CC BY
60
УДК 82(091) йСЯ: 10.17238/issn1998-5320.2021.15.2.3
И. В. Клыпина1, Е. Ю. Шестакова2
'Поморский государственный университет им. М. В. Ломоносова, филиал в г. Северодвинске, Российская Федерация 2Центральная библиотека им. Н. В. Гоголя, г. Северодвинск, Российская Федерация
Художественное осмысление темы детства в рассказах Фёдора Сологуба
Аннотация. Наше исследование продолжает направление литературоведческой науки, изучающее детскую тематику в творчестве Фёдора Сологуба. В настоящей работе ставится цель - раскрыть особенности художественного осмысления темы детства в рассказах писателя «Лёлька», «Жало смерти», «Ёлкич», «Свет и тени», «Червяк», «Земле земное», «Красота», «Мечта на камнях», «Улыбка», созданных в 1897-1912 гг. Исследование проводится на основе методов интерпретации, сопоставления, наблюдения и обобщения. Полученные результаты показали, что установка на раскрытие темы незащищённого детства определяет идейно-художественное своеобразие рассказов Ф. Сологуба. Принцип двоемирия, выраженный в галерее символико-философских образов, является яркой отличительной чертой прозы Сологуба о детстве. Насыщенность художественных текстов цветовыми образами, контрастными сопоставлениями, обращённость к портретным характеристикам персонажей, изобилие мотивно-го и категориального спектра образной и пространственной структуры произведений свидетельствуют об оригинальности автора в раскрытии темы детства.
Ключевые слова: тема детства, рассказы, Фёдор Сологуб, художественное осмысление, русская литература, творчество.
Дата поступления статьи: 15 марта 2021 г.
Для цитирования: Клыпина И. В., Шестакова Е. Ю. (2021) Художественное осмысление темы детства в рассказах Фёдора Сологуба // Наука о человеке: гуманитарные исследования. Т. 15. № 2. С. 22-30. DOI: 10.17238/ issm998-5320.202l.l5.2.з.
Проблема и цель. Тема детства и образ ребёнка в отечественной литературе является устойчивым предметом художественного изображения. В романе Н. М. Карамзина «Рыцарь нашего времени» (1803) детство героя осмысляется как неповторимое, уникальное время жизни. XIX столетие отмечено появлением повестей «Детство» (1852) Л. Н. Толстого и «Детские годы Багрова-внука» (1854) С. Т. Аксакова, разрабатывающих тему счастливого детства. Другим направлением русской литературы становится обращение к теме детских страданий и унижений, с наибольшей очевидностью представленной в произведениях Ф. М. Достоевского, рассказах В. Г. Короленко, рассказах и повести «Детство Тёмы» (1892) Н. Г. Гарина-Михайловского, «Очерках бурсы» (1862-1863) Н. Г. Помяловского, цикле очерков «Пошехонская старина» (1883-1884) М. Е. Салтыкова-Щедрина, произведениях А. П. Чехова и др. Творчество Фёдора Сологуба (1863-1927), обращённое к теме детства, отмечено преемственной связью с отечественной литературной традицией. При этом можно с уверенностью говорить о своеобразии писателя в освещении данной тематики.
В прозе Ф. Сологуба тема детства широко представлена прежде всего в рассказах. Целый ряд произведений малого жанра, принадлежащих перу писателя, стал выражением индивидуально-авторского понимания образа детства, его неповторимого осмысления и интерпретации. Поднимая глубокие философско-этические вопросы, рассказы Сологуба о детстве в большей степени обращены к миру взрослых, призывают к размышлению о важнейших вопросах и проблемах человеческого существования. Как отмечает М. А. Дубова, «детство, благодаря своей универсальной емкости, давало Сологубу возможность осмыслить не только сущностные моменты конкретной человеческой жизни, но и позволяло запечатлеть глубинные явления современности, отразить острейшие проблемы бытия» [1, с. 137]. Обращение к изучению рассказов Фёдора Сологуба способствует раскрытию авторского понимания и интерпретации темы детства.
Методы и методология. Методы интерпретации, сопоставления, наблюдения и обобщения позволили выявить особенности художественного воплощения темы детства в рассказах Сологу-
Part 1. Philological Sciences
ба. Произведения автора о детстве обращали на себя внимание исследователей М. М. Павловой [2], Н. П. Утехина [3], М. А. Дубовой [1], Т. Р. Гав-риш [4], Н. А. Дворяшиной [5], Н. В. Барковской [6], Е. А. Александровой [7] и др. Однако вопрос о своеобразии раскрытия темы детства в рассказах писателя-символиста в современном литературоведении полностью не исчерпан.
Результаты. В рассказах о детях писатель особое внимание уделяет портретным описаниям детей, позволяющим раскрыть особенности их внутреннего мира. Портрет у Сологуба заключает в себе важную ценностную нагрузку, становится смысловой доминантой в понимании специфики детского образа. В рассказе «Жало смерти» (1903) центральный герой наделён отталкивающей внешностью - внешний облик Вани Зеленева вызывает неприятие. Особенность индивидуализации в портрете мальчика состоит в соединении физических («зеленоватый цвет лица», «несимметричность», «большие и тонкие оттопыренные уши», «слишком толстые и черные брови») и психологических черт («что-то искаженное чудилось в этом лице, - придавленное, злое») [8, с. 294]. Внешность героя безобразна, его мимика и жесты напоминают животное: «... производил впечатление урода <...> Держался он сутуловато, любил гримасничать и кривляться, - и так это вошло в его природу, что многие считали его горбатым» [8, с. 294]. Анималистические черты, отмеченные в облике Вани, подчёркиваются его постоянной внутренней озлобленностью, направленной на тех, кто уязвимее, слабее физически: «Он любил лазать на деревья, разорять птичьи гнезда, и при случае охотно поколачивал маленьких» [8, с. 294]. Из дальнейшего развития сюжета рассказа становится очевидным следование героем «животному» жизненному принципу: «Кто сильнее, тот и прав». Неопрятность одежды, неряшливость свидетельствует о заброшенности ребёнка, отсутствии материнского внимания. В портретном описании героя передаётся острота натуралистического направления, ориентированного на изображение отрицательных черт внешности и характера.
В основе портретного изображения героев-детей в рассказе «Жало смерти» лежит принцип контраста: безобразие, злобность, грубость Вани Зеленева противопоставляется нежности, уязвимости, незащищённости Коли Глебова. С Колей
связаны мотивы душевной чистоты и безмятежности, прослеживающиеся в образах-деталях: «беленький и веселый», «нежное лицо», «веселые глаза», «когда он смеялся, под его подбородком вспухал бугорок, - и это было очень мило» [8, с. 294]. Чистая и опрятная одежда мальчика, показывающая, что он не обделён материнским вниманием, противопоставляется «старой и заплатанной» одежде Вани [8, с. 294]. «Нежно и ласково» звенящий «голосок» Коли контрастирует с «хриплым басом» Зеленева, всегда говорящего «злорадно», «со злой усмешкой» [8, с. 294-295]. Тем очевиднее становится внешняя перемена Колиного голоса («неверный, хриплый звук его голоса ужаснул маму» [8, с. 307]), выявляющего его внутренние изменения. Приём антитезы используется автором и в рассказе «Ёлкич» (1906), где «пухлый, румяный» Дима с «хриплым, сердитым», грубым голосом противопоставляется «худенькому», «черноволосому» [8, с. 326] Симе. Если Дима способен лицемерить, то Симе свойственна искренность поведения. Его «печальный», «хрупкий», «тоненький голосок» [8, с. 326] звучит в комнате, несмотря на просьбы матери прекратить странное пение. Портретное описание Лёльки («Лёлька», 1897) указывает на его хрупкость («тоненький мальчик»), эмоциональность, впечатлительность («бледное, нервно-подвижное лицо»), близость природе («слегка смуглое и загорелое» лицо) [8, с. 246-247]. Мотив бледности, связанный со значениями нежности, беззащитности, ранимости ребёнка, звучит и в портретном описании Володи Ловлева («Свет и тени», 1894). «Румяный» и «веселый» [8, с. 267] Саша Кораблёв («Земле земное», 1898) радостен и преисполнен жизненных сил. «Веселый крик», «звонкий голос» [8, с. 268], ловкость и быстрота движений свидетельствуют о полноте и радости бытия героя. С образом Саши Кораблёва связан мотив «босых ног» («лежал босой в траве на берегу», «любил ходить босыми ногами, чтобы чувствовать землю ближе» [8, с. 270, 272]), который вводит в текст «тему античности и тему наготы - идеальной красоты», позволяющих герою обрести «свободу движений», «отбросить условности» [9, с. 30]. Босыми ногами Саша вступает в реку, образ которой выражает семантику «вольности» и «чистоты» [9, с. 30], отказа от груза цивилизации, близости к природе.
В портретных описаниях героев важное значение придаётся цветовым характеристикам, среди которых преобладающим становится зелёный цвет, несущий враждебную экспрессию и ассоциативно связанный с демоническим, злым началом в душе ребёнка. Примечательно, что «сатану часто в произведениях искусства изображают зеленым» [9, с. 109]. Зелёный цвет у Сологуба «соотносится со смертью» [9, с. 109], «зеленоватый цвет лица» Вани Зеленева означает, что его душа мертва. Отличительной чертой портретных описаний детей в рассказах писателя является выделение какой-либо доминантной детали. В портрете Елены («Красота», 1899) характерными деталями внешности становятся «бледное лицо» и «бледные руки» [8, с. 286-287], выражающие её душевную холодность, равнодушие, отрешённость от жизни. Улыбка является доминантной деталью портретного описания Гриши Игумнова («Улыбка», 1897). Мотив беззащитности, хрупкости, нежности героя-ребёнка подчёркнут портретными деталями («бледный некрасивый мальчик», «робкое, худенькое лицо», «впалая грудь», «тощие ручонки») и образом «жалкой улыбки» [10, с. 343-344]. Улыбка, «робкая» и «напряженная» [10, с. 344, 347], становится защитной маской ребёнка от жестокости окружающей жизни. Ещё одной доминантной деталью портретных описаний детей в сологубовских рассказах становятся глаза. Описание глаз является важнейшим средством передачи особенностей внутреннего мира героев. Устойчивой характеристикой детских глаз становится указание на их цвет - тёмные или чёрные. Чёрные глаза ассоциируются с бездной человеческой природы, чем-то таинственным и пугающим, что несёт в себе человек. Так, няня Саши Кораблёва, прозревая в нём демоническое начало, называет его глаза «нехорошими» [8, с. 272]. «Темнота», «чернота» глаз может свидетельствовать о влечении ребёнка к познанию тайн бытия («черные вопрошающие глаза» Саши Кораблёва; чёрные, «горящие в темноте» глаза Симы из рассказа «Ёлкич» видят странных существ: «Ёлкича», «домашних» [8, с. 267, 326]). Темнота «традиционно ассоциируется со злым началом и подчинёнными ему силами разрушения», чёрный цвет означает смерть [11, с. 426, 468]. Глаза Коли Глебова («Жало смерти») начинают темнеть по мере потери им
душевной чистоты, усиления влечения к греху и смерти. Глаза Саши Кораблёва отражают его постоянную внутреннюю устремлённость в мир инобытия: «Здоровый и веселый мальчик, Саша иногда казался недолговечным, - не жилец на белом свете. <...> Что-то темное и вечно нерадостное в Сашиных глазах наводило иногда отца на грустные мысли» [8, с. 463]. Особое внимание стоит уделить описанию «холодных», «светлых, словно прозрачных глаз» [8, с. 296] Вани Зеленева («Жало смерти»). Они имеют значение «гибельных», очаровывающих, заманивающих чистую душу другого человека: «Коля засмотрелся в его глаза и забыл, что хотел сказать. Ванины глаза его смущали, и прозрачный блеск их словно затемнял его память» [8, с. 296]. «Злой взор» глаз Зеленева контрастно противопоставлен «доверчивым» глазам Глебова [8, с. 294-295]. Мотив гибельного соблазна детских глаз соединяется с образом русалки, «считавшейся наполовину демоном, наполовину умершим человеком» [11, с. 95]. Неслучайно «русалочья» душа Вани Зеленева увлекает Колю Глебова в стихию реки, туда, где находится настоящий его «дом». Глаза Лёльки («Лёлька») устремлены в поэтическую даль, прекрасный мир мечты, герой словно пребывает в иной реальности. «Большие» глаза Володи Ловлева («Свет и тени») являются продолжением глаз мамы, как и его «слегка несимметричная голова», где «одно ухо было выше другого», а «подбородок немного отклонен в сторону» [8, с. 258-259]. Здесь отчётливо усматриваются черты натуралистической эстетики, обращавшей особое внимание на проблемы наследственности. Мать и сын похожи не только внешне, но и внутренне: их роднит мечтательность, ранимость и беззащитность.
Описания героев-детей в рассказах Сологуба тесно связаны с категорией красоты, поскольку «стремление к эстетизму - одна из характерных черт декаданса» [3, с. 5], идеи которого были близки писателю. Красота в восприятии автора ассоциировалась с идеальным духовным миром и вступала в оппозиционные отношения с реальной жизнью, полной безобразия, выраженного в страданиях, неестественных отношениях между людьми. При этом красота влекла к угасанию, отчаянию и смерти. Имя главной героини рассказа Сологуба «Красота» смыкается с образом спартанской красавицы Елены, ставшей причи-
Part 1. Philological Sciences
ной начала Троянской войны и гибели многих людей. Красота героини совершенна, она напоминает античную мраморную статую: «гибкий стан», «нежное тело», «прекрасные ноги», «длинные черные волосы» [8, с. 286-287]. «Белые тонкие руки» [8, с. 286] Елены (белый цвет здесь употребляется в значении «холодный», «неживой» и «восходит к архетипическому представлению о смерти» [11, с. 468]) выражают её внутреннюю холодность, презрение к людям и жизни. Мир героини полон разнообразных ароматов и красок. Для изображения убранства комнаты характерно преобладание белого цвета («белый покой», «свет разливался неподвижно и бело», «белела благоуханная жидкость», «белые, пахучие капли» [8, с. 287-288]), символизирующего чистоту и непорочность Елены. Белый цвет пробуждает в героине желание вечного покоя. Цветочные (розы, фиалки, «белые акации», резеда, ландыши [8, с. 286-294]) и яблочные запахи, «ассоциирующиеся с райским состоянием жизни и женской красотой» [11, с. 515], воссоздают образ совершенного идеального мира, в котором живёт Елена. Синэстетиче-ские эпитеты, передающие ощущения героини, помогают автору изобразить мир абсолютной Красоты: «белая благоуханная жидкость» (сочетание цветовых, обонятельных и осязательных ощущений), «белые пахучие капли» (соединение цвета, запаха и вкуса) [8, с. 286-294]. Повторяющийся здесь эпитет «белый» символизирует покой и непорочность прекрасного мира, искусственно созданного Еленой. Поскольку эстетике символизма «присуща ассоциативность как особенность восприятия» [2, с. 215], автор вводит в текст следующий ассоциативный ряд: красный цвет связывается с «искрой жизни» и «красными маками» [8, с. 289]. Образ Елены выражает декадентские идеалы «чистого эстетизма» и культ обнажённого тела (эпизоды наслаждения героиней своим телом). Тема телесной красоты вызвана «влиянием Ницше, с его культом "гармонической личности", восходящим к античному идеалу» [12, с. 8]. В произведении также нашли воплощение «теории "новой Красоты"» и «преображающей мир Вечной Женственности» [2, с. 15].
Одной из важных особенностей художественного воплощения детских образов в рассказах Сологуба становится раскрытие в героях-детях
тёмного и светлого начала, выражающее тему борьбы «божественного и демонического в человеческой душе», так как «душа для писателя -врата рая и ада» [2, с. 15]. В рассказе «Жало смерти» подчёркивается демоническая, бесовидная натура Вани Зеленева (драчливость, злобность, ненависть, мстительность, страсть к курению и вину). Он наслаждается властью, полученной над душой Коли Глебова, увлекает доверчивого мальчика в бездну греха. Одновременно с этим автор показывает, что Ваня не злодей, а скорее жертва, мучающаяся в паутине несовершенной действительности. Его заключение («Здесь гадко жить» [8, с. 310]) становится свидетельством отвращения мальчика к миру, в котором нет места любви. Внешняя грубость является лишь защитой, скрывающей ранимую детскую душу. Коля Глебов, на первый взгляд воспринимающийся как полная противоположность Вани, очень быстро поддаётся греховному искушению, его чистота стремительно утрачивается из-за внутренней склонности к «запретным плодам».
Ребёнок в рассказах Сологуба живёт между двумя «полюсами» (светом и тьмой, добром и злом), двумя мирами (жизнью и смертью). Здесь усматривается близость идеям А. Шопенгауэра («Мир как воля и представление») о «полной абсурдности человеческой жизни и природы, сущностью которых является слепая, темная, неразумная Воля - бессмысленное желание жить» [13, с. 8]. Управляющая миром «тёмная Воля» получает в художественном мире Сологуба воплощение в образе-символе тени, в литературе традиционно связанном с темой двойничества [14, с. 60]. Тень осмысляется писателем как таинственное звено между земным и загробным мирами, олицетворяет «злую и низкую сущность» [10, с. 426], очаровывающую героя-ребёнка, уводящую от жизни и света во тьму. Володя Ловлев («Свет и тени») однажды начинает вглядываться в мир окружающих его теней: тень от чайной «ложечки на блюдце», «тень самовара», «тень от маминой головы» [8, с. 250-251]. Постепенно тени в его представлении начинают оживать: «По стене прошмыгнули неопределенные милые тени» [8, с. 252]. Мальчик ощущает влечение к этому таинственному миру. В нём просыпается настоящий талант художника, тени в его воображении образуют целые картины: «унылый пешеход, бредущий по большой дороге в осеннюю
слякоть», «занесенный снегом лес», «плачущие на тоскливом ветру нищие старухи» [8, с. 258]. Тени начинают всё больше овладевать детским сознанием, всюду «настойчиво мерещатся», «обступают, назойливые, неотвязные», вступают в таинственный диалог, «шепчут что-то родное», «лепечут» [8, с. 261]. Володя перестаёт интересоваться учёбой, все внешние предметы и занятия остаются вне его внимания. Окружающие люди превращаются в призрачные, туманные тени, а придуманные образы-тени - в живых людей. Воображаемый образ одинокого усталого старика, бредущего по «чистому полю» сквозь снег, сугробы, вьюгу, холод и взывающего о помощи [8, с. 264-266], в восприятии героя превращается в реальную картину. Становится очевидным, что мальчик попадает в очаровывающую, гибельную «сеть», «паутину теней» [8, с. 263]. Похожий путь проходит и мама Володи. С удивлением и беспокойством наблюдая за увлечением сына, она в какой-то момент обращает внимание на свою тень, которая «ползла за нею и дразнила ее» [8, с. 257]. Постепенно Евгения Степановна начинает, как и сын, слышать загадочный «лепет теней» [8, с. 263]. Размышления о прожитых годах приводят её к мысли о том, что жизнь человеческая - лишь «мелькание теней» [8, с. 261]. Она испытывает сильнейший страх перед окончательным погружением в «темноту», её ускользающее сознание определяет, что всё, происходящее с ней и Володей, безумие [8, с. 261]. Мотив безумия берёт своё начало в философии Ф. Ницше. Коля Глебов («Жало смерти»), постепенно удаляясь от земных привязанностей и двигаясь к смерти, воспринимает окружающую действительность как «игру теней»: «Ничего нет здесь истинного, только мгновенные тени населяют этот изменчивый и быстро исчезающий в безбрежном забвении мир» [8, с. 312]. В рассказах отражается образ мира, на который надвигаются «сумерки», и такое «сумеречное настроение» героев вполне отвечает духу декадентского искусства: «Преобладающая черта декаданса - чувство гибели, вымирание. <...> В наше время даже развитые умы испытывают то же неопределенное опасение надвигающихся сумерек» [15]. Таинственный зов теней «слышит» и Саша Кораблёв («Земле земное»), наблюдая, как они «беззвучно, еле заметные, двигались по стенам» [8, с. 274]. Влекомый этим
загадочным движением, он идёт в ночную мглу, пытаясь слиться с темнотой, узнать скрываемые ею тайны. Тень от длинных ресниц, отбрасываемая на «загорелые Сашины щеки» [8, с. 285], накладывает отпечаток неотвратимой смерти, которая когда-нибудь увлечёт его за собой.
В рассказах Сологуба земной мир предстаёт как пространство, где «дети почти всегда беззащитны, унижены, оскорблены одиночеством», а «близкие не способны унять их душевную смуту» [7, с. 13]. Ванду («Червяк», 1896) не покидает ощущение отчуждённости и ненужности. Девочка живёт в окружении злых, равнодушных людей. Говорящие портретные детали («зеленоватое лицо», «злые губы», «костлявые плечи», «злое выражение лица», «злой и раздражительный вид» [7, с. 289]) указывают на внутреннюю сущность Анны Григорьевны (учительницы и хозяйки квартиры, где временно живёт девочка) и Жени (ее сестры), их неспособность любить и дарить душевное тепло. Характеристики художественного пространства («темные обои», «низкий и сумрачный потолок», «неприятно пахнущие железные кровати» [7, с. 283]) создают у читателя ощущение ужаса и отвращения. Ванда видит себя сказочной героиней, оказавшейся у злых чудовищ. Владимир Иванович Рубоносов (муж Анны Григорьевны) сравнивается девочкой с «чародеем, напускающим на нее таинственные наваждения, неотразимые и ужасные» [7, с. 289]. Детское мировосприятие преображает окружающий мир, и он обретает инфернальные черты. Ванда стремится оградить себя от зла, растворённого в демоническом пространстве, где бесовское в душах людей одержало победу. Одновременно с этим маленькая героиня смело вступает в борьбу с «окаянным» Владимиром Ивановичем, противопоставляя себя миру, в котором царит «людское бессилие» [7, с. 290]. И в этой борьбе Ванда оказывается абсолютно одинокой. Одиноким, никем не понятым, прячущим свой поэтический дар, предстаёт Лёлька («Лёлька»). Единственной, кому он может смело читать стихи, является природа. Одинока Елена («Красота»), оставленная матерью, плачущая в «строгом безмолвии вечереющего дня» [5, с. 286]. Мотив одиночества звучит в рассказе «Земле земное»: свои прогулки Саша Кораблёв совершает один, не силах разделить с кем-либо чудо открытия и познания мира. Оди-
Part 1. Philological Sciences
нок, всеми отвержен маленький Гриша Игумнов («Улыбка»), осознающий, что он чужой среди «нарядных бойких детей» [10, с. 343], веселящихся на детском празднике. Тема одиночества маленького героя обретает трагическое звучание: робкий Гриша, став взрослым, не смог преодолеть страха перед окружающими людьми и противостоять испытаниям, его чуждость «празднику жизни», беззащитность, ранимость, проявившиеся в детстве, предопределили неизбежность будущего самоубийства. С особенной остротой тема одиночества героя-ребёнка поднимается в автобиографическом рассказе «Мечта на камнях» (1912). Дни босоногого Гришки проходят в одиночестве, мать не интересуют его желания, склонности, потребности. С «капитанским сыном» Володей нельзя дружить из-за того, что Гриша - «сын кухарки», с детьми «попроще» (сыновьями дворника и прислуги), гуляющими во дворе, запрещает играть мать [8, с. 334, 336].
В земном мире герой-ребёнок из сологубов-ских рассказов, наделённый чистой и непорочной душой, «обречен познать яд горечи и безысходности, которыми пропитана жизнь» [3, с. 18]. И первая роль в этом познании отводится родителям. В рассказе «Жало смерти» автор подробно останавливается на характеристике отца Вани Зеленева, Иване Петровиче. Примечательно, что в речевой характеристике героя основное внимание акцентируется на ничтожности, фальшивости интонаций его голоса («фальшивый голос»); этот же признак встречается в портретном описании («фальшивый камень и галстук») [8, с. 302]. Отметим, что «ничтожность и фальшивость - традиционные атрибуты сатаны» [2, с. 13]. В связи с образом Ивана Петровича в тексте появляются аллюзии на Евангельскую притчу об изгнании Господом Иисусом Христом бесов в стадо свиней: «<...> юрист по образованию и свинья по природе» [8, с. 302]. Отец убеждает Ваню следовать принципу проявления силы по отношению к окружающим людям. Необходимость демонстрации собственного физического и нравственного превосходства он объясняет требованиями выживания в жестокой действительности. Согласно его представлениям, человеческое общество ничем не отличается от животных: «... Люди, брат, большие скоты. <...> С ними нечего церемониться. Там все эти миндальности если разводить, - за-
грызут живым манером» [8, с. 302]. Очевидно, что черты демонической, бесовидной натуры Вани Зеленева унаследованы от отца, а его увлечённость тёмным и злым - плоды родительского воспитания. Традиционно образ матери символизирует жизнь, однако в рассказах Сологуба, наоборот, мать рождает только для того, чтобы отвергнуть, обездолить и погубить ребёнка. Мотив грубости («грубое и красное лицо» [8, с. 303]) доминирует в портретном описании матери Вани Зеленева. Она совершенно безразлична к сыну, не проявляет по отношению к нему ни малейшего внимания или любви. Мать остаётся совершенно спокойной, когда сын вдруг отказывается есть, по сути, высказывая прямое пожелание смерти собственному ребёнку: «Не хочешь жрать, и не жри. Поголодаешь, - не сдохнешь. А и сдох бы, - не убыток» [8, с. 303]. Тема наследственности как черта натуралистической эстетики звучит и в описании отношений Вани с матерью. Мальчик перенимает все материнские пороки: страсть к курению, грубость, жестокость. Образ матери Гриши («Мечта на камнях») носит автобиографический характер. Эпизод, описанный в произведении (мать наказывает сына тем, что не пускает его играть во двор, так как «каприз нашел» [8, с. 332]), взят писателем из собственного детства. Детские впечатления отразили образ матери, измученной тяжёлой работой, глубоко несчастной, оставшейся без поддержки мужа, не дающей своему ребёнку возможности радоваться жизни. Общение матери с Гришей ограничивается криками, недовольством. Не спасают героев-детей даже любящие родители, становясь невольными виновниками их гибели. Так, итогом легкомыслия и невнимательности матери Коли Глебова является то, что он попадает под развращающее влияние Вани Зеленева и тонет в реке. Ванда («Червяк») с чувством острой тоски вспоминает отца, родных, оставшихся далеко в «оснеженных лесах» [10, с. 274]. Семья не знает, что происходит с девочкой, не может прийти ей на помощь и спасти от злых, равнодушных людей. Редко встречающиеся положительные женские образы - матерей Елены («Красота») и Саши Кораблёва («Земле земное») - «умирают, обездолив детей, указав им путь за собой» [8, с. 13].
Сологуб изображает земной мир, который предельно враждебен и жесток по отношению
к ребёнку. Это выражается в теме физического и психологического насилия взрослых над детьми. Секут Ваню Зеленева («Жало смерти»), подвергается давлению со стороны Владимира Ивановича Ванда («Червяк»). Т. Г. Гавриш пишет о «садистском наслаждении хозяина дома, получаемом им от травли Ванды, спрятавшейся под шкафом от его плетки» [4, с. 5]. Из-за невыученного урока отец Лёльки («Лёлька») беспощадно сжигает его тетрадки со стихами, пригрозив отдать «в ученье к шорнику» [8, с. 248]. Особое внимание в рассказах уделено проблеме физического наказания. С одной стороны, телесное наказание оценивается как явное зло, наносящее вред душе ребёнка. Ваня Зеленев («Жало смерти») во время порки превращается в зверя, «ревет низким, злым голосом» [5, с. 308]. Физическое наказание озлобляет ребёнка, рождает в нём желание мщения и убийства. С другой стороны, наказание розгами интерпретируется автором как необходимая воспитательная мера, приносящая пользу ребёнку. Саша Кораблёв («Земле земное»), понимая, что не в силах справиться с обуревающими его разрушающими страстями, сам просит отца высечь его. Этот эпизод тесно связан с событиями жизни Сологуба, который, уже будучи взрослым, просил мать, а затем и сестру высечь его, так как после экзекуции он ощущал упорядоченность и успокоенность.
В рассказах Сологуба часто встречается мотив неполной семьи, восходящий, без сомнения, к детским переживаниям самого писателя, рано потерявшего любимого отца. Все положительные сологубовские герои-дети имеют только одного родителя. Воспитание Саши Кораблёва («Земле земное») полностью лежит на плечах отца. Коля Глебов живёт с мамой. В семье, в которой отсутствует отец, воспитывается Володя Ловлев («Свет и тени»). В рассказе «отсутствие отца связывается с темой богооставленности,
Ф. Сологуб имел в виду не только вдовство матери Володи, их одиночество, но метафизическое одиночество, оставленность Отцом Небесным» [2, с. 13]. Сологубовские герои-дети совершенно беззащитны перед злом окружающего мира и произволом взрослых людей. Писатель изображает мир, покинутый благодатным присутствием Бога.
Выводы. Тема детства, представленная в рассказах Фёдора Сологуба, вводится в серьёзный идейно-содержательный контекст, проблема трагического положения ребёнка в земном мире, образ ребёнка-жертвы, ребёнка-мученика становится ведущей смысловой доминантой произведений. Репертуар авторской интерпретации образов и мотивов, развивающих тему детства, обретает глубину и многозначность. Образы-символы и мотивы рассказов (тени, темнота, красота, символика цветовой гаммы) служат выражению индивидуально-авторского понимания образа ребёнка, испытывающего на себе тяжесть земных невзгод. Портретные описания, выделение в них доминантных деталей и сквозных образов помогают писателю раскрыть внутренний мир героев-детей, обозначить ключевые идеи произведений. Контрастный принцип руководит автором в изображении особенностей детского мировосприятия и хро-нотопической структуры рассказов (свет и тень, жизнь и смерть, зло и добро, чистота и грех). Категория двоемирия становится ведущей в образно-метафорическом решении произведений. Тема детства в сологубовских рассказах широко поддержана введением образов и мотивов символизма, натурализма, славянской мифологии, философских идей А. Шопенгауэра и Ф. Ницше. В творчестве Ф. Сологуба получает развитие проблематика русской литературы о детстве XIX в. (телесные наказания, взаимоотношения «отцов и детей»)
Источники
1. Дубова М. А. Роль концепта «детство» в идейно-художественной оппозиции «жизнь - смерть» (по прозе Федора Сологуба) // Вестн. Вят. гос. ун-та. Киров : Изд-во ВятГУ, 2014. № 9. С. 135-138.
2. Павлова М. М. Между светом и тенью // Ф. Сологуб. Тяжелые сны: роман. Рассказы. Л. : Художественная литература, 1990. С. 3-16.
3. Утехин Н. П. Альдонса и Дульцинея Ф. Сологуба // Ф. Сологуб. Тяжелые сны: роман. Рассказы. М. : Советская Россия, 1991. С. 3-24.
4. Гавриш Т. Р. Безрадостный гений. Ф. Сологуб: жизнь и творчество // Литература в школе. М. : Изд-во МПГУ, 2004. № 5. С. 3-7.
Vol. 15 No. 2 2021 The Science of Person: Humanitarian Researches ISS'NSi1N51897^98433x2(onF'linn<!)
Part 1. Philological Sciences
5. Дворяшина Н. А. Феномен детства в творчестве русских символистов : Ф. Сологуб, З. Гиппиус, К. Бальмонт : автореферат дис. ... доктора филологических наук : 10.01.01 : защ. 18.12.2009 : [место защиты: Сургут. гос. пед. ун-т] / Дворяшина Нина Алексеевна;. Сургут, 2009. 49 с.
6. Барковская Н. В. Детство как перекрёсток между жизнью и смертью (по рассказам Ф. Сологуба) // Мальчики и девочки: реалии социализации. Екатеринбург : Изд-во Урал. ун-та. 2004. С. 270-278.
7. Александрова Е. А. Мотив сна в ранней поэзии А. Блока // Уральский филологический вестник. Екатеринбург : Изд-во УрГПУ, 2016. № 5. С. 61-70.
8. Сологуб Ф. Тяжелые сны: роман. Рассказы. Л. : Художественная литература, 1990. 368 с.
9. Клейман Л. Ранняя проза Федора Сологуба. Л. : Эрмитаж, 1983. 193 с.
10. Сологуб Ф. Капли крови. Избранная проза. М. : Центурион, Интерпракс, 1991. 448 с.
11. Кирло Х. Словарь символов: 1000 статей о важнейших понятиях религии, литературы, архитектуры, истории. М. : ЗАО Центрполиграф, 2007. 525 с.
12. Михайлов А. И. Два мира Сологуба // Ф. Сологуб. Творимая легенда. М. : Современник, 1991. С. 5-1413. Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. СПб. : Тип. М. М. Стасюлевича, 1881. 490 с.
14. Миронова Г. Проблема интерпретации сюжета о человеке без тени в творчестве А. фон Ша-миссо, Х. К. Андерсена и Е. Л. Шварца // Исследовательский журнал русского языка и литературы. Тегеран : Иран. ассоциация русск. языка и лит-ры, 2014. № 1(4). С. 59-71.
15. Нордау М. Вырождение. Киев-СПб. : Ф. А. Иогансон, 1902. 292 с.
Информация об авторах
Клыпина Ирина Витальевна
Поморский государственный университет им. М. В. Ломоносова, филиал в г. Северодвинске (164512, РФ, г. Северодвинск, ул. Карла Маркса, 36). ORCID ID: https://0rcid.0rg/0000-0001-5838-9432. E-mail: clypinairina@yandex.ru
Шестакова Елена Юрьевна
Кандидат филологических наук. Центральная библиотека им. Н. В. Гоголя (164500, РФ, г. Северодвинск, пр. Ломоносова, 100). ORCID ID: https://0rcid.0rg/0000-0001-5764-0576. E-mail: shestackova. lena2013@yandex.ru
I. V. Klypina1, E. Y. Shestakova2
'Pomeranian State University named after M. V. Lomonosov, Severodvinsk, Russian Federation 2Central library named after N. V. Gogol, Severodvinsk, Russian Federation
Artistic interpretation of the childhood theme in the stories by Fyodor Sologub
Abstract. Our research is in the trend of literary science studying the theme of childhood in the works of Fyodor Sologub, the Russian writer of the late XIX - early XX century. The aim of the research is to reveal the features of the artistic understanding of the childhood theme in the stories by F. Sologub. The following stories by F. Sologub writen in 1897-1912 "Lelka", "Sting of death", "Elkich", "Light and shadows", "Worm", "Earthly to Earth", "Beauty", "Dream on stones", "Smile" became the material for the study. The research is based on the methods of interpretation, comparison, observation and generalization. The results showed that the image of childhood presented in the stories by F. Sologub is introduced into a serious ideological and meaningful context; the theme of the tragic position of a child in the earthly world, the image of a child-victim, a child-martyr becomes the leading semantic dominant of the works. Fyodor Sologub's interest to the artistic study of the childhood theme was due to the internal need to show the global perception and worldview of a child, to reveal the depth of his emotional experiences and reflections. Personal impressions of his childhood and the intensity of artistic and aesthetic searches at the era of the turn of the XIX-XX centuries determined the author's choice of artistic means to reveal the childhood theme. The repertoire of the author's interpretation of images and motifs developing the childhood theme gains depth and ambiguity. Images-symbols and motifs of stories (shadows, darkness, light, beauty, symbolism of the color scheme) serve to express the individual author's understanding of a child's image living between reality and
otherness, experiencing the weight of earthly adversity. The stories emphasize the theme of loneliness of a child hero, images of madness and spiritual death. Portrait descriptions, highlighting the dominant details and cross-cutting images in them, help to reveal the inner world of the child characters, identify the key ideas of the works. The contrast principle guides the writer in depicting the features of the children's worldview and the chronotopic structure of the stories (light and shadow, life and death, evil and good, purity and sin). The motif of children's images ambivalence is widely developed in the stories. The category of double world becomes the leading one in the figurative and metaphorical solution of the works. The childhood theme in Sologubov's stories is widely supported by the introduction of symbolism images and motifs, decadent aesthetics, naturalism, the philosophical ideas of Arthur Schopenhauer and Friedrich Nietzsche, and Slavic mythology. The literary texts have richness in color images, contrast comparisons, they are focus on the portrait characteristics of characters, the abundance of motivic and categorical spectrum shape and spatial structure; it all testifies to the originality of the author's childhood theme realization. The symbolist writer is the successor of the direction of Russian realistic literature of the XIX century, which developed the theme of hard childhood including consideration of the issue of corporal punishment for children, the problem of "fathers and children", the theme of sufferings and humiliation of a childd.
Keywords: childhood theme, short stories, Fyodor Sologub, artistic understanding, Russian literature, creativity.
Paper submitted: March, 15, 2020.
For citation: Klypina I. V., Shestakova E. Y. (2021) Artistic interpretation of the childhood theme in the stories by Fyodor Sologub. The Science of Person: Humanitarian Researches, vol. 15, no. 2, pp. 22-31. DOI: 10. i7238/issni998-5320. 2021.15.2.3.
References
1. Dubova M. A. The role of the «childhood» concept in the ideological and artistic opposition «life - death» (based on the prose of Fyodor Sologub). Vestnik Vjatskogo gosudarstvennogo universiteta. 2014, no. 9, pp. 135-138. (In Russian).
2. Pavlova M. M. Between light and shadow. F. Sologub. Tjazhelye sny: roman. Rasskazy. Leningrad, Hudozhestvennaja literature Publ., 1990, pp. 3-16. (In Russian).
3. Utehin N. P. Aldonza and Dulcinea of F. Sologub. F. Sologub. Tjazhelye sny: roman. Rasskazy. Moscow, Sovetskaja Rossija Publ., 1991, pp. 3-24. (In Russian).
4. Gavrish T. R. Bleak genius. F. Sologub: the life and work of. Literatura v shkole. 2004, no. 5, pp. 3-7. (In Russian).
5. Dvorjashina N. A. (2009) The phenomenon of childhood in the Works of Russian Symbolists: F. Sologub, Z. Gippius, K. Balmont: abstr. thes. ... Dr. Sc. (Philol.), defended on 18.12.2009, the place of the defence: Surgut State Ped. Un-ty. Surgut, 2009, 49 p. (In Russian).
6. Barkovskaja N. V. Childhood as a crossroads between life and death (according to the stories of F. Sologub). In: Boys and girls: the realities of socialization. Ekaterinburg: Ural Un-ty Publ., 2004, pp. 270-278. (In Russian).
7. Aleksandrova E. A. The motif of sleep in the early poetry of A. Blok. Ural'skij filologicheskij vestnik, 2016, no. 5, pp. 61-70. (In Russian).
8. Sologub F. Heavy dreams. Stories. Leningrad, Hudozhestvennaja literature Publ., 1990, 368 p. (In Russian).
9. Klejman L. Early prose by Fyodor Sologub. Leningrad, Jermitazh Publ., 1983, 193 p. (In Russian).
10. Sologub F. Drops of blood. Selected prose. Moscow, Centurion, Interpraks Publ., 1991, 448 p. (In Russian).
11. Kirlo H. Dictionary of symbols: 1000 articles on the most important concepts of religion, literature, architecture, history. Moscow, ZAO Centrpoligraf Publ., 2007, 525 p. (In Russian).
12. Mihajlov A. I. Two worlds of Sologub. F. Sologub. Tvorimaja legenda. Moscow, Sovremennik Publ., 1991, pp. 5-14. (In Russian).
13. Shopengaujer A. The world as Will and Representation. Saint-Petersburg, Tipografija M.M. Stasjulevicha, 1898, 490 p. (In Russian).
14. Mironova G. The problem of interpreting the plot of a Man without a Shadow in the works by A. von Chamisso, H. K. Andersen and E. L. Schwartz. Issledovatel'skij zhurnal russkogo jazyki i literatury. 2014, no. 1(4), pp. 59-71. (In Russian).
15. Nordau M. Degeneration. Kiev, Saint-Petersburg, F. A. Ioganson Publ., 1902, 292 p. (In Russian)..
Information about the authors
Irina V. Klypina
Graduate of the Pomeranian State University named after M. V. Lomonosov, Severodvinsk, Russian Federation (36 Karl Marx St., Severodvinsk, 164512, Russian Federation). ORCID ID: https://orcid. org/0000-0001-5838-9432. E-mail: clypinairina@yandex.ru
Elena Y. Shestakova
Cand. Sc. (Philol.). N. V. Gogol Central Library (100 Lomonosov Ave., Severodvinsk, 164500, Russian Federation). ORCID ID: https://orcid.org/0000-0001-5764-0576. E-mail: shestackova.lena2013@yandex.ru
© M. B. KnbmuHa, E. №. fflecmaKOBa, 2021
