CC BY
321
Общепризнанно, что основным вопросом философии Платона является проблема блага. Для Платона существенно важно не только раскрыть основное содержание идеи блага, но и ее отношение к истине, поскольку именно в рамках этого отношения наиболее полно раскрывается сама сущность истины. Основная метафора диалога «Государство» - восхождение из пещеры к сиянию солнечного света - олицетворяет собой, помимо прочего, путь наверх, непрерывное усилие подняться ввысь. Критерием продвижения по этому пути является самопознание души, поиск ею своего собственного места, где она встречает то, что постижимо только умозрением. «Восхождение и созерцание вещей, находящихся в вышине, - это подъем души в область умопостигаемого» [4, с. 517 Ь]. Платон говорит здесь о достижении душой присущего ей изначально места умосозерцания, о холод vоnт6g. Ум (гоид) есть способность сверхчувственного видения и восприятия, понимание вещей самих по себе, постижение их сущности («чтойности»). Восприятие в умозрении, в нпейн, в сверхчувственном видении означает постижение чего-либо в чистом виде, в той или иной идее. В рамках аллегории пещеры, в которой «область, охватываемая зрением, подобна тюремному жилищу, а свет от огня уподобляется в ней мощи Солнца», Сократ в беседе с Главконом сообщает ему свою «заветную мысль»: «Итак, вот что мне видится: в том, что познаваемо, идея блага - это предел, и она с трудом различима, но стоит только ее там различить, как отсюда напрашивается вывод, что именно она -причина всего правильного и прекрасного. В области видимого она порождает свет и его владыку, а в области умопостигаемого она сама - владычица, от которой зависят истина и разумение, и на нее должен взирать тот, кто хочет сознательно действовать как в частной, так и в общественной жизни» [4, с. 517 Ь-с].
Восхождение из темноты и пещеры к свету завершается окончательно видимым, т.е. идеей блага, которая оказывается все определяющей, все охватывающей и все образующей, устанавливающей предел всему сущему и постигаемому. Идея блага есть высший момент всей философии Платона. Однако притча о пещере символически выражает не только жизненную драму Сократа, но, в не меньшей мере, и судьбу самого Платона. Ведь недаром А.Ф. Лосев говорит о «душераздирающей трагедии» Платона и «всего платонизма». В «мире идеальных сущностей» Платон преодолевал и побеждал «свой век с его развалом и хаосом, и тут у него получалась весьма возвышенная эстетика, действительно в корне противоречащая культурно-социальной жизни; и в теории эти принципы были тонки и глубоки. Но нужна была какая-то совершенно новая практика и совершенно новый опыт культурно-социального строительства, которым Платон, это ясно само собой, ни в коей мере не обладал. Одними теоретическими идеями нельзя преобразить жизнь, а Платон именно это и хотел сделать» [2, с. 406]. Отчасти этим обстоятельством объясняются трагические неудачи Платона в его поездках в Сиракузы, где люди были скованы тиранией и пребывали как бы в пещере.
Платон говорит об идее блага не прямо, а символически - Солнце символизирует для него идею блага. Данное обстоятельство вовсе не означает, что эта идея есть некая тайна, раскрываемая только с помощью какой-то скрытой техники, с помощью каких-то изощренных приемов или через некое «шестое» чувство, своего рода загадочную способность созерцания. Основное убеждение Платона заключается в том, что высшая и верховная идея Блага может стать доступной умозрению только с помощью такого метода философского вопрошания сущего, которое обращено к глубине сущности самого человека. Если благо непосредственно невыразимо, то оно не может изучаться подобно любым другим вещам. Лишь тот, кто знает, как правильно «говорит» сказываемое само по себе, способен приблизиться к непосредственно невыразимому. Шаг от постижения идей к высшей идее блага предполагает подлинное понимание сущности идеи как таковой. Когда мы говорим «высшая идея», то это означает окончательный шаг от пребывания в пещере к восхождению человека в идеальный план бытия красоты, истины и блага. Высшая в смысле бытия идея достигает в сфере умозрения своего завершения.
Сама по себе идея есть нечто высшее как наиболее укорененное в бытии и наиболее несокрытое сущее. В идеях как таковых и благодаря им возникает изначальная несокрытость, поскольку они суть то, что впервые позволяет сущему обретать свой вид, а это значит, что идеи позволяют вещам показывать самих себя. Но если благо есть высшая идея, которая может стать зримой сверх всех идей, то тогда она должна существовать вне бытия, будучи при этом наиболее укорененной в бытии и наиболее, если можно так сказать, изначально несокрытой. И все же благо, хотя оно существует вне
других идей, тем не менее, также называется идеей. Не противоречие ли это? Это значит, что высшая идея правит изначально всем сущим, т.е. позволяет вещам пребывать в их несокрытости, поскольку благодаря ей они обретают свой особенный вид. Высшая идея создает возможность быть для любого сущего в его собственном виде и, следовательно, в его несокрытости. Она тем самым уполномочивает сущее пребывать в его несокрытости, т.е. позволять вещам возникать и существовать как то, что они есть.
В последнем разделе книги IV «Государства» Платон утверждает, что единство полиса и человеческого общества в его полисном измерении могут сохранять и поддерживать только те, кто призван к философии, имеющей смысл «эротософии», кто способен подлинно философствовать. Они не обязательно должны возглавлять государство, но они должны быть причастны к организации и управлению обществом в его полисном измерении. В силу глубоких и обширных знаний, присущих философам, они способны устанавливать надлежащие законы, нормы и правила, определяя, таким образом, общий курс, которому общество могло бы следовать. Мы знаем, что диалог Платона «Государство» является наиболее пространным по объему и своему содержанию. Этот диалог имеет своим непосредственным предметом полис. Вместо греческого слова лбАц римляне использовали выражение res publica (республика), т.е. res populi. «Республика» римлян предполагает наличие устроенного и организованного народа в его основных делах и занятиях. Диалог Платона о полисе в западных языках получает название «Республика», а в русском языке - «Государство». Но различие между современной республикой, не говоря уже о римской Res publica, и греческим полисом, в сущности, такое же, как и между современной сущностью истины и греческой 'aA^Bsia. Существует множество интерпретаций природы и сущности греческого полиса. Среди них наиболее оригинальными и, как нам кажется, адекватными являются истолкования М. Хайдеггера и М.К. Мамардашвили, на которые мы здесь и опираемся.
Греческий л6Ац во многом основывается на определенном понимании истины в смысле 'aA^Bsia. Если истина как несокрытость определяет все сущее в его присутствии, т.е. в его бытии, то и полис должен пребывать в сфере истины, имеющей характер открытости. Полис действительно указывает на то общее для всех его граждан место, в котором каждый человек имеет центр своего бытия. Через адекватное понимание полиса мы способны постичь греческий опыт познания сущности бытия и истины. Греческий л6Ац есть своего рода полюс (лбАц), вокруг которого обращается все являемое. Полюс как раз и есть то место, которое позволяет вещам являться в их бытии и раскрывать их условия само-стояния [6, с. 132-133]. Полюс, в отличие от природы, не производит и не творит вещи в их укорененности в бытии; однако именно полюс есть условие пребывания несокрытости вещей в целом и как целое, тогда как полис есть сущность такого места, в котором происходит осуществление исторического местопребывания греческого человека с присущим ему окружением, причем в строго определяемых границах. Между полисом и бытием имеет место изначальное отношение, поскольку полис позволяет многообразию вещей тем или иным способом входить в несокрытость своего условия. Вот почему полис не есть ни город, ни государство, ни их пресловутое смешение. Полис, следовательно, это не «город-государство», а устроение места истории греческого человека. Это есть такое сущностное пребывание человека, которое в своем топосе собирает в изначальное единство все, что достигает человека как несокрытое и предлагается ему как то, к чему он в своем собственном бытии предназначен.
Однако поскольку истина, как говорит об этом само слово 'aA^Bsia, обладает конфликтной сущностью, которая нередко проявляется в различных искаженных формах, постольку и в самом полисе, который есть место сущностного пребывания человека, утверждается власть самых крайних противоположностей по отношению к истине и к сущему. Я. Буркхардт в лекциях по истории греческой культуры говорил о жестокости греческого полиса, о царивших там ужасных и отвратительных нравах. Уже Софокл в «Антигоне» называет человека бездомным существом [5, с. 179-230]. И это не случайно, что человек в греческой трагедии предстает таким образом. Именно в конфликтной сущности истины в смысле слова 'aA^Bsia М. Хайдеггер усматривает единственный источник возможности и необходимости самой трагедии; поэтому, строго говоря, существует только греческая трагедия и помимо нее нет никакой другой. Испытываемая только греками сущность бытия имеет такой характер, что трагическое здесь становится необходимостью [6, с. 134].
Я. Буркхардт подчеркивает в своих лекциях по греческой культуре, что мало кто в его время представляет себе, насколько несчастными были греки в их полисной организации общества. Буркхардт постигает историю древних греков в терминах «культуры», «религии» и «государства», причем государство понимается как инстанция власти, а власть есть само по себе зло. Мы можем понимать власть как зло и как нечто «демоническое», но это мало что дает для постижения природы и сущности греческого полиса. Сама конфликтная сущность истины позволяет нам понять, почему в полисе имеют место не только беспорядки, но и разного рода бедствия. Полис как существенное место пребывания человека, обретающего именно здесь историческое измерение, включает в себя множество вещей не только явных, но и скрытых; в полисе, помимо истинного раскрытия существующего порядка вещей и событий, всегда имеют место притворство и искажение. Если сущность несокрытости и сокрытия пронизывает саму сущность исторического человека, то уже в силу этого обстоятельства диалог о полисе должен включать в себя и вопрос о сущности истины. Платон говорит об истине и в притче о пещере, в которой речь идет о том, что пещера - это не только укрытие и потаенность, но также и определенного рода несокрытость.
Миф об истине мы находим и в Х книге, заключающей диалог Платона о полисе, где речь идет не столько об 'аА^Веш, сколько о о пустыне и, возможно, о полном опустошении человека.
Сущность этого мифа, впрочем как и мифа о пещере, строится и поддерживается всем диалогом о полисе. В полисе, в котором раскрываются и скрываются вещи как таковые, человек окружается всем тем, что в строгом смысле слова ему предписывается, но тем самым также от него удаляется. Предписываемое означает здесь назначаемое или то, что предназначается человеку, что ему вручается и в чем он упорядочивается. Все, что предназначается человеку в полисе и соответствует ему, - все это называется порядком в смысле греческого слова Порядок в полисном человеке не просто противостоит сущности любого беспорядка, так как порядок в смысле пронизывает человека и в то же время его обустраивает и определяет его назначение.
Человек необходимо должен быть упорядочен, поскольку на пути беспорядка он всегда заблуждается, утрачивает свое назначение и оказывается вне полиса. Вовлечение человека в надлежащий порядок, установление и образование его в смысле слова лm5sía означает, прежде всего, подчинение законам. Оно понимается здесь как несокрытость самого порядка, когда человек не владеет ничем таким, что удерживается в секрете и тайне, хотя и касается всех и самого порядка. Именно таков Сократ в изображении Платона. В соответствии с подчинением законам полисного порядка или в несоответствии им человек может быть либо дисциплинированным (5жаюд), либо беспорядочным ('а51код). Но в размышлениях о полисе всегда возникает вопрос о том, ради чего человек, проживая в полисе, в сущностном пребывании подчиняется порядку или рассеивает себя в беспорядочном состоянии. Упорядоченный полис - это структура, порождающая человека в его том или ином назначении, тогда как при отсутствии порядка человек не может реализовать свои возможности, поскольку распад и периодически повторяющийся хаос устраняет все устойчивое, укорененное в бытии, особенно в душевной жизни.
Платон говорит, что не будет никакого порядка в жизни человека, если он не заглянет в свою собственную душу, в свой нрав. «А заглянуть в свой нрав можно только в определенной структуре, то есть... внутри идеи или формы, эйдоса. Вот что называется у Платона идеей. Платон открыл существование каких-то структур, проблема реальности которых может обсуждаться» [3, с. 143]. Идея Платона имеет интеллигибельный характер. «Платон. был очень чувствителен к тому, что, собственно, он открыл и назвал идеей. Чудовищно сложно удерживаться в идее и из нее смотреть на предметы. Вся философия Платона - его бесконечные диалоги и сама его жизнь (Платон - одна из самых трагических фигур в истории философии) - это работа, посильная, может быть, лишь богу: смотреть в свете идеи и удерживаться в этом свете» [3, с. 148-149]. И саму сущность полиса Платон пытается рассмотреть через идею его надлежащего порядка.
Поэтому диалог Платона о полисе не может быть рассмотрением того или иного особенного полиса; он размышляет о полисе как таковом, о его природе и сущности. Полис сам по себе и в своей сущности есть тотальность всех его собственных и существенных отношений; то, что он подлинно есть, называется Следовательно, вдумчивый диалог о полисе есть с самого начала диалог о
политейе, а в современных терминах - о государстве и его устроении. Таково заглавие одного из
самых больших и основных диалогов Платона, однако это название не является однозначным. М. Хайдеггер отмечает, что в повседневном языке слово 'оида означает «дом», «двор», «имущество», «блага» и «движимость», а в философских рассуждениях достигает значения сущности и укорененности в бытии всего присутствующего. Подобно этому и яоАд,те1а в обычном языке означает просто жизнь в полисе, жизнь, принадлежащую полису и определяемую им, однако после Платона оно начинает указывать на внутреннюю структуру полиса и на его конституирование [6, с. 140-141]. «Конституцию» полиса не следует понимать как определенную последовательность прописных правил и положений. Речь идет о сущностной структуре «политейи» как таковой и, следовательно, о сущности полиса в общем и целом.
Платон говорил об идеальном полисе, во главе которого стоят философы, способные созерцать чистые и вечные идеи, а сам полис защищают воины. Они и философы не должны иметь никакой собственности и особенно беспощадно караются за хранение золота и серебра. Собственность более всего гибельна для тех, кто призван к глубоким и благодетельным размышлениям, тогда как земледельцы и ремесленники, которые обязаны доставлять полису все жизненные ресурсы, могут иметь собственность. В таком полисе запрещены отдельные и замкнутые семьи, поскольку, будучи неизбежно отягощены бытом, люди будут отвлекаться от общих дел и нужд полиса и в силу этого плохо выполнять свои обязанности. В этом полисе имеют место совместные браки, а дети воспитываются сообща за счет общества, чтобы они знали, что полис - их общий родитель и воспитатель. Из этого идеального полиса изгнаны песни и мелодии, которые размягчают душу. Допускается только укрепляющая душу, воинственная и бодрая музыка и поэзия. Воспитание направлено на формирование прекрасного тела и на укрепление надлежащего разума. В беседе с Главконом Сократ в этой связи в Книге IV говорит: «Мы еще вначале, когда основывали государство, установили, что делать это надо непременно во имя целого. Так вот это целое и есть справедливость или какая-то ее разновидность. Мы установили..., что каждый отдельный человек должен заниматься чем-нибудь одним из того, что нужно в государстве, и притом как раз тем, к чему он по своим природным задаткам больше всего способен» [4, с. 433 а]. Такой полис исключает возможность трагедий и таких пороков, как прелюбодеяние, стремление к наживе, болтовня, обман, изнеженность и т.п.
Созданный Платоном полис никогда не существовал в реальности, поэтому его яоАд,те1а могла получить название «утопии», т.е. того, что нигде не имеет места [1]. Когда мы, скажем, размышляем о бытии всего сущего, мы знаем, что самого бытия «действительно» нигде нет в пределах любого рода вещей, оно не находится под рукой, т.е. где-то поблизости. Бытие, соответственно, тоже могло бы быть «утопией», как говорит М. Хайдеггер [6, с. 141]. Но на самом деле бытие, и только оно, есть место (холод) для всего сущего. Вот почему лоАп^а Платона вряд ли является «утопией», скорее, чем-то совсем иным; это метафизически определяемое место сущности полиса как такового. Диалог Платона о полисе есть прежде всего припоминание самого существенного об устроении людей в их совместной жизни, а не проект полиса в плане его фактической реализации. План фактического здесь вообще отсутствует.
Полис есть сущностное пребывание человека древнегреческой истории; это место, которому принадлежит человек как живое, наделенное даром речи существо (^ юоv ^6yоv s%оv); место, в котором ему предписывается определенный порядок и в котором он сам формируется и упорядочивается, т.е. становится в той или иной мере порядочным. Полис есть место такого «где», в котором порядок не только раскрывается, но и скрывается. В таком месте происходит раскрытие и сокрытие надлежащего порядка, случаются события исторического и обычного характера, позволяющие человеку не только входить в свою сущность, но также и в нечто, ей противоположное. Поэтому лбАц есть такое укорененное в бытии место человека, в котором он способен осуществлять и собирать себя в своем предназначении. Это место человека в его историческом пребывании. Все то, что ныне называется и считается «политическим», т.е. борьба за власть в сфере групповых, классовых и прочих интересов, есть всегда лишь производное от полиса, от лоАля^а, однако сама сущность полиса не определяется политически. Сам полис есть такого рода полюс, который определяет способ бытия самых разнообразных вещей в их раскрытии, а равно и в их сокрытии. В полисе располагается то самое «где», в котором собирается и концентрируется история человеческого
бытия. Греки, разъединенные и рассеянные по своим полисам и колониям, не были даже единым народом, и в силу этого не представляли собой политический народ; греки не знали о самодовлеющей политической сущности, поэтому человеческое в них определяется непосредственно из самого бытия. Вот почему ведущим вопросом философии Аристотель считал вопрос: «Что есть сущее (Т то '6^?». В этом смысле полис является уникальным творением мира Древней Греции, если под полисом понимать такое совместное пребывание людей, которое призвано собирать и сохранять все истинное и божественное.
