CC BY
15
УДК 008.001:94(450)»15/19» М. Л. Шуб
доктор культурологии, доцент
Челябинский государственный институт культуры, Челябинск, Россия
E-mail: shubka 83@mail.ru
В. С. Цукерман
доктор философских наук, профессор
Челябинский государственный институт культуры, Челябинск, Россия
E-mail: kf2@chgaki.ru
ИДЕАЛЬНОЕ ПРОШЛОЕ vs ИДЕАЛЬНОЕ НАСТОЯЩЕЕ: ОПЫТ ОСВОЕНИЯ ИСТОРИЧЕСКОГО НАСЛЕДИЯ В КУЛЬТУРЕ ИТАЛЬЯНСКОГО ВОЗРОЖДЕНИЯ1
Статья посвящена осмыслению специфики образа прошлого, сложившегося в эпоху итальянского Возрождения (XIII — XVI вв.), когда начинается процесс дифференциации исторического времени и зарождается представление о прошлом как автономном темпоральном модусе. К особенным чертам ренессансного образа времени можно отнести следующие. Во-первых, представление о необратимости минувшего, его дистанцированности от настоящего. Во-вторых, рационализация и демистификация отношения к прошлому, проявившиеся в открытии исторической ретроспективы, в критическом анализе современности в сравнении с минувшими культурами, в стремлении искать причины происходящих событий не в трансцендентных силах, не в инерции провиденциализма, а в объективных реалиях. В-третьих, темпоральная переориентация с поклонения прошлому на воспевание настоящего, формирование актуально ориентированной картины мира, в которой настоящее выступало главной временной доминантой эпохи, включающей в себя все другие модусы времени. В-четвертых, интерес к «земному», планируемому будущему как «почти-наступившему» настоящему, воплощенный в социальных и технических проектах, в моделях идеальных городов и пр. В-пятых, преобладание циклической модели времени, основанной на идеях повторного воплощения прошлого. В-шестых, синтез дискретности (с точки зрения волнообразной популярности наполняющих его идей) и монолитности (с точки зрения социальной среды его распространения). В целом ренессансный образ прошлого можно определить как реинкарнированный, в котором прошлое получало повторное воплощение в настоящем, продолжало существовать, но уже в иной «телесной оболочке» — модернизированной, актуализированной, приспособленной к актуальным нуждам.
Ключевые слова: прошлое, образ прошлого, эпоха Возрождения, культурная память
Для цитирования: Шуб, М. Л. Идеальное прошлое vs идеальное настоящее: опыт освоения исторического наследия в культуре итальянского Возрождения /М. Л. Шуб, В. С. Цукерман // Вестник культуры и искусств. — 2020. — № 3 (63). — С. 45—50.
Феномен прошлого, культурной памяти, мифологизация исторических событий и этапов исторического процесса — все эти темы становятся востребованной «зоной внимания» современных исследователей, в том числе и на страницах «Вестника культуры и искусств» [См.: 4; 9—12]. В рамках данной статьи объектом научной рефлексии выступают во-
1 Ключевые положения исследования осуществлены в рамках программы грантов Президента Российской Федерации для государственной поддержки ведущих молодых российских ученых — докторов наук (Конкурс МД-2020), проект «Культура памяти индустриальных городов российской провинции: мемориальные стратегии региональной идентичности».
просы, связанные с анализом исторической динамики темпоральных представлений (на примере эпохи итальянского Возрождения).
Эта эпоха является важнейшей в контексте изучения специфики различных темпоральных картин мира. С одной стороны, обращение к ренессансному опыту восприятия, интерпретации и использования наследия минувших эпох, прежде всего Античности, позволяет увидеть истоки современного образа прошлого, во многом также основанного на игровом, ироничном, эклектичном, палимпсестном обращении с ним. С другой — именно с этим периодом в истории ита-
45
льянской культуры связаны существенные сдвиги в структуре исторического и — шире — научного сознания, в частности, начало процесса дифференциации исторического времени и формирование представления об автономности прошлого от настоящего. Так, по словам М. Барга, «гуманисты... впервые прочертили историческую дистанцию между своим временем, с одной стороны, и античностью — с другой. От последней их отделял тысячелетний "темный век". В итоге она оказывалась отошедшей безвозвратно в прошлое, замкнутой в себе и завершенной эпохой» [1, с. 254].
З. Шиффман полагал, что образ самостоятельного, отделенного от настоящего, необратимого прошлого обязан своим существованием анахронизму — «политическому изобретению религиозных реформаторов и гуманистов, оспаривавших универсалистские притязания папства и императоров Священной Римской империи» [Цит. по: 7]. Природа анахронизма, по его мнению, проистекает из миметивного характера самой ренессансной культуры, основанной на подражании эталонным образцам Античности. Эта мысль продолжает идею Я. Ассмана о связи между формированием в культуре феномена канона и традиции обращения к классике как идеалу и осознанием самости прошлого.
Специфическими чертами ренессанс-ного восприятия прошлого можно назвать следующие.
Во-первых, уже упомянутое обособление прошлого от настоящего, понимание необратимости минувших событий, их дистанциро-ванности от современности. Само название эпохи — «Возрождение», которое было введено самими же гуманистами (Дж. Вазари), указывает на осознание такой дистанции: возрождать можно лишь то, что было на какое-то время утрачено, а значит «выключено» из актуальности. На этом основании была выстроена четкая ретроспектива прошлого — от современности через «темные века» (причина и период утраты великих достижений) к великой Античности (объект возрождения). По отношению к последней именно наличие дистанции между прошлым и настоящим, которую Э. Панофский сравнил с дистанцией
между глазом и предметом, позволила сформировать рациональную и относительно беспристрастную точку зрения: «На классическое прошлое впервые взглянули как на некую целостность, отрезанную от настоящего, как на идеал, к которому следует стремиться, а не как на реальность, которую можно использовать и одновременно опасаться» [8, с. 189]. В этой цитате Э. Панофский намекал на средневековое отношение к прошлому как «живому», еще не отделенному от настоящего модусу времени. «Средние века, — по его образному замечанию, — оставили античность непогребенной и попеременно то оживляли, то заклинали ее труп. Ренессанс рыдал у ее могилы и пытался воскресить ее душу. Вот почему средневековое представление об античности так конкретно и в то же время так неполно и искаженно; современное же представление, постепенно развивавшееся в течение трех или четырех столетий, исчерпывающе и последовательно, но и отвлеченно...» [Там же, с. 187].
Во-вторых, формирование исторического отношения к прошлому, которое стало возможным именно благодаря процедуре «отторжения» прошлого от настоящего. Оно проявилось и в открытии исторической ретроспективы (глубины прошлого); и в критическом анализе специфики актуальности в сравнении с минувшими культурами, что позволило, с одной стороны, дифференцировать настоящее из историко-культурного потока, а с другой — интегрировать его в общий исторический ландшафт; и в стремлении искать причины происходящих событий не в трансцендентных силах, не в инерции провиденциализма, а в объективных реалиях; и в «возрождении прагматической историографии, т. е. истории деяний, призванной служить практическим целям» [1, с. 243].
Процесс формирования нового, исторического взгляда на прошлое неизбежно тормозился доставшимися Возрождению от Средневековья анахроничными представлениями о нем. П. Берк, например, анализируя фрески Пьеро дела Франческа, посвященные императору Константину, указывает на то, что на ней одновременно изображен человек в римском вооружении — не вполне аутентич-
46
ном, но отдаленно похожем на оригинал, и рыцарь, принимающий участие в тех же событиях, но уже в доспехах XV в. [2, с. 109].
В-третьих, преодоление ретроориенти-рованности культуры. Темпоральную картину мира эпохи Возрождения смело можно назвать актуально ориентированной — настоящее стало главной временной доминантой эпохи, включающей в себя все другие модусы времени. Настоящее рассматривалось как начало новой эры, как наступивший «золотой век». Так, по мысли Боккач-чо, «если какой-либо век заслуживает того, чтобы быть названным золотым, то речь и должна идти о времени, породившем больше всего благородных духом. То, что наше время является именно таковым, — в этом не может быть ни малейшего сомнения» [1, с. 262].
Прошлое (прежде всего прошлое античное) при этом воспринималось двояко. С одной стороны, оно сохраняло свой высокий аксиологический статус — его следовало искать, сохранять, реставрировать, коллекционировать, передавать последующим поколениям, оно осознавалось как драгоценный источник ценностей и норм, проверенных временем.
С другой же стороны, оно выступало не целью, а лишь условием и основой существования настоящего: «.Уяснить связь с прошлым, "своим прошлым", для гуманистов отнюдь не означало исторического "возврата в прошлое", а являлось формой идентификации своего духовного настоящего» [Там же, с. 252]. Пронизанность настоящего прошлым при четком осознании дистанции между ними — вот характерная черта темпоральной картины мира человека эпохи Возрождения.
Интересно, что в разные периоды Ренессанса более отчетливо проявлялась то одна, то другая тенденции. Так, Петрарка восхищался гениальностью римских творцов и ужасался бесталанности своих современников, а его последователи (Никколо Николи, Леонардо Бруни, Доменико да Прата и др.) были убеждены в бессмысленности самой попытки состязания с классиками по причине безоговорочного величия последних. Но уже в XV в. ракурс отношения к прошлому изменился сначала на более лояльный к ак-
туальности, а затем и на констатирующий ее безоговорочное торжество над Античностью. Спустя сто лет, в связи с политическими событиями итальянской истории, научными открытиями и тем, что А. Лосев назвал «обратной стороной титанизма» и «стихийным индивидуализмом», образ минувшего вновь меняется — прошлое снова начинают превозносить, а настоящее все больше окрашивается настроениями пессимизма и ностальгии.
Тем не менее, пожалуй, все-таки наиболее характерным для итальянского гуманизма было презентистское восприятие прошлого (сочетание восхищения им и уверенность в собственном величии), проявлявшееся в самых разных формах.
Например, прошлое, ассоциирующееся с эпохой великих пророчеств, обетов и откровений, выступало лишь залогом величия настоящего, в котором эти пророчества сбывались, обеты исполнялись, а откровения находили свое воплощение. Многие итальянские гуманисты примеряли «на себя образ богоизбранного героя, в чьей судьбе исполняется обетование, данное многими веками ранее, или находит воплощение закон, которым движется ход истории» [3, с. 212].
Папы отождествляли себя с героями римской истории, первыми христианскими мучениками, призванными в прямом смысле восстановить, реконструировать утраченное прошлое, представавшее в образе некогда разрушенного Рима. В эпоху Возрождения они все чаще использовали при выборе собственного пантификального имени индекс «второй», идентифицируя себя тем самым с первосвященниками, «чьему духовному авторитету добровольно покорялся весь христианский мир, потому что в первую очередь они были пастырями, полагавшими жизнь за паству, и мучениками, на крови которых воздвигалось здание Церкви» [1, с. 126—127].
Вся художественная культура Ренессанса была пронизана идеями агона — соревнования прошлого и настоящего, в котором последнее оказывалось неизменным победителем, сокрушая минувшее «его же оружием и на его же территории» [3, с. 213]. Поэты эпохи Возрождения свободно использовали «слав-
47
ную» и почитаемую ими традицию античного стихосложения, но при этом декларировали превосходство в этом деле собственного мастерства. А итальянские художники и скульпторы, как правило, оказывались учениками, многократно превзошедшими в таланте своих более древних учителей. Такой вариант заведомо выигрышного для актуальности почитания Античности и одновременно вольного обращения с ее наследием оказался мощной платформой для формирования нового, ренессансного типа идентичности. Ю. И. Иванова назвала эту ситуацию «парадоксом подражания как способа обретения идентичности». Суть парадокса подражания заключалась в том, что каждый современный автор, продолжающий традицию, представлялся ценным именно в контексте повторения канона и сложившихся образцов, как «исторически конкретный индивидуум, который вопреки своей неизбежной случайности, оказывается неустранимым условием восстановления в современности изначального (образцового) авторства легендарных мастеров прошлого» [3, с. 216]. И чем крепче становилась зависимость «новодела» от его «прототипа», чем теснее была связь между древним учителем и современным автором, тем больше у последнего появлялось оснований заявить о собственном превосходстве над первым, тем более что античный трагик, поэт или скульптор уже не могли никоим образом защитить себя и доказать обратное.
В итоге образ ренессансного прошлого был зажат, по мысли Ж. Ле Гоффа, между двух противоположных тенденций: «С одной стороны, успехи в исчислении времени, датировке событий, хронологии делают возможным рассмотрение прошлого в исторической перспективе. С другой стороны, трагическое чувство жизни и смерти может привести к эпикуреизму, к наслаждению настоящим, что и выражают поэты, начиная от Лоренцо Великолепного до Ронсара» [5, с. 35].
В-четвертых, интерес к «земному», планируемому будущему как «почти-наступившему» настоящему. Будущее, воплощаясь в социальных и технических проектах, в моделях идеальных городов, рассматривалось не в аб-
страктной перспективе второго пришествия, а как темпоральное пространство, доступное для освоения современниками.
В-пятых, преобладание циклической модели времени, основанной на идеях повторного воплощения прошлого. Если христианская модель времени была линейной, выстраивавшей прогрессивную историю от Сотворения мира ко второму пришествию Спасителя, то гуманисты, напротив, видели в истории процесс чередования циклов развития и упадка культуры. Так, Петрарка, например, выделял два таких цикла — «античную историю» и «современную историю». Первый соответствовал античной, римской культуре республиканской и императорской эпохи, которую Петрарка именует временем славы и света. Цикл, начавшийся с момента, когда «имя Христа стало прославляться в Риме и ему стали поклоняться римские императоры» [8, с. 59], ассоциируется у поэта с обскурантизмом, тотальным упадком и темными веками.
По мнению М. Барга, в основе ренес-сансного циклизма лежала убежденность в реальности круговорота исторических форм (а не субстанций), инициированного волевыми усилиями отдельных личностей, лишенного сверхъестественных оснований и сосуществовавшего с идеями настоящего, открытого в будущее, прогрессивистскими настроениями и беспрецедентным стремлением к новизне [1, с. 253]. Такую противоречивую ситуацию исследователь назвал «двойным масштабом исторического времени».
В-шестых, образ прошлого, сложившийся в эпоху Возрождения, был хоть и противоречивым с точки зрения волнообразной популярности наполняющих его идей, но монолитным с точки зрения социальной среды его распространения. Он был сформирован элитарной мыслью философов-гуманистов и ими же потреблялся, отражал их же ценностные установки, мировоззренческие позиции и идеалы. Вплоть до XV в. он оставался чуждым основной массе населения ренессансной Италии (ремесленникам, мелким торговцам, крестьянам), которая разделяла традиционные средневековые установки в восприятии прошлого.
48
Подытоживая сказанное, можно вслед за Д. Лоуэнталем говорить о трех наиболее распространенных формах взаимодействия с прошлым, присущих культуре эпохи Возрождения, — дистанцирование, имитация и оживление [6]. Дистанцированность позволяла деятелям эпохи Возрождения уважать и при этом довольно свободно обращаться с доставшимся ей наследием, ощущать чувство превосходства в отношении предшественников, балансировать между опасностью растворения в опыте великих предков и страхом утратить связь с ними.
Имитация античных образцов культуры, основанная не столько на их копировании, сколько на совершенствовании и актуализации, осуществлялась в рамках нескольких типов: трансляции (следование прототипу без его изменений, попытка сохранить его в предельно аутентичном варианте), эклектизации (произвольное заимствование «цитат» из античных произведений и включение их в «собственное», претендующее на полную оригинальность) и открытой диалектической эмуляции (столкновение, соперничество с исходным образцом с целью его усовершенствования).
Оживление же подразумевало непосредственное извлечение из земли фрагментов античного прошлого и тщательное сохранение, реставрацию, коллекционирование их.
В целом мы можем говорить о реинкарни-рованном (дословно — повторно воплотившемся) образе прошлого, сложившемся в эпоху Возрождения. Действительно, прошлое усилиями итальянских гуманистов получало повторное воплощение в ренессансном настоящем, оно продолжало существовать, но уже в иной «телесной оболочке» — модернизированной, актуализированной, приспособленной к современным нуждам. Каждая последующая форма воплощения души, как верят буддисты, связана с «качеством» предыдущего жизненного пути. Продолжая эту логику, можно сказать, что в награду за достойный путь Античности досталось еще более достойное ее продолжение — реинкарнация в тело ренессансной культуры, убежденной в собственном превосходстве и величии.
1. Барг, М. А. Эпохи и идеи: Становление историзма / М. А. Барг. — Москва : Мысль, 1987. - 348 с.
2. Берк, П. Историческая антропология и новая культурная история / П. Берк // Новое литературное обозрение. — 2005. — № 75. — URL: http://magazines.russ.ru/ nlo/2005/75/ne5.html (дата обращения: 17.09.2017).
3. Иванова, Ю. И. Сознание времени в гуманистической культуре Ренессанса: между авторитетом древности и суверенностью настоящего / Ю. И. Иванова // Образы времени и исторические представления: Россия — Восток — Запад / под ред. Л. П. Репиной. — Москва : Кругь, 2010. - С. 203-226.
4. Кособуцкая, Н. Ю. Концептуальное наполнение феномена «культурная память» / Н. Ю. Кособуцкая // Вестник культуры и искусств. — 2017. — № 3 (51). — С. 99—104.
5. Ле Гофф, Ж. История и память / Жак Ле Гофф; пер. с фр. К. 3. Акопяна. — Москва : Рос. полит. энцикл. (РОС-СПЭН), 2013. — 303 с.
6. Лоуэнталь, Д. Прошлое — чужая страна / Д. Лоуэнталь; пер. с англ. А. В. Говору-нова. — Санкт-Петербург : Владимир Даль : Русский Остров, 2004. — 624 с.
7. Олейников, А. Откуда берется прошлое? (Апология анахронизма) / А. Олейников // Новое литературное обозрение. — 2014. — № 2 (126). — URL: http:// magazines.russ.ru/nlo/2014/126/36o.html (дата обращения: 14.09.2020).
8. Панофский, Э. Ренессанс и «ренес-сансы» в искусстве Запада / Э. Панофский. — Москва : Азбука-классика, 2006. — 512 с.
9. Соколов, К. Б. Искусство, социальная память и ее мифологизация / К. Б. Соколов, Ю. В. Осокин // Вестник культуры и искусств. — 2018. — № 4 (56). — С. 58—65.
10. Шуб, М. Л. Теоретико-методологические основания культурологического подхода к осмыслению прошлого / М. Л. Шуб // Вестник культуры и искусств. — 2017. — № 3 (51). — С. 61—67.
11. Шуб, М. Л. Феномен прошлого в контексте гуманитарного знания: основания концептуальной интерпретации / М. Л. Шуб, В. С. Цукерман // Вестник культуры и искусств. — 2019. — № 1 (57). — С. 42—51.
12. Шуб, М. Л. Фрактальное прошлое: представления о минувшем в культуре Древней Греции / М. Л. Шуб // Вестник культуры и искусств. — 2019. — № 3 (59). — С. 67—72.
Получено 15.09.2020
49
M. Shub
Doctor of Culturology, Docent
Chelyabinsk State Institute of Culture and Arts, Chelyabinsk, Russia
E-mail: shubka 83@mail.ru
V. Tsukerman
Doctor of Philosophical Sciences, Professor
Chelyabinsk State Institute of Culture and Arts, Chelyabinsk, Russia
E-mail: kf2@chgaki.ru
The Ideal Past vs The Ideal Present: the Experience
of the Historical Heritage Mastering in the Culture of the Italian Renaissance
Abstract. The article is devoted to comprehending the specifics of the image of the past that took shape in the era of the Italian Renaissance (XIII - XVI centuries), when the process of differentiation of historical time begins and the idea of the past as an autonomous temporal mode arises. The special features of the Renaissance image of the time include the following. First, the idea of the irreversibility of the past, its distance from the present. Secondly, the rationalization and demystification of the attitude towards the past, manifested in the opening of a historical retrospective, in a critical analysis of modernity in comparison with past cultures, in an effort to look for the causes of current events not in transcendental forces, not in the inertia of providentialism, but in objective realities. Thirdly, the temporal reorientation from worshiping the past to chanting the present, the formation of an actually oriented picture of the world, in which the present was the main temporal dominant of the era, which includes all other modes of time. Fourth, interest in the "earthly", planned future as an "almost-come" present, embodied in social and technical projects, in models of ideal cities, etc. Fifth, the prevalence of a cyclical model of time based on the ideas of re-incarnating the past. Sixth, the synthesis of discreteness (in terms of the wave-like popularity of the ideas filling it) and monolithicity (in terms of the social environment of its distribution). In general, the Renaissance image of the past can be defined as reincarnated, in which the past was reincarnated in the present, continued to exist, but already in a different "body shell" - modernized, updated, adapted to current needs.
Keywords: past, image of the past, Renaissance, cultural memory
For citing: Shub M., Tsukerman V. 2020. The Ideal Past vs The Ideal Present: the Experience of the Historical Heritage Mastering in the Culture of the Italian Renaissance. Culture and Arts Herald. No 3 (63): 45-50.
1. Barg M. 1987. Epokhi i idei: stanovlenie istorizma [Epochs and ideas: the formation of historicism]. Moscow: Mysl'. 348 p. (In Russ.).
2. Burke P. 2005. Historical Anthropology and New Cultural History. Novoe literaturnoe obozrenie [New literary review]. No 75. Available from: http://magazines.russ.ru/nlo/2005/75/ne5.html (accessed: 15.09.2020). (In Russ.).
3. Ivanova IU. 2010. Consciousness of time in the humanistic culture of the Renaissance: between the authority of antiquity and the sovereignty of the present. Obrazy vremeni i istoricheskie predstavleniya: Rossiya - Vostok - Zapad [Time images and historical representations: Russia - East - West]. Ed. L. P. Repina. Moscow: Circle. P. 203-226. (In Russ.).
4. Kosobutskaia N. 2017. "Cultural memory" phenomenon conceptual interpretation. Culture and Arts Herald. No 3 (51): 99-104. (In Russ.).
5. Le Goff ZH. 2013. Istoriya i pamyat' [History and memory]. Moscow: Rossiyskaya politicheskaya entsiklopediya. 303 p. (In Russ.).
6. Louental' D. 2004. Proshloe - chuzhaya strana [The past is a foreign country]. St. Petersburg: Vladimir Dal: Russkiy ostrov. 624 p. (In Russ.).
7. Oleinikov A. 2014. Where does the past come from? (Apologia anachronism). Novoe literaturnoe obozrenie [New literary review]. No 2 (126).Available from: http://magazines.russ.ru/nlo/2014/126/36o. html (accessed: 14.09.2020). (In Russ.).
8. Panofsky E. 2006. Renessans i "renessansy" v iskusstve Zapada [Renaissance and "renaissances" in the art of the West]. Moscow: Azbuka-klassika. 512 p. (In Russ.).
9. Sokolov K., Osokin YU. 2018. Art, social memory and its mythologization. Culture and Arts Herald. No 4 (56): 58-65. (In Russ.).
10. Shub M. 2017. Theoretical and methodological grounds of culturological approach to understanding of the past. Culture and Arts Herald. No 3 (51): 61-67. (In Russ.).
11. Shub M., Tsukerman V. 2019. Phenomenon of the Past in the Context of Humanitarian Knowledge: Grounds for Conceptual Interpretation. Culture and Arts Herald. No 1 (57): 42-51. (In Russ.).
12. Shub M. 2019. Fractal Past: Representations of the Past in the Culture of Ancient Greece. Culture and Arts Herald. No 3 (59): 67-72. (In Russ.).
References
Received 15.09.2020
50
