CC BY
118
ГУМАНИТАРНОЕ ЗНАНИЕ. ЧТО ЭТО? К ЧЕМУ ОНО?
В.Н. Садовников
Сегодня весьма актуальными и обсуждаемыми являются вопросы гуманитаризации технического и естественнонаучного образования, место, роль и задачи гуманитарного знания. Почти ни у кого не вызывает сомнения, что именно философии принадлежит первенство среди гуманитарных наук. Только там, где нет культуры, философия предстает чем-то неожиданным и внушающим ужас, хотя философия и занимается отношением "человек - мир", исследуя, что есть мир, что есть человек, место человека в мире, творя тем самым тот или иной вариант жизнепонимания., формируя определенное отношение человека к миру и к самому себе, указывая человеку путь к благой жизни, определяя, что есть благо. Представляется, что только в таком варианте философия и выполняет свою основную функцию и только для этого она, собственно, и нужна. Этот вывод подтверждается всем развитием философии вплоть до наших дней. Философия на общеобразовательном уровне до сих пор еще не есть миропонимание и жизнепонимание, и именно человеческое миропонимание и жизнепонимание, а предстает зачастую лишь как набор философских проблем и вопросов (науки, техники, естествознания и т.п.), как набор абстрактных категорий. Именно это обстоятельство помогает понять всплеск религиозного мистицизма и псевдонаучного шарлатанства в нашей стране сегодня.
В центре философских изысканий и преподавания философии должна стоять индивидуальная судьба человека, проблема ценности и смысла его жизни. Так называемые "вечные" или "проклятые" вопросы должны составлять постоянное и необходимое содержание гуманитарного знания, его сердцевину. Не имея окончательного и однозначного решения, они постоянно вставали и будут вставать перед каждым человеком. Наука, положительная сама по себе, никогда не говорила и ничего не сможет сказать об идеале человека, о цели, ценности и смысле его жизни -таково было убеждение русских философов начала XX в.
Не менее проблематичным для науки оказывается и вопрос о различных видах реальности и тем более о возможных мирах, если иметь в виду прежде всего аксиологический аспект. Наука может давать лишь некоторые основания для подобных построений, а научная рациональность - ту или иную степень истинности этих оснований. Вопрос о возможных реальностях или возможных мирах - это вопрос уже мировоззренческий, где начинают доминировать ценности, смыслы, желания и потребности человека, которые зачастую не хотят считаться ни с какими научными основаниями и расчетами.
Пока ученые находятся в рамках научной рациональности, достаточно четких правил и норм научного исследования; здесь не возникает ни проблем, ни кризиса научной рациональности. Проблемы и "кризис" возникают тогда, когда ученые-естествоиспытатели пытаются выйти за пределы естественнонаучной картины мира и рассуждают о картине мира вообще, описывая различные виды или уровни реальности, где на первый план начинают выдвигаться ценностно-смысловые параметры, а наука и научность отходят на второй план.
Разум, очищенный от "предрассудков", т.е. ценностно-смысловых аспектов, теперь уже не удовлетворяет ученых-естествоипытателей, некогда этой очищенностью гордившихся. Теперь, когда ориентирами их деятельности становятся "широкие" нравственные принципы, которые формировались, как они полагают, в области религиозно-нравственного поиска, они готовы схватиться за предрассудки в прямом смысле этого слова. Только союз науки и религии поможет им теперь преодолеть экологический и "нраственно-этический" кризис, в котором находится наша
цивилизация, ибо "обычные, тривиальные пути" - наука и научный поиск - с их точки зрения, здесь бессильны.
Что же происходит? Как отмечал И. Кант, естествознание, наука - это сфера деятельности рассудка, который ограничивается лишь регулятивной деятельностью упорядочения опыта. Но коль скоро нашим естествоиспытателям деятельности рассудка теперь недостаточно, то логично было бы перейти к разуму, ибо разум умозаключает, давая принципы, претендуя на познание безусловного, т. е. разум имеет дело с философией. Но с философией и, следовательно, с разумом в этом смысле у естествоиспытателей всегда было достаточно плохо. Нашим естествоиспытателям не мешало бы знать, что И. Кант называл свое учение "подлинным просвещением", суть которого (в отличие от "просвещения наивного") он видел в том, чтобы не только вырвать человечество из-под власти традиционных суеверий или предрассудков, но еще и избавить его от суеверных надежд на возможность разрешения рассудком любой проблемы (не только научной), вырастающей из обстоятельств человеческой жизни. Кант предостерегал от этого еще в XVIII в. Наши современные ученые-естествоиспытатели убедились в этом на собственном опыте в конце XX в., но двинулись от рассудка не к разуму и к философии, а к предрассудкам: "Вот Мария и родила, когда Святой Дух передал ее хромосомам волновую голограмму божьего образа".
Разрабатываемое И. Кантом учение было направлено против необоснованных претензий сциентизма, который выражался в попытках научного обоснования идеи Бога и бессмертной души. Однако подобные притязания сегодня заявили о себе с новой силой. Кандидаты и академики от технических, физических, математических и прочих наук фотографируют, взвешивают, измеряют, вычисляют и "математически точно" описывают реальность Бога и бессмертной души, занимаясь исследованиями "Тонкого Мира" и "Того Света", будучи при этом элементарно теологически и философски безграмотными. Доказывая наличие реальности идеально-разумного порядка, "Первичного Сознания", "Поля Сознания Вселенной", "Мира высшей реальности", некоторого "всеобъемлющего Первоначала", эти исследователи заявляют, что " трансцендентный, трансрациональный, непостижимый сверхличностный Бог (Абсолют) доступен лишь через откровение мистическому знанию". Так что с наукой, с научной рациональностью приходится расставаться, ибо "если же у кого из вас недостает мудрости, да просит у Бога, дающего всем просто и без упреков, - и дастся ему". (Иак. 1:5) Вот нашим искателям "новых" или иных реальностей и далось! Сциентистское самомнение заканчивается научным мракобесием: "Когда над свечой читают молитвы, звуковые вибрации вызывают колебания плазмы, и она переводит их в торсионные волны, которые восходят к Богу".
Воистину, блаженны нищие духом! Все чаще сталкиваясь в своих узкоспециальных исследованиях с проблемами избирательности, иерархии, смысла и ценности, наши современные естествоиспытатели начинают философствовать, отказываясь от философии (впрочем, они никогда и не знали ее), и остается только эзотерика, мистика, религия. Вот только не мешало бы им знать, что "человек с двоящимися мыслями не тверд во всех путях своих" (Иак. 1:8).
Вариантов разрешения поставленных проблем может быть много, ибо все будет зависеть от той основы, на которой они базируются. Вот один из таких вариантов, который может быть представлен как целостный курс или как система спецкурсов в техническом вузе, затрагивающий вопросы цели, ценности и смысла жизни.
Жизнь должна иметь смысл, поскольку она есть ценность. А то, что она есть ценность - это здоровое убеждение всякого здорового сознания. Более того, жизнь является высшей ценностью относительно любых других феноменов бытия, так как жизнь выступает единственным условием и критерием для существования любых
других ценностей. Вне жизни человека для него нет ценностей. Жизнь - единственное условие, единственная возможность для реализации его многообразных потенций и потребностей. Осознание конечности жизни усиливает, делает более ярким представление человека о ее ценности. Но это представление всегда имеет конкретно-исторический характер и в процессе социализации индивидуума облачается только в те понятийные формы, в которых мыслит и осознает себя данная эпоха, т. е. представление о ценности жизни - это и культурно-исторический феномен. Человек всегда является членом определенного общества, а со стороны общества по отношению к его жизнедеятельности всегда предъявлялись определенные требования, что, безусловно, находило отражение и в представлениях о ценности жизни.
Различные требования различных культур и обществ, предъявляемые к ценности жизни индивида, могут быть рассмотрены с точки зрения роли и места, отводимых в них индивидуальности. Именно представление об индивидуальности, роль и место, отводимые ей в каждом конкретном обществе, будут выступать основой самооценки и самоценности человеческой жизни. Например, в Афинах и Риме наиболее ценной представлялась та жизнь, которая в большей степени способствовала укреплению государственного целого, росту его могущества и славы. В то же время в Афинах большое внимание уделялось развитию индивидуальности, т. е. было характерно доверие к свободе и разуму человека, к его выбору. В требованиях же Древнего Рима для индивидуальности места уже не остается. Оценка дается лишь функционально, прагматически, с точки зрения государственного целого. Такой подход, по сути дела, низводит жизнь личности до уровня средства, отводит ей лишь роль винтика в государственном механизме, лишает жизнь самостоятельной ценности, не требует развития индивидуальности. Это подтверждается тем, что слава Рима заменяла римлянам личное, индивидуальное бессмертие. Римская социальность существовала безлично, формализовано. А. Лосев отмечал, что только всенародный опыт безличной социальности так рассудочно и с такой беспощадной, свирепой, с такой нечеловеческой логикой мог воспроизвести живое общение личности в виде схем, самоочевидных выводов, в образе математически точно решаемых алгебраических уравнений, в виде римской юриспруденции или римской военной науки, получивших с тех пор мировое значение вплоть до настоящего времени. Именно этот факт обусловил то, что, как подметил Б. Рассел, римляне не изобрели никакой формы в искусстве, не построили ни одной оригинальной философской системы, не сделали никаких научных открытий. Все это они заимствовали у Греции.
Не происходило ли это до недавнего времени и в нашем обществе в силу его чрезмерной бюрократизации и создания жесткой командно-административной системы? Декларируя развитие индивидуальности и подавляя ее на практике, наше общество все чаще обращало свой взор на Запад, как Рим в свое время на Восток, все больше заимствуя и все меньше создавая.
В истории известен и другой вариант взаимодействия личности и общества, государства. Если внимательно почитать Библию, то можно увидеть, что в Иудее личность, скажем, оберегалась от притязаний государства. Так, перед войной специально назначенные надзиратели объявляли: "Кто построил новый дом и не обновил его, тот пусть идет и возвратится в дом свой, дабы не умер на сражении, и другой не обновил его; и кто посадил виноградник и не пользовался им, тот пусть идет и возвратится в дом свой, дабы не умер в сражении, и другой не воспользовался им; и кто обручился с женой и не взял ее, тот пусть идет и возвратится в дом свой, дабы не умер в сражении, и другой не взял бы ее; кто боязлив и малодушен, тот пусть идет и возвратится в дом свой, дабы он не сделал робкими сердца братьев его, как его сердце".
Итак, мы видим, что возможны различные варианты взаимоотношения между личностью, обществом и государством. Исторически несостоятельными оказались обе
идеи, оба принципа, заложенные в основу государственности и некоторым образом социальности. Подавление индивидуальности ведет если не к полной утрате творческой активности личности, то к снижению ее. Личность утрачивает себя, чувство собственного достоинства, духовно-нравственные основы. Такое общество, в конечном счете, часто становится легкой добычей для политических авантюристов различных мастей, так как общество, подавляющее индивидуальность, разрушает самое себя изнутри.
К аналогичным последствиям ведет и другая крайность - абсолютизация индивидуальности в ущерб социальности и государственности. Такое общество еще больше подвержено опасности как изнутри себя, так и снаружи. В обоих случаях прослеживается связь между ценностью жизни и ее пониманием в обществе. И в обоих случаях происходит игнорирование одной из сторон и абсолютизация другой. Столкновение этих двух сторон мы и можем увидеть в столкновении между Римом и Иудеей. Это было столкновение не только двух государств, но и столкновение двух мироощущений, в ходе которого возникает христианское мироощущение, где выдвигается новый идеал ценной жизни или ценности жизни - Иисус Христос.
Отвечая насущным потребностям и стремлениям людей, религия давала и дает выход накопившимся чувствам неудовлетворенности жизнью или страха перед ней. Современные мировые религии, и прежде всего христианство, по сути своей являются различными вариантами учения о спасении, об избавлении от зла. И христианство появляется не как новое учение о мире, а как новое учение о жизни, где дается выход чувству неудовлетворенности жизнью, обретаются надежда и утешение.
Обращаясь к проблеме смысла и ценности жизни, то есть к "вечным" и "проклятым" вопросам, Ф.М. Достоевский неоднократно говорил, что без веры в бессмертие души бытие человека неестественно, немыслимо, невыносимо. Но это еще полбеды. Как полагает христианство, человек в принципе не может самостоятельно, по своему выбору и рассуждению создать нечто хорошее, ибо весь мир во зле и в самом человеке добра нет, так как "всяк человек - ложь". Вместе с тем задача человека весьма проста, и ему нет необходимости что-либо создавать или открывать, ибо все уже есть в Боге, все, что необходимо человеку - добро и бессмертие, истина и красота. А Бог открывается человеку лишь в акте веры. "Блаженны нищие духом". Но может ли Бог выступать в качестве помощника и той силы, которая направит людей на путь добра?
Библия свидетельствует, что Бог ничего не мог поделать с людьми, с их потребностями и интересами (несмотря на всемирный потоп и прочие казни и кары, постоянно обрушиваемые Богом на людей) и даже Сыном решил пожертвовать, дабы обратить людей к добру (вернее к тому, что он считал добром) и указать им единственный путь и единственно верное решение "вечных" вопросов.
В решении этих вопросов одним рассудком не обойтись. Здесь, безусловно, необходимо переживание, чувство, боль совести. Но там, где нет "рацио", а есть только чувство, переживание - там неизбежно будут вера и мистика. Религиозное чувство, мистическое переживание зачастую не согласуются с разумом, но для жаждущего чуда, обнаружившего в себе пустоту и страх, это и несущественно, что и зафиксировано в таких установках, как "верую, ибо это абсурдно" и т.п. Там же, где "голое рацио", с точки зрения христианства, возможна лишь "кладбищенская философия". Либо жизнь вечная через веру в искупительную жертву и воскресение Христа, либо смерть. Спор здесь невозможен.
Ждать от жизни смерти - это весьма своеобразная установка, формируемая христианством. Христианское мироощущение - это ощущение неизбежной гибели. Однако человек в своей жизни имеет дело не столько с самим фактом личной смерти, сколько с отношением к ней. Если задаться вопросом - жизнь есть благо или зло? - то в каждом отдельном случае этот вопрос решается личным настроением, на основе
индивидуального жизненного опыта, хотя исходное и бессознательное восприятие жизни как высочайшей ценности, как высшего блага есть здоровое убеждение всякого здорового человека. Отношение к смерти зависит от того значения, которое смерть может принимать в системе нравственных ценностей общества и индивида.
Исследуя вопрос о смерти и бессмертии, следует задаться вопросом: чем, собственно, обусловлена вера в бессмертие? Что является ее причиной?
Идея воскресения, возвращения после смерти уходит своими корнями к древнейшим культам, связанным с ежегодным празднованием весеннего возрождения природы. Следует отметить тот факт, что представление о бессмертии души для многих народов отнюдь не являлось источником радости или стимулом к особого рода жизнедеятельности. Скорее наоборот. Вместилище душ умерших представлялось чаще всего как мрачное, неуютное место. У ассиро-вавилонян - это царство мрака. У древних греков царство теней было также весьма безотрадным местом. В древнееврейских представлениях господствовало мнение о том, что со смертью человека прекращается все, что могло с ним происходить. Вместе с тем наличие таких представлений не искореняло жизнерадостного мироощущения этих народов, не вызывало панического страха смерти, а жизнь (в силу присутствия в ней смерти) не считалась бессмысленной. Во времена классической античности смерть рассматривалась как необходимый естественный процесс, но жизнь всегда представлялась могущественнее смерти. В этом смысле интересна формула Эпикура: "смерть не имеет к нам никакого отношения, так как, когда мы существуем, она еще не присутствует, а когда она присутствует, тогда мы не существуем". Античность, особенно эллинская, занята проблемой жизни и жизнеутверждения.
С установлением и распространением христианства, где на первое место выдвигается личность, происходит и изменение отношения к смерти. В христианстве, по сути дела, человек остается со смертью один на один. Смерть персонифицируется. Одиночество, выступающее как основополагающее начало в мироощущении человека, ведет к ощущению трагизма самой жизни и ужасу перед смертью.
А с другой стороны, как постигнуть жизнь без трагизма смерти? Именно время, отпущенное человеку для жизни, заставляет его ценить жизнь и искать в ней смысл. Сам факт длительности жизни не делает ее осмысленной, не наделяет ее смыслом -важно ее содержание. Мудрому хватит и тех немногих лет, которые отпустила ему судьба, чтобы распорядиться своей жизнью. Глупцу же не хватит и вечности.
Обращение к религии в решении данных вопросов обусловлено не только тем, что религия была и остается общей и доступной для всех формой удовлетворения духовных запросов, указывает путь к "истинной" жизни, давая объяснение причинам добра и зла. Религиозные искания возможны и на пути познающего интеллекта. Свидетельством тому является русская религиозно-идеалистическая философия. Характерной чертой этого направления русской философии было разочарование в развитии западноевропейской философии и науки в связи с их бессилием познать бытие и соединить его с бытием познающего субъекта. Одну из главных задач они видели в создании единой мировоззренческой целостности, в центре которой находились бы человек и его судьба. В современной же им философии человек как цель для себя и цель исторического процесса исчез из поля зрения. Уже у И. Канта, при всем его почтении к человеку, целью и смыслом исторического процесса является торжество идеи права, закона и установление всеобщего правового гражданского состояния.
И марксизм воспринимался русскими философами этого направления, опять же не без основания, лишь как вариант позитивизма, в котором человек как нравственное начало исчезает, превращаясь в человеческий фактор производства, в составную часть некоторого целого (социальная группа, класс), в средство достижения всеобщего блага.
Пройдя через Канта, Гегеля, позитивистов и Маркса, не найдя у них идеи о безусловной и высшей ценности личности и ее духовных начал, русские философы обратили свой взгляд к христианству, так как только христианство, как полагали они, поставило свободу и права личности выше всякой власти не земле. Как высшие и вечные ценности человеческой жизни постулируются Бог, бессмертие, совесть и нравственное совершенство. Путь рационализма, полагали они, это путь без Бога, путь к обожествлению человека и, тем самым, оправдание зла и неправды, творящихся человекобогом в этом мире. Только христианское мироощущение есть подлинно человеческое ощущение, ибо в нем осуществлено торжество духа над природой, победа над слепой необходимостью. Только христианство освобождает человека от власти природы и общества.
Трудно согласиться с зтим выводом. Почему только христианство?
Вполне очевидно, что любое религиозно-мистическое направление может выполнить эту задачу и компенсировать человеку, отказавшемуся от разума, то, чего ему явно недостает в этом мире. Повальное увлечение сегодня мистикой и религиями Востока - тому свидетельство.
Необходимость разумного сочетания общественного и индивидуального была подмечена философами достаточно давно, и развивалась эта идея наиболее активно в эпоху ранних буржуазных революций. Личность индивида, жизнь индивида во многом есть отражение этой связи, степени ее гармоничности. Следовательно, жизнь как высшая ценность, абсолютная ценность должна приобретать полную и действительную реальность лишь через гармоническое единство индивидуального и общественного.
Исходным ценностным параметром для индивида должна быть концепция индивидуальности, в центре которой и помещается представление о ценности жизни. Все объекты и явления этого мира выступают как ценности лишь постольку, поскольку служат сохранению, улучшению жизни человека. Однако отсюда было бы неверно делать вывод, что главное для человека - это получение удовольствия. Этот аспект жизни человека не следует ни абсолютизировать, ни игнорировать. Наряду с получением удовольствия и увеличением радостей жизни человек готов достаточно долго страдать и даже пожертвовать жизнью, но при условии, что его страдания и смерть имеют смысл, и прежде всего в его собственных глазах.
Для личности имеет смысл и значение не столько сама деятельность или факт жизнедеятельности в том или ином виде (удовольствие, страдание), сколько то, ради чего все это. А так как смысл деятельности далеко не всегда совпадает со смыслом жизни (совпадение их - идеальный вариант), то рано или поздно человек встает перед необходимостью охватить единой мыслью всю свою жизнедеятельность, понять, ради чего он живет.
Смысл жизни объединяет все стороны жизнедеятельности человека, придавая ей определенную целостность и направленность. Оправдывая жизнь и смерть, если в этом возникает необходимость, смысл жизни всегда выступает как концепция, в рамках которой происходит осознание личностью жизни и различных феноменов бытия в их единстве, в их значимости для жизни.
Все люди сознательно или бессознательно живут в силу своего принципа или идеала, т. е. в силу того, что они почитают правдой, добром и красотой, как писал И. С. Тургенев. С этим трудно не согласиться. И под смыслом жизни может быть мыслим лишь смысл жизни личности, ибо смысла жизни вообще или же какого-то объективного смысла жизни нет. Жизнь может быть оправдана и иметь смысл (а трагизм смерти преодолен) только настоящим и через настоящее, но не будущим и, тем более, посмертным существованием.
Так кому и к чему необходимо гуманитарное знание? Homo faber, очевидно, в нем не нуждается, homo sapiens без него не обойдется. Кто смотрит на мир разумно, к тому
и мир обернется разумной стороной. Без разработки и выявления целостного жизнепонимания невозможно достижение единой мировоззренческой целостности. И недаром ХХ в. характеризуется возникновением экзистенциализма и усилением внимания к философской антропологии. Я еще раз повторю, что варианты могут быть различны, и единственное, что здесь, на мой взгляд, недопустимо - это сведение философии к философским проблемам естествознания, методологии науки или истории науки, если мы говорим о гуманитаризации технического образования и действительно хотим этой гуманитаризации.
