CC BY
126
УДК 330.106:1
A.H. Сорочайкин*
HOMO ECONOMICUS ПЕРИОДА ПОСТИНДУСТРИАЛЬНОГО КАПИТАЛИЗМА
В работе изложено понимание рациональности экономического человека (Homo economicus) периода постиндустриального капитализма на анализе научных теорий М. Вебера и Г. Маркузе.
Ключевые слова: Homo economicus, Макс Вебер, Герберт Маркузе, экономический человек, дух капитализма, научная теория, капиталистическая экономика, рациональность, постиндустриальный капитализм.
Что касается рациональности современного Homo economicus, обособившейся от своего этического начала, то ей в высшей степени свойственны утилитарные представления о нравственном поведении: оно обладает ценностью в той мере, в какой приносит экономическую выгоду. Честность и умеренность являются добродетелями в том смысле, что выступают гарантами кредитоспособности и финансовой состоятельности индивида. Несомненно, что такой индивид безразличен к специфически моральной проблематике: «...там, где видимость честности достигает того же эффекта, она вполне может заменить подлинную честность.» [1, с. 74] В этом смысле Homo economicus периода постиндустриального капитализма представляет собой этически нейтрального субъекта. У него нет (не должно быть) никаких посторонних, внешних самой экономической деятельности ориентиров. «Очищенная» (абстрактная) модель Homo economicus не предполагает наличия у субъектов экономического действия каких-либо ценностно-идейных предпочтений и принципов поведения, выходящих за рамки правил функционирования экономической системы. Все эти ценностные презумпции, не вписывающиеся в систему чисто экономических отношений, были бы просто избыточны с точки зрения продуктивности хозяйственной деятельности. Более того: ценностно нагруженные элементы экономического поведения способны приводить к ограничивающим и искажающим эффектам, что в конечном счете неизбежно снижает такие параметры хозяйственной деятельности, как эффективность, полезность и продуктивность.
Совсем другое дело, конечно, что такое «чисто экономическое» поведение никогда не реализуется де-факто: в действия любого человека всегда так или иначе инкорпорированы определенные ориентиры и предпочтения. При этом ценностные, идейные и идеологические предпосылки того или иного человека вовсе не обязательно должны
быть артикулированы в явной форме. «Циник», «аморалист», «нигилист», «рациональный эгоист» — все эти психологические типы личности двух последних столетий также не свободны от влияния более первичной сО-сознательной селекции и отбора индивидуальных предпочтений. Никто не может отстраниться от собственно «стиля жизни», а ведь это уже результат формирования вкусов, привычек, продукт воспитания и образования. Иначе говоря, человеческую индивидуальность следует признать де-факто нередуцируемым феноменом, который тем не менее никак не противоречит имманентным требованиям экономической системы, существующим де-юре. Любое грамотное исследование этого деликатного вопроса должно правильно дифференцировать эти два уровня проблематики: «фактический» и «юридический» [2, с. 221—222].
Реалии современной экономической жизни, с нашей точки зрения, постепенно вырабатывают комплекс представлений, которые можно поставить на одну доску с уходящим в прошлое понятием капиталистического «духа». Речь идет о так называемой экономической культуре. Однако по ряду признаков это более широкое понятие отличается от классического веберовского. Прежде всего, экономическая культура, будучи многослойным «социальным телом» экономического человека, существует вне строго конфессиональных и национальных рамок. В экономическую культуру может входить в том числе и религиозный комплекс значений, но только как один из многих других элементов.
Ни для кого не секрет, что ситуация с чисто религиозной подоплекой деятельности Homo economicus в современном мире вообще изменилась до неузнаваемости — этот аспект «духа» оказался полностью не транслируем в человека эпохи постиндустриального капитализма. Характеризуя уже современный ему уклад экономической жизни (а в данном случае это применимо и к
* © Сорочайкин А.Н., 2012
Сорочайкин Андрей Никонович (san_27@inbox.ru), кафедра экономики города и муниципального управления Самарского государственного университета, 443011, Российская Федерация, г. Самара, ул. Акад. Павлова, 1.
современному нам капитализму), Вебер констатирует: «Связь между жизненным укладом и религиозными убеждениями обычно либо полностью отсутствует, либо носит негативный характер (...) Люди, преисполненные «капиталистического духа», теперь если не враждебны, то совершенно безразличны по отношению к церкви. Благочестивая скука рая не прельщает столь деятельные натуры, а религия представляется им лишь средством отвлечь людей от трудовой деятельности в этом мире. Если спросить этих людей о «смысле» их безудержной погони за наживой, плодами которой они никогда не пользуются и которая именно при посюсторонней жизненной ориентации должна казаться совершенно бессмысленной, они в некоторых случаях, вероятно, ответили бы. что само дело с его неустанными требованиями стало для них необходимым условием существования» [1, с. 89]. Такое понимание смысла и целей своей экономической активности у современного человека, считает немецкий ученый, полностью выражается в новой концепции образа жизни, согласно которой «не дело существует для человека, а человек для дела».
В контексте вышеизложенного хотелось бы обратить внимание на еще одну весьма интересную особенность капиталистической экономики [подробнее см. 2; 3; 4] . Специфически экономическая рациональность как структура экономического поведения принципиально нового типа в действительности выступала мощным средством экспансии и качественного развития капитализма в Европе. Но не она, как подчеркивает Вебер, была подлинной энергетической движущей силой этого процесса. На заре становления капиталистической экономики «позади» нее находился управляющий ею особый «дух», выросший на религиозных и этических представлениях. Однако даже и отдельные индивиды, живущие согласно этому комплексу представлений и ценностей, сами по себе были бы еще не в состоянии запустить процесс такого масштаба. Для этого было необходимо, чтобы данные представления завладели целыми социальными группами, особым образом направив их ценностные установки и психологические качества в сторону активной хозяйственной практики. В этом пункте веберовских рассуждений мы сталкиваемся с примечательным свойством капитализма — с наличием у него некой внутренней и совершенно няд-индивидуаль-ной логики развития. Все выглядит таким образом, как если бы, достигнув определенной вершины на той или иной стадии своего развития, эта экономическая система отбрасывает не нужную ей больше опору. И как в свое время капитализм в еще зачаточных формах сумел разрушить старые средневековые формы регламентации хозяйства, замешанные именно на религиозной ос-
нове, так и теперь он, по сути, использовал энергию религиозных идей в своих собственных целях. Если в первом случае необходимый союзник в борьбе против религиозного догматизма был найден в лице государства, то теперь уже сами религиозные идеи «работают» в интересах капиталистической логики — они играют роль необходимой на определенном этапе мотивации поведения индивидов.
Отметим, что это последнее суждение присутствует у Вебера пока еще только в виде предположения, некой гипотезы, которую надлежит подтвердить или опровергнуть ближайшему будущему. Но мы теперь уже знаем всю справедливость этого предположения. Безусловно, с одной стороны, «дух капитализма» — это еще не сама рыночная система; он тоже оказался всего лишь одной из оболочек, понадобившейся рынку для своего дальнейшего укоренения и экспансии в Европе [2, с. 224]. С другой стороны, как показывает немецкий исследователь, вопрос о движущих силах экспансии современного капитализма не сводится и к анализу собственно финансовых ресурсов, используемых первыми предпринимателями. Специфика капиталистического духа заключается в том, что там, где он возникает и оказывает свое воздействие, он добывает необходимые ему денежные ресурсы, но не наоборот. Тему объективного капиталистического отбора подходящих условий и факторов продолжает тема селекции необходимых капитализму агентов. Индивид как агент рыночных отношений также вынужден подчиняться нормам капиталистического хозяйственного поведения: и крупный промышленник, по большому счету, в этом отношении находится не в более выгодном положении, чем любой из простых рабочих. Стоит ему только поставить свое экономическое поведение вразрез с объективными закономерностями рыночной системы (например, проигнорировать требования рациональной максимизации полезности), как он окажется «вне игры», на обочине общего экономического процесса. По Веберу, достигнув своего полного господства в современной хозяйственной жизни, капитализм действует строго определенным образом: он сам «воспитывает» и «создает» необходимых ему хозяйственных субъектов (прежде всего предпринимателей и рабочих) посредством экономического отбора.
Иначе говоря, ни материальные условия, ни даже та или иная конкретная культурно-историческая форма не являются достаточными причинами для возникновения этого нового типа отношения к экономической деятельности. Все эти факторы нужно понимать скорее как более или менее благоприятствующие условия, из которых капитализм, в соответствии имманентными по-
требностями своего развития, выбирает наиболее ему подходящие.
Можно обратить внимание, что логика капиталистической экспансии структурно оказытается весьма схожей с гегелевской «хитростью Абсолютного Духа», который окольными путями истории вынуждает отдельных индивидов и целые народы, преследуя якобы свои сознательные интересы, на деле вытолнять его собственную программу и замысел. В несколько ином смысле, более близком к интересующим нас вопросам, веберовская интерпретация капитализма в этом ее аспекте неожиданно оказытается схожа с соответствующими размышлениями Г. Маркузе [5, с. 41— 48]. При всем различии прочих аспектов этих двух подходов позиции Вебера и Маркузе объединяет убежденность в автономном и субстанциальном характере капитализма как тотальной экономической системы [2, с. 226]. Однако если веберовское исследование отличает сознательная установка на воздержание от оценочных суждений, то ярко выраженные леворадикальные взгляды Маркузе, как кажется, привносят в его анализ некоторые новые содержательные элементы. Структурно схожее понимание объективных закономерностей капитализма приводит этого ученого к выводу о том, что развитое индустриальное общество порождает новый вид тоталитаризма — особый экономический тоталитаризм. Согласно Маркузе, современная общественно-политическая система налагает свои жесткие экономические и политические требования и на рабочее, и на свободное время человека, а кроме того, полностью детерминирует всю его материальную и духовную жизнь. Сам способ технологической организации современного индустриального общества заставляет его быть тоталитарным. Отличая этот новый — экономический — тип тоталитаризма от политического тоталитаризма, исследователь имеет в виду манипуляцию потребностями современного потребителя посредством дифференциации имущественных прав, осуществляемую за счет экономико-технического координирования. Речь здесь идет прежде всего об особой системе производства и распределения, характерной только для стадии развитого индустриального капитализма. При этом мало что меняет тот факт, что политическим контекстом такого экономического тоталитаризма вполне могут быггь формальный плюрализм партий и декларируемая свобода печати. Все это не мешает существованию более тонких и менее очевидных форм политического контроля: современная власть утверждает себя прежде всего через экономический контроль над процессом машинного производства и над технической организацией рышка. Правительство развитого индустриального общества, считает Маркузе, может удерживать свое политическое положение только пу-
тем мобилизации, организации и эксплуатации технической, научной и механической продуктивности, которой располагает индустриальная цивилизация. Однако это не стоит понимать в том смысле, что в основе всех экономических процессов лежат чьи-то частные политические интересы. В том-то и заключается основная особенность капитализма, общая в анализах Маркузе и Вебера, что в ходе своего развития он все больше обнаруживает относительную независимость от любых частных или даже групповыгх интересов своих индивидуальные: агентов [подробнее 2; 3; 4].
Справедливости ради отметим, что если для Вебера управляющим принципом в данном случае выступает особая капиталистическая ментальность (которую еще нужно отличать от ее частных культурно-исторических форм), то автор «Одномерного человека» склонен видеть средоточие капиталистических закономерностей в чисто материальных процессах машинного производства. Именно машина становится для него как бы самим воплощением яад-индивидуальной логики капитализма, ее квинтэссенцией и предельным выражением. «Эта продуктивность мобилизует общество как целое поверх и помимо каких бы то ни бышо частных индивидуальных и групповыгх интересов. Тот грубый факт, что физическая сила машины превосходит силу индивида или любой группы индивидов, делает машину самым эффективным политическим инструментом в любом обществе, в основе своей организованном как механический процесс» [1, с. 46].
В целом же, согласно приведенной выше точке зрения, капитализм последовательно проводит в жизны своих агентов — рядовыгх потребителей — все большее насаждение тех материальныгх и интеллектуальный: потребностей, которые все сильнее закрепляют установленные им формы борьбы за существование, последние же способствуют поддержанию собственно капиталистического положения вещей. Наиболее спорным в таком подходе нам представляются его собственно критические положения, в частности концепция свободы как полной и абсолютной независимости от экономического принципа. На страницах «Одномерного человека» экономическая свобода представлена в весьма радикальном — и потому, как нам кажется, утопичном — виде: как свобода от контроля со стороны экономических сил и отношений, от борьбы за существование и от самой необходимости для человека зарабатытать себе на жизнь. Тот же тезис Маркузе распространяет и на политические и духовные реалии общественной жизни. Тогда политическая свобода предстает как освобождение индивидов от политики, которую они не могут реально контролировать, а интеллектуальная свобода состоит в возрождении индивидуальной мысли, которая в современном мире,
согласно автору, поглощена влияниями средств массовой коммуникации, искусственно формирующих и насаждающих «общественное мнение». При этом сам автор не скрывает, что многие из этих положений выплядят весьма нереалистично и вышуждены по большей части принимать форму чисто негативных тезисов. Собственно же позитивный концептуальный ресурс данной теории обнаруживает свою недостаточность: новые формы общественной и экономической жизни, которые отстаивает этот представитель критической социальной теории, на наш взгляд, фактически сводятся к отрицанию уже существующих, установившихся форм капиталистической жизни. На этом фоне теория Вебера, которая, будучи свободной от пафоса радикальных общественных преобразований, носит принципиально описательный характер, в чисто теоретическом плане представляется наиболее предпочтительной [2, с. 228—229].
Библиографический список
1. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // М. Вебер Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 61-272.
2. Сорочайкин А.Н. Ното есопотюш: антропологические предпосыики и эпистемологические допущения экономических теорий: монография. Самара: Офорт, 2009. 352 с.
3. Сорочайкин А.Н. Философия экономики: в поисках новых подходов. М.: Изд-во Московского университета, 2005. 192 с.
4. Сорочайкин А.Н. Человек в системе социальноэкономических отношений: взаимодействие социально-антропологического и экономического подходов в изучении социальной реальности: автореф. дис. ... д-ра философ. наук. Чебоксары: Изд-во Чувашского ун-та, 2007. 36 с.
5. Маркузе Г. Одномерный человек. Исследование идеологии развитого индустриального общества. М.: Яей-Ъоок, 1994. 341 с.
A.N. Sorochaikin* HOMO ECONOMICUS OF THE PERIOD OF POSTINDUSTRIAL CAPITALISM
In the work the understanding of rationality of homo economicus of the period of postindustrial capitalism on the basis of scientific theories of M. Weber and H. Markuse is stated.
Key words: Homo economicus, Max Veber, Herbert Markuse, spirit of capitalism, scientific theory, capitalistic economy, rationality, postindustrial capitalism.
*Sorochaikin Andrey Nikonovich (san_27@mail.ru), the Dept. of Economy of the City and Municipal Management, Samara State University, Samara, 443011, Russian Federation.
