CC BY
190
С.В. Кодан
Кодан Сергей Владимирович — доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист РФ, профессор кафедры теории государства и права Уральский государственный юридический университет
Идеологические ограничения в формировании и развитии советского социалистического права: основания, механизмы, формы, инструменты
Октябрьский переворот 1917 года и установления советской власти в России повлекли революционные изменения в политической системе страны. В 1917 — середине 1980-х годов в РСФСР — СССР сложился по своему уникальный механизм управления и правового регулирования, в котором на протяжении всего этого времени доминировала коммунистическая партия — РКП(б)-ВКП(б)-КПСС, а Советское государство занималось реализацией управленческих и нормативных форм партийных решений. Три четверти XX столетия в стране была создана и функционировала по своей сути идеократическая государственно-правовая система, в которой доминировало марксистко-ленинское (на определенном этапе преимущественно сталинское) учение о государстве и праве. Именно идеологические координаты этого «единственно верного» учения составляли основу конструкции государственной власти, организации государственного управления и правового регулирования. В указанный период были определены, отработаны и модернизированы средства внедрения в общественное сознание и использование в нормативном регулировании идеологических установок лидеров и высших руководящих органов коммунистической партии. В рамках данной публикации* обратимся к использованию средств использования идеологических ограничений в определении сущности и содержания советского социалистического права.
Идеологические основания советской социалистической государственности и права строились на основе марксистко-ленинско-сталинского учения о государстве и праве, которое выступало в качестве основополагающего идейного начала в определении его сущности, принципов и содержания и на протяжении всего существования советского строя выступало в качестве доктрины политико-правового развития РСФСР—СССР. На особую роль марксистско-ленинской доктрины советского права обращает внимание Р. Давид: «Когда говорят о доктрине и ее роли в советском праве, то имеют в виду не только юридические работы, опубликованные в стране. Прежде всего требуют внимания документы, которые достаточно авторитетно формулируют марксистско-ленинскую доктрину. Право в СССР рассматривается как реализация этой доктрины: она служит и основой государственной политики. Советские авторы твердо убеждены в этом. В своих работах они постоянно ссылаются на основоположников марксизма-ленинизма, труды и речи советских руководителей, программы и решения коммунистической партии. Такого рода документы, как партийные программы и решения, совершенно очевидно, не образуют право в собственном смысле этого слова. Однако их доктринальное значение неоспоримо, ибо в этих документах содержится изложение марксистско-ленинской теории в ее современном звучании по самым разным вопросам. Советский юрист и любое другое лицо, желающее изучать советское право, должны постоянно обращаться к ним»1.
В общем плане идеология создания пролетарского государства и права строилась на идеях К. Маркса и Ф. Энгельса, которые, определив основные черты классового подхода к пониманию государственно-правовых явлений и институтов, указали на предполагаемые черты пролетарского государства и права. По этому поводу К. Маркс подчеркивал, что «между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата»2. Этот постулат и был взят теоретиком и практиком государственного и правового строительства В.И. Лениным в качестве исходного начала для советского государственного и правового строительства3. В ленинских работах и партийных документах обязательное установление диктатуры пролетариата рассматривалось в качестве основания конструкции государственной власти, а пролетарское право выступало как один из инструментов проведения в жизнь
* Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ-РФФИ в рамках проекта проведения научных исследований № 15-03-00624 «Источниковедение истории государства и права России (1917—1990-е гг.)».
1 Давид Р. Основные правовые системы современности. М., 1988.С. 233—234.
2 Маркс К. Критика Готской программы // Маркс К. Сочинения. 2-е. изд. М., 1961. Т. 19. С. 27.
3 См.: Березко В.Э. Ленин и Сталин: тайные пружины власти. Государственно-правовая идеология левого авторитаризма. М., 2007. С. 39—123; Сырых В.М. Неизвестный Ленин: теория социалистического государства (без пристрастия и подобострастия). М., 2017. С. 49—69.
партийных идеологических и политических решений1. При этом указанные вопросы были предметом дискуссий на уровне лидеров партии и представителей формирующейся советской правовой науки.
Вторая половина 1920 — начало 1950-х годов характеризовались доминированием подходов к пониманию классовой борьбы, диктатуры пролетариата, сущности государства и права И.В. Сталина и его ближайшего окружения2. Именно в это время сталинские сентенции становятся непререкаемой идеологической основой советского права, а их автор, по определению А.Я. Вышинского, являлся «корифеем науки конституционного права, давшим законченную теорию социалистического конституционализма»3. В 1950 — середине 1980-х годов марксизм-ленинизм продолжал выступать в качестве главного и непререкаемого основания советского права.
Особое значение в закреплении в советском социалистическом праве политико-идеологических установок РКП(б)—ВКП(б) имел слом старой правовой системы, который начался с провозглашения отмены старых правовых установлений. «На месте сметенного в мусорную корзину истории буржуазного права, — подчеркивал Д.И. Курский в 1919 году в статье «Пролетарское право», — пролетариат стал строить новое здание революционного права и в первые же дни советской власти заложил прочные и незыблемые основы, крепкий железобетонный фундамент для новой юридической надстройки»4. Характерно, что приоритет партийных документов при отмене действия законов «старого строя» был обозначен в первом Декрете о суде от 22 ноября (5 декабря) 1917 года, в котором отмененным признаются не только законы, противоречащие декретам советской власти, но и «программам-минимум Российской социал-демократической партии и партии социалистов революционеров»5. Последний тезис был связан с тем, что большевики пока еще действовали в условиях определенной многопартийности и признавали в качестве «союзника» партию социалистов-революционеров.
В основу формирующегося «пролетарского права» был положен классовый и нормативный подходы. «Руководящие начала по уголовному праву РСФСР» от 12 декабря 1919 года прямо закрепили классовый характер права: «Право — это система (порядок) общественных отношений, соответствующая интересам господствующего класса и охраняемая организованной его силой»6. Право провозглашалось как воля победивших в революции трудящихся во главе с рабочим классом, которая была возведена в закон, представляла систему общеобязательных и гарантированных пролетарским государством норм и являлась классовым регулятором общественных отношений. При этом право выполняло как идеологическую функцию — стало одним из главных средств трансляции партийно-мировоззренческих установок и политических ориентиров в обществе, так и носило политико-инструментальный характер — являлось орудием установления и осуществления диктатуры пролетариата, обеспечивало классовый порядок. Сформулированное на первом совещании по вопросам науки советского государства и права (16—19 июля 1938 г.) А.Я. Вышинским определение права оставалось практически неизменным до начала 1960-х годов. «Право — совокупность правил поведения, установленных государственной властью, как властью господствующего в обществе класса, а также санкционированных государственной" властью обычаев и правил общежития, осуществляемых в принудительном порядке при помощи государственного аппарата в целях охраны, закрепления и развития общественных отношений и порядков, выгодных и угодных господствующему классу»7.
Пролетарское правосознание в механизмах реализации идеологических и политических установок партийной и советской власти в праве занимало важное место в практике осуществления диктатуры пролетариата и юрисдикционной деятельности. Необходимость формирования правосознания трудящихся во многом была связана с отрицанием какой-либо ценности права «старого строя» и требованием «замещения» его нормами «пролетарского права», но последнее находилось в стадии формирования и не могло сразу же охватить регулирование отношений в условиях диктатуры пролетариата, и потребовалось хотя бы формально установить оценочный критерий для применения в решении дел в различных органах правовых предписаний свергнутой власти. Изданный 22 ноября (5 декабря) 1917 года первый Декрет о суде определял: «Местные суды решают дела именем Российской Республики и руководствуются в своих решениях и приговорах законами свергнутых правительств лишь постольку, поскольку таковые не отменены революцией и не противоречат революционной совести и революционному правосознанию»8. Характерно, что указанное выше положение о руководстве судьями «революционным правосознанием» при решении дел В.И. Ленин перенес в проект программы РКП(б). «Отменив
1 См.: Сырых В.М. Ленин (Ульянов) Владимир Ильич // Правовая наука и юридическая идеология России: энциклопедический словарь биографий: в 4 т. М., 2011. Т. 2. С. 443—453.
2 Сырых В.М. Сталин (Джугашвили) Иосиф Виссарионович // Правовая наука и юридическая идеология России: энциклопедический словарь биографий: в 4 т. М., 2011. Т. 2. С. 720—729.
3 Вышинский А.Е. Вопросы теории государства и права. М., 1949. С. 231.
4 Курский Д.И. Избранные статьи и речи. М., 1927. С. 57.
5 Декрет о суде. 22 ноября (5 декабря) 1917 г. // Декреты Советской власти. М., 1957. Т. 1. С. 125 (прим. к п. 5).
6 Руководящие начала по уголовному праву РСФСР: постановление НКЮ 12 декабря 1919 г. // Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР (1917—1952 гг.). М., 1953. С. 57.
7 Вышинский А.Я. Основные задачи науки советского социалистического права. М., 1938. С. 8.
8 Декрет о суде. 22 ноября (5 декабря) 1917 г. // Декреты Советской власти. М., 1957. Т. 1. С. 125. П. 5.
законы свергнутых правительств, партия дает выбранным советскими избирателями судьям лозунг — осуществлять волю пролетариата, применяя его декреты, а в случае отсутствия соответствующего декрета или неполноты его, руководствоваться социалистическим правосознанием, отметая законы свергнутых правительств»1. В несколько скорректированной редакции данное положение вошло в пункт 11 Программы РКП(б), принятой съездом партии 18—23 марта 1919 года. Тем самым судом (и не только судом) признавались законы, которые служили интересам революции, действующими или суд сам мог «творить» право при рассмотрении дел и принятии решений. В.С. Нерсесянц справедливо по этому поводу подчеркивал: «Классовое насилие, пропущенное через фильтр "революционной совести и революционного правосознания", выступает здесь непосредственно как классовое, революционное правотворчество. Акцент в таком правопонимании с права переносится на деятельность различных учреждений диктатуры пролетариата: то, что они установят и решат, это и есть новое (революционное, пролетарское) право, новый правопорядок»2. Да и практика деятельности Политбюро ЦК РКП(б)—ВКП(б)—КПСС показывает, что и оно само творило «пролетарское право» и принимало решения на основе «революционной совести», которые государственным органам оставалось лишь облечь в форму «узаконения», а судам оформить в виде «приговора».
Главенствующее положение Коммунистической партии в формировании и развитии советского социалистического права было связано с тем, что уже в свои первые годы Советское государство стало приобретать черты официальной управленческой и законодательной «оболочки» правления страной высшим партийным руководством. Юридическая надстройка новой политической системы в России с октября 1917 года не знала аналогов и складывалась, подчеркивал в 1922 году В.И. Ленин, как «величайшее историческое изобретение»3. С начала 1920-х годов в условиях перехода от «диктатуры пролетариата» к «диктатуре партии» государственные структуры на всех уровнях были поставлены под партийный контроль и к началу 1930-х годов сложилась партийно-государственная система управления и нормативного регулирования. И хотя официально и формально-юридически монополия на законотворчество закреплялась за Советским государством, главенствующую роль в нем играла Коммунистическая партия, которая определяла идеологические политические начала советского социалистического права. Советское право выступало как орудие реализации политико-идеологических установок и решений партии и следовало ленинскому постулату «Закон есть мера политическая, есть политика»4. Неоспоримым фактом в истории советского права является то, что «образование правовой системы советского общества, в которой фактически большую силу имели партийные акты, являющиеся неправовыми регуляторами, стало результатом не простого стечения обстоятельств в рассматриваемый исторический период, а было моментом в общей российской правовой традиции приоритета власти над правом и распространенности правового нигилизма»5, — подчеркивают историки права О.В. Винниченко и А.М Ваганов.
Центром формирования идеологии и принятия всех основных идеологических, политических, управленческих и законодательных решений в СССР являлось Политическое бюро ЦК ВКП(б)—КПСС (в 1952—1966 гг. — Президиум ЦК), которое руководило всей централизованной системой политического и государственного управления в РСФСР—СССР с политическим и личностным доминированием лидера партии и главы советского государства В.И. Ленина генерального секретаря ЦК — И.В. Сталина, а затем существенным влиянием Н.С. Хрущева, Л.И. Брежнева, Ю.В. Андропова, К.У. Черненко, М.С. Горбачёва. Руководители партии одновременно занимали и высшие посты в Советском государстве, что обеспечивало единство партийного и государственного управления в стране. При этом необходимо подчеркнуть, что решения Политбюро до 1990-х годов имели грифы секретности («Строго секретно», «Особой важности», «Совершенно секретно», «Особой важности», «Особая папка») и являлись недоступными для исследователей. Приведу мнение составителей сборника документов «Сталинское Политбюро в 30-е годы»: «Политбюро предопределяло все основные направления развития страны (а также рассматривало массу сравнительно мелких и второстепенных проблем), выступало главным арбитром при разрешении ключевых межведомственных противоречий, непосредственно организовывало исполнение многих своих постановлений и старалось держать под тщательным контролем всю систему власти. Значительное количество принципиальных решений и действий, формально исходивших от различных государственных органов (например, ЦИК СССР, СНК СССР, СТО СССР), на самом деле было результатом деятельности Политбюро. Обязательному утверждению Политбюро подлежали все сколько-нибудь значительные инициативы партийных, государственных, комсомольских, профсоюзных и т. д. инстанций. Руководители Политбюро с полным основанием могли заявить: "Государство — это мы"»6,
1 Ленин В.И. Полное собрание сочинений. М., 1969. Т. 38. С. 115.
2 Нерсесянц В.С. Философия права. М., 1968. С. 173.
3 Ленин В.И. Полное собрание сочинений. М., 1970. Т. 45. С. 109.
4 Ленин В.И. Полное собрание сочинений. М., 1973. Т. 30. С. 99.
5 Винниченко О.В., Ваганов А.М. К вопросу об определении статуса партийных документов в системе источников советского права // Вестник Тюменского государственного университета. 2012. № 3. С. 207—208.
6 Сталинское Политбюро в 30-е годы. Сборник документов / сост. О.В. Хлевнюк, А.В. Квашонкин, Л.П. Кошелева, Л.А. Роговая. М., 1995. С. 7.
поэтому именно Политбюро можно считать в качестве фактического органа руководства законодательной деятельностью. Руководители партии одновременно занимали и высшие посты в Советском государстве, что обеспечивало единство партийного и государственного управления в стране.
Политическое и идеологическое влияние лидеров и высших органов РКП(б)—ВКП(б)—КПСС на развитие советского социалистического права нормативно базировалось на постепенном усилении конституционного закрепления роли партии в политической и государственной организации осуществления властных полномочий. Конституция РСФСР 1918 года позитивировала и перевела на язык права идеологическое позиции РСДРП—РКП(б) относительно организации государственной власти и правового регулирования. Конституция СССР 193б года в статье 126 позиционировала ВКП(б) как «руководящее ядро всех организаций трудящихся, как общественных, так и государственных»1. Конституция СССР 1977 года определяла более конкретное положение Коммунистической партии в политической организации советского общества и определении идеологических основ и политических решений в развитии страны: «Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза. КПСС существует для народа и служит народу. Вооруженная марксистско-ленинским учением, Коммунистическая партия определяет генеральную перспективу развития общества, линию внутренней и внешней политики СССР, руководит великой созидательной деятельностью советского народа, придает планомерный научно обоснованный характер его борьбе за победу коммунизма. Все партийные организации действуют в рамках Конституции СССР»2. И хотя все советские конституции выводили РКП(б)—ВКП(б)—КПСС за рамки законотворческого процесса, центром формирования идеологии и принятия всех основных политических, управленческих и законодательных решений являлась Коммунистическая партия.
Советское социалистическое право обеспечивало трансляцию в общество идеологических и политических установок и решений Коммунистической партии. «Социалистическое право — такой функционально-связующий компонент политической организации, который" в единстве с функционированием государства органически сопряжен с руководящей деятельностью Коммунистической" партии. Именно в законах, в юридических нормах находит непосредственное (точнее, наиболее непосредственное после программных документов партии, партийных решений, директив и других руководящих партийных документов) и в то же время осуществляемое через советские органы общегосударственное воплощение партийной" политики, выражающей коренные интересы советского народа, глубинные потребности социалистического общества», — подчеркивает С.С. Алексеев3.
Формы советского социалистического права выступали как нормативно-правовое средство оформления политико-идеологических установок РКП(б)—ВКП(б)—КПСС, поскольку партийные документы (программы, решения съездов, постановления ЦК и Политбюро) выступали идеологическими и политическими источниками права и не являлись непосредственной формой права, не приравнивались к нормативным правовым актам и не содержали норм права4. Официально же лишь советское социалистическое законодательство представлялось как продукт законодательной деятельности Советского государства и выражалось в форме законов и подзаконных нормативных правовых актов. Советские конституции (1918, 1924, 1936, 1977 годов) определяли процесс и механизмы законотворчества, систему законодательства, требования к соотношению законов и подзаконных актов, принципы законности и правопорядка и другие основы советской правовой системы. Сложившуюся практику доминирующего значения партийных решений политико-идеологического характера в правовом регулировании в СССР весьма четко еще в 1977 году охарактеризовал С.С. Алексеев, подчеркивая, что «важнейшие законодательные акты Советского государства разрабатываются и принимаются в соответствии с решениями КПСС, ее центральных органов — съездов, Пленумов ЦК, Политбюро. При этом отчетливо просматривается "цепочка" политических актов, которая воплощает руководящую роль КПСС в указанной области. Сначала — решение или иное руководящее положение в партийном документе, затем — общее, часто совместное, ЦК КПСС и Совета Министров СССР, партийно-государственное нормативное решение по соответствующему вопросу и, наконец, конкретный нормативный акт государственного органа, а нередко — комплекс актов»5.
Совместные акты Коммунистической партии и Советского государства (постановления ЦК ВКП(б)— КПСС и СНК—СМ СССР) выступили особой формой нормативных актов, которые прямо отразили практику использования законодательства в реализации идеологических установок и политических решений6.
1 Конституция СССР. М., 1936.
2 Конституция (Основной закон) Союза Советских Социалистических Республик. М., 1977.
3 Алексеев С.С. Советское право как средство осуществления политики КПСС // Правоведение. 1977. № 5. С. 23.
4 См.: Кодан С.В. Партийные документы в системе источников изучения истории советского права // Вестник Саратовской государственной юридической академии. 2016. № 2. С. 40—45; Его же. Акты РКП(б)—ВКП(б)—КПСС и советское право. Размышления по поводу диссертации С.А. Токмина «Партийные акты в системе источников советского права» // Genesis: исторические исследования. 2016. № 2. С.127—135.
5 Алексеев С.С. Советское право как средство осуществления политики КПСС // Правоведение. 1977. № 5. С. 20.
6 См.: Кодан С.В. «Совет Народных Комиссаров и Центральный Комитет ВКП (б) постановляют...». Совместные нормативно-правовые акты коммунистической партии и советского государства в системе источников советского права // Genesis: исторические исследования. 2016. № 1. С. 39—53.
Первое такое постановление последовало 25 марта 1931 года1 и прочно вошло в практику. По своей форме совместные акты Коммунистической партии и Советского государства представляли собой издание, как правило, постановлений Совета Народных Комиссаров и Центрального комитета ВКП(б), а затем ЦК КПСС и Совета Министров СССР. В ряде случаев в состав субъектов, издающих совместный акт, включался Президиум Верховного Совета СССР, а также «подключались» центральные органы «общественных организаций»: комсомол — ЦК ВЛКСМ и профсоюзы — ВЦСПС. По этому поводу политолог А.Ю. Сунгуров справедливо подчеркивает, что «совместные постановления ЦК КПСС и Совета Министров... соединяли в себе и форму и содержание. Участие в этом постановлении Совета Министров давало формальную легитимность, а ЦК КПСС — указывало на реальный источник власти и намекало на возможность партийной ответственности при его невыполнении. Иногда к подписанию таких постановлений привлекали, в зависимости от их характера, ЦК ВЛКСМ или ВЦСПС, то есть руководящие органы комсомольской или профсоюзной организаций. Такое совместное решение, символизируя его "демократический" характер, носило нормативные функции и имело обязательный характер. Тем самым невольно раскрывалось "огосударствление" комсомола и профсоюзов, их встроенность в государственную машину развитого социализма»2.
Совместные акты Коммунистической партии и Советского государства выступали важным средством законодательной легализации государством политических и идеологических решений Коммунистической партии, а также одним из инструментов согласования деятельности партийных и государственных органов и организаций по решению различных вопросов жизнедеятельности советского общества. Одновременно они выступали и как средство придания общеобязательной силы партийным решениям. В.М. Корельский подчеркивал, что «совместные постановления ЦК КПСС и Советского правительства отличаются от обычных директив партии нормативно-правовым характером. В них содержатся юридически значимые правила для регулирования общественных отношений того или иного вида, а также конкретные предписания, рекомендации, советы, призывы. Взаимодействие и взаимопроникновение партийных и правовых начал здесь настолько велико, что нормы, содержащиеся в совместных постановлениях партии и правительства, являются по существу едиными партийно-правовыми нормами. Они содержат в себе и сочетают признаки норм высшей общественно-политической организации — КПСС и признаки правовых норм высшего исполнительно-распорядительного органа нашего государства — Совета Министров СССР»3. Он также указывал, что «партийно-правовые нормы имеют некоторые специфические особенности по сравнению с остальными правовыми нормами, в частности нормами, содержащимися в актах правительства. Волевое содержание партийно-правовых норм обусловлено единством воли партии и правительства. Известно, что в нормах советского права также выражается политика партии. Однако в отличие от обычных норм права в партийно-правовых нормах воля партии выражается прямо и непосредственно, а не опосредствовано, так как в разработке и принятии их участвует компетентный орган партии. Прямое и непосредственное выражение воли партии в партийно-правовых нормах придает им политическую заостренность, повышает их научную обоснованность». При этом заметим, что В.М. Корельский (при всей идеологической заданности его оценок) справедливо обращает внимание на фактическое существеннее «партийно-государственных норм» как своеобразного содержания совместных актов, что раз подчеркивает специфику советского права, главным «правообрзовате-лем» которого реально выступала именно коммунистическая партия4.
Совместные постановления являлись идеологическо-юридическими партийно-государственными нормативными актами. В идеологическом плане совместные акты коммунистической партии и советского государства служили средством развития, конкретизации и детализации партийных установок, обозначенных лидерами партии в выступлениях, выраженных в партийных программных документах и решениях руководящих органов партии — съездов, ЦК, Политбюро. Они выступали важным каналом трансляции в советское общество мер и усилий ВКП(б)-КПСС по строительству коммунизма и заботе о советских гражданах. А.Ф. Шебанов отмечал, что совместные акты издаются «по кардинальным проблемам общественной жизни, когда речь идет о привлечении к ним самых широких масс населения»5. В юридическом плане совместные акты коммунистической партии и советского государства в советском правоведении относили к нормативным актам, но за ними закреплялся особый статус в системе правового регулирования. Их специфику видели в том, как подчеркивал А.В. Мицкевич (1967 г), что значение совместных актов «состоит в соединении государственного руководства с партийным, в подкреплении
1 О полном прекращении мобилизации рабочих от станка на нужды текущих кампаний местными партийными, советскими и другими организациями: постановление СНК СССР и ВКП(б) от 25 марта 1931 г. URL: http://istmat.info/node/ 54659 (дата обращения: 20.07.2017).
2 Сунгуров А.Ю. Функции политической системы и их изменения в процессе российского транзита. СПб., 2008. Ч. 1. СССР при Л.И. Брежневе. С. 42—43.
3 Корельский В.М. Об особенностях и значении норм, содержащихся в совместных постановлениях ЦК КПСС и Совета министров СССР // Правоведение. 1965. № 2. С. 23—24.
4 Там же.
5 Шебанов А.Ф. Форма советского права. М., 1968. С. 180.
правовых норм авторитетом и директивой ЦК КПСС»1. С.С. Алексеев (1973 г.), соединяя партийную и правовую природу таких актов, указывал, что «особое значение принадлежит в социалистическом обществе нормативным актам, которые исходят от государственных органов и Коммунистической партии. В них соединены характерные признаки правовых актов и актов общественных организаций, правовых норм и партийных директив. Такое соединение существенно увеличивает общественное значение и общественный авторитет нормативных актов». По его мнению, такой акт «формально не отличается от государственных актов такого же ранга», но «с точки зрения своего юридического авторитета выделяется среди соответствующих нормативных актов»2.
Совместные акты могли носить и секретный характер. В форме секретных документов совместные акты Коммунистической партии и Советского государства издавались по вопросам, связанным с обеспечением государственной безопасности, оборонной промышленности, деятельностью репрессивных учреждений и др. В качестве примера можно привести постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 21 августа
1937 года № 1428-326сс с грифом «Совершенно секретно (Особая папка)» «О выселении корейского населения пограничных районов Дальневосточного края», целью которого было предупреждение «пресечения проникновения японского шпионажа в Дальневосточный край»3. Такие акты могли давать и указания по действиям репрессивного характера. Так, постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О сельскохозяйственных заготовках в Белоруссии» от 19 декабря 1932 года № 1869/394с (гриф «Секретно») предписывало: «Обязать ЦК КП(б)Б, СНК БССР и ПП ОГПУ развернуть решительную борьбу со спекулянтскими элементами и саботажниками заготовок в колхозах и среди единоличников и на деле обеспечить проведение решительных мер по искоренению спекулянтов-перекупщиков вплоть до выселения их из пределов Белоруссии, не останавливаясь перед применением расстрела в отношении наиболее злостных»4.
Достаточно широко практиковалось и издание нормативных предписаний ведомствами (НКВД— МВД, НКЮ-МЮ, Генпрокуратура, Верховный Суд СССР и др.) во «внезаконном» порядке на основе решений Политбюро ЦК партии. Они не соответствовали советскому законодательству и относились к актам прямого идеологического и политического управления Политбюро ЦК РКП(б)—ВКП(б)—КПСС правоохранительным и судебным органами. В качестве примера приведем «цепочку актов» из практики
1938 года. Решением Политбюро ЦК ВКП(б) № П65/116 от 17 ноября 1938 года был утвержден проект постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», в тот же день последовало само одноименное постановление (№ П 4387) СНК СССР и ЦК ВКП(б), а 26 ноября 1938 года приказ народного комиссара внутренних дел Союза СССР № 00762 («совершенно секретно») «О порядке осуществления постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г.». Серию этих актов дополнил совместный" циркуляр НКВД, Прокуратуры и НКЮ СССР № 136 («Совершенно секретно») «О следственной работе» от 25 июля 1939 г. Публикации последних десятилетий показывают многие аспекты такого внезаконного партийного и ведомственного нормотворчества5.
Пролетарская партийность как главный инструмент обеспечения идеологических ограничений для содержания советского социалистического права выступала для последнего основополагающим началом и требованием в механизмах обеспечения единства идеологического и регулятивного в нормативном воздействии на общественные отношения в процессе переустройства общества на новых мировоззренческих началах. Первоначально сформулированное в работах
B.И. Ленина понятие «партийность» означало идейную направленность мировоззрения с позиций определенных классов. Ленин в 1917 году подчеркнул: «Известно, что партийность есть в одно и то же время и условие, и показатель политического развития. Чем более политически развито, просвещено, сознательно данное население или данный класс, тем выше, по общему правилу, его партийность»6. Но достаточно быстро «партийность» стала выступать как требование следовать постулатам марксистско-ленинской (в конце 1920-х — начале 1950-х гг. — сталинской) идеологии и решениям Коммунистической партии и насаждалась как принцип поведения людей, деятельности организаций и учреждений, орудие политической и идеологической борьбы. В связи с этим интересно замечание
C.С. Алексеева, что «в идеологии всегда есть моменты абсолютизации, возвеличивания идей, их ориентации на обслуживание определенных практических, политических, идейных задач — то, что в марксистском обществоведении именовалось партийностью, служением классам, социальным группам,
1 Мицкевич А.В. Акты высших органов Советского государства. Юридическая природа нормативных актов высших органов государственной власти и управления СССР. М., 1967. С. 128.
2 Алексеев С.С. Проблемы теории права // Алексеев С.С. Собрание сочинений: в 10 т. М., 2010. Т. 3. С. 438—439.
3 Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий. Курск, 1999. Ч. 1. С. 237—238.
4 О сельскохозяйственных заготовках в Белоруссии: постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 19 декабря 1932 г. № 1869/394с // Фонд А.Н. Яковлева. База данных документов. URL: http://www.alexanderyakovlev.org/fond/issues/6196 (дата обращения: 20.07.2017).
5 Мозохин О.Б. Право на репрессии. Внесудебные полномочия органов государственной безопасности (1918—1953). М., 2006.
6 Ленин В.И. Партии на выборах в районные думы Петрограда // Ленин В.И. Полное собрание сочинений. М., 1969. Т. 32. С. 190.
нациям, неким возвышенным идеалам»1. И именно эта абсолютизация марксистско-ленинско-сталинской моноидеологии стала основой требования принципа партийности, который пронизывал как законодательную деятельность, так и развитие правоведения.
Пролетарская партийность с монополизацией РКП(б)—ВКП(б) политики, идеологии, государственного управления и правового регулирования приобрела инструментальный характер и стала средством внедрения в мировоззрение населения и жизнь советского общества партийных идеологических установок. Принцип партийности прямо не закреплялся в законодательстве, но в правотворчестве и правовом регулировании являлся руководящим началом и требованием к содержанию права, ограничивал проявления в нем элементов «чуждого правопонимания». В доктрине советского социалистического права, как отмечал в 1972 году С.С. Алексеев, выделялись «общие социально-политические принципы социалистического права — это принципы социализма», в число которых входили социально-экономические, политические, идеологические, политико-национальные, нравственные основания права. Идеологическими началами выступали «господство марксистско-ленинской идеологии» и «руководящая роль Коммунистической партии»2. При этом партийность выступала и в качестве оценочного индикатора соответствия готовящихся к принятию законодательных актов решению стратегических текущих задач социалистического строительства3.
Пролетарская законность как инструмент реализации идеологических оснований советского социалистического права обеспечивала воплощение в жизнь требований партийности. Марксистско-ленинское правононимание (позднее и сталинское) выступало в качестве основы понимания роли права и закона в социалистическом строительстве. При этом именно классовый характер понимания права определял и отношение к праву как политическому инструменту, которое В.И. Ленин выразил формулой «Польза революции, польза рабочего класса — вот высший закон»4. Рассуждения по поводу «правового» и «неправового» характера пролетарского права и законности объявлялись предрассудками. Н.В. Крыленко по этому поводу подчеркивал: «Первый предрассудок, с которым пришлось бороться Ленину при проведении и обосновании революционного права и закона, был предрассудок о "правовом" и "неправовом" характере революционного правотворчества, происхождении революционной власти и революционного права, или о праве революционного права именоваться "правом"». И здесь был найден выход для отрицания сложившегося в России понимания права с отражением в определенных формах — законах и юридическая наука не признавала источники «революционного права», «отрицала за ним само понятие права, поскольку никакой законной санкции эти "самочинные" акты революционных масс не имели». Крыленко достаточно красноречиво описал, как Ленин перенес «центр тяжести с формальных установленных буржуазной наукой признаков, определяющих право, в живой исторический процесс революционного правотворчества масс». Он подчеркивал: «"Революционная законность, — учил Ленин, — есть законность революции". Она теснейшим образом связана с революцией, порождается революцией и в то же время выражает революцию, оформляет общественные отношения, создаваемые революцией. Источником революционной законности является поэтому только революция, никаких других источников революционного права быть не может. Вот почему в момент своего возникновения никакими формальными признаками революционное правотворчество связано быть не может, и ни в каких внешних санкциях оно поэтому не нуждается»5.
Сама партийная и государственная власть допускали и даже нормативно допускали отступление от требований пролетарского права в интересах «революции». В ноябре 1918 года В.И. Ленин сделал набросок тезисов документа о законности и обозначил положение: «Экстренные меры войны с контрреволюцией не должны ограничиваться законами»6. На этой основе VI Всероссийский чрезвычайный съезд Советов 8 ноября 1918 года принял постановление «О точном соблюдении законов», которое констатировало, что «за год революционной борьбы рабочий класс России выработал основы законов Российской Социалистической Федеративной Советской Республики, точное соблюдение которых необходимо для дальнейшего развития и укрепления власти рабочих и крестьян в России», и призвало «всех граждан Республики, все органы и всех должностных лиц Советской власти к строжайшему соблюдению законов Российской Социалистической Федеративной Советской Республики, изданных и издаваемых центральной властью постановлений, положений и распоряжений». В этом же постановлении отмечалось, что «непрекращающиеся попытки контрреволюционных заговоров и война, навязанная империалистами рабочим и крестьянам России, делают в некоторых случаях неизбежным принятие экстренных
1 Алексеев С. С. Философия права // Собрание сочинений: в 10 т. М., 2010. Т. 7. С. 21.
2 Алексеев С.С. Проблемы общей теории права. Свердловск, 1972. Т. 1. С. 106.
3 См. более подробно: Кодан С.В. Принцип партийности в советском праве: идеологические основания и механизмы закрепления // Принципы права: проблемы теории и практики: материалы XI Международной научно-практической конференции. М., 2017. С. 172—181.
4 Ленин В.И. Плеханов о терроре // Ленин В.И. Полное собрание сочинений. М., 1974. Т. 35. С. 185.
5 Крыленко Н.В. Ленин и Сталин о революционной законности. М., 1934. С. 6—7.
6 Ленин В.И. Набросок тезисов постановления о точном соблюдении законов // Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 37. С. 129—130.
мер, не предусмотренных в действующем законодательстве или отступающих от него», и установило разрешения на такие отступления: «Впредь установить, что меры, отступающие от законов Российской Социалистической Федеративной Советской Республики или выходящие за их пределы, допустимы лишь в том случае, если они вызваны экстренными условиями гражданской войны и борьбы с контрре-волюцией»1. Да и практика деятельности Политбюро ЦК РКП(б)—ВКП(б)—КПСС показывает, что и оно само творило «пролетарское право» и принимало решения на основе «революционной совести», которые государственным органам оставалось лишь облечь в форму «узаконения», а судам оформить в виде «приговора».
Итак, в период октября 1917 — середины 1980-х гг. в РСФСР—СССР сложилась и функционировала специфическая система управления и правового регулирования, основой которой выступал партийно-государственный механизм принятия и реализации политических, идеологических, управленческих решений. Одновременно сложилась и система проведения посредством советского социалистического права и законодательства идеологических установок и политических решений Коммунистической партии. РКП(б)—ВКП(б)—КПСС в работах своих лидеров, программных документах, решениях съездов и пленумов и особенно на уровне Политбюро ЦК определяла идеологические основания и ограничения в правовом регулировании жизнедеятельностью советского общества. В указанный период просматривается граница между двумя группами источников — идеологическими и юридическими источниками права. Определенные в публикации общие подходы к пониманию взаимодействия идеологии, политики и права должны способствовать пониманию особенностей конструкции организации государственной власти и правового регулирования в РСФСР—СССР.
1 СУ РСФСР. 1918. № 90, ст. 908.
