CC BY
178
3. Кредов С.А. Щёлоков. М.: Молодая гвардия, 2010.
4. Ленин В.И. Лучше меньше, да лучше. Полн.собр.соч. Т.45.
5. Ленин В.И. Новые времена, старые ошибки в новом виде. ПСС.Т.44.
6. Майсурян А. Другой Брежнев. М.: Вагриус, 2004.
7. Медведев В.Т. Человек за спиной. М., 1994.
8. Пастухов, В.Б. От номенклатуры к буржуазии: «новые русские» //
Политические исследования. 1993. №2. С. 49.
9. Печенев В.А. Взлет и падение Горбачева: Глазами очевидца. М.: Республика,
1996.
10. Проклова Е.И. В роли себя самой. М.: Алгоритм, 1999.
11. Чазов Е.И. Здоровье и власть. Воспоминания «кремлевского врача». М., 1992.
ИСТОРИЧЕСКАЯ НАУКА И ПОВСЕДНЕВНОСТЬ
УДК 947.083
ХРОНОЛОГИЯ СОБЫТИЙ БОРОДИНСКОЙ БИТВЫ
Малышкин Сергей Алексеевич, кандидат исторических наук, доцент кафедры «Технология и организация туристической деятельности», [email protected]
ФГБОУ ВПО «Российский государственный университет туризма и сервиса»
г. Москва
Бородинское сражение относится к тем историческим событиям, которые не обойдены вниманием исследователей. Но вопросы повседневности - эта тема еще не являлась предметом изучения. В этом плане представляется весьма интересным рассмотреть, как отразились и в какой полноте в воспоминаниях участников битвы их поведение, отдельные поступки, и каковы были в целом дисциплина и этика солдат и офицеров и т.д.
The Battle of Borodino is one of those historical events that have not been ignored by the attention of researchers. But the issues of everyday life have not been the subject of study. In this regard, it is very interesting how and to what fullness the memories of participants in the battle of their behavior, individual behavior, discipline and ethics of soldiers and officers affected.
Ключевые слова: Бородинское сражение, Батарея Раевского, Шевардино, Семеновское, атака, раненые квартирмейстеры, госпиталь, винная порция, обозы, продовольствие, воспоминания.
Keywords: battle of Borodino, troop of Rajewski, Shevardino, Semenovskoe, attack, wounded quartermaster, hospital, serving wine, carts, food and memories.
Известный литератор Ф.Н. Глинка, непосредственный участник Бородинского сражения и один из первых мемуаристов битвы, вспоминая 26 августа 1812 г., оставил в своих записях очень любопытное замечание: «Надобно иметь кисть Микель Анджело, изобразившую страшный суд, чтоб осмелиться представить это ужасное побоище» [1. С.159]. Впоследствии многие историки и свидетели сражения обращались к данной теме,
стр. 62 из 262
создав за прошедшие почти два столетия подробную и яркую картину событий. Но, тем не менее, повседневность тех величественных событий до сих пор не привлекла внимание исследователей.
Как известно, 22 августа в 2 часа ночи, когда ещё ночная свежесть прибила пыль, по дорогам от Колоцкого монастыря к селу Бородино потянулись русские обозы и артиллерийские бригады. В пять утра при сером свете наступающего дня двинулась к полю предстоящей битвы и вся армия под командованием М.И. Кутузова. В самом селе Бородино на рассвете собрались квартирмейстеры и квартирьеры, которым подполковник штаба 1-й Западной армии Нейдгард должен был показать лагерные места для размещения корпусов и дивизий. Эти каждодневные и рутинные события воспринимались впоследствии несколько иначе и отметились в сознании современников лишь потому, что они происходили накануне знаменитой Бородинской битвы.
Войска подходили по Смоленской дороге к селу Бородино, где их встречали корпусные квартирмейстеры и сразу же отводили на указанные места. К этому времени урожай ещё не был снят, и войска шли прямо по полям, топча нескошенные хлеба [2. С.123]. Биваки, коновязи, артиллерийские позиции размещали на выгодных местах, абсолютно не обращая внимания на мирный распорядок местных крестьян, которые уже к этому времени почти повсеместно покинули свои деревни. Практически нигде невозможно было что-либо купить. В этот же день в Можайск из Москвы прибыло продовольствие и «винная порция». Забирали их в Можайске посланные из полков команды. По мере подхода частей и размещения их на поле, к ним подвозили запасы мяса, сухарей и вина. В частности, сохранились более или менее подробные сведения о доставке вина. Это было так называемое «горячее вино», которое раздавали по корпусам: 13 бочек -в 7-й, 12 бочек - в 8-й корпуса и т.д. Пить его разрешалось только с перцем, для чего в каждый корпус доставлялось по два пуда перца. На каждого солдата приходилось не более чем по одной чарке вина.
Вечером стали укладываться спать. Солдаты разбирали «...избы и заборы Семеновского, Бородина и Горок для строения биваков и раскладывания костров...» [3. С.157]. Вечер и ночь были холодными с сильным ветром. Офицеры грелись в наскоро сооруженных шалашах, или, как вспоминал Д.В. Давыдов, кутаясь в шинель или бурку. В деревнях сохранились лишь крупные сараи и овины, их занимали под штабы 1-й и 2-й Западных армий. Сюда постоянно подъезжали командиры корпусов и дивизий, велось делопроизводство, что требовало хотя бы элементарных условий.
В ночь на 24 августа по приказу штаба 2-й армии, инженерная рота полностью разобрала д. Семеновскую, чтобы в случае боя за деревню горящие постройки не мешали проходящим частям. По воспоминаниям современников, оставалось всего 2-3 дома,
отведенные под дежурство штаба армии Багратиона [4. С.336, 370, 393]. Как и в предыдущие дни, утро было холодное и ветреное. Готовились к предстоящему бою, поэтому в начале дня все частные и казенные обозы потянулись за Можайск, где в 6 верстах от города были устроены два вагенбурга.
Утром Кутузов со свитой объезжал войска, расположенные у Шевардинского редута. Участники тех событий, вспоминая впоследствии это событие, иногда забывают не только детали, но и крупные факты. Так, И.Р. Дрейлинг писал, что полководец был верхом на коне, но большинство склоняется, что он ехал в дрожках [5. С.373]. Михаил Илларионович подъезжал к бивакам. Это было около 8 утра, и люди ещё не были построены в колонны, «... он поздоровался тоном отеческим и ласково сказал: «Ребята, сегодня придется вам защищать землю родную; надо служить верою и правдою до последней капли крови; каждый полк будет употреблен в дело; вас будут сменять, как часовых, чрез каждые два часа; я надеюсь на вас, Бог нам да поможет! Отслужить молебен». Именно его сердечность и благожелательность в обращении к солдатам и офицерам вызывали необычайный душевный отклик и способствовали моральному подъему в войсках [6. С. 114]. По мере продвижения французов, всё явственнее слышался от Колоцкого монастыря гул орудий. В это же время привезли продовольствие для полков, причем, подводы были обывательские, и сопровождавшие их владельцы торопились как можно скорее вернуться домой, пока не начался бой. Наскоро перекусив, солдаты начали строиться во фронт. Чтобы не выливать на землю не выпитое солдатами вино, офицеры разрешили рядовым налить по второй чарке, что делалось в крайне редких случаях, а остальное вылили из бочек, сами же бочки разбили.
Описание боя за Шевардинский редут приводилось в литературе не раз, и это не является задачей данной публикации. Остановимся лишь на отдельных деталях событий, которые сохранились в памяти участников событий благодаря своей необычности. Так, например, один из русских полков, Тарнопольский пехотный, пошел в атаку с плясовой музыкой и песнями, что случалось очень редко, т. к. с песнями идут обычно в походе на марше, но не в бою, когда солдату надо беречь дыхание. Вскоре все поле у Шевардина было покрыто ранеными и убитыми. Полки шли в бой под перекрестным огнем, когда не только тучи пуль и картечей свистели во всех направлениях, но и ядра взрывали землю перед идущими шеренгами, иногда поражая целые ряды солдат. Чтобы поддержать мужество нижних чинов, перед гренадёрскими полками встали не только офицеры, но священники в облачении и с крестами в руках. Это тоже встречается в крайне редких случаях.
Вечером сражение за д. Шевардино закончилось. Ружья были составлены в козлы, и в долинах ручьев, за скатами холмов, так, чтобы не было видно с неприятельских позиций, развели костры и начали варить кашу. Многие отмечают, что ночь прошла
стр. 64 из 262
спокойно. Егеря не вели с французами перестрелку и даже давали возможность друг другу набирать воду в речке Каменке, разделявшей французскую и русскую армии.
25 августа утро началось с объезда всей русской позиции Кутузовым. Одновременно вдоль фронта командующий приказал пронести икону Смоленской Божьей матери. Её сопровождали несколько взводов пехоты, со снятыми киверами в руках и ружьями, взятыми «на молитву». Толпы солдат и ополченцев сбегались к церковному шествию. Само молебенное пение, постоянная молитва перед иконой, настраивало на торжественный лад. Многие, понимая, что следующий день может быть последним в их жизни, готовились предстать перед Высшим, небесным судом. Отсюда упоминания о том, что солдаты надевали белые рубахи, отказывались принимать винную порцию, осознавая, что, возможно, вскоре предстояло давать отчет о всей своей жизни уже не на земле, а на небе. Именно этим объясняется повсеместная тишина в русском лагере вечером и ночью. Не случайно в мемуарах русских офицеров часто прослеживается мысль, о подведении итогов жизни, о философских размышлениях накануне сражения.
Многие отмечают, что день 25-го августа прошел спокойно. Лишь на левом фланге была перестрелка, особенно в егерях. Н.И. Андреев, офицер 49-го егерского полка, бывший тогда в цепи, писал: « Во всей армии 25-е число было тихо, кроме нас. На левом фланге стрелков никто не замечал, а у нас в бригаде едва ли осталось по 30 человек в роте» [7. С.191]. Ополченцы окончательно сломали все дома в Семеновском и на месте деревни насыпали 24 орудийную батарею. Все готовились к генеральному сражению. С окрестных деревень пригнали большое количество подвод, для перевозки оружия, продовольствия, амуниции. Погода по-прежнему стояла холодная, к тому же изредка начинал моросить дождь. Генералы и многие офицеры имели возможность, в отличие от солдат, покидать расположение частей, и они, воспользовавшись этим, осматривали расположение русских войск. По воспоминаниям Ф.Н. Глинки, он со многими другими генералами с колокольни Бородинской церкви рассматривал французскую позицию. Другие же объезжали расположение войск. Например, артиллерийский офицер И.Т. Радожицкий вспоминал, что он проехал по всей линии фронта, чтобы представить себе поле битвы [8. С.138-139]. Солдаты во второй половине дня чистили и точили оружие, приводили в порядок обмундирование. С наступлением темноты в скрытых местах стали разводить костры и готовить кашу. Особенно было подчеркнуто, чтобы в полках заготовили на следующие 6 дней сухарей или сухого провианта, всех снабдили патронами. Ночь была ветреной, и по небу носились облака, и лишь изредка проглядывали сквозь них звёзды.
Для многих знаменитый день сражения 26-е августа остался в памяти как день величайшей трагедии. Очень ярко сказал А.Н. Муравьёв: «Я видел эту ужаснейшую сечу,
стр. 65 из 262
весь день присутствовал на ней... и убедился в том, что без помощи свыше невозможно было... не только устоять, но во многих местах дать победительный отпор разъяренному нападению...» [9. С. 110]. Те, кто находился далеко на правом фланге русской позиции и мог наблюдать непосредственно бой со стороны, сравнивали его с живописной картиной. «Был момент - писал один из русских офицеров В.И. Левенштерн - когда поле битвы напоминало одну из батальных картин, работы наших знаменитых художников» [10. С.366]. Те же, кто был в гуще событий, рисовали совсем иную картину.
Рано утром густой туман покрывал поле предстоящего сражения. Яркое солнце «величественно поднималось» и вскоре осветило позиции. С восходом солнца началась артиллерийская канонада. Многие не успели выбежать из шалашей и палаток, где они спали накануне, и были сметены вместе с биваками артиллерийским огнем неприятеля. На ходу закусывая сухарями, солдаты стали строиться во фронт. С первых минут сражения гул артиллерии стал настолько сильным, что отдельные разрывы уже нельзя было различить в общем грохоте орудий, который покрывал все другие звуки. Н. Дурова вспоминала: «Адский день! Я едва не оглохла от дикого, неумолкного рева обеих артиллерий» [11. С. 419]. Ей вторит уже упоминавшийся нами И.Р. Дрейлинг: «Грохот тысячи орудий, ружейная пальба - все это слилось в один непрерывный гул; гул уж не слышен; наступает состояние, которое невозможно описать, как будто уж ничего не чувствуешь; является сомнение: да жив ли ты?» [5. С. 376]. Многие подчеркивали, что земля в тот день колебалась под ногами, напоминая небольшое землетрясение. «Тяжко вздыхали
окрестности - и земля, казалось, шаталась под бременем сражающихся» (Ф. Глинка). Густой дым поднимался к небу. На левом фланге солнце скрылось за пороховым дымом, и люди сражались почти как в сумерках. В центре сквозь облака дыма проглядывало солнце гораздо чаще, но в моменты атак на Батарею Раевского и здесь его лучи не достигали земли. На правом же фланге солнце сияло во всем блеске в течение всего дня.
Сражение продолжалось весь день, до темноты. Было множество атак, кавалерийских рубок, в которых солдаты проявляли массовый героизм. Люди не жалели себя и не считались с жертвами. Не случайно Ф.Н. Глинка отметил характерную черту битвы: «Но в отечественной войне и люди - ничто! Кровь льется, как вода: никто не щадит и не жалеет её» [1. С.161]. Огромные потери с обеих сторон привели к тому, что сотни и тысячи убитых лежали по всему полю. В тех местах, где шли наиболее упорные штыковые схватки, убитые лежали в несколько рядов. Иногда кавалерия и артиллерийские орудия скакали по разбросанным тут и там телам убитых. Современники писали, что приторный запах крови чувствовался постоянно. Очень часто приходилось не только ступать по лужам крови, но и стоять в них, когда батальонные каре отбивали французские атаки, и нельзя было отойти в сторону или сменить позицию. Действительно,
стр. 66 из 262
чувства людей к концу битвы полностью притупились, и никто не обращал внимания ни на убитых, ни на кровь раненых - это отмечают большинство участников сражения.
От многочисленных мест боевых схваток в тыл, к лазаретам шли или ползли тысячи раненых. Сохранились мемуарные источники, которые позволяют подробно реконструировать такой частный сюжет сражения, как раненые в Бородинской битве. Как правило, раненых, если они могли идти самостоятельно, отпускали немедленно в тыл. Тех, кто не мог идти, клали на шинель и несли до первой цепи ополченцев. Но происходило это только тогда, когда наступало небольшое затишье и можно было на несколько минут отпустить здоровых солдат в качестве сопровождающих. Цепь ополченцев принимала раненых, и уже на носилках их несли в госпиталь, развернутый в тылу. Не раз в воспоминаниях встречается любопытная особенность: перед расставанием, когда раненый уже отправляется на операцию, а сопровождавший возвращается в строй, они обменивались подарками. Чаще всего это было оружие, иногда - лошадь. Перед операцией, особенно если речь шла об ампутации ноги или руки, раненых уговаривали не только врачи согласиться на операцию, но и сослуживцы по роте, которые специально приезжали в госпиталь. Не редко раненые отказывались от подобных операций, что было вызвано низким уровнем состояния медицины. Обязательно перед сложной операцией раненому «для куражу» наливали рюмку рома или коньяка. Когда же он отказывался принимать спиртное, это воспринималось очевидцами как проявление особенной силы воли, а сами оперируемые вспоминали об этом даже спустя много лет.
Место, где находились госпитали, вызывало у всех чувство ужаса. Достаточно обратиться к воспоминаниям того же Ф. Н. Глинки: «На месте, где перевязывали раны, лужи крови не пересыхали. Нигде не видал я таких ужасных ран». Да и само поле сражения было не лучше: лощины, овраги, перелески были переполнены идущими в тыл ранеными. По рытвинам текли ручьи крови. От госпиталей к Смоленской дороге все пространство было занято едущими подводами, на которых лежали раненые. Перед сражением было собрано более 600 подвод, но, как отмечает современник, их все равно не хватало, поэтому весь день вдоль дороги до Можайска тянулись легкораненые. Умерших хоронили тут же у дороги, отмечая могилы сбитыми наспех крестами.
Любопытно, что никто не оставил письменных воспоминаний в деталях о том, как солдаты шли в атаку, как шел непосредственно штыковой бой, как их собирали офицеры после боя. Видимо, это не случайно. Напряжение всех душевных сил было настолько велико, что те, кто бежали навстречу неприятелю, стреляли из ружья, сами кололи неприятеля штыком, к концу сражения просто не помнили деталей, да и не видели ценности в их отражении на бумаге. Это сохранялось и повторялось в разговорах между собой у костра, в походе на марше, но письменных документов почти не сохранилось.
стр. 67 из 262
Отмечались лишь наиболее яркие и необычные факты. Так, например, офицер Д.Н. Болговский вспоминал об одной из штыковых схваток во время атаки французской бригады генерала Бонами на Батарею Раевского: «... это была скорее бойня, нежели бой: дрались только холодным оружием, что, чтобы не говорили относительно этого, бывает редко». [12. С. 340] Или знаменитая атака генералов Ермолова и Кутайсова. Очевидец, а это был уже упомянутый офицер В.И. Левенштерн, отметил, что командир батальона Томского пехотного полка встал впереди солдат и повёл их пешком. Удивительно было не то, что офицер находился впереди, а то, что он был не на коне. Несмотря на любовь солдат кричать «Ура», во время атаки им это запрещали, чтобы сохранить дыхание. Кричать начинали уже во время самой резни, когда бросались в гущу неприятеля. Любопытно отметить поведение офицера в экстремальной ситуации. Напомним, что в знаменитом романе Л.Н. Толстого «Война и мир» А. Болконский был ранен осколком гранаты, хотя мог отбежать, наконец, упасть на землю. Но ничего подобного он не сделал. По неписанной этике той поры, он и не мог ничего подобного сделать. Напомним ситуацию с реальным участником Бородинской битвы - офицером одной из артиллерийских рот Н.М. Распоповым. Ещё в самом начале сражения, он с обнаженной шпагой перед лицом всех солдат заставил подняться с земли своего сослуживца, который прилег якобы для того, чтобы выбрать цель для орудия. Офицер не может прятаться от выстрелов, ибо своим примером учит и заставляет точно так же вести себя нижних чинов. Вспомним рассказы декабристов о том, как они, будучи юными, «кланялись»
пролетавшим ядрам и как за это сурово были осуждены товарищами. Тот же Распопов писал: граната «... вертелась у моего орудия; солдаты, приверженные ко мне, указывая на неё, умоляли меня нагнуться. «Теперь не время нагибаться» - отвечал я» [13. С. 39]. По выработанным военной службой обычаям офицер не мог перед фронтом упасть на землю или присесть от пролетающего ядра. В противном случае солдаты также стали бы приседать, ложиться, «кланяться», что привело бы к разрушению строя и невозможности массой каре удержать неприятельскую атаку или выдержать артиллерийскую канонаду.
Напомним, что артиллерийский огонь по стоящим в неподвижности батальонам было наиболее трудно выдерживать. Все участники боя отмечали, что в атаке человек в какой-то мере занят, все его мысли направлены на определённое действие. Находясь же в пехотном каре, солдат лишь стоит, взглядом провожая каждое ядро, ожидая, что очередное ударит именно в него. Ядра вырывали целые группы солдат. Но передвигать батальоны без разрешения командования было «строжайше» запрещено еще 25 августа, как об этом сообщает командир одного из гвардейских батальонов В.И. Тимофеев. Хотя на практике командиры старались поставить воинские части под защиту хотя бы высоких холмов, глубоких ложбин и т. д.
Во второй половине дня 26-го августа сражение стало постепенно стихать. Прекращались атаки, стороны ограничивались в основном артиллерийской перестрелкой. К вечеру в центре русской позиции стоял лишь один 4-й пехотный корпус «... другие стояли уже на отдыхе, свернувшись в колонны» - вспоминал Г.П. Мешетич [14. С. 48]. Начали собираться солдаты, отставшие от своих частей. Многие офицеры получили разрешение покинуть биваки и отправились отыскивать раненых родных и знакомых. Повсюду горели костры, при свете которых во многих местах Бородинского поля делали перевязки и даже операции раненым. «Вопли и крики раненых были ужасны. - Отмечал Дрейлинг. - И враги и друзья - все лежали вперемежку. А армия, вернее, остатки её, отдыхала. Измученные, лежали мы на пропитанной кровью земле, за которую заплатили такой дорогой ценой». Всю ночь раздавался «неумолкаемый крик». Это созывались рассеянные в бою полки и батальоны. Оставшихся в строю офицеров рассылались в разные стороны собирать людей. Так была собрана, например, 27-я пехотная дивизия. Поздно вечером за деревней Семеновской один из офицеров 49-го егерского полка дивизии, майор Бурмин, собрал остатки - человек 40 егерей - это все, кто вышел из боя. Подъехавший дивизионный командир, генерал Д.П. Неверовский, приказал искать людей дивизии, независимо от их принадлежности к разным полкам и бригадам. Главное -собрать хотя бы оставшихся в живых. К 11 вечера подошли человек 700: кто сам - на крики сослуживцев, кто был встречен в лесу, у деревни, кто пристал к другим частям. Распределение по полкам происходило позже, когда армия отступала к Москве [7. С. 192]. Примерно так же собирали и другие части.
Закончилось Бородинское сражение, наступила «сырая, темная» ночь, когда солдатам разрешили составить ружья в козлы, развести костры и отдыхать. Если у нижних чинов были хотя бы сухари в ранцах, то офицеры оказались в гораздо худшем положении. Все частные повозки были отправлены ещё накануне битвы за Можайск. Там же находились и полковые обозы.. Все вспомнили, что они не ели с утра, но есть было нечего. Очевидцы вспоминают, что удавалось у кого-то случайно перекусить куском мяса, хлеба, сухарем. Выручали артиллеристы. В своих повозках для снарядов они имели возможность, помимо снаряжения, возить и продукты. Хотя прошло много лет, но М.М. Петров, командир батальона 1-го егерского полка, помнил даже мельчайшие детали: один из офицеров привез от артиллеристов узелок. «В нем было по тому случаю неоценное сокровище: пять или шесть сухарей и две селедки - простые», а также «...фляжку сивухи мерою чарки в четыре» [15. С. 186].
Наступило время относительного отдыха. Части, которые стояли в передовой линии, практически не спали. Всю ночь они посылали патрули в сторону французов, наблюдая за их передвижениями. Дозорные офицеры постоянно обходили расположение
стр. 69 из 262
полков. Пополняли из полковых фур патронные сумки. Лишь в полночь на короткое время разрешили прилечь на землю и пару часов поспать. Но многие провели ночь без всякого сна. Еще темнота покрывала Бородинское поле, как русские арьергарды стали отступать к Можайску. Было 5-6 часов утра. На позиции оставались лишь казачьи разъезды. Они объезжали все поле, и именно им был обязан спасением артиллерийский взвод Коробьина, забытый у Семеновской деревни. Он не получил приказа об отходе и оставался в передовой линии до утра.
Остались на поле тысячи и тысячи убитых и раненых. По словам Н.Н. Муравьева, который ссылается на рассказ очевидца - полковника л-гв. Финляндского полка Фон-Менгдена, даже спустя 18 дней после битвы «...ни одно тело не было ещё убрано. Смрад был нестерпимый. Оставшиеся после столь долгого времени в живых раненые питались сухарями, добываемыми из ранцев убитых, среди волков, питавшихся сотлевавшими трупами людей и лошадей». Даже в 1816 г. остатки обмундирования, оружия, кости людей встречались на месте кровавых сражений. Земля была настолько пропитана кровью, что на следующий 1813-й год, к удивлению местного помещика, без всяких удобрений урожай был очень велик.
В день сражения русские войска проявили массовый героизм. Но, конечно, были ситуации, которые грозили самыми тяжелыми последствиями. Это последние фазы боя за Семеновские флеши, когда был ранен генерал П.И. Багратион. Ермолов вспоминал, что войска 2-й Западной армии было невозможно удержать от замешательства: «Около полудня 2-я армия была в таком состоянии, что некоторые части её не иначе, как отдаля на выстрел, возможно было привести в порядок» [16. С.189]. Ему вторил Тимофеев: от Семеновских флешей мимо его полка тянулись в тыл одиночками или группами по несколько человек гренадеры сводно-гренадерских рот, которых офицерам приходилось останавливать и собирать в сводную команду при л-гв. Литовском полке. Но и ситуация перед д. Семеновской была не простой! Все поле от ручья к флешам было покрыто множеством мертвых тел, так, что приходилось скакать по убитым. Повсюду шли и ползли раненые, стремясь уйти за Семеновский ручей. Не случайно Ермолов писал: «...одно общее чувство - отчаяние!». Даже за ручьем первая линия войск не выдержала атаки французской кавалерии. Как отмечал Сен-При, внезапное появление конницы «... распространило беспорядок в первой линии, но они были встречены в упор гвардейскими полками». Прорвать оборону русских войск неприятелю не удалось. Линия фронта изгибалась, отходила на восток, но не была прорвана. При этом необходимо отметить, что многие факты в сознании участников спустя годы искажались, приобретали иные акценты. Напомним в связи с этим знаменитую контратаку Ермолова на батарею Раевского. В правдивости описания её сомневался еще Л.Н. Толстой. Ермолов подробно
рассказал, как он бросал кресты перед бегущими в бой солдатами. Документы об этом событии говорят несколько иначе. Сохранился рапорт Барклая де Толли управляющему Военным министерством А.И. Горчакову от 25 сентября 1812 г. из Калуги. В нем генерал пишет: «Семь крестов знаков отличия даны были мною в день сражения 26-го августа при Бородино начальнику Главного Штаба генерал-майору Ермолову для возложения на отличившихся при взятии штурмом центральной батареи и как сей генерал вскоре был ранен, то и здал сии кресты старшему командовавшему войсками на той батареи командиру 24-й пехотной дивизии генерал-майору Лихачеву, а как сей генерал взят был потом в плен, то и не можно доставить Вашему сиятельству сведений за какими номерами были сии кресты быв отданы в самом пылу сражения и пропали со взятием генерала Лихачева который их никому не роздал» [17]. Несмотря на подобные ошибки и искажения в мемуарах участников, изучение поступков людей, их надежд и чаяний, несомненно, обогатит исследования по теме Бородинской битвы. Оно сделает их более точными и яркими и наполнит многообразием жизни.
Литература
1. Глинка Ф.Н. Письма русского офицера: Проза. Публицистика. Поэзия. Статьи. Письма. М.: Моск. рабочий, 1985.
2. Муравьев Н.Н. Записки.// Русские мемуары: Избранные страницы. 1800 - 1825 гг. М.: Правда, 1989.
3. Давыдов Д.В. Дневник партизанских действий 1812 года // Давыдов Д. Военные записки. М.: Воениздат, 1982.
4. Бородино: Док., письма, восп. М.: Сов. Россия, 1962.
5. Дрейлинг И.Р. Воспоминания участника войны 1812 года. 1820 г. // 1812 год. Воспоминания воинов русской армии. Из собрания Отдела письменных источников ГИМ. М.: Мысль, 1991.
6. Душенкевич Д.В. Из моих воспоминаний от 1812 -го года до [1815-го года] // 1812 год в воспоминаниях современников. М.: Наука, 1995.
7. Андреев Н.И. Из воспоминаний // Русский архив. 1879. № 10.
8. Радожицкий И.Т. Походные записки артиллериста с 1812 по 1816 год. Артиллерии подполковника И... Р... М., 1835. Ч.1.
9. Муравьёв А. Н. Сочинения и письма. Иркутск: Вост.-Сибирское изд., 1986.
10. Левенштерн В.И. Из воспоминаний.// Бородино...
11. Дурова Н. Кавалерист-девица.// Давыдов Д.В. Дневник партизанских действий 1812 года. Дурова Н.А. Записки кавалерист-девицы. Л.: Лениздат, 1985.
12. Болговской Д.Н. Из воспоминаний. // Бородино...
13. Распопов Н.М Из воспоминаний. 1812 год. // Русский архив. 1879. № 9.
14. Мешетич Г.П. Исторические записки войны россиян с французами и двадцатью племенами 1812, 1813, 1814 и 1815 годов. 1818 г. // 1812 год. Воспоминания воинов русской армии...
15. Петров М. М. Рассказы служившего в 1-м егерском полку полковника Михаила Петрова о военной службе и жизни своей и трех родных братьев его, зачавшейся с 1789 года. 1845 г. // 1812 год. Воспоминания воинов русской армии...
16. Ермолов А.П. Записки. 1798 - 1826 гг. М.: Высш. школа, 1991.
17. РГВИА. Ф. 29. Оп.153 г. Св. 5. Д.8. Л.15 об.-16.
