploads/ Za_russkiy_narod_3_36_2007.09.22.2010.pdf (Дата посещения: 15.11.2013.)

Русский набат. Пора делать выбор! - М.: Изд-во ЛДПР, 2011. - 96 с.

Савельев В.Г. Объединение либералов и демократов. Партии и идеологии. - 2007. -Режим доступа: http://sociology.vg-saveliev.ru/Unification.htm (Дата посещения: 24.11.2010.)

Семь шагов к равенству возможностей: Предвыборная программа партии «Яблоко» // Российская газета. - М., 2007. - 14 ноября. - Режим доступа: http://www. rg.ru/2007/11/14/yabloko.html (Дата посещения: 19.11.2013.)

Система Путина - режим бесправия и насилия: Стенограмма пресс-конференции Григория Явлинского и Сергея Ковалева в «Интерфаксе», 21 ноября 2007 года. -Режим доступа: http://www.yavlinsky.ru/news/index.phtml?id=3471 (Дата посещения: 07.11.2011.)

Слова и славяне // ФОМ. - М., 2011. - 18 ноября. - Режим доступа: http://fom.ru/ obshchestvo/10257 (Дата посещения: 18.11.2011.)

Сморгунов Л.В. Сравнительная политология: Теория и методология измерения демократии. - СПб.: Изд-во СПбГУ, 1999. - 376 с.

Современные политические партии России: анализ программ и уставов / Под общ. ред. В.С. Комаровского. - М.: Изд-во РАГС, 2004. - 316 с.

Соловьев А.И. Политическая идеология: Логика исторической эволюции // Полис. -М., 2001 a. - № 2. - С. 5-23.

Соловьев А.И. Политический дискурс медиакратий: Проблемы информационной эпохи // Полис. - М., 2004. - № 2. - С. 124-132.

Соловьев А.И. Политическая идеология в российском транзите: Возможности и пределы влияния // Власть. - М., 2001 Ь. - № 8. - С. 8-15.

Солопова О.А. Образ будущего в предвыборных программах политических партий // Политическая лингвистика. - Екатеринбург, 2008. - Вып. 1(24). - С. 55-64.

Россия: Сохраним и приумножим!: Программный документ партии «Единая Россия». - М., 2009. - 21 ноября. - Режим доступа: http://old.yaroslavl.er.ru/programma_ partii (Дата посещения: 18.11.2011.)

Сунгуров А.Ю. Становление политических партий и органов государственной власти в РФ. - СПб.: Норма, 1994. - 122 с.

Сурков В. Суверенитет - это политический синоним конкурентоспособности: Стенограмма выступления Владислава Суркова перед слушателями Центра партийной учебы и подготовки кадров ВПП «Единая Россия» // Единая Россия. - М., 2006. - 7 февраля. - Режим доступа: http://www.er.ru/news.html_id=114774 (Дата посещения: 3.07.2011).

Третий электоральный цикл в России, 2003-2004 годы / Под ред. В.Я. Гельмана. -СПб.: Изд-во ЕУСПб, 2007. - 294 с.

Трудным путем демократии: Процесс государственного управления в США / Джанда К., Берри Дж. М., Голдман Дж., Хула К.В.; пер. с анг. - М.: РОССПЭН, 2006. - 658 с.

Уайт Д. «Яблоко» и СПС: Два пути либерализма в посткоммунистической России // Неприкосновенный запас. - М., 2002. - № 3(23). - С. 17-24.

Указ Президента Российской Федерации от 2 сентября 2007 г. № 1144 «О назначении выборов депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации нового созыва» // Российская газета. - М., 2007. - № 4458, 5 сентября. - Режим доступа: http://www.rg.ru/2007/09/05/vibori-ukaz-dok.html (Дата посещения: 18.11.2011.)

Указ Президента Российской Федерации от 29 августа 2011 г. № 1124 «О назначении выборов депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации нового созыва» // Российская газета. - М., 2011. - № 5567, 30 августа. - Режим доступа: http://www.rg.ru/2011/08/30/duma-vybori-dok.html (Дата посещения: 18.11.2011.)

Федякин А.В. Современные общественно-политические дискуссии о национальных интересах России // Вестник МГУ. Сер. 12: Политические науки. - М., 2001. -№ 1. - С. 28-36.

Флигстин Н. Рынки как политика: Политико-культурный подход к рыночным институтам // Западная экономическая социология: Хрестоматия современной классики / Сост. и научн. ред. В.В. Радаев. - М.: РОССПЭН, 2004. - С. 185-210.

Хайек Ф.А. фон. Дорога к рабству / Предисл. Н.Я. Петракова. - М.: Экономика, 1992. - 176 с.

Хакамада И., Дубнов В. Интервью // Новое время. - М., 2001. - № 28, 15 июля. -С. 19-25.

Хейл Г. Президентский режим, революция и демократия // Pro et Contra. - М., 2008. - № 1. - С. 6-19.

Холодковский К.Г. Парламентские выборы 1999 года и партийное структурирование российского общества // Полис. - М., 2000. - № 2. - С. 45-53.

Холодковский К.Г. Партии и политическое самоопределение России // Мировая экономика и международные отношения. - М., 2006 a. - № 10. - С. 3-16.

Холодковский К.Г. Противостояние левые - правые: анахронизм или смена координат? // Полис. - М., 2006 b. - № 6. - С. 81-97.

Холодковский К.Г. Социально-психологическая дифференциация российского населения и процессы формирования партий // Полис. - М., 2001. - № 5. - С. 75-96.

Хроника исторического развития // Официальный сайт политической партии Справедливая Россия. - М., 2007. - Режим доступа: http://www.spravedlivo.ru/ information/hronic/ (Дата посещения: 29.09.2011.)

Чувствуете ли Вы в настоящее время враждебность со стороны людей других национальностей // Левада-Центр. - М., 2011. - Режим доступа: http://www.levada.ru/archive/mezhetnicheskie-otnosheniya/chuvstvuete-li-vy-v-nastoyashchee-vremya-vrazhdebnost-so-storony (Дата посещения: 09.10.2011.)

ШарабановМ. Наша борьба нелегкая, но в ней - счастье и будущее // Правда. - М., 2007. - № 102. - Режим доступа: http://gazeta-pravda.ru/component/option,com_wrapper/ Itemid,54/ (Дата посещения: 19.05.2011.)

ШевчукМ. Медведев поставил «русский вопрос» в рамки // DP: Деловой Петербург. -СПб., 2011. - 8 сентября. - Режим доступа: http://www.dp.ru/a/2011/09/08/Medvedev_ postavil_russki/ (Дата посещения: 11.09.2011.)

Шестопал Е.Б. Нам всем вместе надо подумать, что будет со страной // Независимая газета. - М., 2011. - 20 декабря. - Режим доступа: http://www.ng.ru/ng_ politics/2011-12-20/11_dialog.html (Дата посещения: 17.01.2012.)

Шестопал Е.Б. Политическая психология. - М.: Аспект-Пресс, 2007. - 432 с.

Шестопал Е.Б. Тандему пора определиться. Две политические повестки дня российской власти и ее восприятие гражданами // Независимая газета. - М., 2010. -7 декабря. - Режим доступа: http://www.ng.ru/ng_politics/2010-12-07/9_tandem.html (Дата посещения: 14.03.2012.)

Явлинский Г., Ковалев С. Система Путина - режим бесправия и насилия: Стенограмма пресс-конференции Григория Явлинского и Сергея Ковалева в «Интерфаксе», 21 ноября 2007 года. - М., 2007. - Режим доступа: http://www.yavlinsky.ru/ news/index.phtml?id=3471 (Дата посещения: 14.03.2012.)

Явлинский Г.А. Ложь и легитимность. Программная статья Григория Явлинского // Новая газета. - М., 2011. - № 16, 15 февраля. - Режим доступа: http://www. novayagazeta.ru/politics/51033.html (Дата посещения: 16.11.2013.)

Явлинский Г.А. У нас есть решения по модернизации страны: Политический доклад на XIV съезде партии «Яблоко», 16 сентября 2007 года. - М., 2007. - Режим доступа: http://www.yavlinsky.ru/said/print.phtml?id=3420 (Дата посещения: 7.09.2010.)

Agenda formation / Ed. by W.H. Riker. - Ann Arbor, MI: Univ. of Michigan press, 1993. - 285 p.

ЛШпа F. The voting behavior of the European parliament members and the problems of Europarties // European journal of political research. - Oxford, 1990. - Vol. 18, N 5. -Р. 557-559.

BenoitK., LaverM., Mikhailov S. Mapping policy preferences with uncertainty: Measuring and correcting error in comparative manifesto project estimates // The 2007 Annual national conference of the Midwest political science association. - Chicago, 2007. -Архив О.А. Толпыгиной.

Borg O. Basic dimensions of Finnish party ideologies: A factor analytical study // Scandinavian political studies. - Malden, MA, 1966. - Vol. 1, Is. A1. - P. 37-48.

Brug W. van der. Analysing party dynamics by taking partially overlapping snapshots // Estimating the policy positions of political actors / Ed. by M. Laver. - L.: Routledge, 2001. - P. 115-132.

Budge I. Issue dimensions and agenda change in postwar democracies: Long-term trends in party election programmes and newspaper reports in twenty-free democracies // Agenda formation / Ed. by W.H. Riker. - Ann Arbor, MI: Univ. of Michigan press, 1993. - P. 153-162.

Budge I. Expert judgments of party policy positions: Uses and limitations in political research // European journal of political research. - Oxford, 2000. - Vol. 37, N 1. -P. 51-64.

Budge I. The internal analyses of election programmes // Budge J., Robertson D., Hearl D. Ideology, strategy and party change: Spatial analyses ofpost-war election programs in 19 democracies. - Cambridge: Cambridge univ. press, 1987. - P. 19-31.

Budge I., Farlie D. Voting and party competition: A theoretical critique and synthesis applied to surveys from ten democracies. - L.; N.Y.: Wiley, 1977. - 555 p.

Budge I., HofferbertR.I. Mandates and policy outputs: US party platforms and federal expenditures // American political science review. - Washington, DC, 1990. - Vol. 84, N 1. - Р. 111-31.

Budge I., McDonald M.D. Choice parties define: Policy alternatives in representative elections, 17 countries, 1945-1998 // Party politics. - N.Y., 2006. - Vol. 12, N 4. -Р. 451-466.

Budge I., Robertson D., HearlD. Ideology, strategy and party change: Spatial analyses ofpost-war election programs in 19 democracies. - Cambridge: Cambridge univ. press, 1987. - 494 p.

Cameron D.R. The expansion of the public economy: A comparative analysis // American political science review. - Washington, DC, 1978. - Vol. 72, N 4. - P. 31-45.

Castles F. G, Mair P. Left-right political scales: Some «expert» judgments // European journal of political research. - Oxford, 1984. - Vol. 12, N 1. - Р. 73-88.

Castles F., McKinlay R.D. Does politics matter? An analysis of public welfare commitment in advanced democratic states // European journal of political research. - Oxford, 1979. - Vol. 7, N 2. - 17-34.

Citizens and the state / H.-D. Klingemann, D. Fuch (eds). - Oxford: Oxford univ. press, 1995. - 474 p.

Comparative manifestos project: Dataset CMPr3; programmatic profiles of political parties in 20 countries, 1945-1988 / Volkens A. et al. - 3 rd ed. - Berlin: Wissenschaftszentrum Berlin fur Sozialforschung, 1995. - 185 p.

Converse Ph. The nature of belief systems in mass publics // Ideology and discontent / Apter D. (ed.). - N.Y.: Free press, 1964. - P. 37-53.

Crampton E. You get what you vote for: Electoral determinants of economic freedom // Journal of private enterprise. - Chattanooga, TN, 2002. - Vol. 18. - P. 42-56.

Daalder H. Parties: denied, dismissed, or redundant? A critique // Political parties: Old concepts and new challenges. - Oxford: Oxford univ. press, 2002. - P. 41-57.

Daalder H., Geer J.P. van der. Partijafstanden in de tweede kamer // Acta politica. -Basingstoke, 1977. - Vol. 12, N 3. - Р. 289-345.

Dinas E., Gemenis K. Measuring parties' ideological positions with Manifesto Data: A critical evaluation of the competing methods. - Keele: Keele univ., 2009. - 25 p. -Mode of access: http://www.keele.ac.uk/media/keeleuniversity/group/kepru/KEPRU% 20WP%2026.pdf (Дата посещения: 17.11.2013.)

DoddI.C. Coalitions in parliamentary government. - Princeton, N.J.: Princeton univ. press, 1976. - 283 p.

Downs A. An economic theory of democracy. - N.Y.: Harper, 1957. - 310 p.

Elites and democratic consolidation in Latin America and Southern Europe / Higley J., Gunther R. (eds.). - Cambridge: Cambridge univ. press, 1992. - 354 p.

Enelow J., Hinich M. The spatial theory of voting. - Cambridge: Cambridge univ. press, 1984. - 238 p.

Epstein L. Political parties in western democracies. - L.: Pall mall press, 1967. - 374 p.

Franklin R. The emerging democratic parties in the Russian Federation // VOX POP: Newsletter of political organizations and parties. - Washington, DC, 1993. - Vol. 12, N 1. - Р. 37-48.

Franzmann S., Kaiser A. Location political parties in policy space: A reanalysis ofparty Manifesto Data // Party politics. - N.Y., 2006. - Vol. 12, N 2. - P. 163-188.

Fuchs D., Klingemann H.-D. The left-right schema // Continuities in political action: A longitudinal study of political orientation in three Western democracies / Jennings K.M. et al. - N.Y.: W. de Gruyter, 1989. - P. 203-234.

Gabel M.J., Huber J.D. Putting parties in their place: Inferring party left-right ideological positions from party Manifesto Data // American journal of political science. - Malden, MA, 2000. - Vol. 44, N 1. - Р. 94-103.

Ginsberg B. Elections and public policy // American political science review. - Washington, DC, 1976. - Vol. 70, N 1. - Р. 31-49.

Greene K. Creating competition: Patronage politics and the PRI's demise // Kellogg Institute working papers. - Notre Dame, IN, 2007. - N 345. - P. 68-95.

Grofman B. The neglected role of the status quo in models of issue voting // Journal of politics. - Tucson, AZ, 1985. - Vol. 47, N 1. - P. 230-37.

Hammond T.N., HumesB.D. «What this campaign is all about is.»: A rational choice alternative to the downsian spatial model of elections // Information, participation and choice: An «Economic theory of democracy» in perspective / B. Grofman (ed.). - Ann Arbor, MI: Univ. of Michigan press, 1993. - P. 134-162.

Hanson S.E. Postimperial democracies: Ideology and party formation in third republic France, Weimar Germany, and Post-Soviet Russia // East European politics and societies. - N.Y., 2006. - Vol. 20, N 2. - P. 343-372.

HarmelR., Janda K. Comparing political parties. - Washington, DC: American political science associations, 1976. - 91 p.

Hinich M., Munger M. Ideology and the theory of political choice. - Ann Arbor: Univ. of Michigan press, 1994. - 267 p.

HofferbertR., Budge I. The party mandate and the Westminster model: Election programmes and government spending in Britain, 1945-1985 // British journal of political science. - Cambridge, 1992. - Vol. 22. - P. 151-182.

Hofferbert R., Klingemann H-D. The policy impact of party programmes and government declarations in the federal Republic of Germany // European journal of political research. - Oxford, 1990. - Vol. 18. - P. 277-304.

Hough J.S. Determinants of the party vote // Growing pains. - Washington, DC, 1998. -P. 21-36.

Huber J., InglehartR. Expert interpretations of party space and party locations in 42 Societies // Party politics. - N.Y., 1995. - Vol. 1, N 1. - P. 73-111.

Inglehart R. The silent revolution: Changing values and political styles among Western publics. - Princeton: Princeton univ. press, 1977. - 482 p.

Inglehart R., Klingemann H-D. Party identification, ideological preference and the Left-Right dimension among Western mass publics // Party identification and beyond: Representations of voting and party competition / I. Budge et al. (eds). - N.Y.: Wiley, 1976. - P. 243-273.

Janda K. Political parties: A cross-national survey. - N.Y.: Macmillan, 1980. - 1019 p.

Katz R. Party governments and its alternative // Katz R. Party governments: European and American experience. - Berlin: W. de Gruyter, 1987. - P. 2-16.

KatzR. Party in democratic theory // Katz R., Crotty W. Handbook of party politics. - L.: Sage, 2006. - P. 34-47.

Kim H.M., FordingR.C. Does tactical voting matter?: The political impact of tactical voting in recent British elections // Comparative political studies. - L.: 2001 a. -Vol. 34, N 3. - P. 294-311.

Kim H.M., FordingR.C. Voter ideology, the economy, and the international environment in Western democracies, 1952-1989 // Political behavior. - N.Y., 2001 b. - Vol. 23. -P. 53-73.

Kim H.M., FordingR.C. Voter ideology in Western democracies, 1946-1989 // European journal of political research. - Oxford, 1998. - Vol. 33. - P. 73-97.

Klingemann H.-D. Party positions and voter orientations // Citizens and the state / H.-D. Klingemann, D. Fuch (eds). - Oxford: Oxford univ. press, 1995. - P. 183-206.

KulikA.N. Parties of the Russian «Sovereign democracy»: Are they sustaining democratic governance? // Political parties and democracy. - Westport, L.: Praeger, 2010 a. -P. 47-61.

Kulik A.N. Political parties in post-soviet Russia: An agent of democratic transition? // Political parties in Post-Soviet space: Russia, Belarus, Ukraine, Moldova, and the Baltics. - Westport, L.: Praeger, 2005. - P. 33-56.

Kulik A.N. Post-Soviet parties: Between flawed democracies and hybrid regimes // Political parties and democracy. - Westport, L.: Praeger, 2010 b. - P. 83-105.

LaPalombara J. Politics within nations. - Englewood, Cliffs, NJ: Prentice-Hall, 1974. -625 p.

LaverM., Hunt W.B. Policy and party competition. - N.Y.: Routledge, 1992. - 328 p.

LijphartA. Dimensions of ideology in European party systems // The Western European party system / Ed. by P. Mair. - Oxford: Oxford univ. press, 1990. - P. 132-162.

Lin T., Enelow J.M., Dorussen H. Equilibrium in multicandidate probabilistic spatial voting // Public choice. - N.Y., 1999. - Vol. 98. - P. 59-82.

Lipset M. The changing class structure and contemporary European politics // A new Europe / Ed. by S.R. Graubard. - Boston: Houghton Mifflin, 1964. - P. 271-303.

Mair P. Searching for the positions of political actors: A review of approaches and evaluation of expert surveys in particular. Prepared for the presentation at the ECPR

Joint session: Workshop on estimating the policy positions of political actors. - Mannheim: Univ. of Mannheim, 1999. - Архив О. А. Толпыгиной.

Mair Р. Searching for the positions of political actors: A review of approaches and a critical evaluation of expert surveys // Estimating the policy positions of political actors / Ed. by M. Laver. - N.Y.: Routledge, 2004. - P. 10-30.

Mair P., Katz R. Party organization, party democracy, and the emergence of the cartel party // Party system change: Approaches and interpretations / Ed. by P. Mair. - Oxford: Oxford univ. press, 1997. - P. 45-76.

Mapping policy preferences II: Estimates for parties, electors, and governments in Eastern Europe, European Union and OECD, 1990-2003 / Klingemann H.D., Volkens A., Bara J., Budge I., McDonald M. - Oxford: Oxford univ. press, 2006. - 267 p.

Mapping policy preferences: Estimates for parties, electors, and governments, 1945-1998 / Klingemann H.D., Volkens A., Bara J., Budge I., Tanenbaum E. - Oxford: Oxford univ. press, 2001. - 274 p.

Matthews S.A. A simple direction model of electoral competition // Public choice. - N.Y., 1979. - Vol. 34. - P. 14-56.

McFaul M. Party formation after revolution transition // Political parties in Russia / Ed. by A. Dallin. - Berkley: Univ. of California press, 1993. - P. 52-64.

Merrill S., Grofman B. A unified theory of voting: Directional and proximity spatial models. - Cambridge: Cambridge univ. press, 2003. - 213 p.

MerrittR., Rokkan S. Comparing nations: The use of quantitative data in cross-national research. - New Haven: Yale univ. press, 1966. - 584 p.

Morgan M.-J. The modeling of government coalition formations: A policy-based approach with interval measurement: Ph.D. thesis. - Ann Arbor, Mich.: Univ. of Michigan, 1976. - 606 p.

Namenwirth J.Z., Lasswell H. The changing language of American values: A computer study of selected party platforms. - Beverley Hills, Calif.: Sage, 1970. - 68 p.

Oates S. Party platforms: Towards definition of the Russian politic spectrum // Party politics in Post-communist Russia / Ed. by Lowenhardt J. - L.: F. Cass, 1998. - P. 76-97.

Page B.I. Choices and echoes in presidential elections: Rational man and electoral democracy. - Chicago: Univ. of Chicago press, 1978. - 336 p.

Palma A. de, Hong G., Thisse J.-F. Equilibria in multiparty competition under uncertainty // Social choice and welfare. - N.Y., 1990. - Vol. 7. - P. 247-59.

Parties, policies, and democracy / Klingemann H-D., Hofferbert R., Budge I., Keman H., Bergman T., Petry F., Strom K. - Boulder, Colo.: Westview, 1994. - 318 p.

Party policy and government coalitions / Laver M., Budge I. (eds). - N.Y.: St. Martin's Press, 1992. - 448 p.

Party systems and voter alignments: Cross-national perspectives / S.M. Lipset, S. Rokkan (eds). - N.Y.: Free press, 1967. - 554 p.

Pedersen M.N., Damgaard E., Olsen P.N. Party distances in the Danish Folketing, 19451968 // Scandinavian political studies. - Malden, MA, 1971. - N 6. - Р. 87-106.

Pelizzo R. Party positions or party direction? An analysis of party Manifesto Data // West European politics. - L., 2003. - Vol. 26, Is. 2. - P. 67-89.

Pennings P., Keman H. Towards a new methodology of estimating party policy positions // Quality and quantity. - L., 2002. - Vol. 36, Is. 1. - P. 55-79.

Political parties and political development / LaPalombara J., Weiner M. (eds.). - Princeton: Princeton univ. press, 1966. - 487 p.

Pomper G.M. Elections in America: Control and influences in democratic politics. - N.Y.: Dodd, Mead, 1968. - 297 p.

Pool K.T., Rosenthal H. A spatial model for legislative poll call analyses // American journal of political science. - Malden, MA, 1985. - Vol. 29, N 2. - P. 357-84.

Rabinowitz G., McDonald S.E. Direction and uncertainty in a model of issue voting // Journal of theoretical politics. - N.Y., 1993. - Vol. 5, N 1. - P. 61-87.

Rabinowitz G., McDonald S.E. Directional theory of issue voting // American journal of political science. - Malden, MA, 1989. - Vol. 83. - P. 93-122.

Rabinowitz G., McDonald S.E. Solving the paradox of nonconvergence: Valence, position, and direction in democratic politics // Electoral studies. - Amsterdam, 1998. -Vol. 17, N 3. - P. 281-300.

Rallings C. The influence of electoral programmes: Britain and Canada, 1945-1979 // Budge J., Robertson D., Hearl D. Ideology, strategy and party change: Spatial analyses ofpost-war election programs in 19 democracies. - Cambridge: Cambridge univ. press, 1987. - P. 1-14.

Riker W.H. Heresthetic and rhetoric in the spatial model // Advances in the spatial theory of voting / Enelow J., Hinich M. (eds.). - Cambridge: Cambridge univ. press, 1990. -P. 46-65.

Riker W.H. The art of political manipulation. - New Haven: Yale univ. press, 1986. -152 p.

RobertsonD. A theory of party competition. - L.; N.Y.: Wiley, 1976. - 210 p.

Rokkan S. Cities, states and nations: A dimensional model for the study of contrasts in development // Building states and nations / Ed. by Eisenstadt S., Rokkan S. - L.: Sage, 1973. - Vol. 1: Models and data resources. - P. 73-91.

Sakwa R. The development of the Russian party system // Election and party order in Russia: The implications of the 1993 elections to the Federal Assembly / Ed. by P. Lentini. - N.Y.: Central European univ. press, 1995. - P. 22-56.

Sani J., Sartory J. Polarization, fragmentation and competition in Western democracies // Western European party system / Eds. by Daalder H. and Mair P. - L.: Sage, 1983. -P. 307-340.

Sartori G. Parties and party systems: A framework for analysis. - Cambridge: Cambridge univ. press, 1976. - Vol. 1. - 370 p.

Sigelman L., Yough N. Left-right polarization in national party systems: A cross-national analysis // Comparative political studies. - L., 1978. - Vol. 11, N 3. - P. 355-79.

Swann A. de. Coalition theories and cabinet formations: A study of formal theories of coalition formation applied to nine European parliaments after 1918. - Amsterdam: Elsevier, 1973. - 351 p.

TaylorM., Herman V. Party systems and government stability // American political science review. - Washington, DC, 1971. - Vol. 65, N 1. - P. 28-37.

Taylor M., Laver M. Government coalitions in Western Europe // European journal of political research. - Oxford, 1973. - Vol. 1, N 3. - P. 205-248.

The strategy of rhetoric: campaigning for the American constitution / W.H Riker, R.L. Calvert, J.E. Mueller, R.K. Wilson. - New Haven: Yale univ. press, 1996. - 283 p.

Thomas J.C. Ideological trends in Western political parties // Western European party systems / Ed by P.H. Merkl. - N.Y.: Free press, 1980. - P. 348-66.

Thomas J.C. The decline of ideology in Western political parties: A study of changing policy orientations. - L.: Sage, 1975. - 68 p.

Tufte R. Political parties, social class, and economic policy preferences // Government and opposition. - Cambridge, 1979. - Vol. 14, N 1. - P. 35-47.

Urban M. Remythologizing the Russian state // Europe-Asia studies. - L., 1998. -Vol. 50, N 6. - P. 969-992.

Verba S. Organizational membership and democratic consensus // The journal of politics. -Cambridge, 1965. - Vol. 27, N 3. - P. 467-497.

Volkens A. Manifesto research since 1979: From reliability to validity // Estimating the policy: Positions of political actors / Ed. by M. Laver. - L., N.Y.: Routletger, 2001. -P. 33-49.

Volkens A., Hearl D. Content-analysis of party programs // Comparative perspective: Handbook and coding instructions. - Berlin: Wissenschaftszentrum Berlin für Sozialforschung, 1990. - P. 43-67.

Volkens A., Klingemann H.-D. Parties, ideologies and issues: stability and change in fifteen European party systems, 1945-1998 // Political parties in the new Europe: Political and analytical challenges / K.R. Luther and F. Müller-Rommel (eds.). - Oxford: Oxford univ. press, 2002. - P. 143-152.

О.А. Толпыгина

ИДЕЙНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ КОНТУРЫ ПАРТИЙНОГО ЛАНДШАФТА СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ

Монография

Оформление обложки И.А. Михеев Корректор О.П. Дормидонтова Компьютерная верстка Л.Н. Синякова Технический редактор Л.А. Можаева

Гигиеническое заключение № 77.99.6.953. П. 5008.8.99 от 23.08.1999 г. Подписано к печати 12/II - 2014 г. Формат 60 х84/16 Бум. офсетная № 1. Печать офсетная Свободная цена Усл. печ. л. 10,15 Уч.-изд. л. 10,5 Тираж 300 экз. Заказ № 249

Институт научной информации по общественным наукам РАН,

Нахимовский проспект, д. 51/21, Москва, В-418, ГСП-7, 117997

Отдел маркетинга и распространения информационных изданий Тел. / Факс: (499) 120-4514 E-mail: inion@bk.ru

E-mail: ani-2000@list.ru (по вопросам распространения изданий)

Отпечатано в ИНИОН РАН Нахимовский проспект, д. 51/21 Москва, В-418, ГСП-7, 117997 042(02)9