CC BY
226К.И. Бринев
О ПРЕЗУМПЦИЯХ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ ЭКСПЕРТИЗЫ: КОНФЛИКТНЫЕ ВЫСКАЗЫВАНИЯ НА ШКАЛАХ «СВЕДЕНИЕ/МНЕНИЕ», «УТВЕРЖДЕНИЕ/ ПРЕДПОЛОЖЕНИЕ»,
«ОЦЕНКА/ФАКТ»
В настоящей статье мы продолжаем обсуждать вопрос об исходных презумпциях юрислингвистической экспертизы [Голев, 2001, Юрислингвистика, 2001, Цена слова, 2002]. Мы опираемся на тезис Н.Д. Голева о двунаправленной детерминации экспертной деятельности лингвиста. Эта деятельность, с одной стороны, обусловлена юридическим полюсом, определяющим двузначную систему оценок: да / нет, с другой -собственно лингвистическим полюсом, стремящимся учесть все нюансы и тонкости текста, неединственность миров, возникающих при возможных его толкованиях. При этом мы полагаем, что из тезиса о принципиальном онтологическом и функциональном различии мира права и мира языка, вытекает необходимость поиска механизмов, способных приводить эти противоречия к компромиссным основаниям, которые обеспечивают легитимные решения в области юрислингвистических экспертиз.
Лингвистическая экспертиза, будучи одной из форм юридизации конфликтных ситуаций, основывается на определенной концепции языка и его взаимодействия с законом, а поэтому назрела необходимость ответить на вопрос, какую модель языка принимает исследователь, дающий заключение по делам о защите чести, достоинства и деловой репутации. Каковы неявные теоретические предпосылки, принятые в данный момент в деятельности лингвистов-экспертов? Каковы юрислингвистические следствия из этих принимаемых лингвистом предпосылок? Мы исходим из следующей гипотезы: в настоящее время в экспертной практике по защите чести, достоинства и деловой репутации ведущей детерминантой является юридическая детерминанта, что приводит к доминированию в экспертных
заключениях значения над значимостью1, диктума над модусом и, в конце концов, формы над содержанием.
Этот факт проявляется в нескольких отношениях:
1. Детерминация со стороны юридического языка приводит к логике формальных однозначных решений по поводу того или иного текста. Так, разграничение сведения и мнения сводится к наличию / отсутствию в тексте формальных маркеров. Такая модель естественного языка вряд ли приемлема: она неявно предполагает гармоничное соответствие между формой и содержанием, что идет в разрез с асимметрическим дуализмом языкового знака.
2. Лингвистическое противопоставление сведений и мнений (коррелирующих с разработанными в лингвистике категориями событий и оценок, фактов и оценок) основано на принципе семантического подобия, схожести в объемах (содержаниях?) значения лингвистических понятий и терминов сведение и мнение, бытующих в юридических текстах. В этом отношении лингвисты стараются буквально истолковать данные термины при помощи существующих лингвистических понятий. Этот факт служит причиной для нерасчлененного представления юридических и лингвистических оснований экспертной деятельности: неявно принимается, что ключевые для поля порочить концепты (сведение, мнение, норма, истина и т.п.) либо автоматически переводимы из юридической2 в лингвистическую плоскость и наоборот, либо тождественны.
За названными фактами лежит отражательная модель языка: из существующих множеств отношений язык / мир, говорящий / слушающий,
1 Так, например, вводя ограничение на употребление слов в превосходной степени [Закон о рекламе, 1995] законодатель в принципе настаивает только на информативном функционировании таких слов в текстах рекламы. Но именно в текстах рекламы информативная цель по отношению к суггестивной (манипулятивной?) оказывается вторичной.
2 В данном случае уместно было бы сказать «бытовой сферы», так как юридизированность понятий сведение и мнение определяется по-нашему мнению, только лишь тем, что оно употребляется в текстах законов. Терминологический вес этой оппозиции придают также постановления пленумов ВС РФ. В принципе такое направление процесса развития и функционирования юридического языка объективно: оно идет от неспециализированных концептов к специализированным. В этом плане лингвистическая экспертиза может выступать как одно из средств такой специализации, но для этого необходимы легитимные лингвистические основания.
отражение / деятельность / язык выбирается отражательная, информативная модель, проецирующаяся на ось язык / мир. Это в частности выражается в убежденности лингвистов в том, что юридизируются дескриптивные высказывания - высказывания, сообщающие о некоем положении дел в реальном мире. При этом признается, что содержание этих высказываний может быть ложным или истинным относительно реального мира.
Складывается следующая ситуация: с одной стороны, юридический
-5
язык не выработал еще своих ключевых концептов , которые были бы условны по отношению к обыденным (а также лингвистическим, культурологическим) представлениям, с другой - из того, что для лингвистики юриспруденция это часть мира, она как и весь мир начинает автоматически отражаться в обыденном языке, делая естественным переход от лингвистики к заключению практически о любом состоянии мира (фактическом, истинностном, нормативном и т.п.).
Описанная проблема проявляется в делах по защите чести и достоинстве и касается она прежде всего вопроса о разграничении сведения / мнения, события / оценки и т.п. В лингвистическом плане проблема возникает в связи со следующими положениями. 1) Существуют пропозиции, которые не реагируют на маркеры мнения, так фраза Вася убил Петю в определенном отношении эквивалентна фразе Я считаю, что Вася убил Петю (ср. [Апресян, 1974]). Ситуация осложняется тем, что такая подстановка возможна в любой публикации, так как она (публикация) есть продукт деятельности конкретного автора и в этой связи ответа на вопрос нет.
В принципе принято такое деление утверждение / предположение. Из этого неявно вытекает, что мнение в форме утверждения (может / не может соответствовать действительности), что как представляется (если мы
3 Для выработки таких условностей в юридическом языке необходимо, по нашему мнению, ответить на семиотические вопросы. Что юридизируется (семантика)? Зачем юридизируется (прагматика)? Как юридизируется (синтактика)?
правильно понимаем) мыслится как юридически значимое последствие. Юридическая практика не подтверждает этого, в юридической деятельности и юридическом языке, с одной стороны, как средстве, а с другой - как способе существования этой деятельности сложилась «четкая» оппозиция сведения и мнения и типичная формулировка юридических заключений такова: суд обоснованно пришел к выводу о том, что оспариваемое высказывание содержит сведения о фактах, в силу чего не может быть отнесено к субъективному мнению. Более того, само представление концепта сведение как информации о некоем положении дел противоречит объективному референциальному смыслу этого термина, так как наличие негативной информации, предполагает оценку в широком смысле этого слова, описываемую в параметрах правильно / неправильно, должно / недолжно, хороший / плохой и т.п. Эти параметры не включают в себя дескриптивные критерии истинно / ложно. Наличие такого рода противоречия объективно - оно обусловлено особой нормативной логикой юридического языка, в котором все множество дескриптивных высказываний ставится в соответствии с семантическими операторами должен /может, эта логика распространяется и на категорию порочащих сведений. Таким образом, формула юридического языка для порочащих сведений выглядит примерно так Запрещено сообщать, что Х поступил так-то и так-то (при условии, что «Х поступил... »- ложно), и это запрещено в области морали, этики, существующего законодательства4 Часть, выделенная жирным шрифтом, относится к нормативной логике юридического языка, следующая за этим часть - дескриптивное высказывание, описывающее реальную ситуацию. Область действия семантических предикатов в юридическом языке не определена, так как не определена область действия этих
4 «Порочащими, в частности, являются сведения, содержащие утверждения о нарушении гражданином или юридическим лицом действующего законодательства, совершении нечестного поступка, неправильном, неэтичном поведении в личной, общественной или политической жизни, недобросовестности при осуществлении производственно-хозяйственной и предпринимательской деятельности, нарушении деловой этики или обычаев делового оборота, которые умаляют честь и достоинство гражданина или деловую репутацию гражданина либо юридического лица» [Постановление Пленума, 2005].
163
предикатов в дескриптивной части высказывания. Действительно, какие предложения типа Запрещено в области морали, этики, существующего законодательства Х, при подстановке вместо Х конкретного действия истинными высказываниями, а какие ложными? Каковы критерии истинности данных высказываний? Таким образом, в юридическом задании сведения по существу мы имеем четыре высказывания, а не одно, и сочетание этих четырех суждений является сценарием, который на глубинном уровне определяет, задает и предписывает нормы юридического поведения в собственно юридической и лингвистической (в ее экспертном проявлении) его составляющей. На поверхностном уровне, по крайней мере, в лингвистической составляющей этот концепт трансформируется в проблему лингвистической идентификации предложений, построенных по образцу сведений, событий, фактов. Этот образец можно задать следующим высказыванием Х утверждает, что имело место У. Причем предикат иметь место полагается принципиально верифицируемой единицей. При этом область действия предиката запрещено полагается заданной, интуитивно ясной. Для лингвистики она, по-видимому, определяется нормами языка в задании оценочных (в том числе и нормативных смыслов), для юриспруденции действие данного предиката, вероятно, связано с понятием нормы вообще (которая вряд ли имеет реальное существование: норма вариативна, а может быть, даже существует множество не сводимых к какому-либо инварианту норм), так как его содержание задается недифиринцированно, вне какой-либо связи с конкретной областью его действия, полагается, что мораль, закон (?), этика - явления одного порядка5. Из этих фактов вытекают проблемы, связанные с нормативными и истинностными презумпциями экспертных исследований по делам о защите чести, достоинства и деловой репутации, которые напрямую связаны и с
5 Такое положение вполне соответствует обыденным представлениям о нормах, где нормы нерасчленены, выражены в языке и т.п.
уровнем компетентности лингвиста-эксперта. Рассмотрим данные презумпции.
Нормативность. Вспоминается следующий сюжет: Подвыпивший в гостях немец просит хозяина дома подвезти его до дома. Хозяин дома, тоже выпивший, исполняет просьбу товарища. Когда первый выезжает домой, привезенный им друг набирает номер телефона полиции и сообщает, что по такой-то дороге в таком-то направлении едет пьяный человек. Сообщает он это, волнуясь то ли за друга (в нашей культуре еще как-то объяснимо), то ли за людей на улице, которые могут стать жертвами пьяного водителя.
Приведенный с точки зрения русской культуры курьез важен как иллюстрация наличия противоречий между культурными в широком смысле и юридическими нормами и оценками6. В этом отношении интерес представляет реальная ситуация. Суд предложил эксперту оценить словосочетание дружеские отношения на предмет наличия / отсутствия негативной информации о лице (см. Экспертиза №1 в [Юрислинвистика -5, 2004]. Понятно, что в самом словосочетании дружеские отношения не содержится никакой оценки в аспекте запрещено или плохо, но это никоим образом не исключает возможности задания такой оценки относительно реально существующих норм и оценок. Встает вопрос: входит ли решение подобных проблем в компетенцию лингвиста? Очевидно, что без разработки нормативной, этической и оценочной лингвистики ответ на этот вопрос невозможен.
Особую проблему составляет описание в названном аспекте сведений, содержащих утверждения о нарушении гражданином или юридическим лицом действующего законодательства (см. об этом также в [Лебедева, 2002]). Казалось бы, решение проблемы в данном случае очевидно: сообщения о нарушении действующего законодательства могут быть
6 Еще один пример, а точнее предположение. Весьма вероятно, что в семиотике культуры быть свидетелем непрестижно, а в каких-то социальных группах просто непозволительно, запрещено.
признаны в качестве достаточных для рассмотрения сведений в аспекте нанесения морального вреда тому или иному лицу. Но в данном случае возникает проблема столкновения обыденного представление о законности (обыденные представления о действии оператора Х не может сделатьУ относительно действующего законодательства) с юридической законностью. Приведем два крайних, по нашему мнению, решения этого вопроса.
1. В силу пункта 2 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 18.08.1992 N 11 (действовавшего в период рассмотрения спора) под распространением сведений, порочащих деловую репутацию юридических лиц, следует понимать опубликование таких сведений в печати, трансляцию по радио и телевидеопрограммам, демонстрацию в кинохроникальных программах и других средствах массовой информации. Порочащими являются такие не соответствующие действительности сведения, которые содержат утверждения о нарушении юридическим лицом действующего законодательства и умаляют деловую репутацию юридического лица . Материалы дела свидетельствуют о том, что оспариваемая фраза в контексте статьи Полькина А.А. "Дорогая электронная безделушка", опубликованной в газете "Красное знамя" от 09.04.2004 N 59, является суждением корреспондента об отсутствии у истца необходимых характеристик дистрибьютера известной компании "Дженерал Электрик" и не содержит утверждений о каком-либо нарушении ООО "Фарм" действующего законодательства. Таким образом, высказанное журналистом мнение в средстве массовой информации по поводу конкретного события не обладает необходимыми признаками для отнесения его к сведениям, порочащим деловую репутацию истца. Всесторонне, полно и объективно оценив представленные доказательства, суд правомерно отказал ООО "Фарм" в удовлетворении иска. Возражения заявителя проверены и отклонены как несостоятельные в силу изложенного.
7 Встает вопрос о тождественности /нетождественности
166
Оснований для отмены обжалуемых судебных актов по приведенным в кассационной жалобе доводам не имеется [Постановление, 2005].
2. Требуя признать не соответствующим действительности указание в протоколе N 35 на мошеннический характер действий истца как организатора игры, последний ссылается на то, что понятие мошенничества используется исключительно в уголовно - правовом значении (ст. 159 УК РФ). Однако термин "'мошенничество" используется не только в уголовно - правовом значении, но также и в литературной и разговорной речи. Суд апелляционной инстанции обоснованно указал, что слово "мошенничество" применительно к действиям организатора игры в протоколе N 35 используется в смысле "обыкновенного обмана людей". Такое толкование указанного термина соответствует определению мошенничества как обмана с корыстной целью в соответствии с Толковым словарем русского языка (С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова, 3 издание Москва, "АЗЪ", с.360). [Постановление, 2001]
В первом фрагменте очевидно распространение категории сведения
о
только лишь относительно действующих юридических норм . В этом случае лишаются статуса «быть порочащими» обыденные представления о должном в аспекте «должно быть по закону»9. Обыденные концепты законности также как и юридические (если не в большей мере, так как юридические концепты вряд ли в полном объеме входят в обыденное языковое сознание) могут влиять на общественное мнение, формировать тот или иной тип оценок, влекущий за собой определенное негативное отношение к имени физического или юридического лица. Этот факт учитывается во втором постановлении, где за лицом признается право говорить и мыслить в обыденных категориях и за этими категориями признается право являться
8 В данном случае мы не касаемся обсуждения вопроса о том, что в тексте постановления фигурирует слово мнение. В принципе (если это доказано), то, судя по всему, это является достаточным основанием для вполне определенного решения по делу.
9 Кстати, негативный характер сведений об отсутствии у фирмы прав на дистрибьютерство может быть оценен не только относительно действующего законодательства, но и относительно других презумпций, например, отношений фирма / покупатель, вероятно, имиджу фирмы может быть нанесен ущерб.
167
критериями при судебных решениях. В связи с анализом этих двух фрагментов встает вопрос: чем должен руководствоваться суд при квалификации истинности / ложности высказывания Х нарушил закон или Х совершил преступление или Х убил У? Какое значение слов закон и преступление бытовое или специально-юридическое должно быть предметом рассмотрения в деле о защите чести, достоинства и деловой репутации? Какие типы событий, фактов, ситуаций доказывали бы истинность данного высказывания? Специально-юридическое решение проблемы лишало бы носителей языка употреблять данные слова в бытовом смысле, что представляется абсурдным. Второе решение ведет к большой неопределенности, преодолеть которую не готовы в настоящее время ни юриспруденция ни лингвистика.
Истинность. Из практики юрислингвистических экспертиз неявно следует, что оценка, суждений по признаку может / не может быть проверено в плане их соответствия действительности входит в компетенцию лингвиста. Но кажется вполне вероятным, что мы имеем дело минимум с тремя концепциями истинности - логической, юридической и лингвистической, и они в принципе не обязаны быть тождественными. Вряд ли лингвистов в настоящее время интересует проблема истинности высказывания Все, что написано в этой статье ложно (истинна или ложна выделенная фраза?), известная в логике как парадокс лжеца. В лингвистике в настоящее время концепция истинности находится в зачаточном состоянии [Арутюнова, 1976] 10, а поэтому несколько некорректным является утверждение лингвистов о принципиальной проверяемости какого-либо высказывания. Думаем, что лингвисты склонны сводить проверяемость к форме подачи информации: если перед нами утверждение о фактах (кстати,
10 Вероятно, что лингвистическая концепция истинности - это описание относительно независимого феномена. Например, в лингвистике вполне возможен переход от логики существования к логике оценок, причем оценочное высказывание тоже истинно. Этот факт отражается в такой формуле Правду ведь говорит, причем под правду попадают и оценки лицом, которое говорит правду, сообщаемых им же (лицом) событий. Кстати, такой переход используется в манипулятивных целях. Очевидно, что такая истина не совпадает ни с логической, ни с юридической. Но это и не истина в том плане, что она может или не может соответствовать действительности.
слово факт здесь становится весьма неопределенным), то оно может быть проверено на предмет его соответствия действительности. С позиций современных концепций лингвистической истины проверяемо утверждение Коля любит Олю, в логических системах представляющее собой квазивысказывание11. Последнее не означает, что данное высказывание является квазивысказыванием и в юридическом языке, который условен как по отношению к логическому, так и к естественному языку, быть может, в нем существуют свои условные критерии для определения истинности / ложности (например, дарение подарков Оле может быть признано в качестве достаточного основания для признания исходного утверждения истинным).
Неразличение истинностных планов можно наглядно проиллюстрировать экспертным заключением №3 в [Цена слова, 2002, с. 4653]). В основание экспертного заключения были положены различные концепции истины: когерентная - согласованность утверждений между собой - и «психологическая», связанная с оценкой истинности одного из утверждений истцом. Приведем конкретные фрагменты текста экспертизы
Вопрос к эксперту: Сколько утверждений содержится во фразе А. Минкина «Я могу назвать номер договора, лицевой счет любого из этих людей. Если Вам за пустяковое движение руки дали 100 тыс. долларов - это криминал»?
Ответ: Фраза А. Минкина «Я могу назвать номер договора, лицевой счет любого из этих людей. Если Вам за пустяковое движение руки дали 100 тыс. долларов - это криминал» содержит два утверждения:
(1) «Ямогу назвать номер договора, лицевой счет любого из этих людей».
(2) «Если Вам за пустяковое движение руки дали 100 тыс. долларов - это криминал»
11 Как доказать, что Коля не любит Олю, если Коля утверждает обратное или как доказать, что Коля любит Олю, если Коля утверждает обратное, а мы подозреваем, что он лжет.
О толковании утверждения (1) как истинного или ложного ничего нельзя сказать, так как необходимо располагать информацией о реальном положении дел.
Утверждение (2) содержит отношения логического следования если..., то... (импликация). Иными словами, рассматриваемая фраза может быть истолкована так:
«Если Вам за пустяковое движение руки дали 100 тыс. долларов» -это посылка
«то это криминал» - это заключение...
...Утвеждение (2) «то это криминал» можно считать обвинением
А.Б. Чубайса, только если сам А.Б. Чубайс считает, что работа,
выполненная им, - пустяковое движение руки. Если А.Б. Чубайс считает,
что работа, выполненная им, не пустяковое движение руки, то эта фраза к
нему не относится» [Цена слова, 2002, с. 51]
Вопрос к эксперту: Содержится ли во фразе А. Минкина «Кох получил
100 тыс. долларов за ненаписанную книгу... Никаких таких гонораров быть
не может - это скрытая форма взятки» утверждение о том, что
А.Б. Чубайс совершил преступление такое же по своему составу, которое
якобы совершил Кох?
Ответ: Фраза А. Минкина «Кох получил 100 тыс. долларов за
ненаписанную книгу ... Никаких таких гонораров быть не может - это
скрытая форма взятки» может быть рассмотрена как утверждение о
том, что Чубайс совершил преступление такое же по своему составу,
которое якобы совершил Кох, только в том случае, если сам А.Б. Чубайс
считает, что Кох совершил преступление, - в таком случае аналогия с
Кохом оскорбляет А.Б. Чубайса».
Логика приведенного экспертного заключения напоминает логику
обратную логике Сократа в диалогах Платона. Основная стратегия Сократа
заключалась в том, что если противник в споре принимал истинность
посылок, то он должен принять и истинность заключений. Такая стратегия в
170
определенных случаях может трактоваться как стратегия манипуляции, и экспертное заключение в каком-то отношении представляет собой не только исследование, но и определенный способ воздействия на истца, имеющий формулу Прими за истинное то, что тебе невыгодно.
Кстати, если уж и быть логиком, то нужно им быть до конца. Нужно в принципе указать, что импликация ложна тогда и только тогда, когда антецедент (основание) истинен, а консеквент (заключение) ложно, во всех остальных случаях импликация истинна. Например, истинны такие выражения Если 2+2=5, то земля - планета солнечной системы. Такие выражения известны в логической литературе как парадокс материальной импликации. Кроме того, из выражений если А, то В и неверно, что А логически не следует выражение неверно, что В. И еще: в данном случае А. Чубайс вполне мог признать истинность посылки в том смысле, что пустяковое движение руки интерпретировалось бы им как отсутствие усилий в делании чего-либо, свидетельствующее о его большом профессионализме и тем самым он сразу? доказал бы? ложность всего утверждения.
Второй пример аналогично «логичен»: А. Чубайс в принципе ничего не должен считать. Ключевым словом здесь является слово аналогия (аналогия с Кохом). Допустим, были высказывания12 1. Кох совершил преступление 2. Чубайс сделал то же, что и Кох, очевидно, что это семантически эквивалентно предложению Кох совершил преступление и Чубайс совершил преступление, а из него можно вывести Чубайс совершил преступление, Кох совершил преступление. Очевидно, что истинность этих двух предложений никак не связана. Зачем признавать истинность последнего для того, чтобы доказать, что второе имеет отношение к А. Чубайсу? Истинно или ложно последнее - это уже другой вопрос.
12 Думается, что предположение о наличие таких смыслов (эксплицитных или имплицитных) в тексте рассматриваемой экспертизы высоко вероятно. Вероятность таких смыслов косвенно подтверждается интервью с самим А. Минкиным («Скажу, что в одной из экспертиз меня устроило безусловно. В 1997 году, сообщая в прямом эфире «Эха Москвы», что Чубайс и еще четверо его подельников получили по 90 тысяч долларов в виде гонорара (таких гонораров не бывает) за ненаписанную книгу, я сказал...), а также фразами, исследующимися в вопросе №9 «это не компромат, это уголовные факты» и «основание для возбуждения уголовного дела».
Заканчивая данный сюжет, отметим, что выводом из наших рассуждений является суждение о том, что в настоящее время экспертизы по чести и достоинству находятся на уровне здравого смысла и научное (лингвистическое и юрислингвистическое) их решение находится в начальной фазе.
& & &
Предшествующий анализ дает нам право утверждать, что
юридизируются вопреки распространенному мнению именно оценочные (не
событийные, не фактологические и т.п.) высказывания. Но если даже считать
оценочную часть в спорном высказывании заданной (что в принципе и
принимается в лингвистических экспертизах в настоящий момент), а
проблему истинности решенной, то опять-таки фактически юридизируется
два высказывания Хпоступил так-то и так-то и это высказывание истинно
(Х поступил так-то, Это высказывание истинно), но не голое утверждение
о событиях. Поэтому традиционное деление высказываний, принятое в
[Памятка, 2004], на события и оценки не соотносимо с лингвистическими
презумпциями. Если лингвистами принимается деление Н.Д. Арутюновой на
факт, событие, пропозицию, оценку, то реальное положение относительно
юридизации связано с юридизацией пропозиции (не события, не факта!),
принятой в [Арутюнова, 1976, 1988]. И все равно это еще не все. Дело в том,
что второе высказывание тоже может иметь (точнее было бы сказать имеет)
модальность: безусловно, истинно; вероятно, истинно; хочу, чтобы было
истинно; верю, что истинно; хочу, чтобы вы считали, что истинно
описание этих модальностей, по всей видимости, составляет необходимый
компонент для юридизации того или иного высказывания. Настоящий этап
развития экспертной деятельности юридизировал оппозицию предположение
(вероятно, что истинно) / утверждение. В состав последнего члена данной
оппозиции нерасчлененно входят остальные названные модальности.
Возникает вопрос: каковы основания для такого решения? Думаем, что
172
ведущее основание заключается в следующем: лингвисты и юристы пользуются в своей практике обыденными концептами мнение / сведение. В связи с этим нельзя не отметить механистичного и аналогового характера принимаемых в теории экспертизы решений, которые определяются формулой: из числа лингвистических концептов, выбираются наиболее подходящие в плане их соответствия концептам мнение и сведение, бытующим в юридических текстах, а по существу концептов, имеющих сходное значение с обыденными терминами сведение и мнение.
Этот факт определяет и то, что в принципе оппозиция сведение /мнение оказывается для лингвистики очевидной и исходной, она принимается без доказательств, при этом естественно, что квалификация того или иного фрагмента текста как сведения или как мнения осуществляется интуитивно. В лингвистических экспертных заключениях квалификация компонентов текста в описываемом аспекте подается в декларативном модусе и жанр ее подачи скорее соответствует жанру выводов, нежели жанру
13
лингвистического исследования . В лучшем случае доказательства сводятся к формальным критериям - наличию / отсутствию модальных слов. Но отсутствие выражающего не свидетельствует об отсутствии выражаемого, равно как и наличие маркеров не свидетельствует об однозначной квалификации как сведения или мнения. Приведем следующие примеры14:
1. Исследуемый фрагмент текста «Тут всех потрясает страшное известие: в апреле 1997 года расстреляли директора мясокомбината Попова, который печатно обвинил «Траст» и Кузнецова в финансовых махинациях. На его похороны пришел весь город - не было только никого из «Траста». Люди чуть не пальцем показывали на заказчиков убийства - но милиция их так и не нашла» допускает три равновероятностные интерпретации:
13
13 привести заключ или ссылку
14 Материалы взяты из Лаборатории юрислингвистики и развития речи.
1) автор статьи выражает свое мнение о том, что фирма «Траст» и
Кузнецов являются причастными к убийству директора мясокомбината Иванова;
2) автор сообщает о факте наличия общественного мнения по поводу убийства Попова: к нему причастны Кузнецов и «Траст»;
3) автор сообщает о факте наличия заказчиков убийства Попова, но имен не называет.
Любая из указанных интерпретаций является лингвистически оправданной. Таким образом, квалифицировать данный фрагмент текста как содержащий утверждение о факте или выражение мнения не представляется возможным15.
Очевидно, что на интенциональном уровне формула фрагмента выглядит следующим образом: Я (автор) хочу, чтобы для вас (воспринимающих) было истинным, что заказчиками убийства Попова является фирма «Траст» и Кузнецов. В этой связи данный отрывок содержит информацию в форме сведений, так как основная прагматическая установка -установка сообщить сведение. Ключевой оказывается в данном отрывке фраза Люди чуть не пальцем показывали на заказчиков убийства, которая является косвенной апелляцией к авторитету и в принципе «работает» на формирование восприятия скрытого утверждения Кузнецов и «Траст» -
15 Приведем более широкий контекст, в котором присутствовал исследуемый фрагмент:
...Тут всех потрясает страшное известие: в апреле 1997 года расстреляли директора мясокомбината Попова, который печатно обвинил «Траст» и Кузнецова в финансовых махинациях. На его похороны пришел весь город - не было только никого из «Траста». Люди чуть не пальцем показывали на заказчиков убийства - но милиция их так и не нашла. «Хочешь, тебя шлепну?»
В итоге мои отношения с Кузнецовым обострились до предела. Однажды я случайно стал свидетелем, как он в редакции газеты «Соседи» накачивает журналистов, кому отдать предпочтение на выборах. Говорю ему: «Вы, как глава администрации, не имеете права давить на СМИ». Он тут же вспыхнул, гаркнул на присутствовавших: «Пошли вон!» Те, как оплеванные, выскочили. Тогда он кинулся на меня, полетели стекла.
Другой раз вызывает меня в свой кабинет: «Ну что, долго ты будешь мне морочить голову? Тебе деньги нужны - так скажи, сколько ты стоишь? Или ты такой дурак, что за идею борешься?» Я говорю: «Представь себе, такой дурак!»
Или в том же кабинете хвастает: «Мне выдали сегодня пистолет, - достает его из стола, - хочешь, тебя шлепну и скажу, что ты на меня напал?» Я ему: «Ну, шлепни, если не боишься».
А потом как-то просыпаюсь дома в 4 утра, чувствую: пахнет дымом. Выскочил в прихожую - а там горит входная дверь. Хотел открыть ее, но не смог - ручка раскалилась. Поднял жену и детей, потом вышиб дверь - по ту сторону кто-то сложил резину и поджег. Я написал заявление в милицию, но точно также как и в случае с Поповым, злоумышленников не нашли.
убийцы Попова как истинного. Причем истинность в данном случае -категория не логического порядка, но текстовая категория. В целевом отношении такая истина предполагает реакцию читающего, которую можно может быть представлена следующим спектром оценок: Так оно и было; Скорей всего, оно так и было; Вероятно, так оно и было. Категория истины в этом отношении - это уже не значение высказывания относительно реального положения дел в мире, но и результат взаимодействия. Такой подход к названным проблемам предполагает обоснование, с одной стороны, возможности, необходимости, и достаточности юридизации той или иной модальности со стороны юриспруденции и, с другой - обоснования соответствия определенной модальности (модальностей) с точки зрения лингвистических интенциональных презумпций.
Литература
Апресян Ю.Д. Лексическая семантика: синонимические средства языка, М., 1974.
Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл, М., 1976.
Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений, М., 1988.
Голев Н.Д. Об объективности и легитимности источников лингвистической экспертизы // Юрислингвистика 3: Проблемы юрислингвистической экспертизы, Барнаул, 2001, с. 14-29.
Закон о рекламе "Собрание законодательства РФ", 24.07.1995, N 30, ст.
2864.
Лебедева Н.Б. О метаязыковом сознании юристов и предмете юрислингвистики (к постановке проблемы) // Юрислингвистика-2: русский язык в его естественном и юридическом бытии, Барнаул, 2002, с. 49-64.
Ратинов А.Р. Когда не стесняются в выражениях. // Цена слова, М.,
2002.
Памятка по вопросам назначения судебной лингвистической экспертизы, М, 2004.
Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 24 февраля 2005 года №3 «О судебной практике по делам о защите чести, достоинства и деловой репутации граждан и юридических лиц» // Справочно-правовая система КонсультантПлюс.
Постановление Федерального арбитражного суда Волго-вятского округа от 4 апреля 2005 года // Справочно-правовая система КонсультантПлюс.
Постановление Федерального арбитражного суда Уральского округа от 24 сентября 2001 года // Справочно-правовая система КонсультантПлюс.
Цена слова, М., 2002.
Юрислингвистика-3: Проблемы юрислингвистической экспертизы, Барнаул, 2001.
Юрислингвистика-5: юридические аспекты языка и лингвистические аспекты права, Барнаул, 2004, с.239-242.
