CC BY
180
УДК 327.56'187-188»
Вестник СПбГУ. Сер. 2. 2012. Вып. 2
А. В. Бодров
ИДЕЯ ФРАНКО-ГЕРМАНСКОГО ПРИМИРЕНИЯ ПО ОБЕ СТОРОНЫ ВОГЕЗОВ (1870-1880-е годы)
Франко-германские отношения 1870-1880-х годов традиционно ассоциируются в первую очередь с чередой острых дипломатических кризисов, всякий раз порождавших угрозу военного столкновения. Периодически возникавшая напряженность, однако, не исключала возможности и устремления обеих сторон к примирению. Несмотря на то, что пик разрядки в отношениях между Францией и Германией пришелся на так называемую «эпоху Жюля Ферри» (1879-1885), уже с середины 1870-х годов можно было отметить некоторые симптомы перехода от резкого антагонизма к осторожному взаимодействию в отдельных сферах.
Предложения найти способ выстроить более доверительные отношения между Парижем и Берлином звучали еще в первое послевоенное десятилетие. Еще в мае 1875 г., в разгар так называемой «военной тревоги», французский министр иностранных дел Луи Деказ указал германскому послу князю Гогенлоэ на возможность для Германии и Франции превратиться «из вчерашних врагов в завтрашних друзей», если «сегодня» Германия прекратит свою политику запугивания. Деказ выразил уверенность, что соседки могут найти «общую почву» для сотрудничества, в частности, в Италии и Испании [1, S. 270-271; 2, р. 258]. Германский канцлер Бисмарк охотно откликнулся на этот пробный шар, вопреки всем раздуваемым параллельно угрозам, проявив готовность продолжить переговоры. Но со стороны французского министра иностранных дел тема возможного примирения, похоже, была лишь уловкой, дабы выиграть время в условиях кризиса в надежде на русско-британское дипломатическое вмешательство, и дальнейшего развития эта инициатива тогда не получила.
Однако данный эпизод наглядно показывает, что дипломатия Бисмарка в отношении Франции была куда более гибкой, нежели это обычно рисуется отечественной историографией. Как говорил сам Бисмарк, имея в виду именно отношения с французами (правда, в 1860-е годы), «нельзя играть в шахматы, если изначально запрещено вступать на 16 полей из 64» [3, с.308]. После 1871 г. германский канцлер, безусловно, был куда как более ограничен в свободе маневра, но он явно полагал, что сможет с успехом регулировать давление внутри, вспоминая образное выражение его посла в Париже графа Арнима, кипящего ненавистью к немцам «парового котла» под названием Франция. При этом Бисмарк неоднократно подчеркивал, что не питает неприязни к французской нации как таковой, а его жесткая политика диктуется лишь логикой опасного соседства и историей французских устремлений к гегемонии в Европе. Уже на закате своей политической карьеры он заявил во всеуслышание в одной из своих речей в Рейхстаге: «У меня нет никакой антипатии к французам или французскому национальному характеру <.. .> Я убежден, что находись мы от них так же далеко, как французы от русских, Германия и Франция стали бы лучшими друзьями» [4, S. 316-317].
Послушные канцлеру германские официозные издания раз за разом выступали против представления внешнеполитических конфликтов между французами и немцами
© А. В. Бодров, 2012
проявлением глобального антагонизма романской и германской «рас», хотя и уделяли немало внимания расхождению национальных характеров двух народов. Так, в октябре 1875 г. «Frankfurt Allgemeine Zeitung» писала: «Напряженность отношений между Германией и Францией не может быть признана за неизбежность, продиктованную самой природой. Для обеих найдется место в системе европейской политики, место почетное, неоспоримое, если они решат жить друг с другом в мире и подчиниться взаимно праву <...> борьба рас, наследная враждебность, национальная ненависть — это <...> те побеги, которым не должно быть позволено впредь произрастать на европейской почве» [5, p. 361-63; 6, S. 363].
Рупором этого направления во французском общественном мнении стал известный публицист и один из крупнейших печатных магнатов Франции Эмиль де Жирарден. Начиная с мая 1875 г. Жирарден принимается печатать на страницах подконтрольных ему «Le Petit Journal» и «La France» открытые письма в пользу франко-германского примирения. Уже первое же его выступление с призывом к соотечественникам отказаться от пагубного пути реванша и взять пример с России, терпеливо дождавшейся возможности «добиться отмены Парижского трактата без единого выстрела», обратило на себя внимание европейских кабинетов [7, л. 211-212]. Последовательно развивая в дальнейшем эту мысль, Жирарден считал необходимым для французского руководства опереться на «партию мира», которую в Германии олицетворял император Вильгельм I, и прийти к «искреннему и нерушимому миру» на основе общеевропейского разоружения [8; 9]. И пусть Жирарден признавал этот идеал без некоего «исправления» ситуации в отношении Эльзас-Лотарингии неосуществимым, он декларировал возможность достижения широкого Согласия (буквально — Антанты) Франции, Германии, Италии и России [10].
Это подводит нас к ключевой проблеме франко-германских территориальных споров, лежавших в основе политики двух стран. Поражение Франции в франко-прусской войне 1870-1871 гг. серьезнейшим образом повлияло на французских сторонников арбитража и разоружения. Французскую интеллектуальную элиту самых разных политических оттенков объединило неприятие территориальных захватов «по праву силы» в нарушение международного права, пример чего, по общему мнению, явила Германия в 1871 г. Отторжение Эльзас-Лотарингии, по единодушному признанию, стало камнем преткновения на пути к гармонизации отношений во всей Европе [11].
Здесь будет уместно вспомнить рационалистическую теорию нации, выдвинутую французским мыслителем Эрнестом Ренаном. В своем знаменитом эссе «Что такое нация?» (1882) он отверг те этнические и языковые теории нации, которыми германская наука вооружила германскую политику в 1870 г. По мысли Ренана, нация — это каждодневный плебисцит, общая воля и согласие жить единым организмом. Его теория, по сути, прямо описывала опыт, пережитый французами после 1871 г. Именно поэтому нация в глазах Ренана есть также «великая солидарность, устанавливаемая чувством жертв, которые уже сделаны и которые готовы сделать в будущем», это память, в которой «траур имеет большее значение, чем триумф: траур накладывает обязанности, траур вызывает общие усилия» [12, с.101]. Эти слова в ключевых категориях описывали эмоциональную составляющую проблемы Эльзас-Лотарингии для сознания нескольких поколений французов.
Теорию национализма Ренана, по большому счету, можно назвать основой, на которой базировались устремления Франции к ревизии Франкфуртского договора, их
легитимизация. Протест жителей Эльзас-Лотарингии против действий германских властей и их сопротивление устанавливаемым порядкам означали, что речь шла о разделении нации, и отсюда черпали свои надежды на решение международного арбитража французские пацифисты.
Ренан также поддерживал идею возможного урегулирования франко-германских противоречий на основе прямого волеизъявления жителей спорных территорий: «раз возникают сомнения относительно границ, советуйтесь со спорящими народами. У них есть право иметь свое мнение по этому вопросу». Ренан признавал, что в современной ему политической реальности призывы к арбитражу едва ли могут иметь успех, но тем не менее выражал уверенность в том, что «в известные эпохи средство иметь право в будущем — это уметь в настоящем решиться быть несовременным» [12, с.101]. Данная мысль чрезвычайно важна. Она объясняет активность многих сторонников урегулирования франко-германских противоречий. Их деятельность зачастую была не столько направлена на поиск конкретных рецептов современной французской политики, сколько призвана найти моральную и правовую основу для подобного урегулирования в будущем.
Само обсуждение этих вопросов, однако, стало очень затруднено: Фредерик Пас-си, руководитель «Общества друзей мира», вспоминал впоследствии, что «во Франции на следующий день после поражения было очень трудно и, по мнению некоторых, даже невозможно признать себя врагом войны и сторонником мира. Все мысли были о Реванше» [13, р. 39]. Призывы к примирению с Германией многими воспринимались как предательство памяти всех жертв, понесенных Францией в войне, что объясняло высказывание одной из статей «Revue politique et litteraire»: «Если шовинизм и отталкивает, то еще более — противоположная ему крайность» [14, p. 167].
Тем не менее уже в 1872 г. Ф. Пасси предельно четко показал своим соотечественникам, что Франции необходимо выбирать только между «реваншем» и «примирением». Две указанные антитезы тесно соседствовали в сознании «поколения 1870-го года». Показательно, с какой легкостью Пасси извинял логику тех, кто приравнивал территориальные потери Франции к утрате части самой плоти нации. В их глазах подписанный договор был предательством по отношения эльзасцам и лотарингцам, когда Франция фактически распорядилась свободой части своих сограждан в обмен на прекращение войны [15, р. 9; 16]. Но даже если мыслить в логике возмездия в отношении Германии, указывал он, страна должна восстановить свои силы, на смену «униженному и уничтоженному войной» поколению должно прийти «новое и лучшее поколение», говорить о реванше преждевременно [15, р. 11]. Альтернативой новой бойне мог стать союз народов поверх существующих границ, который только и мог положить конец череде завоеваний и подвергнуть ревизии все несправедливые соглашения. Пасси подчеркивал: «...Мы ни от чего не отрекаемся, ничего не уступаем, ничего не прощаем, ни о чем не забываем» [15, р. 15]. Французский пацифизм приобрел ярко выраженные патриотические черты.
Именно изменение статуса Эльзас-Лотарингии отныне становится ключевым пунктом программ всех французских пацифистов. В итоге выявились два пути мирного урегулирования территориальных противоречий Франции и Германии.
Первым было слияние двух стран в рамках одной более широкой общности, вдохновленной историческим примером империи Карла Великого, создание такой «федерации» народов, в рамках которой вопрос обладания Эльзас-Лотарингией потерял бы
свой смысл. Об этом в 1870-х — начале 1880-х годов писали Мишель Лапорт, Шарль Лемонье, Эммануэль Шовэ, Проспер Делафутри и др. [17, 18, 19, 20]. Иными словами, это был путь «интернационализации» спорных провинций.
Одним из самых ярких и громких выступлений в пользу этой точки зрения стало выступление Виктора Гюго с трибуны Национального собрания во время дебатов 1 марта 1871 г., посвященных ратификации предварительных условий мира с Германией. Гюго участвовал в европейском пацифистском движении с середины века, но сейчас он доказывал, что итоги войны вызовут в душе каждого француза ненависть к деспотии, которую олицетворяет Пруссия. Франция поставит задачу во всей своей политике, во всем своем обществе подготовку к борьбе против этой деспотии, чтобы освободить от нее самих немцев. И вот однажды произойдет неизбежное, Эльзас и Лотарингия будут отвоеваны. «Все ли на этом? — вопрошал Гюго, — нет, нет и еще раз нет. Дальше последуют — слушайте внимательно — Трир, Майнц, Кёльн, Кобленц, весь левый берег Рейна [пометка стенограммы: «возгласы: "Нет! Нет!"»]. И вот тогда Франция должна обратиться к Германии не как к своей противнице, а как к своей сестре, что вернет ей все захваченное, если французы и немцы станут одним народом, одной семьей, одной республикой. Я уничтожаю свои крепости — ты свои. Моя форма отмщения — это братство [пометка стенограммы: «крики слева: "Браво! Браво!"»]. Долой границы, Рейн для всех!» [21, с.103-104].
В этой речи, ставшей, по замечанию В. Шивельбуша, отражением «борьбы националистического и универсалистского начал в душе Гюго» [22, S. 153], на самом деле кроется вся та же двойственность восприятия, которая была характерна для французского сознания в осмыслении нового положения в мире Франции и ее ближайшей соседки. Братство как форма отмщения, образование единой «континентальной федерации» стало для многих еще одной формой неприятия действительности.
Но поскольку поверить в те годы в возможность достижения в обозримом будущем идеала франко-германского братства было поистине нелегко, свое рождение получила и другая альтернатива. Вторым путем мирного разрешения территориального спора между Францией и Германией могла стать нейтрализация Эльзас-Лотарингии. Вместо того чтобы «раствориться» в федерации народов или превратиться в связующее двух соседей звено, провинции должны были получить функции буферной зоны между потенциальными противниками.
Первым во Франции еще в годы войны идею «нейтрального Эльзаса» выдвинул писатель и теолог граф Агенор де Гаспарен. Гаспарену было суждено скончаться за два дня до подписания Франкфуртского договора, но его многочисленные статьи неоднократно переиздавались в 1870-е годы и после его смерти. Его основная идея заключалась в том, чтобы сформировать на основе Эльзаса и нескольких немецкоязычных кантонов Лотарингии небольшое нейтральное государство по примеру Бельгии и Швейцарии. Франкоязычная часть Лотарингии вместе с Мецем и Тьонвилем должна была вернуться в состав Франции. Гаспарен также высказывался за ликвидацию крепостей по всей франко-германской границе вплоть до Рейна, включая срытие оборонительных сооружений Меца, Страсбурга и Бельфора с французской стороны [23, р. 19-27; 24].
Свое развитие и законченный вид эта идея получит с обнародованием проекта Августа Демулена, члена центрального совета Международной лиги мира и свободы. Демулен вполне справедливо исходил из того, что ни Франция, ни Германия никогда не пойдут на разоружение до тех пор, пока будут иметь общую границу. Выход из этого
тупика ему виделся в создании конфедерации нейтральных стран в составе Бельгии, Нидерландов, Люксембурга и Швейцарии, к которым следовало присоединить и Эльзас-Лотарингию [25, р. 10]. Таким образом, Франция и Германия оказывались разъединены цепью нейтральных государств, чей статус охранялся международными соглашениями, и угроза их столкновения существенно ослабевала. Тем самым Демулен поддержал печатные работы немецкого профессора Мааса из Бреслау, выступившего годом ранее за достижение модуса вивенди с Францией относительно Эльзас-Лотарингии [26].
Демулен также призывал своих соотечественников отречься от «реванша силой оружия», который даже в случае победы толкнул бы Францию на путь авторитаризма и обрек ее на «законную ненависть побежденных». Укрепления Меца и Страсбурга должны были быть срыты, а жители Эльзас-Лотарингии — сами выбрать себе подходящий образ правления. Демулен доказывал, что жители этих областей никогда не находили счастья ни в составе Франции, ни в составе Германии, а потому должны получить независимость [25, р. 25-26, 29-30].
Путь «нейтрализации» Эльзас-Лотарингии был хорош тем, что не выдвигал фантастического требования к Франции и Германии отказаться полностью или частично от национального суверенитета, а, наоборот, исходил из их враждебности, что тогда было куда ближе к реальности. Слабой стороной этой альтернативы было беспрецедентное требование к Германии фактически добровольно отказаться от части своей территории, ставшей знаменем, под которым завершилось объединения страны, и наградой за выигранную войну. Вторым уязвимым местом концепции была сама ставка на незыблемость постулатов международного права, уважение нейтралитета и действенность механизма его гарантий со стороны великих держав. Наконец, третьим доводом против автономизации Эльзас-Лотарингии было пренебрежение, характерное для столь многих проектов идеального мироустройства, экономическими реалиями [27, S. 54]. Все проекты политических выкроек, по которым фактически разрывались традиционно тесные узы Эльзас-Лотарингии либо с германским, либо с французским рынком, делало такое новообразование экономически нежизнеспособным, подобно проектам создания «угольных республик» (Саара, Силезии) после Первой мировой войны
Попытки реализации на практике идей арбитража и разоружения как способа разрешения франко-германских противоречий предпринимались и французскими политиками. Всякий раз эти предложения адресовались в Берлин не напрямую, а фактически через посредничество других европейских держав. Так, весной-летом 1875 г. французским послом в Петербурге Адольфом Лефло, а затем и экс-президентом Республики Адольфом Тьером, было инициировано обсуждение в «академическом духе» с руководителем российской дипломатии князем Горчаковым возможности каким-либо образом «выкупить» Эльзас-Лотарингию у Германии в качестве условия «установления длительных дружеских отношений» между двумя соседками [28, р. 412; 1, р. 304]. В августе 1877 г. уже Леон Гамбетта через Франческо Криспи передал Бисмарку предложение о всеобщем разоружении как способе снизить опасность войны в Европе [29, с.121].
Однако все эти робкие инициативы французов всякий раз разбивались о жесткую позицию Германии в вопросе самой возможности пересмотра положений Франкфуртского договора или добровольного принятия на себя каких-либо ограничений. Бисмарк, по-видимому, был готов поддержать Францию, если бы она пожелала узреть
«компенсацию» за Эльзас-Лотарингию в приобретении новых колоний или даже за счет Бельгии [30, S. 468; 31, S. 184]. Еще в начале 1875 г. Бисмарк отдал указание своим дипломатическим агентам прекратить противодействие имперским амбициям Франции в Тунисе и других частях Османской империи, которые отвлекали внимание французов от Вогезов и неминуемо обостряли их противоречия с Лондоном [1, S. 303; 32, S. 57]. Но сама «имперская провинция» рассматривалась им отныне как краеугольный элемент безопасности Германской империи на западе и не могла стать предметом торга.
Эта позиция неоднократно озвучивалась и во всеуслышание. Так, например, близким к правительству «Preußische Jahrbücher» прямо указывалась на всю тщетность расчетов на «добровольное отречение» Германии от завоеванного ею по итогам войны: «Мы ищем гарантии мира в совсем других сферах, нежели в доброй воле и расположении Франции» [33, S. 476]. Ту же мысль с предельной ясностью выразила и «Vossische Zeitung»: «С точки зрения Германии, никакого "эльзас-лотарингского вопроса" не существует» [27, S. 59].
Нельзя сказать, что пацифистский идеал не имел в Германии корней. Сторонники миротворчества здесь могли опереться на авторитет Иммануила Канта, воззвавшего «К вечному миру» под влиянием военных потрясений Наполеоновской эпохи. Тем не менее вплоть до начала 1880-х годов в Германии отсутствовали даже слабые ростки пацифистского движения, являя, по выражению французской исследовательницы С. Лорен, «подлинную пустыню» [34, р. 36]. Но и после возникновения в 1882 г. Немецкого общества мира германский пацифизм подходил к проблеме войны и милитаризма в большей степени с чисто гуманистических и морально-этических позиций [35]. Ему куда в меньшей степени был свойственен поиск конкретных политических шагов на пути разрешения франко-германских противоречий. Все более многочисленные в последующие десятилетия сторонники мира, арбитража и разоружения по обе стороны границы окажутся бессильны уберечь Францию и Германию от нового столкновения.
Безусловно, после 1871 г. Франция и Германия видели друг в друге прежде всего «наиболее вероятного противника». Враждебность соседа в равной мере определяла их дипломатические расчеты и стратегические планы на случай войны. Но все вместе это не означает того, что сама альтернатива конфронтационному пути не возникала. Деятельность французских и германских политиков и дипломатов тех лет отмечали не только громкие кризисы, но и скрытое от глаз публики осторожное прощупывание позиций и прямое обсуждение возможности нормализации отношений вкупе с рядом примирительных жестов, многие из которых оказались отнесены к публичной сфере искусства.
Поиск альтернативы франко-германской конфронтации в те годы был уделом одиночек. Сама их немногочисленность тем более красноречиво отражает господствовавшую в сознании французов и немцев враждебность, примеры которой в те годы были поистине неисчерпаемы. Между французами и немцами было мало серьезных основ для подлинного примирения, оно было немыслимо без решения проблемы принадлежности Эльзас-Лотарингии. Но среди политиков и общественных деятелей по обе стороны от Вогезов хватало тех, для кого «худой мир» между соседями казался все же более правильной целью их национального развития, нежели «добрая война».
Французский исследователь Б. Жоли доказывает, что идея реванша, силовой ревизии Франкфурта, была уделом подавляющего меньшинства французской политической элиты и общества. Страх перед войной в стране был сильнее желания возвра-
тить утраченное [36, p. 326]. Однако заметим, что этот страх не делал из французов пацифистов. В отношении многих сторонников разрядки в отношениях с Германией уместна была формула «миролюбие, но не пацифизм», означавшая также отказ предать забвению то, что рассматривалось как нарушение Германией международного права и справедливости.
Источники и литература
1. Die grosse Politik der europaischen Kabinette, 1871-1914. Bd I. Berlin: Deutsche Verlagsgesellschaft für Politik und Geschichte, 1922. 328 S.
2. Hanotaux G. Histoire de la France contemporaine (1871-1900). Vol. I-IV. Vol. I. Paris: Combet et Cie, 1903. 639 p.
3. Власов Н. А. Великий Бисмарк: Железом и кровью. М.: Яуза; Эксмо, 2011. 544 с.
4. Reden des Fürsten Bismarck aus den Jahren 1847-1895 / hrsg. von Hans Kraemer. Halle: O. Hendel, 1895. 449 S.
5. Après la guerre: un appel berlinois à la paix entre l'Allemagne et la France // Revue politique et littereraire. 2nd Série. Vol. IX. 1875. N 16. P. 361-63.
6. Preußische Jahrbücher. 1873. Bd 32. Hft 3. S/ 360-368.
7. Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ). Ф. 139. 2-я газетная экспедиция. Оп. 476. Д. 261. № 104.
8. Girardin É. de. Grandeur ou décadence de la France. Questions des années 1874 et 1875. Paris: E. Plon, 1876. 768 p.
9. Girardin É. de. A la presse européenne // Le Petit Journal. 1876. 29 Août.
10. Girardin É. de. L'intérêt des peoples // Le Petit Journal. 1875. 30 Août.
11. Cooper S.E. Patriotic Pacifism: Waging War on War in Europe, 1815-1914. New York; Oxford: Oxford University Press, 1991. 336 p.
12. Ренан Э. Что такое нация? // Ренан Э. Собр. соч.: в 12 т. / пер. с фр. Т. 6. Киев: Изд-во Б. К. Фукса, 1902. С. 87-101.
13. Passy Fr. Historique du mouvement de la paix. Paris: V. Giard et E. Brière, 1904. 64 p.
14. Revue politique et littreraire. 2nd Série. Vol. V. 1873. N 7. P. 166-168.
15. Passy Fr. Revanche et relèvement. Exposé de situation fait aux adhérents de la Ligue internationale et permanente de la paix, par le comité directeur (1872). Paris: Librairie. Franklin, 1872. 32 p.
16. Clinton M. «Revanche ou Relèvement»: The French Peace Movement Confronts Alsace and Lorraine, 1871-1918 // Canadian Journal of History. 2005. Dec. Vol. 40, N 3. P. 431-448.
17. Chauvet E. Sur la paix perpétuelle: discours prononcé à la séance solennelle de rentrée des Facultés de l'Académie de Caen, le 17 novembre 1881. Caen : Imprimerie de F. Le Blanc-Hardel, 1881. 39 p.
18. Delafutry P. La paix universelle, ou Le droit prime la force. Paris: E. Dentu, 1883. 70 p.
19. Laporte M-E. LAlsace reconquise. Paris: Librairie Franklin, 1873. 275 p.
20. Lemonnier Ch. Formule d'un traité d'arbitrage entre nations: mémoire présenté à la Ligue internationale de la paix et de la liberté. Paris: G. Fischbacher, 1878. 28 p.
21. Hugo V. Actes et paroles. III. Depuis l'exil, 1870-1876 // Hygo V. Ouevres complètes. T. 45. Paris: J. Hetzel et Cie, A. Quentin, 1884.
22. Schivelbusch W. Die Kultur der Niederlage. 2. Aufl. Berlin: Fischer Taschenbuch Verlag, 2007. 476 S.
23. Gasparin A., de. LAlsace neutre / trois paroles de paix. 2nd éd. Paris: Calman Lévy, 1883. P. 19-27.
24. Gasparin A., de. La France: nos fautes, nos périls, notre avenir. Vol. 1-2. 3nd éd. Paris: Michel Lévy Frères, 1873.
25. Desmoulins A. Neutralisation de l'Alsace et de la Lorraine: Mémoire, présenté le 7 Septembre 1884 à l'Assemblée générale de la Ligue Internationale de la Paix et de la Liberté. Paris: Librairie d'éducation laïque, 1887. 47 p.
26. Maass. Was soll mit Elsaß-Lothringen werden? Leipzig: G. Wolf, 1884. 82 S.
27. Nystrom A. Elsaß-Lothringen und Möglichkeit einer deutsch-französischen Allianz. Berlin: H. Walte, 1904. 168 S.
28. Documents diplomatiques français. Ser. 1. Vol. I. Paris : Imprimerie nationale, 1929. 659 p.
29. Манфред А. З. Образование русско-французского союза. М.: Наука, 1975. 376 с.
30. Lappenküper U. Die Mission Radowitz: zur russland Politik Otto von Bismarcks (1871-1875). Gottingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 1990. 597 S.
31. Wolter H. Bismarcks Außenpolitik, 1871-1881. Berlin: Akademie-Verlag, 1983. 379 S.
32. Stone J. The Radowitz mission: A study in Bismarckian Foreign Policy // Militärgeschichtliche Mitteilungen. 1992. Bd 51. Hft 1. S.47-71.
33. Preußische Jahrbücher. 1872. Bd 30. Hft 4. S. 474-478.
34. Lorrain S.Des pacifistes francais et allemands pionniers de l'entente franco-allemande, 18711925. Paris; Montréal (Québec): l'Harmattan, 1999. 297 p.
35. Сдвижков Д. А. Против «железа и крови»: пацифизм в Германской империи. М.: ИВИ РАН, 1999. 332 с.
36. Joly B. La France et la Revanche, 1871-1914 // Revue d'histoire moderne et contemporaine. 1999. Vol. 46. N 2. P. 325-348.
Статья поступила в редакцию 29 декабря 2011 г.
