CC BY
134
УДК 82:801.6; 82-1/-9; 82-93; 087.5
Е. А. Полева
ХУДОЖЕСТВЕННОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ПРОЗАИЧЕСКИХ МИНИАТЮР-СКАЗОК ТАТЬЯНЫ МЕЙКО1
Обращение Татьяны Мейко (Томск) к жанру прозаической миниатюры рассматривается в контексте традиций формирования и тенденций современного развития детской литературы. Многочисленные писатели для детей рубежа ХХ-ХХ1 в. развивают такие разновидности жанра, как природоведческая, автобиографическая миниатюра, мини-сказка (волшебная, о животных и пр.), анекдот (юмористическая миниатюра), страшилка и др. Реже встречаются миниатюры, созданные в русле традиций притчи и философско-лирической сказки. Эти произведения, к которым относится и проза Т. Мейко, представляют собой феномен «общей» (И. Арзамасцева) литературы, адресованы как детям, так и взрослым. Дан анализ особенностей поэтики миниатюр Т. Мейко, посвященных экзистенциально-онтологической и социально-философской проблематике.
Ключевые слова: современная детская литература, литература Сибири, прозаическая миниатюра, фи-лософско-поэтическая сказка, Т. Мейко.
Татьяна Ефремовна Мейко (род. 1964) училась в литературном объединении томского писателя-фантаста Виктора Дмитриевича Колупаева, окончила филологический факультет Томского государственного университета и Литературный институт; с 2001 г. ведет свою литературную студию в Томс -ке2. Рецензенты изданий Т. Мейко определяют ее прозу как «философско-поэтические сказки» (В. Ко-лупаев, О. Чайковская). Миниатюры объемом от одного абзаца (в десять строк) и больше входят в каждое издание ее «сказок».
По формальному признаку миниатюра - произведение маленького объема, «обычно заключающее в себе мысль (образ) широкого обобщения или яркой характерности»; композиционная и содержательная завершенность отличает ее от фрагмента [2, с. 844]. Отсутствие уточнения о конкретном объеме, который, например, проще установить по отношению к поэтической миниатюре (от одной до четырех строк) [3, с. 160], делает, с одной стороны, проблемным, а с другой - возможным причисление к этому жанру произведений, занимающих одну или полторы страницы.
Признаки миниатюры размыты, но в литературе отчетливо выделяются типологически схожие произведения, анализ которых позволяет говорить о наличии конкретных разновидностей жанра.
В детской литературе3 жанр прозаической миниатюры активно разрабатывался во второй половине XIX в. благодаря писателям-педагогам, просветителям. Миниатюры-сказки создавали К. Д. Ушинский и В. И. Даль. Л. Н. Толстой, автор «Азбуки» и «Русских книг для чтения», адап-
тировал фольклорные, литературные тексты, сочинял небольшие произведения, удобные для обучения чтению и направленные на решение воспитательных и просветительских задач, заложив традиции природоведческой, научно-познавательной миниатюры-описания, миниатюры-рассуждения, бытовой зарисовки («жанровой сцены», «были»), басни, притчи, мини-сказки [5, с. 205214].
В ХХ в. прозаические миниатюры для детей создавали М. Горький (1868-1936) («Воробьиш-ко», «Самовар»), А. Гайдар (1904-1941) («Василий Крюков», «Поход», «Маруся», «Совесть»), В. Катаев (1897-1987) («Пень», «Голубок»), Е. Пермяк (1902-1982) («Двойка», «Чугун и Сталь», «Как огонь воду замуж взял», «Как Маша стала большой»), Г. Цыферов (1930-1972) («Муравьиный царь», «Бабочка», «Сирень и рябина», «Про чудака лягушонка», «Маленький тигр»), писатели-натуралисты - В. Бианки (1894-1959), М. Пришвин (1873-1954), Ю. Коваль (1938-1995), К. Яновский (Иркутск, 1904-1983) и многие другие.
Отечественная детская литература конца ХХ -начала ХХ1 в. характеризуется повышенным интересом к этому жанру4. Миниатюры представлены на сайтах литературного творчества (например, «Проза.ру», «Самиздат»), в детских журналах («Желтая гусеница», «Кукумбер», «Мурзилка», «Веселые картинки», «Электронные Пампасы» и других), в печатных изданиях (как центральных, так и региональных).
Среди современных авторов прозаических миниатюр - Святослав Сахарнов (1923-2010)
1 Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научного проекта № 15-14-70005 «Творчество сибирских писателей и сибирская тема в литературе ХХ-ХХ1 в. для детей и юношества».
2 Биография и библиография публикаций Т. Мейко до 2008 г. представлена на сайте Томской областной детско-юношеской библиотеки [1].
3 Авторы сознательно ограничиваются рамками детской литературы. История развития жанра миниатюры во «взрослой» литературе представлена в работах Ю. Орлицкого (например, см. [4]).
4 Ю. Орлицкий также считает, что «в современной русской прозе общий для всех жанров процесс минимализации сказывается... в расцвете миниатюрной прозы во всем многообразии ее форм и вариантов» [4].
(книга «Сказки из дорожного чемодана»5 и др.), Людмила Петрушевская (род. 1938) (сказки «Пуски бятые», «Белые чайники», «Дай капустки!», «Пушинка», «Будильник», «От тебя одни слезы» и др.), Борис Дружинин (род. 1943) (сборники мини-рассказов и сказок «Мы с папой», «Таинственный подарок»), Сергей Георгиев (род. 1954) (сказки и юмористические мини-рассказы «Сырный домик», «Просьба», «Музыкальная открытка», «Один мальчик», книга миниатюр «Ежик-непоседа» и др.), Сергей Седов (род. 1954) (сказки «Ведьма Луша», «Могущественный волшебник», «Волшебная палочка» и др.), Сергей Силин (род. 1955) (юмористический мини-рассказ «Куда пропал файл», садистские истории и страшилки («Школьные ужастики») «Не топите пятиклашек!», «Урок самбо», «Роковая пятерочка»), Александр Мецгер (род. 1956) (мини-сказки «Скатерть самобранка», «Зоренька ясная», «Новогодняя примета», «Волшебный башмачок», «Первый подснежник», «Ничья капуста» и др.), Валерий Роньшин (род. 1958) (страшилки «Про мальчика Митю, который все делал наоборот», «Уродушка», «Комната с черной дверью», «Баня № 666», сказки «Сказка мамочки для Минечка», «Про маленького Володю, который любил всем помогать» и др.), Олег Кургузов (1959-2004) (мини-сказки, в том числе «филологические», и мини-рассказы «Неудобные имена», «Папа пишет письмо», «Надоело летать», «Тепло наших чувств», «Я уношу кота» и др.), Станислав Вос-токов (род. 1975) (природоведческие миниатюры «Балбес», «Листья и сороки», циклы «Чистые пруды», «сны» «Сны Веры Павловой», страшилки «Как правильно пугать детей?» и др.), Наталья Дубина (Евдокимова, род. 1979) (сборник жизненных историй «Послушный папа» и др.), Лена Климова (род. 1988) (мини-сказка «Летающий лев», миниатюры-рассуждения / наблюдения «Чего нет у игрушек», «Зуб», филологические сказочки «Приставка без-», «Кухонные сплетни» и др.).
Значительный вклад в развитие детской миниатюры для детей вносят и авторы, биографически связанные с Сибирью: Мария Юрасова (1913-2003, Омск) (сборник рассказов, автобиографических миниатюр и бытовых зарисовок «Березки» и пр.), Алла Кузнецова (род. 1943, Тюменская область, затем Омск) (сборники рассказов и сказок «Кружевная вода», «Как Маша телят пасла»), Евгений Ас-ташкин (род. 1955, Уральск, Омск) (книга «Стозво-
нье: записки натуралиста» и др. природоведческие миниатюры), Вера Лаврина (род. 1956, Кемерово) (философско-поучительные сказки-аллегории о неживой природе «Как головешка из печи выбралась»; миниатюры, наследующие традиции фольклорных социально-бытовых и волшебных сказок: «Топор, лопата и метла», «Как Мартын, крестьянский сын, небо чинил»); Татьяна Сапрыкина (род. 1970, Новосибирск) (сказки о животных с философским подтекстом «Лев», «Про мышь с длинным носом», «Лягушка с разными глазами»; серия мини-рассказов про девочку Буковку и ее семью; цикл миниатюр «Куумба»), Ирина Цхай (Барнаул, мини-сказочки «Поющая радуга» и др.), Николай Воронцов (наст. фамилия Мурынкин, род. 1972, Иркутская область) (сказка-притча «Избушка на Байкале» и др.); Ольга Колпакова (род. 1972 в Алтайском крае) (цикл развлекательно-поучительных сказок «Бука сама боится. Нестрашные истории про страшную Буку»), Анна Никольская (род. 1979, Барнаул) («Сказки сиреневого леса», «Сказочки про желтую гусеницу») и другие.
Этот существенный по объему современный литературный материал еще не становился, за редким исключением (см., например, статьи о сказках И. Цхай [6], о малой прозе Вл. Востокова [7]), предметом филологического анализа ни в плане систематизации и классификации, ни в аспекте изучения особенностей поэтики и проблематики. Не введено в научный обиход и творчество Т. Е. Мейко. Исследование ее произведений позволит, во-первых, восполнить представления о современной региональной (сибирской, конкретнее, томской) литературе, во-вторых, прояснить специфику новейшей литературы, в частности, жанра прозаической миниатюры.
Книга «Сад судеб» (1994) открывается фило-софско-поэтической сказкой6 «Планета», выражающей своеобразный космогонический миф: «Не было когда-то планет, были только звезды. И горели они все вместе, одним костром, одним пламенем.
Но однажды от собственного огня взорвалась Вселенная, разбросала звезды так далеко, что они своим светом и теплом уже не согревали друг друга. Маленькие звездочки затерялись в холодной Вселенной, остыли, обуглились и превратились в планеты. ... и забыли, что произошли от большого огня» [8, с. 4]. Образование планет и нового космического порядка обусловлено деструкцией, взрывом, приведшим к разобщению, обособленно-
5 В скобках приведены примеры, позволяющие судить о разнообразии жанровых вариантов миниатюр в современной детской литературе.
6 «Сказка» - авторское определение всех произведений Т. Мейко, анализируемых в данной статье; рефлексия его соответствия литературоведческому понятию не входит в задачи исследования.
сти: «Закружили планеты вокруг больших звезд, завертелись вокруг собственной оси...» [8, с. 4].
«Неостывшие большие звезды» выступают субъектами, желающими вернуть планетам огонь, хотя бы частично восстановить утраченный миропорядок: «Как можно жить непылающей жизнью?! Мы заставим планеты гореть» [8, с. 4].
Такая завязка подготавливает развитие основной темы сказки - выбора своей судьбы планетой Земля: «Дошла очередь до планеты Земля. К тому времени на ней зародилась жизнь - неяркая, невеликая, сколько не вглядывались звезды с высоты, ничего не могли разглядеть» [8, с. 4]. Кажущееся несущественным и мелким в масштабе Вселенной и с высоты больших звезд является бесценным для Земли, которая оберегает зародившуюся на ней жизнь, не давая звездам себя зажечь, вернуть в первозданное состояние: «Посланники-метеориты сгорали в тихом голубом сиянии. А Земля светилась и молчала» [8, с. 4].
Т. Мейко здесь, как и в других произведениях, работает с этимологией заглавий и имен. Название «Планета» (а не Земля, например) принципиально и связано с концепцией произведения. Этимология слова актуализирует значения судьбы (от древнерусского «планида») и дороги (пути) (от греческого «блуждающий») [9]. Объекты космического мира в прозе Т. Мейко олицетворены, наделены личной волей и правом выбора.
Земля является частью Вселенной, а значит, находится в сфере влияния больших звезд (которые на нее гневаются, повелевают ей, удивляются), но она же и субъект, самостоятельно выбирающий свою судьбу заблудшей, т. е. не подчиняющейся устанавливаемым большими звездами законам Планеты. Автор дает экзистенциальную трактовку отказа Земли от возвращения к своему естеству горящей звезды: «. знали звезды: даже у самых холодных планет не угасает внутри огонь, словно горячее сердце, бьется он, просится наружу. И когда все на Земле засыпало, звезды тайно манили ее за собой. <...> Иногда не выдерживает планета, вспоминает, что была звездой, хочет огня - и пробегают по ней волны, пламя взрывает земную кору. Но вдруг опомнившись, она почему-то сдерживает себя, клокочет, сжимается, но не дает волю пожару. И раны затягиваются, остывают» [8, с. 4-5].
Смысловая плотность текста в этой миниатюре достигается за счет того, что универсальные образы-персонажи вступают в такие связи, которые позволяют прочитывать сказку как авторскую космогонию и как натурфилософию, раскрывающую подвиг материнства Земли, отказавшейся быть звездой для сохранения зародившейся на ней жизни, и как метафору человеческого выбора - отказа
от своих желаний ради внутренних, не понятных другим целей: «Что там, на этой планете? - допытываются звезды. - Что там за жизнь, ради которой можно погасить в себе вечный огонь? Для чего эта жизнь?
Молчит Земля. И светится» [8, с. 5].
Подбор признаков «светится» - «горит», на сопоставлении которых выстраиваются образы звезд и планеты Земля, указывает на скрупулезную работу Т. Мейко со словом. Свечение как действие и свойство отчасти синонимичное горению, но меньшей интенсивности характеризует Землю, готовую понемногу растрачивать свое тепло (внутренний огонь), так как она заботится не о себе, а об окружающем мире. Вечному горению звезд -метафоре персональной яркой жизни - противопоставлен образ тихого, не требующего к себе внимания («Молчит») свечения Земли, актуализирующий ассоциации с устойчивыми словосочетаниями «светиться от счастья», «освещать путь», «светить всегда», «озарить своим светом», означающими и проявление внутреннего состояния счастья, и направленное на других позитивное воздействие (светиться - излучать свет).
Уже анализ этой сказки позволяет говорить о прозе Т. Мейко как о феномене «общей» литературы, которая интересна и взрослому читателю, но удовлетворяет и всем требованиям прозы для детей - как в плане повествования (здесь не встречается трудной для понимания лексики, усложненных синтаксических конструкций), так и образопо-строения - яркого, легко рождающего ассоциации, визуальные представления вербально воссозданных образов. (Закономерно поэтому, что все книги Т. Мейко являют собой произведения не только словесного, но и изобразительного искусства -графики Л. В. Колотовой в «Саде судеб» [8], картин Н. М. Реморовой из птичьих перьев в «Пестром перышке» [10], корнепластики С. М. Ксенца в «Томских сказках» [11].) Философская доминанта в поэтике сказки органично соединяется с элементами познавательной литературы и фантастики; «Планета» провоцирует читателя проверить свои знания астрономии, географии, других наук, творчески, по-новому посмотреть на окружающий мир.
Идея, тема восприятия мира как впервые или заново увиденного, непознаваемого, загадочного, но готового открыть человеку свою красоту, проявить доброту к нему лейтмотивом проходит в прозе Т. Мейко, в том числе в сказках книги «Пестрые перышки» (2011) - «Начало», «О Лике и семили-ке» и др.
Миниатюры «Солнце и Туча» и «Ромашка», вошедшие в книгу «Пестрые перышки», соединяют признаки природоведческой и философской
сказки; в них ощущаются и традиции сказок К. Ушинского (таких как «Два плуга», «Солнце и ветер», «Солнце и радуга») и В. Катаева («Пень»), созданных для выражения народной мудрости, локальных, но универсальных наблюдений (не случайно некоторые сказки К. Ушинского прочитываются как развернутые пословицы). Зачин сказки «Солнце и Туча» («Заспорили как-то весной Солнце и Туча: хороша ли Земля» [10, с. 16]) определяет повествовательную логику - сравнения двух контрастных взглядов и мнений. Сменяются времена года, и каждый раз Солнце видит красоту природы, а Туча - убогость, Солнце цветной мир, а Туча - серый: «. Солнце лишь бросит взгляд - мир засверкает, заиграет радужными блесками. <...> Туча таращится, то так, то эдак повернется, но ничего хорошего не видит» [10, с. 17]. Образы Солнца и Тучи воссоздаются через их речь, в которой преобладают сравнения: «Земля, как нищенка в лохмотьях лесов и заплатах полей», «Земля, как невеста в свадебном узоре» [10, с. 17]. Сравнения и описания («.капли дождя на изумрудном полотне полей бисером светятся...» [10, с. 16]) провоцируют читателя не только воссоздать в памяти образы природы в разные времена года, но и развивают ассоциативное мышление (для Солнца осенняя Земля «Была царевной - царицей стала!» [10, с. 17]). Т. Мейко скрупулезно работает с языком сказки, находя доступные детскому восприятию образы природы.
Концовка («И до сих пор спорят» [10, с. 17]) констатирует, что каждый остался при своем мнении, а это заставляет задуматься, отчего одна и та же реальность воспринимается по-разному? Сказка не дает ответ, а провоцирует его поиск, что для произведения детской литературы является несомненным достоинством.
На той же работе с перспективой видения, разницей мировосприятия построена миниатюра «Ромашка», однако в ней дано не сопоставление взглядов разных героев, а изменение мнения одного персонажа - маленькой ромашки, которая, пока росла и видела своих сестриц снизу, оценивала их как убогих и некрасивых: «Она родилась позже других, была мала ростом, поэтому видела вокруг только грубые стебли и беспорядочно торчащие лохматые листья.» и печалилась, что и сама она ничуть не лучше, «ведь ничто не радует, когда ты недовольна собой» [10, с. 21], - констатирует повествователь.
Своеобразный поворот темы «гадкого утенка», еще и усугубленный отсутствием перспективы вырасти в нечто прекрасное, так как взрослые ромашки являли собой «дурнушек», актуален для младшего подросткового возраста, когда ребенок оце-
нивает себя с точки зрения внешней привлекательности.
Авторская концепция заключается в том, что невозможно оценить что-либо, наблюдая его частично и не с лучшего ракурса. Когда ромашку сорвали, она увидела своих подруг сверху, и ее восприятие изменилось: «Это были те же дурнушки, которые росли рядом с ней, но теперь она взглянула на них с высоты, и какими восхитительными оказались они!
И она все поняла: на цветы нужно смотреть сверху, откуда видит их само солнце - тогда они прекрасны!» [10, с. 22]. Финальный вывод прочитывается как совет замечать хорошее в явлениях природы, реалиях жизни, в человеке, смотря на них с «солнечной» стороны; от каждого зависит то, каким он будет воспринимать окружающий мир и себя.
Если все проанализированные миниатюры Т. Мейко построены на использовании персонифицированных образов и явлений природы, то в миниатюре «Звезда и огонек» появляются персонажи-люди. «Звезду и огонек» можно было бы прочитать как случай из жизни, как сказку-быль: лесник встретил на вокзале приехавшего к нему внука, идя домой через ночной лес, мальчик с помощью дедушки обнаружил для себя два путеводителя, которыми оказываются звезда Вега и свет в окне дома. Но благодаря тому что пространство в этой миниатюре, как и других сказках Мейко, не локализовано и конкретно (это не такой-то город, село, а Земля, мир, лес, дом вообще), как и время не определено, а жесты, состояния, поступки персонажей обозначаются глаголами несовершенного вида (выражающими незавершенное, продолжающееся, а не однократное действие -«высматривал», «указывали», «не боялся», «думал», «стоял» и др.), она прочитывается как фило-софско-поэтическое авторское высказывание. Для человека наряду с явным и несомненным ориентиром в земном пространстве (родным домом) есть еще загадочный маяк в космосе, который помогает найти путь, но не открывает своей тайны: «. Димка думал о светивших им путеводных звездочках. Одна из них была окошком родного дома.
А другая?
И отыскав в небе Вегу, он долго стоял с поднятой головой, пытаясь различить что-то в далекой таинственной тьме» [10, с. 71]. Как всегда у Т. Мейко выбор звезды не случаен, но и не объяснен в сказке, что провоцирует читателя выяснить, почему именно Вега стала путеводной звездой? Финал, таким образом, выполняет несколько функций: дает завершение конкретной истории, формирует философско-поэтический образ и задает перспективу расширения знаний
по астрономии, географии, древней мифологии и других отраслей знания7.
Иного плана миниатюры «Колос» и «Поговорим?», входящие в книгу «Сад судеб» и тяготеющие к поэтике притчи и аллегории, с одной стороны, и фольклорной назидательной сказке - с другой.
Персонажи миниатюры «Колос» как бы дискредитируют свои собственные имена и функции. «Шел Иван-дырявый карман из села Иванова -из кармана зерно выронил. Шла Паранья из села Парамонова. оступилась, воду на зерно пролила. Шел медведь из леса - на зерно наступил, в землю вдавил. Оно и проросло» [8, с. 30]. Имя Ивана из села Иванова связано в русской культуре с семантикой родного, Родины; Паранья образовано от имени Параскева, которое, в свою очередь, отсылает к образу святой Параскевы - покровительницы полей и скота8. Шла она из села Парамонова, название которого этимологически связанного со значениями «постоянство», «надежность». Счастливое стечение обстоятельств, в которых участвуют мужчина (сеятель), женщина (полившая зерно водой, дающей жизнь) и тотемный зверь (медведь), приводит к чуду рождения: «Вырос из зерна колос от земли до небес» [8, с. 30]. Однако между участниками события нет единства: они начали колос делить, не договорились, «а медведь ничего не сказал, колос заломал и в лес уволок. С тех пор на земле колосья до небес не вырастали» [8, с. 30]. Миниатюра выражает авторскую концепцию миропорядка: Земля готова одаривать живущих на ней, и только от человека зависит, как он распорядится дарами.
Изданная в середине 1990-х г. книга «Сад судеб» отличается от последующих изданий Т. Мей-ко наличием ряда произведений, заостряющих этическую, социальную проблематику и направленных на осмысление человеческих пороков. В «Колосе» - это жадность и неготовность договариваться, в «Поговорим?» - неспособность к деятельности, преобразованию своей жизни, отсутствие героя, умеющего совместить знание и силу (что в контексте 1990-х гг. прочитывается как метафора постсоветского беспутья): «Собрался народ, испил по чарке и начал о деле говорить. „Плохо, - говорят, - у нас все"». Попался в народе Иван-дурак» [8, с. 33], который испив из чарки, решил пойти «дело делать». Однако «осадили дурака»: «Думаешь, сила есть - ума не надо? Посидел бы лучше да послушал, чего люди скажут» [8, с. 33]. Так си-
дят до сих пор и рассуждают «... не плохо, кабы хорошо стало» [8, с. 33].
Композиционно и тематически связана с «Поговорим?» миниатюра «Как грязь вывозили, или Дуракам счастье», герои которой, в отличие от бездеятельных персонажей первой, наоборот, постоянно пребывают в действии: «Шел народ шумной толпою от хорошей жизни к еще лучшей. Бури не испугались, грома не устрашились, град стерпели, но когда от тягучих дождей дорогу размыло, в грязи увязли. Того, кто всех довел, в кювет скинули, решили нового вожака избрать» [8, с. 34]. Сменяет народ вожаков (Гришку Сурового, которой принялся грязь ругать и приказал ее бить, - «Грязи меньше не стало. только перепачкались все», Фролку Жалостливого, который рекомендовал «над грязью слезы лить», «Николку Деятельного», придумавшего грязь в подолах выносить), а все без толку -грязи не убывает. «Пришлось выбрать Ваньку Рыжего. Ванька, честно признаться, не совсем умный был - вернее, совсем дурак. Он на все рукой махнул, сам с дороги сполз, под кустом улегся, где посуше, и на небо загляделся» [8, с. 33]. Вначале возмущался народ, а затем устал, «Присели отдохнуть да тоже на небо залюбовались. И как не залюбоваться - после дождя-то над землей радуга!
А грязь, когда ее месить кончили, от солнца сама просохла. Землей стала» [8, с. 33].
Сюжет выборов «вожака» бездумным народом отсылает к традициям фольклора и сатирической, иронической литературы Х1Х-ХХ вв. («История одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина, прежде всего, а также «Там, где нас нет» М. Г. Успенского). Но социально-историческая ирония - лишь один из смысловых пластов сказки.
Эта миниатюра следует сразу за «Поговорим?», рождая полифонию вопросов: почему в одном случае бездеятельность не привела ни к чему хорошему, а в другом стала спасительной? Если «Поговорим?» имеет социально-философское звучание и иронично интерпретирует ситуацию тотального бездействия, то «Как грязь месили.» - притча еще и о другом: погрязая в мелких неурядицах и заботах, человек перестает замечать большое, бытийное. Т. Мейко, следуя избранной для себя стратегии, не дает ответы на вопросы, которыми завершается эта сказка-притча: «Тут самое время спросить: почему это тот, кто старался, в дураках остался, а тот, кто под кустом валялся, - совсем наоборот, и какая из этого мораль следует? Разобраться мудрено. Одно ясно - дуракам счастье»
7 Вега - самая яркая звезда в созвездии Лиры, она третья по яркости звезда, которая может наблюдаться в России.
8 Пара Иван и Паранья вызывает в памяти культурные (народная песня «Ой, ты, Порушка, Параня, ты за что любишь Ивана?») и исторические (вторая жена царевича Ивана, сына Ивана Грозного, в постриге Параскева; пострижена на Белоозере в монахини за бездетность) ассоциации.
[8, с. 33]. Но авторскими знаками в миниатюре становятся аллюзии на библейскую историю о потопе и радуге - знаке завета Бога с человеком. Думается, именно это задает вектор размышления, в русле которого нужно искать ответы на финальные вопросы сказки.
При наличии социально-исторического и даже религиозно-философского кода, рассчитанного на понимание взрослыми, эти миниатюры не утрачивают понятного детям среднего школьного возраста смысла, так как ставят актуальные универсальные вопросы.
Анализ миниатюр Т. Мейко позволяет утверждать, что ее проза заслуживает пристального исследовательского внимания как своеобразный феномен современной общей литературы, удовлетворяющей интересы как взрослых, так и детей9. На фоне активного развития игровой, развлекательной, юмористической миниатюры в новейшей детской литературе проза Т. Мейко выделяется философским звучанием, пристальным вниманием к красоте и богатству родной речи, постановкой онтологических и экзистенциальных вопросов, актуальных для читателей всех возрастов.
Список литературы
1. Татьяна Ефремовна Мейко: сказки, библиография, рецензии. URL: http://odub.tomsk.ru/ElectronicLibrary/TomskWriters/Meyko.aspx (дата обращения: 12.08.2015).
2. Левицкий Л. А. Миниатюра // Краткая литературная энциклопедия / гл. ред. А. А. Сурков. М.: Сов. энцикл., 1962-1978. Т. 4: Лакшин -Мураново. 1967.
3. Квятковский А. П. Поэтический словарь. М.: Сов. энциклопедия, 1966. 375 с.
4. Орлицкий Ю. Большие претензии малого жанра // Новое литературное обозрение. 1999. № 38. URL: http://magazines.russ.ru/nlo/1999/38/ orlic.html (дата обращения: 12.07.2015).
5. Арзамасцева И. Н., Николаева С. А. Детская литература: учебник. 4-е изд., испр. М.: Академия, 2008. 574 с.
6. Хомич Э. П. И. Цхай «Поющая радуга»: феномен детского писателя // Алтай литературный: сборник методических материалов в помощь работе библиотек по продвижению произведений алтайских писателей / сост. Т. А. Старцева; ред. Т. В. Смелова. Барнаул: РИО АКУНБ, 2012. С. 34-40.
7. Губайдуллина А. Н. Проза С. Востокова как новый тип детского текста // Вестник детской литературы. 2015. № 9. С. 18-26.
8. Мейко Т. Е. Сад судеб: сказки. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1994. 87 с.
9. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М.: Прогресс, 1964-1973. URL: http://enc-dic.com/fasmer/ (дата обращения: 12.08.2015).
10. Мейко Т. Пестрые перышки: сказки и рассказы. Томск, 2011. 111 с.
11. Мейко Т. Томские сказки. Томск: Красное знамя, 2013. 94 с.
12. Губайдуллина А. Н. Функции героев и семейные роли в книге С. Седова «Сказки про мам» // Вестн. Томского гос. пед. ун-та (TSPU Bulletin). 2013. Вып. 2 (130). С. 54-57.
13. Полева Е. А. Педагогические взгляды детского писателя Г. Остера и особенности их выражения // Вестн. Томского гос. пед. ун-та (TSPU Bulletin). 2013. Вып. 6 (134). С. 86-92.
Полева Е. А., кандидат филологических наук, доцент, зав. кафедрой. Томский государственный педагогический университет. Ул. Киевская, 60, Томск, Россия, 634061. E-mail: polevaea@sibmail.com
Материал поступил в редакцию 07.09.2015.
E. A. Poleva
ARTISTIC PECULIARITIES OF TATIANA MEYKO'S PROSAIC SHORT FAIRY TALES
The article presents Tatiana Meiko's (Tomsk) appeal to the genre of prosaic short stories in the context of children's literature formation traditions and development trends. At the turn of the XX-XXI centuries many children's writers develop such genre types as nature, autobiographic short stories, mini tales (fairy, about animals), anecdotes / humorous short stories, horror stories, etc. It is more rarely when writers create short stories in the tideway of paroemia and philosophic-lyrical story traditions. Such writings including T. Meiko's short fairy tales present the phenomenon of "common" (I. Arzamastseva) literature, which appeals both to children and adults. The article presents the analysis of some peculiarities of T. Meiko's short stories poetic manner devoted to existential-ontological and social-philosophic problematic.
9 Двухадресность является принципиальной установкой ряда современных авторов литературы для детей (см., например [7, 12, 13]).
Key words: modern children s literature, Siberian literature, prosaic short story, philosophic-poetical fairy tale,
T. Meiko.
References
1. Tatiana Efremovna Meyko: skazki, bibliografiya, retsenzii [fairy tales, bibliography, reviews] (in Russian). URL: http://odub.tomsk.ru/ ElectronicLibrary/TomskWriters/Meyko.aspx (accessed 12 August 2015) (in Russian).
2. Levitskiy L. A. Miniatura [Short Story]. Kratkaya literaturnaya entsiklopediya [Short literature encyclopedia]. Moscow, Sov. Ents. Publ., 1967 (in Russian).
3. Kvyatkovskiy A. P. Poeticheskiyslovar' [Poetic dictionary]. Moscow, Sov. entsyklopediya Publ., 1966. 375 p. (in Russian).
4. Orlitskiy Yu. Bolshiye pretenzii malogo zhanra [Great pretentions of little genre]. Novoye literaturnoye obozreniye - New Literature Review, 1999, no. 38 (in Russian). URL: http://magazines.russ.ru/nlo/1999/38/orlic.html (accessed 12 July 2015) (in Russian).
5. Arzamastseva I. N., Nikolaeva S. A. Detskaya literatura: uchebnik [Children's literature: textbook]. 4th ed. Moscow, Akademiya Publ., 2008. 574 p. (in Russian).
6. Khomich E. P. I. Tskhay "Poyushchaya raduga": fenomen detskogo pisatelya [I. Tskhay "Singing rainbow": the phenomenon of children's writer]. Barnaul, RIO AKUNB Publ., 2012. Pp. 34-40 (in Russian).
7. Gubaydullina A. N. Proza S. Vostokova kak novyy tip detskogo teksta [Prose by S. Vostokov as a new type of children's text]. Vestnik detskoy literatury - Journal of children's literature, 2015, no. 9, pр. 18-26 (in Russian).
8. Meyko T. E. Sad sudeb: skazki [Garden of destinies: fairy tales]. Tomsk, TGU Publ., 1994. 87 p. (in Russian).
9. Fasmer M. Etimologicheskiy slovar' russkogo yazyka [Etymological dictionary of the Russian language]. Moscow, Progress Publ., 1964-1973. (in Russian).
10. Meyko T. Pestrye peryshki: skazki i rasskazy [Motley plumelets: fairy tales and stories]. Tomsk, 2011. 111 p. (in Russian).
11. Meyko T. Tomskiye skazki [Tomsk fairy tales]. Tomsk, Krasnoye znamya Publ., 2013. 94 p. (in Russian).
12. Gubaydullina A. N. Funktsii geroev i semeynye roli v knige S. Sedova "Skazki pro mam" [Functions of the characters and family roles in the book by S. Sedov "Tales about mothers"]. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta - Tomsk State Pedagogical University Bulletin, 2013, no. 2 (130), pр. 54-57 (in Russian).
13. Poleva E. A. Pedagogicheskiye vzglyady detskogo pisatelya G. Ostera i osobennosti ikh vyrazheniya [Pedagogical views of children's writer G. Oster and peculiarities of their expression]. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta - Tomsk State Pedagogical University Bulletin, 2013, no. 6 (134), pр. 86-92 (in Russian).
Poleva E. A.
Tomsk State Pedagogical University.
Ul. Kiyevskaya, 60, Tomsk, Russia, 634061.
E-mail: polevaea@sibmail.com
