CC BY
42
О Е. Ниязове и его работах с группой «Кино» пишет Олег Петухов в статье «Рок под серым небом»: «Как это удается Ниязову, загадка таланта художника. Но думается, что здесь имеют значение и природная интуиция, проницательность, сочетающаяся с большим тактом, и редкий культурный уровень, искушенность во многих искусствах, открытость для новых творческих впечатлений. Его работы «чистая фотография», фиксирующая абсолютную реальность, кажется единственная трансформация, которой перевод в черно-белое изображение. Но в оттенках черного и белого, борьбе тени и света, не скрываемые разноцветной вуалью, проявляются тонкие черты этой одухотворенной реальности. «Духоматерия» материал, с которым работает фотохудожник, подчиняя его своему взгляду» [3].
Если в фотопортретах Е. Ниязовым акцент делается на личности, то в пейзажах - на реальность. Главное в его пейзажных работах - не протокольная съемка ландшафта, не механическое воспроизведение красот природы, а неторопливое и глубокое погружение в трехмерное пространство окружающего мира; его созерцание, осмысление, эмоциональное восприятие и последующая передача результатов этой внутренней работы на фотографическую плоскость изображения.
Вот что пишет о творчестве Е. Ниязова известный российский фотохудожник А. Слюсарев: «Ниязов - замечательный пейзажист, в его пейзажах есть встречный взгляд природы, живущей своей потаенной жизнью. Талант художника, здесь имеют значение и природная интуиция, проницательность, сочетающаяся с большим тактом, и редкий культурный уровень, искушенность во многих искусствах, открытость для новых творческих впечатлений» [1, с. 16].
Пейзажные работы Е. Ниязова изящны, наполнены музыкой и чувственностью. Его снимки из цикла «Каменные фантазии» можно назвать (по аналогии с музыкой) «фотовариациями на тему...». Эта аналогия с музыкой неслучайна. Музыка в жизни и творчестве Едыге Ниязова играла очень большую роль. Он прекрасно знал и разбирался в классической и современной музыке, особенно любил вокальную. В его фотошколе, в доме музыка звучала постоянно как жизненный фон, где каждая работа, оставаясь в рамках избранной темы, вносила свежее прочтение [4].
Художником созданы такие циклы, как «Пейзажи Казахстана», «Каменные фантазии», есть ряд снимков, запечатлевших красоты Чарынского каньона. Каньон располагается в 195 км восточнее Алма-Аты, недалеко от границ с Китаем. Каньон вхо-
Библиографический список
дит в территорию Чарынского национального парка, образованного 23 февраля 2004 года. Чарынский каньон - памятник природы, сложенный из осадочных пород, возраст которых составляет около 12 миллионов лет. В лоне каньона сохранилась роща реликтового вида ясеня, пережившего эпоху оледенения - ясеня согдийского. Другая подобная роща есть только в Северной Америке. С 1964 года Ясеневая роща объявлена памятником природы. Также огромный интерес представляет и туранговая роща - роща азиатского тополя.
В январе 2001 года Едыге Ниязов, Анур Билялов, Сергей Гришин показали свои творения, овеянные воспоминаниями о поездке в Узбекистан в город Бухару. Бухара - это город-музей под открытым небом. Бухара - один из семи святых городов ислама, с впечатляющей архитектурой и богатой историей. Веками он был центром торговли и заслужил среди мусульман титул Бухоро-и-Шариф, то есть, «Великая Бухара» [5].
Вдохновлялся Е. Ниязов в пейзажном жанре и любимым городом Павлодаром. Мастер ощущал неотвратимое исчезновение исторической духовности и предметов материальной культуры на старых улочках старого Павлодара. Вглядываясь через фотообъектив в узкие оконные проемы, сиреневые дворы, в лица старух на высоких деревянных крылечках, в покосившиеся заборы, деревянные амбары, с чувством печали. Цикл «Цветение» характеризует Е. Ниязова как яркого мастера в пейзажном жанре. С доверием и раскованностью открывается перед ним природа. Его работы - не банальная фиксация красоты окружающих ландшафтов, а мастерски выстроенные и виртуозно выполненные композиции.
Цикл «Цветение» подчинен единому сюжету. Показан период зарождения весны [6]. Автор через раскрытые покосившиеся ворота запечатлел цветущий сад, крупным планом предстает перед нами друг и защитник дома - большая дворовая собака. На другом снимке, вновь на фоне цветущего сада, на переднем плане видим старый обычный домашний стул - свидетеля прошедших лет.
В творчестве мастера художественной фотографии присутствует самодостаточность, основанная на уверенности в том, что искусство возможно создавать разнообразными средствами и при любых обстоятельствах. Такая концепция, быть может, была главной движущей силой культуры 80-х годов ХХ века.
Содержание и форма творческого наследия Е.Р. Ниязова являет собой значительный и уникальный вклад в художественную культуру Казахстана.
1. Слюсарев, А. О Едыге Ниязове. «Не переигрывая...» // Советское фото. - 1990. - № 4.
2. Пожарская, С. Фотомастер. - М., 2001.
3. Петухов, О. Рок под серым небом // Едыге Ниязов. Прямая фотография. - [Э/р]. - Р/д: http://edygeniyazov.com
4. Хлобыстин, А. Петербургский эпос Едыге Ниязова // Арт Клуб. - 2009. - Октябрь.
5. Видеоматериалы фотовыставки «БУХАРА», показанной в художественном музее (г. Павлодар) [Э/р]. - Р/д: http://youtu.be/OL4Ui-d7AHM
6. Хлобыстин, А. Фотопрактики новой академии изящных искусств // Искусство. - 2011. - № 4-5.
Bibliography
1. Slyusarev, A. O Edihge Niyazove. «Ne pereigrihvaya...» // Sovetskoe foto. - 1990. - № 4.
2. Pozharskaya, S. Fotomaster. - M., 2001.
3. Petukhov, O. Rok pod serihm nebom // Edihge Niyazov. Pryamaya fotografiya. - [Eh/r]. - R/d: http://edygeniyazov.com
4. Khlobihstin, A. Peterburgskiyj ehpos Edihge Niyazova // Art Klub. - 2009. - Oktyabrj.
5. Videomaterialih fotovihstavki «BUKhARA», pokazannoyj v khudozhestvennom muzee (g. Pavlodar) [Eh/r]. - R/d: http://youtu.be/OL4Ui-d7AHM
6. Khlobihstin, A. Fotopraktiki novoyj akademii izyathnihkh iskusstv // Iskusstvo. - 2011. - № 4-5.
Статья поступила в редакцию 18.03.14
УДК 7.04 Vinitskaya N.V. ART SYMBOLISM OF NIKHOLAI CHEPOKOV. The paper studies the creative work of an Altai famous artist N. Chepokov, who follows and develops the traditions of his national culture. The research states that the works of Chepokov reflect the specific mythology and understanding of the universe of the Altai people.
Key words: folklore, folk art , fine art, tradition.
Н.В. Виницкая, канд. искусствовед., доц. ФГБОУ ВПО «АГАО», г. Бийск, E-mail: [email protected]
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ СИМВОЛИЗМ НИКОЛАЯ ЧЕПОКОВА
Статья посвящена творчеству известного художника Алтая Н. Чепокова, продолжающего и развивающего традиции национальной культуры, отражающего ее специфическую мифологию и представление о мироздании. Ключевые слова: фольклор, народное творчество, изобразительное искусство, традиция.
Один из популярных современных художников Алтая - Николай Чепоков. Его первая персональная выставка прошла в галерее «Модерн» в Новосибирске, затем в Швейцарии и Австрии. Было выпущено три издания с графикой художника, последнее из которых носит название «Грёзы Таракая». Таракай -это герой алтайского эпоса «Маадай-Кара», нищий весельчак. Не только творческий псевдоним художника, но и каждая из его работ полна символов и персонажей, пришедших в его работы из алтайской мифологии и фольклора. Его творческая манера может быть определена как «художественный символизм». Сущность этого метода А. Белым была определена следующим образом: «.он осуществляется в свободе отношения к образам видимости как к моделям безобразных переживаний внутреннего опыта; свобода оказывается в выборе образов и в преобразовании их в том или ином направлении.» [1, с. 111].
В картинах Чепокова нет легко узнаваемых изображений народных героев или известных современников, нет фотографически точных пейзажных зарисовок. Но он сумел сохранить в каждом штрихе самобытность родной культуры, ее неповторимый стиль. Именно эту специфику культуры, ее способность отражать главные черты национальной психологии и поведения можно определить как основу этноса. Роль искусства, в том числе и изобразительного, в отражении ценностей того или иного народа очень высока. Творческие находки художника, стремящегося сохранить верность национальным истокам, могут иногда рассказать гораздо больше, чем сложные научные описания по этнопсихологии.
«Судьбы древних народов переплетаются в течение веков столь причудливо, что только предметы искусства - кристаллизация в камне и металле древних богатырей - дают возможность разобраться в закономерностях этнической истории, но эта последняя позволяет уловить смены традиций, смысл древних сюжетов и эстетические законы исчезнувших племен» - писал Л. Гумилев [2, с. 96].
Интересны в этом плане работы наших современников, отражающие мифопоэтическую картину своего народа. Одним из таких художников и является Николай Чепоков. Представленный в его миниатюрах мир - это слияние реальности, вымысла и сложной символики. Панорама образов простирается от бытовых зарисовок «Рыбак» и обрядовых действий «Камская ночь» до обобщенно аллегорического изображения родного края.
Тема «Хан-Алтай» (величественный Алтай) в начале ХХ века привлекла к себе внимание трех великих современников (Г. Гребенщиков, Г. Гуркин, А. Анохин). В результате появились картина, музыкально-сценическая трилогия и повесть с одинаковым названием. Общим был и настрой этих произведений. Все они решены в эпическом духе и наполнены любовью и тонким пониманием могучей природы, самобытной мифологии и культуры этого удивительного региона.
В ином ключе представлен «Хан-Алтай» Чепокова. Это полифоническое полотно, для понимания которого необходимо учитывать специфику мифологии и истории Алтая, сложную символику, присущую работам художника и своеобразие декоративно-прикладного искусства тюркских этносов. «Многослойность», как непременный атрибут произведений искусства, подробно проанализирована в исследованиях Н. Ингардена [3, с. 304]. Пользуясь его методикой при характеристике картины, можно пройти 3 уровня ее восприятия. Первый (описательный) только указывает на присутствие тех или предметов, второй уровень (аналитический) связывает предметы между собой в единое смысловое пространство, третий (обобщающий) позволяет определить взаимодействие предметов между собой, причины расположения их в том или ином порядке и цвете, выявить идею, переданную художником языком изобразительного искусства.
Анализ художественных работ Чепокова с этих позиций представляет несомненный интерес. Помимо внешней привлекательности, в них чувствуется глубина размышлений о смысле жизни, сложности мироздания, судьбе родного края.
Как и в большинстве других работ, в «Хан-Алтае» автор избегает острых углов, заключая композицию в форму овала с необычной «каймой». 14 ликов выступают с 3 сторон. Это ритмичное обрамление не только придает изысканность кружевного плетения, но и напоминает о том, что на Алтае было 14 крупных сеоков (родов). 14 антропоморфных узоров направлены в разные стороны, но у них общее умиротворенное выражение. Все они тесно связаны между собой, образуя плоть великого Алтая. Волнообразные ритмы каймы и островерхие ступенча-
тые шапки центральных персонажей напоминают ритмы горных вершин, поднимающихся к главному пику. «Хан-Алтай» - величественный дух-покровитель горной страны. Он возвышается над народом, населяющим его горы, реки и долины, возвышается над горными вершинами, облаками и небесными светилами. На задумчивом челе его залегли 14 крупных морщин, а взгляд пустых глазниц устремлен в неведомую даль. Другим взглядом наделены 6 антропоморфных изображений в центре композиции. Они могут символизировать шесть племен, проживающих на территории Алтая (теленгиты, телеуты, тубалары, чалканцы, кумандинцы, алтай-кижи). Как племена разделены между собой на северную и южную ветку, так и образы их символизирующие (или духи-покровители родов) объединены в две группы, но гармонично соединены в круговую композицию. При всех имеющихся отличиях, это племена единого народа.
«Духи-покровители» сосредоточенно наблюдают за суетливой жизнью людей, наполненной повседневными заботами и трудами. А в жизни этих людей гармонично соединились прошлое и настоящее, традиционное и новое. Вся композиция вертикально разделена на две равные части. На границе мира земного и мира небесного возвышаются высокие головные уборы покровителей родов, напоминающие снежные вершины горных алтайских хребтов, а между ними птица с распростертыми крыльями. Именно птицей (беркутом с конскими глазами) изображался Сюйля - посредник между миром людей и миром богов в алтайском пантеоне. В самом центре земного «людского» мира изображена коновязь. Это аналог мирового дерева, оси, соединяющей уровни мироздания. Находящийся рядом конь может быть символом Аргымака, священного животного, которому открыты любые дороги. Жизнь на Алтае в его современном облике - это причудливое соединение Востока и Запада, мира и реальности, прошлого и настоящего. В нижней части композиции обозначены ровная дуга реки и зигзагообразная дорога. Большие и маленькие суда и автомобили направлены в разные стороны, но вся композиция построена таким образом, что из густонаселенного разными существами и предметами мира людей взгляд постоянно возвращается к легкой и светлой верхней части - сфере неба, облаков и солнца. И в этом тоже есть своя символика: Алтай привлекателен для большинства людей своими просторами и этническими диковинками, но истинное осмысление его ценности доступно только тем, кто способен оторваться от земной суеты и воспарить над ней как гордый дух Сюйля.
Если к образу «Хан-Алтая» активно обращались деятели культуры и искусства Алтая около 100 лет назад, то образ «Укок-ской принцессы» волнует художников современности. По-разному воспринимают и изображают загадочную красавицу, обнаруженную новосибирскими археологами. Ее образ то ассоциируется с девой-защитницей «Очи-Бала» (алтайский эпос), то со скифской жрицей. Статичный облик «Принцессы», созданный Ю. Бралгиным, воспринимается как логическое продолжение его работы «Камни предков». Бесстрастная, холодная и безмолвная, она выглядит величественно и отрешенно на фоне бескрайнего неба.
Облик «Принцессы» угадывается в средней части триптиха Н. Острицова «Всадники Укока» из серии «Скифы» (2008). Высокая прическа и ослепительная белизна наряда подчеркивают значимость и высокое положение расположенной в центре картины всадницы. В целом же решенное в духе бытовой сцены изображение отличается теплыми красками и мажорными нотами.
В работе Чепокова, как и в многочисленных описаниях, посвященных укокской находке, смешались скифские и тюркские черты. Тонкие четкие линии складываются в орнамент, напоминающий скифо-сибирский звериный стиль. Но ни явной стилизации, ни характерного духа схватки и сражения в ней нет. Композиция наполнена умиротворением и созерцательностью, величавым покоем и отрешенностью от всего земного. И такая трактовка персонажа отлична от большинства женских образов Чепокова, светящихся добротой и материнской нежностью. Неподражаемо изящны женские образы, созданные художником. Их лица, в отличие от бесстрастного выражения «Принцессы», умиротворены и спокойны. Их позы и жесты статичны. Живущие одним ритмом с природой, они словно становятся ее воплощением. Замысловатый орнамент, сочетающий сложное плетение растительных и анималистических мотивов не только окружает образы женщин в серии «Времена года», но нередко вплетается и прорастает в их тела («Август. Месяц летней косули»). Эти
изображения то устремляются к небу («Май. Месяц золотой кукушки», «Сентябрь. Месяц марала»), то врастают телами в землю и дарят ей плодородную силу («Ожидание», «Сентябрь. Месяц марала» 2010 г.), то в сонной истоме взирают на спокойную гладь рек и озер («Июнь. Месяц малой жары»). Окутанные легкими прозрачными одеждами фигуры склоняются под тяжестью прически или под тяжестью земных забот. Здесь почти нет движения. Но в тоже время выразительность тонкой и плавной линии создает свой ритм, ровный и спокойный пульс. И это плавное течение жизни закономерно и неизменно, как движение луны и солнца, одновременно освещающих женский образ в работе «Август. Месяц летней косули». Такого рода изображения характерны для шаманских бубнов, где небесные светила располагаются вокруг духа-покровителя. Ничто больше не указывает на древнюю религию, но весь загадочный облик Матери-природы наполнен магической силой и загадочной притягательностью. Изящные женские образы этой серии напоминают буддийскую пластику. Образы прекрасных женщин слились с древними культами природы и стали с ней единым целым.
В творчестве Чепокова нашли отражение различные стороны алтайского мировоззрения: поклонение природе, трепетное отношение к женщине-матери и хранительнице очага, идея соседства в жизни добра и зла. Бинарные начала в работах художниках могут проявляться по-разному. Черно-белый облик шамана - это символ двойственности мира, отраженный в цвете. Два небесных светила в работах «Август. Месяц летней косули» и «Вечер» как символы света солнечного дня и темноты ночи - это тоже противоположности. В «Вечере» двойственность мироздания подчеркнута еще одной парой противоположностей (мужское и женское начало). Но не случайно изображены у небесной пары, взирающей сверху на идиллическую панораму, лишь половина лица. Только вместе составят они гармоничное целое и смогут дать начало новым жизням. Это одна из сложных полифоничных работ художника. Кажущаяся на первый взгляд хаотичность подчинена определенной логике и единому ритму, исполнена глубокого смысла единения людей, животных и природных сил. Строгая логика ритмических построений обретает не только эстетическое, но и символическое значение. Отражение природы сродни поклонению космосу, где свет неизбежно сменяет тьму, новое молодое и дерзкое приходит на смену увяданию, где живая и мертвая материя начинают понимать друг друга. Так, изображения гор нередко завершается антропоморфным изображением, и каменные идолы дружески общаются с людьми («Ночь, слушающая сказку», «Осенний зов») и др. Мир для художника - это гармоничный и разумный космос.
Герои Чепокова могут быть нарисованы несколькими штрихами на чистом фоне, а могут быть лишь оболочкой для сложного контрапункта разных форм жизни - растительной и животной, человеческой и той, о которые знают только кайчи - хранители мифологической традиции и опытные шаманы. И, конечно, проникнутое национальными мотивами искусство Чепокова не могло обойти стороной такие важные сферы алтайской культуры как шаманизм и сказительство. К ней обращались многие алтайские художники: Г. Гуркин, М. Чевалков, Ю. Бралгин,
Библиографический список
В. Тебеков и др. Теоретическое осмысление этих явлений представлено в трудах Потапова, А. Анохина, А. Сагалаева... Две категории музыкантов (камы и кайчи) А. Сагалаев называет первыми профессионалами древнего общества, а известный сказитель Н. Калкин неоднократно подчеркивал противопоставление их магических возможностей. По его мнению, кам должен бояться кайчи, потому что на его стороне выступают силы Верхнего мира и благоволит хозяйка Алтая, а каму покровительствуют силы Нижнего мира и помогает Эрлик [4]. Интересно сопоставить образы кайчи и кама, созданные Чепоковым. В каждом из них сохраняется индивидуальная манера художника, глубоко национальные истоки его стиля, но трактовка образов совершенно различна. Композиция «Кайчи» направляет взгляд к горным хребтам и солнечному диску. Точные ясные четкие линии и хрупкая красота узоров переносят зрителя в мир возвышенный и сказочно-прекрасный.
Словно окаменевший образ сказителя не случайно показан на фоне горной вершины. Герои, которых он воспевает в своих сказаниях, так же величавы как эти горы, а истории о них так же неторопливы как движение солнца, освещающего изображенную панораму. Слова сказителя так же пронизаны идеей победы добра над злом и солнечным светом, как вся композиция работы, голос кайчи такой же гибкий и уверенный как линии, проведенный художником. Силы ему дает природа Алтая. И может быть поэтому он показан наполовину человеком, наполовину животным. Кайчи неотделим от родной земли, как неотделим от топшура, ровно по диагонали разрезающего изображение, словно отделяя земное от небесного, животное начало от человеческого и одновременно связывая их между собой.
Статике «Кайчи» противопоставлена безудержная, оргиастическая пляска шамана «Камлающая ночь». Двойственное отношение к деятельности шамана отражено уже в самом его облике. Вся его жизнь и деятельность - это чередование темного и светлого, добра и зла, низкого и высокого. И даже солнечный диск, повторяющий контуры бубна, словно раздвоился, встречая помощников («камская подвода») кама, летящих с двух сторон. Мрачное, жутковато-грозное начало несет в себе этот проводник между людьми и духами. И эта внутренняя раздвоенность (жизнь в двух мирах) лишает его и внешне крепкой опоры. Эта черта моментально бросается в глаза, т.к. в большинстве работ персонажи надежно стоят или сидят на земле. Сама же земля часто показана художником условно. Линия горизонта - это контур тела. И поэтому в работах Николая Чепо-кова нет первого плана и фона. В них есть детали (каждая из которых важна для понимания идеи работы) и главный организующий пространство образ.
Картины Чепокова просты для восприятия, но сложны для понимания. Анализируя особенности восприятия произведений искусства, М. Каган писал: «.информация может быть освоена воспринимающим лишь благодаря действию соответствующих духовных сил - познавательных и ценностно-интепретационных» [5, с. 497]. Работы Николая Чепокова - это еще одно подтверждение того, что общение с прекрасным - это сложный процесс, требующий активности мысли и воображения.
1. Белый, А. Символизм как миропонимание. - М., 1994.
2. Гумилев, Л.Н. Ритмы Евразии: Эпохи и цивилизации. - М., 2008.
3. Ингарден, Р Исследования по эстетике. - М., 1962.
4. Сагалаев, А.М. Традиционное мировоззрение тюрков Южной Сибири. Знак и ритуал / А.М. Сагалаев, И.В. Октябрьская. - Новоси-
бирск, 1990.
5. Каган, М.С. Лекции по марксистско-ленинской эстетике. - Л., 1971.
Bibliography
1. Belihyj, A. Simvolizm kak miroponimanie. - M., 1994.
2. Gumilev, L.N. Ritmih Evrazii: Ehpokhi i civilizacii. - M., 2008.
3. Ingarden, R. Issledovaniya po ehstetike. - M., 1962.
4. Sagalaev, A.M. Tradicionnoe mirovozzrenie tyurkov Yuzhnoyj Sibiri. Znak i ritual / A.M. Sagalaev, I.V. Oktyabrjskaya. - Novosibirsk, 1990.
5. Kagan, M.S. Lekcii po marksistsko-leninskoyj ehstetike. - L., 1971.
Статья поступила в редакцию 18.03.14
З01
