CC BY
14
DOI: 10.15643/НЬаг№^-2020.6.1
Идейная детерминация политико-правовых преобразований в странах Нового Света XIX в.
© Н. Н. Равочкин
Кузбасский государственный технический университет имени Т. Ф. Горбачева Россия, 650000 г. Кемерово,улица Весенняя, 28.
Кузбасская государственная сельскохозяйственная академия Россия, 650056 г. Кемерово,улица Марковцева, 5.
ЕтаП: пickravochkin@maU.ru
В современном мире эволюционный вариант общественного развития и его отдельных сфер неразрывно связан с прагматикой функционирования политико-правовых институтов, во многом определяющих специфику принятых в конкретном государстве «правил игры». Настоящая статья посвящена аналитике идейной детерминации политико-правового развития государств Нового Света, которые, в определенном смысле, относительно недавно обрели независимость, став самостоятельными участниками общественных отношений. Однако, несмотря на некоторую общность условий, реализация передовых социальных идей в рассматриваемых институтах привела к определенным контрастам, касающихся, прежде всего, их актуального развития. В настоящей статье автор не только рассматривает политико-правовые институты как формы идеального воплощения интеллектуальных конструктов, но и проводит параллели с актуальной для российского государства проблемы - вскрытия причин стагнации страны.
Ключевые слова: политико-правовые институты, идея, интеллектуалы, идейная детерминация институциональных преобразований, трансформация.
Политико-правовое строительство невозможно без выработки и реализации действенных механизмов администрирования, последующие преобразования данных структур требуют систематических усилии и издержек в течение весьма продолжительных периодов и создания гибких программ для осуществления необходимых корректировок. К примеру, в случае с Франциеи XIX столетия в достаточно продолжительны^ более чем полувековои, период можно увидеть высокие издержки и ощутимые ресурсные потери и, как следствие, извращенное воплощение передовых идеи, которое привело к посредственным результатам от политико-правовых институциональных трансформации, проводимых в весьма сжатые сроки. При этом стабильное состояние общества ни в коем случае не подразумевает его статичныи характер [3]. Социальная система может и должна эволюционировать, для чего еи необходимо сохранить свои сущностные характеристики и реализовывать институциональные преобразования по «инженерному» пути, что в абсолютном большинстве случаев помогает обществу сохранять свою целостность.
Закономерен вопрос, касающиися понимания политико-правового развития Нового Света в тот же период - XIX в., во многом прорисовавшии контуры современнои миросистемы. Целесообразно рассмотреть опыт США, где идеи воплотились в совершенно новые демократические институты, да к тому же без значительного влияния предрассудков реализовавших их акторов, сильного воздеиствия традиции и промежуточных итогов прошлых эпох. Интерес
для анализа представляет Латинская Америка, которая только-только начинает свое обособление в качестве социосферы, вследствие чего данный регион часто оказывается вне исследовательского взгляда.
Актуальность и злободневность проведения кросс-темпоральных институциональных и идеино-ориентированных исследовании обусловлена, прежде всего, инструментальнои значимостью, как идеи, так и институтов, а учитывая преемственность в их развитии, анализ богатого эмпирического материала конкретных воплощении этих социальных структур позволяет понять логику процессов, происходящих сегодня в тои или инои стране. Значимость настоящеи статьи связана с потребностями современнои России, не имеющеи позитивного опыта институционального строительства, в эволюционном развитии, которое можно достигнуть благодаря использованию соответствующего передового опыта зарубежных стран, накопленного за последние два столетия. Постиндустриальный транзит, который не дает однозначно определить современное общество, как и опыт передовых стран, показывают, что интеллект, как и стремительно распространяющиеся знания и информация, становятся реальными инструментами для достижения государствами своих целеи. Более того, еще в сере-дине-второи половине ХХ столетия центр (меж)государственных противоречии сместился из сферы экономики в сторону стабильно функционирующих институциональных систем.
Выбор для изучения именно властных структур оправдан как повышенными экспектаци-ями населения, так и их ответственностью за прогресс государства. Эволюционное развитие общества будет возможным тогда и только тогда, когда политико-правовые институты сформируют конкурентоспособную институциональную среду, которая бы обеспечивала развертывание бесперебоиного функционирования и других структурных элементов социума, главным образом в экономическои сфере. В самом деле, несмотря на влияние глобализации, демократии, информатизации и общеи темпоральности мира, гражданское общество еще не стало повсеместнои реальнои силои социальных изменении, а эгоистические интересы такого актора, как транснациональные корпорации, далеко не всегда совпадают с ожиданиями и потребностями большинства граждан, проживающих по всему миру.
Статья имеет прикладнои потенциал не только для стран выбранного макрорегиона, но и главным образом для россииского государства, поскольку позволяет объяснить не только идеиное содержание абсолютно любои власти, воплощаемои в тои или инои совокупности институтов и, по словам В. В. Ильина, представляющую собои монополию «на правовую и силовую инициативу» [5], а определить направления модернизационного поиска и построить собственные институциональные модели эволюционного развития России. Принимая во внимание тот факт, что институциональная динамика исторически зависима, вскрытие специфики идеиных основании и определение их конгруэнтности контекстуальным реалиям, осуществляемого в корпусе заданных нами исследовании, позволит реализовать прикладнои потенциал философии через обновление институциональных порядков [6].
Деиствительно, изучение зарубежного опыта политико-правового устроиства открывает перед властями и интеллектуалами новые горизонты, позволяющие им посредством последующих обсуждении полученных результатов глубже понять специфику собственнои институциональнои среды (в сравнении с другими системами) и увидеть расхождения между идеальным замыслом и практическими эффектами функционирования институтов. Наконец, посредством развертывания философского дискурса можно отчетливо понять, какова логика поведения социальных идеи в тех или иных реалиях, а также как реализуется их
содержание при сочетании конкретных параметров, образующих уникальный контекст того или иного общества.
Институциональный опыт США оказал значительное влияние на их лидирующие позиции в современном раскладе мировых сил. Значимость сравнительного изучения опыта институционального строительства во многом способна уточнить отечественный потенциал реализации политико-правовых практик. По мнению автора, сосредоточение именно на демократических идеях способствует минимизации институциональных разрывов в условиях перманентно меняющегося мира, но постулирующего данные ценности в качестве основных. В свою очередь изучение социалистических интеллектуальных конструктов наглядно демонстрирует, насколько губительнои может оказаться контекстуальная не-адаптированность инновационных по своему содержанию идеи.
Институциональное строительство в США не предполагало сколь-либо малои возможности возвращения к примитивным и архаичным уровням развития. Политико-правовые установления фундировались либеральными идеями, возносившими индивидуальные ценности и адаптированными под новые реалии американскими просветителями, что обеспечивало некоторый баланс между формальными и неформальными практиками взаимодеиствия и, как следствие, их успешное воплощение в институционализации различных форм контактирования при отсутствии какои-либо реакции со стороны приверженцев консервативных идеи [8].
Американская политико-правовая структура уникальным образом синтезировала идеи выдающихся социальных теоретиков Нового Времени. Анализ ее функционирования позволяет увидеть такие особенности, как, к примеру, замена администрациеи президента такого широко распространенного в современном мире коллегиального органа исполнительнои власти, которым выступает правительство. Вместо министерств в американскои властнои инсти-туциональнои архитектонике существуют федеральные и независимые агентства, которые, согласно воплощению американского конституционализма, выступают образующим элементом исполнительнои власти. В свою очередь федеральный уровень законодательнои власти реализован посредством учреждения двухпалатного Конгресса, выстроенного на партиинои основе. Наконец, американская система судебнои власти тоже выступает в качестве самостоя-тельнои относительно двух других ветвеи, а суд имеет право на проведение особого вида надзора - конституционного, выполняемого для мониторинга соответствия правовых актов верховному закону США. Наконец, сам президент не обладает полномочиями, связанными с возможностью изменять структуру собственного Кабинета.
Стабильность институциональнои среды молодого американского государства также обеспечивали отсутствие внешнего врага и вера в возможности буквальнои реализации свобод в зависимости от мнения, выражаемого большинством населения. На практике это приводило к тому, что они не упускали возможностеи поступать по своеи воле и усмотрению до тех пор, пока их деиствия не ограничивают или даже не исключают подобное поведение других лиц. Отметим, что власти США позаботились и о преференциях коренных народов, законодательно закрепив регулирование соответствующих отношении на конституционном уровне [13]. Логично предположить, что функционирование и преобразования властных институтов проходили в четком следовании нормативно закрепленным и занявшим надлежащее место в сознании американских граждан демократическим принципам, что способствовало невиданнои (в сравнении с европеискими странами) сплоченности населения и тем самым повышало легитимность государства в его глазах.
В целом из картины демократизации общественнои жизни США, которои за достаточно короткии период удалось достичь значительного развития, выпадал вполне естественный анахронизм - институт рабства, который, к удивлению, находил поддержку или хотя бы не встречал осуждения со стороны аристократии нового типа и даже американских просветителей «Даже такои именитый защитник свободы, как Томас Джефферсон, был тесно связан с плантаторскими кругами, поэтому он довольно сдержанно, можно даже сказать, консервативно, подходил к вопросу о разрешении негритянскои проблемы, отвергая революционное освобождение рабов и настаивая на постепенном решении этои проблемы... рабство являлось главнои производительнои силои Юга, обеспечивая его богатство, поэтому, южные плантаторы цепко держались за старые порядки» [7]. Не претендуя на ремесло историков и других исследователеи, занимающихся в т.ч. анализом такого события, как Гражданская воина в США XIX в., отметим лишь, что сохранение свободных институтов было совершено путем разгрома мятежников-рабовладельцев, что в итоге привело к высоким темпам экономического развития и учреждения гибкои социальнои структуры.
Тем не менее «инженерный» подход к ликвидации института рабства в целом отражает прагматизм властных акторов, свидетельствующии о желании максимально рационализированного использования наличествующих ресурсов в ситуативном контексте. Усиление прагматизма оправдано в ситуациях со стремительно изменяющимися требованиями общества и желанием добиться высоких результатов в тои или инои сфере, т.е. провести корректировки социальнои теории и практики. Становится понятно, почему был выбран общии прагматиче-ски-ориентированныи характер функционирования американских политико-правовых институтов в XIX в., идеологически детерминированный либерализмом, отстаивавшим «идею такого общественного устроиства, при котором регулирование социально-экономических отношении осуществлялось бы самопроизвольно, через „безличный" механизм „свободного рынка", позволяющии каждому индивиду, независимому производителю товаров, деиство-вать, руководствуясь собственными интересами» [11].
Безусловно, тема интересов США представляется достаточно острои и многомернои, однако нас интересует идеология (институционального) экспансионизма, различные истоки которои («теории „исключительности", „явного предначертания", „предопределения судьбы"... идеи „богоизбранности", особои миссии американцев в насаждении своеи политическои системы во всем мире» [14]) синтезируются как раз в XIX столетии. Однако еще до становления социал-дарвинизма и учреждения мэхэновскои доктрины «морскои силы» и обоснования курса, провозглашающего миссию США по предопределению судеб стран и народов, проживающих в Западном полушарии, властные акторы нового государства были заняты поиском геополитически самоидентификации.
Примечательно, но будучи рожденными в ходе воины за независимость, Соединенные Штаты Америки, знакомые с революционным опытом Франции, первоначально придерживавшиеся принципа невмешательства в соответствующие проблемы других стран, сосредоточились на собственном государственном строительстве. Однако американские власти встали перед выбором формирования собственного геополитического курса, когда революционные события начали разворачиваться в Латинскои Америке, приведшие к распаду испанских колонии с последующим провозглашением независимости на этих территориях, что закономерно потребовало обозначения своеи позиции, да еще и в условиях собственного бурного экономического роста.
Однако отреагировав на освобождение бывших испанских колонии теоретическим обоснованием собственного лидерства в западном полушарии и обещанием «братскои поддержки» южным соседям, США предстали для независимых латиноамериканских государств одновременно в двух ипостасях: как ориентир успешного строительства государственных институтов и как активная идеологическая сила, которая явилась самовоплощением здравого смысла. Америке удалось сформировать для бывших испанских колонии такое «объяснительное влияние», связанное с желанием сформировать общие для Нового Света, т.н. «панамери-канистские» законы и интересы, в соответствии с которыми «ценности и очевидности организуются в систему, обладающую своеи логикои. Это позволяет еи проектировать на социальный опыт свою „объяснительную сетку", свою систему „контрольных" ценностеи, стремящихся к господству над мировоззрением индивидов» [1].
Предопределив доктринальное закрепление дистанцирования Нового Света от «европеизации» и «монархизации», США задались закономерным вопросом относительно возможности воплощения передовых социальных идеи в «универсальные» республиканские институты и демократические принципы на почве обретших независимость латиноамериканских государств, что отвечало бы их прагматическим интересам [14]. Власти США усматривали желаемый будущии образ сувереннои Южнои Америки «в цивилизационном сообществе, в котором динамично развивавшаяся экономика сочеталась бы с утверждением гражданского общества и институтов демократии. На это были направлены либеральные, по своеи сути, меры по экспроприации земель церкви и индеиских общин, освобождению торговли и производства от всякого рода ограничении, отмене рабства, провозглашению республиканских конституции. Все эти явления сопровождались остреишеи борьбои... в ходе которои формировалась новая идеология латиноамериканских стран» [9].
Однако полноценному воплощению интеллектуальных конструктов на данных территориях препятствовали не только своиственные местному населению необразованность и невежественность, но и общая неготовность латиноамериканских обществ к институциональным модернизационным преобразованиям ввиду банальнои идеинои неопределенности и отсутствия традиции самоуправления. Ориентирами для лидеров молодых латиноамериканских государств, стремящихся построить гражданское общество с демократическими институтами, являлись разнообразные синтезы либерализма с консервативными идеями бывших колонизаторов и своиственными местному населению традиционалистскими представлениями. На практике такая идеиная эклектика, хоть и сосредоточившаяся вокруг идеалов свободы, равенства, братства, светского государства и образования, стремлении построить прогрессивные демократические государства, но де-факто без должного анализа контекстуальных реалии и упущения интеллектуалами из вида важных для эволюционного развития феноменов (нормы, ценности, ожидания), способствовала неустоичивости политико-правовых институтов, строящихся в Латинскои Америке. Весьма меткое описание таких хаотических деиствии властеи можно увидеть посредством анализа реализуемых на южноамериканском континенте властных практик. Даже не вдаваясь в детальную историческую «сборку» суверенных латиноамериканских государств, самоочевидно, что их роялистская деятельность на месте предыдущих разрушенных институциональных систем имела мало общего с теми представлениями о свободе, которые получили свое распространение в США.
Идеи латиноамериканских интеллектуалов, знакомых с трудами просветителеи Европы и США, явились синтезом монархических, аристократических и демократических концепции
государственного устроиства. В частности, С. Боливар считал, что политико-правовые институты смешаннои формы одновременно должны способствовать удовлетворению интересов идеи и обеспечения «монархическою» стабильности и вместе с этим соединять в себе возможности проявления силы и формирования соответствующего образа «каудильо» (вследствие чего латиноамериканские президенты наделялись огромным объемом властных полномочии). Обобщая передовои революционный опыт под реалии Южнои Америки, мыслители этого региона, солидаризуясь с позициеи США, отмечают необходимость упразднения монархии и соответствующих привилегии. Таким образом, в этои американо-европеискои специфике транслируемых идеи для осознания населением «свободы от колониализма» логичным образом приобретает значимость республикански режим и построение такого варианта по-литико-правовои институциональнои архитектоники, при котором бы гарантировалась и обеспечивалась ответственность правительства перед народом, для чего требовалось учредить общеобязательность юридических законов.
Латиноамериканские государства заимствуют политико-правовые институты из федерализма США, разумеется, не без привнесения собственного видения относительно практик их функционирования. Однако быстрая смена событии не позволила латиноамериканским государствам построить желаемые властные институты, которые бы однозначно поспособствовали их эволюционному развитию [2]. В этих реалиях наиболее лучшеи организациеи поли-тико-правовои сферы становилась та, которая просто давала бы некоторые ответы в данных конкретных условиях. Деиствительно, стремительно меняющие друг друга условия не дают возможности не просто соединить и адаптировать идеи институтов, но и, по большому счету, полностью понять их содержание под национальные реалии. Одним из примеров может стать Венесуэла, где принятая Конституция, хоть и устанавливала республикански строи и провозглашала основные права и свободы человека, но на деле оказалась декларативнои, поскольку не преследовала демократических преобразовании.
В умножение неопределенности и неустоичивости политико-правового институционального развития суверенных латиноамериканских государств середины-второи половины XIX в., и без того связанного с постоянными колебаниями и изменениями социальных реалии и балансов властных сил, способствует имплементация социалистических идеи. К слову, сегодня широко распространено мнение относительно того, что идеи социальнои справедливости и кол-лективнои солидарности имманентно обнаруживаются гораздо раньше рассматриваемого периода времени, уходя своими корнями в общинные традиции первых индеиских цивилизации. Таким образом, данные интеллектуальные конструкты, пришедшие теперь из Европы, можно полагать «априори конгруэнтными» массовому сознанию латиноамериканских стран.
Центром разработки первых социалистических теории в очереднои раз становится Франция, где уже изначально наблюдается широкая палитра разнообразия их окраски, учитывающая как диктаторские и анархистские траектории движения государства, так и религиозно-мистические вкупе с ультрареволюционными идеями институционального строительства. В самом общем виде генезис социалистических идеи и их последующее оформление в идеологию можно рассмотреть в качестве ответа интеллектуалов на вызовы, порожденные глобальными переменами в социально-экономическои сфере, которые привели к появлению новых антагонистических отношении и тяжелому положению рабочего класса.
Применительно к теме статьи основоположники социализма (Сен-Симон, Фурье и Оуэн) отмечали необходимость возведения новых институтов развития вместо основательно
разрушенного французскои революциеи общественного порядка, функционирование которого вдобавок усугублялось декларативным характером либерализма. По признанию этих теоретиков, идеям европеиского Просвещения не удалось ознаменовать переход к научнои организации государственного управления. В частности, его основоположник Фурье фиксирует «преобладание ложных начал, которые, прибегая к использованию маски человеколюбия, отрицают любые гарантии бедных», что закономерно может быть перенесено и на институт естественных прав человека [15]. Констатировав кризисный характер сознания интеллектуалов и разорвав связи между гарантиями справедливости и буржуазным типом государства, первые социалисты считают, что эволюционное развитие социума возможно только за счет создания «новои науки об обществе», непосредственно исследующеи его исторические особенности.
В соответствии с разрабатываемыми Сен-Симоном положениями новои социальнои науки, общества в реалиях индивидуально определенного характера социальнои динамики являются едиными в том, что в своем развитии они проходят через сопутствующие этим стадиям формы собственности, задающие императивы экономическои и духовнои жизни [12].
Предложив научное обоснование социалистических и утопических идеи, немецкие мыслители К. Маркс и Ф. Энгельс, по сути, кристаллизовали базисные и общеизвестные принципы идеологии социализма в ее классическом варианте: власть трудящихся, уничтожение эксплуатации человека человеком, реализация принципа «от каждого - по способности, каждому -по труду», гарантия прав трудящихся, обеспечение условия воцарения подлиннои демократии и т.д. При этом социализм также апеллировал к идеологеме счастья, обязательно достигаемого в этом желаемом будущем государственном устроистве ввиду прекращения непрерыв-нои борьбы с окружающими, природа которои лежит в неравных возможностях людеи, когда государство защищает богатых и силои воздеиствует на бедных.
Итак, дискуссии, сконцентрированные вокруг огромного перечня насущных социальных проблем, и поиски путеи их решения, в ходе которых обосновывалась необходимость пере-устроиства государства в соответствии с принципами равенства, привели к весьма неожиданным последствиям. Если раньше рабочии класс был безразличен и невосприимчив к участию во властных практиках, то отныне они стали считать политику реальным инструментом для реализации своих интересов и достижения собственных целеи, вследствие чего они нацелились на участие в процессах обсуждения и принятия государственных решении на постояннои основе [12,15]. Пролетариат осознает собственные возможности, реализация которых благодаря широкому вовлечению и участию в процессах модернизации способна привести к установлению новых институтов справедливои организации и реализации власти.
За создание в странах Латинскои Америки «социальнои цивилизации», приверженнои идеалам справедливости и свободнои от проявлении эксплуататорски жестокости, выступали видные латиноамериканские интеллектуалы и политические деятели. Будучи следствием длительного турбулентного существования, южноамериканские варианты первоначально выбраннои североамериканскои институциональнои модели способствуют появлению сильнои президентскои власти при слабом уровне парламентаризма и в итоге приводят к последующему появлению в этом (макро)регионе суперпрезидентских республик.
Таким образом, социальные идеи распространяются ровно настолько, насколько они могут быть воплощены и повлиять на государство и его институты. Примерами здесь могут
послужить рецепции идеи и возведение республиканских институтов странах Латинскои Америки. В то же время перенимая любои передовои опыт, следует помнить, что идеи дают институтам сугубо индивидуальные траектории реализации, прежде всего, за счет разных социальных условии и отсутствия между ними жесткого единства. Так, идеология либерализма продемонстрировала на деле, что она не представляет единого интеллектуального конструкта, именно поэтому даже в двух соседствующих и духовно близких друг другу государствах никогда нельзя встретить хотя бы две одинаковые политико-правовые институциональные формы, фундированные одними и теми же идеями.
В каждом обществе, даже несмотря на их формально закрепленную однотипность организации власти, идеи по-своему детерминируют становление и трансформации политико-правовых институтов, в чем можно убедиться при анализе выполняемых ими функции. Национальная институциональная среда подвергается трансформациям в определенный период, что делает невозможными любые инварианты и попытки универсализации учреждения единственнои формы правления, правда, с характерными для нее эмпирическими паттернами, являющимися единственным способом интерпретации политико-правового институционального воплощения идеи [4].
Анализ зарубежного опыта институциональных преобразовании позволил выявить основные принципы, используемые для реализации реформ в политико-правовои сфере. В настоящеи статье показано, что даже исходно здравые социальные идеиные продукты, в тои или инои мере осваиваемые интеллектуалами и властями, будут вести себя совершенно по-разному в реальном опыте западных обществ. Следовательно, нет и не может быть идеального рецепта какои-либо политико-правовои структуры, потому что недостаточно только лишь создать его, но необходимо осуществлять соответствующие преобразования, разумеется, адаптируя в систему связеи с другими установлениями. Единственная однозначная закономерность рассмотренных революции - это движение от феодализма к капитализму и построение новых институтов.
Адекватное прогнозирование развития современных государств стимулирует рассмотрение процессов идеинои детерминации становления, функционирования и трансформации ев-ропеиских политико-правовых институтов в других (макро)регионах на интересующих иссле-дователеи исторических этапах. Проведение исторических параллелеи между политико-правовыми институтами государств, только образовавшихся в XVШ-XIX вв., и современнои Рос-сиеи свидетельствует о неодинаковои роли интеллектуального пространства и реализации идеи. Сегодня отсутствие в России реальных практиков и экспертов, которые бы (по)могли настроить функционирование властных структур и, по большому счету, осуществить выход на эволюционную магистраль развития, во многом объясняет отставание от североамериканского общества, где можно наблюдать эффективно работающие институты и диалог интеллектуалов и истеблишмента. Кроме этого, игнорирование собственных социокультурных реалии и интеллектуальных основании эволюции не позволяет в полнои мере воспринять и адаптировать передовое идеиное наследие интеллектуалов запада под актуальный контекст россииского общества. Последнее усиливает наложение советского и имперского опыта, что роднит Россию с латиноамериканскими странами в аспекте обращения к неэффективнои идеинои эклектике и неустоичивости рассматриваемых политико-правовых институтов и, как следствие, в отставании от целого ряда передовых стран, которые при помощи интеллектуалов смогли проити через турбулентное обновление порядка.
Североамериканскии опыт свидетельствует о том, что политико-правовое строительство, осуществляемое посредством достаточно передовых идеи, в любом случае требует учета национальнои специфики их первоначального содержания. Тогда как в России при попытках возведения демократических институтов видна прямо противоположная картина, обусловливающая общую дисфункциональность не только политико-правовои среды, но и ее распространение на все государство в целом. Конечно, выбор пути решения россиискои институцио-нальнои проблемы имеет взаимосвязи с состоянием других сфер, однако интеллектуалы, продуцирующие креативные и инновационные социальные идеи и образующие между собои национальное пространство в сетевои форме организации взаимодеиствии, выступают главными инженерами политико-правовых преобразовании.
Несомненно, в россиискои политико-правовои деиствительности реализуются некоторые механизмы, импортированные из передового зарубежного опыта, но их реализация на практике (вполне вероятно, что из-за разницы первоначальных настроек их запуска и, конечно же, целеи, которые преследуют отечественные властные акторы) вовсе не приводит к желаемым результатам, которые бы отражали эволюционный вариант развития России. Переформулирование властными акторами принципов целеполагания и выполняемых институтами функции, как и последующее проведение сравнительного анализа мирового опыта, расширит набор идеино-концептуальных основ осуществления политико-правовых преобразовании для их воплощения в отечественнои практике, что в определеннои мере позволит минимизировать непредсказуемость общественного развития.
В целом сравнивая зарубежный и отечественный опыт, в последнем очевиден недостаток демократических идеи в практике функционирования институтов, в особенности касательно открытости, подотчетности и излишнеи бюрократизации абсолютного большинства процедур. Ввиду этого следует учесть, что лидерство мировых держав, в частности США, уже давно не связано с их ресурсным потенциалом, но именно с ориентациеи на стимулирование генезиса новых знании, составляющих содержание идеи и представляющих собои реальные технологии социальнои инноватики. Полагаем, что с учетом адаптации передового политико-правового опыта под собственный контекст России деиствительно удастся минимизировать издержки от проводимых институциональных преобразовании и максимально использовать возможности социальных идеи с учетом современных мегатрендов.
Вопрос об импорте американского политико-правового опыта в отечественную практику главным образом лежит в институциональнои плоскости. Переходя к предметному определению направлении адаптации опыта США, составляющих ядро современнои прикладнои социальнои философии, необходимо уточнить, какие именно из предлагаемых ими универсалии следует переносить на россиискую почву. Важно понимать, что фактически возможно импортировать только лишь формальные структуры. Несмотря на то, что еще не наиден инвариант оптимального институционального устроиства, который бы в одинаковои степени и одновременно благоприятствовал эволюционному развитию и процветанию всех классов, США удалось сформировать либерально-рыночную демократию, функционирование которои до сих пор является образцом и ориентиром для многих стран, включая Россиискую Федерацию. К созданным американскими интеллектуалами универсалиям относятся реально гарантированные и конституционно обеспечиваемые верховенством права интересы и демократические свободы личности (особо актуально для цивилизованного разрешения конфликтов в России ввиду огромного количества проживающих на территории страны этносов), а также
сбалансированная система сдержек и противовесов, позволяющая разгрузить власть и нивелировать дублирование функции и прочие издержки.
Но в первую очередь необходимо разобраться, что именно подразумевается под «универсалиями», переносимыми на отечественную из США. Это связано с тем, что сегодня постоянное употребление категории «демократия», представляющеи собои бесспорное достижение мировои социальнои мысли в целом и американскои политико-правовои практики в частности, привело к размытию ее содержания. Вдобавок ко всему, именно преодоление терминологических трудностеи является сложным, чем это может показаться на первыи взгляд, поскольку позволяет привнести ясность при понимании необходимого целеполагания, механизмов и процедур, сопровождающих функционирование институтов - в целом минимизировать неопределенность последствии.
Разумеется, положительный эффект от имплантации представленных универсалии в рос-сииские реалии будет гарантирован не только при определении их смысла, но и если эти формальные институты будут уживаться с неформальными. Сегодня в политико-правовои практике большая роль отводится феноменам так называемых «внеконституционных институтов», которые могут быть формально не предусмотрены, но при этом играют весьма существенное, если не решающее значение при организации и осуществлении властных практик. Конечно, нельзя перенести и тем более создать в России доподлинный американскии контекст, к тому же фундированный особои миссиеи каждого индивида и страны в целом. Однако императивом выступает идея создания и поддержания реального (а не фасадного) и эффективно функционирующего гражданского общества, а не декларативнои включенности различных представителеи и номинальных ассоциации.
Не претендуя на раскрытие всего арсенала возможных методов и технологии переноса американского опыта политико-правового строительства, выделим следующие узловые моменты. Прежде всего, практика институционального строительства США ценна не только с позиции широкого спектра эффективных институтов, но и с точки зрения комплексного подхода, сочетающего и учитывающего нормативно-правовые, организационно-управленческие, структурно-функциональные и информационные критерии. Важно учитывать, что демократические институты должны органично имплементироваться за счет одобрения россиян, а значит, применить такие механизмы внедрения, чтобы не привели к дисфункциональности текущих структур.
При создании институтов заслуживает внимания ориентация США на использование и сочетание научного, экспертного и передового практического опыта. Россиискии вариант такого решения также выглядит возможным главным образом благодаря организации рабочих групп из представителеи власти, научного сообщества и общественности, которые бы посредством мозгового штурма выявили институциональные разрывы и предложили соответствующие политико-правовые преобразования. Поэтому для россииских реалии необходим кри-тическии отбор среди эффективных механизмов институционального воздеиствия на общественную жизнь, которые бы после некоторого «опытного» периода времени функционирования на россиискои почве были бы адаптированы для последующего применения в отече-ственнои среде.
Как правило, демократические законы направлены на обеспечение блага большинства населения страны. Для реализации представленных выше разграничении необходимо четко обозначить компетенции, относящиеся к «вертикальным» и «горизонтальным» отношениям
между институтами и обществом, оставив на федеральном уровне лишь те, что не могут быть переданы субъектам России в собственное независимое от центра ведение. В этом также отчетливо просматриваются возможности будущего подъема целого ряда россииских регионов, что, к примеру, позволит гражданам иметь выборного, а не назначаемого президентом губернатора.
Да, демократия предполагает открытость и подконтрольность обществу, особенно в нынешнее высокотехнологичное время, открывающее доступ к большим массивам данных для всех заинтересованных лиц и приводящее к созданию неподконтрольных государству СМИ. После распада СССР в 1990-е гг. население столкнулось с огромным перечнем невыполненных властями обещании, что увело россиискую демократию от идеальнои в сторону ре-альнои декларативнои. Закулисные игры власти и возросшие аппетиты олигархии практически полностью размыли среднии класс, усугубляя политическую апатию населения и умножая коррупцию, свидетельствующую о некомпетентности ряда властных деятелеи, нарушающих один из главных принципов демократии: руководство своими интересами в ущерб процветания государства. При демократическом режиме особо важно, чтобы победившая на выборах группа политиков использовала власть для выработки правил, которые бы находили поддержку среди большинства, а не использовала «право победителя» для прямых изменении правовых актов, увеличивающих их время владения привилегиями, создавая определенные противоречия. Элита вообще представляется наиболее опаснои группои для демократических институтов: они не просто подменяют содержание политико-правовых структур (дискриминационный подход при попадании под юридическую ответственность), но и вовсе подрывают основы государственного управления.
Сегодня Россия стоит на институциональнои развилке, колеблясь в выборе между откатом к автократии или построением демократии, в реалиях которои мнение различных акторов навязывается без государственного принуждения. Опыт США свидетельствует также, что характерным признаком рассматриваемого варианта учреждения будущеи институциональнои среды является возможность думать и выражать свои мысли иначе, нежели думает наличный политическии истеблишмент. Таким образом, оппозиция - это нормальная параллельная структура, фундирующая множественные сценарии развития плюралистического общества, соперник в борьбе за власть, но не враг. В целом наличие функционирующих параллельных структур напрямую свидетельствует о состоянии гражданского общества как неотъемлемого «соревновательного» элемента демократических систем. Если любая из альтернативных сил не может победить на каких-либо выборах, то это что угодно, но не демократия.
Проблема отечественнои институциональнои динамики предусматривает ревизию принципов «на американскии манер». Так, чтобы не выродиться уже установленным демократическим структурам, важна открытость власти для граждан, которая позволяет включить необходимые силы в процессы государственного управления, тогда как недостаточное информирование приводит к уже упомянутому отчуждению от политико-правовых институтов и безразличию к принимаемым на федеральном уровне решениям. Наоборот, диалог с общественностью при принятии законопроектов и открытость для критики, касающеися, к примеру, «недостаточнои демократичности и невписанности тех или иных институтов», способны взрастить активность населения и сформировать активное гражданское общество как ви-тальнои части будущеи россиискои демократии.
Деиствительно, сегодня демократизация - взаимный процесс, который попросту не может идти только лишь сверху. В плане институциональнои эффективности ключевои здесь становится проблема социальнои направленности формальных демократических институтов. США удалось установить такие демократические властные структуры, которые проводили социальную политику в интересах широких слоев населения, в связи с чем институты не только приобретали легитимность, но и устоичивость, успешно реализуя свои эволюционный потенциал.
Самоочевидно, что идеи будущеи институциональнои архитектоники создаются при помощи социальнои сферы, капитал которои заложен в творческих возможностях людеи, их генерирующих. Они, как никто другои, понимают механизм адаптации политико-правовых инновации. В процессе хабитуализации демократических структур ведущая роль принадлежит межличностным взаимодеиствиям и тому, как люди поняли ту или иную институциональную инновацию в соответствии с привычными для них нормами поведения в рамках текущих правил игры. Развитие интеллектуального пространства и его креативного потенциала предопределяет значимость государственных инвестиции в социальный капитал и образуемые интеллектуалами сетевые структуры - «лаборатории социальных идеи». Такои подход на протяжении долгих лет является коррелятом экономического роста не только американского общества, но и ряда других стран валлерстаиновского «ядра». Рост благосостояния и образования населения ведет к более осознанному пониманию своих прав. Лучшему видению проблемы способствует привлечение таких акторов, которые имеют опыт сотрудничества с зарубежными странами и, прежде всего, напрямую с Соединенными Штатами, что позволит эф-фективнеи перенять их опыт построения федерализма. При подобнои организации государственного устроиства удается осуществить желаемую мирную децентрализацию власти и на деле разгрузить политико-правовые структуры, рассредоточив полномочия на несколько уровнеи, создать деиствительно полицентричное и полиархическое общество. Следовательно, многостороннии характер деятельности политико-правовых институтов должен учитывать адекватность предлагаемых ответов на демографические, экологические и экономические вызовы в интересах представителеи различных групп населения.
Тем не менее России необходимо скорректировать функционирующие сегодня и не являющимися на практике демократическими институтами с учетом влияния государства на жизнь элит, выйти на эволюционную магистраль развития, разумеется, следует трансформировать в сторону демократических универсалии. Целесообразнеи создать институты переходного общества, поскольку молниеносный демократически транзит, как уже показала россии-ская практика, снижает эффективность формальных структур и главным образом регулятивный потенциал правовых норм, что свидетельствует о предпочтении неправовых мер при решении конфликтов. Вне всякого сомнения, это приводит к дисфункциональности институтов и уже вскрытои апатии населения. России необходимо подготовить институциональную среду, являющуюся переходнои для демократии, поскольку эффективность универсалии напрямую зависит от тех условии, в которые они будут изначально погружены. Такои контекст может быть самым разнообразным, но он должен обладать единои логикои своего развития, чтобы не допустить скореишего вырождения демократических институтов в квазидемократические структуры. Поэтому сеичас, при изменении наличных политико-правовых институтов, логичнее всего обратиться к методам социальнои инженерии и создать прочную основу для продуманного импорта демократических структур.
Литература
1. Белявский Ю. А. Идеологические разломы в массовом политическом сознании российского общества // Социология власти. 2010. №2. С. 102-108.
2. Василенко Ю. В. Андрес Боррего - консервативный идеолог политического центра // Социум и власть. 2013. №4(42). С. 69-74.
3. Гаджиев Х. А. Роль политических институтов в обеспечении политической стабильности // Теории и проблемы политических исследований. 2016. №3. С. 123-135.
4. Егоров В. Г., Маммадов М. М. Демократия: от социальной идеи к общественной практике // ПОИСК: Политика. Обществоведение. Искусство. Социология. Культура. 2016. №1(54). С. 8-21.
5. Ильин В. В. Философия и власть. Часть I. Архитектура власти // Российский гуманитарный журнал. 2020. Т. 9. №4. С. 211-223.
6. Ильин В. В. Философское сегодня. Часть II. Lux Benigna // Российский гуманитарный журнал. 2020. Т. 9. №3. С. 151-164.
7. Кардаильская Д. А. Теория и практика народовластия в Соединенных Штатах Америки в конце XVIII -середине XIX века // Причерноморье. История, политика, культура. 2011. №7. С. 61-67.
8. Крымов А. В. Европейский либерализм и парламентаризм XIX века глазами русского консерватора // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2012. №4-2(18). С. 108-111.
9. Ларин Е. А. Либерализм и консерватизм в латиноамериканской истории // Латиноамериканский исторический альманах. 2015. №15. С. 222-224.
10. Мирошников О. А. Пространственно-временные рамки революции // Пространство и Время. 2017. №2-4(28-30). С. 21-47.
11. Попков В. В. Идейная эволюция американского либерализма. URL: http://www.pravoznavec.com.ua/pe-riod/chapter/14/124/4965.
12. Сен-Симон А. Избранные сочинения. М.: Изд-во Академии наук СССР, 1948. Т. 1. 468 с.
13. Смирнов О. А. Эволюция института прав и преференций коренных народов США // Вопросы российского и международного права. 2018. Т. 8. №2B. С. 302-307.
14. Ткачева Т. В. Внешнеполитические установки США: новые (старые) подходы // Вестникугроведения. 2012. №4(11). С. 135-140.
15. Fourier Ch. La Fausse Industrie, Morcelée, Répugnante, Mensongère, Et L'antidote, L'industrie Naturelle, Combinée, Attrayante, Véridique, Donnant Quadruple Produit. Moscow: PonD, 2011. 390 p.
Поступила в редакцию 10.11.2020 г.
DOI: 10.15643/libartrus-2020.6.1
Ideological determination of political and legal transformations in the countries of the New World of the 19th century
© N. N. Ravochkin
Kuzbass State Technical University named after T. F. Gorbachev 28 Vesennyaya Street, 650000 Kemerovo, Kemerovo region, Russia.
Kuzbass State Agricultural Academy 5 Markovtsev Street, 650056 Kemerovo, Kemerovo region, Russia.
Em a il: n ickravoch kin@mail.ru
In the modern world, the evolutionary version of social development and its individual spheres is inextricably linked with the pragmatics of the functioning of political and legal institutions, which largely determine the specifics of the "rules of the game" adopted in a particular state. This article is devoted to the analysis of the ideological determination of the political and legal development of the states of the New World, which, in a sense, relatively recently gained independence, became independent participants in public relations. However, despite some commonality of conditions, the implementation of advanced social ideas in the institutions under consideration has led to certain contrasts, concerning, first of all, their actual development. In this article, the author not only considers political and legal institutions as forms of the ideal embodiment of intellectual constructs, but also draws parallels with the problem that is urgent for the Russian state - revealing the reasons for the country's stagnation.
Keywords: political and legal institutions, idea, intellectuals, ideological determination of institutional transformations, transformation.
Published in Russian. Do not hesitate to contact us at edit@libartrus.com if you need translation of the article.
Please, cite the article: Ravochkin N. N. Ideological determination of political and legal transformations in the countries of the New World of the 19th century // Liberal Arts in Russia. 2020. Vol. 9. No. 6. Pp. 377-390.
References
1. Belyavskii Yu. A. Sotsiologiya vlasti. 2010. No. 2. Pp. 102-108.
2. Vasilenko Yu. V. Sotsium i vlast'. 2013. No. 4(42). Pp. 69-74.
3. Gadzhiev Kh. A. Teorii iproblemy politicheskikh issledovanii. 2016. No. 3. Pp. 123-135.
4. Egorov V. G., Mammadov M. M. POISK: Politika. Obshchestvovedenie. Iskusstvo. Sotsiologiya. Kul'tura. 2016. No. 1(54). Pp. 8-21.
5. Il'in V. V. Liberal Arts in Russia. 2020. Vol. 9. No. 4. Pp. 211-223.
6. Il'in V. V. Liberal Arts in Russia. 2020. Vol. 9. No. 3. Pp. 151-164.
7. Kardail'skaya D. A. Prichernomor'e. Istoriya, politika, kul'tura. 2011. No. 7. Pp. 61-67.
8. Krymov A. V. Istoricheskie, filosofskie, politicheskie i yuridicheskie nauki, kul'turologiya i iskusstvovedenie. Voprosy teorii ipraktiki. 2012. No. 4-2(18). Pp. 108-111.
9. Larin E. A. Latinoamerikanskii istoricheskii al'manakh. 2015. No. 15. Pp. 222-224.
10. Miroshnikov O. A. Prostranstvo i Vremya. 2017. No. 2-4(28-30). Pp. 21-47.
11. Popkov V. V. Ideinaya evolyutsiya amerikanskogo liberalizma. URL: http://www.pravoznavec.com.Ua/period/c hapter/14/124/4965.
12. Saint-Simon H. Izbrannye sochineniya [Selected works]. Moscow: Izd-vo Akademii nauk SSSR, 1948. Vol. 1.
13. Smirnov O. A. Voprosy rossiiskogo i mezhdunarodnogo prava. 2018. Vol. 8. No. 2B. Pp. 302-307.
14. Tkacheva T. V. Vestnik ugrovedeniya. 2012. No. 4(11). Pp. 135-140.
15. Fourier Ch. La Fausse Industrie, Morcelée, Répugnante, Mensongère, Et L'antidote, L'industrie Naturelle, Combinée, Attrayante, Véridique, Donnant Quadruple Produit. Moscow: PonD, 2011.
Received 10.11.2020.
