CC BY
109
из истории права и государства
О. П. Святуха*
«идея» государственной власти и «носитель» власти. ОТРАЖЕНИЕ проблемы В РуССкОМ искусстве XVII В.
Российские идеи этатизма основывались на патриархальных патерналистских представлениях об отношении человека и власти как отношении детей и родителей, подразумевающих отеческое «справедливое» правление. Характерной чертой русского этатизма являлась вера в авторитет, наделяемый харизматическими чертами; но, с другой стороны, сам авторитет должен был служить «общему делу», национально-государственной идее, поскольку само становление российского этатизма проходило в ситуации постоянного «давления» со стороны Запада и Востока, ощущая постоянную потребность в обороне.
Однако кризис российской государственности конца XVI - начала XVII в. показал, что государственная власть перестала соответствовать своему «образу» - чреда «неправедных» царей нарушила его. Наряду с ярко выраженными патерналистскими представлениями в общественном сознании XVII в. началось постепенное формирование идеи государства как политического института, стоящего над личностью.
В научной литературе существуют различные точки зрения на проблему соотношения личностного и надличностного характера власти в России XVII в. Как правило, авторы исследований делают акцент на том или другом аспекте проблемы. В восприятии людей XVII в. персона царя являла собой представителя народа перед Богом, отсюда и убеждение в сущест-
* Кандидат исторических наук, доцент Дальневосточного государственного университета.
вовании взаимосвязи благоденствия государства с личными поступками государя. Царь олицетворял собой саму идею государственности, причем русский этатизм всегда ставил власть выше закона. Официальная теория божественного характера власти самодержца подчеркивала укрепившуюся идею богоизбранности государя «еще прежде рождения его от Бога избранного и из чрева матери помазанного».1 Сакральность царской персоны реализовалась в языковом лексиконе, официальной литературе и фольклоре. Именно с представлениями о сакральной сущности царской персоны в современной науке принято связывать феномен самозванчества, который в России получил невиданное распространение, начиная с XVII в.2
Анализ литературных произведений, связанных с официальным заказом, показывает устойчивое преобладание представлений о личностном характере власти. Тексты исторических сочинений XVI - XVII вв., затрагивающих историю государственной власти, - «царственной книги», «Титулярников», «Родословия великих князей и государей российских», «Хрисмологиона»3 - свидетельствуют, что в XVII в. власть еще не мыслилась вне ее конкретного воплощения в персоне: все тексты построены по принципу перечисления личных характеристик сменяющих друг друга князей и царей, но не политических деяний каждого из них. В то же время в официальной культуре постоянно подчеркивалась мысль о богоданности власти, то есть о надличностном характере ее происхождения. Об этом свидетельствует введение обряда миропомазания в чине венчания на царство, закрепление со времен Иоанна IV словесной формулировки «О боговен-чанный царю князь <...> всея Руси самодержец, прими от Бога данное ти скипетро правити хоругви великаго царства российского и блюди и храни его елико твоя сила».4 О божественном происхождении царских регалий
1 Цит. по: Вальденберг В. Э. Древнерусские учения о пределах царской власти. Пг, 1916. С. 366.
2 Успенский Б. А. Царь и самозванец. Самозванчество в России как культурноисторический феномен // Художественный язык средневековья. М., 1982. С. 184-200; Андреев И. А. Самозванство и самозванцы на Руси // Знание - сила. 1995. № 8. С. 46-56.
3 Корень российских государей. или Титулярник. 1671-1672 г.: Российский государственный архив древних актов (далее: РГАДА). Фонд Древлехранилища, 5 отд. рубр. III. № 7; Российская национальная библиотека. Отдел рукописей (далее: РНБ). Ф. 185. Эрмитажное собрание. № 440; Государственный Эрмитаж (далее: ГЭ). Библиотека ГЭ, № 78172; Хурелич Лаврентий. Родословие Великих князей и государей российских, которые родословились со окрестными великими государи. 1673 г.: РГБ. Ф. 178. Музейное собр. № 7747; Спафарий Николай. Хрисмологион или Даниила пророка откровение на сон Навуходоносора и о четырех монархиях. 1672 г.: РНБ. Ф. 185. Эрм. собр. № 27.
4 Цит. по: Барсов Е. В. Древне-русские памятники священного венчания на царство в
говорилось в «Повести о Вавилоне»; божественный характер происхождения власти также подчеркивался в «Хрисмологионе». Однако всегда власть была дана от Бога определенному, конкретному правителю и вне этого воплощения не мыслилась. Таким образом, в официальной политической теории XVII в. на вербальном уровне еще не было сформулировано представление о власти как безличном механизме управления, не соотнесенном с личностью правителя.
В отечественной науке установилось мнение, что новые для России представления о надличностном характере власти закрепляются в общественном сознании лишь в конце XVII - начале XVIII в. Конец XVII в. знаменовался выходом России из идеологического изоляционизма. В русской интеллектуальной среде с начала XVIII столетия получили распространение взгляды европейских мыслителей (Г. Гроция, Т. Гоббса) на власть как свободный договор между монархом и народом. Так, Феофан Прокопович, согласно европейским образцам, производил государственную верховную власть из договора народа с монархом: «Согласно вси хощем, глаголет народ ко своему монарху первому, да ты к общей нашей пользе владееши над нами вечно». В соответствии с традициями, Прокопович определял народное избрание государя как проявление божественной воли «.ибо народное согласие всегда и везде есть следствие премудрое действующего смотрения Божия».5 Однако акцент переносится с предопределенного божественного избрания («прежде рождение его от Бога избранного») на проявление божественной воли через волю народную. Следует отметить, что конец XVII столетия, так же как и его начало, был отмечен политическим кризисом власти, заставившим общественное мнение пересмотреть свои взгляды на ее характер. Окончательное изменение в отношении к власти совершилось в правление Петра Алексеевича. Новая система ценностей появилась по мере формирования имперского сознания, когда на смену традиционной религиозной концепции, основу которой составляло «служение государю», пришли новые светские принципы «служения Отечеству». Этот ментальный перелом произошел вначале на самых высших уровнях власти, закрепился в сознании столичного дворянства, только к концу XVIII столетия захватил весь элитарный слой российского общества, к середине XIX в. - среду городского мещанства, а к началу XX в. - появился и в наиболее консервативной среде крестьянства. Характерно, что новые идеи государственности зарождаются в официальной культуре и лишь затем спускаются в широкие слои общества.
связи с греческими их оригиналами. М., 1883. С. 79.
5 Цит. по: Князьков С. Е. Очерки из истории Петра Великого и его времени. М., 1990.
С. 144.
Однако существует и другая точка зрения на проблему становления новых взглядов на сущность государственной власти в XVII в., она была высказана еще В. О. Ключевским. Сравнивая ситуацию, сложившуюся в XVI и XVII столетиях, он отмечал, что в XVI в. «... личная воля государя служила единственной пружиной государственной жизни, а личный или династический интерес этого государя - единственной его целью. Из-за государя не замечали государства и народа. .Государство мыслилось в народном сознании только при наличии государя, воплощалось в его лице и поглощалось им. .Смута поколебала этот закоснелый взгляд, .неразделимые прежде, эти понятия стали разделяться. Из-за лица проглянула идея, и эта идея государства, отделяясь от мысли о государе, стала сливаться с понятием о народе. В актах Смутного времени. встречаем выражение “люди Московского государства”».6 При избрании Михаила Федоровича наряду с богоизбранностью и наследственностью появился еще один фактор легитимизации царской власти - «народоизбранность», то есть правление «по избранию всех чинов людей».
До настоящего времени в отечественной науке проблема взаимоотношения понятий «государство» и «государь» решалась лишь на основе изучения исторических текстов и литературных сочинений. Однако привлечение изобразительного материала дает дополнительные возможности в исследовании данной проблемы.
Политическая эмблематика, выработанная российским самодержавием, представляла собой ту знаковую систему, в которой опредмечивались, материализовались идеи власти. Характерно, что первоначально все знаки власти воспринимались исключительно в связи с персоной правителя. Так, например, при вступлении на престол нового государя согласно традиции следовало изготовить новую печать - этот символ власти был именным. Другие царские инсигнии: венец, скипетр, держава - также не мыслились в отрыве от персоны самодержца. Однако в XVII в. в эмблематике, связанной с репрезентацией самодержавия, уже обозначилось двоякое отношение к вопросам, связанным с личностным и надличностным представлением о власти.
В качестве политической эмблематики традиционно рассматриваются гербовые изображения - двуглавый орел и всадник-«ездец». Однако к ним с некоторыми оговорками может быть также добавлено изображение «родового древа». В XVI-XVII вв. образ Древа родословия русских правителей украшал паперти многих церквей. Обычно родословное древо сравнивают
6 Ключевский В. О. Соч.: В 9-ти т. М., 1988. Т. 3. С. 63 - 64.
с родовыми портретными галереями, получившими широкое распространение на Западе. Но следует заметить, что русское Древо несколько отличалось от них по своему идейному содержанию и по функциям. Строго говоря, в XVII в. эти «Древа» являют собой не родословную цепочку, так как в них представлены всегда 2 династии - Рюриковичей и Романовых. Основной идеей таких изображений Древа становилась идея преемственности власти, оно брало на себя роль наглядного воплощения истории наследования правления, изложенной в исторических текстах, визуальной организующей структуры. Таким образом, «родовая галерея» в России XVII в. приобретает форму «галереи властителей». Хотя в «Утвержденной грамоте» об избрании Михаила Федоровича на царство неоднократно подчеркивались родственные связи Федора Иоанновича и Михаила Федоровича Романова,7 новая династия не могла опереться на родовые традиции в притязаниях на трон. Характерно, что изображения родословия Романовых не уходят вглубь далее первого царя Михаила Федоровича. Следовательно, включение царского портрета в серию, особенно в случае «Древа родословия», должно было подчеркивать его функции правителя, держателя власти, откуда и вытекала оценка его личных качеств. Характерно и то, что в общей композиции «Древа» здравствующий правитель не выделялся из числа остальных. Если учесть, что в своих истоках композиция родословного Древа также была связана с религиозной символикой (это, прежде всего, Древо Иесеево, то есть древо родословия Иисуса Христа, а также Древо царя Навуходоносора, Христова лоза), то в самом выборе визуального символа преемственности государственной власти можно усмотреть последовательное проведение идеи богоданности власти российских монархов.
Необычным вариантом модели Древа может быть названа миниатюра из книги Лаврентия Хурелича «Родословие великих государей» 1673 г.8 (илл. 1). В отличие от всех предыдущих вариантов, в данной миниатюре нет изображения растущего ствола, который служил бы центральной осью, и, следовательно, отсутствует идея последовательной смены поколений. Поскольку главной темой становится связь между русским православным и иностранными не-православными правителями, то важным содержательным моментом становится не преемственность, но единое родоначалие европейских монархических домов. Композиция строится в виде круга, в
7 Утвержденная грамота об избрании на Московское государство Михаила Федоровича Романова / С предисл. С. А. Белокурова. М., 1906.
8 Хурелич Лаврентий. Родословие Великих князей и государей российских, которые родословились со окрестными великими государи. 1673 г. Л. 15 об.
центре которого в медальоне помещено изображение князя Владимира. От него отходят 9 ветвей, заканчивающихся гербами европейских держав и коронами. На центральной вертикальной оси расположен российский герб и отличающийся от остальных венец в виде шапки Мономаха. Таким образом, подобие ствола все же присутствует. Миниатюра является иллюстрацией к тексту, суммирующей сразу все ее содержание: в сочинении Лаврентия Хурелича прослеживается родовая связь главных европейских королевских домов (испанского, шведского, английского и т. п.) с русским князем Владимиром. В тексте генеалогические цепочки даются последовательно, в миниатюре же основная идея многократно усиливается благодаря удачно найденной композиции, дающей квинтэссенцию заложенной в книге мысли. Перечень связанных с Владимиром европейских монархов в тексте завершается словами: «сколь королей от твоей крови Владимире, тем достойно речешся царь великий в мире»9. Европейские монархи оказываются боковыми ветвями российского царского дома. Миниатюра, как и все сочинение, в наибольшей степени являла собой продукт официальной культуры и отвечало одной из важнейших политических задач эпохи - утверждению достойного места русского престола среди государств Европы.
Герб Российского государства - двуглавый орел - тоже был в определенном смысле символом преемственности, но не родовой или династической, а конфессионально-державной. Утверждение в качестве герба византийского орла, чье двоеглавие никак не соотносилось с реалиями русской политической истории, может рассматриваться как символ восприятия русским царем статуса первого в христианском мире правителя.
Орел - одна из древних геральдических эмблем, она существовала в гербах ряда государств, являясь символом власти, верховенства и прозорливости. Эта традиция брала начало в Древнем Риме, и тогда же этот знак власти приобрел сакральный характер, так как орел являлся атрибутом верховного божества в античной мифологии. В Средние века в Европе употребление орла в гербе было прерогативой только государств в ранге империи. Поэтому, когда вслед за гибелью Византии Россия присвоила себе ее эмблему, Европа не сразу признала новый российский герб, поскольку с точки зрения европейского права, формальные основания для объявления себя наследницей Византии у России отсутствовали. В то же время прямых преемников, которые могли бы перенять государственную эмблематику, у Византии не осталось. Россия же, претендуя на духовное наследие, воспри-
9 Там же. Л. 16 об.
няла не территориально-юридическое, а идеологическое значение символа. Таким образом, изначально российский гербовый орел получает отчетливо выраженную сакральную нагрузку.
Идея преемственности власти - как на внутригосударственном, так и на международном уровне - приобретала чрезвычайную актуальность, особенно в связи с политическими событиями начала XVII в. и сменой правящей династии. Эта идея также должна была обрести четкое, разработанное визуальное решение.
Показательно, что скипетр и держава - атрибуты, которые в портретах определяли царский статус правителя - появились в гербе при Михаиле Федоровиче, но в его правление еще не были обязательными. Именно при Алексее Михайловиче эти символы власти закрепляются в гербе, и российский гербовый орел окончательно обретает свою форму.10
В то же время в XVII в. сохранялось устойчивое отношение к царской печати и происходившему из нее гербу как к заместительному образу, являющему зрителю «самого государя». Это позволило предположить, что соединение герба и царской фигуры в одном художественном поле в больших гравированных листах-конклюзиях или в вариантах портрета, соединенного с гербом (например, портреты Софьи Алексеевны работы А. Блотелин-га и А. Тарасевича (илл. 2)) прочитывалось как единый составной образ. Подтверждением может служить то, что царские инсигнии, обязательные в репрезентативном изображении, повторяются только один раз - в руках царя или в когтях у орла. К изображению герба на фронтисписе Московской Библии 1663 г. прилагались стихи, расшифровывающие его значение: «Орла сугубоглавство - образ сугубодержавства Алексия царя над многими странами начальства.
В десний скипетр знамения царствия,
В шуей-же держава его самодержавства.»11
Использование орла в качестве символа правителя было единым в литературе и изобразительном искусстве, характерным для барочной культуры. В творчестве Симеона Полоцкого сравнение царя с орлом было постоянным мотивом.12
В то же время в культуре XVII в. получило развитие сравнение Древа русского царя с Древом Навуходоносора, основанное на символическом прочтении библейских текстов. Тема Навуходоносорова Древа становится
10 Лакиер А. Б. Русская геральдика. СПб., 1855. С. 225.
11 Цит. по: Там же. С. 131.
12 Полоцкий Симеон. Вирши. Минск, 1990. С. 32, 39.
актуальной в официальной культуре, она разрабатывается в исторических сочинениях. В «Хрисмологионе» образ Древа, в коем «написуется образ благих царей» соотносится с выдающимися правителями четырех монархий для того, чтобы в конце сделать вывод: «время прииде, яко ву нынешний век, сам еси великий царь наш православнейший».13 Связанное с символикой Древа Навуходоносора изображение полуфигуры царя Алексея Михайловича можно видеть в кроне дерева на гравированном фронтисписе книги Лазаря Бара-новича «Трубы словес проповедных» 1674 г. (илл. 3, 4)
Сравнение текстов сочинений Симеона Полоцкого и Николая Спа-фария дает возможность убедиться, что в обоих случаях символическим образам царя - орлу и древу - приписываются сходные функции: защиты, покровительства (под кроной и под крылом), источника пищи для всех подданных («древо многоплодное» - орел «як отец питает»).
Однако, как бы ни соотносились в восприятии человека XVII столетия эти символы государственной власти с самим самодержцем, соединение их в одной композиции с портретами государя свидетельствует, что символы и портреты наделялись разным значением - иначе не было бы необходимости дублировать образ правителя. Интересные закономерности позволяет выявить анализ изобразительных текстов (гравированных конклюзий и многочисленных изображений родословного древа (илл. 6, 7)): оказывается, что символ власти - орел или древо - обязательно занимает центральное место, тогда как фигуры самих царей всегда размещаются в боковых частях, в позах предстояния ему. Эта тенденция прослеживается начиная с известной иконы С. Ушакова «Насаждение древа Московского государства» (илл. 5) и крепнет к началу правления Петра I. Для канонического средневекового мышления положение фигуры в центральной или же боковой части изображения всегда было связано с представлениями о его месте в иерархической системе ценностей. Таким образом, идея власти выходит на первый план, а государь-«держатель» становится ее служителем. Собственно, и личность правителя приобретает сакральные черты, лишь будучи подчинена идее сакральности государственной власти. Изобразительное искусство всегда очень точно откликается на изменения общественной мысли, отражает подчас малейшие нюансы новых представлений о мире.
Кажется, что из этого ряда выпадает изображение Софьи Алексеевны в гербе на гравюрах А. Тарасевича и А. Блотелинга. Однако при внимательном рассмотрении видно, что фигура Софьи, хотя и расположенная в центре
13 Спафарий Николай. Хрисмологион или Даниила пророка откровение на сон Навуходоносора и о четырех монархиях. 1672 г. Л. 8.
Илл. 1. «Родословное древо». Миниатюра из книги Л. Хурелича «Родословие великих государей» 1673.
Илл. 2. А. Тарасевич. Портрет Софьи Алексеевны в гербе. Конец XVII в.
Илл. 3. Неизвестный гравер. Фронтиспис книги Л. Барановича «Трубы словес проповедных» 1674 г.
Илл. 4. Фрагмент фронтисписа книги «Трубы словес проповедных» Изображение Алексея Михайловича в кроне древа.
Илл. 5. С. Ушаков. Икона «Насаждение древа Московского государства» 1668 г.
Илл. 6. Неизвестный художник. Гравюра из книги «Меч духовный» 1666 г.
Илл. 7. И. Щирский. Фронтиспис книги Л. Барановича «Благодать и истина» 1683 г.
- на груди орла, поставлена не в фас, а в легком трехчетвертном повороте - то есть в положении, характерном для ситуации предстояния. Надо отметить, что разворот в фас вообще не был характерен для портретов XVII в.
Итак, анализ литературных и изобразительных текстов дает возможность утверждать, что проблема внеличностного характера института власти в русской культуре XVII в. еще не была вынесена на уровень теоретического осмысления, однако представление об иерархическом подчинении царской персоны самой идее самодержавной власти постепенно начало складываться в сознании человека XVII столетия. И прежде, чем представление о государе - «служителе власти» получило свое оформление в политической теории петровского времени, оно на подсознательном уровне существовало уже в середине XVII в. и оказывало влияние на формирование общественного сознания.
