CC BY
167
УДК 821.161.1
Г.В. Косяков Омская гуманитарная академия
ХУДОЖЕСТВЕННАЯ РЕЦЕПЦИЯ АНТИЧНОЙ КУЛЬТУРЫ В ЛИРИКЕ Ф.И. ТЮТЧЕВА
Статья посвящена изучению основных направлений художественной рецепции Ф.И. Тютчевым античной культурной традиции. В работе раскрываются особенности художественной онтологии, гносеологии и историософии русского романтика. Статья содействует пониманию национального своеобразия русского романтизма.
Ключевые слова: русский романтизм, античность, межкультурный диалог, мифопоэтика.
Философская поэзия Ф.И. Тютчева (1803-1873) - самобытное явление в русской романтической лирике XIX в., знаменующее стремление на уровне лирического переживания, близкого к медитации и философской рефлексии, осмыслить вечные проблемы человеческой культуры. Эстетические искания Тютчева опирались на опыт западноевропейской и русской поэзии XVIII-XIX вв., развивались в диалоге с различными традициями, в том числе и с античной. Аллегории и символы, восходящие к античной культуре, в лирике Тютчева отражают магистральные духовные, эстетические, философские течения конца XVIII - XIX в. Поэт вкладывал в образы античной мифологии и литературы глубокое философское содержание, идеи своего времени.
Диалог русского романтика с античной культурой осмыслялся в трудах таких отечественных литературоведов, как Н.Я. Берковский, Б.Я. Бухштаб, Д.Д. Благой, В.В. Кожинов, В Н. Касаткина, Ю.М. Лотман, Е.А. Маймин, Ю.В. Манн, К.В. Пигарев, И.Е. Усок. В.В. Кожинов указывает: «Поэзия Тютчева двадцатых - тридцатых годов насыщена и образами античной мифологии, и понятиями германской философии (при этом первые, так сказать, введены в контекст вторых)» [1, с. 175].
В литературной среде Московского университета, где учился Ф.И. Тютчев, сохранялась преемственность одическим канонам М.В. Ломоносова и Г.Р. Державина. Популяризатором античной литературы в университете был А.Ф. Мерзляков. Тютчев состоял в кружке «Союза друзей», возглавляемом С.Е. Раичем. Раич очень хорошо знал античную литературу и прививал любовь к ней у своих воспитанников. Античность стала для Тютчева одним из основных источников формирования мировоззрения и художественного мира. Русский романтик хорошо знал античную мифологию, литературу и философию. Поэт черпал свои знания об античной культуре не только из научных и литературных источников. Живя в Западной Европе, он знакомился с античным культурным наследием. Тютчев хорошо знал латинский язык, о чем свидетельствуют латинские изречения в его письмах, а также названия произведений, эпиграфы на латинском языке. Ярким примером философской лирики является стихотворение «Silentium!» (не позднее 1830 г.). Стихотворение «Певучесть есть в морских волнах...» (1855) имеет эпиграф на латинском языке: «Est in arundineis inodulatio imisica ripis». Наставником будущего поэта по латинскому языку был И.И. Давыдов.
В лирике Тютчева античные образы раскрывают представления об этическом идеале, смысле человеческой жизни. Уже в раннем лирическом произведении поэта «На новый 1816 год» тема смысла человеческой жизни рассматривается в единстве с осмыслением мироздания, природы и истории. Торжественный поэтический синтаксис, возвышенная образность сближают это стихотворение с одой. Поэт использует старославянизмы («младый», «священ», «вратящихся», «длань»). Новый год наделяется такой образной деталью, как урна. Урна в античной культуре - это значимая деталь погребального обряда. Новый год в произведении соотнесен со смертью. Тютчев заключает: «О Время! Вечности подвижное зерцало!». Поэт метафорически соотносит со временем, забвением и вечностью «Крона злого». В
древнегреческой мифологии Кронос был персонификацией времени. Его родителями были бог неба Уран и богиня земли Гея. Согласно древнегреческому мифу, Кронос, зная о пророчестве, пожирал своих детей. Спрятанный от него младший сын Зевс впоследствии вступил с ним в войну и одержал победу. Крон символизирует в произведении русского романтика обреченность всего земного на разрушение. Ярким свидетельством власти времени, разрушения становится судьба древних городов и царств - Вавилона, Мемфиса, Илиона, величие которых в прошлом контрастно забвению и разрушению в настоящем. В магистральный поэтический ряд включены образы, связанные с загробным миром: «Мы все должны узреть Коци-та грозный брег!..». Коцит - река в загробном мире, через которую Харон перевозит тени умерших. Образ Коцита в стихотворении Тютчева служит экспрессивным напоминанием неотвратимой смерти.
Мотив охранительной силы, связанной с античными образами, представлен в эпиграмме Тютчева «Пускай от зависти сердца зоилов ноют...» (1818):
Пускай от зависти сердца зоилов ноют.
Вольтер! Они тебе вреда не нанесут...
Питомца своего Пиериды покроют
И Дивного во храм бессмертья проведут! [2, с. 292].
Образность данной эпиграммы построена на основе резкой антитезы Вольтера и его гонителей. Уделом гения становится бессмертие. Музы в этом небольшом лирическом тексте, как и в других произведениях русского романтика, - это носители гармонии, просветляющие земной мир.
В ранней оде Тютчева «Урания» (1818) философская рефлексия относительно античной мифологемы оформляется в соответствии с поэтической традицией XVIII в., о чем свидетельствуют многочисленные риторические фигуры, стремление поэта к стилистической возвышенности, торжественности, к изображению земного бытия с надмирной высоты. Ода насыщена цветовыми образами («златоцветный», «луч златой», «светлый хор»). Образность, поэтический язык «Урании» близки таким произведениям Державина, как «К Музе», «Возвращение Весны», «Пришествие Феба». В античной мифологии Урания воспринималась музой астрономии. В русской романтической поэзии Урания предстает музой универсального искусства, целостного отражений явлений, музой философии. Урания нацеливает на достижение абсолютного этико-эстетического идеала, на самопознание, на соединение искусства, философии и науки.
В оде Тютчева свет указывает на вечную, божественную основу мироздания, на идеал, на откровение. Образный мир этой ранней оды Тютчева построен на основе антитез: «мир дольний» четко противопоставлен «превыспренным селениям». Земной мир характеризуется «волненьем», суетой, в то время как небесный мир связан с покоем, «священным молчанием». Образ звезд проясняет идею божественной гармонии и бессмертия. Образ Урании вводится через световой образный ряд, через символику рождения красоты, через ассоциативную связь с рождением богини красоты - Афродиты:
Урании остров из сребряной пены;
Разлился вокруг немерцающий свет, Богинь улыбкою рожденный. Несутся свыше звуки лир; В очарованьях тонет мир!.. [2, с. 292].
Образная деталь, соотносящая Уранию и Афродиту Киприду, - пена. В оде Тютчева вместо Гор, которые, согласно древнегреческому мифу, были свидетелями рождения Афродиты, предстают Музы - дочери Мнемозины. Античная Муза в произведении Тютчева вы-
ражает абсолютный этико-эстетический идеал: нравственную чистоту, Мудрость, Мир, Страх Божий, Любовь. В образе Урании, созданном Тютчевым, утверждается охранительная сила: свет и музыка несут человеку ощущение духовной полноты. В этой ранней оде Тютчева возникает центральный для его поэзии символ - «златотканый покров», который сохраняет мир от первозданного хаоса. Особенностью образа Урании является также соединение «Поэзии венка», «Гармонии» и «света науки». Это раннее произведение Тютчева раскрывает путь формирования романтической символики на основе предшествующего опыта классицистов, античной культурной традиции.
В ранний период творчества Тютчев оттачивает свой поэтический стиль, создавая переводы произведений античных авторов. К таким переводам относится «Послание Горация к Меценату, в котором приглашает его к сельскому обеду» (1819), идеализирующее дружбу, сельскую жизнь, природу. Русский романтик использует ставшие уже традиционными для русской поэзии образы «розового венка», песен, которые оформляют атмосферу дружеского круга, радостного пира. Лирический пейзаж данного послания достаточно условен. Сельский идиллический мир покоя противопоставлен городской суетной жизни («громады храмин», «град, в заботах погруженный»). Для создания архаического, возвышенного стиля Тютчев использует различные фигуры поэтического синтаксиса, прежде всего инверсию, а также обилие старославянизмов («злато», «благий», «сребро»). Русский поэт вводит античные образы иносказательно, через перифразы: например, муз он называет «кастальскими чистыми девами». Кастальский ключ был расположен недалеко от Парнаса и Дельф, святилища в честь Аполлона, поэтому кастальский ключ в мировой культуре образно соотносится с вдохновением, искусством, пророчеством. Тютчев связывает с образом муз не только сферу искусства, но и мудрое жизнестроительство.
Поэт видит в сельской природе охранительную сферу: «Склонись под тень дубрав; здесь ждет тебя покой». С идеей охранительного покрова связан еще один античный образ -«Сельского Пената». В древнеримской мифологии Пенаты - это боги домашнего очага, часто отождествляемые с ларами. В произведении Тютчева Пенаты символизируют гармоничный домашний быт, сферу естественной, простой жизни, где человека окружают красота, размеренность. Создается ощущение, что этот идиллический мир вне времени, вне смерти, вне общества. В этом идиллическом мире человек просветляется, чувствуя свою сопричастность природе, предкам. В оформлении идиллического пейзажа принимает участие еще один образ, восходящий к античной культуре - Сильван. В древнеримской мифологии Сильван воспринимался в качестве бога лесов и дикой природы. Его считали защитником полей, урожая и домашнего хозяйства, изображая с венком из ветвей и с серпом в руках. Сильвану в эпоху античности посвящали рощи, сады и источники, веря в его охранительную силу. В произведении русского романтика Сильван включен в ряд образов, создающих охранительную сферу. Идиллический пейзаж, этическая программа анализируемого раннего послания Ф.И. Тютчева близки элегии В.А. Жуковского «Теон и Эсхин», где также возникает образ пенатов, а сельская природа предстает сферой космоса.
В произведении Тютчева возникает сложный образ верховного бога, высшего мерила законности. Это образ не вполне укладывается в рамки античных представлений, в нем проявляются черты, присущие христианской теологии. Поэт соотносит жизнь человека со странничеством. В произведении античные представления о жизни («ловить летящий миг») соединяются с христианскими («странствуя в тернистой сей пустыне»).
В лирическом произведении пейзаж становится аллегорическим, раскрывая философские представления автора о времени и земной жизни. Время и жизнь в данном программном послании русского романтика метафорически соотносятся с водным потоком, который то тихо и плавно течет («катит кристалл валов сапфирных»), то стремительно несет свои воды («возвысился, ревет»). Индивидуальный жизненный поток растворяется в океане. Естественная физическая смерть образно соотносится с величественной картиной заката. В пейзаже произведения органично соединяются все стихии: земная («лицо земли»), воздушная («Эфир», «зефи-
ры»), водная («Нептуновы владенья») и огненная («Вождь светил», «солнца свет»). С мировыми стихиями соотносятся античные божества: например, олицетворением водной стихии в произведении выступает Нептун, владыка морей в древнеримской мифологии.
Природному миру и человеку в произведении противопоставлен еще один античный по происхождению образ - «Фортуна злая». Поэт создает яркий аллегорический образ, наделяя Фортуну внешними (крылья) и внутренними (непостоянство характера) деталями. С испытаниями судьбы метафорически соотносятся морской шторм и Нот - древнеримское божество южного ветра, часто приносящее непогоду. Финал произведения построен на основе антитезы двух пейзажей - стихийного и идиллического. Дружба и любовь предстают в качестве охранительных сил, придающих человеку смысл жизни.
В ранней лирике Тютчева, как и в творчестве других русских романтиков, античные образы включаются в сатирические произведения, используются в целях создания комического образного контекста. Ярким примером подобного обращения к античной мифологии представляется эпиграмма Тютчева «Харон и Каченовский» (1820). Образ Харона русские романтики использовали, изображая путешествие в мир мертвых, часто в комических, сатирических целях. Именно в данном поэтическом ключе Тютчев и использует данный образ. Сатира Тютчева представляет собой диалог, стилистически близкий разговорной, сниженной речи. Особую остроту сатире придает тот факт, что М.Т. Каченовский, к которому обращается Харон, жив. Профессор Московского университета, преподававший Тютчеву археологию, умрет только в 1842 г. Тютчев высмеивал в своих эпиграммах реакционность взглядов Каче-новского, который резко критиковал А.С. Пушкина. Резкие оценки вложены не только в уста Харона, но, благодаря приему саморазвенчания, исходят от самого Каченовского. В результате в сатире создается сатирический образ мстительного, злого, желчного ученого - носителя мертвого знания: «Я полон желчи был - отмстителен и зол...». Автор подводит нас к мысли о том, что Каченовский, будучи живым человеком, духовно мертв.
В философской элегии Тютчева «Видение» (конец 1820-х гг.) античная образность участвует в оформлении вселенского хронотопа. Зачин «есть» задает художественному тексту философскую направленность. В лирическом контексте возникает архаический миф о небесной колеснице. Колесница в древних мифологических системах соотнесена как с временным циклом, так и с вечностью. Небесная колесница в произведении Тютчева проявляет гармоничную жизнь космоса. Предстояние бездне подчеркивает родовую сущность лирического субъекта, мифопоэтически уподобленного всему человечеству, Адаму. Н.Н. Скатов так определяет данную особенность поэтического мира русского романтика: «Герой тютчевской лирики - человек, еще точнее: человек в ней есть, но нет героя в привычном смысле этого слова» [3, с. 6].
Для лирики Тютчева характерно пророческое мироощущение: его лирическому субъекту открыта вечность до сотворения мира (хаос), драма истории и ее завершение. Мифопоэти-ческий контекст элегии обращает к вечности до сотворения мира, в связи с этим закономерен мотив «беспамятства». Для лирического субъекта беспамятство - это стремление выйти за пределы человеческой жизни, освободится от груза памяти, разума. Освобождение от тяжести пространства и времени помогает душе ощутить первозданную волю, сопричастность вечности и безграничности. Тютчев считал, что представления человека о пространстве и времени вторичны, а их власть над человеческой душой мнима. Поэт был убежден в том, что чувство бесконечности заложено в душу.
В финале образы Муз и богов переводят лирический вектор с жизни вселенной на жизнь человека. Возникает образный параллелизм, призванный раскрыть неизмеримую глубину души человека, в которой творчество становится богоподобной, созидающей силой: «В пророческих тревожат боги снах!». Если в первой части произведения раскрывается величественная картина вселенной, то вторая часть более контрастна, соединяя образы, связанные с хаосом и космосом.
Тютчев систематически изучал античную историю. В стихотворении русского роман-
тика «Цицерон» (1830) мы видим обращение уже не столько к античной мифологии, сколько к античной истории. В начале произведения поэт обращает внимание на исторические потрясения, предшествующие закату Римской империи, вводит прямую речь, воскрешая античного оратора и историю: «Оратор римский говорил.». Автор вступает в диалог с античным героем, в изображении Рима и Цицерона подчеркивает их величие: «с римской славой», «во всем величье». Рассматриваемое произведение по своей композиции очень характерно для творчества русского романтика: в нем две части, первая из которых является яркой исторической иллюстрацией, а вторая - философским обобщением. Античность в данном произведении предстает эпохой величия человека. Тютчев приходит к мысли о том, что жизнь человека в период исторических потрясений - это блаженство, дар богов. Человек в этот период не только проявляет свою активность, но и постигает божественный промысел.
В финале стихотворения возникает образный ряд божественного пира, чаши. В античной мифологии уделом богов был пир, символизирующий сопричастность вечной жизни. В художественном мире тютчевского текста органично возникает характерная для мифологии, фольклора метафора «чаша жизни», которая символически соотносится с полнотой жизни, ее обновлением, с сопричастностью райскому блаженству. В лирике русских поэтов данная метафора становится многогранной. Прежде всего этот метафорический образ является ключевым в создании поэтических представлений о жизненном пире, о дружеском круге, где царит дух сотворчества, что мы видим в произведениях учителя Тютчева - Раича («Друзьям», «Песнь на пирушке друзей»). В лирике Тютчева с пиром образно соотносятся не только небесная сфера античных богов, но и жизнь людей, смена поколений. В рассматриваемом произведении чаша обращает не только к античной культуре, но и к мистическому символу Грааля: «Из чаши их бессмертье пил!» Лирическая тема разворачивается не только на лексическом уровне, но и на звуковом. Тютчев, передавая силу исторических катастроф, активно использует звуковой контраст сонорных, шипящих и свистящих звуков («зрелищ зритель»).
Тютчев интересовался античной философией, прежде всего идеями стоиков. Идея стоиков о невыразимости духовных переживаний была наиболее ему близка: «Мысль изреченная есть ложь» («Silentium!»). Императивная форма «Молчи!» замыкает в кольцо весь лирический текст и завершает каждую из трех строф, подчеркивая поэтическую мысль о сохранении внутреннего мира человека в чистоте от суетных влияний окружающего мира. Ложность, связанная с искажением духовного смысла, заложена в самом формулировании мысли. Для автора более значимо целостное созерцание внутреннего мира, метафорическим обозначением которого выступает образ ключа, имеющий глубокие мифопоэтические корни. От утверждения идеи микрокосмоса («Есть целый мир в душе твоей») поэт переходит к постижению его богатства. Лирический сюжет строится по принципу градации, усиливающей идею ценности молчания. Идеи античных стоиков в данном философском стихотворении получили романтическое звучание. Античные образы теряют свою конкретность и символизируют вселенские силы, которым подчинен человек.
Время, каждый пережитый миг в лирике Тютчева знаменуют собой прах, умирание. Поэтические представления Тютчева о времени и человеческой жизни как растянутой смерти близки античному стоицизму, этической концепции Сенеки. Для Тютчева и миг, и день, и век в равной степени призрачны.
Античные образы в лирике Тютчева воплощают его представления о любви, которая испепеляет человека. Наиболее ярко данное образное представление проявляется в элегии «Близнецы» (1850-1851), где русский романтик обращается к античному мифологическому представлению о родстве сна и смерти: «Два божества, - то Смерть и Сон.».
Уже в первом стихе подчеркнута быстротечность человеческой жизни, ограниченность его природы. Образ человека заключен между образами сна и смерти. Тютчев создает лаконичные образы античных божеств. Гипнос и Танатос в древнегреческой мифологии считались сыновьями Нюкты (богини ночи) и Эреба. В древнегреческом искусстве Гипнос предстает в образе юноши с маленькими крыльями на голове и цветком мака. Художественное
определение «кротче» подчеркивает характерные особенности Гипноса в древнегреческой мифологии: «Гипнос спокоен, тих и благосклонен к людям [4, с. 305].
Древние греки наделяли божество смерти железным сердцем. Согласно их верованиям, Танатоса невозможно было расположить к себе при помощи даров. Мифопоэтическая пара Смерть и Сон служит в произведении Тютчева отправной точкой для осмысления самоубийственной природы любви. Русский романтик использует ряд контрастов для развития темы обольстительной и испепеляющей любви: «в мире нет четы прекрасней», «обаянья нет ужасней». Любовь в произведении Тютчева предстает в качестве роковой, таинственной силы, покоряющей человека. Самоубийство и Любовь трагически манят к себе человека своей неизведанной глубиной, возможностью пережить ощущение полноты жизни на краю бездны. Самоубийство и Любовь привлекают человека возможностью самозабвения.
Глубокий философский смысл несет стихотворение Тютчева «В Риме» (1866), которое имеет характер притчи. В этом произведении русский романтик обращается к образу Нерона, стремившегося к славе, величию любой ценой: «То Нерон воздвигал дворец свой золотой». Образ дворца изначально представлен как ложный атрибут земного величия. С «кесарем» вступает в спор былинка: «Былинка с кесарем вступила в состязанье...». Антитеза римского императора и былинки подчеркивает ущербность и обреченность земной славы и величия. Финальная реплика, соотнесенная с былинкой, содержит авторский вывод, историософское и этическое обобщение.
Итак, традиционные для русской поэзии классицизма и романтизма античные образы в лирике Тютчева наполняются самобытным философским содержанием. Античные образы, включенные в сравнения и метафоры, становятся средством углубления, расширения их смысла. С охранительной сферой, покровом в поэтическом мире русского романтика связаны такие образы, как Музы, пенаты. Как и другие русские романтики, Тютчев поэтизирует дружеский круг, часто соотнесенный с пиром. В художественном мире Тютчева возникает характерная для мифологии, фольклора метафора «чаша жизни», которая символически соотносится с полнотой жизни, ее обновлением.
Библиографический список
1. Кожинов, В.В. Тютчев / В.В. Кожинов. - М. : Соратник, 1994. - 496 с.
2. Тютчев, Ф.И. Сочинения : В 2 т. / Ф.И. Тютчев. - М. : Художественная литература, 1980. - Т. 1. - 495 с.
3. Скатов, Н.Н. По высям творенья / Н.Н. Скатов // Русская литература. - 2003. - № 4. - С. 3-28.
4. Тахо-Годи, А.А. Гипнос / А.А. Тахо-Годи // Мифы народов мира : энциклопедия : в 2 т. / гл. ред. С.А. Токарев. - М. : Советская энциклопедия, 1991. - Т. 1. - С. 305.
G. Kosyakov, Doctor of Philology, Professor Omsk Academy of the Humanities ARTISTIC PERCEPTION OF ANTIQUE CULTURE IN TUTCHEV'S POEMS
The article studies frtistic perception of antique culture in Tutchev's poems. The article interprets artistic ontology and anthropology of Russian romantic. The article helps to understand the national originality of Russian Romanticism.
Keywords: Russian Romanticism, antique, cultural dialogue, myth.
© Косяков Г.В., 2013
Автор статьи - Геннадий Викторович Косяков, доктор филологических наук, профессор, Омская гуманитарная академия.
Рецензент - А.Э. Еремеев, доктор филологических наук, профессор, Омская гуманитарная академия.
