Какие содержания профессиональных интересов, общественно-культурных мотиваций, возрастных устремлений и проч. могут послужить сегодня базисом формирования социально-территориальных общностей? Какие архитектурно-градостроительные мероприятия могут послужить импульсом к образованию, локализации и персонификации социально-территориальных общностей? Какие разные социально-территориальные общности способны соседствовать, объединяться, какие находятся в противодействии и противостоянии, какие в сотрудничестве и взаимоинициации?
До сих пор базовые постулаты концепции «соцго-рода» не проанализированы и не пересмотрены. В итоге современное отечественное градостроительное проектирование, за неимением иного, вынуждено опираться либо на них, либо на случайные градостроительные идеи или персональные теоретические и прак-
тико-методические озарения (что подчас гораздо хуже]. Анализ и знание идей, концепций, теоретических постулатов, положенных в основу социально-управленческих и связанных с ними градостроительных решений, принятых еще в 20-30-е годы, а также понимание механизмов создания и функционирования «соцгородов» позволит точнее определять программы сегодняшних действий по переустройству нашей нынешней жизни и деятельности и намечать пути развития современных городов.
В любом случае у страны нет возможности опять все начинать заново и в очередной раз все переделывать. Мы находимся в ситуации, требующей использовать понимание и уникальный отечественный опыт общественного переустройства для осуществления следующего шага в развитии России,
О.Е.Железняк
Идентификация как идеология развития территории и города. Цветовые парадигмы
Процессы глобализации и развитие новых технологий, «предоставляя растущие возможности поглащать архитектурную эстетику в форме фантазий исторических и современных зданий со всего мира», провоцируют возникновение «архитектуры с произвольно выбранными символами» и проектирование «малых и больших городов, не имеющих полной внутренней концепции и ресурсосберегающих отношений с окружающей средой». Происходящая «глобализация экономических отношений сводит городские "места" к "площадкам для бизнеса", лишенным какой-либо опознаваемости, Универсализм международных компаний и новых экономик ведет к распространению стандартизованных прототипов. Новые электронные средства поощряют потребление "образов" архитектуры, которые нуждаются в узнаваемом содержании, культурном или социальном значении»,1
Возможно, тотальность, унифицированность и анонимность современной архитектуры и градостроительства являют собой непроизвольную реакцию на «хаос» непрерывности и множественности языков архитектуры и искусств (в частности, постмодернизма) и попытку удержать «порядок», но это, в свою очередь, ведет к иной форме «хаоса» - «хаоса неопознаваемости», когда законы целостности (состоящей из частей, соотнесенных друг с другом по определенным правилам в соответствии с конкретной структурой) разрушаются
1 ЯетЬагТ \yustlich. 1п1гос1ас{:юп. // Яезоигсе АгсЫ-
либо претерпевают необратимые изменения, влекущие за собой нестабильность и новый хаос.
Естественный выход из этого состояния видится в осознании идеалов идентификации, отождествленности с тем или иным комплексом культурных норм в качестве необходимого акта для каждой истории и культуры, обязательного шага для выявления самобытности и индивидуальности личности или цивилизации в целом. В такой ситуации идеи самоидентификации, будучи полюсом процесса глобализации, неотъемлемой составляющей дихотомии глобальное - локальное, могут стать, на наш взгляд, определяющей линией стратегии развития городов, При этом самоидентификация нужна не только как пространство культурного самоопределения, но, прежде всего, определения общей идеологии и направления развития территории и как «рычаг», тенденция социально-политического и экономического развития «места». «Особость» территории, ее способность «собирать» только ей одной присущие смыслы и порождать на их основе формы реальной жизнедеятельности, сопровождаемые мифами и легендами, всегда отличала значимые и знаковые пространства, исторически и культурно освоенные. Способность «ос-воителей» считывать эйдос места, его «дух» и воплощать и развивать его в системах жизнедеятельности и архитектурно-градостроительных структурах либо порождать новые тенденции, свойственные данной территории, во многом определяет будущее территории, будущее города, В соответствии с этим, вероятно, можно выделить три наиболее существенные для рас-
сматриваемой проблемы формы-стадии пространственной идентификации: своеобразное «отождествление-опознавание» себя в корпусе различных представлений, в системах существующих понятий и картин мира, во-первых; соотнесение с определенными культурно-пространственными комплексами, во-вторых; самоидентификация субъектов городской жизни в пространстве «городских ритуалов», в третьих. При этом, территория, архитектура, культурно-пространственные комплексы должны обладать «ресурсом идентификации», что может позволить распознавать и соотносить «места» в историческом пространство-времени - сегодня и завтра, осознавая одновременно и принадлежность к конкретному прошлому.
Механизм культурного становления, сохранения и трансляции ресурса идентичности может быть представлен через концепцию «трансмутационного контакта». В основу идеи положено введенное М.К.Петровым понятие о "трансмутационном контакте нового с наличным", в соответствии с которым одинаково присущий всем культурам "постоянно возобновляемый" трансмутационный контакт "требует процедуры идентификации подобий новому в наличном".2 Помимо основной идеи - идентификации нового в наличном -трансмутационный контакт может рассматриваться и как общая концепция, одна из основных форм взаимодействия разных типов социо-культурных норм, позволяющая сохранять индивидуальность-идентичность каждой культуры в общем культурном универсумуме,
Точное самоопределение общества, верная соотнесенность себя с соответствующей идеальной картиной мира предельно важны для будущего любой нации, ее естественного и полноценного развития. Неверный выбор, вторжение чуждых идеалов способны обречь общество на проживание вне подлинной истории, предназначенной для него. М.К.Петров3 называет аналогичное явление "культурной несовместимостью" -неготовностью одной культуры принять нормы и правила, мировоззрение и способ жизни другой культуры. Так, например, подобная ситуация, по мнению О.Шпенглера4, складывается в России. Он считает, что во времена Петра Великого под его влиянием Россия выбирает неверные ориентиры, отдав предпочтение "западническому" духу. Это приводит к тому, что навязанная чуждая форма довлеет над исконной культурой, порождая искусственные, фальшивые по сути своей образования. К ним относятся и города, "города чужого стиля", Причины таких трагических "псевдоморфоз" Шпенглер усматривает, прежде всего, в неправильном выборе сущностной парадигмы, свя-
2 Петров М.К. Язык. Знак. Культура. - М.: Наука. 1991.
3 Петров М.К. Указ. произвел.
4 О.Шпенглер. Закат Европы. Т.2. /Самосознание европейской культуры XX века. - М., 1991.
занной с ориентацией на тип духовности, на тип картины мира.
Если учесть значимость «принадлежности к месту», осознания его идентичности для общих процессов развития территории, естественной выглядит апелляция к пространству идентификации, заключенному в базовых концептах картин мира, как идеальному представлению о мире (универсуме) или как оформлению Космоса в антропоцентрических парадигмах, как зеркалу, в котором снимается сущность и ее трансформации, и как своеобразному «тексту», выражающему содержание основных жизненных парадигм. Обращение к городу, к его сути как к парадигме картины мира, либо части ее, кажется столь же правомерным и оправданным, т.к. во многом определяет «физику» и «метафизику» современного города, его универсальные и индивидуальные образы, Несет ли город в себе архетипы картины мира, характерные для конкретного место-пространства и времени, в чем это отражается и можно ли в этих «отражениях» проследить и/или предугадать трансформации картин мира или, напротив, по изменениям в картине мира предсказать предстоящие трансформации в городских системах, в образах и идеалах, в самом понятии город. Сознательные, глубоко отрефлексированные, или интуитивные ответы на эти вопросы мы можем найти в современных идеалах и традиционных парадигмах, в архитектурных объектах и городской среде.
Явный "универсализм" культуры, космополитизм городов, современного искусства и архитектуры, возможно, и составляют естественный процесс развития современной культуры, но, сосуществуя со стремлением к выявлению и удержанию традиции места, нацеливают на поиски соотнесения этих позиций при планировании городского развития в «век новых технологий». В связи с этим, необходимо отметить еще одну реальность, которую породил современный город высоких технологий и транснациональных коммуникаций и которая, во многих случаях уже завоевала свое место в сегодняшнем представлении универсума, сдвинув традиционные понимания целостности мира. Это реальность сетей коммуникаций, электронных потоков и компьютерных образов, не являющихся физической реальностью города в традиционном смысле слова. Своеобразное противостояние суЬегс^у и города физического, вторжение кибер-пространства в «метафизику» существования города, в свою очередь, усиливает внимание к идеям «место-пространства», определяющим специфику территории и образов, на ней воплощенных или воплощаемых.
При взаимодействии любых культур, сопровождающем процессы развития, актуальным становится обсуждение проблемы устойчивости, стабильности норм, которые позволяют каждой культуре сохранять свою индивидуальность, с одной стороны, и решать проблемы целостности, включенности в общее транс-
национальное культурное пространство, с другой. Наряду с обращением к наиболее устойчивым образцам и элементам картин мира, существенным оказывается исследование особенностей формирования культурной нормы в условиях относительной социо-культурной консервации. Это позволяет выделить культурную норму в наиболее чистом виде, проследив ее истоки и основы сложения, и, в то же время, - выявить потенциальные трансформации норм и влияние других культурных стереотипов на фоне «чистой» нормы,
И здесь представляет интерес апелляция к цветовой парадигме как компоненту картин мира, Будучи одним из "первородных" элементов, цветовой феномен отражает различные аспекты бытия и их интерпретации в картинах мира, что превращает его в неизменную часть идентификационной системы. По мнению отдельных исследователей, "генетически пестрота восходит к представлениям о воде, как первородной стихии..."5; во многих традиционных культурах многоцвет-ность, пестрота расцениваются как "признак мифологических персонажей со значительной долей хтониз-ма". Столь же тесно цвет связан с обязательным для всех картин мироздания .мифом о сотворении мира, Так, мифология Тибета, в частности, описывая сотворение мира, отмечает Белый цвет среди первичных элементов, из которых был создан мир.6 В соответствии с одним из образов, "сначала возник белый цвет неба, потом голубой цвет земли, вслед за этим создали белую гору из ледника, наконец образовался внешний океан"7. Возникновение из небытия цветов и, прежде всего белого, представляется глубоко символичным и сущностным для понимания традиционной картины мира в ее восточной интерпретации. В мифопо-этической системе древних славян «белый» приобретает свою индивидуальную систему отождествления -это цвет жизни и смерти, с ним связаны представления о важных сакральных элементах мира и Космоса -"Белом свете", "белой березе", "белом камне" и др. Образы белого дерева, дерева-оберега, и белого первозданного камня, возникшего из моря в начале творения, можно отнести к наиболее древним образам славянской мифологической системы, которые отражены в заговорах, в традиционных ритуалах и обрядах.
5 Русакова Л.М. Образ мира в геометрическом орнаменте на полотенцах русских крестьянок Алтая / Традиционные обряды и искусство русского и коренных народов Сибири. - Новосибирск: Наука, 1987.-С. 105.
6 По одной из версий при создании мира "построили кучу камней на белом леднике", по другой версии - "из небытия возникает белый свет, породивший совершенное яйцо". Т.е. в обоих случаях белый цвет-свет является порождающим, "прародителем" мира.
7 Мифы народов мира. - М., 1994. - Т. 1. - С.586-
634.
Обращение к картине Рая, неотъемлемо принадлежащей картинам мира и идеального города, также
позволяет проявить сущностную включенность цветовой парадигмы в картины мира, достаточную сфокусированность на обозначении характера цветности пространства, его узнаваемости и множественности видов цветности (используется не только цвет материала, но и цветной свет, духовное «свечение» цвета как символа и эманации Божественной энергии и др.).
Первородность цветности, ее соотнесенность с первичными, основными «элементами» мироздания несет в себе и амбивалентную двойственность, свойственную парадигмам картин мира. Так, характерная особенно для традиционных культур амбивалентность представлений о добре и зле, о жизни и смерти проявляется и в цветовой амбивалентности.8
Существование цветовой парадигмы в двух ипостасях - как специфической нормы жизнедеятельности и как особой ценности - позволяет цветовому феномену быть частью всех возможных картин мира. Цветовая экспансия (предметно-пространственная, деятель-ностная и временная) охватывает все сферы жизни и деятельности человека и социума, мир духовный, ментальный, астральный и физический. Будучи частью этого мира, так или иначе участвуя в повседневной и праздничной, ритуально-обрядовой, утилитарно-практической и игровой деятельности, прямо или косвенно цветовое пространство на протяжении всей истории развития городов, цивилизаций и каждой индивидуальной жизни сопровождает человека, изменяя свои формы. Традиционные формы и способы воспроизводства и трансляции цветовых норм и цветопро-странств также направлены на передачу и целостных картин мира, и отдельных их фрагментов, подчеркивая тем самым способность цветовой парадигмы как удерживать универсальные характеристики картины мира, так и идентифицировать особые, уникальные свойства,
Следующей определяющей идеей для выбора стратегии самоопределения Сибирского региона в мировом и Российском пространстве может стать самоидентификация в рамках дихотомии Восток-Запад.
Проводя различие между Западом и Востоком, принято говорить о дихотомии рационального и иррационального, полагая, что Западу более свойственны рационализованность и упорядоченность, что он (Запад) основывается на фактах и стремится их рационализировать, тогда как Восток базируется "на реальности, которая глубже фактов" и ориентируется на иррациональность. Бердяев, развивая представление о
8 Например, синий цвет в культуре коренных народов Сибири, за которым достаточно прочно закреплен символ положительного духа-явления и знак высших сфер, в приговорно-заговорных текстах может служить обозначением зла (самый злой дух "Синий Дикий Кабан")._
рационализме Запада и иррациональности Востока и адаптируя его к российской культуре, высказывает мнение о том, что "русские духи природы" не окончательно скованы цивилизацией, поэтому для русских менее характерен "культурный скепсис". Для русского мышления, в отличие от западно-европейского, естественно рассматривать проблемы по существу, вне культурного отражения. Западные люди "рассматривают каждую проблему, прежде всего, в ее отражениях в культуре и истории"9. Такое своеобразное отраженное отождествление, Реальный мир и живая жизнь при этом ускользают. Подобное представление является, по мнению автора, вторичным. Русские же имеют дело с первичным, с самой сущностью мира,
Еще одной интерпретацией проблемы противостояния и единства Востока и Запада как полярности, предполагающей стремление к противоположности и воссоединению в целое является рассмотрение ее через призму понятия традиция-нетрадиция. При этом страны востока, как правило, относятся к традиционным обществам, традиционным культурам, а западноевропейские - к нетрадиционным. Традиционный или профессионально-именной тип культуры характеризуется структурированием общества по профессиональному признаку, "здесь теоретическое и практическое сосуществуют в нерасчлененном единстве, в индивиде"10. Полагается, что европейцы также внутренне склонны к такой трансляционной структуре, но сложившийся в Европе "универсально-понятийный тип" культуры11 в значительной мере отделяет европейское мироощущение от традиционной картины мира. Европейская развитость (с точки зрения традиции) лежит на пути от племенной (лично-именной) культуры к традиционной.
В целом можно предположить, что представление Восток-Запад является парой понятий, составляющих целостность, парадигмой, необходимой для обсуждения
9 Т.е. обсуждая "что-то", говорящий "не обнаруживает" себя как часть этого "что-то", а представляет ситуацию как ряд культурных фактов и персоналий. Бердяев Н. Самопознание. - М.: Книга, 1991.
10 Существующие знания из поколения в поколение транслируются через личностный контакт (отец-сын, учитель-ученик и т.д.), очень важным моментом становится "наследственный профессионализм". Внутри- и межсемейные контакты обмена и передачи ценностей задают наиболее естественную и разумную схему трансляции культурных норм и профессиональных знаний, (см. Петров М.К., указанное произвед., С. 68.)
11 "Универсально-понятийный тип" культуры
включает разработанную систему создания и ус-
воения знаний, жесткое деление на теоретическое и
практическое, "противоестественное совмещение профессий" в одном лице, неоправданно высокий статус "личности", идею "гражданина" как человека вообще в социальном целом и пр._
любого социо-культурного феномена, политических и экономических процессов и явлений.12 Парадигма Восток-Запад как парадигма культуры традиционно заложена в картины мира различных цивилизаций и связана с наиболее сущностными компонентами картины мироздания и потому при всей своей метаструктурно-сти служит «пространством-маркером», задающим рамки идентификации территории.
Завершающим сюжетом в наших размышлениях об идентичности как актуальной идеологии развития территории, города и культуры является собственно жизнь города или то, что мы называем «городские ритуалы» и можем обозначить пространствами самоидентификации субъектов городской жизни, Akira Suzuki заявляет; «в сегодняшнем городе существует комплекс взглядов и феноменов еще не институционализированных в культурных терминах, но которые, будучи рассмотренные как сумма "городских ритуалов", позволяют нам размышлять о будущем города. Это феномены, которые не могут быть предсказаны не как результат функционирования собственно города, не как результат обычной культурной деятельности». Скорее всего, они раскрываются «через неосознанные, случайные, спонтанные проявления» или через традиции, «возникшие вне официальных норм»13, и демонстрируют своеобразное «движение в иррациональность» или материализацию собственных идеальных представлений и индивидуальных картин мира. Город как "слабо программируемая", иррациональная система с развитой "инициативой снизу" представляет собой сегодня важную линию существования городских образований, Внимание к этой линии развития города задается условиями современной жизни города.14
И еще одна традиционная оппозиция, которая обретает особый отгенок в связи с превращением городов в коммуникационные мега-центры, объединенные друг с другом - это пара индивидуальное (приватное) и общее (неперсонализованное). Сами границы между публичным и приватным, степень их открытости-закрытости для каждого субъекта, социальной группы или группы носителей разных «ролевых позиций» опо-
12 Мы оставили вне сферы нашего внимания еще одну очень важную, но сложную и неоднозначную интерпретацию целостности Восток-Запад через различие религиозных верований. Но это отдельная тема, требующая особого рассмотрения. ь Forum international. Main debates. Barcelona. 1996. 14 Следует отметить характерную особенность современного горожанина-обывателя-«наблюдателя» - его своеобразную «удвоенность», связанную с одновременным проживанием в физическом городе и информационном пространстве «cybercity». Представление «удвоенности» городского субъекта и «физического города» вводится Mario Gandelso-nas (см. "Urban Space as a System of Networks", Bar-celona. 1997).__
знаются по-разному, в зависимости от того, что субъект в идеале считает своей средой, А, если учесть «экспансию электронного пространства» в жизнь современного города, то даже минимальное пространство становится достаточным для обмена информацией любого типа и может служить «площадкой» для коммуникации, Коммуникация вообще превращается в особый ритуал современной городской жизни, становясь «идолом» города. И в этой связи проблема идентификации «персонального пространства» и его защищенности приобретает остроту и злободневность.
При этом значение цветового феномена как одновременно идентифицирующей и унифицирующей парадигмы неоспоримо, Для примера можно обратиться к красному цвету, который претерпевает неожиданные «переносы смыслов» в культурной традиции нашей страны и обнаруживает особую, «унифицирующую» семантику в ситуации стандартизации жизни и культуры советского периода. Он становится непременным элементом праздника и повседневной жизни: феерия красного сопровождает оформление городов в дни торжеств; красная косынка - почти обязательный атрибут женской одежды в первые годы Советской власти; открытый, жесткий красный все чаще употребляется в агитационном искусстве (плакатах, рекламах и т.п.). Преобладая, прежде всего, в массовом, предназначенном для широкой публики искусстве, красный превращается в культурную норму-стереотип; при этом в "элитном" творчестве художников, архитекторов, а также писателей, поэтов, режиссеров и т.д. красный цвет по-прежнему избирателен, символичен и образен, Показательно также «табуирование» красного в тю-ремно-лагерной субкультуре советского периода. Пользование предметами обихода, одеждой красного цвета может привести к самому жестокому наказанию. (Сложившаяся идентификационная система включает столь же жесткую иерархию черного, синего и серого цветов, с закрепленными за ними значениями). Приобретший за семьдесят лет стойкий «вкус» госу-
дарственного цвета, т.е. знака силы и власти, красный цвет с его обереговым и «украшающим» смыслом, значимым для традиционной культуры, в последние десятилетия стал восстанавливать свои идентификационные характеристики, возвращая себе первоначальный охранительный смысл и «означение» красоты.
Мы предприняли попытку показать необходимость осознания целостности и индивидуальности культурного пространства региона как огромной сложной много-аспектно-дифференцированной системы. Такое осознание позволяет обратиться к идее определения пространств самоидентификации городов региона. Выделенные три пространства культурной идентификации, и типы идентификации территории задают, на наш взгляд, базовые позиции для последующих исследований, в том числе и социально-политического и экономического самоопределения. Важным свойством территории, влияющим на определение траектории общего развития становится «ресурс идентификации». Особую роль при этом играет цветовая парадигма. Будучи частью картины мира, цветовое пространство становится способом ее создания, трансляции и сохранения, способом ее прочтения, опознавания и «декодирования» и в то же время способом «употребления» в жизни. Цветовая сфера объединяет в себе все планы духовно-ментального и материального существования территории города, включая рациональное устройство и художественно-образные, иррациональные представления, Цвет позволяет идентифицировать и проявить неосознанную скрытую ментальность социума, его внутренние неотрефлексированные тенденции и служит формой реализации «объявленных», культурно закрепленных образов и картин мироздания. Обладая целостностью и многоплановостью, цветовое пространство позволяет одновременно обращаться к высоким ценностям и к жизненной повседневности, удерживая то естественное равновесие между миром реальным и миром духовным, которое присуще развитой системе,
А.Ю.Ладейщиков, Е.Р.Ладейщикова
Историческая торговая улица как устойчивый элемент структуры города (на примере ул. Урицкого в Иркутске)
Определения исторической торговой улицы нет ввиду кажущейся необязательности. Но если по-разному расставить акценты, то таковыми могут считаться два несхожих типа городских фрагментов:
улица, застроенная историческими зданиями, приспособленными под торговлю, но первоначально под эту функцию не предназначавшимися;
улица, издавна несущая коммерческую функцию, но к настоящему времени обстроенная в основном современной застройкой,
Безусловно, наиболее благоприятный вариант, когда и исторические здания, изначально торговые, и коммерция давно укрепились на этом месте,
Не вдаваясь в терминологические проблемы, зафиксируем, что улица Урицкого в Иркутске имеет