CC BY
55
ТЕМА НОМЕРА
Идентичность человека, или Homo professionalis
Автор анализирует профессионализм как ценностно-нормативную систему, в превращенном смысле — как идеологию. По всему видно, что труд не только создал, но и продолжает создавать человека. Профессия определяется как опирающееся на знание и соответствующий опыт занятие (дело, труд, работа). Идентичность трактуется как приобщение индивида к ценностям, нормам и идеалам той или иной человеческой общности, в данном случае — профессионального сообщества. Профессионализм показывает обществу его возможное будущее. Профессионал отличается от непрофессионала ярко выраженной рефлексивностью своего мышления и поведения. Отстаивается перспектива становления «профессионального общества».
Ключевые слова: профессия, профессионал, профессионализм, занятие, профессиональные ценности, идеология, идентичность, рефлексивность.
Отношение к профессионалам и профессионализму у нас неоднозначное. С одной стороны, профессионал — это в высшей степени компетентный человек, в совершенстве владеющий каким-то делом, успешно ориентирующийся в своей области, специалист самой высокой пробы. Полностью отвечая соответствующим требованиям, профессионал делает честь любому делу. С другой стороны, в профессионалах могут ходить киллер, точно и без следов выполняющий свою грязную работу, искусный взломщик сейфов с деньгами, фальшивомонетчик, чью «продукцию» с трудом отсеивают даже специалисты, разработчик изощренно-запутанной схемы по уходу от налогов, хакер, способный взломать любую систему защиты компьютера, и т. д., и т. п. Впрочем, ничего удивительного в этой оппозиции нет — в конце концов, всем можно злоупотреблять, и факт недалеких, жадных и злых людей не запрещает нам, вслед за писателем, повторять: «Человек — это звучит гордо!».
Профессионалов часто обвиняют в технократизме: смотрят, мол, на человека как на бездушную вещь, все оценивают индексами эффективности и функциональности, признают только выгоду, дости-
© Гречко П.К., 2012
П.К. Гречко
жительную мотивацию и прагматически успешную коммуникацию и пр. в том же духе. У нас несколько иное понимание технократизма, и это будет ясно из последующего изложения. Здесь же укажем лишь на то, что в до-современных и традиционалистски ориентированных обществах (речь не
об истории — нашем времени) профессионализма с его дерзанием и конструктивизмом как раз недостает, он там хоть и в загоне, но одновременно и в большом дефиците. И это — одна из главных причин их инерционного исторического развития.
Несколько слов о термине «идентичность человека» — не индивида, не персоны или личности, не представителя определенной социальной группы, нации, страны, а именно человека, человека как такового. Этим термином мы бы хотели привлечь внимание к поиску родовой определенности в проблеме идентичности и идентификации. Группы, нации, страны и т. д. — все это видовые определения человека. Исторически, конечно, они оправданы. Долгое время человек развивался (накапливал силы) в рамках именно таких «видов». Но к настоящему времени он, несомненно, окреп в своем самостояньи, в его бытии явно обозначились глобальные и общепланетарные горизонты. Это еще не универсальность, не собственно общечеловеческая определенность, но реальное и убедительное движение к ней. Иными словами, мы сегодня вплотную подошли к будущему в данном вопросе. Будущее стало актуальным, оно стучится в дверь настоящего, им пора и нужно заниматься.
По отношению к своим эмпирическим воплощениям, по определению множественным и в каждом конкретном случае ограниченным, идентичность человека смотрится нормативно-должной и идеально-типической. Но, быть может, это и неплохо. Есть чем вдохновляться, к чему стремиться, куда двигаться. Короче, наш подход к профессионализму будет по преимуществу ценностно-нормативным, что не исключает обращения и к другим его аспектам, структурно-функциональному, например, имеющему дело со структурой занятости, с организацией (дифференциацией) и социальным контролем совокупной деятельности людей. Оправданность ценностного измерения профессионализма подтверждается, в числе прочего, и тем обстоятельством, что «стать профессионалом», «добиться профессионализма» — это сегодня вполне понятная мотивация (или субъективно-внутренняя ориентация) любой деятельности. В свете современной «сложностной» (complexity) методологии нет основания противопоставлять разные стороны исследуемого предмета, какими бы взаимоисключающими они ни казались, и не только на первый взгляд, правильнее их объединять, увязывать, инфраструктурно и контекстуально расширять. Такая методология полностью отвечает цели настоящего исследования, опирающейся в свою очередь на природу изучаемого феномена. Простой и линейно организованной ее точно не назовешь. Ценностно-нормативный подход к профессионализму интересен еще и тем, что он ставит под сомнение тра-
диционное понимание профессионального как чего-то сугубо инструментального, а также релятивизирует, делает проницаемыми, притом в обоих направлениях, границы между общекультурным и собственно профессиональным. В конце концов, профессионализм — это род культуры, культура труда как умственного, так и физического. Культура качества (quality culture) — это, пожалуй, еще точнее.
В профессиональной идентичности есть, безусловно, стихийные элементы, появившиеся там как некий рефлекс на профессионально выполняемую работу, как «умственное испарение» постоянно расширяющегося практического опыта. Но в целом профессиональная идентичность — конструкт, она сознательно выстраивается, причем, как изнутри — силами самой профессиональной группы (наиболее продвинутой ее части), так и извне — под влиянием институциональной среды общества, государства, например. С одной стороны, от профессионалов ожидают определенного поведения, а с другой — и навязывают (прививают через образование и воспитание) его. Регулятивно-теоретическое и нормативно-оценочное сопровождение этих разнонаправленных процессов и составляет, по сути, поле профессиональной идентичности. От конструкционной природы профессиональной идентичности ее реальностный статус нисколько не страдает, более того — в нем появляются возможности и функции, которых в «естественном состоянии» не было бы вообще. Ну а перспективы комбинаторики здесь поистине безграничны.
Отталкиваться в своем исследовании мы будем от двух основополагающих идей: первой — библейской («Итак, по плодам их узнаете их»); второй — энгельсовской («труд создал самого человека»). По поводу последнего есть продолжение: труд не только создал, но и продолжает создавать человека. По большому счету, человека еще нет, начатый Диогеном поиск человека — с фонарем, днем с огнем, по-прежнему актуален, идет, продолжается. Истории придется еще долго вытачивать эту болванку, чтобы из нее наконец-то получился «настоящий человек». И, разумеется, главное средство приближения такого будущего — труд. Он тоже не стоит на месте, меняет время и меняется сам — в сторону все большей технической вооруженности, творческой насыщенности и свободной самоопределяемости. Крот истории, хитрость разума, невидимая рука рынка и другие подобные им метафоры, кстати, очень популярные в просвещенной среде, — все это, в конечном счете, о труде, его мироустроительной силе, его освободительной логике, его исторически-преобразовательном потенциале. Не приходится доказывать, что профессионализация — один из главных каналов социализации человека, т. е. становления человека человеком.
Профессионализм, что понятно, невозможен без профессии, «выводится» из профессии — определение ее differentia specifica нам сейчас и предстоит. Так же как и профессионализм, профессия для нас будет нормативным образованием. Строго говоря, все понятия, поскольку они ори-
ентируются на сущности и игнорируют как несущественные явления, с неизбежностью идеализируют и тем нормативизируют изучаемую реальность. Итак, что такое профессия в своей сущности? Как раз на уровне явлений очевидно, что профессия — это сфера деятельности, род занятий. Но, видимо, не всякое занятие (не всякий занятый) есть одновременно и профессия (профессионал). Дистанция здесь может быть разной, даже исчезающе малой, но все-таки она есть, сохраняется, остается. Наполняют и тем самым сокращают эту дистанцию два ресурса — знание и мастерство, или профессиональная компетентность, если брать их вместе. Профессия есть занятие, предполагающее специальные познания, базирующиеся на знании и соответствующем, подтверждающем его опыте [6, р. 397]. Можно стать профессионалом и на базе одного опыта, но это скорее исключение, чем правило. Сейчас много пишут и говорят об экономике знания, об обществе знания. И это знак времени — мы движемся в сторону все большей профессионализации труда, что не исключает, о чем ниже, и другие его разновидности (1).
Профессия, как профессиональный труд, достаточно сложна — и по своему предмету (предметам), и по средствам его обработки, и по тем технологическим действиям-операциям, которые их, предметы и средства, реально сопрягают. В подобных высказываниях наречие «достаточно» выражает обычно необходимую меру, нужное количество. В данном случае у нас есть возможность его уточнить: достаточно — значит, коррелятивно тем вызовам, угрозам и рискам времени, в котором данная профессия существует, — на локальном, региональном и глобальном уровнях. Открытость общества, в котором мы живем, и нарастающая конкуренция в мире диктуют именно такой — интегральный и одновременно разноуровневый — подход. Сама по себе профессия тоже не лишена рисков, связанных с неверно принятыми решениями, заводящими ситуацию в тупик, с отрицательными последствиями даже в целом положительных действий (не бывает лекарств без тех или иных побочных действий), с вторжением стихии или случая в рационально рассчитанную линию поведения, с тем, наконец, что мы сегодня живем в обществе риска, — без таких «вкраплений» профессиональной деятельности в ее жизненной полноте не бывает. При всем том рисковая неопределенность профессионального труда ниже (должна быть ниже) неопределенности того риска, на устранение которого он направлен. В противном случае с рисками нельзя было бы бороться в принципе.
Главное достоинство профессионального труда, профессионализма — его свободно-творческая определенность. В отличие от просто занятия, которое может быть обыденно-рутинным, шаблонным, механическим, занятие профессиональное, по определению, предполагает большее — инициативу, новизну, неординарное решение, предвидение возможных последствий и т. д. Свобода и творчество в профессиональной деятельности обусловлены опять же ее сложным устройством. Сложность, конечно, со-
здает определенные препятствия для успешной деятельности, но одновременно в ней и больше возможностей — строительного материала человеческой (профессиональной) свободы. В последней структурно фиксируются возможность, ее познанный выбор и практическая реализация с учетом, безусловно, условий необходимости, но это уже контекстуальный аспект проблемы. В отличие от вольницы и волюнтаризма, свобода предполагает ответственность. Ответственность в случае свободно выполняемой профессиональной работы распространяется не только на людей, но и на вещи. Ответственность и стыд, если плохо сделано, перед самим делом, в анонимной, что касается конкретных индивидов, перспективе. Это далеко от ситуации «бог не увидит, свинья не съест». И видит, и поедом ест профессиональная совесть, чувство долга, гордость за принадлежность к определенному профессиональному цеху. От ответственной, а значит и совестливой свободы к качеству профессионального труда переход самый прямой. Свободно-творческое начало профессии, профессионализма, по сути, антроподицейно, оно вносит смысл, оно придает направление и (через этот вектор) полноту экзистенциально пустому самому по себе существованию человека. То есть труд не только «создает», но и оправдывает человека — в нем заключена правда-истина его земного бытия. Нам понятен в данной связи Н.А. Бердяев, поднявшийся до религиозной высоты в интерпретации творчества человека. «Мы стоим, — настаивал он, — перед неизбежностью оправдать себя творчеством, а не оправдать свое творчество. В творческом акте должно быть внутреннее самооправдание, и всякое внешнее его оправдание бессильно и унизительно» [1, с. 341].
Как и любой «-изм», профессионализм по-своему ангажирован, пристрастен и в этом смысле односторонен, даже флюсовиден. Однако, сравнительно говоря, односторонности в нем меньше всего. Более того, он претендует, и не без оснований, на разработку универсалистских стандартов — в рамках отдельных профессий и, в перспективе, в профессиональной сфере общества в целом. Принудительная сила логики, аналитики, предметных связей и зависимостей является в этом плане важнейшей точкой опоры. Видимо, мы не погрешим против истины, если скажем, что универсалистские стандарты профессионализма могут выступать в качестве модели для выработки культурных универсалий общества и человечества в целом. В условиях множащихся различий, центробежных тенденций, стремления к автономизации и индивидуализации, притом на всех уровнях — макро, мезо и микро, возможности этой модели трудно переоценить. Универсалистские стандарты профессионализма существенны также для формирования в полном смысле глобального образа жизни на Земле.
В «нормальном» обществе успехи на профессиональном поприще поднимают человека по статусной лестнице, открывают перед ним двери социального лифта. Сейчас много всяких обществ предлагается, вплоть до хорошего. Не будем вступать в эту дискуссию, тем более что к теме нашего
исследования она имеет косвенное отношение. В данном конкретном случае под нормальным обществом будем понимать общество, в совокупной деятельности которого профессиональный труд по праву занимает центральное место, общество, принимающее и ценящее профессионализм. Не всегда и не везде так было и есть. Возьмем наше, российское, общество. Можно всегда найти или привести удачные примеры, но в целом картина такова: энергии профессионализма хватает только для подъема на нижние и средние этажи, далее все решают родственные и иные связи, знакомства, коррупция и т. п. В результате имеем то, что имеем, — неконкурентос-пособность, стабильность в форме «нового застоя», отсутствие перспектив для здорового и честного карьерного роста, утечку мозгов в более нормальные страны, плохое морально-политическое самочувствие людей, особенно молодежи.
Обратимся в данной связи к еще одному обществу — меритократичес-кому (анг. merit — заслуга, достоинство). Опять без подробностей, но с самоочевидным указанием на то, что среди заслуг («по заслугам») на первом месте стоят профессиональные успехи и достижения индивида. Ценить и продвигать человека по ним — высшая справедливость, которая (опять же в нормальных обществах) кладется в основу работы всех социальных институтов. Более того, профессиональные merits — один из основных ресурсов легитимации этих институтов. Не приходится доказывать, что в отсутствие легитимных (не просто легальных) социальных институтов в обществе идет, не прекращается скрытая гражданская война с постоянным переделом собственности и, соответственно, власти. Кто имеет право нами управлять? и Кто может быть на законных основаниях богатым? — это, безусловно, великие вопросы истории, особенно обостряющиеся на ее переломных этапах, на таких, скажем, как нынешний.
Отдельно следует сказать здесь о политике. Политике исторически продвинутой, современной, отвечающей духу постмодерного времени. Безусловно прав в данной связи Э. Гидденс, настаивающий на связи освободительной политики («свободы от») с жизненной политикой («свободой для»), или политикой самоактуализации. Более конкретно, под освободительной политикой он понимает «радикальную вовлеченность, озабоченную освобождением от неравенства и порабощения», а под жизненной политикой — радикальные обязательства, «которые обращаются к дальнейшим возможностям удовлетворительной и счастливой жизни для всех, для которой нет «других»» [2, с. 300]. Профессиональный труд создает наибольшие возможности для утверждения и торжества свободы во всех ее видах и формах. Преданность делу, следование его логике, деловой и коллегиально-горизонтальный формат общения, соблюдение принятых стандартов качества — эти и другие характеристики профессиональной деятельности содействуют повышению самостоятельности и свободы личности как субъекта этой деятельности. Что до самоактуализации, то это просто доминантная базовая
потребность (вспомним А. Маслоу) профессионала. Творческое самовыражение и самоутверждение — самый сильный, на уровне самодостаточности, мотив жизненной активности профессионала. Профессия — это не ремесло, которому можно просто обучить, вложив энное количество знаний, умений и навыков в голову и руки человека. Профессия уходит своими корнями в призвание, «естественную склонность», настроенность души (лежит — не лежит) индивида. В английском языке это фиксируется даже семантически: vocation переводится и как призвание, склонность (strong feeling, dedication)), и как профессия, а в религиозных контекстах, дополнительно, — и как божественное призвание (divine call).
В русской культуре очень привлекательна фигура интеллигента (саму эту культуру часто называют интеллигентской), которую интересно сопоставить с рассматриваемым здесь профессионалом (профессионализмом). Между ними много общего: развитый ум, творческое горение, внутренняя порядочность и т. д. Но не меньше и различий или противопоставлений, даже фронды, если иметь в виду воинственность в отстаивании или позиционировании этих различий. Общая и именно интеллигентская черта всех перечисленных выше качеств — озабоченность «народным вопросом», борьба за правду, или истину-справедливость, неуемный энтузиазм по поводу морального здоровья нации и пр. столь же экзистенциально-героические переживания. Информация к размышлению: там, где властителями дум являются как раз интеллигенты, народ почему-то всегда живет неустроенно, тяжело и угрюмо, одним словом, плохо.
Профессионалы ищут подтверждения активной духовной жизни в эффективных формах общественной организации, в практически успешных делах и начинаниях, в то время как для интеллигентов духовная жизнь самодостаточна, обладает, по определению, первенством над «внешними формами общежития». И это притом что слова об общественном благе, народном деле, целостном мировидении буквально не сходят с их уст.
Профессионалы-интеллектуалы разрабатывают и предлагают общественному мнению, гражданской public sphere тексты, проекты, «дорожные карты». Интеллигенты, напротив, питают слабость к литературе, особенно художественной, любят вставать в гражданскую позу и делать красивые заявления, издают всякого рода миссии и манифесты, пишут публичные письма-обращения, как правило, к государству, власти.
В отличие от профессионалов, ищущих диалога и сотрудничества с властью, интеллигенты, поскольку они «за народ», настаивают на вечном антагонизме мысли и власти, с удовольствием играют роль гонителей и мучеников этой самой власти, хотя власти, властности в их нравоучительных и всегда вертикально выстраиваемых произведениях хоть отбавляй. Парадоксально, но факт: критикуя на словах власть, интеллигент в то же время демонстрирует очевидное верноподданническое поведение, более того, ему при этом «за державу обидно».
Свою миссию интеллигенты видят в неустанном просвещении народа, просвещении, однако, своеобразном — не работающими идеями, действенными мыслями, конкретными поступками, примерами-образцами, а тем, что должно, идеально положено, гранднарративами вечного, доброго, светлого. Явно просвещенческий (проект Модерна) подход к просвещению. Сегодня, в условиях конца идеологической эволюции человечества, потери доверия к гранднарративам, нарастанием деловитости в отношениях между людьми вопрос стоит по-другому — какое знание реально просвещает? Оказывается, не любые идеи и не всякие знания несут с собой действительно эмансипационный потенциал. Профессионал не интеллигент, хотя без intelligence он тоже не обходится, профессионал — это интеллектуал, дружащий с логикой, аргументацией, дискурсом. Дискурс у интеллигента тоже есть, но весьма своеобразный — «растекашеся мыслию по древу» называется. Обратите внимание, не мыслью, а мыслию, которая почти всегда «опосля», после запоздалого пробуждения, вспомним: декабристы разбудили Герцена; Герцен разбудил народовольцев; народовольцы разбудили Ленина ... Пока последнее (нынешнее) звено в этом исторически-сонном ряду: «рассерженные горожане» с Болотной и Сахарова разбудили наконец-то отечественных модернизаторов. Когда же интеллигент пытается обуздать это свое мыслительное растекание, то оно с неизбежностью превращается в «не могу поступиться принципами» или же в банальный догматизм. Ни в чем не твердые: ни в логике (она для них сродни болезни духа), ни в интересах (отстаивают не свои — народные), ни в гражданской позиции (ее заменяет соборность и всемирная отзывчивость), интеллигенты конъюнктурны и бесхребетны. Никак не могут решить, чего же им действительно хочется — «не то конституции, не то севрюжины с хреном.», как писал когда-то проницательнейший М.Е. Салтыков-Щедрин. Показательна в этом плане эволюция их требований, опять же по Салтыкову-Щедрину: сначала «по возможности», потом «хоть что-нибудь» и наконец «применительно к подлости». А в недавнем прошлом народ видел, как они колебались вместе с генеральной линией Партии.
Интеллигент по традиции противопоставляет технику, как нечто холодное и бездушное, организму с его синергийностью и природным теплом; профессионал же дружен с техникой и потому она у него все больше приближается к организму, приобретая в буквальном смысле человеческие черты, становясь без преувеличения все более человечной. High, fine, smart — непонятно, чьи это теперь характеристики, техники или человека? Яркий (хотя для многих и спорный) пример профессионального сочетания техники, технологии и человеческой экзистенции — трансгуманизм. Избавить — с помощью техники, технологии — человека от страданий, приостановить старение, отодвинуть смерть — разве это не благородно и недостойно того, чтобы им заниматься?
В общем, сравнение профессионала с интеллигентом можно продолжать и продолжать, но и сказанного, полагаем, достаточно, чтобы сделать
вывод: интеллигенция сегодня — исчезающий класс, ей на смену уверенно идет племя хоть и молодое, но уже знакомое — профессионалы и интеллектуалы. Уход такого явления не может не восприниматься с грустью. Впрочем, это уже прошлое, а с ним, как заметил когда-то К. Маркс, нужно расставаться весело.
Любая система имеет свои механизмы контроля. Система профессий и занятий не является исключением. Профессионализм можно рассматривать как механизм или способ контроля: изнутри (самоконтроль) — по отношению к отдельным профессиям и как бы извне — по отношению к различным занятиям. Профессиональный контроль в обозначенном плане противостоит государственному и, в меньшей степени, корпоративному контролю, где велика роль административно-бюрократического начала [9]. Профессионализм — форма неформального, «мягкого» контроля. Конечно, и профессионалы «собираются» в организацию или ассоциацию, и в этом смысле профессионализм принимает форму институционального контроля. В любом случае бюрократии и административного зуда здесь много меньше. Профессиональный контроль и самоконтроль есть то, что, пользуясь словами Гегеля, можно было бы назвать поиском соответствия предмета своему понятию. Понятие в таком случае возникает в результате идеализации соответствующей профессиональной практики. Не нужны начальствующие посредники, гнущие ситуацию под какую-то текущую политическую задачу, проверяющими становятся ваши же коллеги, правда, в специфической экспертно-оценивающей роли или функции. Профес-сионально-контролирующие отношения — отношения не вертикальные, административно-властные, а горизонтальные, экспертно-коллегиальные. Как пишет Э. Фрейдсон, профессионализм — это некая третья логика в отличие от логики рынка и организации [9]. Поскольку профессионалы выступают от имени дела, выполняемой, притом эффективно и качественно, работы, то преследуемые ими интересы, как правило, совпадают с интересами общества. «Как правило» — не больше, так как полного или стабильно-однозначного совпадения здесь никогда не бывает.
Разумеется, рисовать профессионализм только положительными красками было бы неправильно. Он несет с собой не только привлекательные качества, оказывает не только благотворное воздействие — им можно манкировать, злоупотреблять, манипулировать. Общая форма такой негативной характеристики хорошо известна — это идеология, т. е. превращение ценностно-нормативной системы профессионализма в идеологическую конструкцию, перевод ценностей и норм в «технически решаемые задачи», в техники жизни и труда [4, с. 62 и др.]. В соответствии с классическим пониманием, идеология есть самосознание того или иного класса, выстраиваемое вокруг его коренных интересов. Все упирается в природу этих интересов, но универсальной она никогда не бывает. Большевики в свое время делали исключение для интересов пролетариата, но на поверку это
оказалось мифом. Идеология профессионализма представляет собой манифестацию и теоретическое обоснование интересов социальной группы профессионалов — естественно, не нейтральное, а так или иначе спрофилированное, в интересах интересов, если позволено будет так выразиться. Идеологическое теоретизирование относительно профессионализма пытается обосновать доминирующе-властное положение профессионалов на рынке труда, их вертикально-восходящую мобильность, своеобразную монополию на компетенцию, привилегированный статус и соответствующий (высокий) доход. По справедливому утверждению Дж. Эветтс, «идеология профессионализма. включает такие аспекты, как исключительная собственность на область экспертизы и знания и право (power) определять природу проблем в этой области, а также контролировать доступ к их потенциальным решениям» [6, p. 407].
Идеологическое манипулирование профессионализмом проявляется в различных формах. Чаще всего наблюдается противопоставление (всяческое возвышение) одной какой-то профессии или группы родственных профессий всем остальным профессиям и занятиям. В англо-американском мире, например, в традиционно привилегированном положении находятся медики и юристы, у нас в свое время «физики» были в почете, а «лирики» — в загоне, сегодня, похоже, обратная ситуация — лирики (в основном юристы и экономисты) имеют в общественном сознании явно завышенный рейтинг в ущерб физикам. В последнее время этот перекос активно обсуждается и медленно, но все же устраняется. Социально более широкое значение имеет идеологизация профессионализма в форме воинственного противопоставления профессий всем остальным занятиям, до некоего образца якобы не дотягивающим. Никто не спорит, имеется немало очень простых, монотонных, «грязных» занятий или работ (уборка улиц и дворов, уход за лежачими больными и т. п.), но считать их низкими, ниже человеческого достоинства, нельзя. Кто-то ведь должен выполнять и подобные виды работ — в общественном разделении труда, в совокупном наборе занятий и дел они необходимы и должны быть уважаемы. Научнотехнический прогресс одни из таких работ устраняет, другие существенно облегчает, модернизирует, перевооружает, но пока они есть и в обозримой перспективе сохранятся — с этим остается только считаться. Крайние или экстремистские формы идеологизации профессионализма ведут к своеобразной социальной сегрегации, к возрождению уже на новом этапе забытых было понятий черни, быдла. Есть все основания квалифицировать их как разжигание социальной розни и не только морально осуждать, но и преследовать по закону. Хорошо, с инициативой, качественно и в срок сделанное дело сродни профессионализму вне зависимости от его области и предмета. Внутренние связи и зависимости делают системно зависимыми друг от друга все виды деятельности, все профессии, занятия, дела. Возьмем, к примеру, фундаментальную науку. Толку от нее мало там,
где нет (по аналогии с «польским сантехником» в Европе) «токаря шестого разряда» — некому, получается, воплощать задумки ученых в металл.
Профессионализм нередко отождествляют с рационализмом. И не без оснований: разум, которым пользуется профессионал, есть не что иное, как работа Ratio. Из этого корня, в конечном счете, растет вся аналитика, техничность (от technique — специальные приемы, методы, способы) и технологичность нашей деятельности. Нормально, когда рациональность соединяется с поиском оптимальности и не игнорирует свое человеческое происхождение. В противном случае, и это уже ненормально, рациональность вырождается в формальность и далее, по линии приложения, — в бюрократизацию, что убедительно показал М. Вебер [10], и макдональ-дизацию, столь же убедительно представленную Дж. Ритцером [3]. В широком социальном смысле, бюрократизация и макдональдизация являются формами все того же идеологического вырождения профессионализма. Данное вырождение, что очевидно, не ограничивается профессиональным полем, а распространяется на все общество.
Любая ценностно-нормативная система, включая профессиональную, определяет так или иначе свое отношение к морали — ядру ценностной нормативности любого общества. В современной литературе представлены различные точки зрения на эту проблему — и со знаком плюс, и со знаком минус, от профессионализма «как нравственной черты личности» до профессионализма как «душевного и духовного нигилизма», превращающего «нас в зверей». В прошлом, надо сказать, отношение к профессионализму было более спокойным и доверительным. Так, Э. Дюркгейм рассматривал профессионализм как форму морального сообщества [5], а Р.Г. Тоуни видел в нем силу, способную подчинить «безудержный индивидуализм» потребностям сообщества [9].
Проблему морали профессионализма можно разделить на два вопроса: первый, внешний, касающийся отношения профессиональной сферы к морали, как она существует в социетальных границах, или в рамках общественного целого; второй, внутренний, концентрирующийся на специфике морали в той или иной профессии и профессиональной сфере в целом, т. е. на собственно профессиональной морали. Влияние «внешней» морали на профессию и профессионализм опять же двоякое, как поощряющее (незаинтересованный поиск истины, например), так и осуждающее (скажем, охлаждение неумеренного энтузиазма тех, кто готов клонировать все и вся или производить генномодифицированные продукты). Гораздо более интересна, конечно, «внутренняя» мораль профессии и профессионализма — возможна ли она там в принципе? Банально, но факт: профессионалы тоже люди и ничто человеческое им не чуждо. Иначе говоря, в любой профессии, поскольку она часть данного общества, работает и обыкновенная (человек как моральное существо) мораль. Прямого перехода к профессионалу как моральному существу тут, конечно же, нет,
тем более если профессионализм не стал еще для человека в полную меру его идентичностью. Но эти два статуса, по меньшей мере, сближаются, когда профессионализм переходит во внутренний план субъекта и там по-настоящему укореняется. Иначе говоря, профессиональная работа с неизбежностью накладывает свой отпечаток на человека, ее представляющего или выполняющего, определяя так или иначе образ мышления и поведения человека.
Общая определенность «профессиональной» структурализации внутреннего мира человека давно известна — это рефлексивность, или само-отчетность с артикуляцией я-начала во всех начинаниях, мыслях и поступках человека. Рефлексивность снимает инерцию, инерцию традиции, вообще следования принятым правилам поведения, разворачивает любую схему в процесс, который можно индивидуально и ответственно корректировать. Через профессиональную мораль сегодня проходит главный путь в становлении рефлексивной этики общества, этики, органически сочетающей в себе некий общий социально-политический климат, индивидуальные чувства и рациональную компетентность. В рефлексивной морали подлежит обсуждению все — не только цели, средства и результаты, но также предпочтения, оценки, побудительные мотивы и т. д. В перспективе взыскуемого коммуникативного консенсуса рефлексивное обсуждение можно рассматривать в качестве «мягкого» аргументативного обоснования морали, закрепляемого далее в образцах профессионального поведения, к которым обычно и апеллируют профессионалы. Ценностная поддержка и нормативное закрепление — это есть и в морали, и в профессионализме.
Подведем итоги. Профессионализм как ценностно-нормативная система выражает культуру жизненно-трудовой активности людей, подтверждая известную мысль о том, что труд сделал и продолжает делать человека. В духе М. Вебера профессионализм можно понимать как дух мира труда, реально мотивирующий человека к рефлексивно осмысленной деятельности. Есть все основания полагать, что ценности, нормы и идеалы профессионализма притягательны для человека труда, что их интериори-зация имеет своим результатом формирование соответствующей — профессиональной — идентичности. Как и все в этой жизни, профессиональная идентичность имеет тенденцию (видимо, энтропийную) «портиться». Результат известен — это идеология. Идеология как результат или форма вырождения ценностно-нормативного профессионализма разжигает, по сути, социальную рознь, возвышая отдельные профессии (врачей и юристов — как в англо-американской статусной стратификации), противопоставляя профессионалов и непрофессионалов, явно преувеличивая силы и возможности формально-инструментальной рациональности (отсюда бюрократизация и макдональдизация). Профессионализм — механизм и форма социального контроля, более мягкого (soft and smart), чем административно-бюрократический, корпоративный, рыночный. Профессионал не
есть интеллигент в российском понимании этого слова. Профессионал — это интеллектуал, субъектно олицетворяющий деловитость, логизм, аналитизм и технологизм общества. И именно как интеллектуал профессионал разрабатывает и внедряет в дело универсалистские стандарты мысли и действия. Профессиональная идентичность — конструкт, выводящий нас на деятельно-родовую природу человека, открывающий перспективу формирования «профессионального общества».
Комментарий
1. Богатый материал по данному вопросу дают исследования исторической перспективы «профессионального общества». См., например: Perkin Y. The Rise of Professional Society: England Since 1880. London: Routledge, 1988.
Литература
1. Бердяев Н.А. Смысл творчества. Опыт оправдания человека // Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989.
2. Гидденс Э. Последствия современности. — М.: «Праксис», 2011.
3. Ритцер Дж. Макдональдизация общества 5. — М.: «Праксис», 2011.
4. Ср.: Хабермас Ю. Техника и наука как «идеология». — М.: Праксис, 2007.
5. Durkheim E. Professional Ethics and Civic Morals. London: Routledge, 1992.
6. Ср.: Evetts J. The Sociological Analysis of Professionalism: Occupational Change in the Modern World // International Sociology. Vol. 18, № 2.
7. Fournier V. The Appeal to «Professionalism» as a Disciplinary Mechanism // The Sociological Review, 1999. Vol. 47. Issue 2.
8. Freidson E. Professionalism, the Third Logic: On the Practice of Knowledge. Chicago: The University of Chicago Press, 2001.
9. Tawney R.H. The Acquisitive Society. Mineola, N.Y.: Dover Publications, 2004.
10. Weber M. The Bureaucratic Machine // Social Theory: The Multicultural and
Classic Readings / ed. by Ch. Lemert. 3rd ed. Westview Press, 2004. Pp. 104-110.
