CC BY
14
ИДЕ АЛЕКСАНДРОВНЕ ВОРОБЬЕВОЙ - УЧИТЕЛЮ, КОЛЛЕГЕ, НАСТАВНИКУ (ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ)
Памяти учителя
С именем Иды Александровны для меня неразрывно связан Барнаул, университет, начало взрослой, самостоятельной жизни. Девочка-отличница из Рубцовска, узнав, что в Барнауле открывается университет, без раздумий отправилась покорять столицу края (сначала-то мыслилась Москва или Владивосток...). И ни разу об этом не пожалела. Нас учили люди достаточно молодые, умные, увлеченные. А Ида Александровна была в числе тех, с кого университет начинался.
Почему-то она меня выбрала и тем определила мой дальнейший жизненный путь. Только курсу к пятому я поняла, что не литератором родилась, а лингвистом. А Ида Александровна это увидела еще в начале первого курса. Уже летом мы с подругой поехали в топонимическую экспедицию, а не в фольклорную, как все. И с тех пор топонимика на много лет стала моей профессией и призванием. К сожалению (я виновата перед Идой Александровной), диссертация так и не была защищена, но это уже другая история.
Сначала вместе с Идой Александровной нас учили только три человека - Людмила Ивановна Журова, Павел Федорович Маркин и Любовь Алексеевна Музюкина. И появление новых ярких личностей на кафедрах (Морозов Владимир Дмитриевич, Голев Николай Данилович, Козлова Светлана Михайловна, Чувакин Алексей Андреевич, Пищальникова Вера Анатольевна, Шелепова Людмила Ивановна) - это целиком и полностью заслуга Иды Александровны. Она создавала факультет, по крупицам собирая все самое ценное.
Нам было комфортно учиться, комфортно общаться с этим светлым и добрым человеком. Мы приходили на кафедру, ничуть не комплексуя. Чувствовали себя там свободно и легко, как дома. Ида Александровна учила нас многому. Учила больше личным примером. Я на всю жизнь запомнила, что плагиат - это воровство. И цитируя чью-то мысль, до сих пор ссылаюсь на источник. Мы подражали учителю во всем: в течение двадцати с лишним лет работая преподавателем, я ни разу не позволила себе оскорбить ученика. Всегда старалась донести материал предельно ясно и четко, как это делала Ида Александровна.
Поскольку университет был открыт на голом энтузиазме - ни библиотеки, ни научной базы - успешность его становлении зависела от профессионализма, работоспособности и личного обаяния таких людей, как Ида
Александровна. Не было Интернета, практически не было учебников. Осваивать науки приходилось в основном по лекциям. И их уровень был таков, что наши знания не уступают, а может, даже превосходят знания тех, кто сейчас имеет возможность пользоватьтся всеми благами цивилизации.
Язык, в том числе и родной, это инструмент, который требует постоянной работы. Этому нас тоже учила Ида Александровна. И ее уроки мы помним на протяжении уже почти сорока лет. Помним и следуем им. А еще мы пытаемся передавать полученные от учителя знания другим людям, и Ида Александровна продолжает жить не только в нашей памяти, но и в памяти наших учеников, в том вкладе в русскую культуру, который они сделают и который невозможен без виртуозного владения родным языком.
Наталья Андрюкова, год набора - 1973, год выпуска - 1978.
Ида Александровна Воробьева : воспоминания и размышления
С Идой Александровной я познакомился, когда работал в Бийском педагогическом институте (ныне: Алтайская государственная академия образования имени В.М. Шукшина). Зимой 1975-го года, кажется, в феврале, институт проверяла краевая комиссия. С работой филологического факультета знакомилась Ида Александровна Воробьева. И вот, вместо разбора моей лекции по синтаксису современного русского языка, И.А. пригласила меня работать в университете: студенты второго курса осенью становились третьекурсниками, им должен читаться курс синтаксиса. Так с 1 сентября 1975 года я начал работать на кафедре русского языка АлтГУ.
«Кафедре нужен специалист по синтаксису». Сюжет, с которого начаты эти заметки, не только обо мне. Как я убедился, более 20 лет проработав под руководством И.А., на кафедру И.А. приглашала, под учебную дисциплину. Может быть, было не очень важно, какой вуз окончил «претендент», сколько лет он успел проработать в вузе или не в вузе. Но если нужно учить студентов современному славянскому языку, отыскивался славист; если требуется преподаватель лексикологии, то находился специалист по лексике и фразеологии русского языка. Причем, повторю: новые коллеги приходили по приглашению самой И.А. И так было всегда. Пожалуй, только один раз И.А. изменила оправдавшему себя принципу, когда уступила настойчивым просьбам, может быть, даже упрашиваниям коллеги «со стороны» (об этом как-то с горечью говорила сама И.А.). Ничего хорошего из этого не получилось - и для кафедры, и для студентов, и для самой И.А. Пришлось избавляться от коллеги, по своим профессиональным и человеческим качествам не вписавшегося в коллектив (по вполне понятным причинам, не называю имени этого человека и даже использую в рассказе «нейтральную» форму - мужского рода).
Наши профессиональные интересы и профессиональные возможности учитывались и в процессе работы на кафедре. Будучи синтаксистом по сво-
ему образованию и, как мне казалось, с точки зрения своих перспектив, я, честно говоря, побаивался того, что буду «превращен» в топонимиста: на кафедре шел процесс складывания научного направления, ядром которого, ествественно, была топонимическая проблематика. Долгий разговор на эту тему, обсуждение синтаксического уровня топонимической системы И.А. закончила той же фразой: «Кафедре нужен специалист по синтаксису».
Впоследствии я понял и, став уже в середине 1990-х годов заведующим кафедрой русского языка и стилистики, убедился на своем опыте, как это трудно было создать кафедральный коллектив, если во главу угла поставить не личную преданность, а профессиональные качества, умноженные на качества человеческие!
Основы научного исследования по филологии. В конце 1970-х годов на одном из заседаний кафедры обсуждался вопрос о том, как лучше вести со студентами научно-исследовательскую работу - в специальном семинаре, при написании ими курсовых, а затем и дипломных работ. На кафедре (и на факультете в целом) существовала т.н. томская система специализации: просеминар (группы формировались по усмотрению кафедры) - специальный семинар (студенты записывались к тому или иному руководителю по собственному выбору). Если учесть, что в конце каждого учебного года студент, получив зачет в семинаре и выполнив курсовую работу, имел право на «юрьев день» (мог перейти из одного семинара в другой), то оказывалось, что иногда он отставал в приобретении умений в научно -исследовательской работе. Что делать: запретить студенту выбор руководителя? запретить «юрьев день»? Именно так поступали некоторые университеты и институты, где все было подчинено цели жесткой организации, тотальному контролю, где в паре «творчество : организация» господствовало последнее. На том заседании кафедры, И.А. предложила создать отдельную учебную дисциплину, которая бы вводила студентов в теорию и практику научного исследования. Эта дисциплина была названа основы научного исследования по филологии (она существовала на факультете вплоть до 2011 года). Курс был поручен мне. Не знаю (или не помню), почему именно так решила И.А. Но я был в более выигрышном положении, чем коллеги по кафедре. К разработке курса я смог привлечь двух человек: заведующего кафедрой русской и советской литературы Владимира Дмитриевича Морозова, который взял на себя литературоведческую часть курса, и доцента кафедры философии Любовь Алексеевну Кощей, мою жену, которая помогла в разработке науковедческой проблематики курса. В 1990 году мы втроем написали учебное пособие по дисциплине: оно было едва ли не единственной учебной книгой по этой дисциплине, хотя постепенно, быть может, по примеру нашего университета, она вводилась и в других вузах. В моей профессиональной работе это поручение И.А. стало судьбоносным. Идея развития филологических начал в подготовке студентов была мною предложена при составлении Федерального государственного образовательного стандарта по направлению подготовки 032700 Филология (бакалавриат). В базовую часть стандарта введена учебная дисциплина
«Основы филологии». Ее составной частью является проблематика научного исследования в области филологических наук. Изложение этой проблематики вошло и в учебное пособие по основам филологии, подготовленное мною и изданное в изд. «Флинта». На с. 207 пособия при рассмотрении противоречия как основы научной проблемы в качестве иллюстративного материала использованы положения топонимических школ проф. А.П. Дульзона и проф. И.А. Воробьевой.
Рассуждая в общем виде, скажу, что И.А. очень разборчиво подходила к выбору дисциплин специализации, состава лекторов и руководителей семинаров: студентам должны предлагаться темы из теоретической и прикладной областей филологии, из современного русского языка и из истории языка, из диалектолого-топонимической проблематики и общего языкознания. У студентов есть право выбора!
Профессор И.А. Воробьева и творчество Василия Шукшина. И.А., топонимист европейского масштаба, в конце 1980-х годов обратилась к исследованию языка прозы В.М. Шукшина. Дело в том, что в это время в крае было принято решение провести празднование 60-летия со дня рождения В.М. Шукшина. Возглавить научную составляющую праздника поручили филологическому факультету АлтГУ. Творчество писателя не было в центре наших научных интересов. Но и отказаться от поручения мы не могли. Не могли и ограничиться формальной стороной дела. Выход был найден: руководство научными проектами взяла на себя И.А. - в то время единственный доктор филологических наук на факультете. Именно ее имя значилось в научных проектах, заявках в программы «Народы России», «Университеты России». Ответственными исполнителями в проектах стали С.М. Козлова и автор этих строк. Некоторые коллеги в подобной ситуации дают возможность использовать свое имя... Некоторые, но не И.А.! Не могла И.А. и ограничиться «общим руководством». Так Шукшин до конца жизни ученого вошел в круг научных интересов. О вкладе И.А. в исследование творчества Шукшина уже неоднократно писали коллеги по кафедре общего и исторического языкознания. Повторю здесь свою оценку, высказанную в 1998 году в выступлении на научно-практической конференции, посвященной памяти И.А. Воробьевой: «И.А. Воробьева является одним из тех филологов, чьи теоретические работы и организаторские усилия положили начало этапу в филологическом шукшиноведении». Сегодня уже можно попытаться ответить на вопрос, почему так случилось. Думаю, что свою роль здесь сыграл тот факт, что жизненным истоком творчества писателя послужила алтайская деревня, язык которой был близок И.А. как исследователю. Но нельзя не учесть еще одно обстоятельство: топонимические исследования И.А. значимы как инструмент лингвистического исследования независимо от языкового материала, будь то материал топонимический или иной, например, такой далекий от топонимики, как текстовые совокупности (см.: Чувакин А.А. Функциональная классификация топонимов профессора И.А. Воробьевой как инструмент лингвистических исследований // Языковая концепция регионального существования человека и
этноса. Барнаул, 1999. С. 35-36). В этом контексте хочу высказать сожаление, что в современной исследовательской литературе о топонимах в прозе Шукшина иногда проходят мимо трудов И.А.
Мелочи жизни, или трудовые будни. В этом разделе приведу несколько сюжетов, в центре которых или участником которых была И.А.
• Членам кафедры приходилось выполнять множество разнообразных «неуставных» поручений, например: в праздничные дни и ночи (!) дежурить в учебном корпусе; при приезде в университет «высоких» гостей стоять рядом с вахтером (своего рода фейс-контроль); сочинять проекты докладов для районного торжественного заседания; выходить со студентами на уборку территорий Центрального района, разбор завалов и др. Кто будет это делать? Ассистенты? Молодые преподаватели? Позиция И.А.: все члены кафедры - в порядке очередности. (Часто в число выполнявших такую работу входила и И.А.).
• Может ли дочь секретаря партийного комитета университета на вступительных экзаменах в тот же университет получить «тройку»? Два ответа: секретаря парткома: «Председателя предметной комиссии по русскому языку и литературе - лишить отпуска!»; второй ответ - И.А.: «Что заработала, то и получила».
• В начале 1980-х годов по решению краевых властей всем преподавателям и сотрудникам университета (возможно, и других вузов) был устроен разрыв в отпуске, чтобы в течение трех летних дней все были вывезены на покос (!). Я и коллега превратились в косарей (я впервые в жизни), кто-то вершил стог, женщины работали граблями. Наверное, И.А., заведующий кафедрой, один из немногих докторов наук в университете, могла бы получить освобождение (хотя бы от медиков), но - нет: И.А. была на покосе, работала наравне со всеми.
• Первый председатель Государственной экзаменационной комиссии по специальности «русский язык и литература» (1978) - Вера Владимировна Палагина, доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой русского языка Томского университета. Ее пригласила И.А. Почему? Две причины: первая - уровень первого выпуска пусть оценит один из наиболее авторитетных, компетентных и беспристрастных филологов Сибири; вторая - эта оценка должна работать на имидж (опять слово из нашего времени!). Заметьте: первая причина связана с делом, и только вторая - с имиджем!
А.А. Чувакин, профессор кафедры современного русского языка и речевой коммуникации Алтайского государственного университета
Слово об Учителе
«Чтобы быть хорошим преподавателем, нужно любить то, что преподаешь, и любить тех, кому преподаешь».
В.О. Ключевский
Жаркое лето 73. Только что закончились утомительные экзамены в школе и началась подготовка к штурму новой вершины. Для меня, как и для многих выпускников этого года, такой вершиной оказался только что открытый, новенький Алтайский государственный университет. Сомнений, куда поступать, не было. Только в университет, только на историко-филологический факультет и только на отделение русского языка и литературы! Филологию любила всегда, тайна звучащего и проходящего через века слова привлекала, волновала, будоражила мысль...
Мне очень повезло стать студенткой именно этого университета в самый первый год его открытия: после зачисления скоблить и отмывать от краски и извести учебные аудитории на проспекте Социалистическом и в общежитии на Полярной, заготавливать на зиму сахарную свеклу в Алей-ском районе, а потом учиться у самых талантливых преподавателей, среди которых особое место принадлежит Иде Александровне Воробьевой, моему первому научному руководителю, открывшему передо мной многообразие возможностей изучения русского языка.
Сначала был просеминар под руководством Иды Александровны, где я впервые узнала о существовании цикла наук, занимающихся изучением имен собственных - об ономастике, топонимике, антропонимике. Матрица географических объектов как по мановению волшебной палочки окрасилась разноцветными именами, столь необычными для уха вчерашнего школьника: ойконимы, гидронимы, дробонимы, оронимы, микро и макротопонимы...
С именем Иды Александровны в моей жизни связано много «первого». Первая тема курсовой работы «Названия улиц г. Барнаула». Благодаря авторитету Иды Александровны - уже в 70-е годы прошлого века ученого с мировым именем в области ономастики - смогла поработать с архивными материалами, а потом выступить с результатами исследования на первой в своей жизни научной студенческой конференции. Удивительно, но в качестве подарка за призовое место я получила книгу М.Н. Кожиной «Стилистика русского языка» - именно с этой учебной и научной дисциплиной в дальнейшем оказалась связана моя научная и преподавательская деятельность в Алтайском государственном университете, а в дальнейшем - и тема докторской диссертации. Первая серьезная научная тема - «Русская орони-мия Алтая: история и современное состояние», воплотившаяся под руководством профессора Иды Александровны Воробьевой сначала в дипломную работу, а затем и в кандидатскую диссертацию. Первое выступление на научных конференциях в Томске, Екатеринбурге, куда нас, студентов, отправляла Ида Александровна и где нас очень тепло принимали как ее учеников. Первая топонимическая экспедиция за языковым материалом в районы Алтайского края и Горного Алтая (за время работы в университете их было более десяти). Все они предварялись тщательным инструктажем Иды Александровны, потому что она душой болела за каждого студента и,
думаю, успокаивалась только тогда, когда мы возвращались домой - живые и невредимые, переполненные впечатлениями, с исписанными тетрадками, составившими впоследствии содержание одной из уникальных картотек топонимов Западной Сибири. Первая моя «взрослая» одежда: по совету Иды Александровны купила строгий, но элегантный костюм для защиты кандидатской диссертации. Я была горда, что костюм ей понравился! Первая коллективная монография - «Русская топонимия Алтая (Томск: Изд-во Томск. ун-та, 1983), где мы, аспиранты, смогли опубликовать наши научные изыскания рядом с трудами нашего учителя.
Я многому научилась у своего научного руководителя: за каждой произнесенной и написанной фразой видеть человека во всем многообразии его проявлений; тщательно собирать и обрабатывать материал для исследований, учитывать не только закономерности, но и исключения из правил; бережно относиться к научному наследию и искать истоки современного состояния языковых и речевых процессов в прошлом; как можно больше читать - и не только литературу по теме исследования, но и по смежным проблемам; стремиться к объективности и всесторонности описания изучаемого объекта и обращать внимание даже, казалось бы, на малосущественные детали.
Ида Александровна не только научила меня работать - я училась у нее жизни: общению с коллегами, со студентами, терпимости, выносливости, честности, порядочности, преданности делу, которое избрала, и верности идеалам; умению отделить зерна от плевел и совершать решительные шаги, несмотря на возможные последствия; любви и уважению к ближним - она никогда ни на что не жаловалась, все трудности принимала как должное. У нее я училась понимать и прощать.
Учитель! Спасибо за то, что наши пути пересеклись, за тот немеркнущий свет, который Вы оставили в моей душе!
Т.В. Чернышова, абитуриент 1973 года, ныне профессор кафедры современного русского языка и речевой коммуникации Алтайского государственного университета
