CC BY
71
список источников и ЛИТЕРАТУРЫ
1. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979. 424 с.
2. Тюпа В. И., Троицкий Ю. Л. Школа коммуникативной дидактики // Дискурс. 1997. № 3—4 [Электронный ресурс]. URL: http://www.nsu.ru/ education/virtual/discourse34_1.htm (дата обращения 09.02.2012).
3. Довлатов С. Записные книжки // Довлатов С. Собр. соч. в 3 т. Т. 3. СПб.: Лимбус-Пресс,1995. 384 с.
4. Арьев А. Наша маленькая жизнь // Довлатов С. Собр. соч. в 3 т. Т. 1. СПб.: Лимбус-Пресс,1995. 416 с.
5. Рохлин Б. Скажи им там всем // Малоизвестный Довлатов: сб. СПб.,1995. 512 с.
6. Тюпа В. Очерк современной нарратологии // Критика и семиотика. 2002. Вып. 5 [Электронный ресурс]. URL: http://nsu.ru/education/virtual/ cs5tjupa.htm (дата обращения 09.02.2012).
7. Генис А. Довлатов и окрестности. М.: Вагриус, 2000. 301 с.
8. Довлатов С. Чемодан // Довлатов С. Рассказы из чемодана. СПб.: Азбука, 2012. 443 с.
9. Довлатов С. Наши // Довлатов С. Рассказы из чемодана. СПб.: Азбука, 2012. 443 с.
10. Рохлин Б. Кто отражается в зеркале (Заметка и
два маленьких отступления). Сергей Довлатов: творчество, личность, судьба (итоги I междунар. гонф. «Довлатовские чтения») / сост. А. Ю. Арьев. СПб.: Звезда, 1999. 320 с.
11. Довлатов С. Невидимая газета // Довлатов С. Речь без повода... или Колонки редактора. Ранее неизданные материалы. М.: Махаон, 2006. 430 с.
12. Довлатов С. Невидимая книга // Довлатов С. Собр. соч. в 4 т. Т. 4. СПб.: Азбука-классика, 2005. 480 с.
13. Сальмон Л. Механизмы юмора. О творчестве Сергея Довлатова. М.: Прогресс-Традиция, 2008. 256 с.
14. Выгон Н. С. Юмористическое мироощущение в русской прозе: проблемы генезиса и поэтики: моногр. М.: Книга и бизнес, 2000. 368 с.
15. Попов В. Кровь — единственные чернила // Малоизвестный Довлатов: сб. СПб.,1995. 512 с.
16. Барт Р. Смерть автора // Барт Р. Избр. работы: Семиотика. Поэтика. М., 1994. С. 384-391.
17. Кожевникова Н. А. Мертвые души: из истории субъективного авторского повествования // Кожевникова Н. А. Типы повествования в русской литературе Х1Х-ХХ вв. М.: Ин-т рус. языка РАН, 1994.
18. Толстой Л. Что такое искусство? // Собр. соч. в 22 т. М.: Худ. лит., 1978-1985.
художественные функции авторской иронии
В РОМАНЕ Ю. Н. ТЫНЯНОВА «СМЕРТЬ ВАзИР-МУХТАРА»
THE FUNCTIONS OF THE AUTHOR'S IRONY IN THE NOVEL BY Y. N. TYNYANOV "THE DEATH OF VASIR-MUXTAR"
Л. Б. Крутина
В статье рассматриваются художественные функции авторской иронии Ю. Н. Тынянова (18941943), позволяющие решить такие задачи его исторической прозы, как реализация лейтмотива двойственности, мотива «превращений», раскрытие характеров персонажей, воплощение главного тыняновского конфликта «художник и власть».
L. B. Krutina
The article considers some functions of the author's irony in the novel by Y. N. Tynyanov (1894-1943). These functions help us penetrate such problems as the realization of "double motive" and the motive of "transformation", disclose the characters of heroes by ironic characteristics, and appreciate the major Tynyanov's conflict "the artist and the authorities".
Ключевые слова: историзм, концепция человека в истории, мотив двойственности, ироническая характеристика.
Keywords: historic principles, the concept of man in history, double motive, ironic characteristic.
Моя беллетристика возникла главным образом из недовольства историей литературы, которая скользила по общим местам и неясно представляла людей, течения, развитие русской литературы. Я и теперь думаю, что художественная литература отличается от истории не "выдумкой", а большим, более
близким и кровным пониманием людей и событий, большим волнением о них» [1, с. 3]. Это высказывание ясно показывает отношение Ю. Н. Тынянова к проблемам истории литературы 1920-х гг., к редкому сочетанию теоретического и историко-литературного мышления с писательским талантом в его личности, а также к своему творчеству,
одной из целей которого было воссоздание индивидуальности исторической личности во всей ее полноте.
Особенностью жанра исторического романа является то, что предметом авторского вымысла являются образы конкретных личностей, зачастую уже знакомых читателю, а также созданные им вымышленные персонажи, воплотившие дух своей эпохи. Создание индивидуального характера в историко-биографической романистике Ю. Н. Тынянова показывает мастерство его создателя и эрудицию научного знания об изображаемой эпохе. «Писатель создает образ истории, в котором творческое воображение, подобно огню, сплавляет в сложном, нередко противоречивом единстве сознательное и бессознательное (знания, интуицию, догадки, прозрения, заблуждения, ошибки), логическое и эмоциональное (чувства, "переживание" истории, слухи)» [2, с. 24-25].
У писателей начала XX в. происходит активное формирование исторического сознания, сменившего просто интерес к истории России в исторической беллетристике. Это явление обусловлено потребностью художников постреволюционной эпохи определить роль человека в быстро меняющемся мире, влияние отдельной личности на ход истории и самого течения времени на человека. Творческим методом Тынянова был историзм - «художественное освоение конкретно-исторического содержания той или иной эпохи, а также ее неповторимого облика и колорита» [3 , с. 227].
В это же время в литературе создается концепция человека в истории, альтернативная идеологической. Человек изображается в ситуации выбора, писателя волнует способность героя принять решение и отвечать за него. Авторами этого периода часто используется сюжет противостояния власти и человека творческого, выпадающего из пассивной массы.
Реальное историческое время определило особенности изображаемого времени в литературе. Как и на многих писателей 1920-1930-х гг., на писателя Тынянова оказала влияние революция. Но Тынянов не принимает как готовую истину государственную идею движения исторического процесса к великой цели - коммунизму. Он ищет в истории закономерности развития. Для Тынянова - историка литературы характерны такие художественные принципы, как историзм, глубокий анализ исторического материала и связь его с художественным произведением, стремление понять «литературные факты» в их изменяемости, в борьбе и движении, а также тонкий психологизм. Тынянов-писатель в «Смерти Вазир-Мухта-ра» ставит проблему «авторской индивидуальности»: судьба, жизненное поведение, социальное окружение А. С. Грибоедова находят свое отражение в романе.
Роман «Смерть Вазир-Мухтара» (1927), повествующий о последнем годе жизни писателя А. С. Грибоедова, продолжает роман «Кюхля» (1925) о людях пушкинской эпохи, которая чрезвычайно интересовала Тынянова. На протяжении всей своей творческой жизни он будет изучать жизнь людей 1820-х гг.
Избирая главным героем крупную историческую личность, обладающую сильной волей и незаурядным умом,
писатель изображает ее в кульминационные моменты, когда находит выражение активность ее духа. Роман «Смерть Вазир-Мухтара» - психологический, и Ю. Н. Тынянов превосходно показывает рациональность внутреннего мира героя, рефлексию происходящих с Грибоедовым событий.
Перед автором стояла сложная задача: показать, какие чувства владеют человеком, когда он находится на вершине успеха или, напротив, ввергнут в бездну отчаяния? Показать чувство внутреннего разлада героя, присущее всем персонажам исторической эпохи в романе, за что критики назвали его пессимистическим, призван мотив двойственности: вот только Грибоедов «вытянулся на руках, подался корпусом вперед; от этого нос и губы у него вытянулись гусем» [4, с. 45], а следом «воровато прикрыл ресницы, слегка шмыгнул носом под одеяло» [4, с. 45] - перед нами озорной юноша, и тут же - «...протянул желтую руку к столику, пристроил на нос очки» [4, с. 45] -взрослый мужчина. Мотив двойственности, как отмечал М. Назаренко [5, с. 18], автор задает еще в начале романа, используя в качестве эпиграфа стихотворение Е. А. Баратынского «Надпись» («Взгляни на лик холодный сей.»), которое не имеет прямого указание на Грибоедова, но открывает мотив двойственного противоречия в образе мышления и поведении героя.
Грибоедов в изображении Тынянова оказывается в трагическом одиночестве. С первых же строк пролога Тынянов определяет переломный характер исторической эпохи и катастрофичность хронотопа своего романа: «время вдруг переломилось» [4, с. 7]. Время, последовавшее за восстанием декабристов, с тонким психологизмом воссоздано Тыняновым в сложной метафорике вступления и передает бытовую и нравственную атмосферу описываемой эпохи, ощущение людьми двойственности бытия, чувство зыбкости и неопределенности будущего: «Людям двадцатых годов досталась тяжелая смерть, потому что век умер раньше их.» [4, с. 8].
Но страшнее гибели были превращения, которые совершало время с личностями, избежавших физической смерти, - современниками и приятелями бунтовщиков: «Как страшна была жизнь превращаемых, жизнь тех из двадцатых годов, у которых перемещалась кровь! Они чувствовали на себе опыты, направляемые чужой рукой, пальцы которой не дрогнут» [4, с. 9]. Желающим выжить приходилось превращаться. Тынянов говорит: «Благо было тем, кто псами лег в двадцатые годы, молодыми и гордыми псами, со звонкими рыжими баками!» [4, с. 9]. Многоплановая семантика перемещаемой крови содержит метафорические значения изменяющихся убеждений и принципов, кровопролития - жертвы и кровопролития - преступления. Так Тынянов готовит переход к метафоре «большого застенка»: «раздался хруст костей у Михайловского манежа» - «это пытали время» [4, с. 9]. Тыняновская концепция истории, которая реализуется не столько в исторических событиях, сколько в частных судьбах людей, воплощена в мотиве мучительного превращения: в угрозе превращения А. С. Грибоедова в Молчалина, его друзей и былых единомышленников - во врагов. Связь
многозначного мотива превращения с тыняновской концепцией литературного героя как «объединения под одним внешним знаком разнородных динамических элементов», «мнимого средоточия» текста [6, с. 56] представляется очевидной. Как писал Тынянов, «реплика о "превращениях", то есть изменчивости, изменениях, прежде всего - в оценке и мнениях, начинается с мысли об изменении "правлений"» [7, с. 360]. Этот комментарий не оставляет сомнений в том, что в историческом сознании Тынянова сопоставлялись две эпохи катастрофических превращений: конец 1820-х и конец 1920-х гг.
Непривычным для советского литературного канона было и стилистическое решение романа, его экспрессивная гротескность и метафоричность, ритмизованность авторской речи, порой напоминающей свободный стих (таково, в частности, открывающее роман вступление).
Изображая внутренний мир героя, писатель должен увидеть причины, повлиявшие на принятие персонажем того или иного решения. Так, Самсон Яковлевич приходит на службу к шаху после обиды, причиненной его начальником Розьёвым-птицей. «Когда я работал над "Смертью Вазир-Мухтара", меня поразила история Самсон-Хана» [8, с. 215], -говорит Тынянов в статье «Как мы пишем». Могли бы солдаты, находящиеся на довольствии персидского шаха, отказаться от боевых действий под предлогом того, что это их соотечественники; да и хотели ли обездоленные люди, вынужденные дезертировать из русской армии, ненавидящие обидевшую их власть, отказываться от участия в сражении? Тынянов сознательно пренебрегает официальными документами и пишет об участии Самсона в битвах с русскими войсками. Позже догадка Тынянова подтвердится.
«Только под влиянием слова в литературе безликий предмет становится образом, сухая фабула - многозначным сюжетом, абстрактно-логическое суждение - сложным художественным высказыванием, элементарная житейская эмоция - специфической эстетической эмоцией» [9, с. 172], - писал В. Новиков.
Тынянов использует в своих произведениях прием авторской иронии. Акульев, простой солдат, простодушно повествует историю Самсона. Это один план, на фоне которого Тынянов изображает совсем другую картину - отражение внутреннего мира персонажей, созданную при помощи иронии. Причем это ирония именно Тынянова: Акульев не замечает, что его слова несут в себе двойную смысловую нагрузку: «Там очень серьезное, скучное начальство было, в Нижегородском полку» [4, с. 257], - говорит седой солдат Акульев, подчеркивая трудность службы и высокую дисциплину. «А потом был там один поручик, немец тоже, знаменитый человек, - прозвание: Розьёв-птица, или Пунш» [4, с. 257]. Читатель ожидает описания воинских заслуг, доблестей, нравственных качеств Розьёва, ведь его называли птицей. «Ну, и был он птица. Как кукушка: палатки своей не имел. Ей-богу. У знакомых ночевал» [4, с. 258]. Всего одним сравнением с кукушкой Тынянов переворачивает представление о персонаже, дает ему отрицательную характеристику.
Тынянов говорил, что «литература живет не общим, а частным - ненужными частностями. Чем заметен Наполе-
он у Толстого? Тем, что от него пахнет одеколоном» [10, с. 12]. Ироничным замечанием Тынянов умеет создать такое «частное», которое запомнится читателем, будет связываться с персонажем. Когда Грибоедов посещает Чаадаева, он находит его полностью отстранившимся от жизни. Чаадаев считает себя «страшно больным»:
«- У меня обнаружились рюматизмы в голове. Вы на язык взгляните, - и он высунул гостю язык» [4, с. 64].Чаада-ев превратился в безразличного обывателя, не знающего, с какой страной воюет сейчас его Родина. Грибоедов слегка удивлен этим, ведь все приветствуют вестника Туркмен-чайского мира, один Чаадаев говорит об этом равнодушно. Его больше волнует собственная персона и здоровье:
«- .Вы по какой системе лечитесь?
- Я? По системе скакания на перекладных, - отвечает ему Грибоедов. - То же и вам советую. Если вы чем и больны, так гипохондрией. А начнете подпрыгивать да биться с передка на задок, у вас от этого противоположного движения пройдут вертижи» [4, с. 64].
Интересен образ «карлика» Нессельроде, руководителя русской политики. «Карлик высунул вперед женскую ручку, и белая ручка легла на другую, желтую цветом» - так происходит встреча Грибоедова, привезшего мир, с одним из главных лиц государства. Грибоедов передает Туркмен-чайский трактат. «Белая ручка легла на объемистый пакет с сургучами. Серая головка зашевелилась, еврейский нос дунул, немецкие губы сказали по-французски:
- Приветствую вас, господин секретарь, и вас, господа, со славным миром.
Карл-Роберт Нессельроде не говорил по-русски» [4, с. 76]. Человек, управляющий страной, не говорит на ее языке. При принятии политических решений он руководствуется мнением своих «старых приятелей» - французов, англичан: «.французы беспокоятся, они недовольны, Европа соразмеряет русские силы со своими, и пусть уж он, Нессельрод, сговаривается с новым послом, а граф де ла Фероней советует: мир, мир во что бы то ни стало, любой, при первой удаче или неудаче» [4, с. 78]. Нессельроде «не хватило» на управление страной. Он хотел радоваться.
Человек, не имеющий определенной национальности, не имеющий родины, обладает властью вершить судьбу чужой страны. Но даже здесь он принимает не самостоятельное решение - оно продиктовано желанием сохранить «равновесие и дружбу» [4, с. 79].
«Оледенение» общественной жизни и человеческой души, стремление служить лишь за чин и деньги видим мы во дворце. Все здесь обезличено, все подчинены работе канцелярского механизма:
«Пушки били, как часы.
Стоило трястись месяц в жар и холод, чтобы сказать плоский комплимент» [4, с. 82] - так думает Грибоедов при разговоре с наследником. А карлик Нессельроде «расцветал, как серая роза.
Он как бы рос, выпрямлялся, тянулся, он уже не был более, как за час до того, просто Карл-Роберт Нессельрод, он был вице-канцлер империи. Он попробует вытянуться еще и еще, и может быть, он дотянется до. чего?» [4,
с. 82]. Такой стремительный взлет ожидал единицы людей, тех, кто стоял достаточно близко к «известному лицу».
Неожиданно рисует Тынянов людей минувшей эпохи, создает иронический портрет знакомых Грибоедова. Острослов Сенковский, «разоблаченный из мантии, был неправдоподобен. Светло-бронзовый фрак с обгрызенными фалдочками, шалевый жилет и полосатый галстучек выдавали путешественника-иностранца. Гриделеневые брючки были меланхоличны, а палевые штиблеты звучали резко, как журнальная полемика. Так он нарядился на официальный экзамен» [4, с. 107].
Холодность характера главного героя, его поверхностное увлечение женщинами видим мы в реакции героя на полученное письмо от Кати Телешовой: «Милый друг. Я залилась горькими слезами сразу после вчерашнего спектакля. Знайте, что такое обращение с женщиной ужасно! Я не хочу совсем вас более видеть! И если б вы захотели ко мне заехать, все равно вам не удастся, потому что я занята с 11 до 2 каждый день беспрестанно, а с семи уже в театре. Итак, прощайте! Навсегда! Вы ужасный человек! Е. Т.» [4, с. 116]. В ответ на это немного наивное письмо, где как на ладони видно желание Кати встретиться, «Грибоедов расхохотался! Какая таинственность! какой ужас! младшие классы театральной школы!» [4, с. 116] - свидетельство ума и чувства юмора. Но в то же время «он посмотрел на розовую записку с разломанным сургучом и положил на стол. С двух до семи каждый день беспрестанно было вполне достаточно времени» [4, с. 116]. Герой не испытывает серьезных чувств ни к балерине Кате, ни к жене Фаддея Булгарина Леночке.
В чиновничьих кругах царит зависть. Всех интересует, как коллежский советник вернулся министром в орденах и с деньгами. Чиновники смотрят и анализируют, что бы перенять? Тело чиновника готово к изменениям, они «не подумают, но ощутят: может быть, перенять улыбку? прическу? или особый французский выговор?» [4, с. 207]. Но все желание изменяться постепенно пропадет: «Но назавтра асессор будет грозен, молчалив, и взятка, полагающаяся ему по чину, будет отвергнута с негодованием, и она будет удвоена, утроена, и только так уравновесятся колени, успокоятся кончики пальцев, и грудь снова станет колесом, колесом» [4, с. 208]. Чиновники так и останутся продажными, и тело, готовое к изменениям, вновь вернется в прежнее состояние.
Горькой иронией пронизана последняя глава, где происходит превращение (лейтмотив романа) Вазир-Мухтара в Грибоеда. Евнух Хосров-хан не может выполнить поручение и предоставить русским тело их полномочного посла. На помощь ему приходит «старый купец из Тифлиса, знавший, что такое товар и как его продают...
- Не все ли равно, - сказал тогда старик, - не все ли равно, кто будет лежать здесь и кто там? Там должно лежать его имя, и ты возьми здесь то, что более всего подходит к этому имени. Этот однорукий, - он указал куда-то
пальцем, - лучше всего сохранился, и его меньше всего били. Цвета его волос разобрать нельзя. Возьми его и прибавь руку с перстнем, и тогда у тебя получится Грибоед.
Однорукого взяли, руку приложили. Получился Грибоед» [4, с. 505-506].
Государству нет дела до своих подданных, даже если они героически служили ему и погибли, защищая интересы своей страны. Человек превращается в товар, призванный купить мир для Персии. Он лишен даже своего имени: вначале «Грибоедов» (имя человека) превращается в «Вазир-Мухтара» (должностное лицо), и даже после смерти не находит себя, становясь «Грибоедом» (прозвище).
Мы видим, что с помощью авторской иронии решаются следующие важные задачи: реализация лейтмотива двойственности, присущего всему роману, и мотива «превращений»; раскрытие характеров персонажей с помощью иронической характеристики, воплощение главного тыняновского конфликта - художник и власть.
список источников и ЛИТЕРАТУРЫ
1. Тынянов Ю. Н. Смерть Вазир-Мухтара. М.: Правда, 1983. 496 с.
2. Трубина Л. А. Русский человек на «сквозняке» истории. Историческое сознание в русской литературе первой трети XX века: Типология. Поэтика: моногр. М.: Прометей МПГУ, 1999. 125 с.
3. Кожинов В. В. Историзм // Краткая литературная энциклопедия / гл. ред. А. А. Сурков. М.: Сов. энцикл., 1962-1978. Т. 3: Иаков — Лакснесс. М.,1966. Стб. 227-230.
4. Тынянов Ю. Н. Подпоручик Киже: повесть. Смерть Вазир-Мухтара: роман. М.: АСТ: АСТ Москва: Хранитель, 2007. 507 с.
5. Назаренко М. Тынянов о Грибоедове: наука и литература // Русский язык и литература, культура в школе и вузе (К.). 2006. № 4. С. 17-21.
6. Тынянов Ю. Н. О композиции «Евгения Онегина»// Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 52-78.
7. Тынянов Ю. Н. Сюжет «Горя от ума» // Тынянов Ю. Н. История литературы. Критика. СПб.: Азбука-классика, 2001. 505 с.
8. Тынянов Ю. Н. Как мы пишем. [Л.], 1930.
9. Каверин В. А., Новиков В. И. Новое зрение. Книга о Юрии Тынянове. М.: Книга, 1988. 320 с.
10. Гинзбург Л. Человек за письменным столом. Эссе. Из воспоминаний. Четыре повествования. Л.: Советский писатель, 1989. 608 с.
11. Юрий Тынянов. Писатель и ученый. Воспоминания. Размышления. Встречи. М.: Молодая гвардия, 1968. 224 с.
