CC BY
10
УДК 329.1/.6:329.12 ББК 60.0
И.И. Гуляк
Ставропольский государственный аграрный университет
ИДЕЯ НАРОДНОСТИ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ
В СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ А.Д.ГРАДОВСКОГО
Поскольку Градовский часто выступал по злободневным вопросам внутренней и внешней политики Российской империи, имеется возможность исследовать эти высказывания с той целью, чтобы определить можно ли в них обнаружить последовательно выраженные, преимущественно идеальные и этически высокие оценки принципа национального государства, которые он сформулировал в своих всегда исторически подкрепленных, систематических изложениях. Изменение его гармонических основных тезисов под влиянием конкретной политической действительности можно установить, рассматривая его позицию по двум характерным явлениям русской политики - русификация Прибалтики и польский вопрос.
Ключевые слова: идея, народность, политика, государство, славянофилы, закон, империя, Россия, Прибалтика, Польша, Франция, Англия Турция, правительство, право, война, мир, нация.
I.I. Gulyak
Stavropol state agrarian university
THE IDEA OF NATIONALITY AND POLITICAL REALITY IN THE SOCIO-POLITICAL PHILOSOPHY OF A.D. GRADOVSKY
The article is devoted to the socio-political philosophy of A.D.Gradovsky. A.D.Gradovsky often spoke on topical issues of domestic and foreign policy of the Russian Empire. The aim of the article is to examine these statements in order to determine whether they expressed mostly ideal and ethically high values of the principle of the national state which he formulated in his always historically based systematic statements. It is possible to trace the change in his harmonic main theses under the influence of concrete political reality and his attitude to two essential phenomena of Russian politics -the Russification of the Baltic States and the Polish issue.
Key words: idea, nationalities, politics, states, Slavophiles, law, empire, Russia, Baltic States, Poland, France, England, Turkey, government, law, war, peace, nation.
1. Русификация Прибалтики
В прибалтийском вопросе Градовский следует славянофильскому направлению, которое имело силу и в его время. С его убеждениями по национальному вопросу и относительно роли славянофилов в осознании этого вопроса в России особенно связаны его некрологи, посвященные памяти Ю.Ф.Самарина [1], особенно известного как политика крестьянской реформы. Градовский считает важным, что Самарин как первый славянофил применил свои убеждения о значении народности к политическим вопросам как в теории, так и на практике. В то время братья Киреевские, Хомяков и оба Аксаковых занимались исключительно теоретическими вопросами религии, науки, искусства, философии.
Самарин, который вел свою устную, откровенную и страстную политику с такими его оппонентами, как Грановский и Чаадаев, или позднее, во время Градовского, с Кавелиным, в 1847 году из-за некоторых своих писем, высказывающихся в пользу литовцев, эстонцев, а также русских, был втянут в Прибалтике в дискуссию, так как
привилегированные там немцы сразу узнали в нем своего противника. Градовский без обсуждения становится на сторону Самарина, высказывая мнение, что Прибалтика принадлежит к России и должна с ней образовать "органическое целое"; она ведь связана с Россией не только посредством одного и того же самодержца.
После благотворной для крестьян деятельности в Киевском генерал-губернаторстве и новых трудностей внутри бюрократии Самарин был включен в редакционную комиссию по отмене крепостного права. Работая в этой комиссии, он рассматривал крестьян в качестве хранителей национальных традиций, а в общине видел зародыш общественного идеала. Возобновленная публицистическая деятельность вторично привела его к выявлению в Прибалтике сил, как помогающих реализации русских интересов, так и препятствующих этим интересам. Его книга под названием "Окраины России" вызвала появление сочинения профессора Карла Ширрена, которое вышло в 1869 году под названием "Лифляндский ответ".
Градовский отмечает, наряду с публицистическими произведениями Самарина, также его неутомимую работу в земстве и московской городской Думе, особенно в области учреждения народных школ. Он считает образцовым конкретное мышление и действие этого истинно "русского гражданина". Самарин отвергал партийное размежевание из-за принципов не только потому, что оно было бы лишь отражением иностранных явлений, но, прежде всего, потому, что такие принципиальные позиции неизбежно были бы абстрактными. Как "адвокат жизни" Самарин всеми силами пытался показать необходимость доверия между государственной властью и обществом. Как и Градовский, он полагал также, что реформы Александра II освободят все позитивные силы общества, поднимут народный дух [2], придадут русской политике национальный характер и разрешат в пользу России вопросы пограничных областей. Не будучи реформатором, Самарин с 1861 года защищал начавшееся дело реформ от "пугачевщины реакционеров", при помощи которой эти реакционеры хотели держать правительство под давлением. Градовский разделяет его усилия выяснить отношения между верой и политическим строем, между церковью и государством в Российской империи, что делает Самарин в предисловии в связи с опубликованием теологических трудов Хомякова. Вся жизнь Самарина для Градовского стала реализацией знаменитой формулы К.Аксакова: "народу сила мнения, правительству сила власти". Самарин, как и Градовский, признавал оправданной, более того, необходимой разумную критику как принцип истинного политического прогресса, хотя противники упрекали его и все славянофильское направление в "китайском самодовольстве" [3]. Градовский намеревался вскоре подготовить подробную биографию об этом деятеле, давшем непреходящий образец огромного значения, причем желал бы сделать это не только ради Самарина, но и ради русского общества.
Самарин не чувствовал никакой враждебности по отношению к Германии, которой его поколение было так много обязано своим духовным развитием, он характеризовал Германию как "пример родины" для себя и для каждого образованного русского [4], но все же он принадлежал к инициаторам того националистического направления, которое хотело превратить Российскую империю из государства многих народов в "русскую" страну [5]. Сегодня кажется удивительным, как здравомыслящий профессор-юрист Градовский категорически примыкает к требованию усиления русского элемента в Прибалтике [6]. Перед этим политическим требованием его времени, по-видимому, блекнет его фундаментальное историческое образование, т.к. оно должно было бы дать возможность ему осознать, что именно прибалтийские провинции
исторически (относительно недавнего времени) были связаны с Россией только посредством личности царя. Вместе с Самариным он хочет привести к исчезновению исторически столетиями сформировавшихся особенностей прибалтийских немцев, сперва поддержав эстонцев и литовцев против немцев, но одновременно усилив и самих русских.
Он полагается здесь также на силу законов и институтов, так как в качестве лучшего пути русификации считает распространение российских законов на все области империи. Прекращение действия особых законов, самобытных институтов, устранение упрочившегося самобытного правового порядка должны объединить деятельность и государственно-политическое сознание всех, подчинение их одному и тому же закону. В этом состоит роль правового порядка в деле правового воспитания. Разумеется, также в Прибалтике требовалось реформирование бесчисленных отдельных правил и большого количества целых институтов, которые, отчасти, были унаследованы еще из времен средневековья. Все же как у Самарина, так и у Градовского речь идет не об этом. Если российские законы должны быть повсеместно распространены на Прибалтику, то в этом случае не учитывается то, что некоторые русские законы были еще менее подходящими для того времени, чем соответствующие прибалтийские, а также на требование национального своеобразия немецкого прибалтийского населения. Гораздо последовательнее было бы с точки зрения постулированного Градовским право каждой нации, если бы он хотел ограничить как раз несомненно имеющиеся привилегии немецкого меньшинства, тем самым выступая за собственную государственность эстонцев и латышей. С другой стороны, именно Прибалтика поучительно показывает границы национально-государственного мышления. Ибо без революционного изменения общего правового и политического порядка, без ущемления некоторых живущих совместно и взаимодействующих человеческих групп (эстонцев, соответственно, латышей, немцев и между прочим русских, которые больше не испытывают пренебрежения, если учесть их численность и влияние), а также без ущемления евреев, поляков, литовцев, финнов, шведов и других меньшинств, невозможно было и не является возможным вообще решение национально-государственного вопроса. Как бы ни интерпретировали проблему национальности столь различного характера, как вышеназванные, со столь же прочно выраженными различными традициями, с богатыми, развитыми языками и различными региональными характеристиками, нельзя интегрировать в единую нацию, какому бы ретушированию ни подверглось развитое Градовским учение о "народности".
Когда в последние годы царской империи политика русификации, которую инициировал и публично пропагандировал Ю.Ф.Самарин, тем самым даже приходя в свое время в противоречие с официальной политикой; политика, правильность которой подтверждал вслед за Самариным также и Градовский, стала влиять во все большем масштабе на жизнь Прибалтики; тогда, как известно, сами прибалтийские народы, эстонцы и, особенно, латыши, стали посредством растущей революционной борьбы противостоять этой политике активнее и действеннее, чем прибалтийские немцы, которые преимущественно действовали официальным и правовым путем. Естественно, латышское движение после 1870 года направило свою мощь против немецкого высшего общественного слоя, но это движение, по меньшей мере, столь же сильно было направлено и против русификации [7]. Градовский не упоминает о более раннем освобождении крестьян в прибалтийских провинциях. В соответствии с законами, подготовленными с 1802 по 1804 год, уже в 1816 году в Эстонии было отменено крепостное право. Курляндия последовала за этим в 1817 году, Лифляндия в 1819 г..
Правда, освобождение осуществлялось без наделения землей, причем проживающее в данной местности население попало отчасти в экономически более плохое положение, чем великорусское крестьянство в первое десятилетие после 1861 года. Градовский отмечает этот негативный момент [8]. Однако он не подчеркивает положительное влияние, которое мог оказать опыт с 1816 года на концепцию освобождения крестьян 1861 года и на позицию самого Ю.Ф.Самарина.
Еще в 1869 году Градовский в своем "Историческом очерке учреждений генерал-губернаторств в России" кратко высказывал свою точку зрения по прибалтийскому вопросу. Он отвергал теорию "местных особенностей" как основу решения вопроса о генерал-губернаторстве. Следовательно, он был также против назначения обладающего полной властью представителя царя в ранге генерал-губернатора в три прибалтийские провинции - Литву, Эстонию и Латвию, которые, по Градовскому, отличаются от центральных областей определенными филологическими и культурными особенностями [9], но которые очень близки этим областям из-за своей близости к столице, из-за транспортных коммуникаций и цивилизованного состояния населения. Среди прибалтийских культуртрейгеров, как он саркастически замечает, уже один раз Екатерина II в Лифляндии 3 июня 1783 года ввела губернский порядок управления (учреждение о губерниях). Градовский сожалеет, что русское правительство не продолжило абсолютистскую политику шведской короны в отношении Прибалтики -иначе Остзейский край мог уже давно превратиться в географическое понятие. Градовский забывает, что Балтийские города и рыцарские поместья в 1710 году именно потому были присоединены Петром I и его фельдмаршалом графом Шереметьевым, что им были гарантированы старые привилегии, которые незадолго перед этим были ограничены шведским абсолютизмом [10]. Представители в известную комиссию Екатерины II 1767 года должны были сначала также избираться прибалтийским дворянством данной местности. Градовский говорит о комиссии, что ее цель состояла в составлении всеобщих законов для всех областей империи. Это придавало собранию высокое эмоциональное значение [11]. Слово "национальное" в данном случае имеет смысл, означающий не очень четко очерченную национальную идею. Его позиция против особого положения прибалтийских областей находит свое выражение в сравнении с политикой Франции, когда он пишет, что она имела основание учредить в Алжире для арабов генерал-губернаторство. Но что сказали бы французы, если бы им предложили учредить губернаторство для немцев в Эльзасе и Лотарингии. В 1869 году Градовский, правда, не мог предвидеть, что уже несколько лет спустя Эльзас-Лотарингия в качестве имперской земли со своим наместником должна будет, именно в рамках новой Германской империи вплоть до 1911 года, рассматриваться как генерал-губернаторство, что приведет к тому, что среди жителей этой провинции существующее с самого начала неприятие империи будет все более углубляться.
2. Польский вопрос
Относительно польского вопроса Градовский занял свою позицию уже в молодые годы. Он высказывался тогда за умеренную позицию. Этой позиции он придерживался и далее [12]. Все же из этого отнюдь не может следовать, что его точка зрения проистекала из происхождения его семьи из польских дворян [13].
В 1876 и 1877 годах, накануне русско-турецкой войны, он обращается снова к проблематике польского национализма. В опубликованном письме в "Московских Ведомостях" 7 декабря 1876 года Градовский высказывает сожаление по поводу выпадов Каткова против Польши, которые называет крайне нетактичными и несвоевременными. Градовский признает, что сам он сознательно воздерживался до сих пор
в своих сочинениях от трактовки польского вопроса. Здесь же, в письме, не предназначенном для опубликования, Градовский довольно эмоционально развивает мысли о том, что польское общество должно готовиться к историческому моменту, в котором после создания христианско-славянских стран в южной Европе, сегодня еще находящихся под господством турок, в качестве следующего будет поставлен вопрос о политическом будущем венгерских и австрийских славян [14]. Знакомясь со статьями в польской прессе, посвященными этой проблеме, Градовский смог лишь сделать вывод, что поляки все еще не поняли славянского вопроса. Поэтому Градовский советует полякам возвыситься до осознания своего места в славянском мире и действовать вместе с ним. В религиозной, социально-экономической и национальной политике, в жестокости иезуитов внутри старого польского государства Градовский видит доказательства того, что поляки по сравнению с другими славянскими племенами более активно стремились присоединиться к Западной Европе. Но, так как позиция Европы по отношению к Польше столь же враждебная и презрительная, как и по отношению к России, истинное отрезвление могло бы состоять лишь в том, чтобы признать фактическое положение вещей и осознать себя частью славянской национальности. Именно национальный вопрос стал препятствием дальнейшему существованию старой Речи Посполитой, потому как для Малороссии, Киева, Вильно и Белоруссии зависимость от польского господствующего класса была не приемлемой. Таким образом, вопрос о польском государстве давно был решен негативно. Однако Польша сохранить свою самобытность может только в союзе с Россией, считает Градовский, так как Россия не может быть ничем иным, как только славянской державой.
Уже несколько месяцев спустя Градовский в этом же духе высказывается в прессе по польскому вопросу. Внешним поводом стало сообщение, что турки хотят выставить против России польский легион в 40 тысяч человек. Градовский видит, что этот план поддерживают "все затхлые и темные элементы Европы" потому, что он направлен против их общего врага - России и славянства [15]. Но он не думает, что возможно поставить на ноги против России такое большое число поляков. Все же он предостерегает от того, чтобы Россия и русские могли из-за таких слухов враждебно отнестись ко всем полякам, не приняв во внимание то, насколько Польша изменилась внутри Российской империи именно в последние 15 лет, наученная ужасными событиями 1863 года и тщетностью ожидания какой-либо помощи от Западной Европы.
Поэтому он находит возмутительным отсутствие у русских газет самообладания, которые договорились до того, чтобы не брать ни одного польского пленного. Такими "гуннскими или турецкими" размышлениями он в любом случае не желает осквернять "святое дело" русских и всех славян. Важным для современного момента, по его мнению, является лишь трезвое осмысление взаимных отношений русских и поляков. Он видит, прежде всего, у современной польской молодежи серьезные усилия к тому, чтобы прийти к компромиссу в отношениях с Россией и сделать выводы из нереалистичности надежд старших поколений на европейскую помощь. Многие поляки осознали, что уже со времен Наполеона I для различных правительств польский вопрос был лишь оружием против России и едва ли серьезно рассматривался когда-либо в пользу Польши. Необходимо иметь в виду и то, что с 1871 года резко изменилась историческая ситуация благодаря объединению Германии, поражению Франции и ослаблению папства. Антирелигиозные выступления в Германии и во Франции лишили поляков надежды на поддержку либеральной Европы. Из-за господствующей воли католицизма уже в старой Речи Посполитой была сомнительной совместная жизнь входящих в нее малороссийских и белорусских православных частей населения. И уже после падения Польши католицизм был непримиримой силой.
В возможных турецких "легионерах" петербургский публицист видит поэтому достойный сожаления пережиток прошедших времен. Современная Польша, согласно Градовскому, находится между двух движений: между развитым национализмом германского мира и начинающей формироваться политической жизнью славянского мира. Он понимает под германским миром, естественно, прежде всего, Германскую империю, которая вопреки немецкому союзу, невзирая на протесты польских депутатов в 1871 году, интегрировала в единую Германскую империю восточные провинции прусского государства, более или менее сильно заселенные поляками. Градовский только указывает, что с тех пор сознательно, с государственного одобрения, только отнюдь не де-юре, началась новая волна германизации и онемечивания [16].
Градовский видит опасность германизации даже для поляков, проживающих в Российской империи, ибо она ставит под угрозу существование не только поляков, но и всей славянской народности [17]. В качестве единственной альтернативы, "возврата домой", является, по его мнению, окончательный отказ от мечты о старом польском государстве [18], и видит эту альтернативу в примирении с Россией, во всеобщей борьбе против турок для освобождения балканских славян.
Несмотря на эти резкие утверждения и славянофильски звучащие предложения, в этой статье он больше делает акцент на том, чтобы внушить русским сдержанность по отношению к полякам в духе дальновидной политики примирения. Тем самым поляки должны, наблюдая поведение русских, прийти к убеждению, что также и польская народность, равным образом, как все славянские народности, именно в России найдет поддержку всех законных устремлений национального развития. Насущную политическую задачу Градовский видит в том, чтобы прийти к временному согласию. Что касается предложений конкретных законотворческих, административных и общественных мероприятий, то это, как он считает, еще преждевременно. Что касается каких-либо указаний на то, имеет ли он в виду федеративный принцип в духе признанного международным правом польского решения 1815 года, или местную автономию культурного или политического типа, или усиленное самоуправление, или, по меньшей мере, ослабление планомерного русифицирования этого десятилетия, -все это он оставляет полностью невыясненным.
Польские эмигранты отреагировали на эту статью и написали ответное письмо А. Д.Градовскому, которое с его согласия было опубликовано в той же газете, вызывая его ответную реакцию [19]. Этот ответ, написанный 5 июня, характеризуется нравственной примирительностью. В признанном обеими сторонами в качестве необходимого примирения Градовский хотел видеть не только юридическое соглашение. Скорее, он искренне желает внутреннего, морального поворота в миросозерцании как русских, так и поляков. Если бы могли исчезнуть мотивы все новых споров и ненависти, то тогда могли бы быть плодотворными любые юридические договоренности. Даже ошибка Велопольского была, по-видимому, по своему стремлению лишь внешним примирением, в сущности, не лучшим, чем ошибка Паскевича, только с более приемлемыми средствами [20]. Градовский берет в качестве основы новых соображений "право народности" [21], как его называют поляки. Основу всех существующих до сих пор споров между русскими и поляками он видит, при этом односторонне, в польском стремлении к самостоятельному государству, более того, к самостоятельному государству в границе 1772 года, что как раз противоречило бы современному национальному вопросу по причине большого количества проживающих там поляков. В то же время представление о границах польского государства, простирающегося от Балтийского до Черного моря, не так уж абсурдно, так как
среди современных государств стремление иметь доступ к морю является жизненно необходимым. Именно эта необходимость является для него новым доказательством, что воссоздание польского государства невозможно, так как никакая из трех великих держав, ни Россия, ни Пруссия - Германия, ни Австро-Венгрия, не может быть принуждена Польшей уступить ей доступ к морю. Естественное, как соответствующее национальному принципу, решение поляков Градовский снова и снова видит в своем выборе быть подданными России, только таким образом может сохраняться принадлежность Польши к славянам.
Если выбор в пользу Германии в период "культуркампфа" и политики бисмарков-ской германизации в прусских восточных провинциях мог быть для Польши малопривлекателен, то именно федеративная тенденция двойной монархии после компромисса 1867 года, которая предоставляла "польскому клубу в Вене большее влияние, чем немцам и богемским чехам вместе взятым, эта тенденция могла уже действовать на политически мыслящих поляков более притягательно в 1877 году, чем русификаторская языковая и культурная политика царского правительства и его бюрократии. Как раз если можно исходить из отмеченного здесь Градовским аспекта самооценки и развития национального своеобразия, в случае когда в соответствии с указанным им основанием собственное политическое национальное государство является невозможным, то тогда поляки с точки зрения развития своеобразия чувствовали бы себя лучше в государственном образовании, где господствует немецкое и венгерское меньшинство, но где есть сильная федералистская тенденция в конституции и общественной политике, чем в крайне централизованном государстве, в котором господствующее русское большинство, по мнению Градовского, угрожает унификацией тем же самым славянским меньшинствам. Или формулируя абстрактнее: не является ли своеобразие группы в условиях весьма чуждого окружения, но при сильных, все время стимулирующих остроту самосознания контрастах более обеспеченным, чем в подавляющей однородной в языковом отношении среде? Какие исторические условия именно тогда благоприятствовали полякам в Гамбургском государстве, исследовать здесь нет необходимости [22], но все же они были в Петербурге, без сомнения, известны.
Но Градовский смещает постановку вопроса на совершенно другой уровень, когда он умалчивает об этой альтернативе, когда русские действия против поляков, напротив, рассматривают как выражение государственной борьбы, так как нельзя показывать всеобщую ненависть простого русского народа против польского народа. Угнетение балканских славян, по его мнению, проистекает из турецкого национального характера и основных принципов ислама, поэтому оно закончится, только когда будет сброшено турецкое господство вообще. Наоборот, все мероприятия русского правительства в Польше являются преходящими, тем более что они совершенно не вяжутся с характером русского народа [23]. Он видит также взаимосвязь между польским восстанием и русским внутренним развитием и сожалеет об обусловленных этим препятствием русских реформах. Определенную непримиримость его польских партнеров по переписке он объясняет направленным против России содержанием "европейской журналистики" и долгим отсутствием эмигрантов, которые в силу обеих этих причин, вполне понятно, имели ложные представления об истинном положении в Российской империи. Только тщательное знакомство с русской жизнью и ее народными традициями позволило бы избежать многих ошибок, например, от переоценки социалистических теорий в России.
Все, кто знакомился с польским письмом, правда, не нашли в нем в основном достойных похвалы, намерений и примирительных мыслей поляков. Поэтому Градовский печатает еще одно примечание к письму польских эмигрантов [24] и отвечает, наконец,
своему самому главному противнику в этом вопросе, историку Н.И.Костомарову [25], который в статье под заголовком "Полякам-миротворцам" полемизировал с названным письмом эмигрантов. Костомаров как украинский националист, вероятно, с самого начала имел более сильную антипатию по отношению к каждому поляку, чем среднестатистический русский. Градовский не заостряет на этом внимания, но, вероятно, для него важнее то, что Костомаров как точный знаток русской и польской истории считался несомненно большим авторитетом в политических вопросах и поэтому имел значительное влияние. Костомаров не доверял полякам на основании многочисленных исторических фактов, которые он привел, чтобы тем самым доказать, что поляки хотели использовать славянское движение исключительно для своих собственных целей, так как они всегда использовали в качестве оружия обман и лицемерие, которые к тому же им подавались лучше из-за доверчивости и наивности русских. На то, что подобные поверхностные суждения против всех представителей другого народа являются недостаточно истинными, так как каждый народ состоит из многих индивидуумов с многочисленными различными мнениями и характерами, Градовский сначала не обращает внимания. В отношении польского восстания 1863 года он даже придерживается с Костомаровым одной и той же оценки. Он также в конкретном случае предоставляет ему право на здоровое, обоснованное недоверие, тем более в письме поляков, как говорится, прорывались некоторые фальшивые тона. Все же он оспаривает правомерность перенесения выводов из истории на современность, выдвигая без всяких рассуждений в качестве правил политического действия. Так как в истории вышеназванные суждения имели силу только в варварские времена, где могли изгонять из страны всех евреев или поляков. Для своего времени Градовский считает такую нецивилизованную возможность несуществующей. С этим остается в силе его требование найти временное согласие. Но здесь может иметь решающее значение определенная "минута", определенный момент в истории народа. И такое значение, по Градовскому, имеют для польской народности события последних десяти лет [26].
Таким образом, он неизменно вступается за сохранение и усиление польской народности, причем он не может прямо получить национально-государственные выводы из реально-политических соображений и выставляет некоторые условия, которые, по нашему мнению и, вероятно, по мнению поляков, носили бы такой характер, что не только бы не усилили польскую народную индивидуальность, но разрушили бы ее. Если даже идеал народа и нации нельзя было в пространстве политической действительности удержать чистым и незамутненным, все же Градовский всегда выходил на новое научное прояснение и ясное изложение национального вопроса. Очевидно, побуждал его к этому политический мотив, вдохнуть силу в идею народности и в дело всеобщего распространения и углубления национального сознания; силу, которой удалось бы интегрировать в Российскую империю его времени различные противоборствующие тенденции. И, хотя он должен бы перед лицом радикального национализма реакционеров в 1882 году пожалеть, что когда-то с такой страстью писал о национальном вопросе, все же для него здоровое национальное сознание всегда оставалось существенным нравственным источником силы каждого индивидуума для требуемого Градовским политического сотрудничества в одной из многих областей современного управления государством.
Список литературы
1. См.: Градовская О.В. Библиографический указатель трудов Градовского. №46 и 49.
2. Градовский А. Д. Памяти Юрия Федоровича Самарина//А. Д.Градовский. Собр. соч. Т.9. - СПб. 1904. Приложение 3. - С.151.
3. Там же. - С.152.
4. Neander I. Grundzuege der russischen Geschichte. Darmstadt. 1959. S.95. - Цит. из "Переписка Ю.Ф.Самарина с бароном де Раденом. 1861-1876". М., 1894. - С. 243.
5. См. Neander I. Grundzuege der russischen Geschichte. Darmstadt. - S. 97.
6. Градовский А.Д. Памяти Юрия Федоровича Самарина //А.Д.Градовский. Собр.соч. Т.9. - С.147.
7. См.: Seraphim E. Baltische Geschichte im Grundriss. Reval. 1908. S.405-410; Uustlu E. The History of Estonian Poeple. London. 1952; Bilmanis A. A Histori of Latvia. Princeton. 1951; Schmidt O. Rechtsgeschichte Liv-, Est- und Curlands. Jurjew (Dorpat). 1895, который лишь намекает на русификацию.
8. Градовский А.Д. Памяти Юрия Федоровича Самарина//А. Д.Градовский. Собр. соч. Т.9. - С.147. - См.: Seraphim E. Baltische Geschichte im Grundriss. S.361-370; Stoekl G. Russische Geschichte von den Anfaengen bis zur Gegenwart. Stuttgart. 1962. - S. 496.
9. Градовский А.Д. Высшая администрация России XVIII ст. и генерал-прокуроры // А. Д.Градовский. Собр.соч. Т.1. - СПб. 1899. - С. 329.
10. См.: Seraphim E. Baltische Geschichte im Grundriss. S.291-293; Stoekl G. Russische Geschichte von den Anfa-engen bis zur Gegenwart. S.356.
11. Градовский А.Д. Высшая администрация России XVIII ст. и генерал-прокуроры // А.Д.Градовский. Собр.соч. Т.1. - С.332.
12. В оставшейся ненапечатанной статье против статьи Каткова "Что нам делать с Польшой", которая появилась в мартовском номере "Русского Вестника" 1863 года (См.: Шахматов А.А. Краткий очерк жизни и деятельности А.Д.Градовского // А. Д.Градовский. Собр. Соч. Т.9. СПб. 1904. - С. 5).
13. Информацию об истории семьи см.: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Том 18. СПб. 1893. - С. 491.
14. Градовский А.Д. Письмо к И. С. П. по поводу польского вопроса // А. Д.Градовский. Собр.соч. Т.6. - С. 604.
15. Градовский А.Д. По поводу польского легиона в Турции//А.Д.Градовский. Собр.соч. Т.6. - С. 606.
16. См.: Baske S. Praxis und Prinzipien der preussischen Polenpolitik vom Beginn der Reaktionszeit bis zur Gruen-dung des Deutschen Reiches//FOG. Bd.9.1963. S.11.
17. Градовский А.Д. По поводу польского легиона в Турции//А. Д.Градовский. Собр. соч. Т.6. - С.611. - Градовский нигде не упоминает, что от Речи Посполитой 1772 года, первого раздела Польши, с 1815 г. под русским господством было 82% территории, 10% под австрийским и только 8% под прусским. Также с 1815 года свыше 50% населения польской принадлежности постоянно жили в областях, которыми управляла Россия. (См.: Rhode G. Kleine Geschichte Polens. Darmstadt. 1965. S.342,344,405).
18. В данной формулировке нужно видеть отражение известного предостережения Александра II полякам, отказаться от своих мечтаний. Царь высказал их в Варшаве в мае 1856 года, т.о., за несколько лет до восстания 1863-1864 годов.
19. Санкт-Петербургские Ведомости. .№148 от 31 мая 1877; Ответ Градовского там же. №160 от 12 июня 1877.
20. А.Роде считает, что маркиз А.Велопольский в 1861-1863 годах проводил политику ориентации Польши на Россию, в то время как генерал Паскевич в 1831 г. подавил великое восстание "Королевства Польши" и вплоть до своей смерти в 1856 году, находясь в качестве наместника Николая I почти уничтожил автономию Польши (См. Rhode G. Kleine Geschichte Polens. S. 353,386).
21. Градовский А. Д. Польский вопрос. Ответ на письмо эмигранта // А. Д.Градовский. Собр.соч. Т.6. - С.614.
22. См.: Rhode G. Kleine Geschichte Polens. S.410-417; Roos H. Geschichte der Polnischen Nation 1916-1960. Von der Staatsgruendung im ersten Weltkrieg bis zur Gegenwort. Stuttgart. 1964. S.10-16.
23. Градовский А. Д. Польский вопрос. Ответ на письмо эмигранта//А. Д.Градовский. Собр.соч. Т.6. - С.617.
24. Санкт-Петербургские Ведомости. №172 от 24 июня 1877.
25. Санкт-Петербургские Ведомости №213 от 14 августа 1877.
26. Градовский А. Д. Письмо к Н.И.Костомарову//А. Д.Градовский. Собр.соч. Т.6. -С.620.
