Bibliography
1. Karasik, V.I. Yazihkovoyj krug: lichnostj, konceptih, diskurs: monografiya. - Volgograd, 2002.
2. Fillmore, Ch. J. “The case for case” / Ch. J. Fillmore // Universal in linguistic theory. - New York, 1968.
3. Fillmor, Ch. Osnovnihe problemih leksicheskoyj semantiki // Novoe v zarubezhnoyj lingvistike. - M., 1983. - Vihp.12.
4. Kobozeva, I.M. Lingvisticheskaya semantika: uchebnik. - M., 2000.
5. Popova, Z.D. Problema modelirovaniya konceptov v lingvokognitivnihkh issledovaniyakh / Z.D. Popova, I.A. Sternin // Mir cheloveka i mir
yazihka: kollektivnaya monografiya / otv.red. M.V. Pimenova. - Kemerovo, 2003. - Vihp. 2.
6. Boldihrev, N.N. Kognitivnaya semantika: kurs lekciyj po angliyjskoyj filologii. - Tambov, 2001.
7. Minskiyj, M. Ostroumie i logika kognitivnogo bessoznateljnogo // Novoe v zarubezhnoyj lingvistike KhKh veka. - M., 1988. - Vihp. 23.
8. Minsky, M. Frame-system theory / M. Minsky // Thinking: Readings in cognitive science / Ph. N. Johnson-Laird, P.C. Wason (ed.). - Cambridge,
New York, 1977.
9. Minskiyj, M. Freyjmih dlya predstavleniya znaniyj: per. s angl. - M., 1979.
10. Kulakov, F.M. Prilozhenie k russkomu izdaniyu // Minskiyj M. Freyjmih dlya predstavleniya znaniyj: per. s angl. - M., 1979.
11. Baranov, A.N. Vvedenie v prikladnuyu lingvistiku. - M., 2003.
12. Ufimceva, A.A. Leksicheskoe znachenie (princip semiologicheskogo opisaniya leksiki). - M., 1986.
13. Milovanova, M.V. Kategoriya posessivnosti v russkom i nemeckom yazihkakh v lingvokuljturologicheskom osvethenii: monografiya / nauch. red. V.I. Karasik. - Volgograd, 2007.
14. Slovarj sovremennogo russkogo literaturnogo yazihka: v 17 t. - M.; L., 1948-60.
15. Chekhov, A.P. lonihch / A.P. Chekhov. Izbrannihe proizvedeniya. - Minsk, 1954.
16. Pushkin, A.S. Kapitanskaya dochka // Pushkin A.S. Sobranie sochineniyj v shesti tomakh. - M., 1969. - T. 4.
17. Sreznevskiyj, l.l. Materialih dlya slovarya drevnerusskogo yazihka po pamyatnikam XI-XIV vekov.: v 3 t. - SPb., 1893-1903. - T. 2.
18. Slovarj russkogo yazihka: v 4 t. - M., 1999.
19. Tolkovihyj slovarj russkogo yazihka: v 4 t. / pod red. D.N. Ushakova. - M., 2000.
20. Tolstoyj, L.N. Voyjna i mir // Sobranie sochineniyj v vosjmi tomakh. - M., 1996.
21. Korolenko, V.G. Istoriya moego sovremennika // Sobranie sochineniyj: v 5 t. - L., 1991. - T. 5. - Kn. 3, 4.
22. Popovkin, E.E. Semjya Rubanyuk. - M., 1962.
23. Dostoevskiyj, F.M. Belihe nochi / F.M. Dostoevskiyj. Izbrannoe. - M., 1987.
24. Dostoevskiyj, F.M. Prestuplenie i nakazanie. - M., 1982.
Статья поступила в редакцию 18.01.12
УДК-82.08:159.9
Karamasheva V.A. COMPRATIVE ANALISIS OF THE NOVELS «RUSSKIY LES» BY L. LEONOV AND «V DALEKOM AALE» BY N. DOMOZHAKOV. The paper has shown the interrelationship of Khakas and Russian national literature. The analysis is based on two novels «Russkiy les» by Russian writer L.Leonov and «V dalekom aale» Khakas writer N.Domozhakov. It is concluded that the Russian novels in its plot, views on a mans philosophy. The traditions of a great Russian literature greatly influence the literature of Khakas people having been developed much later.
Key words: novels, writer, comprativ analisis, national literature, tradition, khakas literature, russian literature, theory of poetry, works, folklore.
В.А. Карамашева, д-р филол. наук, проф. каф. литературы Хакасского государственного университета
им. Н.Ф. Катанова, г. Абакан, E-mail: bartringer 96@ mail.ru
СРАВНИТЕЛЬНО-СОПОСТАВИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ РОМАНОВ Л. ЛЕОНОВА «РУССКИЙ ЛЕС» И.Н. ДОМОЖАКОВА «В ДАЛЕКОМ ААЛЕ»
Статья посвящена проблемам сопоставительного анализа русско-хакасской литературы. В сопоставительном аспекте анализ роман Л. Леонов «Русский лес» и роман Н. Доможакова «В далеком аале». В статье сопоставлена философская и нравственная проблематика, а также традиции русской литературы и новаторства хакасского писателя.
Ключевые слова: роман, писатель, сравнительно-сопоставительный анализ, поэтика, традиции, фольклор.
Как известно, развитие национальной литературы идет не изолированно, а в контексте общего развития российской многонациональной литературы. Исследование художественного творчества писателя того или иного народа должно способствовать выявлению закономерностей общероссийского литературного процесса.
Анализ творческих контактов тесно связан с изучением внутренних тенденций развития национальной литературы, раскрытие ее специфики предполагает сопоставление с литературами других народов.
Данная закономерность непосредственно связана с явлением социальной трансформации, то есть творческой переработкой и приспособлением, являющимся предпосылкой взаимодействия, к особенностям национальной жизни и национального характера на конкретном этапе общественного развития, к национальной литературной традиции, а также к идейному и художественному своеобразию творческой индивидуальности писателя.
Сравнительно-литературоведческий анализ романов Л. Леонова «Русский лес» и Н. Доможакова «В далеком аале»
представляется необходимым и целесообразным. Их роднит обращение к драматическим периодам истории, сходство идейнотематического содержания, близость философских взглядов
Творческий арсенал Л. Леонова, его мастерство помогли Н. Доможакову написать первый в хакасской литературе роман. Под воздействием Л. Леонова, который умело синтезировал эстетические завоевания времени, выявил сложную взаимосвязь событий дооктябрьского и послеоктябрьского периодов, Н. До-можаков обогатил систему изобразительно-выразительных средств хакасской литературы, разработал новые приемы типизации, что оказалось одним из важнейших достижений хакасской прозы нового времени.
Роман «Русский лес» является крупным достижение русской литературы оказавшим влияние и на развитие литератур народов РФ, в частности, на хакасскую. Традиции Л. Леонова можно обнаружить, в таких произведениях, как «Звериными тропами», «Мои друзья» И. Костякова, «Журчащий ручеек», «На развилке» К. Нербышева, «На летнем пастбище», «На заимке» Н. Тюкпиекова и др. Но наиболее последовательное развитие они получили в романе Н. Доможакова «В далеком аале».
И в «Русском лесе» и «В далеком аале» природе в сложной системе образов принадлежит одна из основных ролей. По существу, она является главным героем этих произведений. Природа - лес у русских и степь у хакасов - это и среда обитания, формирующая взгляды, определяющая тип мышления, психологию, жизненный уклад, и арена борьбы идеологий, жизненных позиций, и критерий человечности, нравственности. Не случайно внутренний мир отрицательных персонажей ограничивается их личностными рамками, между ними и природой нет органической связи, они как бы «вне леса» и «вне степи». И, наконец, лес и степь - это символы жизни: они кормят, учат, одевают населяющие их народы.
Лес в лекции Вихрова дан во всех стадиях развития. Вначале перед нами первозданный вид русской природы. «Сперва, вперемежку с дубравами открывалась степь...» [1, с. 246]. «Потом пращур Святослава падал знак - и племя, как пламя, хлынуло вниз, затопляя пустынные предгорья...» [1, с. 246]. Эпически торжествен слог писателя, повествующего о далеком прошлом, когда «земля еще носила следы великой, сравнительно недавней, в размахе геологического времени ледниковой весны...» [1, с. 246]. Лес, словно расплавленная магма гигантского вулкана, сбегает с Алаунской возвышенности, покрывая всю Европу. Просторы могучих степей - они редки на этой необжитой земле! Но время шло, «и первым лесорубом на Руси стал огонь» [1, с. 248].
Но чем ближе мы подходим к «печальной странице» в истории леса, тем тревожнее звучит голос автора. Вот Вихров уже восклицает: «Эй, посторонись, Демидов берется за топор!» [1, с. 255].
Безрадостной, но правдивой рисуется судьба русской природы, когда «прогресс в обнимку с барышами вторгается в хвойные дебри» [1, с. 257]. Глубокий философский смысл вкладывает писатель в выражение:» «Худо земле без войлока; когда-нибудь люди узнают на деле, чего стоило натянуть неосторожно сорванную дернинку и укоренить желудь на солончаке» [1 ,с. 264].
Тяжелое горе выпало на долю русского леса после отмены крепостного права, страшные беды принесли кровавые зарева пожаров, расточительство и бесхозяйственность.
Но писатель верит в прекрасное будущее зеленого великана, поэтому высоко поэтичны страницы романа, на которых автор и его герой описывают свое любимое детище: «Лес никогда не помнил обиды от русских...» [1, с. 250].
Так эпизод из лекции Вихрова окончательно определил расстановку борющихся сил и отношение к положительным персонажам, донес до сознания читателя горячий призыв Л. Леонова беречь лес, сохранять и приумножать народное благосостояние. «Лекция Вихрова - это поэма и научный трактат, это вдохновенная песнь о России, зажигающая патриотическим огнем молодые умы и сердца, это слово, обращенное в Будущее» [2, с. 215].
Она является центральной точкой в развитии сюжетных линий и композиционного построения романа. К понятию русский лес восходят все главные идейные и сюжетные мотивы. По мнению В.А. Ковалева, «тема леса является лишь одной из живых и значительных общественных тем, развертываемых в романе, - таких, как борьба двух систем, героизм народа в Великой Отечественною войне, формирование нового человека, идейная борьба в науке. Эта тема служит средством группировки характеров, определения взаимоотношений героев. Лес - это лишь арена, поле деятельности людей, выявления человеческих характеров» [3, с. 170].
Разделяя в целом данную позицию, отметим, что в ней доминирует композиционный подход. С точки зрения композиции, структуры, тема леса действительно является «лишь одной из ... тем» романа. С точки зрения содержания, лес (природа) у Л. Леонова - синоним жизни. Данная мысль отчетливо прослеживается в лекции Вихрова. В наше время ее актуальность очевидна как никогда. Автор убедительно доказывает, что лес -это сложнейшая система условий человеческого существования, разрушение которой приведет к исчезновению на Земле всего живого.
Таким образом, содержание темы леса у Л. Леонова выходит далеко за литературные рамки.
В настоящее время тема человека и природы является одной из основных в многонациональной литературе нашей страны. Мощным импульсом, во многом определившим ее развитие, стал роман «Русский лес». Рост интереса к данной теме обусловлен и обострением экологической ситуации в стране.
Взаимоотношение человека и природы - «вечная» проблема: «Человека не может не занимать природа, он связан с ней тысячью неразрывных нитей: он сын ее...» [4, с. 414]. Все это позволяет говорить о «сверхактуальности» рассматриваемой темы, о необходимости ее всесторонней и детальной разработки в национальных литературах.
Попытаемся определить сходство и различия художественно-философских трактовок образа природы в сопоставляемых романах.
Л. Леонов и Н. Доможаков определяют природу как один из критериев нравственности и человечности. Люди жестокие, беспринципные, безнравственные не способны ощущать с ней родственную связь. И у Л. Леонова, и у Н. Доможакова природа -это и «храм, и мастерская». Она не только материально, экономически, физически обусловливает существование человека, но и содержит в себе мощный эстетический заряд. Именно красота природы и осознание неразрывной связи с ней являются одним из факторов, определяющих духовное развитие людей.
Человек в анализируемых произведениях рассматривается как часть природы, отсюда - частое обращение к антропоморфизму, психологическому и ассоциативному параллелизму, авторская убежденность в том, что между человеком и природой, имеется определенное сходство, поскольку они представляют собой единое целое.
Следует отметить, что у Л. Леонова проблема взаимодействия героев с окружающей средой осмысливается глубже, детальнее, всестороннее, чем у Н. Доможакова. С одной стороны, это объясняется целями и задачами, которые они ставили перед собой, с другой - уровнем писательского мастерства, с третьей - объемом повествования («Русский лес» - 41 п.л., «В далеком аале»- 8,4 п.л.).
Несомненным достоинством произведений Л. Леонова и Н. Доможакова является то, что при разработке проблемы взаимоотношения человека и природы у них доминирует исторический подход. Данная проблема рассматривается с учетом таких факторов, как преемственность поколений история народа. Образ старой лиственницы, созданный Н. Доможаковым, является своего рода символом этой взаимосвязи: «В глубине леса за горой Чымыр-Хая, где пережидала метель с отарой Кнай, есть обширная елань, посреди которой стоит старая лиственница. Бугристый ствол лиственницы, покрытый шелушащейся корой, в толщину несколько обхватов, а чтобы с земли увидеть ее макушку, надо так запрокинуть голову, что непременно свалится шапка. Черными кажутся голые ветви, лишенные в зимнюю пору хвои. В трещинах коры тут и там смолистые натеки. Сколько лет лиственнице - двести, триста? Не одно поколение хакасов косило траву в этой елани, название которой пришло с незапамятных времен. Еще прадеды называли ее еланью старой лиственницы» [5, с. 49].
Следует отметить, что возвышение картины изображаемой жизни до символа - одна из наиболее характерных черт романа «В далеком аале». Вещи, весь материальный мир не живут в произведении Н. Доможакова своей собственной, отъединенной от человека жизнью: «Он видит беркутов, появившихся над степью. А ведь каждый знает, что беркуты рады чьей-то беде в степи» [5,с. 2]. Беркут у хакасов-степняков является символом несчастья. Таким символом зла, лжи, несчастья становится образ золота или, как называют его хакасы, «желтый жеребенок». «Золото - желтый жеребец, звонко ржет, далеко слышно»,
- говорят в народе.
Символичен и образ каменного изваяния, возвышающегося над могильными курганами в хакасской степи. Это символ вечности и мудрости народа: «Вросший в курган высокий изогнутый камень с еще заметными полустертыми письменами. С камня глядело грубо высеченное лицо. Широкие скулы, узкие и продолговатые глаза, вместо рта - просто углубление. Слепые глаза изваяния были устремлены в степь поверх дороги» [5, с. 3].
С большим мастерством писатели используют в характеристике психологической реакции и поведения человека символы, которые призваны приоткрыть суть внутреннего движения души. Например: «Хоортай как будто вручал внука духам - хранителям своего очага» [5, с. 12]. Иногда до символа вырастает ничем не приметная на первый взгляд деталь. Например: «Последние капли воды влила Варя в рот подростка. Ресницы его вздрогнули, шевельнулись губы» [5, с. 3]. Глоток воды, влитый Варварой Полынцевой, - олицетворение жизни. У Л. Леонова такими символами являются крестьянская мать и Родина.
Не настаиваем, что символические образы природы Н. До-можакова находятся в родстве с символикой «Русского леса». Но на типологию этого явления следует обратить особое внимание, поскольку для любого писателя обращение к символу - не случайно. Многие леоновские образы также восходят к фольклору - образ родника, сосны на облоге, «живой» и «мертвой» воды и т.д.
Обратим внимание на другие приемы, типологически совпадающие у Л. Леонова и Н. Доможакова, в частности, укажем на роль контрастного изображения мира при помощи природы: «Радуется все вокруг: и цветы, и деревья, и насекомые. Простор, красота волнует сердце. Даже солнце, кажется, смеётся, взобравшись высоко на небо. Только один Сагдай сам не свой» [5, с. 21].
И, наконец, последняя особенность: хотя картины природы не содержат в себе субъективную оценку писателя, хотя они выступают в основной своей роли, то есть являются средством раскрытия характера, хотя они и преломляются в сознании героев соответственно их психологическому состоянию, но все-таки пейзаж в данном случае объективно отражает окружающую нас реальность, так как художественное описание природы здесь не противоречит существующей действительности.
Выступая в качестве фона повествования, картины природы выполняют в вспомогательную функцию и позволяют понять не только внутреннее состояние героев, но и общества в целом.
Важную роль в художественной системе играет деталь, она, как правило, многозначна, ее можно назвать «кодом» к идее произведения, «шифром» к содержанию характеров, «ключом» к раскрытию подлинного смысла вещей и явлений.
Емкая деталь играет большую роль в развитии сюжета. Она делает его более компактным, стройным и цельным. Но все-таки основная функция детали в сюжете хакасского романа - средство типизации. Так, исторические и этнографические детали способствуют созданию необходимого фона, соответствующего настроения, атмосферы изображаемого времени, делают его осязаемым.
Правдивые картины, изображающие уклад жизни и быта хакасского народа, показаны в романе через восприятие Вари: «Варвара впервые очутилась в хакасской юрте. Круглое помещение не имело окон, зато в самом верху сведенной конусом крыши было проделано отверстие для дыма. Под ним на земляном полу был устроен грубый кирпичный очаг, в котором, чадя, горели коровьи кизяки. К одной стене была приставлена низкая лежанка, застеленная овчинами, к другой- деревянный ларь, к третьей - ящик, обитый полосками жести. Четвертую стенку занимали полки с деревянными блюдами и корытцами, мельницей для муки, глиняными горшками, кринками, чашками. С пятой стенки глядели две потемневшие иконы, а на шестой - висели хомуты, волосяной аркан и пастушеский бич...» [5, с. 6-7].
Следует обратить внимание на портрет героев. То художник сразу с исчерпывающей полнотой дает читателю представление о внешнем облике персонажа (так, например, изображены старик Хоортай, Домна, Сагдай, Аларчон, Пичон), то воссоздает динамический портрет из деталей, накапливаемых на протяжении всего произведения (таковы портреты Федора По-лынцева, Вари, Сабиса, Марик, Кнай, Эпсе, Зойки). Глубина и оригинальность эстетической концепции Н. Доможакова проявляется в неповторимом образном мышлении писателя, что находит свое отражение в художественной структуре романа, языке: «Ум крепко, а язык коротко держи», «Услышанное -в ушах храни, увиденное - в глазах оставь», «Степь длинная, язык короткий».
Н. Доможаков умело вводит в ткань повествования сравнения: «Здешний аал растянутый над Чоботом, приклеился к горе, как ласточкино гнездо»; «Жаворонок трепыхает крылышками, будто трясет бубенчиком»; «Посмотришь из аала на Чобот, и кажется, что это не речка, а распущенный волосяной аркан, свитый из светлых и темных пучков. Длинен путь Чобота к большой реке Ахбану. Начинается он с зеленокудрых таежных гор -тасхылов, откуда Чобот спригивает, как неукротимый конь. Но чего не могут с ним сделать горы, делают степи. На равнине Чобот меняет свой нрав. Течение его становится спокойнее, и теперь он уже напоминает ленивую лошадь, которую все время нужно подстегивать» [5, с. 5-6]. Так необыкновенно поэтично изображена природа в романе «В далеком аале». Природа в романе - это и мир коней. В духе эпических и песенных традиций рисует Н. Доможаков мчащийся косяк. Эта картина откры-
вает повествование и символизирует ускоряющий ход времени. Талантливо подбирая краски, изображает писатель коней - животных красивых и благородных. На протяжении всего романа переливается мозаика конских мастей. На мифического кентавра похож юный Сабис, слившийся с Соловым в единое целое. Словно всю злость мира впитал в себя одноухий Мухортый, проскакавший по полям гражданской войны. Напрягая последние силы, везет Полынцевых через знойную степь «миляга Бурка». Покорно несет Игренька на спине табунщика Саг-дая. Чутко стережет свой косяк Гнедой. А есть еще Рыжка, Бу-ланный, Чалый, Карька и множество безымянных в косяках, сивых, пых, вороных...
Внутренняя общность романов «Русский лес» и «В далеком аале» проявляется прежде всего в описании природы. Однако, если у Л. Леонова раскрытие образа леса составляет целостную сюжетную линию, способную трансформироваться в самостоятельное художественное произведение, то образ степи у Н. Доможакова подобной автономностью не обладает, поскольку полностью ориентирован на социальную проблематику, подчинен задаче изображения процессов, наметившихся в общественной жизни после окончания гражданской войны.
Скорбя о Павле Васильевиче, убитом бандитом Харбинкой, Федор Полынцев думает о жестокости врагов, бескомпромиссности борьбы, о том, что он не уберег отца, старого врача, так много сделавшего для простых людей. В этот момент его размышления вдруг получают реальное воплощение. Природа, словно художник-волшебник, рисует живые картины, напоминающие недавнюю трагедию: «Солнце за аалом совсем опустилось на степь, и лучи от него протягивались теперь снизу вверх. Оно как бы выстрелило их пучками в покоробленные, сухие, как порох, крыши аала и в сизые облака, что начали вечерний перелет. Вот одно облачко закровоточило подраненным боком и словно замедлило полет. А солнце-охотник не знает жалости. Палит в несчастное облачко да разворачивает и без того глубокую и широко багровеющую рану» [5, с. 27]. Картина природы, на которую читатель смотрит глазами главного героя романа, позволяет автору передать весь накал борьбы, вою драматичность ситуации.
Природа у Н. Доможакова - это отдельные пейзажные зарисовки сопровождающиеся глубокими философскими размышлениями, природа у Л.Леонова - это цельная, законченная «философия природы», являющаяся, по нашему глубокому убеждению, одним из самых значительных достижений русской литературы.
Непреходящая актуальность «Русского леса» обусловлена и правдивостью изображения идейной борьбы, столкновения жизненных позиций. Вот, что об этом сказал О. Михайлов: «Русский лес» - в определенном смысле итог многолетних исканий Леонида Леонова, исканий нравственных, философских, эстетических. Мера человечности и предназначение человека, высокая стезя научного подвига, испытание, через которое прошел народ в пору Великой Отечественной войны, и вера в его светлое будущее - все это уплотненно воплотилось в сложный архитектонике романа» [6, с. 212]
Главный герой романа - народ, основные представители его - Иван Матвеевич Вихров и его дочь Поля. Создавая образ Вихрова, Л. Леонов опирался на достижения классиков русской литературы, в частности, на Л.Н. Толстого, который по-новому взглянул на внутренний мир своих персонажей, на их психологический облик. Персонажи «Русского леса», данные в обыкновенных обстоятельствах, но на фоне чарующей русской природы, воспринимаются читателем в двух аспектах: человек - общество, человек - природа. В этом обобщающая сила и жизненность леоновских образов.
Вся кипучая, неуемная энергия Вихрова направлена на то, чтобы делать добро. Добро же в его понятии - русский лес, который просит защиты от плохого человека. Для Вихрова лес -«не просто профессия, а призвание». Старый профессор действует по принципу: «Много леса - не губи, мало леса - береги, нет леса - посади».
Если образ Ивана Матвеевича отделить от русского леса, если пейзаж в романе рассматривать только как иллюстративное средство раскрытия психологии героя и не видеть его исключительную роль в формировании и становлении самого характера старого профессора, мы не поймем всей глубины мысли художника, пафос его романа, утверждающего идею борьбы за русский лес. В этой борьбе Вихров беспощаден: «Но я бы
голодом заморил наших генералов от просвещения, не сумевших за двести лет привить народу чувство если не благодарности, то хотя бы справедливости к зеленому другу» [7, с. 61].
Образ Вихрова несет в себе основной идейно-художественный заряд романа. Его социальная сущность раскрывается в анализе конфликтов, вызванных борьбой за разумное использование богатств природы. Вся жизнь профессора, весь процесс формирования его характера, гражданского облика связаны с русским лесом.
В канун 21 июня 1941 года Иван Матвеевич Вихров, взволнованный приездом дочери, с которой был разлучен по семейным обстоятельствам, восстанавливает в памяти историю своей жизни.
Родился в деревне, учился на медные деньги, в юности пешком обошел все Россию и без памяти полюбил родную землю, правду революции понял через любимое дело, был несчастлив в семейной жизни, не чувствителен к материальных благам и невзгодам, никогда ничего не хотел для себя и всегда хотел всего для всех.
Но Иван Матвеевич вспоминает не только давнее прошлое, определившее его судьбу, свое беззаветное служение «русскому лесу». Он вспоминает, как бессовестно извращали враги его любимые идеи, как было трудно видеть недоумение в глазах дочери и учеников.
В чем же главная трудность существования леоновского героя? Много работы и мало праздников? Но поглощенность работой, ставшей всеобъемлющей сферой его жизни, - главный и почти единственный источник его радостей, его творческого самоощущения: что осталось бы ему, если бы не любимое дело! Скромный быт? Но истинный ученый и настоящий интеллигент, к тому же выходец из беднейших слоев крестьянства, он его просто не замечает и справедливо считает, что имеет все необходимое для жизни и работы, «с явным подчинением первой второй». Неудачная семейная жизнь? Сложные отношения с дочерью? Но и сложности такого рода - постоянная и неизбежная дань самому движению жизни и истории, хотя конкретное выражение отношений в семье Вихрова, пожалуй, ближе всего подводит нас к главной, основной трудности существования леоновского героя - к той моральной его повседневной жизни и работы, которую Л. Леонов воспроизвел с мой точностью, с вниманием к мельчайшим подробностям, бытовым и психологическим.
Профессия обусловливает некоторые особенности внутреннего мира Вихрова. Относясь к природе с благоговением, поэтизируя ее, что вызывает большую ярость Грацианского, Вихров в то же время подходит к ней как ученый-натуралист. Обязанность изучать непреходящее, вечное, объективное порождает у него привычку отрешаться от себя, особого рода нравственный аскетизм. Свое личное, интимное он готов принести в жертву на священный алтарь добра и истины, считая, что «общее дело важней и выше личного...» [7, с. 317]. Это один из основных жизненных принципов Вихрова. Успех Вихрова нельзя отделить от неуспеха, который начинается с выхода самой первой его книги «Судьба русского леса», написанной еще в 20-е годы. Она была построена на драгоценных материалах, врученных Вихрову учителем, крупным ученым старой буржуазной формации Туляковым, в свое время немало сделавшим для лесной науки, но, подобно многим другим представителям дореволюционной интеллигенции, не сразу принявшим советские порядки.
«Лучше пролить пот, чем слезу, - заключил одну из глав Вихров...» Таким образом, Иван Матвеевич продолжил линию прежних русских лесоводов с тем печальным различием, однако, что появилась его злосчастная работа в канун наиболее усиленного за всю историю страны расходования леса» [7, с. 358].
Наивысший взлет, наивысшее торжество вихровских идей
- и научных, и гражданских, и нравственных - происходит тогда, когда он действительно прямо и непосредственно говорил если не с народом, то с его молодыми представителями, - читал вступительную лекцию о лесе. Вихровские идеи - это идеи рассчитанные на завтрашний день.
В романе Л. Леонова очень силен план ретроспекции, то есть обращения к прошлому страны, народа. В драматическую реальность войны врываются здесь далекие временные пласты - драматические эпизоды русской истории, увиденной писателем в ярком озарении всенародной беды и подвига: 90-е годы XIX века - годы брожения и голода, когда из потока общенародной жизни выделилась семья Вихровых, трагичная гибель отца
Ивана Матвеевича, незадачливого защитника крестьянских интересов перед царским законодательством; 10-е годы нашего столетия - годы реакции и провокаций, годы интеллигентского отступничества от революции, когда Грацианский сформировался как личность; первые годы победившей революции с их жестокой требовательностью единственного пути, когда Иван Матвеевич получил поле деятельности как «депутат российских лесов», наконец, 30-е годы с их трудовым энтузиазмом и сложными политическими проблемами, когда Вихров написал свои лучшие книги, а Грацианский развернулся как беспощадный критик «вихровских ошибок».
Прошлое предстает в «Русском лесе» с такой детальной выразительностью, с такими интимно-поэтическими тайнами, казалось бы, навсегда скрытыми подробностями, с такими правами на реальность, что ссылки на воспоминания героев никого не могут обмануть: это писатель смешал все времена в стремлении понять, показать, живописать все сразу: и национальноисторические корни недавней победы, и тревожную заботу о завтрашнем дне, и исповедь своего поколения, и надежду на то поколение, что доказало свою человеческую ценность в войне.
Образы главных героев леоновского романа - Вихрова и Грацианского - интересы авторской способностью живо реагировать на философские, идеологические споры времени. Спор двух профессоров идет не только вокруг конкретных проблем (лесопользование), ими испытываются различные философские истины, для доказательства которых привлекаются аргументы различной ориентации и силы, Л.Леонов не скрывает симпатий своих героев: мир увлечений
Грацианского - философы, представители субъективного идеализма; духовными наставниками Вихрова являются ученые-биологи В. Докучаев и К. Тимирязев. Отражаются ли философские взгляды этих представителей науки в концепциях их жизни?
Л. Леонов не останавливается подробно на формировании философских убеждений Грацианского. Лишь в конце романа автор раскрывает его мысли о собственной сверхгениальности, мечты о памятнике «из металла» вследствие не очень обременительных, но блестящих заслуг перед человечеством. Но эти ницшеанские мотивы, сопровождающие образ Грацианского, в романе приглушены, спрятаны, не имеют, детального освещения.
Доможаковского Пичона, абсолютно уверенного в своей исключительности и праве распоряжаться интересами и даже жизнями других людей во имя своих корыстных целей, в какой-то степени можно рассматривать как «духовного двойника» Грацианского.
Грацианский, кровно заинтересованный в том, чтобы как можно глубже замаскировать свою внутреннюю сущность, постоянно рядится в тогу актера, разыгрывающего перед публикой целые спектакли.
Отрицательные персонажи романа «В далеком аале», ловко жонглируя такими понятиями, как уважение к старшим, долг, совесть, соблюдение национальных традиций и т.д. изображают перед своими односельчанами сцены благородного негодования и возмущения, преследуя при этом цель искажения истины.
И Л. Леонов и Н. Доможаков глубоко убеждены в том, что лицедейство в наиболее безобразных своих проявлениях - это удел людей безнравственных и жестоких.
Грацианский, как впрочем, и отрицательные персонажи Н. Доможакова, не склонен к откровенной исповеди, поэтому за него «вспоминает» сам автор. Богатая благополучная семья; ощущение собственного избранничества избалованного юноши; игра в модные революционные идеи, дающие такую соблазнительную остроту ощущений; первый испуг перед властью, первое трусливое предательство ради сохранения привычных благ жизни; постепенное приспособление к победившей революции, окончательное решение любой ценой сохранить высокое положение в обществе и, насколько возможно, в революционной обстановке - привычный комфорт; осознание неполноценности и бесплодности собственного духовного «я», боязнь того, что его «тайна» будет когда-то и кем-то разгадана, и отсюда жестокая, мучительная зависть к истинным талантам.
Одним из основных принципов, которыми руководствовались Л. Леонов и Н. Доможаков при создании широких эпических полотен, является следующий: объективный анализ определенных исторических событий, составляющих содержание того
или иного произведения, невозможен без исследования окружающей среды, формирующей сознание, психологию, взгляды людей, являющихся «творцами» этих событий. Отсюда следует, что окружающая среда, в которой обитает человек, творящий
историю, никак не может быть пассивной по отношению к самой истории. Напротив, диалектическая цепочка «природа - человек - история» - это неразрывное единство, эквивалентное самой жизни.
Библиографический список
1. Леонов, Л.М. Русский лес. - М., 1976.
2. Михайлов, О. Мироздание по Леониду Леонову. Личность и творчество.- М., 1987.
3. Ковалев, В.А. Творчество Л. Леонова. - М.; Л., 1962.
4. Тургенев, И.С. Записки ружейного охотника Оренбургской губернии // собр. соч.- М.; Л., 1963. - Т. 5.
5. Доможаков, Н.Г. В далеком аале / пер. Г. Сысолятина. - М., 1970.
6. Михайлов, О. Мироздание по Леониду Леонову. Личность и творчество. - М., 1987.
7. Леонов, Л.М. Русский лес. - М., 1976.
Bibliography
1. Leonov, L.M. Russkiyj les. - M., 1976.
2. Mikhayjlov, O. Mirozdanie po Leonidu Leonovu. Lichnostj i tvorchestvo.- M., 1987.
3. Kovalev, V.A. Tvorchestvo L. Leonova. - M.; L., 1962.
4. Turgenev, I.S. Zapiski ruzheyjnogo okhotnika Orenburgskoyj gubernii // sobr. soch.- M.; L., 1963. - T. 5.
5. Domozhakov, N.G. V dalekom aale / per. G. Sihsolyatina. - M., 1970.
6. Mikhayjlov, O. Mirozdanie po Leonidu Leonovu. Lichnostj i tvorchestvo. - M., 1987.
7. Leonov, L.M. Russkiyj les. - M., 1976.
Статья поступила в редакцию 10.01.12
УДК 811. 161.1. 39
Kechina E.A. NATIONAL - CULTURAL SPECIFICITY OF THE IMAGE “HOUSE” AS A FRAGMENT OF LANGUAGE CONSCIOUSNESS OF REPRESENTATIVES OF RUSSIAN AND ARABIAN CULTURE. The article contains the results of research devoted national-cultural specificity of language consciousness of representatives of the Russian and Arabian culture on the basis of comparative analysis of the image «House».
Key words: language consciousness, image of consciousness, association test, semantic gestalt, semantic zones.
Э.А. Кечина, соискатель cектора психолингвистики Института языкознания РАН, г. Рязань, E-mail: [email protected]
НАЦИОНАЛЬНО-КУЛЬТУРНАЯ СПЕЦИФИКА ОБРАЗА «ДОМ» КАК ФРАГМЕНТА ЯЗЫКОВОГО СОЗНАНИЯ НОСИТЕЛЕЙ РУССКОЙ И АРАБСКОЙ КУЛЬТУР
В статье приведены результаты исследования национально-культурной специфики языкового сознания представителей русской и арабской культур на основе сравнительного анализа образа «дом».
Ключевые слова: языковое сознание, образ сознания, ассоциативный эксперимент, семантический гештальт, семантические зоны.
Ах, лучше нет огня, который не погаснет,
И лучше дома нет, чем собственный твой дом.
Ю. Визбор
Обращение к проблеме человека является ведущей тенденцией современного социально-гуманитарного знания. С понятием «человек» связан широкий круг мировоззренческих вопросов: сущность и происхождение человека, его уникальность и специфика, степень свободы и смысл жизни, его назначение и место в мире. Человек - существо многомерное и универсальное, как единая и целостная система он «резюмирует всё, что мы познаём» [1, с. 396] и занимает «центральное» положение в той системе координат, в которую вписан окружающий мир [2, с. 35].Умножая собой мир и создавая в нём бесчисленное число «микрокосмов», человек не перестаёт быть его содержимым, а именно частью, которая, безусловно, самостоятельна и активна [3].
Начало жизненного пути каждого человека заложено в пространстве родного дома и в окружении его семьи. Благодаря семье, которая является структурой, формирующей и адаптирующей личность к будущей самостоятельной жизнедеятельности, человек приобретает нравственные умения и навыки, усваивает определённые ценности и идеалы, духовно-религиозные, национальные и отечественные традиции - всё то, без чего невозможен процесс социализации личности и усвоения человеком культурного опыта предшествующих поколений [4]. Необходимым условием и наиболее оптимальной системой жизнеобеспечения семьи в целом и каждого человека в отдельности явля-
ется общее экзистенциональное пространство дома. Как продукт человеческой деятельности дом представляет собой особое пространство, преобразованное человеком и приспособленное к его нуждам и потребностям. В то же время дом - это одна из первичных категорий восприятия окружающего мира и центр освоения пространства, жизнь в котором является аналогом будущей жизни человека и способом его контактов с окружающим миром. Определяя человека не только в физическом, но и в социальном пространстве, дом даёт кальку для выстраивания структуры мира, его дифференциации и ценностной маркировки [5].
Учитывая экзистенциональную ценность и высокую содержательность, а также тесную связь данного концепта с другими важными культурными понятиями, нам представляется необходимым проанализировать содержание образа «Дом», отражённого в языковом сознании современных носителей русской и арабской культур, с целью выявления его специфических и универсальных характеристик. Изучение национально-культурной специфики языкового сознания - одно из приоритетных направлений многочисленных исследований, проводимых в русле московской психолингвистической школы. Объектом исследований является образ мира как основополагающая компонента культуры, а его предметом становится сознание носителей той или иной этнической культуры. При этом считается, что различие национальных сознаний является главной причиной непонимания при межкультурной коммуникации. Сознание человека представляет собой феномен, который в силу своей специфичности недоступен фиксации и прямому изучению. Одной из форм
З85