CC BY
160
Волков Юрий Григорьевич
заслуженный деятель науки РФ, доктор философских наук, профессор, проректор Ростовского государственного университета, г Ростов-на-Дону
ИДЕОЛОГИЯ И ИДЕНТИЧНОСТЬ: ДИСКУРС ПРОТИВОПОСТАВЛЕНИЯ
В
исследованиях по российской идентичности стало модным утверждение: идентичность может быть личным выбором в зависимости от жизненной ситуации или отношений с «Другими», что идентичности могут изменяться в течение жизни человека под влиянием социальной среды, предпочтений, инноваций. То есть человек может последовательно примерять к себе маски «либерала», «централа», «консерватора», без сожаления расставаясь с ними, как с бесполезными и обветшавшими предметами быта. Подчеркивается прагматизм и стремление к индивидуализации, гибкости, умению подстраиваться к конфликтным обстоятельствам или господствующим в обществе идеологическим веяниям. Идеология идентичности отождествляется с апофеозом тоталитаризма, интегрированного общества, идейного диктата.
Советский народ, согласно либеральной мысли, был ни кем иным, как идеологическим конструктом, результатом «насильственной переделки человека» и разделял идеологические догмы в силу приспособленчества или страха репрессий. Советский человек страдал расщепленным сознанием, он участвовал в официальных демонстрациях и митингах, но в частной жизни диссидентствовал, проповедовал «вещизм», исповедовал капитализм и сопротивлялся всеми дозволенными способами намерениям власти. В своей книге «Основы» советской цивилизации» А.Д. Синявский замечает, что «ад слов почтенного оппонента получается, что народ ностальгирует по равенству и системе, на самом деле народ тоскует по смыслу жизни. Советская власть не дала простому человеку свобод, богатства, знаний, главное, что она усиливала чувство независимости и сознание, что мы живем в правильном, целесообразном мире»1. Высказывание А.Д. Синявского «попадает в точку», так как современное рос-
сийское общество переживает идеологический кризис. Даже убежденные реформаторы вдруг заявляют, что надо объяснять цели преобразований, что необходимо говорить на «понятном массам языке». Правда, «как ни говори халва, слаще не станет». Если не преодолеть нищету большинства россиян, реформы будут отвергаться с «порога».
Но главное в жизни народа - иметь чувство причастности к Космосу, Большому Обществу, Большому проекту. Советский Союз был «идеократичес-ким обществом», людей объединяли «смысл существования», вера в идеалы общества, в справедливость. Можно предъявить счет к либералам в том, что России был предложен наиболее худший вариант развития из всех возможных с явным превышением предельных затрат человеческих и материальных ресурсов. Однако неприятие либеральных реформ необязательно должно вести к провозглашению «классовой борьбы» и «мировой революции», поскольку в пожаре конфликтов россияне могут потерять свою страну и повторить путь социального эксперимента, заведшего в тупик «шестую часть света». Ни критики реформы, ни ее адепты не объясняют целей стратегического развития, не показывают, как может измениться к лучшему жизнь миллионов простых людей. Если верить в Россию как государство, то граждане вправе знать, какими возможностями располагает, и какие обязанности предполагает выполнять новое российское государство.
Либеральное «минимальное» государство, как идеальный механизм модернизации, с которым связываются успехи авторитарной модернизации 70-х гг. и появление «азиатских тигров», не подходит России потому, что данный механизм ориентируется на «модернизируемое общество» и постепенный переход к демократии. В России сейчас популярно утверждение, что политические реформы со времен перестройки обгоняли экономические, что настало время «заморозить» политику и вплотную заняться
1 Синявский А.Д. Основы советской цивилизации. М., 2001. С. 414.
7
экономическими реформами, чтобы поднять жизнь народа до уровня развитой западной демократии. Сторонники представленной позиции возвращаются к дискуссии славянофилов и западников, традиционалистов и модернизаторов, забывая о том, что «история если и повторяется, то в виде фарса». Президент России В.В. Путин в беседе с иностранными корреспондентами еще в 2000 г. отметил, что «наведение порядка в стране связано с наведением порядка в законодательстве», но социальный порядок может быть легитимирован, и получить доверие на основе идеологии «национального единения». Очевидно, назрел «поворот» в массовом сознании, подобно тому, как в начале Великой Отечественной войны общество вновь обратилось к исконным ценностям «братства» и патриотизма. Хотя интегративные смыслы были воплощены в пропагандистские процедуры и строго дозировались, чтобы не допустить идеологического инакомыслия, сам факт обращения к российской идентичности, как «внеклассовому» гуманизму, показателен. Мы до сих пор выбираем между социализмом и либерализмом, игнорируя то обстоятельство, что вступили в постиндустриальную эпоху, что национальное государство, как пространство реализации классических идеологий, существенно трансформируется под влиянием глобализации, что ни либерализм, ни социализм не в состоянии дать адекватные ответы на вызовы современности - терроризм, нелегальную миграцию, экоцид, техногенные катастрофы и истощение природных ресурсов, проблемы, которые настойчиво «стучатся в наш дом».
Искусственное противопоставление идентичности и идеологии выражается в приписывании идеологии элите, а идентичности - простым людям. С идеологией связываются апологетика, легитимация существующего порядка, мысли господствующего класса, который пытается навязать обществу их доминирование. Идентичность оценивается как субъективный опыт отдельных личностей или социальных групп.
Однако вне идеологии идентичность превращается в «разделение», обособление от обществ, при котором утрачиваются когнитивный и социаль-но-ориентационный потенциал идентичности, способность к коммуникации с «Большим Обществом». Кризис российской идентичности состоит не в переходе к «кругу близких», где семья всегда была социальной ценностью, и люди всегда поддерживали родственные отношения. Отмирают «коллективные идентичности», образцы, дающие человеку чувство социальной безопасности и уверенности в будущем. Это замечание социолога З. Баумана относится к европейскому обществу. В России идентичность «души», для него характерен не столько прагматичный расчет, сколько лад, гармония с «Другими». Оценка конкретных мыслей и деяний связана с коллективным смыслом. В дискуссии об итогах Второй мировой войны СМИ пытаются внести теорию «бессмысленности» огромных потерь, выигрыша большой кровью, одним словом, что это - не победа, а «историческая трагедия». Народное сознание единогласно в позитивном восприятии Победы, потому
что ее высшее определение избавление человечества от «чумы ХХ века», триумф Добра над Злом. Западные историки оценивают конкретный исторический период в терминах «соответствия демократии» и «экономической эффективности», россияне рассматривают его через призму цивилизационно-го своеобразия России, «отношения к себе» и к «внешнему миру». Российский народ в стремлении к Космосу нацелен на преобразование человека, разделяет благодать и свободу, справедливость и демократию. Космичность российской цивилизации определяет характер идентичности: речь идет не о приобщении к власти, не о механизмах государственного устройства, а об объединенных приоритетах государства и народа, государства и общества. Идеология призвана объяснять и обосновывать цели человека, способность его слияния в великой гармонии с человечеством. Обыгрывая «архаичность» социализма и либерализма, националисты, как известно, пытаются «монополизировать» традиционные ценности, уверяя при этом, что консолидирующий порядок избавляет людей от чувства одиночества и этим достигаются законность и порядок Но русскому народу - и это отмечают даже недруги России - никогда не была близка идея национального превосходства. Идея национального равенства получала поддержку не только среди интеллигенции, но и крестьянства. Английские рабочие из Ист-Энда в конце XIX в. осознавали огромную пропасть, разделявшую их и выпускников Итона, но у них не возникало возражений против британского владычества в Индии или африканском континенте. «Бремя» белого человека, воспетое Р. Киплингом, выступило маркером исключительности и оправдания расовой и национальной дискриминации, различия «воих» и «чужих».
В резолюции съезда мусульман России (1992 г.) сказано: «Ислам в России есть неотъемлемая часть российского национального самосознания и одна из главных составляющих государственного единства нашей многонациональной и многоконфессиональной державы». Сравним с положением мусульманских общин в Западной Европе, не готовых интегрироваться в принимающие общества. Согласны ли россияне учиться опыту «мультикуль-турализма», вызывающего только «разделение» между народами?
Между народами и конфессиями России выработаны и действуют на протяжении веков нормы взаимопонимания и уважения. Современное состояние идеологической междоусобицы вызвано противоречиями между Центром и регионами, элитами и рядовыми гражданами. Внедряемая в общество идеология либерализма стимулирует не консолидацию, а обособленность, дезинтегрирован-ность общества. К жизни призываются так называемые «архаичные» идентичности, формируется почва для оправдания социальной и национальной исключительности. В стремлении вернуться к традиции, обосновать свое место в российском обществе и государстве современные политики не интересуются «идеологическим наследием», то ищут союзников среди экстремистов в мусульманском мире,
_8
ОБЩЕСТВО И ПРАВО • 2006 • №4(14)
то видят друзей в западных консервативных кругах. Этому способствует внедрение мысли об императивности российской идентичности, ее архаичности в эпоху глобализации или, напротив, привязка к эт-нонациональной традиции.
Многонациональное и многоконфессиональное российское общество является исключительно универсальным, разнообразие традиций и идей позволяет сформировать духовное наследие мирового значения, в то время как идеологическая «одномерность» сводит мировоззрение человека к конфликтному восприятию мира, к культивированию социальной, культурной и политической исключительности. Получается так, что вместо совместного диалога с другими цивилизациями, выраженного в транспарентности ценностей, мы вынуждены преодолевать «барьеры» непонимания, возводимые усилиями либералов и националистов. Очевидно, что российское общество не может быть ориентированным на Запад или Восток, стабильность может быть достигнута только на основе собственных национальных интересов. Спор западников и националистов выявляет односторонность: и те, и другие демонстрируют близорукость или идеологический догматизм, когда дело касается определения стратегических целей развития России. Наверное, западников волнует не Запад, а образ Запада как бастиона демократии, свобод и рыночной экономики. Как ехидно замечают националисты, никто не против запрета «мочиться в лифте», одобряют правило «мыть руки перед едой», но вряд ли большинство согласится на «святость» так называемых «ума-нитарных бомбардировок» Ирака или «поддержку» чеченских террористов «общественным мнением» на Западе.
В равной степени можно согласиться с позицией «сбережения нации». Национальные интересы соединяют, интегрируют приоритеты всех социальных и национальных групп, однако они до сих пор не получили концептуального оформления, не артикулированы в российском обществе и определяются идеологической асимметрией, новым прочтением «холодной войны», синдромом «переходного общества». Преследуя цели модернизации России, Петр I не ставил целью укрепление российской идентичности, напротив, идентичность являлась «побочной» к статусу великой европейской державы. Сейчас мы являемся свидетелями переопределения российской идентичности в пользу духовности, способной возвысить российское государство.
Конфликт Центра и регионов в середине 90-х гг. как раз был вызван не только социально-территориальной дифференциацией. Либеральная парадигма Центра вступила в противоречие с «иде-ократией» регионов, консерватизмом региональных элит, отклоняющих либеральный дискурс. В споре о реституции культурных ценностей именно твердая позиция региональных лидеров прервала политику «односторонних уступок», которая делает недостижимым откровенный и конструктивный диалог России и Запада. Некоторые исследователи ссылаются на «многоликий» Запад, существование либерального, социал-демократического, консерватив-
ного спектров. Безусловно, в способах взаимодействия с Россией существуют смысловые нюансы, но также в той или иной степени господствуют предубеждения и стремление воспринимать Россию как «экспансионистскую» и несостоявшуюся цивилизацию. Следовательно, обществу должен быть предложен проект объединительной интегративной идеологии, определяемой культурно-нормативной, ци-вилизационной идентичностью, универсализмом и мессианизмом российского народа. Это тем более актуально в условиях глобализации, в свете перспектив формирования однополярного мирового порядка, превращения России в «сырьевую державу», обеспечивающую безоблачное существование «золотого миллиарда». Когда сталкиваешься с дефицитом бензина в стране, которая занимает второе место в мире после Саудовской Аравии по экспорту, ясна нацеленность экономических и политических элит на «членство в клубе избранных», пусть и ценой «обнищания» населения и приведения страны к состоянию «без будущего». Как показывает опыт российской истории, можно пережить бироновщину, распутинщину, но российское государство всегда отличалось людьми с развитым чувством российской идентичности, причастности к народу, истории и культуре.
Когда говорят о влиянии Запада на российскую жизнь, предлагают в качестве доводов «заимствования» и европейское происхождение выдающихся политических деятелей, путешественников, художников. Но Екатерина II, Фонвизин, Даль, Брюсов были представителями российской культуры, они мыслили и действовали, как россияне.
«Русские корни» П. Устинова или А. Труайя только способствовали авторитету российской культуры. Российская культура уникальна в выражении внутренней свободы, приобщении к ценностям «вселенского» гуманизма. Тяга к России была настолько велика, что, оказавшись в эмиграции, потомки шотландцев, французов, немцев не изменили своей российской идентичности. А. Бенуа, художник с французской фамилией, так и вошел в историю русской культуры принадлежностью к направлению «Бубнового валета», несмотря на возвращение во Францию.
Российская идентичность означает высокую свободу, свободу творчества, не стесненную этническими и социальносословными требованиями. Российская идентичность идеократична и идеологич-на, она направляет усилия человека на коллективность, соборность, осознание личности, а узконациональная идея нацеливает на убеждение в превосходстве «своих», отвергает «чужих» и вынуждает воспринимать «дpyгoe» враждебным, не поддающемся рациональному объяснению. Запад так и оценивает Россию с позиции духовной экзотики, этнографизма. Исследование, проведенное среди англичан профессором С. Анхольтом в 2004 г., показала следующие ассоциации со словом «Россия»: 26% - мороз, шапка-ушанка, 22% - Сталин, Ленин, Троцкий, 17% - национализация, 10% - Москва, Кремль, 5% - культура, искусство, 4% - наука, образование.
9
Большинство европейцев «узнают» о России из СМИ, довольствуясь стереотипами «холодной войны». Российская культура производит впечатление на интеллектуалов, но как классика, славное, но безвозвратно ушедшее прошлое. И это при том, что каждый третий англичанин не знаком с творчеством Шекспира или никогда не читал произведений Диккенса. Но главный вывод в том, что отношение к России принципиально не изменяется с XVII в. В период перестройки и первой «волны» реформ российское общественное мнение было полно иллюзий по поводу падения Берлинской стены, предоставления «свободы» народам Балтии, «стратегического партнерства». С политикой уступок связывался имидж «новой России» и россиян. Однако стоило сделать робкие шаги по восстановлению российской государственности, укреплению национальной безопасности и защите геополитических позиций, как вновь возник образ варварской страны с авторитарными традициями. Может быть, путь к цивилизованному диалогу лежит через «внутреннюю работу», развитие российской экономики, поддержку науки и образования. В Европе далеко не каждый испытывает теплые чувства к Китаю, постоянно выражается озабоченность «правами человека» и наpaщиванием его военного потенциала, но Китай воспринимают как новую мировую державу, вызывающую интерес.
Отсутствие идеологии сужает возможности общества «познать себя» и «предстать перед другими», выработать рамки идентификационного выбора. Дискурс согласия у россиян складывается как раз не по поводу «политической стабильности», а ее истории, культуры, науки. Если в предшествующие периоды российская идентичность была «затушевана» имперскими, классовыми концепциями, то сейчас необходимо видеть в конструкте «идентичности» фундаментальный смысл. Желание построить страну настоящего и будущего позволяет избежать «исторической и цивилизационной неопределенности», адекватно расставить акценты в проблеме «ученичества - наставничества в мирной цивилизации». Приоритеты Запада - в развитии рациональности, науки и технологий, россияне воплощают все-ленство цивилизации, справедливость, благо. Российская цивилизация выступает альтернативой не европейской цивилизации, а практике глобализации, замешанной на вестернизации и новом мировом порядке. Проблема заключается не в рисках глобализации, подробно описанных Э. Гидденсом. Идея сотрудничества в преодолении глобальных рисков не вызывает принципиальных возражений. Другое дело, когда Россия становится объектом глобализации с удручающими последствиями для политической стабильности, физического и духовного здоровья народа, культурной самобытности. Идеология антиглобализма, концепция «альтернативной» глобализации, глобализации «снизу», глобализации «субъектности» опять же объективно содержат возможность разнообразия социальных и политических идеологий и, в конечном счете, идеи саморегуляции производительной экономики, пря-
мой демократии, критики исторического капитализма и нацеленности на сотрудничество народов. Однако неприятие глобализации «свepxy» не привело к реальной альтернативе в силу неясности целей и неэффективности способов их достижения. Антиглобализм пока еще является «Альтер-эго» глобализма, контридентичностью узкой группы, в то время как каждый второй житель Земли поставлен перед фактом элементарного физического выживания. Необходимы диалог народов, предложение планетарного сотрудничества, потому что классические идеологии рассчитаны на «сообщество национальных государств» или «глобализацию», практику применения либерализма в мировом масштабе, разделяющую народы на «перспективные» и «бесперспективные», цивилизованные и нецивилизованные, а государства - по критерию «демократичности». Человечество достигло достаточного уровня глобальных проблем, следовательно, вопрос - в отношениях между народами, доступе к социальным и духовным благам, образованию и культуре.
Противников глобализации вдохновляет мысль об идеально сбалансированном обществе1. Однако настораживает то, что принятие альтер-глобализма как «концепции глобализации снизу» не сопровождается переориентацией мышления и действия. Альтер-глобализм превращается в идеологическую монополию «новых левых» и «экологис-тов». Между тем, российская цивилизация выработала принцип взаимопонимания народов и союза с природой. Российская идентичность, как духовная связь времен, направляет человека на осознание «долга поколений», «сохранение национального богатства». Идеология разрушения, навязанная в 20 - З0-е гг. ХХ в., индустриализация «любой» ценой требовали преображения природы, придания ей урбанизированности. К середине 50-х гг. в обществе сформировался социально-экологический императив «сбережения».
М. Пришвин, Ф. Абрамов, Н. Гумилев, В. Распутин внесли в российскую цивилизацию смысл коэволюции человека, соединения с природой. Их считают «духовниками», реформаторами, преобразователями. На наш взгляд, пробуждение российского сознания было направлено на восстановление ценности «блага», духовного совершенствования личности. Природа не является объектом, мировой материей, российская идентичность обращена к природе, как потенциальной духовности.
Становится очевидным, что модели развития, культивируемые западной цивилизацией, неадекватны перспективам российского общества. Страна может просто перестать существовать в результате депопуляции, истощения природных богатств, изменения культурного и поведенческого кода россиян. Следует осознать, что Россия является «домом», И благоустройство дома - дело хозяина, а не гостей. Россияне должны понять «себя», а не надеяться на доброго дядю, который вытащит их из болота хаоса и бедности. К сожалению, в российском обществе не развиты традиции «серединной культуры», культуры «будничной жизни», но состояние быта оп-
1 Альтер-глобализация. Теория и практика аитиглобалистского движения. М., 2003. С. 144. _10
ОБЩЕСТВО И ПРАВО • 2006 • №4(14)
ределяется для россиянина «смыслом существования», основанным на «включении вечных вопросов». Нация, как считает влюбленный в Россию и российскую культуру немецкий мыслитель В. Шубарт, может быть в России только наднациональной, братством народов. Русскому человеку чужды «истерия» и «суета», он раскрывается в больших делах, творческой самореализации. Можно упрекать россиян за привязанность к истории, но именно «рациональность», конкуренция и стремление к «лидерству» ввергали Европу на протяжении веков в войны и революции. Так же и американская мечта, изрядно потускневшая, не ушла полностью из сознания американского общества, и житель из Канзаса и Огайо неосознанно следует американским консервативным ценностям. Без идеологии «мечты» американское общество перестала бы существовать в силу того, что при помощи индивидуализма нельзя соединить людей, так или иначе «оторванных» от истории, распрощавшихся с родиной, с целью «жить по-новому». Для обуздания социального эгоизма и конфессиональных конфликтов в американской цивилизации закреплены стереотипы «превосходства», веры в богоизбранность и жизненный успех. Россиянам, напротив, внушается, что они живут исключительно в Богом забытой стране, что России остается два пути: присоединиться к Западу или кануть в историческое небытие.
Классические идеологии «модернизации» но-мологичны, подчиняют человека абстрактным целям. Отличая историцизм марксизма, К. Поппер в либерализме, например, постулирует «неизбежность!» европейского пути развития1. Общество, не принадлежащее к европейской цивилизации, классифицируется традиционным обречением, рано или поздно вступающим на путь социальной модернизации. Поэтому отсутствие в политике идеологии российской идентичности приводит к имитации «западных» идентичностей. Идеология адаптирует идентичность к системе ценностей социума. В российском обществе либеральные ценности только усиливают социально-имущественное расслоение и исключение из поля культуры целых групп населения. Для каждой группы находятся своя «идеология» и культурные смыслы, которые отличаются от других жизненным выбором и даже языком «общения». Идеология российской идентичности нацеливает на сохранение общего культурного наследия, общих ценностей и языка взаимопонимания.
Утверждение об идеологической индифферентности большинства российского населения нуждается в уточнении: большинство вольно или невольно воспринимают дискурс «либерализма». Мечта о «маленьком семейном счастье», надежда на высокие заработки и вера в собственные силы составляют код либерализма. Принципиально, что впервые 48,5% респондентов «стигматизируют» бедность. В восприятии успешно адаптированных групп формируется образ алкоголиков, наркоманов, неудачников, повинных в своей судьбе. Однако большинство «бедных» россиян работают, но в силу низ-
ких заработков, возраста, плохого здоровья и невозможности получить качественное образование и квалифицированную профессиональную подготовку они не могут выбраться из тисков нужды и безысходности. В России всегда существовала традиция «сострадания» и помощи талантливым. Пропаганда либеральных ценностей создает почву для социального расизма, разделения общества на удачливых и неудачников, подрывает основы социального самоконтроля.
Золотой фонд российской нации никогда не представляли мздоимцы и нувориши. Доктор Гааз, купец Третьяков, фабрикант Морозов были почитаемы не в силу статуса или близости к власти, а «добрым делом», строительством библиотек, больниц, помощью молодым талантам. В современной России олигархическая буржуазия так и не проявила социальной ответственности. Спонсорство шоу-бизнеса или покупка раритетов искусства смахивают на поведение «мещанина во дворянстве», самолюбование, стремление скрыть «бездуховность» за фасадом богатства и снобизма.
К идеологии российской идентичности нельзя относиться как к пролонгации гордости за культуру и исповедованию вседозволенности в настоящем. Российская идентичность идеологична в силу того, что она устремлена в будущее, в ней отсутствуют предопределенность «национализма» и «рациональность» либералов. Идентичность - это универсальный и одновременно личный выбор, обязательство человека участвовать в достижении Блага, проявлять сочувствие и соучастие «ближнему», радеть за «общее дело» как за цель личной жизни. Классические идеологии прозаичны и соответствуют «несовершенному человеку». Социализм и либерализм близки в признании «борьбы» конкуренции, социального отбора, раздражают «местечковостью» некритичностью мысли. Российская идентичность обращается к «самопознанию» человека в позитивном смысле. Литературовед и историк В. Кожинов отмечает, что русский человек, входя в знакомство с чужой культурой, относится к ней не только с уважением, но и осознанием ее превосходства. Эта черта способствует «высокой цивилизованности», отвращению от чванства. Желание «лучше переоценить», чем «недооценить» или «ущемить» открывает горизонты диалога.
Мы, может быть, потому и являемся страдающим народом, что не стремимся навязать свое превосходство «Другим». Обвинение в «русификации» является «шулерским» приемом с целью обелить националистов, попирающих права и свободы граждан исключительно по «национальному признаку». Народы России воспринимают русскую культуру и русский язык как «билет в большой мир» к достижениям горизонтов науки и техники. Ведь не упрекают же англичан за то, что их язык стал языком общения для каждого седьмого жителя Земли.
Российская идентичность оберегает человека от культурного нигилизма, вселяет веру в возможность счастливой жизни не за счет достойной жиз-
' Поппер К. Что такое диалектика? Вопросы философии. 1995. №1. С. 35.
11
ни «Других». Не случайно русские мыслители проявляли тревогу по поводу «духовного порабощения» человека. Здравый смысл и традиции часто не могут устоять под напором «целлулоидных образов» Голливуда. Западные исследователи отмечают, что за рост той же миграции несут прямую ответственность СМИ. Пастуху из Зимбабве или марокканскому торговцу трудно довольствоваться хлебом насущным, если телеэкран демонстрирует жизнь, полную утех, забав, удовольствий. В либеральной идеологии нет места «человеку труда», человеку творчества, сельской общине или коллективу интеллектуалов, напротив, в ней постоянно звучат рефреном мотивы материального счастья, презрения к дисциплине и морали. Везение, успех заменили трудовой этос молодого поколения на Западе: среди безработных в Германии - большинство так называемых «добровольных безработных», которым лучше жить на пособие, чем «вкалывать» и платить налоги.
Поэтому забота об «общем деле» - вклад в становление будущего своих детей. Идея «благоденствия» подразумевает определенные знания «человека», его ответственность, репутацию. В России большинство людей никогда не прельщались идеологией «успеха и обогащения», здесь ценились личность человека, его моральные и профессиональные качества. Активность по-российски отличается от западной рациональности тем, что она работает на императив, чтобы «всем жилось лучше», иначе, какой прок, какой смысл в благоденствии каждого человека. Смирение, коллективность, сострадание, взаимопонимание, идеократия, основанные на гармонии «природы и личности», воссоединят разрозненное человечество в мировом масштабе. Чтобы достигнуть идеала совершенного индивида, пишет Вл. Соловьев, нужно опираться на собственное решение1. Эта мысль подчеркивает идеократичность российской идентичности, сокровенного восприятия творения и умения выстраивать «историческое сознание». «Расколотое» российское общество проявляет готовность к единению в оценке вызовов, принятии приоритетов безопасности и благополучия россиян. Рост сторонников «наведения порядка» говорит о желании «покончить с неопределенностью», определить стратегические цели развития страны, преодолеть негативный астенический синдром. Как и во времена Великой Отечественной войны, мы ощущаем себя «россиянами», русскими. «Нас слишком мало», чтобы ввязываться в гражданские войны, междоусобицы, конфликтовать по поводу национальных различий или идеологических предпочтений.
России не свойственна «идеология реванша» не потому, что народ «выживает» или не адаптирован к переменам. Россияне понимают, что общество с внутренними конфликтами обречено на нестабильность, уязвимо в современном глобализируемом мире. Как отмечает в своем исследовании «О русском национальном xapaктере» К. Касьянова, «мир существует и правильно движется только нашими
жертвами, нашим терпением, нашим самоограничением»2. Сталкиваясь с синдромом потерянности, общество возвращается к историческому опыту единства, безальтернативности общественному согласию.
Е.С. Троицкий высказывает сомнения по поводу российской идентичности. По его мнению, «...авторы тезиса о «российской нации» должны прежде всего спросить у татар, башкир, инцев, хакасов и всех других, согласны они отречься от собственной национальной идентичности и войти в мифическую российскую нацию?»3. На это можно возразить тем, что, во-первых, российская идентичность не отменяет, а включает национальную идентичность, но не в качестве знака различения, а выявления того, что объединяет с «Другими». Во-вторых, для защиты рус-скости, на что указывает автор, аргументы «национальной озабоченности» сомнительны. Национализм выступает антиподом российской идентичности, перечеркивая традиции сотрудничества и взаимоуважения. Не следует думать, что «стимулирование русскости» у народа, со сложившейся цивили-зационной идентичностью, повышает потенциал патриотической активности. Нужно отличать национализм от универсального видения российской идентичности, исходящей из истоков народного сознания и получившей обоснование в трудах российских мыслителей - П. Флоренского, Вл. Соловьева, Ф. Достоевского. В современном нестабильном и непредсказуемом мире отказ от идентичности порождает унификацию, индивидуализм, социальную агрессию. В качестве аргумента приводится архаичность коллективной идентичности, ее неспособность обеспечить социальную безопасность. Исследователи признают, что принцип «понимать других, чтобы делать лучше других» выражает патриотическую нацеленность российской идентичности. Любые же рассуждения об «архаизме» идентичности смещают человека в «глобальную» унифицированную массу, лишают смысла саму идентичность, ограничивают высшие устремления человека. Противопоставление идеологии и идентичности ведет к «отмиранию», регрессии ценностного мира человека и общества. Под видом критики национальной идентичности делается попытка навязать либеральный идеологический выбор, свести идентичность к нормам адаптации.
Российская идентичность преодолевает схему «свой - чужой» с целью универсализации мысли и действия. Славянофилы, которых упрекают в «идеализации Россию» стояли на позициях «уникальности российской цивилизации», были озабочены ее судьбой, потому что «четвертому Риму не быть». «Атеистическая цивилизация» современной Европы (В. Гавел) означает рассогласование с тем, на чем строилась европейская культура и европейская идентичность. Ясно, что российская идентичность всегда была сильна идеологией, верой в традиционные идеи. Отсутствие патриотической элиты, образованных слоев общества, способных передать
1 Русская идея. С. 201.
2 Касьянова К. О русском национальном характере. М., 2003. С. 137.
3 Троицкий Е.С. Русская этнополитология. М., 2001. Т. 1. С. 97.
_12
ОБЩЕСТВО И ПРАВО • 2006 • №4(14)
обществу идеологию исторического оптимизма, ведет к идеологическому безвременью, безличностному конформизму. Нельзя согласиться с тем, что российская интеллигенция всегда была символом космополитизма, борьбы с государством, утопизма личности. Данную характеристику можно отнести к радикальной, придворной или оппозиционной интеллигенции. Если обратить внимание на врачей, учителей, работников культуры, то сразу станет очевидной искусственность вечностных инвектив. На интеллигенцию пытаются возложить вину за безответственное эгоистическое поведение элит. Российская интеллигенция всегда находилась в центре жизни общества и не в ее идеалах причина бед России. Интеллигенция крайне разнородна в идеологических и культурных предпочтениях, но для нее характерны совестливость, высокие нравственные критерии. Российская интеллигенция не испытывала влюбленности к Западу, так же и как «необразованная» часть общества, ее любовь к России могла выражаться в «чрезмерной критике», но это была критика от любви, сострадания, надежды на лучшее будущее.
Исторической заслугой российской интеллигенции можно считать постановку вопроса о циви-лизационной судьбе России, смысле отечественной истории. Споры западников и славянофилов, революционеров и консерваторов задали вектор идеологических перемен в российском обшестве. Можно упрекать интеллигенцию в утопизме и увлечении модными идеологиями, но нельзя не признать, что «творение Петра, образованные им сословия стремились преодолеть разрыв «европеизма» и «почвенничества», образованность слоя и «общины». Стараниями славянофилов община была возведена в соборность, а народ становился субъектом истории. Западники усматривали в «европеизации» народного быта избавление от крайностей российской жизни. К сожалению, российская идентичность, наше бесценное достояние, не артикулирована, не осмыслена, не рефлексирована в социальном знании. Такая «страусиная» позиция способствует поиску идей спасения и процветания за пределами Отечества и не содержит понимания реальных ци-вилизационных различий с Востоком и Западом. Россия может претендовать на роль посредника цивилизации не столько по факту территориального расселения, сколько по способности к диалогу культур и народов на уровне идентификационных оснований, «культуры мира» в сфере социально-гуманитарных отношений. Мы верим, что Россия станет духовным центром гуманистической цивилизации, единства идеологий культур и идентичностей Востока и Запада. Данные предположения имеют почву в гуманистической идеологии российской цивилизации.
Именно идеология российской идентичности дает возможность ощутить равенство в диалоге цивилизаций, поскольку российская идентичность уникальна многонациональностью.
Многонациональными были Австро-Венгрия
и Оттоманская Империя, но они канули в историческое небытие, потому что в них не были выработаны принципы добровольного согласия народов, а правящие круги проповедовали идеологию национализма. Особенность российской идентичности - в планетарном гуманизме, собираемости народов на общее дело, в устройстве Цивилизации по примеру «коллективного слияния», духовного преображения общества и человечества. Идеи «блага» Вл. Соловьева, «творческого гуманизма» Н.А. Бердяева, всемирной справедливости Ф.М. Достоевского отражают трансцендентальность смыслов идеологии, благодаря чему она перестает быть «политическим сознанием» или определением интересов отдельной группы. Современный западный гуманизм партику-лярен, заботится о правах меньшинств, лишает общество критериев духовности. Действительно, самоценность личности не может быть основой для дискриминации национальных, общественных интересов. Права человека, способы и оценка либерального гуманизма трактуются так, что уничтожаются, изгоняются коллективные идентичности.
Смысл российской идентичности у Н.А. Бердяева сформулирован так: «...необходимо творение, усиление национального разума и национальной воли»1. По его мнению, российская идентичность была проявлением преимущественно стихийных исторических сил. Идеократическую функцию брало на себя государство, которое в утверждении бюрократических и державных интересов часто отдалялось от духовной культуры. Для осуществления перемен в общественном сознании России, идеок-ратия, власть идеологии должны формировать цели государства. Современный опыт «перестройки» и «реформирования» убеждений является «блужданием без идеологического ориентира», увлечением модными технократическими и либеральными концепциями. Разрушить барьеры идеологии и государственности, создаваемые российской бюрократией, сложно, но иного пути не существует. Идеология гуманизма соединяет общество и государство, идентичность и национальные интересы, потому что противопоставление «мы» и «они» неизменно порождает драму российской истории. Государство может быть источником народной жизни, опорой коллективного исторического творчества.
Противопостановления идеологии и идентичности, конструирование идентичности без опоры на духовную культуру и исторический опыт народа предопределяют ущербность идеологической системы. В сознании россиян достоинство личности, равные возможности, забота об общественном благе подчеркивают незыблемость гуманистических ориентиров российской идентичности.
Адепты идеологии модернизации верят в бла-гословенность реализации их концепций для российского народа, но не осознают гуманистического начала российской идентичности. Русский народ всегда тратил силы для обустройства государства и не мог обустроить «Цивилизационный порядок». Гуманистическая идеология не научает народ, не об-
Бердяев Н.А. Русская идея. Судьба России. М., 1997. С. 228.
13
виняет в иррациональности, а расширяет творческие силы, обращает взор к российской идентичности. Однако усилия могут пропасть даром, если увлечься претензиями на мировое лидерство, соревнованием с Западом или Востоком. Между тем, гуманизм нацеливает на цивилизационный диалог, руководствуясь процессом неразличения «своих и чужих», устройства мира для блага всех живущих народов. Россияне всегда видели цивилизационное призвание России в движении к усвоению лучших достижений человечества и избавлению от греха «гордыни» и «самолюбования». Универсальность,
если вспомнить слова П. Чаадаева, представляет облик «устроенной России, общества, готового к выполнению своей духовной миссии «вселенства», соединения сословности и народов, возвращения к ценности «человеческого бытия». Подчеркнем еще раз, что гуманистическая идеология не является орудием политики вседержавности, имперского сознания, как это считают недоброжелатели России. В российской идентичности нет «самоуверенности и соглашательства», утопии державного величия, формула «всеобщего счастья» воплощает всеобщность» человечества.
ОБЩЕСТВО И ПРАВО • 2006 • №4(14)
14
