CC BY
55
УДК 316.4
В.В. Кривошеев
ИДЕНТИЧНОСТЬ КАК СО-ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ: СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ
Анализируются социологические моменты важной проблемы современного социального познания - проблемы идентичности.
Автор показывает отличие социологического метода изучения идентичности в сравнении с психологическим, социально-философским и этнологическим.
Article shows the sociological moments of the important problem of the modern social knowledge. It is a problem of identity. The author shows difference of a sociological method of studying of identity in comparison with psychological, social-philosophical and ethnologic.
Российская социология, долгое время не развиваясь вовсе, а затем существуя в строго очерченных рамках марксистских теоретических, идеологических построений, постепенно освободилась от однообразия научного поиска, от значительных его ограничений. И тут же, что называется с ходу, устремилась осваивать необъятные просторы современной западной социологической мысли. В силу этого, как представляется, многие теоретические поиски отечественной социологии и в настоящее время ведутся лишь в русле внешнего, поверхностного, некритичного заимствования концептов, категориального аппарата, которые присущи отшлифованным моделям западных коллег. Теперь ведь невозможно увидеть, пожалуй, ни одну из работ отечественных коллег без употребления знаменитого «дискурса», не менее известных «практик», «габитуса» и т. п. понятий, которые часто, на мой взгляд, применяются к месту и не к месту, порой вообще без всякой на то действительной потребности. Более того, некоторым вполне субъективным, легко объяснимым явлениям глубокомысленно пытаются придать облик едва ли не закономерных, объективных процессов. Как тут не вспомнить чуть ли не анекдотичную ситуацию, когда, например, на одном из социологических форумов вполне серьезно утверждалось, что за последние годы больше внимания отечественная социология стала уделять гендерным исследованиям. Еще бы не больше, если на проведение таких исследований в свое время поступили довольно щедрые гранты из фонда Сороса.
Но есть, на наш взгляд, пусть не одно, вероятно, но все же важное исключение. Речь идет о понятии «идентичность» и концептуальном построении, связанном с выявлением сущности процессов, происходящих с самоопределением и самоутверждением личности, групп, общностей. В данном случае обращение к относительно новому для социологии фрагменту предметного поля не выглядит некой модой, догоняющим обращением к важной, с точки зрения западной теоретиче-
Вестник РГУ им. И. Канта. 2005. Вып. 3. Сер. Гуманитарные науки. С. 57- 62.
58
ской мысли, проблеме. В то же время нельзя не обратить внимание на то обстоятельство, что отечественная социология и сама могла бы выступить в качестве зачинателя осмысления различных аспектов социальной идентичности, самоидентификации. Это необходимо было сделать хотя бы в силу того, что существует реальная потребность разобраться, выявить подлинные обстоятельства жизни целых слоев, групп современного российского общества. Ведь многие наши сограждане продолжают жить в ощущении рушащегося социального мира, отстраненности от социально-политических процессов. Целые социальные категории изъяты из хозяйственной практики, испытывают крайнюю неопределенность своего положения в силу обвально быстрого и не вполне понятного отстраивания новых оснований жизни. Молодое поколение не вполне ясно воспринимает ценностные координаты социальной жизни, а по числу неустроенных, обездоленных современное общество выглядит явно заблудившемся.
Что касается представителей европейской социологической школы, и это можно с полным основанием утверждать, то их обращение к социальным аспектам проблемы идентичности в настоящее время также вполне обоснованно. Не могут сейчас европейские социологи не отразить, не выразить, не проанализировать непростые процессы, связанные с отчетливо новым, только складывающимся осознанием единства европейского экономического, политического, социокультурного пространства. К. Куарони, доктор политических наук из Мадридского университета, например, полагает, что ключом к формированию относительно единого европейского сознания выступает формирование и осознание единых ценностных координат существования личностив среде себе подобных. Идея объединения, единства на основе общей географии и истории выглядит для автора устаревшей. В этом контексте идет формирование представлений о «союзном национализме» или «коммунотарном национализме», выделяющем в качестве критериев идентификации культурно-исторические ценности, лояльность по отношению к универсальным принципам, служащим объединяющей основой для всех европейцев [1]. Настойчиво ведется и поиск индикаторов измерения степени включенности индивидов и групп в новое социокультурное пространство, осознания ими такой включенности, что позволит отслеживать появление европейской идентичности в динамике.
Как уже отмечалось, отечественная социологическая мысль занимается идентичностью не только в силу извечного пристрастия к заимствованиям, но и на основе все более полно осознаваемой потребности разобраться в глубинных основах складывающейся новой стратификационной системы российского социума, появляющихся относительно новых для нашего социума социальных объектов.
То, что не только отечественная социология, можно сказать, столь основательно в последнее время осваивает горизонты проблемы идентичности, выявляет всю значимость соотнесенности индивида с какими-либо социальными объектами, отнюдь не означает, что, во-первых, в социологическом плане эта проблема никогда не рассматривалась, выпадала из поля зрения социологов. Не всегда, правда, социо-
логи использовали при этом именно категорию «идентичность». А во-вторых, у социологии всегда была и остается возможность опереться как на социально-философские построения, так и на те наработки, которые имелись в других отраслях социального знания. В частности, можно сослаться и на достаточно давнюю теперь статью Г. Люббе [2], который рассматривает идентичность на широком контекстуальном фоне процессов индивидуализации социальных систем. С точки зрения немецкого философа, индивиды в их неповторимости могут быть идентифицированы с помощью историй. Декларируя себя, рассказывая наши истории, биографии, происшествия, случившиеся с нами, мы показываем свою неповторимость. Очертания предметов, понимание их смыслов, значений, наше внутреннее состояние, самочувствие, свои переживания мы постоянно встраиваем в мир других, раскрывая свою историю, судьбу. Тем самым мы оказываемся среди других со своей уникальностью, но в то же время будучи понятыми, нужными, важными другим.
Проблема идентичности, самоидентификации в немалой степени занимала и психологов, этнологов, лингвистов, вероятно, особенно в связи с герменевтическими исканиями. Так, И. Гофман, занимаясь в русле социальной психологии проблемами стигматизации как психологической нагруженности человека определенными мнениями о нем, утверждает, например, что личностная идентичность служит для индивида критерием, на основании которого он делит мир других. Причем, в первую очередь происходит деление мира на знающих его и не знающих его. Знающие — это те, кто владеет информацией о персональной идентификации индивида; им достаточно просто увидеть его или услышать его имя, и эта информация актуализируется, начинает всплывать образ реального человека, вспоминается все, так или иначе связанное с ним. Незнающие — это те, для кого данный индивид — совершеннейший посторонний, моменты характера которого, поведенческие акты которого еще никак не зафиксированы в памяти и не могут быть, естественно, воспроизведены. В соответствии с этой координатной сеткой, в которую погружен человек, выявляются все сущностные его качества, происходит оценка и, соответственно, коррекция его поведения [3].
Значительное место, как известно, проблемы идентичности занимают в творчестве автора концепции «зеркального Я» Ч.Х. Кули. В частности, выявляя различия обыденного и социально научного употребления местоимения «Я», Кули обращает внимание на такую изначальную социально-психологическую характеристику употребления «Я», как установление связи «я» и «мне» с тем, в отношении чего возникает и благодаря противодействию чему приобретает отчетливые формы чувство присвоения [4, с. 142]. Иными словами, присваивая себя и нечто себе, человек и встраивает себя в мир иных людей, определяет свое место в этом мире, соотносит свое поведение, желания и стремления с другими индивидами.
Немалое место проблеме идентичности отводится в исследованиях этнологов, всех, кто в той или иной мере занимается проблемами национального самоопределения человека. Справедливо, по нашему мнению, отмечается многими исследователями, что вслед за определе-
59
60
нием своего «Я», встраивания его в мир ближайшего социального окружения, происходит и соотношение своего «Я» с другими «Я» на фоне, прежде всего, освоения национального языка, без чего вообще невозможно представить себе социализацию индивида. Такое включение в поле культуры, встраивание себя в мир людей, человеческое сообщество выступает процедурой извечной, постоянной. Но проблема этнической самоидентификации, идентичности связана в последнее время, конечно, не только и не столько с освоением человеком социальной действительности. Видимо, излишне будет особым образом акцентировать внимание на том, насколько, как выясняется, проблема этнической соотнесенности человека оказалась актуальной на рубеже XX и XXI веков. И все же не обратить внимания на это нельзя.
Мультикультурность социального пространства современной Европы, например, вызывает порой то, что получило название этнический спазм. По-новому осмысливая демократические процессы, выражающиеся, в частности, во все более свободной миграции, европейцы с мало скрываемой настороженностью наблюдают, что вновь прибывшие на континент, закрепляясь так или иначе в новой среде, не всегда стремятся идентифицировать себя с той или иной национальной культурой. В силу этого в перенаселенной Голландии, где проживает по некоторым оценкам до 12 процентов мигрантов, происходит отнюдь не демократическая процедура создания некой этнической иерархии. В Великобритании в последние годы обострилась проблема расизма, выявились межкультурные конфликты между британцами и выходцами из Азии, претензии которых оказались для мыслящего слоя европейской страны не менее важными, чем требования северных ирландцев, шотландцев или валлийцев. Расизм заявляет о себе и во Франции, Италии, других странах Старого Света [5, с. 13 — 14]. Весьма актуально в этой связи звучат слова С. Хантингтона, который полагает, что «в современном мире... культурные идентичности (этнические, национальные, религиозные, цивилизационные) занимают центральное место, а союзы, антагонизмы и государственная политика складываются с учетом культурной близости и культурных различий» [6, с. 142—143].
У Хантингтона, как видим, идентичность не относится к какому-либо одному самоопределению человека, а отражает своего рода целый спектр соотнесенностей индивида с разными сообществами себе подобных. Полагаем, что приведенный перечень идентичностей является не чем иным, как разными ипостасями социальной идентичности человека, разными измерениями этой единой идентичности человека.
На наш взгляд, идентичность может быть выражена понятием «разные уровни соотнесенности индивида с сообществом». Речь идет о том, что можно, как представляется, выделить три уровня собственно социальной идентичности человека. Первый уровень идентичности — это самость человека, осознание им своего «я». «Я» в данном случае есть выде-ленность, отграничение человека, представление о себе, своем пространственном и социальном месте в мире. Это та самая идентичность, которую логики и психологи легко укладывают в формулу Я есть Я [7, с. 13]. В противном случае, то есть вне такого утверждения-тожде-
ства, можно было бы говорить о некой внутренней личностной дезорганизации человека, отсутствии его самоопределения.
Второй уровень социальной идентичности есть этнокультурная соотнесенность человека. После, а собственно, даже и в ходе осознания собственного Я, выявления и утверждения самости, происходит соотнесение себя с ближайшим окружением на основе прежде всего языковой включенности в общее социальное пространство. Освоение национального языка, собственно, уже означает включение в определенное культурное поле на основе понимания своей этничности. Третий уровень социальной идентичности надстраивается над социоэтническим и выступает в качестве более или менее органичного включения себя не только в ближайшее или более широкое социальное окружение, а означает соотнесение себя именно с определенной социальной позицией, местом в социальном сообществе.
Измерение такого позиционирования индивидом своего места в социальном окружении представляется проблемой достаточно трудной и не вполне решенной к настоящему времени. Во-первых, простое и полное, на первый взгляд, измерение идентичности на основе вопроса «кто я есть» или другого не менее простого «кем я себя считаю», как показывает социологический анализ, может привести к неверным выводам о действительном состоянии социума и идентичности индивидов, включенных в него. Известно, к примеру, что объективные показатели не позволяют и в настоящее время включить в средний класс в российском обществе более чем 14 процентов индивидов. В то же время самоидентифицируют себя со средним классом около 50 процентов россиян [8, с. 81]. Получается, что объективные условия существования и субъективные оценки респондентов расходятся достаточно кардинально. Можно привести и другой примечательный социальный факт, который свидетельствует о сложности выявления параметров идентичности индивидов. Так, по данным аналитического центра Ю.А. Левады, в 2002 г. 57 процентов граждан России относили себя к православным. В то же время 59 процентов респондентов отметили, что в течение года не посещали церковные службы, 61 процент — не причащались. А около 68 процентов опрошенных с разной степенью определенности указали, что вера и религия для них не важны [9]. Получается, что определение себя как человека верующего у значительной части индивидов не сопровождается соответствующими поведенческими актами. Признание себя православным становится тем самым некой модной соотнесенностью, а вовсе не глубоко осознаваемой данностью.
Даже эти социологические исследования показывают, что соотнесенность индивида с теми или иными социальными составляющими общества не всегда выступает в качестве ясной, полной. Более того, на наш взгляд, можно утверждать наличие путаной, невыраженной идентичности. Это и не позволяет использовать, казалось бы, четкий индикатор измерения идентичности с использованием простых вопросов — «кто мы?», «кем я себя ощущаю?» и т. п.
62
Из сказанного можно, по нашему представлению, сделать следующий вывод. Идентичность выступает в качестве субъективно-объективного феномена. Идентичность, с точки зрения социологического анализа, можно представить как со-индивидуальность человека, то есть в качестве феномена постоянного соотнесения его с какими-либо общностями, группами, ценностями. В таком соотнесении немало субъективного, а может, и ситуативного, изменчивого, что делает проблему оценки и измерения идентичности весьма сложной. Простых решений этой задачи, очевидно, нет и быть не может.
Список литературы
1. Куарони К. Европейская идентичность, или Как помочь людям ощутить себя гражданами Европы // www.eur.ru
2. Люббе Г. Историческая идентичность / / Вопросы философии. 1994. С. 94-113.
3. Гофман И. Стигма: Заметки об управлении испорченной идентичностью // ecsocman.edu.ru
4. Кули Ч.Х. Человеческая природа и социальный порядок. М., 2000.
5. ТощенкоЖ.Т. Этнократия: История и современность. М., 2003.
6. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций и изменение мирового порядка: отрывки из книги // Pro et contra. М., 1997. Т. 2. № 2.
7. Брюшинкин В.Н. К методологии анализа понятия идентичности // Идентичность в контексте глобализации: Европа, Россия, США.: Сб. науч. тр. Калининград, 2003.
8. Лапин Н. И. Как чувствуют себя, к чему стремятся граждане России // Социологические исследования. 2003. № 6.
9. www//levada.ru
Об авторе
В. В. Кривошеев — д-р соц. наук, проф. РГУ им. И. Канта.
