CC BY
42
не хватает монографии Грина, в которой те или иные элементы учения Римского первосвятителя рассеяны на многих страницах и не раз повторяются почти без изменений. Кроме того, нам кажутся не совсем справедливым обвинения автора в «нетрадиционности» «Томоса Льва», т. е. в его несоответствии учению самого Льва, которое он развивал ранее в своих проповедях. Дело в том, что в «Томосе» (и сам автор признает это) мы находим немало буквальных цитат из проповедей святителя, произнесенных им в предшествующие годы, что особенно ясно на примере Рождественских проповедей3. Кроме того, оценивая последствия «Томоса Льва» и Халкидонского ороса для последующего догматического развития Церкви, следует обращать внимание не только на их «негативные» стороны, приведшие к отделению от Православной Церкви многочисленных монофизи-тских Церквей, но и на позитивную оценку «Томоса» целым рядом Церковных Соборов и Святых Отцов V—VIII вв., таких как прп. Анастасий Синаит, Максим Исповедник и Иоанн Дамаскин, которые часто цитировали «Томос» в своих догматических творениях.
Несмотря на эти недостатки, мы уверены, что книга Грина, безусловно, будет представлять большой интерес для российских читателей, интересующихся вопросами патрологии, догматики и церковной истории, тем более что на русском языке существуют всего лишь несколько небольших статей и монографических разделов, в которых так или иначе затрагивается христологическое и со-териологическое учение свт. Льва Великого4.
А. Р. Фокин (ИФ РАН, ПСТГУ)
Holtmann S. Karl Barth als Theologe der Neuzeit. Studien zur kritischen Deutung seiner Theologie. Gottingen : Vandenhoeck und Ruprecht, 2007 (Forschungen zur systematischen und okumenischen Theologie; 118). 444 S.
Выдающийся немецкий богослов К. Барт (1886—1968), выступивший против предшествующей ему школы «либерального богословия» и открывший тем самым новую эпоху в истории протестантской теологии, был при этом укоренен в богословской и философской традиции Нового времени. Такое, по-видимому, очевидное утверждение было бы лишено смысла, если бы в истории осмысления и творческого восприятия богословия Барта не возникало острых разногласий касательно вопроса о соотнесенности его мысли с духом Нового времени. Исследованию указанной проблематики, а именно — рассмотрению и сопостав-
3 См. : Свт. Лев Великий. Слова на Рождество Христово / Д. Зотов, пер. М., 2000; Слова 3 и 4 на Рождество Господне / А. Фокин, А. Селезнева, пер. // Альфа и Омега. 2000. № 25. С. 43-51.
4 См., напр. : Певницкий В. Ф. Святитель Лев Великий и его проповеди. К., 1871; Болотов В. В. Лекции по истории Древней Церкви. М., 1994. Т. 4. С. 266-277; Фокин А. Р Свт. Лев Великий // Альфа и Омега. 2000. № 25. С. 378-388.
лению различных интерпретаций бартовского богословия со стороны видных протестантских богословов второй половины XX в., посвящена диссертация Штефана Хольтмана «Карл Барт как богослов Нового времени. Анализ критического осмысления его богословия», представленная летом 2006 г. на богословском факультете университета г. Мюнстера на соискание ученой степени доктора богословия.
Богословие Барта органически связано с эпохой Нового времени уже хотя бы по той причине, — утверждает автор во вводной главе своей работы (с. 11—19), — что оно развивалось в форме критического диалога с концепциями предшествующих и современных Барту подлинных выразителей этой эпохи. Еще прежде и одновременно с разработкой первого проекта своей догматического системы («Наставление в христианской религии», 1924 / 26) Барт читает в Гёттингенском университете курс лекций по богословию Ф. Шлейермахера1 — мыслителя, который единогласно признается «отцом» богословия Нового времени. При этом Барт раскрывает программный характер богословия Шлейермахера для протестантской мысли всего последующего времени. Говоря в одном из докладов (1928) о Фейербахе, Барт признает оправданность его нападок на богословие2. В другом месте — очень благоприятно отзывается о работах Ф. Овербека и рекомендует их для прочтения3. Не вызывает сомнений значительное воздействие, оказанное на Барта со стороны философии Канта, три «Критики» которого он интенсивно изучал еще в годы своего студенчества. Связь Барта с традицией «либерального богословия» обусловлена личностями его непосредственных учителей — А. фон Гарнака и В. Германа, выдающихся представителей этой традиции. Барт был также в числе слушателей марбургского неокантианца Г. Когена.
В свете приведенных примеров становится понятной оправданность вопроса о месте Барта в истории мысли Нового времени, а точнее — о специфических чертах этой мысли в богословии Барта. Однако история осмысления творчества Барта показывает, что ответы на этот вопрос могут очень значительно отличаться друг от друга.
Первый этап исследования богословия Барта на предмет его соотнесенности с мыслью Нового времени, — как утверждает автор рассматриваемой диссертации (с. 13), — начинается вскоре после 1968 г. — года смерти богослова. Он связан с именами мюнхенских профессоров систематического богословия Т. Рендторфа (род. 1931) и Ф. Вагнера (1939-1998), с одной стороны, и берлинского профессора Ф.-В. Маркварта (1928-2002), с другой. Рендторф пишет в 1969 г.: «Вопрос об адекватной интерпретации мысли Барта только сейчас начинает приобретать насущную необходимость»4. Монография Маркварта «Бо-
1 Barth K. Die Theologie Schleiermachers: Vorlesung Gottingen Wintersemester 1923 / 1924 (Gesamtausgabe; 11). Zflrich, 1978.
2 Idem. Ludwig Feuerbach // Idem. Die Theologie und die Kirche. Gesammelte Vortrage. Mfln-chen, 1928. Bd. 2. S. 212-239, здесь : S. 239.
3 Idem. Unerledigte Anfragen an die heutige Theologie // Idem. Die Theologie und die Kirche... S. 1-25.
4 RendtorffT. Theorie des Christentums. Historisch-theologische Studien zu seiner neuzeitlichen Verfassung. Gtoersloh, 1972. S. 162. Цит. по : Holtmann S. Karl Barth als Theologe der Neuzeit. Gottingen, 2007. S. 13.
гословие и социализм. Пример Карла Барта» (1972)5 и вышедший под редакцией Рендторфа сборник «Осуществление свободы. Критика богословия Карла Барта» (1975)6 позволяют судить о широте спектра возможных интерпретаций бартовского богословия.
Характерной особенностью подхода Рендторфа является то, что он рассматривает богословие Барта как продолжение и логическое следствие традиции «либерального богословия». Для обоснования своего воззрения Рендторф исследует мысль Барта на предмет ее укорененности в теоретическом поле гуманитарных наук, сложившемся ко времени Первой мировой войны. Подобная позиция расходится с широко распространенным и сформировавшимся благодаря высказываниям самого Барта представлением, что бартовское богословие и инициированное им направление диалектической теологии по-новому открыли исконный предмет богословия, войдя тем самым в фундаментальное противоречие с традицией Нового времени7. Идею Рендторфа развивает далее Вагнер, который подчеркивает специфические черты мысли Нового времени в богословии Барта путем указания на структурные параллели теоретических концепций национал-социализма, с одной стороны, и ленинизма-сталинизма, с другой. Маркварт, в отличие от двух указанных авторов, отстаивает общепринятое воззрение о радикальной новизне богословского подхода Барта, более того, заходит настолько далеко, что представляет Барта как приверженца социалистических идеалов.
Вторая фаза осмысления богословской позиции Барта, — таков следующий тезис рассматриваемой диссертации, — приходится на 80-е и начало 90-х годов и представлена именами таких исследователей, как Г. Анцингер8, М. Байнткер9, К. ван дер Кои10 и И. Шпикерман11. В это же время значительный вклад в исследование мысли Барта вносят и ряд англоязычных авторов. Особого внимания заслуживает диссертация Брюса МакКормака «Критически-реалистическая диалектическая теология Карла Барта» (1989)12. Названные работы посвящены детальному изучению отдельных периодов становления и развития богословия Барта и учитывают ранние, до тех пор мало исследованные источники, в частности — трехтомное «Наставление в христианской религии»13. Анализируется
5 MarquardtF-W. Theologie und Sozialismus. Das Beispiel Karl Barths. Mtochen, 1972.
6 Die Realisierung der Freiheit. Beitrage zur Kritik der Theologie Karl Barths / T. Rendtorff, Hrsg. Gfltersloh, 1975.
7 См., в частности, публичную переписку К. Барта с А. фон Гарнаком : Barth K. Ein Brief-wechsel zwischen Karl Barth und Adolf von Harnack (1923) // Anfange der dialektischen Theologie / J. Moltmann, Hrsg. Mtochen, 1977. Bd. 1. S. 323-347.
8 Anzinger H. Glaube und kommunikative Praxis. Eine Studie zur «vordialektischen» Theologie Karl Barths. Mtochen, 1991.
9 BeintkerM. Die Dialektik in der «dialektischen Theologie» Karl Barths. Mtochen, 1987.
10 Kooi C. v. d. Anfangliche Theologie. Der Denkweg des jungen Karl Barth (1909 bis 1927). Mtochen, 1987.
11 Spieckermann I. Gotteserkenntnis. Ein Beitrag zur Grundfrage der neuen Theologie Karl Barths. Mtochen, 1985.
12 McCormack B. L. Karl Barth’s Critically Realistic Dialectical Theology. Its Genesis and Development 1909-1936. Oxford, 1995.
13 Barth K. Prolegomena (1924) // Idem. Unterricht in der christlichen Religion. Zflrich, 1985. Bd. 1; Idem. Die Lehre von Gott. Die Lehre vom Menschen (1924 / 1925) // Idem. Unterricht in der
воздействие, оказанное на Барта со стороны различных мыслителей и философских школ — Канта, Киркегора, марбургского неокантианства, а также родного брата богослова, известного философа Генриха Барта. Принятие во внимание самых ранних статей и набросков Барта, некоторые из которых восходят к 1909 г., позволило упомянутым ученым отказаться от упрощенного представления, что смена парадигм «либеральной» и «диалектической» теологии означает последовательную смену двух богословских эпох с характерными для каждой из них представителями. Подобная смена богословских парадигм, как выяснилось теперь, осуществилась в мысли самого Барта, равно как и в мысли других представителей «диалектической теологии». Исследование творчества раннего Барта дало возможность увидеть непрерывную преемственность «либерального» и «диалектического» богословия, а тем самым по-новому осознать смысл барти-анства в перспективе мысли Нового времени. Это было сделать гораздо труднее в свете бытовавшего до тех пор представления о «переломе», произошедшем в богословской мысли начала XX века. В 80-е гг. появляется также ряд публикаций мюнхенского профессора Ф. В. Графа (род. 1948)14, посвященных т. н. «революции против историзма» в протестантском богословии 20-х гг., а также изучению политической позиции и влияния Барта во времена Веймаровской республики. Данные работы являются единственными публикациями этого времени, — утверждает Хольтман в ходе своего исследования, — непосредственно примыкающими к тематике упомянутого выше сборника Рендторфа «Осуществление свободы».
Новый этап критического осмысления богословия Барта связан с появившимися в конце 90-х гг. работами М. Мурманн-Каля15, Й. Диркена16, Ф. Вит-текинда17 и Г. Пфляйдерера18. Большая доступность и изученность источников, внимательное отношение к отдельным этапам мысли Барта, избавление от политической окрашенности богословских исследований должны были, как казалось, привести, — высказывает предположение Ш. Хольтман, — к большему единомыслию ученых касательно предмета своего изучения. Однако этого не происходит. Напротив, старый спор о месте Барта в мысли Нового времени скрыто дает себя знать в новых попытках реконструкции его богословской позиции. Хольтман демонстрирует это на примере упомянутой работы Пфляйдерера
christlichen Religion. Ztoich, 1990. Bd. 2; Idem. Die Lehre von der Versohnung. Die Lehre von der Erlosung (1925 I 1926) II Idem. Unterricht in der christlichen Religion. Z^ich, 2003. Bd. 3.
14 См., напр. і Graf F. W. Die «antihistoristische Revolution» in der protestantischen Theologie der zwanziger Jahre II Vernunft des Glaubens. Wissenschaftliche Theologie und kirchliche Lehre I J. Rohls, G. Wenz, Hrsg. Gottingen, 1988. S. 377-405.
15 Murrmann-Kahl M. «Mysterium Trinitatis»? Fallstudien zur Trinitatslehre in der evangelischen Dogmatik des 20. Jahrhunderts. B.; N. Y., 1997.
16 Dierken J. Glaube und Lehre im modernen Protestantismus. Studien zum Verhaltnis von religiosem Vollzug und theologischer Bestimmtheit bei Barth und Bultmann sowie Hegel und Schleiermacher. TCbingen, 1996.
17 Wittekind F. Geschichtliche Offenbarung und die Wahrheit des Glaubens. Der Zusammenhang von Offenbarungstheologie, Geschichtstheologie und Ethik bei Albrecht Ritschl. Julius Kaftan und Karl Barth (1909-1916). TCbingen, 2000.
18 Pfleiderer G. Karl Barths praktische Theologie. Zu Genese und Kontext eines paradigmatischen Entwurfs systematischer Theologie im 20. Jahrhundert. TCbingen, 2000.
«Практическое богословие Карла Барта», который, с одной стороны, является сторонником позиции ранних работ Рендторфа, Вагнера и Графа, то есть отстаивает идею непрерывного наследования бартовским богословием традиции «либерального богословия», а с другой — по широте охвата и глубине проработки материала не уступает исследованиям Анцингера, Шпикермана и МакКормака. Остановимся на этом примере более подробно.
Пфляйдерер обращается к вопросу о соотнесенности богословия Барта с предшествующими ей теоретическими концепциями богословия Нового времени в особенности в тех местах своей книги, в которых он рассматривает работы Шпикермана и МакКормака. Это рассмотрение осуществляется в контексте оценки того преобразования, которое мысль Барта претерпела в период Первой мировой войны. Шпикерман по этому поводу пишет: «Разрыв Барта с либеральной теологией есть, по сути, отказ от представления о тождестве рациональной и реальной невозможности богопознания, лежащего в основе различных вариантов характерной для либерального богословия идеи вторичноопосредованного богопознания. А вместе с тем, — чтобы уже наверняка исключить путь назад, — и отказ от метафизической модели тождества рациональной и реальной возможности богопознания. Укорененная в эпохе Нового времени либеральная теология обнаруживает себя в качестве субъективно-редуктивной оборотной стороны подобной модели не только во вторичных явлениях введения практически-ограниченной рациональной объективности в субъективную религиозность (А. Ричль, Ю. Кафтан), но уже в первично свойственном ей разрешении объективности богопознания в субъективность религиозного чувства и переживания (Ф. Шлейермахер, В. Герман). Новый богословский вопрос о реальной, — в критическом отличии от рациональной, — возможности богопоз-нания (вопрос, направленный против характерного для либеральной теологии сомнительного смешения рациональной и богословской объективности) обозначает все, что угодно, но только не акт возвращения. Скорее он свидетельствует о начале фундаментального богословского избавления теологического учения о познании и теологической методологии из пут культурно-исторически унаследованной естественной теологии, которая в равной мере характеризует как либеральное, так и метафизическое мышление. Подобное избавление осуществляется в перспективе подлинного предмета богословия. «Богопознание» есть знак совершенно нового (направляемого самим предметом) осмысления основ богословия»19. Пфляйдерер следующим образом отвечает на это высказывание: «Указание на фактическую или интенциональную “теологичность” бартовско-го богословия вводит в рассмотрение некую нормативную перспективу интерпретации, определенную схему интерпретации более высокого уровня, которая, однако, как таковая остается методологически непродуманной; сама эта схема оказывается, в свою очередь, определенной религиозной интерпретацией»20.
Аналогичным образом Пфляйдерер реагирует и на позицию Брюса МакКормака: «Предпринятая МакКормаком вслед за Шпикерманом гносеологическая по своему замыслу реконструкция богословия Барта основывается у него,
19 Spieckermann. Ор. еИ 8. 17. Цит. по : Holtmann. Ор. ей. 8. 15—16.
20 Pfleiderer. Ор. о11. 8. 161. Цит. по : Holtmann. Ор. ей. 8. 16.
в свою очередь, на неком религиозном описании основной интенции этого богословия, которая как таковая остается совершенно непродуманной»21. Общий вывод Пфляйдерера в отношении работ Шпикермана, МакКормака и Анцинге-ра (этих трех исследователей объединяет то, что они рассматривают преобразование богословия Барта в период Первой мировой войны в ходе спора с либеральной теологией как радикальный разрыв, а не как непрерывность), звучит такі «Не вызывает сомнений, что эти интерпретации являют внешне правильную картину богословского развития Барта в период Первой мировой войны. Не вызывает сомнений также и то, что подобное описание согласуется с самовос-приятием Барта. Но с аналитической точки зрения эти интерпретации являются все же недостаточными. Это связано с тем, что они сами находятся в прямой зависимости от бартовского понятия богословия, а потому и не вполне отдают себе отчет в характере подразумеваемой здесь богословской конструкции»22.
Таким образом, непроясненность тех предпосылок, которые лежат в основе бартовского представления о богословии, стала причиной, — так Хольтман передает мысль Пфляйдерера (с. 17), — искажения образа богословия Барта. Очень распространенная заинтересованность в обнаружении разрыва в процессе развития бартовской мысли привела к тому, что момент непрерывности в эволюции изначально либерально окрашенной позиции Барта остался без внимания. Недостаточное внимание было уделено также неокантианским предпосылкам теоретической мысли Барта. Этой проблеме специально посвящена опубликованная в 1995 г. монография И. Ф. Ломана «Карл Барт и неокантианство»23. Хотя в приведенной выше цитате Шпикерман не оспаривает укорененность богословия Барта в мысли Нового времени, все же он отстаивает идею (против которой как раз и выступил Пфляйдерер), что теоцентрический поворот Барта привносит в эту традицию нечто принципиально новое, причем основанием этого нового является специфически богословская предметность, выходящая за пределы предметности мысли Нового времени.
Указание Пфляйдерера на то представление о богословии, которое выступает в качестве фундаментальной предпосылки спора об элементах мысли Нового времени в богословии Барта, вскрывает, по сути, основной нерв этого спора. Речь идет не столько об адекватном понимании богословия Барта, сколько о понимании богословия вообще в условиях Нового времени, о том понимании богословия, которое лежит в основе всяких попыток реконструкции мысли Барта, а потому задает саму перспективу этой реконструкции. По этой причине история богословия как таковая вовсе не является тем нейтральным полем, на котором можно искать единства, недостижимого при конструктивном раскрытии той или иной богословской системы. Однако можно надеяться на то, — выражает надежду Хольтман (с. 18), — что в различных попытках интерпретации богословия Барта будет открыто приниматься во внимание та система координат, в которой эта интерпретация осуществляется, а именно — определенное представление о богословии в условиях Нового времени. То есть в прояснении нуждаются не
21 Ibid. S. 172.
22 Ibid. S. 263—264.
23 Lohmann J. F. Karl Barth und der Neukantianismus. B.; N. Y., 1995.
только историко-богословская обусловленность богословской позиции, но и само подразумеваемое в ней понятие богословия.
В свете приведенных рассуждений о зачастую неосознаваемой предпосылке различных интерпретаций богословия Барта, следует оценивать и рассматриваемую диссертацию Штефана Хольтмана. Данная работа посвящена не столько прямому исследованию темы «Карл Барт и Новое время», сколько прояснению возможных контекстов этой проблематики. Предметом исследования является не само богословие Барта, но подготовительная стадия к анализу этого богословия. В диссертации на материале нескольких примеров исследуется контексту-альность различных современных интерпретаций богословия Барта, проясняется руководящий ими теоретический интерес и обнаруживаются пределы этой контекстуальности. Поэтому одна из задач диссертации заключается в выявлении тех богословско-исторических традиций, в которых укоренены рассматриваемые в работе современные исследователи богословия Барта, а также в обозначении тех граней, в которых эти различные перспективы вступают в противоречие. Автор выражает надежду, что на этом пути удастся ввести различные попытки интерпретации богословия Барта в контекст такого дискурса, в котором исследователи отдают себе отчет в ограниченности своего подхода.
Первые три главы диссертации посвящены уже упоминавшимся выше исследователям — Рендторфу (с. 21-172), Вагнеру (с. 173-257) и Графу (с. 259-329), которые поставили вопрос о месте Барта в мысли Нового времени в крайне заостренной форме. В каждой из трех глав анализируется соответствующий историко-богословский контекст возникновения этого вопроса, а также особенности соответствующих интерпретаций бартовского богословия. Результаты этих глав сопоставляются затем с двумя более поздними попытками реконструкции богословия Барта, одна из которых принадлежит профессору Марбургского университета Д. Коршу (род. 1949)24 (четвертая глава: с. 331-356), а другая — упоминавшемуся выше профессору Базельского университета Г. Пфляйдереру (род. 1960) (пятая глава: с. 357-408). В этих двух главах Хольтман задается вопросом о том, в какой мере данные авторы восприняли и преобразовали более ранние попытки понимания богословия Барта.
В заключение нашего обзора коснемся некоторых результатов диссертации Хольтмана. Во-первых, автор констатирует (с. 409), что основу интерпретаций богословия Барта со стороны каждого из пяти исследователей образует особое, отличающееся от другого представление о том, чем является богословие в условиях Нового времени. Этот результат особенно важен в отношении первых трех исследователей т. н. «мюнхенской школы» — Рендторфа, Вагнера и Графа, которые часто воспринимаются со стороны как некое единое явление. Однако именно различные представления о богословии Нового времени — как теории христианства в случае Рендторфа или как теории абсолютного в случае Вагнера — ведут соответственно к существенным отличиям в интерпретации богословия Барта.
24 См. его книги : Korsch D. Dialektische Theologie nach Karl Barth. Tflbingen, 1996; Idem. Religionsbegriff und Gottesglaube. Dialektische Theologie als Hermeneutik der Religion. Tflbingen, 2005.
Исследования Графа, — отмечает далее Хольтман (с. 410), — в отличие от первых двух авторов, характеризуются т. н. «историзированием», то есть акцентированием исторического измерения богословия Барта. В своей попытке оценить становление диалектической теологии и его влияние в политическом и культурном контексте Граф ориентируется на методологию Э. Трёльча, а также на современный историко-теоретический дискурс. Он указывает, что либерально-богословские концепции обладают большей эффективностью и в большей мере отвечают духу времени, чем диалектическое богословие.
Корш вступает в критический диалог с попытками интерпретации богословия Барта со стороны Рендторфа, Вагнера и Графа и анализирует диалектическую теологию в перспективе религиозно-философской системы координат богословия Нового времени, в частности — исследует связь богословских позиций Барта и Шлейермахера. Обе позиции, согласно Коршу, дополняют друг друга и в антиномической соотнесенности отвечают сущности христианской веры. Холь-тман указывает (с. 410), что исследования Корша следует рассматривать как попытку некого компромисса. С одной стороны, марбургский богослов в полной мере учитывает достигнутый уровень исследования богословия Барта с позиции мысли Нового времени, в частности — проблему историзма и характерную для Нового времени теорию субъективности, а с другой — стремится в более заостренной форме, чем это было у Рендторфа, Вагнера и Графа, воспроизвести собственную богословскую позицию Барта.
И, наконец, Пфляйдерер в своей работе «Практическое богословие Карла Барта», — утверждает Хольтман (с. 411), — оригинальным образом воспринимает различные элементы предшествующих ему интерпретаций богословия Барта. Особое внимание уделяется здесь вопросу о значении марбургского неокантианства для богословия Барта. По мнению автора, труд Пфляйдерера представляет собой попытку разрешить основную проблему интерпретаций бартовского богословия, предпринятых Рендторфом, Вагнером и Графом, которая состоит в том, что эти исследователи не проверяли свои результаты с позиции внутренней перспективы богословия Барта. Перед современными попытками понимания Барта, — подводит итог Хольтман, — стоит задача обсудить, действительно ли богословие Барта направлялось теоретической мыслью Нового времени, или же только реконструкция этого богословия оказывается возможной исключительно с позиции мысли Нового времени.
К. И. Уколов (ПСТГУ)
