CC BY
14ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
ИДЕОЛОГИЧЕСКИЙ КОНЦЕПТ «РАЗДЕЛЁННОЙ НАЦИИ» И ТРАНСГРАНИЧНЫЕ ФАКТОРЫ ОБЪЕДИНИТЕЛЬНЫХ ПРОЕКТОВ1 Балдано М.Н.
Балдано Марина Намжиловна - доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник, Институт монголоведения, буддологии и тибетологии Сибирское отделение Российской академии наук, г. Улан-Удэ
Аннотация: в данной работе рассмотрена проблема единства монгольского мира, возможности инструментального использования уникального опыта бурятских диаспор, а также трансграничные факторы, ставшие опорными точками процессов и проектов национального строительства в постсоветской Бурятии. Ключевые слова: нациестроительство, диаспоры, соотечественники.
УДК 94.321
В Бурятии в основе проекта нациестроительства лежала, прежде всего, проблема суверенитета нации, причём, чаще в её этническом, чем гражданском понимании. С этим неразрывно связан вопрос о статусе государственности Бурятии и/или государственном статусе бурятского народа. Однако это неизбежно и чрезвычайно остро ставило проблему определения основополагающих характеристик бурятского народа. Является ли он совершенно самостоятельной и уникальной общностью, сформировавшейся (и продолжающей формироваться и сейчас) в процессе собственного исторического развития - или же это органическая интегральная часть трансграничной монгольской историко-культурной общности? Тогда эта общность имплицитно подразумевается вечным и неизменным телом.
Проблема бурятского единства прямо касается диаспоральных групп в Китае и Монголии. Они сформировались в результате нескольких «волн» перекочёвок бурятских родов и семей, вызванных как экономическими причинами, так и социально-политическими катаклизмами первой трети ХХ века в России. Их существование стало важной частью процесса национального самоопределения, интенсивным объектом дискуссий и проектов нациестроительства. Особую важность присутствию бурят именно в этих странах придавало то обстоятельство, что их диаспоры сформировались в окружении родственных по языку и культуре монголоязычных народов и сумели не раствориться среди них за многие десятилетия совместной жизни и интенсивных взаимодействий. Перед приверженцами идеи единой монгольской нации это ставило сложные и трудноразрешимые концептуальные проблемы.
Буряты Монголии и Китая демонстрировали также возможности иных, чем в Бурятии, путей и стратегий национального развития, могли рассматриваться в роли хранителя традиционных национальных ценностей, утерянных в метрополии. В качестве носителя «идеальной», аутентичной национальной идентичности диаспоральные группы часто выступают излюбленным объектом выстраивания идеологических и политических конструктов «собирания нации» и «собирания соотечественников» в проектах «национально-культурного возрождения», широко распространившихся на постсоветском пространстве. При всей важности «проблемы соотечественников» для проекта «национально-культурного возрождения», интенсивности и эмоциональной насыщенности
1 Статья подготовлена при финансовой поддержке гранта РНФ № 14-18-00552 «Монгольские народы: исторический опыт трансформации кочевых сообществ Азии».
26
дискуссий, место в них бурят Китая («шэнэхэнские буряты») и бурят Монголии было совершенно разным. Сама ситуация шэнэхэнских бурят сталкивала два национализма -бурятский и панмонгольский. Буряты Монголии почти не привлекали внимания к себе в этом контексте, несмотря на то, что их было во много раз больше, повседневные связи с Бурятией - более интенсивны, а история - более драматичной [1, с. 284]. Трансграничные факторы стали важнейшими опорными точками процессов и проектов национального строительства в постсоветской Бурятии. Проблема единства монгольского мира и возможности инструментального использования уникального опыта бурятских диаспор в этом мире стали мощным интеллектуальным, идеологическим и политическим вызовом, потенциальным ресурсом и фактором риска.
В 1990-х гг. на первый план вновь вышла идея разделённости монгольского мира, реализуясь иногда в концепте «разделенной нации» и необходимости её «собирания», чего не было у других народов. При этом происходило наложение и в какой-то степени конфликт двух подходов: общемонгольского единства и единства бурятского.
Органически связан с этим концепт признания бурят «репрессированным народом» -как юридического и морально-политического обоснования для изменения статуса государственности и расширения прав этнонации. Требование придать бурятскому языку статус государственного выступает в таком контексте как вопрос о власти. Именно в этом ряду рассматривался и «вопрос о возвращении на историческую родину желающих бурят Шэнэхэна» [2, с. 126]. В итоговом документе I Общебурятского хурала (важнейшего для своего времени общественно-политического мероприятия, состоявшегося в 1992 г.) проблема шэнэхэнских бурят рассматривалась в контексте задачи «реабилитации репрессированного бурятского народа». Предлагалось создать Фонд возвращения бурят-беженцев, определить размеры компенсации, содействовать размещению, создать специальную миграционную службу для содействия возвращению.
Возвращение рассматривалось не как гуманитарная, а как политическая проблема. Это была часть задачи «собирания нации», путь к её консолидации, сохранению и развитию её «генофонда». Репатриация выступала как инструмент нациестроительства.
В сложившемся дискурсе были совершенно не случайны постоянные отсылки к программе репатриации соотечественников-оралманов в Казахстане, призванной изменить параметры этнодемографической структуры в стране, решить проблемы выстраивания нации-государства [3, с. 108-134]. То есть, решающей проблемы не культурные, гуманитарные, а политические.
Но это вовсе не означало, что тема шэнэхэнских бурят была монополизирована дискурсом нациестроительства. Возможно, этот сюжет и стал играть такую роль в политико-идеологической практике, что опирался на вполне искренний и бескорыстный общественный интерес, на который охотно откликались СМИ. Достаточно посмотреть на заголовки статей: «Русские буряты в Китае. Шэнэхэн - заповедный уголок бурятского духа и культуры» [4], «Китайские буряты возвращаются на родину. Они совсем не говорят по -русски и живут так, как жили 100 лет назад» [5], «Урга - территория вернувшихся на родину. Семья известной певицы Бадма-Ханды Аюшеевой, приехавшая из Шэнэхэна, сейчас осваивает Тугнуйскую долину» [6].
Власти Бурятии также не смогли остаться в стороне от этой проблемы. Проявленный интерес к ней позволял демонстрировать готовность к диалогу с общественностью и внимание к её этническим запросам, не раздражая при этом федеральный центр и собственных противников бурятского национализма. Кроме того, это был хороший повод для налаживания рабочих контактов с властями приграничных китайских провинций, для ведения повышающей статус активной внешнеполитической деятельности. Требовалось только увести проблему из опасной этнополитической сферы в область гуманитарную и культурную. Это и было сделано в «Концепции государственной национальной политики Республики Бурятия» (1997) [7, с. 90-102].
В начале 1990-х гг. между правительствами Внутренней Монголии и Бурятии было подписано соглашение, по которому приехало около 300 человек. Первым репатриантам
27
была оказана помощь в оформлении вида на жительство, трудоустройстве и получении временного жилья. Но власти не смогли сделать главного - оказать реальную помощь в получении российского гражданства. Не стала Бурятия участвовать и в программе по возвращению соотечественников.
В конце 2000-х гг. идея была реанимирована, но уже в духе идеологии обновленной программы. Гуманитарные и идеологические мотивы ушли на второй план, во главу угла были поставлены задачи решения демографических проблем. Бурятия включилась в Государственную программу, и в 2011 - 2012 гг. в её рамках планировалось привлечь около 500 шэнэхэнских бурят, уже готовых к переселению. По замыслу Министерства экономики Бурятии, основного исполнителя программы, предполагалось создание с их участием фермерских скотоводческих хозяйств, гуртов. Республика должна была выделить землю, обеспечить жильём и трудоустройством, а федеральный центр взял бы на себя переезд и выдачу российских паспортов [8; 9; 10]. Но этого не случилось. Земли, которые предполагалось выделить, не устроили шэнэхэнских бурят, так как находятся в преимущественно горных районах Бурятии, да и такого количества людей, желающих вернуться в Россию, не нашлось.
Интенсивные вначале усилия в этом направлении сменились осуществлением рутинных бюрократических процедур. Тема «шэнэхэнских бурят» постепенно утрачивала свою идеологическую насыщенность и экзотическую привлекательность для общества. Идеологически мотивированную идею «собирания нации» постепенно оттеснил государственный прагматический подход на привлечение соотечественников для решения сложных демографических и экономических проблем страны.
При этом и объектом пристального внимания общества, и материалом для выстраивания конструкта «собирания нации», и потенциальным резервуаром источника необходимой рабочей силы были и остаются далеко не все зарубежные буряты. Сложился разительный контраст между шэнэхэнцами и куда более крупной и значительной общиной бурят Монголии. Ни в 1990-е гг., ни сейчас они не привлекали внимания общественности, о них почти не писали и не пишут газеты, разве что в период проведения общебурятского фестиваля «Алтаргана». И это, несмотря на их заметную роль в культурной, экономической и политической жизни Монголии.
Официально утвержденный проект по привлечению соотечественников официально рассчитан на бурят Китая и Монголии. Однако его содержание показывает, что последние названы, скорее для проформы. Причина очевидна - отсутствие желающих переселиться [11, с. 85-87]. При особом отношении к родовым местам исхода предков, усилиях по поддержанию родовых связей поверх границы, стремление ассоциировать себя с Россией в гражданском и политическом отношениях практически отсутствует. Поэтому и идеологический концепт «разделенной нации» с его задачей «собирания нации» обходит эту группу стороной. Идея «возвращения» очевидно нереалистична. А идеи государственного объединения не находят особого отклика в элите Монголии еще со времен Даурского съезда.
Можно предположить, что полученная с таким трудом государственность, чья устойчивость целиком зависит от равновесия между Россией и Китаем, представляется слишком большой ценностью, чтобы рисковать ею для осуществления объединительных проектов. Процессы нациестроительства в рамках существующей государственности зашли так далеко, что это сняло с повестки дня другие варианты развития.
Укрепление государственности России, рост мощи Китая, отсутствие реального интереса у политической и интеллектуальной элиты Монголии, которая видит будущее в рамках существующей государственности, показали иллюзорность объединительного проекта. История последних полутора веков показала, что объединительные идеи возникают в типологически сходных ситуациях как часть неизбежных и необходимых процессов консолидации народа. Это заставляет относиться к ним со всей серьёзностью.
Список литературы
1. Балдано М.Н. Процесс национального строительства в современной Бурятии: трансграничные вызовы - риски и возможности // Трансграничные вызовы национальному государству / Автор проекта, науч. и лит. ред. С.А. Панарин. СПб.: Интерсоцис, 2015. 390 с.
2. Нимаев Р.Д. Делегат от Конгресса бурятского народа. Выступление // Материалы II съезда народов Бурятии. Улан-Удэ, 2001. 172 с.
3. Садовская Е.Ю. Миграция в Казахстане на рубеже XXI века: Основные тенденции и перспективы. Алматы, 2001. 260 с.
4. Русские буряты в Китае. Шэнэхэн - заповедный уголок бурятского духа и культуры // Информполис, 2004. 4 июля.
5. Китайские буряты возвращаются на родину. Они совсем не говорят по-русски и живут так, как жили 100 лет назад // Информполис, 2005. 7 сентября.
6. Урга - территория вернувшихся на родину. Семья известной певицы Бадма-Ханды Аюшеевой, приехавшая из Шэнэхэна, сейчас осваивает Тугнуйскую долину // Номер один, 2004. 2 июня.
7. Концепция государственной национальной политики Республики Бурятия. Одобрена Постановлением Правительства Республики Бурятия 29.09.1997. № 336 // Байкальский регион: правовое поле этнополитической ситуации (1992-2001) / Сост. Ю.Н. Пинигина. М.; Иркутск: Наталис, 2002. 311 с.
8. Цыренов А. Бурятии запрещают возвращать шэнэхэнских бурят в республику // Номер один, 2010. 2 сентября.
9. Махачкеев А. Шэнэхэнские буряты получили шанс на возвращение на историческую родину // Информполис, 2011. 31 марта.
10.Хыртыгеева Е. Долгий путь домой. 500 шэнэхэнских бурят желают вернуться на историческую родину // Номер один, 2010. 12 мая.
11. Цыбикдоржиев Д. Буряты КНР и Монголии как возможные участники программы возвращения соотечественников // Власть, 2009. № 3. С. 85-87.
ГОСУДАРСТВЕННАЯ ВЛАСТЬ И ЕЕ УСТРОЙСТВО В НОВОЕ
ВРЕМЯ
Клеев Ю.В.1, Трубицин А.Д.2, Муромцев А.А.3, Пирожков М.С.4
1Клеев Юрий Владимирович - студент; 2Трубицин Алексей Дмитриевич - студент; 3Муромцев Александр Александрович - студент; 4Пирожков Максим Сергеевич - студент, кафедра электроэнергетических систем, Национальный исследовательский университет Московский энергетический институт, г. Москва
Аннотация: в статье рассматривается изменение государственного управления в западных странах в Новое время. Было проведено сравнение континентальной и англосаксонской моделей, и сделаны выводы об их положительных и отрицательных сторонах. Ключевые слова: Новое время, Англия, Франция, система власти.
Новое время положило начало развитию новых типов организации государственной власти. До этого все государства имели схожее устройство, но Новая эпоха предполагает новые формации. Так появились англосаксонская и континентальная модели государства
