CC BY
24
8. Научный архив БНУ РА «Научно-исследовательский институт алтаистики имени С.С. Суразакова». ФМ Дело № 377, Дело № 49, Дело № 527.
9. Алтай албатынын кожондоры. Горно-Алтайск: Горно-Алтайское книжное издательство, 1959.
10. Енчинов Э.В. Ночь в эпосе «Маадай-Кара» как отражение ночных запретов и ограничений в алтайской культуре. Героический эпос и сказительское искусство народов Евразии: сохранение, изучение и популяризация: материалы Всероссийской научно-практической конференции с международным участием, посвященной 100-летию со дня рождения сказительницы Натальи Черноевой. Горно-Алтайск: БНУ РА «НИИ алтаистики им. С.С. Суразакова», 2019: 342 - 352.
11. Чапыев Е.М. Алтай кожондор. Горно-Алтайск: ГАНИИЯЛ, 1991.
12. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. Москва, 1989.
13. Потапов Л.П. Народы Южной Сибири. Новосибирск: Новосибирское книжное издательство, 1953.
References
1. Verbickij V.I. Altajskie inorodcy: sbornik 'etnograficheskih statej i issledovanij altajskogo missionera, protoiereya V.I. Verbickogo. Pod redakciej A.A. Ivanovskogo. Moskva: T-vo Skoropechatnya A.A. Levenson, 1893.
2. Altaj albatynyH kozhoHdory. Gorno-Altajsk, 1972.
3. Tyuhtenev T.S. Altajskie narodnye pesni. Gorno-Altajsk: Gorno-Altajskoe otdelenie Altajskogo knizhnogo izdatel'stva, 1972.
4. Surazakov S.S. Altaj fol'klor. Gorno-Altajsk: Altyn-Tuu, 2015.
5. Tarbanakova S.N. Putirazvitiya teatrov YuzhnojSibiri. Gorno-Altajsk: GANIIIYaL, 1994.
6. Demchinova M.A. Altaj kalyktyw kozhoKdorynyw turguzuzy la bydyrintizi aajyncha bydymderi. Bilim: Nauchn. zhurnal. Vyp. 6. Gorno-Altajsk: GNU RA «NII altaistiki im. S.S. Surazakova», 2010: 47 - 59.
7. Altaj albatynyH chymdy sözi. Gorno-Altajsk, 1961.
8. Nauchnyj arhiv BNU RA «Nauchno-issledovatel'skij institut altaistiki imeni S.S. Surazakova». FM Delo № 377, Delo № 49, Delo № 527.
9. Altaj albatynyH kozhoHdory. Gorno-Altajsk: Gorno-Altajskoe knizhnoe izdatel'stvo, 1959.
10. Enchinov 'E.V. Noch' v 'epose «Maadaj-Kara» kak otrazhenie nochnyh zapretov i ogranichenij v altajskoj kul'ture. Geroicheskij 'epos i skazitel'skoe iskusstvo narodov Evrazii: sohranenie, izuchenie ipopulyarizaciya: materialy Vserossijskoj nauchno-prakticheskoj konferencii s mezhdunarodnym uchastiem, posvyaschennoj 100-letiyu so dnya rozhdeniya skazitel'nicy Natal'i Chernoevoj. Gorno-Altajsk: BNU RA «NII altaistiki im. S.S. Surazakova», 2019: 342 - 352.
11. Chapyev E.M. AltajkozhoHdor. Gorno-Altajsk: GANIIYaL, 1991.
12. Veselovskij A.N. Istoricheskaya po'etika. Moskva, 1989.
13. Potapov L.P. Narody Yuzhnoj Sibiri. Novosibirsk: Novosibirskoe knizhnoe izdatel'stvo, 1953.
Статья поступила в редакцию 30.09.19
УДК 82.0
Nazynchap T.Kh., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Foreign Languages Department, Tuvan State University (Kyzyl, Russia),
E-mail: [email protected]
Dorzhu N.S., Cand. of Sciences (Pedagogy), senior lecturer, Foreign Languages Department, Tuvan State University (Kyzyl, Russia),
E-mail: [email protected]
CREATIVE TRANSFORMATION OF THE NATIONAL PICTURE OF THE WORLD: SYMBOLIC IMAGES IN THE NOVELS BY S. SARYG-OOL AND N. DO-MOZHAKOV. The work studies of artistic transformation of the national picture of the world in the classical works of Tuvan and Khakass literature - in the novels by the founders of national literature S. Saryg-ool and N. Domozhakov. The subject of the study is the symbolic images of the macrocosm in these novels, their role in revealing the national logic of world outlook. An analysis of the ethno-poetics of works helps to reveal fundamental features of the author's consciousness, the identity of the national mentality. The article analyzes a comparative aspect, and this is necessary for a systematic idea of the laws of the literary process as a whole. It is not by chance that the novels of S. Saryg-ool and N. Domozhakov were chosen, their creative path coincides with the years of formation, approval and development of a new culture in Tuva and Khakassia.
Key words: model of the world, symbolic images, tradition, poetics, national character.
Т.Х. Назынчап, канд. филол. наук, доц., Тувинский государственный университет, г. Кызыл, E-mail: [email protected]
Н.С. Доржу, канд. пед. наук, доц., Тувинский государственный университет, г. Кызыл, E-mail: [email protected]
ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ НАЦИОНАЛЬНОЙ КАРТИНЫ МИРА: СИМВОЛИЧЕСКИЕ ОБРАЗЫ В РОМАНАХ С. САРЫГ-ООЛА И Н. ДОМОЖАКОВА
Данная работа посвящена исследованию художественной трансформации национальной картины мира в классических произведениях тувинской и хакасской литературы - романах основоположников национальных литератур С. Сарыг-оола и Н. Доможакова. Предметом исследования являются символические образы макромира в названных романах, их роль в раскрытии национальной логики миропонимания. Анализ этнопоэтики произведений помогает раскрыть основополагающие черты авторского сознания, самобытность национального менталитета. В статье проводится анализ в сравнительном аспекте, и это необходимо для системного представления о закономерностях литературного процесса в целом. Не случайно выбраны романы С. Сарыг-оола и Н. Доможакова, их творческий путь совпадает с годами становления, утверждения и развития новой культуры в Туве и Хакасии.
Ключевые слова: модель мира, символические образы, традиция, поэтика, национальный характер.
Выявление этнопоэтической специфики художественного слова представляется сегодня необходимым при изучении литератур народов Российской Федерации для осознания их особой модели развития в ХХ веке, создания новой концепции в общем контексте развития традиционной культуры в эпоху модернизации. В связи с этим несомненный интерес вызывает разработка проблемы этнопоэтики в индивидуальной творческой лаборатории художника как фактора творчества, определяющего своеобразие его художественного мышления и стиля, идейно-художественной структуры произведений.
Этнопоэтические традиции достаточно устойчивы потому, что они укоренены в общей системе материальной и духовной культуры народа. Менталитет этносов формируется природой, опытом приспособления к ней, образом жизни. Немаловажное значение имеют традиционные формы трудовой деятельности, для кочевых народов это кочевое, полукочевое скотоводство, охота, рыболовство, которые являлись основными способами хозяйствования и были обусловлены природно-географическими и ландшафтными условиями Республики Тыва и Республики Хакасия.
Для народа, основным образом жизни которого является кочевничество, природа - это не только материальное окружение, но и духовное воплощение,
это его дом, кормилец и спаситель. В основе мировидения тувинского и хакасского народов, их самоориентации во Вселенной - мифологические воззрения, о чем свидетельствует целый комплекс анимистических представлений, обрядовых ритуалов, культов, жертвоприношений «хозяевам» гор, рек, озер, местностей, тотемизм, фетишизация и профессиональный шаманизм, которые собственно и генерируют духовность и искусство народа. Из этого следует, что фундаментальным художественно-эстетическим средством выражения многогранного неповторимого национального менталитета тувинского и хакасского народов выступает мифологическая модель миропонимания. Именно мифология является мировоззренческой основой литературы Древности. Своеобразием становления сибирских литератур является то, что интенсивное развитие авторского художественного слова приходится на Новейшее время, в которое народы вступили, сохраняя древнейшие воззрения.
Актуальность исследования определяется непреходящим значением творчества основоположников в тувинской и хакасской литературах, ролью их творчества в становлении и развитии национального искусства. Потребность в сравнительном исследовании творчества отдельных писателей возникает в связи с необходимостью системного представления о закономерностях литературного
процесса в целом. Творческий путь С. Сарыг-оола и Н. Доможакова совпадает с годами становления, утверждения и развития новой культуры в Туве и Хакасии, в процессе которых активно развивалась художественная литература. Среди факторов, способствовавших развитию тувинской литературы, важнейшее место занимают мифология и фольклор.
Художественное мышление С. Сарыг-оола и Н. Доможакова основано на глубоком знании устного народного творчества. В произведениях писателей предстает творческое освоение и переосмысление принципов народного творчества. Известные в Туве и Хакасии сказители Тюлюш Баазанай, Когел, Ак-Хойлен, Балтыжаков, Манарги, Аршанов репертуар которых составляет свыше ста богатырских сказок, легенд, притч, оказали большое влияние на творческое становление и формирование мировоззрения будущего писателя.
В творчестве С. Сарыг-оола и Н. Доможакова особое место занимает его проза. Проза С. Сарыг-оола выделяется среди произведений тувинских прозаиков глубиной философского осмысления жизни, тонким выражением национальной ментальности, онтологичностью и рефлекцией. С. Сарыг-оол одним из первых в тувинской литературе осваивает жанр романа, его «Повествование Ангыр-оола» является образцом тувинского романа. Это произведение не раз издавалось на тувинском языке, пять раз было опубликовано в центральных издательствах на русском языке, переведено на киргизский, литовский, эстонский, якутский, монгольский языки,
Николай Доможаков - один из основателей хакасской литературы. Значителен его вклад в развитие культуры, литературы, науки и образования республики Хакасия. Н.П Доможаков является автором первого хакасского романа «В далёком аале» (1960). Роман был переведён на русский язык ПФ. Сысоляти-ным (1970). За семь лет произведение выдержало более десяти изданий, тираж его превысил три миллиона. Роман переводился на тувинский, латышский, киргизский языки. По мотивам романа был снят художественный фильм «Последний год Беркута» (1977).
«Роман Н.П. Доможакова как первое крупное, панорамное произведение в национальной литературе хакасов является прекрасным материалом для выявления модели художественного мышления. Несомненно, Н. Доможаков в своем романе отразил свою национальную среду» [1, с. 86].
Велико значение творчества С. Сарыг-оола и Н. Доможакова в развитии национальной литературы. Творчество обоих писателей стало предметом исследования с самого начала развития тувинского литературоведения.
Творчеству С. Сарыг-оола, его роману посвящены исследования М. Ха-даханэ, М. Суровцева, П. Ломидзе, В. Локонова., А. Калзана, Д.С. Куулар и др. В восьмидесятые-девяностые годы прошлого столетия появляется ряд работ, посвященных изучению связей литературы с ее истоками. Этнопоэтическое своеобразие прозы С. Сарыг-оола проанализировано в монографии Т.Х. Очур.
Изучению идейно-художественных особенностей первого хакасского романа Н.П Доможакова «Ыраххы аалда («В далеком аале») посвящены работы многих известных учёных и критиков из Хакасии и других регионов: М.А. Унгвицкой, П.А. Троякова, К.Ф. Антошина, А.П Кызласовой, Р.Т. Саковой, В.А. Карамашевой, ПИ. Ломидзе, Р.П Бикмухаметова, Л.П Якименко, С.В. Сартакова, С.И. Пармаевой, Р.А. Палкиной и др.
К литературно-критическим исследованиям, наиболее близким к нашей проблеме, можно отнести монографию «Народно-поэтические истоки национальных литератур Сибири (Бурятии, Тувы, Якутии)» С.Ж. Балданова, в которой рассматриваются и произведения писателей. Ученый утверждает, что их оригинальность и впечатляемость обусловлены поэтизацией истории и жизни родного народа, его культуры и фольклора. Произведения С. Сарыг-оола рождаются «на стыке национальных и общечеловеческих эстетических координат» [2, с. 184]. Произведения С. Сарыг-оола и Н. Доможакова рассматриваются и в работах Д. Романенко, Р Палкиной, М. Татаринцевой и др.
Основной отличительной чертой прозы С. Сарыг-оола и Н. Доможакова от других писателей является то, что авторы наиболее ярко и целостно изображают национальную картину мира. Абстрактные понятия о Вселенной становятся доступными и созерцательными благодаря центральным образам-символам писателей, сквозь которые просвечивает глубинный смысл. Такое смысловое единство, объединяющее нечто духовное, интуитивное, ирреальное характерно образам-символам, выражающим понятия космоса. Космос - важнейшее понятие в мифопоэтической модели мира. Акт творения есть уничтожение хаоса и установление космоса. Пармония - это и есть обретение себя в пространстве и во времени универсума.
При этом для этноса особый акцент делается на самоидентификации во взаимопересекающихся горизонтальных и вертикальных пространствах. Центральным символическим образом горизонтального пространства является Степь, в образе которой воплощается самобытность этноэкологического, хозяйственно-культурного исторического развития народа.
В прозе С. Сарыг-оола изображается жизнь и быт кочевников овюрских степей. Степь у С. Сарыг-оола ассоциируется с беспредельным миром, Вселенной, она - больше, чем просто пространственная категория, а именно родовое начало. Это рельефно выявлено писателем в его романе «Повествование Ан-гыр-оола» через освещение инициационных моментов в судьбах героев. Так, при первом ознакомлении с окружающим миром у Ангыр-оола главным образом фигурирует образ родной степи, которая положила начало патриотическим чув-
ствам, родившимся в его сознании. Степь, где продолжается жизнь кочевников -героев С. Сарыг-оола, безусловно, относится к одному из решающих факторов, формирующих самобытность национального характера. Образ степи символи-чен еще и тем, что приобретает глубокую сакрализацию. Само предсталение о сакральности пространства является универсальным в мифопоэтике, где сакральному противопоставляется профанное. В сакральном пространстве степи тувинец не чувствует себя одиноким, там он интуитивно чувствует своих предков. Степь для кочевника - открытое пространство, в ней кочевник обретает свободу, уверенность, она - его дом, убежище, хранитель: «... в беспокойные, путаные времена у кочевников есть преимущество - они могут вдруг исчезнуть со всем своим хозяйством, со скотом и семьями: сегодня - в лесу, завтра окажутся на вершине Таннуольсого хребта, через день, глядишь, раскинули стойбища где-нибудь в тихом логу Овюрского Амырака» [3, с. 296]. Степь - это и источник жизненных сил. У С. Сарыг-оола степь предстает щедрой плодовитой землей, богатой тарбаганами, сурками. Она у него материально-вещественный мир.
В романе «В далеком аале» Н. Доможакова степь изображается как дом кочевника. Степь - жива, она чествует настроение героев, оберегает их. «По всей лощине кони пугливо озирались и всхрапывали. Ринулся вперед еще один косяк, потом еще один... Задрожали кусты чия и солончаковой травы, заклубились вихри, поднятые копытами. В движение пришли теперь все десять косяков. Кони неслись, готовые смять, растоптать все на своем пути. Степь гнулась под этим грохочущим живым обвалом...» [4, с. 11].
Но вместе с тем С. Сарыг-оол и Н. Доможаков отображают степь как духовную материю. Космичность степи проявляется в эпизодах, в которых Ангыр-оол от тоски по матери, родным общается с окружающей природой, успокаивает свою душу в степи родного Амырака. Исследователь хакасской литературы
B.А. Карамашева отмечает следующее: «Степь у Доможакова показана как существо живое, составляющее вместе с людьми единое целое. Она, как человек, «торопится», «вздыхает», «молчит», «дышит», «просыпается» [5, с. 58]. Таким образом, степь в качестве духа порождает в человеке прекрасное, первозданную гармонию, поскольку она тождественна Вселенной.
Особый интерес вызывают образы курганов в романе «В далеком аале» Н. Доможакова. Они как молчаливые свидетели истории наблюдают все происходящее в степи. Хара-Курген, древнее изваяние, «красновато-серый, зернистый, с зеленоватыми потеками присохшего лишайника», смотрит на героев «человеческими глазами»]. Образ кургана таинственен, загадочен, он говорит внутренним монологом с людьми: «Ты останешься здесь и не увидишь больше ни друзей, ни близких, ни солнца. И я буду сторожить твои останки так же верно, как сторожу кости всех зарытых под этим курганом...» [4, с. 155].
Как описывается в романе, даже камни не остаются равнодушными, когда решается жизнь, судьба хакасского народа. «Они походили то на бойцов, припавших на колено и изготовившихся стрелять, то на сторожевых всадников, то на женщин-хакасок, вышедших к дороге проводить воинов» [4, с. 183].
Анализ трансформации национальных образов мира, в частности образа степи, свидетельствует, что восприятие окружающего мира, природы тесно связано с мифологическим осознанием мира.
Если горизонтальное пространство представлено в прозе Н. Доможакова и С. Сарыг-оола в образе-символе степи, то священное вертикальное пространство символизирует образ горы. Пора, прежде всего, неотделима от понятия малой родины, родной земли. Не случайно, в первый раз увиденный мальчиком мир в «Повести о светлом мальчике» запечатлевается в его памяти картиной высоких гор Арыг-Бажы.
Поры, обращённые к солнцу, их «высотность» и «вершинность» в прозе
C. Сарыг-оола символизируют внутреннюю одухотворенность человека, эстетику его сверхчувственных представлений. В главе «Бедик даг бажынче уне берге-ним» («На высокой горе»), входящей в цикл повествования о детстве главного героя, автор с особой тонкостью рисует эмоциональную взволнованность героя, ощущающего неописуемую силу блаженства духа гор: «Я хорошо помню, когда мне было ровно пять лет как мы с братом ходили за орехами и добрались до вершины очень высокой горы», - рассказывает Ангыр-оол: «Да кто видел такую поднебесную высоту! Просторная долина нашего чайлага смотрелась совсем маленькой, так ровно растелилась зеленым, нежным шелком. А юрты, прямо мелкие-мелкие, как белые грибы. Я сначала не узнал своих коров на пастбище, они тоже как муравьи крохотные» [3, с. 55]. Абсолют образа-символа гор отражается в сознании, в эмоциональном восприятии героя:
« - Мужчины ведь ничего не боятся. Мы будем подниматься на вершины еще высотных, еще труднодобираемых гор! - ответил брат. И я никогда не забуду, как я радовался и гордился тогда, глядя вперед с высоты горы» [3, с. 55 - 56]. В образе-символе горы выражена мысль о духовном обновлении героев. Уже в пять лет Ангыр-оол через величественность высоких гор трепетно осознал величие, их благородство, богатство родной земли. Данный инициацион-ный этап формирует в герое любовь к родному краю, родному народу.
Следующий этап духовной самоидентификации героя происходит в отрочестве и вновь отражается образом-символом горы. Заблудившегося и чудом оставшегося в живых батрака-сироту находят охотники, привечают и провожают его до перевала. Ангыр-оол стоит на вершине перевала Танды, видит, чувствует красоту родины, его охватывает прилив новых жизненных сил. Созерцание сочности, разноцветной палитры жизни с высоты горы С. Сарыг-оол передает
естественно и ощутимо: «Стоя там, на вершине горы, не налюбуешься, восхищаешься тем, какие эти волшебно высокие, то ли синие, то ли красные могучие вершины тайги, как текут ручейки от еще не растаявших сугробов, а между камнями среди ледников - прямо из-под снега растут разноцветные цветы! Мне казалось, эти цветы не мерзнут в холоде, как и я. Чувствуешь какую-то страшную, величественную силу, от чего невольно хочется помолиться, в то же время в тебе рождается такое святое красивое, могучее одухотворение, летишь, словно орел на недосягаемых вершинах» [3, с. 148]. Если в первом инициационном этапе философское начало звучит в размышлениях старшего брата, то в данном случае рассуждение передается от первого лица, от лица самого героя. Здесь образ горных цветков среди серебряных ледников, закаленных холодом, введенный в ткань повествования, носит символический характер и ассоциируется с образом героя, успевшего закалиться в скитаниях, гонениях сиротской судьбы. Это восполняет пробел, появившийся между порой первого впечатления мальчика, стоящего и так же любующегося красотой природы с вершины горы, и настоящим временем. Временные аспекты раскрываются в романе пространственными категориями, «пространство осмысливается и соизмеряется временем» [6, с. 10]. Следовательно, образ-топос гор, его выраженный маркер - перевал - служит интуитивному проникновению самой сути, помогает изображению жизненных этапов человека. «Перевал в произведении С. Сарыг-оола явлен как пограничный рубеж своего и чужого пространств, следовательно, свободы и неволи. Душа героя на высоте перевала по дороге домой вырывается из неволи чужого негативного пространства, приобретает свободу и силу, подобную орлиному полету» [7, с. 61]. И, конечно же, образ перевала в романе раскрывает внутренние взгляды героя, его жизненные позиции. Герой С. Сарыг-оола в глубине души познает человеческую Доброту, Сердечность, образ охотников - земляков навсегда остается для него образцом подражания, эталоном духовных ценностей.
Образ гор в романе «В далеком аале» также изображается через призму национального мировидения: «... В воздухе колеблется марево, оно похоже на легкий пар, что поднимается из огромного закипающего котла. Края котла -зубчаты, сини. Это хребты Саяна и Алатау, окаймившие степь полукружьем. А внутри этого котла раскаленными кажутся древние надмогильные камни из красного песчаника» [4, с. 16].
Поскольку образ-символ обладает функцией регенерирования памяти предшествующих поколений и отталкивается от их опыта, представлений, символический образ гор в прозе Н. Доможакова и С. Сарыг-оола имеет иконические элементы архаики. Топос гор в романе писателя предстает как сакральное место спасения, убежища. Например, после посещения могилы матери от страха, духовного изнеможения Ангыр-оол ищет убежище в горах: «В испуге я попятился назад, а как немного отошел, повернулся и что было силы помчался прочь. Не знаю, почему меня именно тянуло к высоте горы, оказалось, что я стою на Кызыл-Шат» [3, с. 93]. Высотность, вершинность гор в сознании героя ассоциируется с чистым, священным местом, где исчезают любые страхи, где нет места дисгармонии.
Образ-символ гор у тувинского и хакасского народов традиционно является символом возрождения, материнского начала. Так, легенда о волчице, родоначальнице тюрков, гласит, что волчица находит убежище именно в горах Алтая и там, в пещере, рождает своих сыновей. Гора как символ спасения, возрождения выступает в творчестве писателя и в мифе о всемирном потопе. Согласно легенде, человечество спаслось благодаря горе Буура, на вершине которой осталась единственная суша размером круга юрты.
Священное вертикальное пространство, соединяющее Небо и Землю, символизирует глубокое духовное начало. Символический образ гор, воссозданный С. Сарыг-оолом, объединяет профанный и сакральный миры. В прозе писателя горы как обиталище божеств, хозяев тайги, небесных и тотемических прародителей выступают в качестве священного воплощения. В романе «Повествование Ангыр-оола» гора представлена как посредник между людьми и божествами. В день Шагаа, Нового года, весь аал, чтобы их услышал бог Эжен, поднимается на гору Сан-Салыр и там, на возвышенности, совершаются магические действия - ритуалы жертвоприношения.
Горы, их священные духи непосредственным образом влияют на последующую жизнь человека. Духи гор, по представлениям тувинцев, следят за их поступками, деяниями. В переломные моменты жизни, в чрезвычайных ситуациях люди обращаются к духам гор. Эта веками укорененная в сознании тюркских этносов традиция художественно трансформирована и в повести алтайского писателя Б. Укачина «Горные духи»: «На горы не полагается подниматься, вблизи них нельзя громко кричать, стрелять из ружья. В реках, несущихся с вершин, нельзя ловить выдр черно-золотистых, нельзя стрелять золоторогих маралов» [8, с. 51]. Когда носитель народной мудрости, агитатор народных традиций дед Аба узнал о том, что его сын Эрден убил марала, старику кажется, что «душа его отделилась и вместе с духами с пением движется в подземелье горы Текпенек-Алды». Аба просит помощи у священных гор: «-Оставьте душу мою, оставьте душу! - упрашивал Аба.
В ответ слышался таинственный голос: «Тогда возьмем душу Эрдена...»
- Нет-нет!!! Горы мои, духи горные, нет, нет... Будьте добры, будьте... Только не Эрдена! Нет...» [8, с. 93 - 94]. Дух Аба покидает средний мир после внезапной болезни: «Ушел Аба в ясный осенний день. Тихо дымились от-
роги гор, тихо качались голые лиственницы и березы, задумчиво голубели мудрые кедры и ели». Здесь высвечивается и авторская позиция, символ гор в его повести констатирует архаические черты его сознания. Интуитивное тяготение человеческой души к священным горам не ограничивается её земной жизнью, о чём свидетельствует следующий отрывок: «Хотел он (Эрден - О.Т.) на могиле поставить ограду, но Тари взбунтовалась: дух старика не поднимется на горный хребет, навсегда останется за железным забором. Тогда Эрден решил посадить на могиле живой памятник - кедр» [8, с. 105]. Таким образом, образ-символ гор, ассоциирующийся с символом божеств, поднимает глубокие пласты памяти, представляет мифопоэтическую модель мира в художественном тексте.
В создании общей картины мира в прозе Н. Доможакова и С. Сарыг-оола особую роль играет образ-символ воды. И это исходит из древних представлений народа о воде как о первоэлементе мироздания. Согласно мифологиям многих народов мира, вода - источник жизни. Образ воды неразрывно слит с образом земли и раскрывает символику чер-суг (земля-вода).
Вода, река у кочевых народов имеют свой дух, ассоциируются с живым существом, что является свойством мифосознания. Образ-символ воды в прозе С. Сарыг-оола выступает одушевлённым, одухотворённым пространством. С одной стороны, священная, с другой - манящая, спокойная, бурная, непредсказуемая стихия природы - река исстари являлась объектом поклонения и почитания. Так, в романе С. Сарыг-оола «Повествование Ангыр-оола» герой соблюдает вековые традиции, поступая по обычаям бабушки Чезен-Кадай: прежде чем перейти реку Холдуг-Хем, преклоняется, обращается с молитвами к духу реки, просит благополучия.
Ангыр-оол, устав физически и морально, пьёт прохладную воду из ручейка, и сразу ему становится легче, его потемневшие глаза будто открываются и ясно видят окружающий лес, травы, камни. Образ-символ воды как основа бытия ассоциируется со светом. Не случайно реки, водопады часто сравниваются с белым молоком.
Великий образ Чобат в романе Н. Доможакова ярко представлен, например, в следующем отрывке из романа: «Посмотришь из аала на Чобат, и кажется, что это не речка, а распущенный волосяный аркан, свитый из светлых и темных пучков: он и блестит серебристыми перекатами, и темнеет глубокими омутами, ушедшими под высокие яры. Длинен путь Чобата к большой реке Ахбану. Начинается он с зеленокудрых таежных гор - тасхылов, откуда Чобат спрыгивает, как дикий конь» [4, с. 23].
Образ воды символичен и отражательным свойством. Моменты самоузнавания, принятия себя главным героем С. Сарыг-оол раскрывает посредством образа воды: «Мне припомнились вчерашние слова стариков про меня (в начале встречи) «черт-ведьма», я побежал к ручью, чтобы взглянуть на свое лицо: ом-мани патни хом! Морда как у чумазого козла! Я был весь перепачкан в кедровой смоле. Даже сам себя не узнал. Видел только свои перепачканные руки. Лицо было точно такое» [3, с. 145 - 146], - рассказывает Ангыр-оол. Герой умылся в воде, тем самым, освободив себя от прошлых мучений, страхов, и продолжает свой путь с новыми силами.
«Писатель, используя в своей прозе всё то, что было создано народным первоискусством на протяжении тысячелетий его существования, углубляет свой взгляд в духовную жизнь народа, постигает недра национального самосознания. Мифологическое сознание тувинского народа стало живым источником авторского творчества» [9, с. 373].
Символический образ реки в мифопоэтической модели мира олицетворяет вечное движение, никакие препятствия не в силах остановить её. Пространство реки - динамичное пространство. Это качество образа реки символизирует чаяния, устремления героев, их искреннее желание постичь истину, свободу.
Динамичное пространство образа реки ярко изображено в романе Н. Доможакова: «... На равнине Чобат меняет свой нрав. Течение его становится медлительнее, и теперь он уже напоминает ленивую лошадь, которую все время нужно подстегивать.
Подстегивают Чобат паводки. По веснам речка, вспухая от талых вод, посланных тасхылами, приносит и радость. и горе. Чобат становится настолько щедрым, что заполняет водой каждый оросительный канал. Перехлестнув через берега, она закатывается на пастбища и сенокосы, заливает их, а отхлынув, оставляет ил, гальку, коряги и разный мусор. низины превращаются в топкие болотины, где вязнет скот, в круглые, оправленные осокой и камышами озерца, где скапливаются тучи малярийного комара... » [4, с. 23].
Стихийное начало природного мира здесь раскрывается в образе воды, которая амбивалентна, она может быть и спасительным началом, истоком жизни вообще и человеческой в частности.
Река у писателей имеет и объединяющее начало. Она соединяет внешнее и внутреннее пространства, дает жизнь людям, окружающим животному и растительному мирам, своей энергией вдохновляет, ободряет их. Ей небезразлично все, что происходит вокруг ее русла. В прозе С. Сарыг-оола и Н. Доможакова река имеет душу, чувствует, переживает и радуется за судьбы своих сыновей.
Раскрытие сакрального кода образа-символа воды, реки определяет ее в качестве «константы вечности». Река как память эпох объединяет линейные
пласты временного пространства в мифопоэтической модели мира - прошлое, настоящее, будущее воплощаются в одном образе.
В искусстве многих народов мира образы больших рек часто выступают символами отдельно взятого этноса, страны. Образ реки Енисея, отражённый в рассказе-сказке С. Сарыг-оола «Агар-Сандан ыяш» («Дерево Агар-Сандан»), приобретает символический характер. Чудесное дерево Агар-Сандан выросло на месте слияния Бии-Хем и Каа-Хем, где и начинается Улуг-Хем - Енисей. Ав-
Библиографический список
тор через образ Енисея рассказывает о своем крае, а река, выступая в качестве обобщающей основы, символизирует облик Тывы.
Таким образом, символические образы-символы степи, горы и воды, реки в романах «Повествование Ангыр-оола» С. Сарыг-оола и «В далеком аале» Н. Доможакова интерпретированы как первооснова мироздания, как источник жизни, как очищающая и вдохновляющая сакральная сила и являются одними из основных образов, раскрывающих традиционную модель мира.
1. Майнагашева Н.С. Образ пространства в романе Н.Г. Доможакова «В далеком аале». Международный научно-исследовательский журнал. Екатеринбург, 2017; 01 (55); Часть 3: 86 - 88.
2. Балданов С.Ж. Народно-поэтические истоки национальных литератур Сибири (Бурятии, Тувы, Якутии). Улан-Удэ: Изд-во Бурят. гос. ун-та, 1995.
3. Сарыг-оол С.А. Ангыр-оолдун тоожузу. Чогаалдар чыындызы. Кызыл: Тыв. ном унд. чери, 1988; Т. I: 459.
4. Доможаков Н.Г. В далеком аале. Москва: Современник, 1974.
5. Карамашева В.А. Хакасская проза 30-90-х гг. ХХ в. Москва, 1998.
6. Далгат У.Б. Литература и фольклор. Москва: Наука, 1981.
7. Очур Т.Х. Этнопоэтическое своеобразие прозы С. Сарыг-оола. Диссертация ... кандидата филологических наук. Улан-Удэ, 2008.
8. Укачин Б.У. Горные духи. Повести и рассказы. Москва, 1986.
9. Очур Т.Х. Повествование Ангыр-оола С. Сарыг-оола: изображение мифомодели кочевого мира. Мир науки, культуры, образования. Горно-Алтайск, 2014; 6 (49): 371 - 373.
References
1. Majnagasheva N.S. Obraz prostranstva v romane N.G. Domozhakova «V dalekom aale». Mezhdunarodnyj nauchno-issledovatel'skij zhurnal. Ekaterinburg, 2017; 01 (55); Chast' 3: 86 - 88.
2. Baldanov S.Zh. Narodno-po'eticheskie istoki nacional'nyh literatur Sibiri (Buryatii, Tuvy, Yakutii). Ulan-Ud'e: Izd-vo Buryat. gos. un-ta, 1995.
3. Saryg-ool S.A. Angyr-ooldun toozhuzu. Chogaaldarchyyndyzy. Kyzyl: Tyv. nom und. cheri, 1988; T. I: 459.
4. Domozhakov N.G. V dalekom aale. Moskva: Sovremennik, 1974.
5. Karamasheva V. A. Hakasskaya proza 30-90-h gg. HH v. Moskva, 1998.
6. Dalgat U.B. Literatura i fol'klor. Moskva: Nauka, 1981.
7. Ochur T.H. 'Etnopo'eticheskoesvoeobrazieprozy S. Saryg-oola. Dissertaciya ... kandidata filologicheskih nauk. Ulan-Ud'e, 2008.
8. Ukachin B.U. Gornye duhi. Povestiirasskazy. Moskva, 1986.
9. Ochur T.H. Povestvovanie Angyr-oola S. Saryg-oola: izobrazhenie mifomodeli kochevogo mira. Mirnauki, kultury, obrazovaniya. Gorno-Altajsk, 2014; 6 (49): 371 - 373.
Статья поступила в редакцию 29.09.19
УДК 81
Luludova E.M., Cand. of Sciences (Philology), licensed literature professor, Almaty Branch of Saint-Petersburg University of Humanities and Social Sciences, Department of Social-Cultural Technologies (Almaty, Republic of Kazakhstan), E-mail: [email protected]
THE SPECIFICITY OF THE REFLECTION OF CHRISTMAS AND YULE DISCOURSE IN THE RUSSIAN LITERATURE OF THE XIX - EARLY XX CENTURY.
The article substantiates the idea that Christmas and Yuletide are most frequently and minutely described phenomena in the Russian literature of the XlX-early XX century. The characteristic features of one or another festive incarnation in A. Pushkin, N. Gogol, L. Tolstoy, B. Zaitsev, M. Bulgakov books are highlighted and described. Referring to the folk and Christian tradition, quoting from the analyzed texts, taking into account the point of view of experts in this field and the studies already made, the author concludes that the Christmas and Yule discourse corresponds to the Christian and folk festive tradition, occurs in the works of the transition period, and minor deviations from the scheme indicate the social and public changes.
Key words: discourse, interpretation, Christian and folk tradition, Russian literature.
Е.М. Лулудова, канд. филол. наук, проф. литературоведения, проф. каф. социально-культурных технологий, Алматинский филиал НОУ ВПО «СПбГУП», г. Алматы, Республика Казахстан, E-mail: [email protected]
СПЕЦИФИКА ОТРАЖЕНИЯ РОЖДЕСТВЕНСКО-СВЯТОЧНОГО ДИСКУРСА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ XIX - НАЧАЛА ХХ ВЕКА
В данной статье обосновывается идея о том, что в русской литературе XIX - начала ХХ века наиболее частотно и подробно описываются Рождество и святки. Выделяются и описываются характерные особенности того или иного праздничного воплощения у А. Пушкина, Н. Гоголя, Л. Толстого, Б. Зайцева, М. Булгакова. Ссылаясь на народную и христианскую традицию, приводя цитаты из анализируемых текстов, учитывая точку зрения специалистов в данной области и уже проведённые исследования, автор статьи приходит к выводу, что рождественско-святочный дискурс соответствует христианской и народно-праздничной традиции, возникает в произведениях переходного времени, а незначительные отклонения от схемы свидетельствуют о социально-общественных изменениях.
Ключевые слова: дискурс, интерпретация, христианская и народная традиция, русская литература.
Многоликость русского понятия «праздник», его зеркальность по отношению к внешнему миру и социокультурному опыту сделали возможным появление множества исконно русских концепций сущности праздничного действа. Появилось даже целое направление - «праздниковедение», которое рассматривает праздник как социокультурное явление, как оппозицию понятию «повседневность», имеющему такие смысловые оттенки, как повторяющийся, рядовой, рутинный, деловой, трудовой, привычный и т. д. Цель данного исследования - изучение упоминаний конкретных праздничных воплощений в русской литературе XIX - начала ХХ века.
Русская литература XIX - начала ХХ века вбирает в себя праздничное начало, благодаря упоминанию тех или иных праздников происходит «встреча» разных эпох, однако наиболее частотно и подробно описываются Рождество или Святки. Так, А.С. Пушкин в «Евгении Онегине» противопоставил их. О рождественском празднике он говорит иронично, как о скучной повинности, которую надо исполнять «по обычаю народа», «чтоб в остальное время года о нас не
думали» [1, с. 247], в описании же святок передает праздничное настроение, которым охвачен весь народ, указывает на естественность и важность события [1, с. 262].
В романном сюжете Татьяны святки являются одним из ключевых звеньев [1, с. 260]. Как всё вокруг, она захвачена чувством близкого преображения. Это подчеркивает её «русскость» и то, что она - носительница тайных знаний. Её тревожат приметы и предчувствия, но во всём она ищет сокровенный смысл, верит преданьям старины, снам, карточным гаданьям и предсказаниям луны [1, с. 261]. Татьяна участвует в гаданиях, влюбившись в Онегина. Это проявление её свободы, дань эмансипации, хотя за это она как будто и наказана: положив зеркало на ночь под подушку в надежде увидеть во сне жениха, она узнает не о своей свадьбе, а о гибели Ленского от руки Онегина, будущее сулит ей не любовь и счастье, а богатого мужа [1, с. 262].
Н.В. Поголь в повести «Ночь перед Рождеством» приурочил события к кануну церковного праздника, а не к святкам, что, с одной стороны, послужило осно-
