CC BY
51
ГУМАНИТАРНЫЕ ТЕХНОЛОГИИ ГЛАЗАМИ УЧЕНЫХ
Х. Г. Тхагапсоев,
доктор философских наук, профессор кафедры философии Кабардино-Балкарского государственного университета
ИДЕНТИЧНОСТЬ КАК ОПЕРАТОР ГУМАНИТАРНЫХ ТЕХНОЛОГИЙ
Современный этап социальной истории определяется по-разному, как постиндустриальный, информационный, «канун общества знаний», в силу необычайной изменчивости его специфических черт. Пожалуй, бесспорна и устойчива лишь одна черта эпохи — ныне технология выступает не только в качестве базового механизма социального бытия и «демиурга» форм жизнедеятельности (чем она всегда была), но и как регулятивный фактор, определяющий цели и ценности цивилизационного развития.
Технология как ««наше все»
(или от науки познания к наукам технологий)
Тотальная установка на технологию обретает характер парадигмы культуры, настойчиво заявляя о себе в мышлении и деятельности человека, в науке и образовании, в политике и искусстве — во всех сферах социального бытия. В этом контексте и науки все чаще и жестче подразделяются на «познающие» (теоретические) и «делающие» (технологические) [1]. Более того — утверждаются представления о неустранимой погруженности науки в технологический дискурс, неразрывном сцеплении науки и технологии, как и идея о том, что именно в технологиях проявляются базовые цели познания и предназначение научного знания [2]. В этой ситуации неудивительно, что интенции современной науки (само миропонимание в ее рамках) становятся «технологическими» — мир видится и полагается не столько как пред-
метные множества, требующие описания и объяснения, понимания/интерпретации, сколько как каузальные процессы и трансформации, т. е. потенциальные технологии, освоение коих полезно и выгодно. Соответственно меняются и ценностные ориентиры познания — теперь интерес и значимость представляют не знание само по себе, а те технологии, что в них «заключены». В итоге складывается такая культура научного познания, когда процесс выработки знания встраивается в процессы создания новых технологий (что особенно типично для информационных технологий), превращая само познание в некий побочный продукт производственно-технологической деятельности. Таким образом, формой бытия науки становится не только и не столько генерирование знания, сколько порождение и тиражирование технологий.
В означенном контексте тотальной тех-нологизации бытия человека развиваются и гуманитарные технологии (ГТ); неуклонно ширится их спектр и пространство применения — от рекламных и политических технологий до педагогики и экспертной деятельности.
Практическая эффективность этих технологий очевидна, хотя в научногуманитарной среде высказываются предостережения, подчас резкие: ГТ способны причинить человеку вред — вплоть до «опасного разжижения мозгов» вследствие манипулирования сознанием [3. С. 12]. От себя добавим — озадачивает и то обстоятельство, что теория гуманитарных
технологий пока явно отстает от темпов и масштабов их (ГТ) тиражирования и применения.
Конечно, уже прошли времена, когда сама постановка вопроса о ГТ (возможность и правомерность существования подобных технологий) воспринималась не иначе, как «квадратура круга» [4]. Впервые масштабная постановка проблемы гуманитарных технологий в сфере образования была осуществлена в рамках инновационного проекта-победителя Герценовского университета в 2007—2008 гг. «Создание инновационной системы подготовки специалистов в области гуманитарных технологий в социальной сфере» (руководитель программы Г. А. Бордовский, директор-координатор программы С. А. Гончаров). В рамках реализации программы был разработан целый комплекс методических материалов и проведена серия междисциплинарных исследований этой проблемы, опубликован целый ряд специальных работ. Это направление продолжает развиваться в Герценовском университете и сегодня, соприкасаясь с работами по герменевтике социотекста и проблемам понимания, анализа, интерпретации*. Однако до формирования системных теорий, способных обеспечить проектирование гуманитарных технологий и эффективное управление ими, пока еще далеко.
О самом главном в технологиях — об операторе.
Понимание сути и смысла технологии исторично — претерпевают изменения в контексте развития познания и преобразовательной деятельности человека, но неизменным остается ее определяющий структурный признак. А именно: технология всегда строится как некая совокупность составных элементов-операций (действий, преобразований и прочих процедур), подлежащих реализации в определенной последовательности. Именно выполнение системно взаимосвязанных операций по изменению состояния объекта являет собой
суть технологии и способ достижения ее цели (целей). При этом конкретный состав операций и порядок их выполнения создают (задают) операторы технологии. От них и зависят все нюансы технологий.
Когда речь идет об инженерных технологиях, связанных с преобразованиями вещества, энергии и отчужденных форм информаций (цифровых, графических, знаково-символических), выполнение каждой операции вызывает заранее запланированные и поддающиеся контролю изменения в объекте технологического воздействия (т. е. в операнде). Иначе говоря, последствия каждой операции инженерных технологий предсказуемы и поддаются контролю, поскольку здесь все строится на основе каузальных процессов физики, химии, биологии или строгих математических отношений, которые и выступают в роли операторов технологий. Иное дело гуманитарные технологии. Они, увы, не имеют детерминированных оснований, позволяющих вести посредством неких строго контролируемых операций «состояние объекта» к требуемой (желаемой) кондиции. Но означает ли это, что ГТ лишены организующих начал, т. е. операторов, способных обеспечить развертывание технологий к достижению заранее намеченных целей (замыслов)? Оказывается, нет: гуманитарные технологии имеют собственный тип операторов и в качестве такового, как показывает анализ, выступает идентичность. Данная работа является попыткой это продемонстрировать.
Идентичность как универсальная
форма оператора гуманитарных технологий
Любое понятие, как известно, суть единство различных аспектов, граней и моментов предмета понятия. Многообразие референтов и значений, соотносимых с понятием идентичность, таково, что объемлет едва ли ни все сферы бытия. Однако, как показывает анализ, существующие концеп-
ции, в общем трактуя идентичность в качестве формы и меры тождественности и самотождественности вещи, расходятся во взглядах, как на спектр вещей, что принципиально соотносимо с этим понятием в роли референта, так и на когнитивный статус этого понятия. В зависимости от того, как эти вопросы решаются, можно выделить три концепции идентичности [5].
Первая, в которой ключевая роль отводится субъективному началу и соотносит идентичность лишь с ментально-психическими процессами самоотождествления индивида с некими образцами (субъектами, нормами, образами) социально-культурного бытия по поводу того, «кто Я, с кем схож».
Вторая, где идентичность предстает как нечто эссенциальное, онтологичное — «как стержень человека» (что берет начало от З. Фрейда).
Третья концепция отличается тем, что в ее рамках за идентичностью видится нечто предикативное: признаки, свойства, отношения и связи, выражающие самотожде-ственность объекта или вещи любой субстанциональной природы (материальной, идеальной) [6]. При этом, что важно отметить, признаки и свойства, о которых идет речь, таковы, что могут быть объективированы и означены как некие маркеры (паттерны), системно-целостная совокупность которых создает и выражает идентичность объекта.
Очерченные (разумеется, весьма схематично) контуры смыслового поля рассматриваемой дефиниции показывают, что идентичность относится к числу общих, собирательных и абстрактных понятий весьма широкого плана и на нее может быть распространена существующая типология научных понятий, с вытекающими оттуда методологическими последствиями.
Однако, как показывает анализ, дефиниция «идентичность» обладает такими признаками, что присуще не только понятиям, но и «более крупным» формам знания. В частности, идентичность (этническая, на-
пример), выступая как теория, констелли-рует и синтезирует в целостность знания, в которых отразились типы ментальности и социальности, психотипы и формы культуры, поведенческие схемы и ценностные установки, жизненные стратегии и темпо-ральности социума. В то же время идентичность, как и научный закон, выражает некие формы регулярности (порядка, подобия, определенности, регулярности). И, наконец, идентичность, как и картина объектного мира, выступает в качестве предпосылочного знания, поскольку процесс социально-гуманитарного познания включает идентификацию объектов познания, изначально полагая некие образы их идентичности. При этом, как показывает дискурсивная практика, идентичность фактически соотносима и соотносится с любой формой бытия — от универсальных и формализованных логико-математических форм (конструкций) до уникальных и спонтанных форм самоощущения конкретного человека. К тому же идентичность выражает не только черты и признаки объекта или же связи—отношения объектов и субъектов (на что чаще всего обращают внимание), но и то, как эти отношения воспринимаются, оцениваются и интерпретируются субъектами познания и агентами действия.
Если учитывать изложенные обстоятельства в совокупности, идентичность являет собой не какой-то особый (специфицированный) тип субъектности (Я-образ, Я-концепцию, самость), как часто утверждается, или же некую реально бытующую онтологическую сущность («стержень личности», «этничность»), а знаниевый конструкт (дефиницию), форму знания и предикации о сущностях: вещественных, ментальнопсихических, знаково-символических, объектных и процессных, с коими это понятие соотносится. Иначе говоря, идентичность относится к ряду гносеологических категорий, на основе которых осуществляются репрезентация и осмысление реальности (социальной, культурной, психической).
Ведь любая сущность сопряжена не только с формой и содержанием, но и с идентичностью («образом»), выражающей конкретизированный тип единства формы и содержания, количества и качества, структуры и функции, что и создает само-тождественность любой сущности (вещи, смысла, идеи, моды, бренда). Вот здесь и кроется операторный потенциал идентичности. Точно так же, как обобщенные формы естественнонаучного знания (законы, теории, принципы) порождают идеи, тип и конкретную операционную структуру той или иной инженерной технологии, идентичность (наряду с такими обобщенными формами гуманитарного знания, как идеальный тип, образ, этические императивы и прочие регулятивы социального порядка) создает операторную основу для ГТ. Здесь, вероятно, напрашиваются пояснения.
Идентичность, как уже подчеркивалось, являет собой способ фиксации (отображения) формы определенности («узнаваемости») и регулярности бытия, в частности тождественности вещи, объекта (или же «Я-образа») некоему эталону, модели, норме, заданному образу или самому себе. В этом смысле оперирование идентичностью сродни оперированию аналогиями.
Однако идентичность как категория имеет и такие особенности, которые не позволяют оперирование ею сводить лишь к «сличениям аналогов». Дело в том, что смысловое содержание идентичности включает три пласта (аспекта) — когнитивный, коннотативный и эмотивный. При этом когнитивный аспект выражает форму и тип идентичности, ее внутреннюю смысловую структуру; коннотативный — влияние контекста (ситуации, среды) идентификации, а эмотивный — эмоциональную позицию (симпатии, антипатии, одобрение, отторжение) субъекта — идентификатора. Все это накладывает свой отпечаток на смысл идентичности и на процессы идентификации, а значит — и на ее операторный (операторно-технологический) потенциал.
Например, когда идентичность соотносится с миром логики или математики, за ней, как уже подчеркивалось, стоят смыслы, знания, модели высокой однозначности. Идентификация в этом случае сводится к обычным процедурам сличения с аналогом. Напротив, в системе социального бытия за категорией идентичность оказываются смыслы и знаково-символические формы ментально-психического или культурного мира, отличающегося крайней неоднозначностью, принципиальной открытостью и спонтанной изменчивостью, требуя рефлексии и герменевтических усилий во имя идентификации объекта. Именно эта непосредственная сопряженность социальной идентичности с актами («операциями») идентификации придает операторный потенциал категории идентичность.
Получается так: если операторный потенциал естественнонаучного знания достигается за счет его способности редуцироваться к многообразным формам прикладного знания, легко переводимого в конкретные технологические процессы и операции преобразования (вещества, энергии и информации) с предсказуемыми последствиями, то операторный потенциал социальногуманитарного знания и его «перевод» в технологии создается на основе категории «идентичность», позиционирующей сознание человека (по аналогии, эвристически или рефлексивно) интенционально, прицельно — «как надо», в чем и заключается суть гуманитарной технологии. Ведь цель ГТ (ее предназначение) — это отражение и фиксация в сознании человека, объекта технологического воздействия, того, что планировалось автором технологии.
Понятно, что в сфере ГТ, в отличие от обширной области инженерных технологий, не приходится говорить о многообразии вариантов и методов технологических решений. Единственно возможная форма гуманитарной технологии состоит в адресации сознанию человека (объекту технологии) знаний, подобранных, организованных и
транслируемых определенным (технологичным) образом. Соответственно гуманитарная технология может достичь своих целей лишь в том случае, если состоялось опознание (идентификация) адресатом предъявленных ему смысловых посылов, идей, образов, а также пробуждена готовность адресата позиционироваться (идентифицироваться) в их интенциях. В этом смысле, если инженерные технологии производят товары/вещи, то ГТ продуцируют, легитимируют и транслируют идентичности (смыслов, вещей, идей, процессов, ценностных ориентиров, поведенческих схем, корпоративно-групповой принадлежности, потребительских предпочтений, электорального выбора, моды, бренда).
Гуманитарные технологии в повседневности или когда мы выбираем, ... не думая
Очевидно, что гуманитарные технологии окружают нас всюду и везде, а главная сфера их существования — повседневность (в частности, повседневная социальнокультурная коммуникация, бытие в медиапространствах). Современный социум, как известно, сильно дифференцирован, темп его жизни необычайно высок, а повседневная жизнь человека протекает в малых группах. В итоге обыденное сознание человека, как выясняется, проявляет себя некритично — в доверительно воспринимаемых в «своей» группе и среди «своих» опосредованных формах, к каковым относятся: имидж, бренд, новизна, мода, мейнстрим, т. е. типы и формы идентичности (культурной, социальной, поведенческой, потребительской). Получается так, что человек в повседневном бытии не различает уровни своего познания окружающей реальности («не до этого!») — гносеологическая потребность сводится к получению информация о подобии и различии объектов окружающего мира, т. е. об идентичности [7]. В итоге именно идентичность (которая и есть универсальная форма фиксации «по-
добия — различия») выступает как самый доступный ориентир сознания, а точнее — как самый массовый оператор ГТ и регулятор социальных практик повседневности («жизненной гонки»).
Понятно, что настоящей «ойкуменой» ГТ сегодня является глобальное информационное пространство. Едва ли ни все современные формы и механизмы информационного бытия человека (рынок, Интернет, массовая культура, потоки политических и рекламных технологий) замкнуты на продуцирование ГТ — предлагают множество заранее выстроенных и подаваемых в красочной форме идентичностей (новизны, моды, ценностей, ориентиров успеха и успешности, героев, кумиров). В этом русле действует и медиа-арт, который являет собой не только сферу продуцирования идентичности, но и зону смыкания социально-гуманитарных технологий с инженерными (производством вещей), превращая манипулирование сознанием человека в глобальное конвейерное производство глобального рынка массовых форм бытия/ жизнедеятельности человека (масс-культуры).
На этом общем фоне, как уже подчеркивалось, и высказывается тревога по поводу того, что мы уже вплотную подошли к той ситуации, когда сознанием человека будет управлять «глобальная машина СМИ», занятая, прежде всего фабрикацией и рекламированием привлекательных типов и форм идентичностей [3. С. 14]. Возможно, здесь не обошлось без преувеличений — глобальная машина СМИ, судя по всему, еще не стала гибельной угрозой для сознания человека. Однако, как нам представляется, серьезного внимания заслуживают позиции эпистемологии в отношении универсальной роли идентичности и идентификации в процессах познания, а значит — и в педагогических технологиях. При этом, заметим, идентификация в данном случае понимается как процедура приписывания идентифицируемому объекту неких
характерных свойств на основе «предполагаемой принадлежности объекта к некоторому множеству или типу объектов» [8]. Идентификация, таким образом, осуществляется «движением от обратного» — от предполагаемой идентичности, ее типа и модуса к носителю (субъекту) идентичности. Именно так и строится гуманитарная технология, базирующаяся на операторе «идентичность», — движением от обратного, от идентичности, которая должна быть воспринята сознанием человека.
Понятно, что трудно гарантировать «безотказность» гуманитарных технологий — полное достижение их целей, поскольку акты сознания носят спонтанный, нелинейный, не детерминированный и не однозначный характер. В этом смысле гуманитарная технология не может и не должна сводиться к предъявлению человеку рационального описания некоей значимой сущности (смысла, идеи, модели) — она (ГТ) должна включать и способы активной и многоплановой мотивации интереса человека к предъявляемой сущности. Именно здесь проявляются операторные преимущества категории идентичность, которая заключает в себе не только смыслы, но и эмоции отношения к ним: приятие и неприятие, симпатии и антипатии, самоотождествление и отторжение, готовность солидаризоваться с предъявленной идентичностью, многопланово активируя сознание человека и ставя его в ситуацию мотивированного выбора. Иначе говоря, оператор «идентичность» предполагает и включает не только логико-рационалистические процессы, но и содержательно-интуитивные, конструктивно-творческие, эвристические, этико-эстетические посылы, без чего немыслима гуманитарная технология (тем более — ее эффективность).
Итак, в гуманитарных технологиях в качестве оператора (порождающего начала) выступает идентичность, в роли операнда (объекта технологического воздействия) —
сознание человека, а как итог и результат реализации («конечный продукт») технологии — интенции сознания, его настрой и выбор.
Как уже подчеркивалось, сферой концентрации ГТ, а значит и операторной активности идентичности является прежде всего медиа-пространство — в форме умело адресуемых человеку идентичностей потребления (вещевого, интеллектуального, культурного) и поведения, которые в конечном итоге констеллируются в мейнстримы моды, бренда, в образы культурного или политического кумира. Но не менее значительна роль ГТ, а значит — операторного потенциала идентичности в сфере образования.
Образование как сфера гуманитарных технологий
Когнитивно-гносеологический и гуманитарно-технологический потенциал идентичности позволят решать в процессах обучения и воспитания самые разнообразные задачи — от простейших (скажем, иллюстративных) до самых сложных, связанных с интерпретацией идей «переднего фронта науки».
Простейший пример: когда идентичность является удобной формой и способом репрезентации односущностных реальностей, обозначаемых различными понятиями в рамках различных научных и учебных дисциплин. В частности, понятия «молния» и «электрический разряд» выражают идентичные в сущности процессы (электрические), так же, как и пары дефиниций: «теплота — движения атомов (молекул)», «свет — электромагнитные волны», «идеальный тип — модель». В данном случае через идентичность открывается тождественность реалий, стоящих за несинонимичными понятиями, явно раздвигая горизонты педагогических технологий.
Другой пример — по мере продвижения физики вглубь материального мира
все настойчивее встает вопрос «об идентичностях» материи. Как оказалось, наука преуспела в познании лишь одного модуса идентичности материи, а именно — бари-онной (или кварк-глюонной) формы, каковой в нашем универсуме не более 4—5%. В этом контексте встает фундаментальный вопрос: Каковы идентичности прочих модусов материи? Пока речь идет о «темной материи», о которой наука мало знает. Эта ситуация вводит гносеологическую категорию «идентичность» в объяснительный арсенал «ее величества» — физики, соотнося эту категорию и ее когнитивноэвристический потенциал с передним фронтом развития физической науки.
Впрочем, неким предвосхищением ГТ в сфере образования являются эмпирически сложившиеся и давно закрепившиеся в педагогике принципы наглядности, образности и метафоричности. Понятно, что эти принципы ориентируют сознание обучаемого «как надо», играя роль гуманитарных технологий, хотя, заметим, наглядность, образность и метафоричность являют собой лишь некие, весьма общие рамочные принципы, которые явно нуждаются в конкретизации, в частности на основе смыслового потенциала идентичности. Более того — тот же принцип наглядности есть ни что иное, как конструирование идентичностей (образов, ситуаций, геометрических и физических аналогий др.). Здесь в пору задаться вопросом: Что же тогда принципиально нового привносит в педагогические технологии апеллирование к идентичности? Ответ очевиден — идентичность выражает и репрезентирует не образность как таковую или наглядность вообще, а структурно-смысловую, качественно-количественную и функциональную определенность сущности (образа, вещи, предмета, идеи, модели, схемы, моды, бренда и т. д.). К тому же, если идеи-принципы «наглядность», «образность» и «метафоричность» являются открытыми, расплывчатыми, не структурированными,
то идентичность изначально предполагает наличие распознаваемой (идентифицируемой) структуры, а точнее — определенный состав свойств и признаков сущности, об идентичности которой идет речь.
И еще — принципиально важно учитывать, что форма знания «идентичность» развивается и функционирует в культурном, технологическом, социальном и познавательном контекстах времени. Давно замечено, что каждая эпоха отмечена собственными доминантными идеями и научнолексическими приобретениями, которые, так или иначе, затрагивают все сферы социальной практики, требуя преломления и в сфере образования. Так, эпоха Ренессанса привнесла в культуру, философию и сферу образования идеи и принципы гуманизма; эпоха индустриального капитализма — идеи, формы и технологии массового производства и всеобщего образования, а двадцатый век, «сотрясаемый» мощными волнами технологических революций и охваченный бесконечным многообразием форм потребления и производства, вызвал к жизни идею переналаживаемого производства оригинальных предметов потребления и «прицельной» формы профессионального образования — на основе калькулируемых компетенций, что ставит сферу образования в принципиально новую ситуацию.
Дело в том, что компетентность не сводится и не сводима к сумме знаний, поскольку имеет именно деятельностную, а значит технологическую природу, являет собой способность к действиям по созданию, развертыванию и реализации действий-технологий. В свою очередь, компетентность как аспект деятельности специфична благодаря тому, что она принципиально ситуативна, проявляется как действие (технология действий) «здесь и сейчас», в конкретных ситуациях. Именно умение действовать эффективно в условиях, как штатной, так и нештатной ситуации, и является высшим мерилом компетентности. Следовательно, одним из отправных
моментов проектирования образовательных (гуманитарных) технологий является выявление и учет типологий штатных и нештатных ситуаций в рамках той профессиональной деятельности, с которой соотносится компетентность. Иначе говоря, проектирование образовательных технологий изначально предполагает выявление и учет не только требований к компетенции или ее знаниевых аспектов (на чем до сих пор концентрировалось и концентрируется основное внимание стратегов образования), но также выявления и учета спектра возможных (типовых, нештатных) ситуаций действия в рамках данной профессии, т. е. «ситуационной структуры специальности».
Понятно, что нештатные ситуации профессиональной деятельности — скорее предмет сценарных оценок (и оценок риска), в отличие от штатных (стандартных), типология которых в последнее время становится предметом внимания науки. Так, автор работы [9] выделяет, в качестве универсальных или характерных для большинства сфер деятельности, следующие типы ситуации: «инструментальные», «рецептивные», «эвалютивные (оценочные)», «презентационные», «креативные», «принятие решения», к которым, как представляется, можно было бы добавить «коммуникативные», «интеракционные», «апеллятивные» и др. Понятно также, что образовательные (педагогические) технологии призваны «обслуживать» именно эти ситуации — узловые моменты компетентности. Таким образом, стратегия гуманитарных технологий в проецировании на сферу образования предполагает (и включает) не только переход от знаниевой парадигмы образования к компетентно стной (что ныне активно обсуждается), не только смену предметно-курсовой системы обучения на блочно-модульную (что уже начинает входить в практику), но также конкретизацию и типизацию ситуационной структуры компетентностей, что пока, к сожалению, еще не стало предметом должного внимания.
Будут ли востребованы компетентности, лишенные идентичности?
Как показывает анализ, компетентности и ситуации их реализации должны описываться и верифицироваться именно на языке и в смысловых коннотациях идентичности. Дело в том, что компетентность (любая) являет собой целостную совокупность специализированных (инженерных, медицинских, финансовых и пр.) и гуманитарных технологий, в основе которых лежит оперирование идентичностью. Если учитывать изложенное, в процессах образования идентичность выступает не только как оператор педагогических технологий, но и как мера компетенций (компетентностей, формирующих профессиональность). Поясним это на примерах.
Компетенции профессионального математика, физика или химика, вероятно, можно описать рационалистически, не прибегая к наглядным образам (к языку идентичности). Однако уже возникают проблемы, когда мы обращаемся к спектру компетентностей инженера-конструктора, изобретателя, дизайнера. Выразима ли суть изобретателя на основе некоего рационального описания, «алгебраически»? Едва ли. Также проблематична ситуация с презентацией «багажа компетентностей», когда речь идет об учителе. Здесь впору призвать на помощь холистический образ желаемых компетентностей, т. е. вести речь об идентичности учителя. Ясно, что идентичность «ментор» — не самая желанная. Едва ли вызовет восторги и идентичность «командир». А вот идентичности типа «модератор», «навигатор», «интерлокер», «старший друг», «третейский судья», «философ», «эстет», «эрудит», «стилист», «блоггер-предметник», «душа компании» и даже «сорванец» (не говоря уже об их сочетаниях), вероятно, пригодятся современному учителю. Но очевидно также, что диктовка подобных компетенций «сверху» (через ГОСы) нереальна—здесь все должна
бы решать свобода и креативность вуза, а также профессиональные стандарты, формулируемые самим сообществом педагогов.
А между тем события пока развиваются так, что, чем больше говорится и пишется о «компетентностной парадигме» образования, тем быстрее разбухают «дескрипторы компетенций и компетентностей», увы, сильно напоминающие приснопамятные ЗУНы — знания, умения, навыки [10,11]. Не потому ли так происходит, что теоретические принципы гуманитарных технологий, в том числе и технологий формирования компетенций и компетентностей, пока так и остаются вне центра внимания наших теоретиков и стратегов образования?
Сфера образования, будучи глобальной системой актуализации, селекции и трансляции социального опыта во всей ее полноте, объективно подвержена влиянию вызовов и трендов эпохи, ее знаковых идей и культурной лексики. Ныне едва ли ни знамением времени стало неуклонное расширение дискурсивного пространства категории
(формы репрезентации реальности) «идентичность». Она, объемля широкий спектр эмпирического материала и смысловых ассоциаций (от когнитивно-гносеологических до социально-поведенческих), как нельзя лучше выражает изменчивость и динамизм бытия в эпоху сложных и множественных пересечений культур, погружающих человека в безграничный мир различий (идей, вещей, ценностей, потребительских модусов, поведенческих схем), превращая таким образом акт распознавания по схеме «различие—сходство» (т. е. оперирование идентичностью) в ключевой вопрос адаптации человека к современным условиям. В этом контексте самой массовой и глобальной формой ГТ является управление социально-культурной идентичностью человека — посредством привлекательного преподнесения (предъявления) таких типов социальности, форм поведения, способов и структур вещного и духовного потребления, с которыми человек готов себя соотнести и отождествить, — чем, как известно, более всего занимаются в сферах политики и образования.
Примечание
* См., например: Гончаров С. А. От теории коммуникации и герменевтики к гуманитарным технологиям // Актуальные вопросы современного университетского образования. Modern concepts of University education. Материалы IX Российско-Американской научно-практической конференции, 17—19 мая 2006 г. Санкт-Петербург, 2006. С. 20—29; Гончаров С. А. Гуманитарные технологии в образовании и социальной сфере // Актуальные вопросы современного университетского образования. Modern concepts of University education. Материалы Х Российско-Американской научно-практической конференции, 14—16 мая 2007 г. Санкт-Петербург, 2007. С. 26—33; Соломин В. П. Гуманитарные технологии как инновация в образовании // Вестник Томского государственного педагогического университета. 2011. В. 4 (106). С. 124—127. Серия коллективных исследований и разработок: Коммуникативные стратегии культуры и гуманитарные технологии / Басовская Н. И., Буторина Е. П., Красовицкая Т. Ю. и др. СПб., 2007; Гуманитарные технологии в вузовской образовательной практике: практика проектирования, анализа и применения / Под общей ред. академика РАО Н. В. Бордовской. СПб., 2008; Специалист в области гуманитарных технологий: компетентности и сферы профессионального применения / Гончаров С. А., Громова Л. А., Долматов А. В. и др. СПб., 2008. И многие др.
ЛИТЕРАТУРА
1. Юревич А. В. Ассиметричное будущее // Вопросы философии. 2008. № 7. С. 76—84.
2. Ракитов А. И. Пролегомены к идее технологии // Вопросы философии. 2011. № 1. С. 3—15.
3. Нариньяни А. С. Между эволюцией и современными технологиями: человек ближайшего будущего // Вопросы философии. 2008. № 4. С. 3—18.
4. Валицкая А. П. Нравственно-эстетические универсалии культуры и гуманитарные технологии // Вестник Герценовского университета. 2008. № 3.
5. Тхагапсоев Х. Г., Гатиатуллина Э. Р. Идентичность: к проблемам методологии // Научная мысль Кавказа 2010 № 4 С. 16—24.
6. Кукарцева М. А. Идентичность // Энциклопедия эпистемологии и философии науки. М.: «Канон+», 2009. С. 265—266.
7. Касавин И. Т., Щавелев С. П. Анализ повседневности. М.: «Канон+». 2004. 432 с.
8. Емелин В. А. Самоидентификация как познание: к логическому и социальнопсихологическому контексту ментальных самопрезентаций // Эпистемология и философия науки. 2011. № 1. С. 165—180.
9. Шкурко А. В. Анализ ситуаций и проблема компетентности // Эпистемология и философия науки. 2007. № 1. С. 112—123.
10. Шехонин А. А., Караваева Е. В., Аржанова И. В. Компетенции выпускников в образовательных стандартах, самостоятельно устанавливаемых университетом // Высшее образование в России. № 4. 2011. С. 25—32.
11. Роботова А. С. Об особенностях современного научно-педагогического дискурса // Высшее образование в России. 2011. № 7. С. 9—19.
