CC BY
42
Н. Е. Выжлецова
Идеальный герой в древнерусской культуре
Формирование идеального героя в древнерусской культуре шло через осмысление христианского понимания проблемы предназначения человека. «Что такое человек, как подумаешь о нем?», - вопрошал великий князь Владимир Мономах. Христианство рассматривает человека как венец творения, высшее и совершенное существо природы. В Евангелии от Иоанна к людям относятся слова: «Я сказал вы боги». Иоанн Дамаскин в «Точном изложении православной веры», сочинении авторитетном в Болгарии, а потом на Руси, писал: «Бог сотворил человека непричастным к злу, прямым, нравственно добрым, беспечальным, свободным от забот, весьма украшенным всякой добродетелью... царём над тем, что находится на земле...»1. В византийском богословии 1Х-Х вв. наблюдается постепенный отход от раннехристианских представлений, которые оценивали человека как главное и любимое творение Бога, и возобладал взгляд о преобладании абсолютного зла в мире, которое возможно преодолеть через аскетизм и мистические искания. Поэтому пафос «по поводу красоты и совершенства человека изрядно приостыл»2. Западнохристианская традиция этого периода, принявшая пессимистическую точку зрения на человека, склонялась к устойчивой тенденции видеть в человеке «гнусное ничтожество». Это было обусловлено утверждением доктрины о первородном грехе, ответственность за который лежит на всем человечестве. Оптимистическому миропониманию восточных славян, вступавшим в мир христианских ценностей, ближе оказалась раннехристианская антропология, знакомство с которой осуществлялось, главным образом, через древнеболгарскую литературу.
Древнеболгарские мыслители и книжники одними из первых преломили христианские концепции через собственные славянские представления о мире, человеке, создав систему духовных ценностей, которые стали кирпичиками в основании фундамента средневековых культур южных и восточных славян. Большое значение для формирования и развития древнерусских представлений о человеке имел «Шестоднев» Иоанна Экзарха. Опираясь на классическую патристику, болгарский философ утверждал, что «честнеи всего» в мире человек, и сам мир создан для человека. Высокое назначение человека определяется тем, что он есть образ и подобие Бога, его лучшее и совершенное творение. В христианстве различают понятия образ Божий и подобие Бога, и на
1 Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. М., 1992. Репринт. изд. С. 80.
2 Бычков В. В. Русская средневековая эстетика. М., 1992. С. 75.
этом противопоставлении формируется представление о предназначении человека, выстраивается перспектива человеческой жизни. Образ Божий в человеке, разъяснял Иоанн, состоит в свободе воли, умении говорить, а главное - в разумной душе. Именно духовное начало в человеке стало принципиально новым знанием для славянских неофитов, для которых ещё только вчера вся духовность ограничивалась олицетворением природных явлений и стихий. Весь смысл человеческого существования увязывался с духовной жизнью. Даже форма человеческого тела, подчёркивал болгарский экзарх, указывает на предназначение человека, направленность вверх. Греческое имя человека - «ан-тропосъ», вслед за раннехристианскими мыслителями трактуется автором как «смотрящий вверх», чтобы ещё и ещё раз указать на сущность человека, подчеркнуть его высокое предназначение. Подобие Бога, учил Иоанн, заключено в его добродетельном, возвышенном образе жизни. Именно такой образ жизни гарантия сохранения высокого достоинства, высокого сана, полученного от Бога. Он страстно призывал каждого христианина к этому образу жизни, к устремлению всех своих помыслов к духовной жизни. «Никто не должен погубить достоинства высокого житиём слабым, недостойным», - учил болгарский мыслитель
Призыв Иоанна Экзарха был подхвачен первыми древнерусскими книжниками. Нестор в «Чтении о Борисе и Глебе», разъясняя положение Священного писания о сотворении человека по образу и подобию Бога, учил, что «Бог создал человека своими руками и вдунул на лицо его (дыхание жизни) и стал (человек) душою живою»1. Положением, что Бог создал людей своими руками, указывается значимость акта творения человека, а утверждением, что Творец «вдунул» в человека «дыхание жизни» выделено превосходство его в Универсуме. Именно оно сделало человека образом Бога, поскольку все другие природные существа, птицы, животные не получили «дуновения» Бога, их души, кровь и плоть взяты от воды и земли, и лишь душа человека - часть «божественного дыхания», его «животворный дух». Древнерусскому книжнику важно было показать превосходство человека над остальным миром, чтобы указать на те аспекты человека и его бытия, которые не были доступны языческой Руси. У Илариона в «Слове о законе и благодати» эти акценты ещё более обострены. Он предельно сближает совершенного Бога и совершенного человека, подчёркивая при этом неистощимое человеколюбие Творца. Феодосий Печёрский в «Слове о терпении и о любви» учил человека думать о себе высоко, поскольку он избран Богом. Древнерусские мыслители настойчиво повторяли, что образ Божий в человеке, эта духовная основа каждого человека есть дар, благодать, милость Бога. Именно через
1 Нестор. Чтения о житии и о погублении блаженных страстотерпцев Бориса и Глеба // Златоструй. Древная Русь: Х-Х11 вв. М., 1990. С. 136.
него человек получает реальное участие в Божественной жизни, приближается к высшей духовности, наделяется предельными духовными качествами.
Восточнославянская традиция содержала представления о божественных началах человеческой природы. О Дажьбоге в «Слове о полку Игореве» говорится как о родоначальнике русского народа, русичи названы «дажьбожьими внуками», а вещий Баян - Велесовым внуком. Но поскольку языческие боги еще не наделены абсолютным личностным бытием и являются эманациями природных стихий, то и человек - часть природного мира. Новое учение вносило в миропонимание принципиально иное, человек вмещал в себя без остатка всю полноту Божества. Этому чуду, которое сотворил Бог, призывал подивиться Владимир Мономах, и учил бережному отношению к человеку как Божественному творению. «Ни правого, ни виноватого не убивайте и не приказывайте убить его, не губите ни единой христианской души» - наказывал князь своим детям1. Обращает внимание в этом призыве употребление слова душа, как синоним человека.
Образ Бога в человеке определяет его предназначение, это вызов, призыв «дорасти до божественной жизни, врасти в неё, и расти в ней»2. Способность преобразования своей личности в «образ Бога» трактуется в христианстве как подобие. Древнерусские книжники постигали эту христианскую истину, во-первых, через учения о воплощении Иисуса Христа, обретении им человеческой природы. Для раскрытия смысла прихода Бога в мир людей древнерусские источники в соответствии с Никейско-Константинопольским символом веры употребляют термин «вочеловече-вание». Это понятие, с одной стороны, подчеркивает не просто процесс материализации, а восприятие «психофизической природы человека», обретение всех качеств, свойственных человеческому естеству. С другой стороны, человеческая природа после воскресения и вознесения Иисуса Христа через «свою уже нерасторжимую связь со вторым лицом Троицы оказывается воспринята в глубины внутрибожественной жизни»3. Илари-он в «Исповедании веры» рассуждая о двух естествах Сына Божьего, писал, что Он, явил «на земле свойственное Божеству и свойственное человечеству». Для древнерусского философа важно, что две эти природы (Бог и человек) сосуществуют слитно, едино. И неоднократно повторяет, что Иисус, сойдя на землю, «небес и Отца не отлучился»; что, вочелове-чившись, Он «не отложил то, чем был, воспринял то, чем не был»4. Через
1 Там же. С. 166.
2 Мейендорф И. Византийское богословие. Исторические направления и вероучения. М., 2001. С. 245.
3 Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1977. С. 77.
4 Иларион. Исповедание веры // Златоструй. С. 125,126.
эти повторы раскрывается истинное предназначение человека, подлинная человечность. Для Илариона человек воистину человек, когда он причас-тен к Божественной жизни, соответствует той высокой «славе и чести», которой был призван и удостоен. «Что же доброго мы свершили Господу, - вопрошал Феодосий Печерский, что он нас недостойных любви извел от маловременного жития сего ... не оставил нас в таком зле ... не погнушался естества нашего ... уподобился нам ... за всех пострадал ... и смерть принял»1. И ставит два вопроса: за что нам всё это, какими мы, убогие, недостойные должны быть, чтобы соответствовать принесённой жертве? И находит один ответ: «Быть совершенными как совершенен Отец Небесный».
В «Слове о расслабленном» Кирилл Туровский, оттолкнувшись от евангельской фразы «не имею человека» раскрывает смысл и цель воче-ловечивания. В преполовение иудейского праздника, рассказывает автор, Иисус Христос пришел в Иерусалим и у Овечьей купели встретил больного, 38 лет страдавшего параличом. Больной горько сетовал на то, что нет в мире человека, верного Богу, способного творить добро, который бы «не гнушался служить» и который отпустил бы его «в купель для исцеления». «Что ты говоришь человека не имею! Я ради тебя человеком стал, щедр и милостив, не нарушив обета моего вочеловечивания», - воскликнул Христос. И далее автор «Слова» уточняет смысл прихода Бога в мир каждого человека: «спасти и в разум истины привести»; все его «телесные и душевные недуги» излечить, человечество от «Евиного преступления» исцелить. Особо Кирилл подчеркивал, что пришел Бог не для того, чтобы ему служили, а «самому послужить» на благо человека. Во-человечевание понимается как акт глубокой любви, идеал самопожертвования, беспредельного человеколюбии. «Я образ жизни, и райский источник из уст моих изливаю на тебя», - говорит Христос больному2. Обращаясь к самым пронзительным чувствам людей, («и такое, слыша... не горит в нас сердце... совсем в нас совесть не возбуждается?!»3), древнерусские писатели предъявили к человеку неимоверные требования - быть достойными той жертве, которую свершил ради людей Бог, того образа жизни, который явил Иисус Христос на земле.
Во-вторых, древнерусские книжники постигали идею подобия, исходя из положения присутствия в человеке божественных качеств, полученных как благодать. «Образ Бога», как учили Отцы Церкви, можно сохранить или утратить. Человеческая жизнь разворачивалась в простран-
1 Там же. С. 155.
2 Кирилл Туровский. Слово о расслабленном от бытия и от сказания еван-гельского.им // Златоструй. С. 209-214.
3 Феодосий. Слово святого Феодосия на часах о терпении и о любви // Злато -струй. С. 155.
стве приближения либо отдаления от него. В облике «расслабленного» Туровским собраны все черты Адама, и тем самым создается обобщенный образ «грешного человечества». Человек греховный, падший не может являть собой «образ Бога», в его душе Божий лик не отражается, он вне Бога, а значит вне жизни. Именно к нему обращены слова Иисуса «Я образ жизни!». С одной стороны, это дарование шанса, надежды человеку, познавшего добро и зло, на восстановления «новой жизни» в Боге, как знак неотъемлемости первого дара - образа Божьего. С другой стороны, это заповедь, однажды свершившееся вочеловечевание раскрывает перспективу и пути возвращения утраченного, восстановление, «царского достоинства», чтобы как пишет Кирилл Туровский «человека Богом сделать, ибо сказано «Богами и Сынами Вышнего будут все»1. В «Притче о человеческой душе и теле» он разъяснял, что сначала Бог создал тело бездушным, но без души оно хромо и еще не зовется человеком. Свою человечность человек обретает, во-первых, получив «животворный дух», но и эта человечность еще «несовершенная, неполная», «всего лишь залог посвящения». Истинная человечность обретается, во-вторых, через нисхождения Святого Духа. Обретая в человеке свое бытие, Дух, проникая, питая, животворя человека, освещает его плоть, сообщает свой огонь, свой свет, свое тепло, свое единство. В, третьих, человеку, для того, что бы в нем поселился Святой Дух необходимо себя приготовить, выстроив в самом себе «Храм Божий». Кирилл Туровский как собственное желание рассматривал расположенность человека к духовным творениям. Он предложил целостную программу выстраивания духовного подобия, храма Божьего. «И коль желаешь ты строить духовную храмину, положи веру в ее основание и кирпичиком пусть будет надежда и любовь; свяжи целомудрием как водою, грязь плоти твоей, чтобы, возвысилась, словно храм, душа твоя. Подопри ее, как столпом, Божьей помощью... Введи во храмину... кротость и смирение. Кротость ведь угождает Богу. А смирение возводит до небес. Оградись со всех сторон, как то татей, страхом Божьим и молитвою, и стражем поставь мудрый ум...»2.
Это целая наука духовного самовоспитания, «стратегия борьбы за организованность человеческой души, за выведение ее из пестроты и суетности в строгий канон, подвиг выглаживания, выпрямления души к единой вертикали»3. В ней заключены благодать, избранничество, культура, дисциплина. Это путь горнего восхождения. Именно через него осуществляется «сотрудничество, или синергия между божественной волей и
1 Кирилл Туровский. Слово о расслабленном. С. 211.
2 Кирилл Туровский. Послание к игумену Василию о схиме // Библиотека литературы Древней Руси: XII в. Т. 4. СПб., 1997. С. 202.
3 Зайцев Б. Преподобный Сергей Радонежский // Роман газета. 1993. № 3. С. 68.
27
выбором человека, прогресс вхождения «из славы в славу» и усвоение божественного достоинства, для которого был сотворен»1 человек, воплощается в действительность его предназначение.
Людей, вступивших на этот путь, Кирилл называет «достойными сосудами», таких «венчает Святой Дух, ибо пребывает он в честных прича-стниках»2. Именно они пример высшего, предельного осуществления того образа и подобия Бога, которые даны человеку в творчестве. Христианская традиция называет их святыми, а избранный ими путь - святостью. Направления духовной жизни, к которым призывал Туровский, удел избранных их путь восхождения к Богу канонизируется церковью и освещается в Житиях святых. Святые, которые избрали себе образцом для подражания жизнь Иисуса Христа, сами становились образцом для подражания, идеальными героями. И они, учил Кирилл Туровский, «сияют чудесами больше мирской власти, и потому светские вельможи склоняют свои головы как перед Божьими угодниками, воздавая им подобающую честь, по словам Господа: «Кто примет праведника ради праведника, награду праведника примет»3. Люди, избравшие смирение, духовную неуспокоенность, подвижничество, неустанный поиск Правды, истинное духовное покаяние и жизнь по правде-справедливости, становились духовным светочем, оплотом христианской морали, от них на весь народ изливался очень сильный импульс новой жизни, который питал народную жизнь.
1 Мейендорф И. Византийское богословие. С. 246.
2 Кирилл Туровский. Повесть о белоризце - человеке и о монашестве // Зла-тоструй. С. 206.
3 Там же. С. 208.
