CC BY
20
УДК 34 ББК 67
DOI 10.24412/2073-0454-2021-4-102-108 © Жигарев Е.С., 2021
Научная специальность 12.00.08 — уголовное право и криминология, уголовно-исполнительное право
ИДЕАЛИСТИЧЕСКОЕ И МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОЕ ВОЗЗРЕНИЯ НА ПРИЧИННОСТЬ И ИХ ВЗАИМОСВЯЗЬ СО СВОБОДНОЙ ВОЛЕЙ
Евгений Семенович Жигарев, профессор кафедры криминологии, доктор юридических наук, профессор, Почетный член (академик) Российской академии естественных наук (РАЕН)
Московский университет МВД России имени В.Я. Кикотя (117997, г. Москва, ул. Академика Волгина, д. 12) E-mail: office@unity-dana.ru
Аннотация. Анализу подвергнуты две противоположные философские концепции причинности — одна ранняя идеалистическая и гораздо поздняя материалистическая, у истоков которой стояли классики марксизма. Основным для них затруднением стал поиск закона развития вещей объективной действительности из самих себя, чтобы напрочь исключить посторонние нематериальные силы, в том числе и свободную волю. В этой связи они обратили внимание на гегелевский идеалистический закон развития мышления, заключающийся во взаимном проникновении противоположностей, под которым понимаются мысли, сформулированные в понятия. И как показал наш анализ — из этого ничего путного у них не получилось. Разве можно признать закон единства и борьбы противоположностей за действительный, если сами его авторы считают единство условным, а борьбу безусловной? Но главное это то, что их объективному детерминизму абсолютной противоположностью выступает свободная воля человека, которую догматики марксизма пытались представить продуктом объективной необходимости, но потерпели фиаско.
Ключевые слова: причинность, причина, идеалистический закон Гегеля «взаимного проникновения противоположностей», закон классиков марксизма «единства и борьбы противоположностей», противоречие, воля, свобода, необходимость.
IDEALISTIC AND MATERIALIST VIEWS TO THE CAUSALITY AND THE FREE WILL
Evgenij S. Zhigarev, Professor of Department of Criminology, Doctor of Law, Professor, Honorary Member (Academician) of the Russian Academy of Natural Sciences (RANS)
Moscow University of the Ministry of the Interior of Russia named after V.Ya. Kikot' (117997, Moscow, ul. Academician Volgin, d. 12)
E-mail: office@unity-dana.ru
Abstract. Analyzing two opposing philosophical concepts of causality — one early idealistic and a much later materialistic, which was founded on the classics of Marxism. The main difficulty for them was the search for the law of the development of things of objective reality from themselves, in order to completely exclude extraneous non-material forces, including free will. In this connection, they drew attention to the Hegelian idealistic law of the development of thinking, which is consisted in the mutual penetration of opposites, which are understood as thoughts formulated in concepts. And as our analysis showed, they did not succeed in doing anything useful. Is it possible to recognize the law of unity and the struggle of opposites as valid, if its authors themselves consider unity conditional, and the struggle unconditional? But the main thing is that their objective determinism is the absolute opposite of the free will of man, which the dogmatists of Marxism tried to present as the product of objective necessity, but failed.
Keywords: causality, reason, the idealistic law of Hegel "of the interpenetration of oppositions", the law of the classicists of Marxism "of unity and struggle of opposites", contradiction, will, freedom, need.
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Для цитирования: Жигарев Е.С. Идеалистическое и материалистическое воззрения на причинность и их взаимосвязь со свободной волей. Вестник Московского университета МВД России. 2021;(4):102-108.
Определенные воззрения на причинную обусловленность явлений действительности появились вместе с возникновение философии. У первых философов
причина, как правило, совпадает с первоначалом, с материей, лежащей в основе всего существующего. У древнегреческих философов она выступает в виде
апейрона (греч. арекоп — неопределенное) — перво-вещества, нечто божественного, из которого путем выделения возникают различные вещества (Анакси-мандр), воды (Фалес), воздуха (Анаксимен), огня (Гераклит), обусловливающих своим изменением появление всего многообразия наблюдаемых в мире явлений. Затем причинность представляется в виде вечных неизменных атомов, отличающихся друг от друга формой, положением и порядком и образующих при своем столкновении различные тела (Демокрит).
Позже в качестве причины начинает рассматриваться вся совокупность факторов, обусловливающих появление вещи. У Платона к этим факторам относятся: бесформенная материя, соответствующая идея, математическое отношение и идея «высшего блага». Соединение этих факторов, по Платону, приводит к возникновению вещи. Аристотель в отличие от Платона называет факторы, необходимые для возникновения вещи, различными видами причин. Среди них выделяются: материальная причина, представляющая собой материю, участвующую в образовании вещи; целевая причина, осуществляющая в ходе всего этого цель. Эти причины Аристотель демонстрирует на примере постройки дома, где материал, из которого строится дом, выступает у него как материальная причина; а план, по которому осуществляется строительство, — как формальная причина; деятельность архитектора — как производственная причина; цель, которая должна осуществиться в результате данного строительства, уже выступает как целевая причина.
Аристотелевское понимание причины долгое время оставалось неизменным. Средневековая философия ничего не добавила к тому, что сделал Аристотель в разработке данных категорий. Она, используя его изучение о формальной и целевой причинах, была всецело поглощена обоснованием существования Бога и творения Им чувственного мира.
Некоторый шаг вперед в познании причинность сделал Ф. Бекон. Хотя он и признавал указанные четыре аристотелевские причины (материальную, производительную, формальную и целевую), однако категориальное значение отводил лишь одной — формальной причине, которая у него находилась не вне вещи, как это имело место у Аристотеля, а в ней самой. Она представляла собой закон существования самой вещи.
В отличие от Бэкона, Т. Гоббс отвергал формальную и целевую причины и считал реально существующими только две — производительную (действующую) и материальную. Под производительной причиной он понимал совокупность свойств активного тела, вызывающих соответствующие изменения в пассивном теле: под материальной — совокупность свойств пассивного тела, обеспечивающих появление
этих изменений. Если Бэкон в определении причины упор делал на ее принадлежность к области внутреннего, к природе вещи, то Гоббс отводил причине область внешнего, сводил ее к воздействию одного тела на другое.
Вне единичных конкретных явлений тел находилась причина и у Б. Спинозы. Однако Спиноза уже видел ограниченность такого понимания причинности и делал попытку преодолеть её. Он ставил вопрос о необходимости отыскания причины существования вещей в них самих и в связи с этим выдвигал понятие причины самого себя. Правда, причину своего существования, по мнению Спинозы, может в себе содержать лишь мир в целом, бесконечная абсолютная природа. Что же касается конечных вещей, то причины их существования содержатся не в них самих, а вовне, в других конечных вещах.
Идея о том, что природа содержит в себе причину своего существования и совершенно не нуждается в посторонней, лежащей во вне её силе, являлась весьма прогрессивной и сыграла основную роль в борьбе материализма с идеализмом и религией. Однако она была недостаточной для преодоления метафизического представления о причинности, сводящего причинно-следственную связь к воздействию одного тела на другое. Не случайно поэтому спинозовская «причина самого себя» не внесла никакого изменения в существующее в то время понятие причины. И в естествознании, и в философии под причиной по-прежнему понималось воздействие внешней силы на ту или иную вещь. Такое определение причины можно найти у Ньютона, французских материалистов XVIII в. и других авторов. «Причины..., — писал, например, Ньютон, — суть те силы, которые надо к телам приложить, чтобы произвести ... движение»1. «Причина, — подчеркивал Гольбах, — это существо, производящее в движение другое существо или производящее какое-нибудь изменение в нём»2.
Но подобное представление возникновения и развития вещи по причине воздействия другой вещи привело к целому ряду трудностей в области познания. В самом деле, познание, допустим, какого-либо явления или вещи предполагает познание их причин. Об этом уже говорил Аристотель: «Мы считаем, что у нас есть знание тогда, когда мы познаем причины» [1, с. 97]. Но, если причина данной вещи содержится в другой вещи, то, чтобы познать данную вещь, мы должны познать другую вещь, ту, которая является причиной первой. Но познание этой второй вещи предполагает выявле-
1 Цит. по: Диалектический материализм. Учебное пособие / под ред. А.П. Шептулина. М.: «Высш. школа», 1974. С. 247.
2 См.: Там же. С. 247.
ние ее причины, а она находится в третьей вещи, следовательно, мы должны сначала познать эту (третью) вещь. Но она тоже имеет свою причину, которая содержится в четвертой вещи. Значит, мы должны обратиться к исследованию этой новой вещи. Но с нею повторится то же самое. Таким образом, познание всякой данной (объективной) вещи неизбежно уводит нас при указанном понимании причинности в бесконечность, предполагая познание бесчисленного множества других вещей. Но это, разумеется, неосуществимо. Данный факт отметил в свое время и Спиноза, сделав из этого вывод о невозможности адекватного познания единичных вещей.
Правда, философы и физики XVIII в., выдвигавшие указанный метафизический принцип причинности, не замечали неизбежно следовавшего из него противоречия. Руководствуясь им, они не только не сомневались в возможности познания исследуемой вещи, но считали его достаточным для получения исчерпывающего знания о всей Вселенной, для объяснения любого явления, имевшего место в прошлом, для предсказания любого события в будущем. Это объясняется тем, что они все наблюдаемые в мире изменения сводили к простому механическому перемещению и считали, что их можно объяснить, исходя из законов классической механики. Существующий в то время уровень развития физической науки позволял на основе знания силы, действующей на тело, координат и скорости движения тела в данный момент времени определить его координаты и скорость в любой момент времени в будущем. Но если указанное понимание причинно-следственной связи в той или иной мере приемлемо для объяснения явлений простого механического движения, где изменение состояния изолированной системы не связано с изменением ее качества, то оно совершенно неприемлемо для явлений других, более сложных форм движения, возникновение которых связано с определенными качественными изменениями, обусловливаемыми не столько действием внешних сил, сколько внутренними взаимодействиями объекта.
На ограниченность и противоречивость метафизического понимания причинности впервые обратил серьезное внимание и Гегель. Показывая, что метафизический подход к причинно-следственной связи явлений неизбежно уводит в «дурную» бесконечность (каждое явление, выступающее в роли причины какого-либо следствия, имеет свою причину в другом явлении, а это — в третьем, и так без конца), Гегель отверг указанную концепцию причинности и предложил диалектическое решение проблемы. По его предположению, причина и следствие находятся в диалектическом взаимодействии.
Причина, будучи активной субстанцией, воздей-
ствует на пассивную субстанцию и вызывает в ней определенные изменения, делающие ее следствием. Последняя, оказывая известное противодействие, снимает действие активной субстанции и, таким образом, из пассивной субстанции превращается в активную и начинает выступать по отношению к первой, воздействующей на нее субстанции, как нечто первоначальное, т. е. как причина.
Противодействие пассивной субстанции, считал Гегель, раскрывая данную мысль, направлено против первой действующей причины. Ибо то действие, которое субстанция, бывшая прежде пассивной, снимает внутри себя, есть именно как раз вышеупомянутое действие первой действующей причины1. Благодаря взаимодействию причина и следствие, по Гегелю, переходят друг в друга, меняются местами, в одно и то же время выступая и как причина, и как следствие. А если это так, если каждое из явлений, находящихся между собой в причинно-следственной зависимости, выступает в отношении другого и как причина, и как следствие, то при познании их нет необходимости рассматривать бесчисленное множество других, связанных с ними явлений, достаточно исследовать существующее между ними взаимодействие. Познав его, мы тем самым познаём причину, а вместе с этим и природу обоих явлений. Так, Гегель на основе взаимодействия причины и следствия снимает по сути дела ограниченность метафизического понимания причинности. Взяв за исходное взаимодействие причины и следствия, Гегель, по мысли классиков марксизма, вплотную подходит к материалистическому пониманию причинности.
Конечно же, классики марксизма не были согласны с Гегелем в главном, что он все мировое развитие связал с мышлением (Разумом — отсюда гегелевская философия по сути является объективным идеализмом), воплотившим существовавшую до возникновения мира некую идею в реальность. Тем самым, по их мнению, все было поставлено на голову [5, с. 24], т.е. на мозги. Отсюда Гегель призывал исследовать наиболее общие закономерности развития мышления, как первоосновы всего существующего в мире. Отсюда возникли и три гегелевских закона развития познания: закон перехода количества в качество и обратно; закон взаимного проникновения противоположностей (имеется в виду противоположных мыслей); закон отрицания отрицания.
Родившись за 13 и 11 лет до смерти Гегеля, К. Маркс и Ф. Энгельс выстраивают свою теорию причинности, подвергая грубой ревизии его учение, объявив свои материалистические законы объективной действи-
1 Цит. по: Диалектический материализм. С. 249.
тельности (природы) и гегелевские идеалистические законы мышления тождественными. Правда, классикам марксизма пришлось один из них радикально изменить. И вот что из этого получилось, но в начале приведем их законы: закон перехода количественных изменений в качественные; закон единства и борьбы противоположностей; закон отрицания отрицания.
Главное их диалектическое отличие заключается в изменении сущности второго закона: у Гегеля он сформулирован как взаимное проникновение противоположных результатов мышления, отчего и происходит развитие, если хотите, самого самосознания, являющегося источником как прогресса, так и регресса. У классиков марксизма этот закон существенно отличается и звучит как единства и борьбы противоположностей. Эти противоположности, по мысли классиков марксизма, свойственны вещам и находятся в органической взаимосвязи, если по-другому, в диалектическом единстве.
Однако встает вопрос: почему классики марксизма обратили внимание именно на идеалистическую диалектику Гегеля, а не на материалистические концепции иных философов? И в первую очередь на его духовные законы, которые впоследствии они подогнали, чтобы обосновать развитие материи. И, во-вторых, как они сами об этом говорили: все до них философы, в т.ч. и материалисты, были идеалистами в понимании общественной жизни, поскольку останавливались на констатации истинного факта, что в отличие от природы, где действуют слепые силы, в обществе действуют люди — существа сознательные, руководствующиеся в своих действиях идеальными (психическими) побуждениями, формирующимися по иным, психологическим, законам [6, с. 177]. Но классикам радикального материализма необходимо было в этой связи объективировать, сделать независимым от самих людей процесс общественного развития, подогнав его под действие вымышленных ими универсальных законов материалистической диалектики, что и было воплощено в учении исторического материализма.
Поэтому мы наблюдаем отличие смысла этих законов в интерпретации их сущности идеалистами и материалистами. Гегелевское видение сущности этого закона связано с умственной деятельностью, направленной на понимание, осознание чего-либо. Материалистический подход преследует цель действием этого закона обосновать, что природа, развиваясь, содействует развитию и мышления. В центре такого развития находится борьба взаимоисключающих противоположностей в самих вещах и явлениях объективной действительности, следовательно, и в материальном мозгу человека. Однако, почему только у человека?
Если действительно в самих вещах присутствуют
взаимоисключающие противоположности, следовательно, между ними должно быть противоречие, некое несоответствие, в результате которого одна противоположность вещи путем борьбы исключает другую. В этой связи апологеты учения марксизма считают, что единство противоположных сторон, тенденций образует противоречие, являющееся источником развития вещей объективного мира. «Противоречие есть единство взаимоисключающих противоположностей» [2, с. 282]. В этом они видят единство (неразрывность) тождества (т.е. сходства) и различия (несходства) взаимоисключающих противоположностей.
Однако в этом умозаключении возникает явная коллизия между двумя сущностями этого закона — единством и борьбой взаимоисключающих противоположных сторон, тенденций конкретной вещи. Смысл термина «единство» заключается в неразрывности противоположных сторон вещи, а иначе ее просто не существовало бы, а борьба, наоборот, доказывает отсутствие единства и взаимной связи между противоположными сторонами (тенденциями) вещи. Борьба предполагает искоренение какой-либо из противоположных сторон вещи. Следовательно, нет никакого единства противоположностей. В этой связи В.И. Ленин признавал, что единство противоположностей условно [4, с. 317], т.е. воображаемо, реально несуществующее. Поэтому, со всей откровенностью, можно сказать, что такого закона в природе не существует.
Этот вывод подтверждается и тем обстоятельством, что классики марксизма не представили ни одной противоположности, присущей вещи, которая бы являлась двигательной силой, источником развития вещей из самих себя, в том числе и трансформации неживого в живую сущность. В этой связи апологеты учения классиков марксизма своеобразно вышли из данной ситуации и в качестве противоположных сторон, тенденций вещей перевели наше внимание на внешние противоположные явления. Примерами противоположностей, по их мнению, могут служить северный и южный полюсы, темное и светлое время суток, сложение и вычитание, личность и общество и т.д., в основе которых должна присутствовать борьба. Однако эти примеры лишь доказывают существование противостоящих друг другу внешних полярных факторов и образований. А надуманный классиками марксизма закон единства и борьбы противоположностей как раз должен был обосновать эволюционное развитие вещей объективной действительности из самих себя вплоть до появления на земле разумной сущности — категории духовной. А этого, как видим, классики марксизма обосновать не смогли. Поэтому три их универсальных закона по сути фикция, намеренное измышление, которым хотели доказать, что в
основе всего развития (природы, общества и мышления) лежит вечная и бесконечная материя, а не вечный и бесконечный дух.
Классики марксизма очень старались подыскать философскую основу их материализму. В этой связи они и обратили в первую очередь внимание на идеалистическую концепцию Гегеля, в частности, на его законы, которые были названы «перевёрнутым материализмом» [4, с. 215].
В этой связи В.И. Ленин даже говорил, что Гегель угадал диалектику вещей, вообще природы. Но это, конечно же, неправда. Он, наоборот, был противником этого взгляда и категорически заявлял, что природа не развивается во времени, а лишь разнообразится в пространстве. Однако, не отрицая многообразия изменений, происходящих в природе, Гегель утверждал, что все они совершаются в рамках вечно повторяющегося, раз навсегда установленного круговорота. «Лишь в изменениях, совершающихся в духовной сфере, появляется новое»1. Но Гегель в то же время не отрицал, что материя и движение неотделимы друг от друга. Однако само движение воспринималось им не как эволюционное изменение, ведущее к прогрессивному развитию (совершенству), а как простое перемещение в пространстве, круговорот, повторение того, что существовало ранее. В этом и состоит принципиальное отличие диалектического идеализма Гегеля от диалектического материализма классиков марксизма. Таким образом, идеалистическая концепция, согласно которой материя есть производное от Духа, привела Гегеля к логическому отрицанию эволюционного развития природы, вещественного мира, возникновения живого от неживого.
Разные философские подходы к трактовке сущности противоречия в качестве причинности объективной действительности, как у классиков марксизма, или объективного духа, сформировавшего мышление человека, отразились и на понимании происхождения внешнего мира. Классики марксизма позиционировали категорию «противоречие», выступающую в форме единства и борьбы взаимоисключающих противоположных сторон, тенденций, присутствующих, как они сами сказали, условно, т.е. в силу их воображения, в каждой вещи, заставляя их самопроизвольно развиваться от простых форм к сложным, т.е. эволюционно.
В идеалистической диалектике Гегеля, в его представлении метода развития мышления, который следует понимать как обнаружение и разрешение противоречий, содержащихся в мыслях, выраженных в понятиях, в формах мышления (а не в вещах, как у
1 Цит. по: Краткий очерк истории философии / под ред. М.Т. Иовчука, Т.И. Ойзермана, И.Я. Щипанова. Изд. 2-е, перераб. - М.: «Мысль», 1971. С. 285.
классиков марксизма). А под противоречием Гегель понимал столкновение противоположных понятий (определений) и разрешение их путем объединения (а не борьбы на уничтожение одной противоположностью другой, как у классиков марксизма). Противоречие рассматривается Гегелем как внутренний мыслительный импульс, как развитие самосознания, если хотите, как борьбу мотивов поведения. Такое развивающееся движение вперед (пример, духовное развитие ребенка) придает процессу мышления характер перехода из одного состояния в другое, более совершенное. Таким образом, противоречие как принцип развития мысли (а она категория духовная) Гегель видел в головах людей, а не в объективных вещах. В этой связи Гегель очень глубоко и конкретно трактовал природу самого противоречия. Оно для него не есть простое отрицание той мысли, которая только что полагалась и утверждалась. Это — двойное отрицание (первое отрицание есть обнаружение противоречия, второе — его разрешение путем объединения), когда исходная антиномия (противоречие) одновременно и осуществляется и снимается. Иначе говоря, высшая ступень развития включает в себя низшую, последняя же отменяется в ней именно в этом двойственном смысле. Быть отрицаемым, согласно Гегелю, — значит, быть одновременно и сохраняемым и возвышаемым.
И этот факт подтвердит любой думающий ученый-криминолог, который на всем творческом пути совершенствует свои знания по той или иной интересующей его криминологической проблеме. В этом и заключается смысл идеалистической диалектики, связанной с самим человеком, и категории «противоречие», выражаемой в криминологии через понятие «борьба мотивов», которая происходит под контролем свободной воли человека. Однако и здесь марксистский материализм дает свою интерпретацию и воле, и свободе, полную непреодолимых противоречий. В этой связи, чтобы не быть голословным, мы проанализируем тезисы классиков, характеризующих объективную причинность.
Итак, первый тезис: воля зависит от внешних обстоятельств и связана с объективной необходимостью. Если кратко дать ему оценку, то данный тезис выражает полное безволие человека, подчиненного объективной необходимости. Если объективная необходимость формирует волю, тогда воля, не проявившись в действиях субъекта, растворится в том неизбежном (должном), которое непременно наступит, если имеются в наличии определенные причины. Если признать волю объективной категорией, но не субъективной, связанной с индивидуально-психическими особенностями и умственными способностями, тогда
нужно и признать, что поведением человека руководит объективная причинность, а не субъективные психические мотивы. И в этой связи человек не самодостаточен, ибо он зависим. Но в таком случае у криминолога может возникнуть естественный вопрос: как при таком подходе оценивать индивидуальное преступное поведение (преступление), если объективная причина необходимо обусловливает (порождает) преступные действия субъекта?
В идеалистической философии концепция воли не отделима от свободы, которой наполнена душа человеческая. Воля, можно сказать, — это способность каждого субъекта к самоопределению. А это означает, что он может сам без постороннего влияния определять свое место в социуме или, как говорят, в жизни и осознавать свои интересы и т. д.
Общие принципы учения Гегеля о воле предполагают ее рассмотрение в двух параллельных направлениях: первое — как процесс формирования воли человека, обусловленный мышлением и понятием свободы; второе — как деятельность воли человека, непосредственно осуществляемая в жизни. В учении об абсолютном духе, которому он посвятил трактат «Философия духа», волю он рассматривал сначала в связи с учением о субъективном духе как предполагаемом единстве души и сознания. Гегель, опираясь на принцип триады (тезис, антитезис, синтез), последовательно связывал понимание воли, во-первых, с теоретическим духом и мышлением и отмечал, что мышление само себя определяет к воле, и первое остается субстанцией последней; так что без мышления не может быть никакой воли. Во-вторых, с практическим духом в качестве свободной воли, развивающейся от неосознанной свободы (через чувство и влечения) к ее осознанию в качестве «волящей воли». И, в-третьих, со свободным духом как единством воли и идеи свободы, появление которой в истории Гегель непосредственно соединил с религией свободы, т. е. с христианством.
Для криминологов должна быть интересна первая позиция Гегеля, которая связывает волю с мышлением. Ведь мышление, согласитесь, абсолютно свободно, следовательно, и воля как духовный акт всегда является свободной волей. В этой связи она может выбирать среди многих мотивов даже такой мотив, который противоречит жизненным потребностям человека.
Второй тезис: источником целенаправленной волевой деятельности человека являются объективные внешние причины окружающей действительности. Из этой догмы вытекает закономерный вывод: если поведение субъекта обусловлено объективной внешней причинностью, тогда со всей определенностью следует считать, что преступность вечна, а те прошлые лозунги о её постепенном отмирании из-
начально были лукавыми домыслами.
И еще одно замечание. Криминологи-детерминисты к объективной причинности относят негативные социальные факторы, которые имеют, по их мнению, ранг объективных. Но здесь тоже не всё однозначно. Ведь социальная сфера — продукт деятельности людей, следовательно, «криминогенные факторы», так называют криминологи-детерминисты обстоятельства, способствующие преступности, есть следствие их неразумной деятельности. И получается, что и хорошему, и плохому в устройстве общества мы обязаны самим себе. Отсюда напрашивается весьма простой вывод. В начале хотелось его связать с известной строкой из басни Крылова, однако ограничусь собственным умозаключением: каков человек — такова и социальная сфера его обитания.
Третий тезис: сила воли, как и сама воля, есть продукт воспитания и самовоспитания. Однако практика свидетельствует об обратном: безволевого человека в процессе социализации невозможно воспитать в волевую личность, все равно должно быть природное семя воли, которое можно было бы развить воспитанием и самовоспитанием. Ну, а если нет того, что хотел человек в себе приумножить, то откуда должно проявиться приумноженное? Правильно, как представляется, по этому поводу говорил Аристотель: «...если что-то возникает, то должно существовать то, из чего оно возникает, и то, чем оно порождается...» [1, с. 137]. Так что эта способность человека генетически заложена в него и не может образоваться и, следовательно, развиться сама по себе в процессе социализации.
И четвертый тезис: свобода и необходимость диалектически взаимосвязаны между собой (т. е. каждый из них по отдельности не смог бы существо -вать и развиваться). Но на самом же деле это совсем не так. Даже глубоко не вникая в смысл этого тезиса, а применив логический подход к рассуждению, мы обнаружим, что эти категории противоположные и соотносятся между собой как тезис и антитезис (приставка «анти» — против), как утверждение и отрицание. Если термин «свобода» — тезис, основополагающее положение, то термин «необходимость» — антитезис или противоположение (утверждение противного), чем и занимались классики марксизма, назвав эту процедуру диалектической. Между этими диаметрально противоположными по сути и смыслу понятиями существует противоречие (антиномия), каждое из которых признается логически доказуемым, одинаково обоснованным.
Предвидя, что думающий индивид легко может обнаружить антиномию во взаимосвязи этих двух разных категорий, классики марксизма придумали
своеобразную теорию, которой пытались обосновать справедливость такого понимания «диалектического единства противоположных категорий» (вспомним противоположные категории «единство и борьба», а теперь «свобода и необходимость»). В этой связи апологеты их учения писали: «Появление антиномии не есть результат субъективной ошибки человека; оно связано с диалектическим характером процесса познания, в частности с противоречием между формой и содержанием» [6, с. 24]. Видимо, глубоко не вникая в содержание сказанного, они еще больше усугубили несуразность в отношениях этих категорий. Кстати, нужно отметить как заслугу марксизма, что это учение может так изощренно все запутать, как не умеет это делать ни одно из иных философских учений. Примером тому служит и это объяснение антиномии, якобы возникшей диалектически и поэтому имеет право на существование. Однако противоречие между формой — свободой и содержанием — необходимостью (несвободой) никогда не может разрешиться, потому что «свобода» не может иметь «несвободу» в качестве своего содержания — это абсурд. Свобода развивается диалектически как духовная категория, которая не имеет формы, ее невозможно узреть как вещь или как любое иное явление внешней действительности, ведь это духовное состояние человека. Кстати, учение марксизма противоречие как принцип развития признает в самой сущности предметов объективного мира, но духовный мир не тождественен физическому миру, поэтому они несравными.
Если вникнуть в этимологию этих слов, мы можем убедиться, что по смыслу они взаимоисключают друг друга. Слово «свобода» означает независимость, отсутствие каких-либо стеснений и ограничений. А «необходимость» словарь русского языка трактует как надобность, обязательность, неизбежность. Поэтому мы полагаем, что «свобода» — категория субъективная,
связанная с волей человека. Человек оценивает присутствие свободы через волевую возможность добровольно совершить действия, даже противоречащие своим жизненным интересам и убеждениям, а не по необходимости. Необходимость же — объективная категория, не зависящая от воли человека; она предопределяет, что при взаимодействии соответствующих объективных причин и условий обязательно наступит следствие. А если иметь в виду криминальный поступок, который индивид совершил необходимо, то его следует освободить от ответственности и может даже направить на лечение.
Литература
1. Аристотель. Сочинения в 4-х томах. Т. 1. Ред. В.Ф. Асмус. М.: «Мысль», 1976.
2. Диалектический материализм. Учебное пособие / под ред. А.П. Шептулина. М.: «Высш. школа», 1974.
3. Краткий очерк истории философии / под ред. М.Т. Иовчука, Т.И. Ойзермана, И.Я. Щипано-ва. Изд. 2-е, перераб. М.: «Мысль», 1971.
4. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 29.
5. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20.
6. Философский словарь / под ред. М.М. Розента-ля и П.Ф. Юдина. М.: Политиздат, 1963.
References
1. Aristotle. Works in 4 volumes. Vol. 1. Ed. V.F. Asmus. M.: "Thought", 1976.
2. Dialectical materialism. Textbook / ed. by A.P. Sheptulin. M.: "Higher School", 1974.
3. A brief essay on the history of philosophy / ed. by M.T. Iovchuk, T.I. Oizerman, I.Ya. Shchipanov. Ed. 2, revised. M.: "Thought", 1971.
4. Lenin V.I. The complete collection of works. T. 29.
5. Marx K., Engels F. Collected works. T. 20.
6. Philosophical dictionary / edited by M. M. Rosenthal and P.F. Yudin. M.: Politizdat, 1963.
