CC BY
42
10.01.01 - РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ), 10.01.03 - ЛИТЕРАТУРА НАРОДОВ СТРАН ЗАРУБЕЖЬЯ (С УКАЗАНИЕМ КОНКРЕТНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ) (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ) 10.01.01 - RUSSIAN LITERATURE (PHILOLOGICAL SCIENCES), 10.01.03 - LITERATURE OF THE PEOPLES OF FOREIGN COUNTRIES (WITH INDICATION OF SPECIFIC LITERATURE) (PHILOLOGICAL SCIENCES)
УДК 82:82-31:82-6 ПАВЛОВИЧ К.К.
доцент, кандидат филологических наук, кафедра русского языка, Томский государственный университет E-mail: pavlovitch.cristina@yandex.ru
UDC 82:82-31:82-6 PAVLOVICH K.K.
Associate Professor, Candidate of Philological Sciences, Russian Language Department, Tomsk State University E-mail: pavlovitch.cristina@yandex.ru
И.А. ГОНЧАРОВ И В.А. ЖУКОВСКИЙ: К ВОПРОСУ О РОМАНТИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ В ИЗОБРАЖЕНИИ ПРИРОДЫ I.A. GONCHAROV AND V.A. ZHUKOVSKY: TO THE QUESTION OF ROMANTIC TRADITIONS IN THE IMAGE OF NATURE
Статья посвящена вопросу о влиянии романтической традиции В.А. Жуковского на систему натурфилософии Гончарова во «Фрегате «Паллада». Ориентация писателя на романтизм Жуковского рассматривается с учетом эстетического диалога Гончарова с крупнейшим поэтом времени В.Г. Бенедиктовым. Морские пейзажи «Фрегата» Паллада» оказываются родственными элегии В.А. Жуковского «Море» (1822). Гончаров видел в образе моря Жуковского эстетический идеал, стихийность, подвижность, «невыразимость».
Ключевые слова: Гончаров, «Фрегат «Паллада», Жуковский, романтизм, пейзаж, море.
The article is devoted to the question of the influence of the romantic tradition of VA. Zhukovsky on the system of natural philosophy of I. Goncharov in Frigate «Pallada». We are looking at the writer's orientation towards Zhukovsky's romanticism through the aesthetic dialogue between I. Goncharov and the greatest poet of the time V.G. Benedictov. Seascapes of Frigate «Pallada» turn out to be related to VA. Zhukovsky's elegy «Sea» (1822). Goncharov saw an aesthetic ideal, spontaneity, mobility, «inexpressibility» in the image of Zhukovsky's sea.
Keywords: Goncharov, Frigate "Pallada", Zhukovsky, romanticism, landscape, sea.
Особенности художественной системы
И.А. Гончарова складывались в начале сороковых годов, во времена кризиса романтизма и зарождения нового реалистического метода изображения действительности. Книга путевых очерков И.А. Гончарова «Фрегат "Паллада"» (1858) создавалась в пятидесятые годы XIX века, в эпоху расцвета реалистического искусства. Многие исследователи Гончарова указывали на связь творчества писателя с наследием романтизма [1, с. 98; 2, с.197 -214; 3, с. 304 - 316; 4, с. 34 - 39; 5, с. 24; 6, с. 12 - 81].
Традиции романтизма в очерках Гончарова связаны с обращением автора-повествователя к вопросам натурфилософии, внутреннего саморазвития героя и живописания пейзажа. Во «Фрегате "Паллада"» автор-повествователь при описании моря упоминает имена романтиков: А.А. Бестужев-Марлинский, А.Н. Майков, А.С. Пушкин (период 1820 - 1825 гг.)1, В.Г. Бенедиктов, Д.Г. Байрон, Д.Ф. Купер, Ф. Марриет.
Имя В.А. Жуковского повествователем не упоминается ни разу. Однако можно говорить о неявном присутствии Жуковского в книге. А.П. Рыбасов, автор биографической книги о Гончарове, отмечает пристальный интерес молодого писателя к фигуре первого русского романтика: «В возрасте пятнадцати-шестнадцати лет Гончаров познакомился с сочинениями Жуковского. <...> Под обаянием его (Жуковского - К.П.) романтичной, «мечтательной, таинственной и нежной» поэзии находился некоторое время и Иван Гончаров» [8, с. 320].
Творчество «первого русского романтика» было почитаемым в круге общения Гончарова. В библиотеке В.А. Жуковского в г. Томске хранится первый поэтический сборник А. Н. Майкова2 1842 года. Жуковский в переписке с П.А. Плетнёвым от 27 ноября 1851 года дает по-
ложительную оценку этого сборника: «Благодарю вас за доставление стихов Майкова; я прочитал их с величайшим удовольствием. Майков имеет истинный поэтический талант <...>. Дай Бог ему понять свое назначение, дай Бог ему приобрести взгляд на жизнь с высокой точки, то есть быть тем поэтом, о котором я говорил в моем письме к Гоголю, и избежать того эпикуреизма, который заразил поэзию и осквернил поэзию нашего времени». «Скажите от меня Майкову, - продолжает Жуковский 19 декабря, - что он со своим прекрасным талантом может начать разряд новых русских поэтов, служащих высшей правде, а не материальной чувственности. Пускай он возьмет себе за образец Шекспира, Данте, а из древних - Гомера и Софокла. Пускай напитается историей и знанием природы, и более всего знанием Руси, той Руси, которую нам создала ее история, - Руси богатой будущим, не той Руси, которую выдумывают наши поклонники безумных доктрин нашего времени, но Руси самодержавной, Руси христианской, - и пускай, скопив это сокровище знаний, это сокровище материалов для поэзии, - пускай проникнет свою душу святынею христианства, без которой наши знания не имеют цели, и всякая поэзия не иное что как жалкое сибаритство <...>. Таково мое завещание молодому поэту: если он с презрением оттолкнет от себя тенденции, оскверняющие поэзию и вообще литературу нашего времени, то он со своим талантом совершит вполне назначение поэта» [10, Т.4, с. 677]. В своем напутственном слове Жуковский относит Майков к генерации поэтов, имеющих в своих целях истинное служение русской литературе.
Это событие, как и значение поэзии Жуковского в целом не могло пройти мимо И.А. Гончарова, бывшего вначале педагогом, а потом другом и единомышленником
© Павлович К.К. © Pavlovich K.K.
Ученые записки Орловского государственного университета. №3 (88), 2020 r. Scientific notes of Orel State University. Vol. 3 - no. 88. 2020
братьев Майковых. Влияние Жуковского на Гончарова наиболее четко проявилось в двух аспектах. Первый связан с, казалось бы, локальной темой, только «Фрегата "Паллада"», - изображение африканцев. Второй аспект, более широкий, включающий в себя проблемы, поставленные и разрабатываемые романтизмом, - это осмысление Гончаровым вопросов духовного развития человека, роли природы, в частности, проблемы «невыразимого», поэтики моря и неба.
В 1832 году, через год после публикации романа Э.Сю «Атар-Гюль» («Морской разбойник и торговцы неграми, или мщение черного невольника» в русском переводе -К.П) во Франции, молодой Гончаров переводит вторую и третью главы из пятой книги романа («Отравители» и «День накануне свадьбы»).
Особое внимание при переводе писатель уделяет образу африканского героя, оказавшегося актуальным для русской литературы первой и второй трети XIX века. Важной вехой на пути к изображению африканца в русской литературе могла стала статья В.А. Жуковского «Мунго Парк» (1808), посвященная шотландскому путешественнику, который посетил африканский континент в конце XVIII - начале XIX века. Статья Жуковского, лежавшая у истоков разработки африканской темы в русской литературе XIX века, задавала пафос гуманного отношения к угнетенным народам Африки. Этот пафос и эпически спокойная, объективная манера повествования Мунго-Парка, отмеченная Жуковским, нашли отклик в книге путешествия И.А. Гончарова3.
Романтическое изображение морской стихии Э. Сю оказалось близким Гончарову. Эта тема имела большую традицию в творчестве русских и иностранных романтиков, среди которых одно из первых мест занимал Жуковский. Во «Фрегате «Паллада» Гончаров вслед за романтиками создает яркие, образные картины моря, отличающиеся глубиной философского осмысления, подвижностью и изменчивостью, роднящей стихию с внутренним миром человека.
Вопрос о традициях Жуковского должен рассматриваться в контексте времени, с участием поэта-романтика В.Г. Бенедиктова (1807 - 1873), с которым особенно напряженный диалог по философским и эстетическим проблемам ведется Гончаровым во «Фрегате "Паллада"». В 1852 г Бенедиктов посвящает Гончарову стихотворное послание4, на которое писатель отвечает главой «Плавание в Атлантических тропиках» (Письмо к В.Г. Бенедиктову»). Бенедиктов усвоил традицию старшего русского романтизма, представленную Жуковским. В стихотворении «Воспоминание», посвященном памяти Жуковского и Пушкина, Бенедиктов писал о Жуковском: «Он был представитель / Чистого стремления души / К неземной, божественной Отчизне» [11, с. 95].
В поэзии Бенедиктова были поставлены темы его предшественников: величие и мощь природы, поэтика «невыразимого", стихия чувства в душе человека, проблема подвижности и изменчивости мира. В этом плане он был достойным представителем русского романтизма, который волновал Гончарова высокой идеальностью поставленных проблем. Однако, как показала Л.Я. Гинзбург в книге «О лирике», поэзия Бенедиктова, в отличие от романтиков «гармонической точности», страдала «неопределенностью» [12, с. 98].
В самом дружеском послании к Гончарову явно вид-
ны те художественные особенности системы поэта, которые описала Гинзбург: «прямолинейное соотношение образов», «новообразования», «штампы», «стилистические противоречия» [12, с. 99]. В стихотворении возвышенная лексика «лиет созвездие» [11, с. 56], «слышен глас» [11, с. 56], сочетается с прозаичными выражениями «растолкнуть» [11, с. 57], «вал визжит» [11, с. 57], «плавучие заезды» [11, с. 57], «здешние друзья» [11, с. 57].
Такое смешение стилей свидетельствовало об отсутствии у Бенедиктова «гармонической точности», необходимой для создания цельного образа. Принцип стилевого смешения высокого с низким представлялся Гончарову-реалисту продуктивным для изображения реальной жизни во всем ее многообразии. Он использует этот стиль в споре с Бенедиктовым, который отстаивал романтическое понимание прекрасного как исключительного, «праздничного и поразительного». На предполагаемый вопрос романтика: «Ну, что море, что небо? какие краски? <...> Как всходит и заходит заря? как сияют ночи? Все прекрасно - не правда ли?» [7, Т. 2. с. 139], Гончаров дает развернутое рассуждение, смысл которого заключается в утверждении красоты в обыкновенном и ежедневном: «А позвольте спросить: разве есть что-нибудь не прекрасное в природе? Отыщите в сердце искру любви к ней, подавленную гранитными городами, сном при свете солнечном и беготней в сумраке и при свете ламп, раздуйте ее и тогда попробуйте выкинуть из картины какую-нибудь некрасивую местность. По крайней мере со мной, а с вами, конечно, и подавно, всегда так было: когда фальшивые и ненормальные явления и ощущения освобождали душу хоть на время от своего ига, когда глаза, привыкшие к стройности улиц и зданий, на минуту, случайно, падали на первый болотный луг, на крутой обрыв берега, всматривались в чащу соснового леса с песчаной почвой: как полюбишь каждую кочку, песчаный косогор и поросшую мелким кустарником рытвину» [7, Т. 2, с. 139].
Выводом, закрепляющим принципы реалистической эстетики, становится предложение Гончарова Бенедиктову искать красоту, разлитую в близком окружающем мире: «Нужно ли вам поэзии, ярких особенностей природы - не ходите за ними под тропики: рисуйте небо везде, где его увидите, рисуйте с торцовой мостовой Невского проспекта, когда солнце, излив огонь и блеск на крыши домов, протечет через Аничков и Полицейский мосты, медленно опустится за Чекуши <...>. Сознайтесь, что и Мурино, и острова хороши тогда, хорош и Финский залив, как зеркало в богатой раме: и там блестят, играя, жемчуг, изумруды.» [7, Т. 2, с. 104].
Когда Гончаров полемизирует с Бенедиктовым, его (Гончарова) стиль строится на совмещении высокого и низкого, вплоть до пародирования стиля: «Море. Здесь я в первый раз понял, что значит «синее» море, а до сих пор я знал об этом только от поэтов, в том числе и от вас. Синий цвет там, у нас, на севере, - праздничный наряд моря. Там есть у него другие цвета, в Балтийском, например, желтый, в других морях зеленый, так называемый аквамаринный. Вот наконец я вижу и синее море, какого вы не видали никогда. Это не слегка сверху окрашенная вода, а густая яхонтовая масса, одинаково синяя на солнце и в тени» [7, Т. 2, с. 105]. Пародирование заключается в определении «синего моря» - «не слегка сверху окрашенная вода, а густая яхонтовая масса, одинаково синяя на солнце и в тени» - очевидно, что это не роман-
10.01.01 - РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ), 10.01.03 - ЛИТЕРАТУРА НАРОДОВ СТРАН ЗАРУБЕЖЬЯ (С УКАЗАНИЕМ КОНКРЕТНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ) (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ) 10.01.01 - RUSSIAN LITERATURE (PHILOLOGICAL SCIENCES), 10.01.03 - LITERATURE OF THE PEOPLES OF FOREIGN COUNTRIES (WITH INDICATION OF SPECIFIC LITERATURE) (PHILOLOGICAL SCIENCES)
тический стиль в определении «синего моря». Гончаров использует лексику «смешения» Бенедиктова: «синее море» и «окрашенная вода», «масса» и т.д.
Однако полемика с романтиками - это лишь одна сторона позиции Гончарова. Другая связана с восхищением писателя «чутким поэтическим чувством» [7, Т.2, с. 124] романтиков, их устремленностью к идеалу. Когда Гончаров входит в зону принятия высоких романтических идей, а именно величия природы (моря), таинственности, невыразимости, идеи вечных изменений в природе и душе человека - то (при обращении восторгов в адрес Бенедиктова) стиль Гончарова восходит к чистоте и благородству стиля Жуковского, автора «Моря» и «Невыразимого». Исчезает стилевой разнобой, характеризующийся смешением высокого и низкого.
Морские пейзажи «Фрегата "Паллада"» оказываются близкими к стилю, пафосу и содержанию природных образов первого русского романтика в его стихотворении «Море», написанном в 1822 г. Романтическая символика и натурфилософия находят отражение в маринисти-ческих «зарисовках» Гончарова. И.А. Гончаров, занимая непростую позицию по отношению изображения моря, близок романтиками в философском осмыслении стихии как модели бытия, времени, первоначала, в изменчивости, борьбе и одновременно гармонии. Морские пространства побуждают повествователя вглядываться, вдумываться, философски подходить к загадкам стихии: «Выйдешь из каюты на полчаса дохнуть ночным воздухом и простоишь в онемении два-три часа, не отрывая взгляда от неба, разве глаза невольно сами сомкнутся от усталости!» [7, Т. 2, с. 105].
Типичный для романтизма образ моря в элегии Жуковского становится символом времени, динамического изменения, амбивалентного состояния. Образ моря воспринимается лирическим героем как таинственное, мистическое явление, связывающееся с ощущением романтического двоемирия. Марины Жуковского ассоциируется с бездной человеческой души. В элегии человек и природа изображены в единстве и взаимодействии. Море романтика Жуковского выступает символом человеческой жизни, многообразной и уникальной. Образ морской стихии в элегии Жуковского выступает, прежде всего, как психологический образ, пейзаж души.
Начиная с четвертого четверостишия, характер настроения морской стихии в стихотворении Жуковского меняется с гармоничного на тревожный («Когда же сбираются темные тучи» [13, Т. 2, с. 123]. При смене настроения моря изменяется характер аллитерации (раскатистое «р»), усиливает психологическое состояние лирического героя, ритм стихотворения убыстряется: «Ты бьешься, ты воешь, ты волны подъемлешь, /Ты рвешь и терзаешь враждебную мглу...» [13, Т. 2, с. 123].
Море в картинах природы как Жуковского, так и Гончарова прибывает в состоянии изменчивого настроения (оно рисуется либо в моменте бури, либо в штиль). Тихие картины моря отражают «философию покоя» Гончарова как одно из наиболее частых проявлений философского содержания в книге путевых очерков. Тишина рождает созидание водного пространства: «Боже мой! Даром пропадают здесь эти ночи: ни серенад, ни вздохов, ни шепота любви, ни пенья соловьев! Только фрегат напряженно движется и изредка простонет да хлопнет обессиленный парус или под кормой плеснет
волна - и опять всё торжественно и прекрасно-тихо!» [7, Т. 2, с. 124]. Море ассоциируется у Гончарова с гармонией, негой: «Покойно, правда, было плавать в этом безмятежном царстве тепла и безмолвия» [7, Т. 2, с. 117].
Лирический герой Жуковского представляет морскую стихию в безмолвии. Элегия начинается с зарисовки спокойного моря («Безмолвное море, лазурное море.» [13, Т. 2, с. 122], которым очарован герой. Морская стихия родственна по духу герою, он обозначает её местоимением «ты», подчеркивая близость к себе. Герой наблюдает за морем, находясь на вершине скалы. Точка нахождения героя позволяет увидеть море в панораме.
Четырехстопный амфибрахий передает неторопливое, размеренное течение воды. Первые три четверостишья характеризуются мелодичным ритмом. Прием аллитерации с использование сонорных согласных в первой строке напоминает звуки плавного движения волн («Безмолвное море, лазурное море» [13, Т.2, с. 122].
Важнейшую роль у Жуковского и Гончарова играет цветовая гамма, богатство и разнообразие которой передает торжество и мощь сил природы. Именно с «открытия» повествователем цвета морской глади начинается создание образа моря по канве романтического узора: «Море... Здесь я в первый раз понял, что значит "синее" море, а до сих пор я знал об этом только от поэтов, в том числе и от вас» [7, Т. 2, с. 105] (от Бенедиктова - прим. автора). Образ моря в элегии Жуковского создан при помощи эпитетов, передающих цветовую палитру. В морском пейзаже доминируют яркие краски. С первых строк море предстает в лазуревом цвете «Безмолвное море, лазурное море» [13, Т.2, с. 122], небо рисуется светлыми оттенками. Лирический герой, как и автор - повествователь «Фрегат "Паллада"» называет море «чистым», прозрачным. За счет переливающейся на солнце воды создается эффект блеска «светозарная лазурь», море «горит светом», облака залиты золотом. Сияние моря лирическим герой называет «сладостным блеском», подчеркивая гармонию и умиротворение от созидания морского вида. Гончаров, как и Жуковский, использует чистые оттенки, часто называет цвет моря лазурным: «.кругом до горизонта, распростерлась лазурная гладь. Глаз глубоко проникает в прозрачные воды» [7, Т. 2, с. 297]. Оба автора уделяют внимание светотени, с помощью которой создается эффект блеска и сияния.
Для эпически полного представления о природе Жуковский и Гончаров используют в своем пейзаже воздушную сферу. Небесные пейзажи у Гончарова расширяют пространство морского пейзажа, создают воздушную перспективу, придают размытость верхней границе изображения: «Море бурно и желто, облака серые, непроницаемые; дождь и снег шли попеременно - вот что провожало нас из отечества» [7, Т. 2, с. 22]. В отношении изображения неба и моря как уровней в создании природной модели, вновь проявляется диалектическое отношение Гончарова к романтизму. В книге очерков автор-повествователь описывает сон природы в традициях романтического представления, где природные объекты представлены в образе девы, возлюбленной: «Покой неба и моря - не мертвый и сонный покой: это покой как будто удовлетворенной страсти, в котором небо и море, отдыхая от ее сладостных мучений, любуются взаимно в объятиях друг друга. Солнце уходит, как осчастливленный любовник, оставивший долгий, задумчивый след
Ученые записки Орловского государственного университета. №3 (88), 2020 г Scientific notes of Orel State University. Vol. 3 - no. 88. 2020
счастья на любимом лице» [7, Т. 2, с. 121]. С другой стороны, в полемике явно прослеживаются выпады против романтических штампов: «Необозрим он, правда: зришь его не больше как миль на шесть вокруг, а там спускается на него горизонт в виде довольно грязной занавески. <...> «Могуч, мрачен - гм! посмотрим» [7, Т. 2, с. 71]. Гончаров, подчеркивает обыденность морского пейзажа, прозаизируя романтические образы небесной и водной стихии.
В элегии «Море» образ неба заслуживает особого внимания. Он выступает символом идеала, вечности, покоя. В то время как море связывается в представлении поэта с земным миром, где присутствует одиночество, печаль, небо в изображении Жуковского прекрасно и идеально, поэтому море тянется к нему («Иль тянет тебя из земныя неволи /Далекое светлое небо к себе?..» [13,
Т.2, с. 123].
Имя первого русского романтика оказывается значимым для живописания образа моря и неба в книге путевых очерков И.А. Гончарова «Фрегат "Паллада"». Гончаровские марины родственны нравственно-эстетическому содержанию картин природы романтиков, с их пластичностью, импрессионистическими переливами, невыразимым состоянием, соотносимым с «бездной человеческой души», вечными изменениями. Таким образом, элегия В. А. Жуковского «Море» была для Гончарова эталонной в плане характера изображения образов природы. Процесс утверждения реалистических принципов Гончаровым включал в себя творческое освоение художественного опыта романтического искусства, в том числе и традицию изображения природы Жуковского, его «невыразимого» моря.
Примечание
1 «В этом расположении я выбрался из каюты, в которой просидел полторы суток, неблагосклонно взглянул на океан и, пробираясь в общую каюту, мысленно поверял эпитеты, данные ему Байроном, Пушкиным, Бенедиктовым и другими - «угрюмый, мрачный, могучий», и Фаддеевым - «сердитый». «Соленый, скучный, безобразный и однообразный! - прибавил я к этому списку, сходя по трапу вниз, - заладил одно -и конца нет!» [7, . 2, с. 82].
2 Об особом отношении Майкова к Жуковскому можно судить из его стихотворения "В младенческих годах моих далеко..." (1883). В нем Майков высоко оценивает вклад «величавого старца» в развитии своего внутреннего мира: «Что прозреваю в мир, тогда впервые/Открывшийся очам моим духовным...» [9, Т .1, с. 164].
3 См: [10, с. 248-260].
4 И. А. Гончарову
(перед кругосветным его путешествием) И оснащен и замыслами полный, Уже готов фрегат твой растолкнуть Седых морей дымящиеся волны И шар земной теченьем обогнуть.<. .> Лети! И что внушит тебе природа Тех чудных стран, — на пользу и добро, Пусть передаст, в честь русского народа, Нам твой рассказ и славное перо! Прости! Вернись и живо и здорово В суровые приневские края, И радостно обнимут Гончарова И Майковы, и все его друзья! [11, сС. 56].
Библиографический список
1. Чемена О.М. Создание двух романов. М., 1966. 158 с.
2. Жилякова Э.М. И.А. Гончаров и В. Скотт (некоторые наблюдения) // Проблемы метода и жанра. Томск, 1986. Вып. 13. С. 197 - 214.
3. Краснощекова Е.А. И.А. Гончаров и русский романтизм 20-30-х годов // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1975. Т. 34, N° 4. С. 304 - 316.
4. Тихомиров В.Н. «Небывалый приток фантазии»: (О романтической лексике в романе «Обрыв») // Русская речь. 1975. № 3. С. 34 - 39.
5. Отрадин М.В. Проза И.А. Гончарова в литературном контексте. СПб., 1994. 169 с.
6. Краснощекова Е.А. Иван Александрович Гончаров: Мир творчества. СПб., 1997.491 с.
7. Гончаров И.А. Полное собрание сочинений и писем: В 20 т. СПб: Наука, 1997. Т. 2. 746 с.
8. Рыбасов А. Гончаров И. А. (ЖЗЛ). М., 1957. 376 с.
9. Майков А.Н. Сочинения: в 2 т. М., 1984.Т. 1. 575 с.
10. Павлович К.К. «Африканская тема» в книге путевых очерков И.А. Гончарова «Фрегат «Паллада» // Русский травелог XVIII - XX веков: коллективная монография / под ред. Т.И. Печерской; Мин-во образования и науки РФ, Новосиб. гос. пед. ун-т. - Новосибирск: Изд-во НГПУ 2015. С. 248 - 260.
11. Бенедиктов В.Г. Стихотворения. Л., 1939. 295 с.
12. Гинзбург Л.Я. О лирике. Л.: Советский писатель. 1974. 408 с.
13. ЖуковскийВ .А. Полное собрание сочинений и писем: В 20 т. Т.2. Редкол. И.А. Айзикова, Э.М. Жилякова, Ф.З. Канунова, О.Б.Лебедева, И.А. Поплавская, Н.Е. Разумова, Н.Б. Реморова, Н.В.Серебренников, А.С. Янушкевич (гл. ред.). М.: Яз. рус. культуры, 1999. 761 с.
References
1. Chemenu O.M. The creation of two novels. M., 1966.158 p.
2. ZhilyakovaE.M. I.A. Goncharov and W. Scott (some observations) // Problems of method and genre. Tomsk, 1986. Issue. 13. Pp. 197 - 214.
3. KrasnoshchekovaE.A. I.A. Goncharov and Russian romanticism of the 20-30s // Izv. USSR Academy of Sciences. Ser. lit. and language. 1975. V. 34, No. 4. P. 304 - 316.
4. Tikhomirov V.N. "An unprecedented influx of fantasy": (On romantic vocabulary in the novel "Cliff") // Russian Speech. 1975. No. 3. Pp. 34 - 39.
5. OtradinM.V. Prose I.A. Goncharova in the literary context. St. Petersburg, 1994. 169 p.
6. KrasnoshchekovaE.A. Ivan Alexandrovich Goncharov: The World of Creativity. SPb., 1997. 491 p.
7. Goncharov I.A. Complete Works and Letters: In 20 vols. St. Petersburg: Nauka, 1997. V. 2. 746 p.
10.01.01 - РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ), 10.01.03 - ЛИТЕРАТУРА НАРОДОВ СТРАН ЗАРУБЕЖЬЯ (С УКАЗАНИЕМ КОНКРЕТНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ) (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ) 10.01.01 - RUSSIAN LITERATURE (PHILOLOGICAL SCIENCES), 10.01.03 - LITERATURE OF THE PEOPLES OF FOREIGN COUNTRIES (WITH INDICATION OF SPECIFIC LITERATURE) (PHILOLOGICAL SCIENCES)
8. RybasovA. Goncharov I. A. (ZhZL). M., 1957. 376 p.
9. MaykovA.N. Works: in 2 t. M., 1984. V. 1. 575 p.
10. Pavlovich K.K. «African theme» in I.A. Goncharova "Frigate" Pallas "// Russian travelogue of the XVIII-XX centuries: a collective monograph / ed. T.I. Pechersk; Ministry of Education and Science of the Russian Federation, Novosib. state ped un-t - Novosibirsk: Publishing House of NGPU, 2015. Pp. 248 - 260.
11. Benedictov KG. Poems. L., 1939. 295 p.
12. GinzburgL.Ya. About the lyrics. L .: Soviet writer. 1974. 408 p.
13. Zhukovsky V.A. Complete collection of works and letters: In 20 vol. Vol. 2. / Editorial. I.A. Aizikova, E. M. Zhilyakova, F.Z. Kanunova, O. B. Lebedeva, I. A. Poplavskaya, N.E. Razumova, N. B. Remorova, N.V. Serebrennikov, A.S. Yanushkevich (Ch. Ed.). M .: Yaz. Russian Culture, 1999. 761 p.
