CC BY
202Матвеева О.Н.
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ТЕКСТ КАК ОБЪЕКТ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ ЭКСПЕРТИЗЫ
Этика создает устойчивые нормы.
Эстетика ускользает от нормирования...
Н.Д. Арутюнова
Художественный текст становится объектом лингвистической экспертизы, как показывает практика, по нескольким категориям дел. Ранее он был востребован только в качестве объекта автороведческой экспертизы, проводимой в целях атрибуции. В настоящее время художественный текст все чаще вовлекается в орбиту судебного речеведения: это прежде всего связано с делами о защите интеллектуальной собственности, регистрацией объектов авторского права в качестве товарных знаков, с анализом текста на предмет наличия скрытой рекламы употребления наркотических средств и информации, способствующей формированию интереса к наркотикам, психотропным веществам и их распространению, с делами о защите чести, достоинства, деловой репутации, оскорблении, клевете и т.п.
ТЛ С С
В настоящей статье художественный текст рассматривается как объект лингвистической экспертизы по делам о защите чести, достоинства и деловой репутации в аспекте возможности/невозможности юридизации художественных
произведений.
Неразрешенные проблемы, касающиеся лингвистической экспертизы в целом, осложняются в данном случае специфическим объектом, в отношении интерпретации которого существуют давние филологические традиции и презумпции. Проблема включает в себя целый ряд вопросов, связанных именно со спецификой исследуемого объекта. Освобождает ли от ответственности использование автором художественной формы? Если да, то при каких условиях? Основывается ли квалификация художественного текста в рамках лингвистической экспертизы на традициях его филологической интерпретации либо она исходит из других презумпций? В какой степени возможно ассоциировать героев художественного произведения, в том числе автора, с реальными людьми? Указанные вопросы встают еще более остро, если текст написан в смешанном жанре и относится к сфере художественной публицистики.
Социальная конвенция, согласно которой творчество и искусство неподсудны, в юридической сфере не действует, поскольку там не может быть решений, заранее заданных иной системой координат. Следовательно, по таким категориям дел суд всесторонне и в полном объеме исследует все обстоятельства дела, ни одно из которых не имеет для суда заранее установленной силы.
Судебная практика по такого рода делам непоследовательна и противоречива, но чаще всего идет двумя путями: в первом случае игнорируется специфика объекта как художественного произведения, в другом случае это становится решающим фактором экспертной лингвистической и итоговой юридической квалификации. Например, в 2006 году ОАО «Арманд» предъявило иск к Д. Донцовой в связи с тем, что в ее книге «Небо в рублях» описана ситуация, связанная с махинациями фирмы с таким названием. Защита была основана на доказательстве достоверности изложенных сведений: Д.Донцова обратилась к своим читателям с просьбой откликнуться тех, пользовался услугами фирмы «Арманд» и попал в подобную ситуацию, однако дело закончилось мировым соглашением. Иллюстрацией второй тенденции является, к примеру, судебная лингвистическая экспертиза, объектом которой был художественный текст, размещенная в
настоящем сборнике в разделе «Экспертная лингвистическая практика».
1
Лингвистическая экспертиза художественного текста проводится в целях установления обстоятельств, подлежащих доказыванию в рамках судебного процесса. Следовательно, в рамках исследования художественного текста последовательно решаются экспертные задачи, в первую очередь связанные с идентификацией и классификацией спорного материала.
Охарактеризуем относительно художественного текста лингвистические компоненты фрейма языковое правонарушение (см. об этом в [Матвеева 2005]), с анализом которых в той или иной мере связано любое лингвистическое экспертное исследование конфликтных текстов.
1. Перлокутивный. Наличие перлокутивного эффекта унижения/оскорбления иллюстрируется возникновением в связи с текстом конфликтной ситуации, фактом обращения за судебной защитой. Узнавание себя в неприглядном герое художественного произведения приводит к конфликту.
Лингвистическое досудебное исследование Н.Б. Лебедевой по тому же тексту см. в сборнике [«Юрислингвистика-УП: Язык как феномен правовой коммуникации», 2006].
2. Участники ситуации. Как представляется, основой для юридизации любого конфликтного текста, в том числе и текста художественного, является решение идентификационных экспертных задач, поэтому важнейшими компонентами исследования фрейма языковое правонарушение являются участники ситуации.
Частым основанием отказа в удовлетворении судебных исков, связанных с художественными текстами, является формальное отсутствие в тексте указания на конкретное лицо. В связи с этим в экспертной практике по данным видам текстов принципиально исследование номинаций в целях решения идентификационных задач.
Например, в Нижегородский районный суд г. Н. Новгорода обратился Санников Алексей Валерьевич в связи с опубликованием в газете «Весело живем» фельетона «Свадьба с комсомольским приданым», в котором проводится аналогия между Остапом Бендером и истцом. В исковом заявлении истец указывал, что «исходя из законов жанра публикации, в ней узнаваемо изменяются наименования городов, фамилии героев». Суд отказал в удовлетворении требований истца, указав, что газетная статья написана на злободневную тему с использованием юмористических и сатирических приемов. Оспариваемый фрагмент текста - «Звали молодого человека Остап Ибрагимович Ссанников. В детстве его почему-то звали Лехой. Из своей биографии он обычно сообщал только одну подробность: «Мой папа был комсомольско-подданный» - не является фактическим утверждением, «поскольку в тексте указываются имя, фамилия и отчество, которые не принадлежат истцу. Кроме того, представитель истца пояснил в судебном заседании, что у истца не было такой биографии. Следовательно, указанный фрагмент не имеет отношения к истцу». Другой фрагмент - «Сын комсомольско-подданного за свою жизнь переменил много занятий. Живость характера, мешавшая ему посвятить себя какому-нибудь полезному делу, постоянно кидала его из одной профессии в другую, пока не привела на должность зиц-председателя компании «Энерго-рога и копыта»...» - содержит оценочные суждения, также не имеющие отношения к истцу [Применение Европейской конвенции. 2006, с. 220-229].
Между тем узнаваемость героев - непременное условие художественно-публицистических произведений сатирического типа, целью которых является высмеивание отрицательных явлений действительности. Ср. сатирический эффект различного рода пародий, например, в телепередаче «Куклы» и т.п. С одной стороны, герои узнаваемы, с другой стороны, это образы, которые нельзя оценивать в
рамках соответствия-несоответствия действительности. Как отмечает Н.Д. Арутюнова, «словесное искусство отделяет образ от оригинала: образ локализован в сознании, а оригинал - в действительности» [Арутюнова 1999, с. 632].
В одних случаях возможно идентифицировать прототип художественного образа, в других случаях текст не позволяет сделать этого. Например, на невозможность идентификации лица указывается в экспертизе «Рассказ как правонарушение?» в настоящем сборнике. Однако даже возможность идентификации героя - участника ситуации есть установление «генетического родства», но не тождества, внутренней формы, но не актуального означаемого.
Сказанное касается также и автора, поскольку автор художественного произведения и реальный автор не тождественны, как не тождественны персонажи художественного произведения и реальные лица. К примеру, реальная историческая личность в художественном тексте (ср. Кутузов и Наполеон в «Войне и мире» Л. Толстого, Анна Иоанновна в «Ледяном доме» И. Лажечникова, Петр I в одноименном романе А.Толстого, С. Разин в романе В.Шукшина «Я пришел дать вам волю», династия Демидовых в трилогии Е.Федорова «Каменный пояс», И.Сталин в «Круге первом» А. Солженицына, В. Ленин в стихотворении А. Твардовского «Ленин и печник» и т.п.) есть только персонаж, образ этой личности, который может соответствовать ее духу и лишь создавать иллюзию соответствия действительности, но не быть ее достоверным отражением.
3. Внешнеситуационный и внутриситуационный компоненты.
Квалификация информации как утверждений о фактах или оценочных суждений проводится для дальнейшего установления соответствия или несоответствия действительности выделенных утверждений о фактах. Ситуация, в которую попадают стороны, достаточно парадоксальна. Если доказывается соответствие описываемого мира действительности, то предмет спора исчезает. Если доказывается его несоответствие, то художественное произведение и не должно копировать действительность.
Художественный текст, будучи способом художественного познания и воплощения опыта, не является отражением действительности и потому не имеет внеязыковой ситуации в качестве референта. Однако любой текст, чтобы быть декодированным, строится как соотносящийся с неким внешним миром. Художественный текст не составляет здесь исключения, однако он явно не рассчитан на оценку его с точки зрения истинности /ложности, соответствия /несоответствия действительности. В генетическом плане он может быть связан с
внеязыковой действительностью, но бытие его как художественного нивелирует связи с действительностью.
Художественный текст автореферентен, он является средством художественного освоения действительности - в нем создается особый мир, в котором связи с действительностью являются весьма и весьма опосредованными.
В художественном произведении действует образ, а не фиксируется внеязыковая действительность, поэтому образ не может оцениваться на предмет соответствия/несоответствия действительности. Ср.: «Образ не может совпадать с оригиналом уже в силу одного того, что он живет в пространстве индивидуального сознания, а не в контексте действительной жизни. Он формируется под давлением субъективных склонностей, интересов и идеалов индивида. Образ может фиксировать отдельное впечатление. Это образ-кадр. Однако главное назначение образа состоит в обобщении накопленного опыта, связанного с индивидным объектом или классом объектов» [Арутюнова 1999, с. 320].
Актуальное означаемое художественного текста находится в постоянном становлении, оно каждый иное - не только при чтении текста разными лицами, но даже при повторном прочтении текста одним и тем же лицом. Художественный текст является таким феноменом, в котором, по словам Р.Барта, «осуществляется сама множественность смысла как таковая - множественность неустранимая, а не просто допустимая». [Барт 1989, с. 147]. Таким образом, художественный текст предполагает бесчисленные варианты интерпретации - соответствие действительности исключает их. Ср.: «... к интерпретации не предъявляется условие истинности» [Арутюнова 1999, с. 632].
Даже внешнее оформление художественных текстов (активное использование изобразительных графических средств, различного рода рисунков, иллюстраций и т.п.) информирует читателя о том, что текст не претендует на достоверность, и чаще всего сигнализирует о принадлежности к иной сфере - сфере художественного творчества. Уже в связи с этим ожидания читателя художественного произведения менее всего должны связаны с тем, что текст будет соответствовать действительности.
4. Модальный компонент.
Поскольку статус утверждений о фактах в художественном тексте - категория формальная, то это придает текстам этого вида в целом аксиологическую направленность.
Для того чтобы не нарушать правовых ограничений, связанных с социальной коммуникацией, оценка должна быть выражена корректно. Эта аксиома не действует в сфере художественного творчества, поскольку в целях художественной выразительности могут использоваться любые языковые средства. Для художественного текста понятие нормы оценочного суждения в юрислингвистическом аспекте неприменимо. Заметим однако, что действие данного утверждения также имеет свои пределы, связанные с художественной целесообразностью и оправданностью используемых средств. Вспомним, например, вызванные «карикатурным» скандалом последствия нарушений этических коммуникативных норм. Вопрос об ответственности автора такого рода художественных произведений должен решаться с учетом прогнозируемой закономерной реакции на них читательской аудитории.
5. Иллокутивный компонент.
Творчество неутилитарно, оно не преследует сугубо практических целей, поэтому не может преследовать цели дискредитации кого-либо. В художественном произведении происходит осмысление какой-либо ситуации, обобщение опыта и т.п. Реальная судебная практика свидетельствует о том, что намерения авторов художественных текстов расцениваются иначе.
Видимо, в связи с художественными, а особенно в связи с художественно-публицистическими текстами можно говорить и о манипуляции, об использовании художественной формы в целях прикрытия своих истинных намерений. Двуплановость художественных текстов, заключающая в том, что, с одной стороны, в них изображен условный мир, а с другой, сохраняется возможность актуализации внутренней формы2, может использоваться недобросовестно. Однако сами по себе манипулятивные техники не криминализированы правом, а авторские интенции по делам о защите чести, достоинства и деловой репутации остаются за рамками юридической квалификации.
6. Индикаторы конфликта.
В целях художественной выразительности используются любые средства художественной выразительности, любая лексика, в том числе инвективная. Лексика, находящаяся за пределами литературного языка, в художественном тексте также выполняет эстетическую функцию. Следовательно, к ней не применимо понятие неприличной формы.
Экспертная практика свидетельствует о том, что часто истцы бывают задеты негативнооценочными характеристиками персонажей,
2 Заметим, в отдельных случаях отсутствие такой актуализации приводило бы к коммуникативной неудаче, свидетельствовало бы о недостижении автором своих целей.
которых отождествляют с собой. При этом в текстах такого рода создаются образы, а, как отмечают исследователи, «бранные и оскорбительные слова (негодяй, дурак и пр.) не пристают к человеку так прочно, как метафорический образ. Метафора часто содержит точную и яркую характеристику лица. Это приговор, но не судебный» [Арутюнова 1999, с. 373].
Претензии истцов по делам, связанным с художественным текстом, зачастую связаны с используемыми формами художественной выразительности. В частности, это относится к группе фигур, придающих живость и правдивость описанию или повествованию (энаргии), в перечень которых входят прагматография (описание действий), хронография (представление событий определенного отрезка времени в прошлом или настоящем), топография (описание места), прозопография (описание лица и характера), мимезис (имитация особенностей речи, в частности, произношения, а также жестикуляции и мимики персонажей), хорография (описание отдельного народа, нации, этнической группы) и т.п. Использование таких форм художественной условности, как гротеск, гипербола и подобных, порождает парадоксальную ситуацию в конфликтах указанного типа: истцы настаивают на несоответствии действительности того, что изначально задумано как искажение.
В сфере художественно-публицистических жанров описанные проблемы стоят более остро, поскольку область уже не является сугубо художественной. Следовательно, произведения, написанные в жанре статьи, очерка, фельетона, памфлета, пасквиля и пр., тональность которых располагается на шкале юмор-ирония-сатира-сарказм, исследуются на общих основаниях по принятой модели. Кроме того, существует множество переходных случаев: присущая жанровому делению условность усугубляется тем, что в настоящее время происходит активное смешение жанров, границы между которыми и так достаточно подвижны.
Например, в 2002 г. В газете «Известия» был опубликован памфлет О. Осетинского «Если бы я был Бин Ладеном», содержащий негативные суждения об исламе и его приверженцах. Вопрос о жанре указанного произведения не сыграл какой-либо значимой роли при вынесении судом решения по данному делу. Ср. также решение по делу о «Героях капиталистического труда». Об этом подробнее в [Голев 1999]. Все это свидетельствует о неразработанности правил игры на юридическом поле, отсутствии апробированных способов решения экспертных задач, связанных с художественными текстами, и устойчивых традиций квалификации такого рода материала, которые
минимизировали бы субъективность экспертных заключений и противоречивость судебных решений по такого рода делам
Специфика художественного текста как объекта лингвистической экспертизы состоит в том, что, с одной стороны, он может содержать в себе признаки языкового правонарушения, с другой, - служит главным средством защиты. В целом очерченная область пока поставляет гораздо больше вопросов, чем существует ответов в сфере теоретической юридической лингвистики и практического судебного речеведения.
Литература
Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М., 1999.
Барт Р. Семиотика. Поэтика. Избранные работы. М., 1989.
Галяшина Е.И. Возможности судебных речеведческих экспертиз по делам о защите прав интеллектуальной собственности //Интеллектуальная собственность. Авторское право и смежные права. -№9, 2005, с. 50-59.
Голев Н.Д. «Герой капиталистического труда» - оскорбительно ли это звание? (о двух стратегиях прагматического анализа текста как объекта юрислингвистической экспертизы) // Юрислингвистика-1: проблемы и перспективы/Под ред. Н.Д. Голева. Барнаул, 1999.
Лебедева Н.Б. «Вот так и живем», или Подсуден ли персонаж художественного произведения? // Юрислингвистика-УП: Язык как феномен правовой коммуникации/ Под ред. Н.Д. Голева.Барнаул, 2006.
Лотман Ю.М. Текст как динамическая система. М., 1981.
Матвеева О.Н. Лингвистическая экспертиза: взгляд на конфликтный текст сквозь призму закона// Юрислингвистика-У1: Инвективное и манипулятивное функционирование языка/ Под ред. Н.Д. Голева. - Барнаул, 2005.
Применение Европейской конвенции о защите прав человека в судах России. Екатеринбург, 2006.
Третьяков Ю. Перо приравняли к шприцу// Труд, № 196, 2006.
