Греко-католическая церковь в Восточной Европе. К вопросу о взаимосвязи национального и конфессионального факторов в политике (40-50-е гг. XX в.) Текст научной статьи по специальности «История и археология»

А. Ф. Носкова (Москва)

Греко-католическая церковь в Восточной Европе. К вопросу о взаимосвязи национального и конфессионального факторов в политике (40-50-е гг. XX в.)*

Греко-католическая церковь не самый древний и не самый многочисленный вероисповедный институт в Восточной Европе. Его возникновение явилось результатом многовекового противостояния здесь древнейших религий — католицизма и православия. Такое геополитическое «размещение» конфликта двух христианских церквей вовсе не было исторической случайностью. Он зародился и развивался, как правило, на приграничных территориях королевской Венгрии, Австро-Венгерской и Российской монархий, где проживало многонациональное и по вере неоднородное население. Здесь национально-государственные интересы и внутренняя политика численно преобладавшей государственно-образующей (католической или православной) наций далеко не всегда соответствовали интересам национально и политически притесняемых меньших по численности, и главным образом православных, инонациональных этносов.

Борьба католической и православной церквей на указанных территориях была длительной и завершилась в ХУ1-ХУП вв. переходом значительной части православных церковных приходов украинского, белорусского, словацкого, а на рубеже ХУН-ХУШ вв. румынского населения и малочисленных православных венгров под контроль Ватикана1. Священнослужители и прихожане этих приходов приняли католическое вероучение, но по условиям соглашений со Святой столицей сохранили за собой православные храмы и некоторые обряды. Принципиально важным для «новообращенцев», показывающим их связь с верой предков было право проведения богослужения на церковнославянском и национальном языках, а не на латыни как в римско-католической церкви. Бывшие православные, принявшие унии с Ватиканом, стали именоваться униатами или греко-католиками, католиками восточного обряда.

По итогам Первой мировой войны и в результате появления на развалинах европейских империй ряда независимых государств в их составе оказалось, как правило, инонациональное греко-католическое население. Оно

* Статья подготовлена в рамках проекта «Власть и религиозные институты в Европе и России Х1Х-ХХ вв.» Программы фундаментальных исследований ОИФН РАН «Власть и общество в истории».

теперь было рассечено новыми государственными границами и, за исключением Румынии, утратило компактную прежде территорию своего национального проживания. Наиболее крупные группы униатов оказались в межвоенное время в Польше и Румынии, а также в Чехословакии. Существенно меньшей была численность униатов в Венгрии и Югославии 2. Причем если в Румынии и в Венгрии к униатам принадлежала часть титульной нации (румынской православной — в одном случае и венгерской католической —в другом), то в католической Польше и в поликонфессиональной, но с политическим и численным преобладанием православия Югославии унию исповедовали главным образом украинцы. Немногочисленные униатские «колонии» украинцев существовали также в Румынии и Венгрии. В Чехословакии, точнее, в Словакии греко-католическим была заметная часть словацкого и венгерского населения. Униаты-украинцы заселяли здесь в основном территорию Подкарпатской Руси3.

Принципиальное изменение национально-государственной карты восточноевропейского района континента после Первой мировой войны и внутренняя политика господствующих наций в многонациональных «малых» странах породили, в качестве политической, проблему далеко не всегда малочисленных национальных меньшинств. Национальное неравноправие — в одних странах региона, прямое национальное подавление и политика национально-государственной ассимиляции — в других, привели в межвоенное время к резкому подъему национально-освободительных настроений, сепаратистских движений и националистических организаций, прямо угрожавших целостности «молодых» независимых государств. Греко-католическая церковь, будучи основной для представителей ряда национальных меньшинств, в разной, порой решающей мере поддерживала национально-освободительные настроения своих прихожан, а ее духовенство участвовало в сохранении национального облика народа, выступая его религиозным, духовным и национальным наставником.

Наиболее массовым и политически организованным в регионе уже с конца 20-х гг. стало зародившееся еще в XIX в. украинское национально-сепаратистское движение, движение самого крупного национального меньшинства, рассеченного границами целого ряда государств. Оно было представлено разными по степени радикализма политическими течениями: от либерально-соглашательского до радикального, идейно тяготевшего к фашизму, а политически к Германии. Связующими факторами в движении выступали общность заявленной цели — создание независимой соборной Украины из всех территорий, населенных украинцами, и общность вероисповедания 4.

Именно Украинская греко-католическая церковь являлась одним из главнейших институтов, поддерживавших национальную жизнь миллионов украинцев, проживавших в Польше, Чехословакии, Венгрии, Румы-

нии, Югославии. Она представала как хранительница национальной самобытности и обособленности существования украинцев среди представителей титульных славянских и неславянских наций — католиков или православных по вере. Но главное, эта церковь поддерживала сепаратистские устремления своих прихожан, морально и идейно вдохновляла национально-политические замыслы руководителей украинского национального движения и тем самым становилась уже в межвоенное время одной из политических составляющих этого движения.

Причем основным «полем» борьбы украинских сепаратистов за создание соборной Украины в межвоенный период была Польша, власти которой вели систематическую политику национального подавления нескольких миллионов украинцев, по вероисповеданию главным образом униатов, компактно проживавших на юго-востоке страны. Здесь же, во Львове, располагался и религиозный центр униатов — Галиц-ко-Киевская митрополия. После создания в 1929 г. в Берлине Организации украинских националистов (ОУН), которая вскоре стала определять радикальный политический характер всего украинского национально-сепаратистского движения, сеть ее организационных структур покрыла юго-восточные воеводства страны. Тогда же были установлены контакты митрополии с руководством ОУН 5. Происшедшее соединение национального и конфессионального факторов в достижении заявленной политической цели означало серьезную угрозу территориальной целостности Польши. Заметным влиянием ОУН было охвачено украинское население и Чехословакии, где епископом всех униатов, украинцев и словаков, был украинец (русин) М.Гойдич б.

Отметим, это были страны с разными политическими режимами и задача национального угнетения и ассимиляции украинцев в демократической Чехословакии, в отличие от авторитарной Польши, никогда не ставилась. Как показало ближайшее будущее, угроза целостности чехословацкого государства исходила от другой национальной «стороны» — словацкой. Тем не менее первая попытка приступить к созданию самостоятельного украинского государства была предпринята именно на территории Чехословакии. В условиях начавшегося в 1938 г. расчленения этой страны населенная украинцами Подкарпатская Русь стала рассматриваться украинскими националистами как плацдарм для осуществления своих национально-политических замыслов. В марте 1939 г. здесь было создано правительство во главе с униатским священником А.Волошиным, объявившее о независимой государственности Подкар-патской Руси1. Попытка оказалась крайне неудачной, так как не соответствовала планам гитлеровской Германии и интересам соседней Венгрии, не говоря уже о Словакии. «Развязка» создавшейся ситуации (венгерские войска заняли территорию Руси и распустили украинское прави-

тельство) наглядно показала, что «украинский вопрос» становился частью большой международной политики.

Вскоре последовало важнейшее тому подтверждение: одной из целей договоренностей Советского Союза и гитлеровской Германии в августе-сентябре 1939 г. современные исследователи с полным основанием считают заинтересованность сторон выгодно для себя решить этот «вопрос»8. Гитлер стремился на время избавиться от напрашивавшейся в партнеры и союзники ОУН. Сталин концентрировал украинскую нацию в пределах СССР. Исчезала проблема зарубежной украинской диаспоры и антисоветской эмиграции. И то, и другое было для Москвы крайне важно.

Особую связь конфессионального и национального факторов применительно к греко-католической церкви демонстрировала межвоенная Румыния. После вхождения Трансильвании в ее состав по Трианонско-му договору 1920 г. численность и, что главное, национальный состав прихожан этой церкви принципиально изменились. Теперь это были не малочисленные славянские народы, проживавшие в приграничных с соседними государствами зонах Румынии, а крупная группа трансильванских румын-униатов. Они заметно отличались от православных румын Валахии и Молдовы не только верой, но и иным историческим прошлым, обусловившим их опережающее цивилизационное развитие и иной национальный менталитет 9.

В таких условиях перед румынской элитой, как объективная, вставала неотложная задача консолидации румынской нации в новых государственных границах. Причем если в случае с трансильванскими православными румынами ее решение упрощалось родственностью их веры с большинством населения страны, то ситуация с румынами-униа-тами была значительно сложнее. Их национально-территориальная обособленность, большая численность (свыше 1 млн человек) «скреплялись» принадлежностью к Румынской греко-католической церкви. Это был подчиненный Ватикану достаточно сильный и богатый вероисповедный институту10. На церковном «ландшафте» межвоенной Румынии он несколько «потеснил» монопольное православное вероисповедание, к которому принадлежало абсолютное большинство населения страны.

Ориентация греко-католической церкви и ее прихожан на крупнейшую в Трансильвании (и в румынском государстве) Национал-царанист-скую партию, во главе которой стоял известный политик Ю. Маниу, униат по вере, придавала политический вес церкви и массовую поддержку партии. Последняя своим составом — от помещиков до безземельных крестьян, как бы демонстрировала национально-политическое и конфессиональное единение существенной части населения Трансильвании. Такое весьма важное обстоятельство должна была учитывать румынская элита в Бухаресте, заинтересованная в закреплении Трансиль-

вании в пределах Румынии и ослаблении ментального и конфессионального «раздвоения» румынской нации. С этой целью по Конституции 1923 г. статус национальной конфессии в стране получили только две церкви: первая — православная и вторая — греко-католическая церковь трансильванских румын. Все прочие вероисповедания считались лишь религиозными объединениями. Позиции греко-католиков существенно укрепились в результате заключения румынским правительством в 1927 г. конкордата с Ватиканом п.

Таким образом, в межвоенной Румынии для предотвращения возможных сепаратистских тенденций, снижения региональных различий и достижения сплочения румынской нации в новом государстве был использован вариант признания вероисповедного равноправия румын, а за греко-католической церковью свободы действующей конфессии. Такое политическое решение властью церковных проблем, безусловно, снижало опасность возникновения противоречий в румынском обществе на религиозной почве.

Вместе с тем складывавшееся положение дел не способствовало быстрому размыванию региональных отличий румын от румын и не продвигало вперед задачу конфессиональной унификации нации, в чем православный Бухарест уже тогда видел гарантии национального сплочения румын и неотчуждаемости Трансильвании. Хотя в национальном сознании подавляющей части румынского общества господствующей оставалась идея тождества понятий «румын» и «православный», которая разделялась и обосновывалась многими представителями румынской интеллигенции 12, тем не менее власть в те годы не предпринимала действенных и решительных мер к массовому и скорому переводу униатов в православие. Популярность и политическая актуальность этой идеи в Румынии заметно усилились после решения Германии и Италии в 1940 г. передать Северную Трансильванию Венгрии, где румыны-униаты оказывались в среде близких по вере венгров-католиков и немцев-протестантов, что не устраняло, но могло несколько снизить остроту межнациональных румыно-венгерских противоречий в этой части Венгрии.

По иному выглядела проблема национально-государственной консолидации в независимой Чехословакии, которая возникла в 1918 г. как многонациональное и поликонфессиональное государство. Греко-като-лицизм здесь исповедовала только часть словаков и украинского населения Подкарпатской Руси, и не с этой церковью в первую очередь ассоциировались зарождавшиеся в стране национальные противоречия. Достаточно быстро дали о себе знать национальные движения судецких немцев-протестантов в Чешских землях и римо-католиков — словаков и венгров в Словакии. Нараставшие национально-сепаратистские настроения и политические движения украинцев-униатов в соседней Польше

не могли не оказывать воздействия на ситуацию и в Подкарпатской Руси, что проявилось сразу после расчленения Чехословакии накануне Второй мировой войны 13.

Наиболее серьезными и угрожающими внутренней стабильности межвоенной Чехословакии были возникшие вместе с ее образованием национально-политические противоречия двух государственно-образующих наций — чехов и словаков. Весьма близкие друг другу в этническом, культурном и языковом отношении, эти два народа имели достаточно четко очерченную территорию национального проживания, близкий, но разный язык. Длительный исторический период они испытывали различное преобладающее «внешнее» политическое и конфессиональное воздействие: австро-немецкое — для чехов и венгерское — для словаков. Чехи видели путь к сохранению государства в усилении его централизации и унитарного характера с руководящими позициями в нем чешской элиты и Праги. Иными были представления словацкого населения о своих национально-государственных интересах. Это проявлялось в постоянной борьбе словаков за обретение возможно большей самостоятельности Словакии в рамках Чехословакии и в возникновении национально-политического движения за широкую автономию Словакии, представленного Словацкой народной партией |4.

Не трудно и допустимо предположить, что участниками или сторонниками этого движения являлись и униаты — не самая численно большая группа населения Словакии.

К сожалению, специальные исследования национальных позиций словацких униатов нам не известны. Склонялись ли униатское духовенство и прихожане этой церкви к каким-либо формам государственного сосуществования с чехами, были ли среди них сторонники независимой Словакии? Выяснить это важно, имея ввиду, что весной 1939 г. фактом стало государственно-политическое разделение двух народов. Политическая же активность была на стороне словаков — прихожан римско-католической церкви, представитель которой священник А. Глинка возглавлял Словацкую народную партию. Так в словацком обществе зародилась и оформилась тенденция, не без оснований расценивавшаяся в Праге как словацкий сепаратизм. Автономия, полученная после Мюнхена Словакией (и Подкарпатской Русью) от Праги, пытавшейся таким путем не допустить полного распада Чехословакии, привела к прямо противоположным результатам. В марте 1939 г. с санкции Гитлера была провозглашена отдельная Словацкая республика. В ее состав не была включена территория Подкарпатской Руси, которая отошла к Венгрии15.

Исследователи считают, что 1939-1945 гг., время существования Словацкой республики, стали тем периодом в истории словацкого народа, когда «словаки окончательно ощутили себя сложившейся нацией не

только в этническом, но и в политическом смысле. Возросли их самосознание и уверенность в том, что словацкий народ может самостоятельно распоряжаться своей судьбой, не ожидая указаний извне, в том числе и с чешской стороны» 1б. Провозглашение республики и ликвидация зависимости от Праги одобрялись большинством населения, и сло-ваки-униаты вряд ли были здесь исключением. Произошло закрепление в общественном сознании права и возможности самостоятельного существования словаков как нации.

Особую роль в становлении Словацкой республики и утверждении клерикального политического режима сыграла Словацкая римско-като-лическая церковь, представитель которой священник Й. Тисо стал президентом страны. Что касается греко-католической церкви, родственной римо-католикам, то, вряд ли, позиции ее словацких священнослужителей и прихожан по вопросу отделения Словакии от Чехии были принципиально иными. Тем не менее многонациональный характер униатов Словакии (словаки, украинцы, венгры) и обусловленное этим обстоятельством отсутствие единства в понимании национально-политических интересов не могли не оказывать воздействия на отношение этой церкви к установленному политическому режиму. Греко-католический епископ М.Гойдич, выходец из украинской (русинской) семьи, не принимал словацкого национализма, который лежал в основе идейно-политических принципов тисовского режима, стремился защищать национальные интересы русинского населения и, будучи христианином, отвергал террор против евреев. Это определило сложный характер взаимоотношений епископа с правительством и римско-католическими иерархами Словакии, а также со словацкими прихожанами греко-католической церкви, которые были недовольны тем, что Гойдич во многом опирался на русинское духовенство и верующих. Как пишет современный словацкий историк Я. Пешек, негативное отношение П. Гойдича к режиму Тисо вызвало определенный, но кратковременный кредит доверия послевоенной власти Чехословакии к греко-католической церкви п.

Установленный клерикалами политический режим, диктат Берлина и присутствие Словакии в фашистском блоке поддерживали далеко не все словаки. Такие настроения нарастали вместе с усилением террористического характера режима Тисо, с поражениями вермахта и победами Красной Армии. Перспективы сохранения независимости Словакии в послевоенной геополитической ситуации становились все менее вероятными, что входило в противоречие с национальными настроениями значительной части словацкого общества и предвещало трудности для национально-политического развития послевоенной Чехословакии.

Вторая мировая война стала временем подъема национальных, в одних случаях — патриотических, в других — сепаратистских, настрое-

ний в Европе. В Хорватии, как и в Словакии, националистические силы, поддержанные Хорватской римско-католической церковью, при прямом участии церковных иерархов, с согласия гитлеровской Германии и фашистской Италии, реализовали разделявшуюся большинством населения идею разрыва с довоенной Югославией. Было провозглашено Независимое государство Хорватия. Возглавляемая архиепископом А. Сте-пинацем, эта церковь определяла внутреннюю, в том числе и национально-конфессиональную политику хорватских сепаратистов — уста-шей, участвовала в управлении страной и санкционировала принудительное окатоличивание православных сербов. Не препятствовала она и массовому уничтожению сербского населения 18.

Что касается греко-католиков, то их насчитывалось менее 50 тыс. человек, проживавших в основном в северных и северо-восточных пограничных районах довоенной Югославии 19. По национальности это были украинцы, которые поддерживали хорватских националистов в борьбе с Народно-освободительной армией И. Тито. Через украинских униатов деятели ОУН пытались установить взаимодействие с отрядами четников Д. Михайловича, подчинявшихся югославскому правительству в эмиграции. Совсем не случайно в январе 1945 г. именно в районы Словении, населенные украинцами-униатами, перебазировалась из Австрии разбитая на советско-германском фронте украинская дивизия СС «Галиция»20. Но в целом украинцы-униаты не играли сколь-нибудь заметной и особой национально-политической роли в НГХ, и вряд ли режим усташей воспринимался ими как враждебный, поскольку не представлял опасности для их существования и веры.

С осени 1939 г. украинское, самое сильное в регионе национально-сепаратистское движение концентрировалось теперь на советских территориях. Но лидеры движения не решились воспользоваться военным поражением Польши в сентябре 1939 г. и не продекларировали создания соборной Украины: Главный внешнеполитический союзник украинских националистов — гитлеровская Германия нанес их планам сильнейший политический удар. Советско-германские договоренности 1939 г. не оставляли серьезных шансов на успех замыслов украинских националистов.

Национально-сепаратистские и антисоветские настроения украинцев, подпольные организации, существовавшие на Волыни и в Галиции, политическая деятельность ОУН, прихожане и служители греко-католической церкви, ее морально-политическое влияние — все это становилось внутренней проблемой Москвы и Киева. В Кремле, безусловно, помнили о той зловещей роли, которую сыграла в 1938 и 1939 гг. немецкая «пятая колонна» в Чехословакии и Польше. Проведенная новой властью на Западной Украине смена гражданства с польского на советское не изменяла сформировавшихся настроений украинцев.

Что касается Украинской греко-католической церкви, руководящий центр которой также находился на советской территории — как и прежде, во Львове, то в Москве были осведомлены о связях униатского духовенства и лично митрополита Галицкого и Киевского, архиепископа Львовского и епископа Каменец-Подольского Андрея Шептицкого с украинским сепаратистским движением, лидерами ОУН и с Германией Гитлера21. Появление столь духовно влиятельного, имеющего контакты с политически враждебным национальным движением и серьезного конкурента в сфере общественного сознания было категорически не нужно Сталину, который только что расправился с Русской православной церковью. Ситуацию на Западной Украине Москва, расценивала как прямую политическую угрозу предстоявшей советизации новых территорий, а также внутренней стабильности Украины в целом и территориальной целостности всего государства. Консолидация украинского общества по румынскому варианту здесь не рассматривалась. Незамедлительно последовали репрессивные меры.

Проведенные в 1939-1941 гг. НКВД СССР массовые аресты и депортации на Западной Украине «классово враждебных элементов» на время парализовали украинские (и польские) антисоветские силы, включая подпольные структуры ОУН и политически активное униатское духовенство. Было репрессировано более 70 греко-католических священников. Пресекла власть и попытку А. Шептицкого извлечь для церкви выгоду из факта нахождения Западной Украины в состав УССР и распространить влияние греко-католического духовенства на «старые» районы Украины 22.

Началась подготовка к принудительному обращению украинцев-униатов в православие. В 1940 г. в «недрах» НКВД СССР разрабатывался, а в январе 1941 г. доложен Сталину план конкретных мер «в целях разложения униатской церкви». Предполагалось организовать в церкви «течение за отрыв от Ватикана», добиться изоляции Шептицкого, «знаковой» религиозной и национальной фигуры на Западной Украине, от паствы, установить контроль органов НКВД путем замены действующих иерархов «надежными агентами». Названные меры рассматривались в Москве как предпосылки к постепенной ликвидации Украинской греко-католической церкви путем слияния ее с православной23. Реализация замысла стала временно неактуальной в связи с нападением Германии на Советский Союз в июне 1941 г.

Украинские националисты и иерархи греко-католической церкви восприняли этот факт и стремительное отступление Красной Армии как крушение второго из двух (Польша и СССР) главных противников украинской национальной идеи. Это, как они считали, делало возможным достижение поставленных политических целей. В первые дни пребывания гитлеровцев во Львове было создано украинское правительство, а гали-

цийская интеллигенция и униатское духовенство обратились к украинскому народу с призывом объединить все «творческие силы» под руководством лидера ОУН С. Бандеры и Гитлера, «...который несет украинскому народу освобождение от большевистского ига и дает возможность построить независимое украинское государство». Митрополит Андрей призвал паству приветствовать «победоносную немецкую армию... как освободительницу от врага» и оккупационной власти «отдать должное послушание» 24. «Акция» закончилась крахом, ибо не отвечала ни стратегическим замыслам лидеров III Рейха, ни их планам'использования украинских земель уже в годы войны как источника сырья и рабочей силы.

Не допустив конституирования украинской государственности, нацисты арестами членов правительства во Львове, руководителей и актива ОУН, включая представителей греко-католического духовенства на территории Западной Украины, а так же в Польше, самой Германии, Румынии и Хорватии25, обезглавили и поставили под свой контроль деятельность украинских националистов, сохранив для них возможность сотрудничества с оккупантами на антисоветском и антипольском направлениях.

Греко-католическая церковь, которой оккупантами была разрешена свобода религиозной деятельности и сохранена «вертикаль» управления в пределах межвоенной Польши, пошла на сотрудничество с оккупантами, но оставалась здесь основной духовной силой, поддерживавшей устремления украинцев к отдельной государственности. Гитлеровцы предусмотрительно лишили ее возможности для распространения национально-политической и религиозной активности за пределы традиционной западноукраинской территории.

Заинтересованность нацистов в использовании украинского сепаратизма в своих целях возросла в 1943 г., когда после поражения вермахта под Сталинградом обозначился перелом на советско-германском фронте в пользу СССР. "Это нашло свое проявление, во-первых, в создании по решению Берлина и под немецким командованием добровольческой дивизии СС «Галиция», получившей достаточно широкую поддержку среди населения оккупированной Западной Украины26. Во-вторых, в попустительстве этническим чисткам, массовому уничтожению польского населения отрядами Украинской повстанческой армии (УПА) в 1943-1944 гг. на территории Волыни, Полесья и Галиции. Это вызвало вооруженное сопротивление польского населения, отрядов Армии Крайовей (АК), Батальонов Хлопских (БХ), а также советских и польских прокоммунистических партизанских отрядов. Жертвами острой украино-польской межнациональной борьбы, по определению польского историка Р. То-жецкого «столкновения двух национализмов» за территорию, стали несколько десятков тысяч поляков и украинцев 27. В-третьих, в освобож-

дении в 1944 г. нацистами из немецких концлагерей арестованных в 1941 г. деятелей ОУН во главе с С. Бандерой и заключении договоренностей о взаимодействии ОУН-УПА с гестапо и военной разведкой вермахта28.

По мере того как изменялась ситуация на восточном фронте, как исчезали иллюзии о возможности достичь целей, опираясь на Германию, как сам украинский народ превращался в объект эксплуатации и террора, а украинские националисты становились соучастниками репрессий и казней, позиции иерархов греко-католической церкви, и в первую очередь митрополита Андрея, изменялись. Если в августе 1941 г. он говорил о поддержке немецкой армии «вплоть до победного завершения ею войны», то через год определял фашистский оккупационный режим как «систему лжи, обмана, несправедливости, грабежа и попрания всех идей цивилизации...». Если в 1943 г. митрополит, движимый принципами христианской морали, протестовал против участия украинцев в репрессиях и убийствах евреев и поляков, осуждал развязанную украинцами этническую чистку на Волыни и в Галиции, жертвами которой становились и священники, то весной 1944 г. он приходил к весьма далекоидущим политическим заключениям. Осознавая безуспешность своих усилий не только остановить межнациональную войну, но и нейтрализовать готовность украинских националистов, включая священников-униатов, в случае отступления вермахта к вооруженному сопротивлению регулярным советским или польским войскам, невозможность остановить «войну всех против всех» и предотвратить гибель гражданского украинского и польского населения, Шептицкий писал в Ватикан: «Приход большевиков, возможно, будет полезным в том смысле, что он положит конец анархии, которая царит теперь на всей земле»29.

Намечавшиеся изменения в политических расчетах митрополита, весьма дальновидного религиозного и национального политика, диктовались не только преданностью христианским, гуманистическим принципам, но и пониманием неизбежности политических, точнее, геополитических перемен в Европе. В создававшейся ситуации митрополит и часть близких ему иерархов, оставаясь приверженцами идеи «независимой соборной Украины», не принимая расчленения украинских земель, произведенного гитлеровцами, и пагубность сотрудничества с ними, оказывались перед трудно разрешимым политическим выбором. В случае признания церковью советской власти возникала опасность изоляции по меньшей мере части епископата, руководствовавшегося приоритетными религиозными ценностями и интересами самого вероисповедного института, от остро антисоветски и антипольски настроенного западноукраинского населения и большинства рядового греко-католического духовенства, поддерживавших ОУН и принимавших прямое участие в отрядах УПА30. Сопротивление же этой вла-

сти было чревато массовой гибелью людей и разрушением самой церкви. Вряд ли в митрополии не помнили репрессивные действия НКВД СССР в 1939-1941 гг. и не понимали безнадежности и трагических последствий такой борьбы как для украинского населения, так и для греко-католической церкви.

Завершение Второй мировой войны, ее геополитические последствия в Восточной Европе и подъем антифашистских настроений на всем континенте политически усложнили ситуацию Украинской греко-като-лической церкви. Понятно, что после войны власти и общественное мнение СССР, Польши и Чехословакии имели основание идентифицировать эту церковь с коллаборационизмом, обвинять в тесных контактах с националистическим движением украинских сепаратистов, в попытках создать украинские правительства, в прямой угрозе территориальной целостности этих государств.

Для ликвидации этой угрозы устанавливались новые границы в славянском «треугольнике» и предусматривались перемещения коренных украинцев (униатов и православных, коммунистов и их противников) в советскую Украину, которая становилась главным «полем», где сосредотачивалось украинское националистическое подполье, формировавшееся в основном из верующих греко-католической церкви.

В течение 1944 г. руководство ОУН-УПА развернуло сначала перед линией советско-германского фронта, а затем в тылах Красной Армии активные вооруженные действия. «Ответ» последовал незамедлительно. Как докладывал Берия Сталину в марте 1945 г., с февраля 1944 по февраль 1945 г. подразделения НКВД СССР провели 9508 «чекистско-воИсковых операций», в ходе которых было убито 73 333 и взято в плен 73 965 участников ОУН-УПА31.

Столь трагическое развитие событий заставляло митрополита Шеп-тицкого, несомненно преданного идее независимой соборной Украины и остававшегося-на антисоветских позициях, искать контакты с советским руководством. Возглавлявший компартию Украины Н.С.Хрущев информировал Сталина, что Шептицкий внушал своему окружению, что «советская власть сильна, и поэтому необходимо с ней сблизиться и всячески ее поддерживать». 10 октября 1944 г., незадолго до смерти, Шептицкий написал письмо Сталину, в котором благодарил «Верховного Вождя» за «присоединение западно-украинской земли к Великой Украине». Митрополит в весьма осторожной и завуалированной форме дистанцировался от ОУН-УПА и демонстрировал готовность признать советскую власть. Акцентируя принципы христианской морали и ценности человеческой жизни, он пытался выяснить возможности политического компромисса с советской властью во имя спасения своей церкви и свободы ее деятельности32.

Позиция митрополита привлекла внимание Москвы, которая рассчитывала использовать влияние греко-католической церкви «в деле разложения антисоветских националистических организаций». Но состоявшиеся в Москве вскоре после смерти Шептицкого переговоры делегации этой церкви с руководством Совета по делам религиозных культов при правительстве СССР окончились безрезультатно. Советской стороне, обещавшей обеспечить греко-католической церкви «свободу действий в области исполнения религиозных обрядов», не удалось получить от участников переговоров политических обязательств о «борьбе с бандеровщиной»33.

В Москве не могли не связывать итоги переговоров со сменой церковного руководства, которое теперь возглавил бескомпромиссный в отношении советской власти митрополит Й. Слипый, известный прямым участием в создании дивизии СС «Галиция». Такие перемены в митрополии Москва, вероятно, расценила как национальную консолидацию на антисоветской основе иерархов и рядового духовенства. Кроме того, существовали опасения, что Слипый «будет предпринимать попытки к полному переходу в католичество и ликвидации последних признаков восточного обряда». Исходя их этого, советское руководство на рубеже 1944-1945 гг. твердо определило свой курс в отношении униатов. В апреле 1945 г. в результате арестов митрополита Слипого и шести греко-католических епископов Украинская греко-католическая церковь была обезглавлена. К осени 1945 г. было арестовано 107 служителей церкви, из них 72 рядовых священника, что вело к разрушению организационных структур церкви34. Продолжавшееся силовое подавление вооруженного подполья на Западной Украине сопровождалось уничтожением кадров униатской церкви — активных или пассивных его участников.

Но в советском руководстве считали такой способ борьбы с вероисповедным институтом малоэффективным. Подчинение греко-католиков религиозному и политическому зарубежному центру (Ватикану), а не Московской патриархии, находившейся под контролем советской власти, считалось опасным с точки зрения внутренней ситуации и геополитических интересов страны, а поэтому недопустимым. Решение было заимствовано из времен еще царской России, где с этими же целями осуществлялся перевод униатов в православие.

Такая тенденция в политике Москвы стала прорисовываться с лета 1945 г. Во взаимодействии с иерархами РПЦ и при участии советских спецслужб (на январь 1946 г. они завербовали 236 из 1169 действовавших униатских священников) была начата подготовка к возвращению верующих греко-католической церкви в православие и к денонсации Брестской унии. Мероприятия завершились созывом весной 1946 г. Львовского собора служителей этой церкви, где было объявлено о разрыве с Ватиканом и подчинении униатских приходов Московской патриархии35.

Этим актом Москва решила одну из своих политических целей. Украинское вооруженное подполье лишалось своего морального, структурно организованного вдохновителя и тем самым было ослаблено, хотя на полное его подавление на Западной Украине советской власти потребовался еще ряд лет. Решалась и другая, актуальная для советского руководства политическая задача. В результате расширения в 1939-1940 гг. советских территорий за счет восточных земель Польши и государств Прибалтики заметно изменилась конфессиональная ситуация в стране: Святая столица римско- и греко-католической церквей получила геополитически важные «опорные точки» для расширения и укрепления своего религиозного и политического влияния в СССР. Понятно, что Москва не могла допустить присутствия на территории страны столь грозного и опасного идеологического и политического противника. Уничтожение униатской церкви было шагом в этом направлении.

Юго-западные воеводства Польши в 1944-1945 гг., несмотря на совместные действия силовых ведомств СССР и Польши, также были охвачены активной вооруженной деятельностью единого во всем славянском «треугольнике» украинского подполья. Отряды ОУН-УПА на приграничных территориях повсеместно поддерживались украинским населением и униатским духовенством. Задача их подавления выступала в Польше, как и в СССР, одной из приоритетных в политике власти. Все политические силы, представленные в послевоенном правительстве и отражавшие настроения абсолютного большинства поляков, были остро заинтересованы в разрешении затянувшегося на многие десятилетия польско-украинского противостояния в борьбе за национальный облик и государственную принадлежность указанных территорий. Что касается Украинской греко-католической церкви, то при наличии в стране столь влиятельного представителя Ватикана, как польский епископат и миллионы поляков-католиков, эта церковь не рассматривалась властью в качестве отдельного объекта национально-политического преследования.

Фактором, призванным серьезно ослабить украинское сепаратистское движение в Польше, должно было стать переселение украинцев в пределы СССР. В Польше единодушно поддерживали решения глав великих держав о выселении национальных меньшинств (речь шла о немцах и украинцах) и придании польскому государству мононационального характера. Были приняты к исполнению и насильственные способы реализации этих решений.

Массовые (около полумиллиона человек), лишь отчасти добровольные переселения украинцев из юго-восточных воеводств Польши в СССР в 1945-1946 гг. проходили в чрезвычайно сложной обстановке. Они осуществлялись польской армией и милицией при содействии советской

стороны, повсеместно вызывали ожесточенное сопротивление украинцев и подъем активности вооруженных отрядов ОУН-УПА, насчитывавших 5-6 тыс. человек36. Предельную жестокость и национальную ненависть нередко демонстрировали как украинцы, так и поляки. Польские власти, осознавая ту роль, которую играла униатская церковь, поддерживая свою паству и украинское вооруженное подполье, во второй половине 1945 г. арестовали около половины греко-католического духовенства. В 1946 г. были закрыты духовные семинарии, религиозные общества, фактически уничтожены властями диоцез в Пшемысле и апостольская администрация Лемковщины. Таким образом, вовлеченность греко-католической церкви в национально-политический конфликт в Польше повлекла за собой значительные разрушения ее организационных структур и тяжелые кадровые потери.

Завершившиеся осенью 1946 г. переселения польских украинцев в пределы СССР полностью не сняли украинской проблемы, хотя уменьшили масштаб и остроту национального противостояния на юго-востоке страны. Здесь в конце этого года проживало от 150 до 200 тыс. украинцев, сохранялась и база для украинского подполья. Тем не менее по внутриполитическим причинам (острота межпартийной борьбы за облик власти) решение «украинского вопроса» на некоторое время откладывалось, но подготовка к этому не прекращалась и завершилась после состоявшихся в январе 1947 г. выборов в Сейм, когда представительство оппозиции в структурах власти стало минимальным, а власть коммунистов и их союзников стабилизировалась. В итоге проведения весной-летом 1947 г. частями Войска Польского и госбезопасности при согласовании с правительствами пограничных стран — СССР и Чехословакии, операции «Висла» коренное украинское население было почти полностью выселено в западные и северные земли Польши. Происходила, строго говоря, этническая чистка территории, которая сопровождалась подавлением вооруженного сопротивления украинцев, их массовыми арестами, работой военно-полевых судов, смертными приговорами и ссылками в специальный концлагерь. Как считают польские и украинские историки, в ходе операции было выселено 150-170 тыс. человек. Потери подполья составили около 2 тыс. человек37.

Таким образом, был ликвидирован очаг устойчивых украинских национально-сепаратистских настроений, воспринимавшийся в польском обществе как угроза территориальной целостности страны, разгромлено военно-политическое подполье ОУН-УПА. Судьбу украинского населения, которое, как планировали в Варшаве, полностью ассимилируется в польской среде, полностью разделили интеллигенция и греко-католическое духовенство, которых в польском руководстве считали «главным мотором деятельности украинского подполья». За время переселения

было репрессировано около 300 священников, погибло 39 священников, 22 — отправлены в концлагерь. Имущество униатов, в том числе храмы и церковная утварь, передавались другим церквям. В 1949 г. земельные владения униатов были конфискованы в пользу государства38.

Униатские священники, оказавшиеся на новых местах жительства, лишались права и места служения. Они были вынуждены или переходить в римско-католический обряд, или формально отходить от церковной деятельности, или же продолжать служить нелегально. Таким образом, к концу 1940-х гг. греко-католическая церковь в Польше как конфессиональный институт была уничтожена, но это существенно не повлияло на масштаб влияния Ватикана в стране, да такая задача польским руководством в данном случае и не ставилась.

События, которые происходили в советско-польском пограничье в середине 1940-х гг., оказали воздействие на судьбу униатов в Румынии и Чехословакии, во многом обусловили репрессивный характер действий властей в отношении униатов, хотя национально-конфессиональная и политическая ситуация в этих странах была существенно иной.

На заключительном этапе Второй мировой войны, благодаря усилиям прежде всего Советского Союза, сначала де-факто, а в 1946 г. де-юре в состав Румынии возвратилась многонациональная Трансильвания39. Со всей очевидностью, как и в межвоенное время, выдвинулась задача общенационального единения румынского населения в новых государственных границах. Традиционная для национального самосознания подавляющей его части формула «румын — значит православный», опасная в первую очередь для миллиона трансильванских униатов, вновь стала политически актуальной. Румынскими политиками левоцентристской ориентации она соотносилась с идеей общенационального сплочения во имя демократизации общественного устройства, на чем базировалась программа Национально-демократического фронта Румынии, представлявшего собой коалицию этих сил и коммунистов.

Правительство П. Грозы, которое под мощным советским давлением было назначено королем Михаем в марте 1945 г., руководствовалось в своей деятельности программой НДФ. Став политиком общенационального масштаба, П. Гроза в полной мере осознавал всю сложность и многообразие национальной и религиозной ситуации в государстве. Поэтому принимались меры, призванные стабилизировать конфессиональную ситуацию. В 1945 г. были подтверждены касавшиеся церковной сферы и принятые несколько раньше законоположения о гражданских свободах и равенстве всех вероисповеданий в стране. За церковными институтами сохранялись права на земельную собственность, что было весьма важно для греко-католической церкви, которая являлась крупным земельным собственником в Трансильвании 40. Вместе с тем право-

славный по вере и трансильванец по происхождению Гроза акцентировал особую национальную роль православной церкви в Румынии: «Наша православная церковь всегда являлась национальной церковью, в этом ее отличие от вселенской интернациональной католической организации» 41. Такая публично высказываемая позиция не могла не оказывать позитивного воздействия на отношение к демократическому правительству самой крупной этноконфессиональной группы населения, что имело принципиальное значение в борьбе с политической оппозицией, которую возглавляла НЦП.

Руководство этой партии опиралось на конгломерат социальных групп и слоев — от помещиков, крупного и среднего городского капитала до различных категорий крестьянства. Как и прежде возглавлявший партию униат Ю. Маниу стал символом и лидером тех сил в масштабах страны, которые отвергали участие компартии во власти42. Он располагал самой массовой поддержкой румынского, в основном униатского по вере крестьянского населения Трансильвании. Возвращение Тран-сильвании в состав румынского государства сопровождалось национальным подъемом во всем румынском обществе. В многонациональной и поликонфессиональной Трансильвании был отмечен рост националистических настроений среди румын, особенно униатов, и активизация национально-сепаратистских тенденций в среде венгерской католической и протестантской части трансильванского населения43. Религиозные и национальные противоречия придавали особую остроту политической ситуации в этой части страны.

В отличие от Румынской православной церкви, которая поддерживала правительство П. Грозы и, несомненно, способствовала ослаблению создававшейся политической напряженности в Румынии, греко-ка-толическая церковь трансильванских румын, вторая по численности прихожан в стране, заняла резко негативную позицию в отношении новой власти. Она оказывала полную и активную поддержку Ю. Маниу и его партии 44. Таким образом, эта церковь, не играя отдельной политической роли, идя «за спиной» НЦП, оказалась не только в политической оппозиции к Бухаресту. Объективно она выступала как сила, представлявшая в конкретных условиях первых послевоенных лет угрозу национальной консолидации румынского общества в новых государственных границах. Как известно, на рубеже войны и мира при решении вопроса о государственной принадлежности Трансильвании рассматривался и вариант создания независимой Трансильвании. Его сторонники были среди населения этого региона Румынии.

Несмотря на многие конфликты с униатской церковью, отвергавшей попытки власти привлечь ее к сотрудничеству, ни румынское правительство, ни Ватикан, которому подчинялась эта церковь, не шли на

обострение отношений, опасаясь ухудшения ситуации в стране, прежде всего в Трансильвании, и применения властью репрессивных мер в отношении этого церковного института. Предпочитала не вмешиваться в отношения Бухареста с униатами и Москва, которая уже провела «поглощение» советских греко-католиков православной церковью45. Для советского руководства в первые послевоенные годы значительно важнее было разрешение политического противостояния в Румынии, чем немедленное решение здесь вопроса о судьбе униатов, которая зависела именно от итогов противостояния.

Поражение НЦП и отдавших ей свои голоса румын-униатов и некоторой части православных румын Трансильвании на выборах в парламент в ноябре 1946 г. позволяло румынскому правительству приступить к ограничению общественной автономии, в первую очередь греко-католической церкви. Это соотносилось с принятым тогда же курсом советского руководства на борьбу Русской православной церкви с влиянием Ватикана. Помимо «окончательной ликвидации униатской церкви в СССР», предусматривалась подготовка подобных акций и в странах Восточной Европы 4б.

Румынская церковь была теперь наиболее крупным греко-католическим институтом в регионе. Она могла стать наиболее важным и реальным каналом влияния Ватикана в православных странах советского блока. Не случайно летом 1946 г. президент Чехословакии Э. Бенеш в беседе с главой Совета по делам РПЦ при СМ СССР Г.Г.Карповым, полностью разделяя советские замыслы ликвидации униатской церкви в регионе, поставил Румынию, где господство православия не подлежало сомнению, на первое место по времени осуществления этих замыслов 47.

Такого же мнения придерживалось и румынское правительство. Им были приняты законы, согласно которым власть получала возможность направлять церковную жизнь в нужное ей русло и контролировать кадровую политику церковной администрации. Теперь назначение на руководящую духовную должность напрямую увязывалось с политической благонадежностью кандидата, что было направлено прежде всего против оппозиционной униатской церкви.

По мере того как процесс устранения НЦП — главного политического представителя греко-католической церкви, из политической жизни страны приближался к завершению, власть все чаще обращалась к проблеме католицизма, которая в румынских условиях прочитывалась как политически негативное отношение к католицизму восточного обряда. Подтверждением тому служит речь П. Грозы на приеме в честь патриарха РПЦ, посетившего Румынию в июне 1947 г. Отметив, что Тран-сильвания, где всегда шла борьба православия с католицизмом, «дала больше всего мучеников за православие», он выразил убежденность в

полной победе православия в том случае, «если удастся объединиться всем православным народностям всего мира от натиска католичества». Именно политическими соображениями было мотивировано предупреждение Грозой униатского епископа И. Сучу о возможности денонсации конкордата с Ватиканом, если эта церковь не откажется от противостояния власти 48.

Радикальные внутриполитические перемены в Румынии, происшедшие в 1947 г. (арест Маниу, запрет НЦП, устранение от власти буржуазно-де-мократических политиков и ликвидация монархии), завершились переломом в конфессиональной политике государства. Принятие в апреле 1948 г. новой Конституции, согласно которой существование религиозных культов напрямую увязывалось с их политической благонадежностью, введение в жизнь ряда законодательных актов, определявших условия присутствия всех культов в стране, и последовавший вскоре разрыв конкордата Румынии с Ватиканом серьезно осложнили ситуацию греко-католической церкви. Кроме того, были проведены специальные меры против иерархов этой церкви: кадровые перемещения, лишения кафедр и государственных зарплат, принуждение к присяге на верность политическому режиму. Все это означало непосредственное вмешательство власти в автономную внутреннюю жизнь церкви и подготовку к принудительному объединению униатов с православной церковью. Под давлением властей и при плотной «опеке» спецслужб, с использованием репрессивных мер против епископов и рядовых представителей клира, униатское духовенство 1 октября 1948 г. объявило о желании объединиться с Румынской православной церковью и приняло соответствующий синодальный акт. С 1 декабря 1948 г. правительственным декретом прекращалось официальное существование всех организационных структур греко-католиче-ской церкви, ее имущество переходило в собственность государства49.

Подавляющая часть трансильванского греко-католического населения принудительно переводилась в лоно Румынской православной церкви. Тем самым исчезало существенное региональное отличие Трансильвании от «старой» Румынии. Конфессиональный облик основной национальной массы населения страны унифицировался и становился адекватным формуле «румын — значит православный». Достижение консолидации румын вокруг православной церкви румынские политики еще в межвоенное время считали гарантией от появления сепаратистских настроений в столь важном районе страны, фактором внутренней стабильности и территориальной целостности государства. В новых условиях монопольно правившая с 1948 г. румынская компартия через сотрудничавшую с властью православную церковь распространяла контроль режима над духовной и политической жизнью всей государственно-образующей нации.

В условиях раскола мира и возникновения двух военно-политических блоков уничтожение в Румынии организованного церковного института, подчиненного Ватикану, влекло за собой серьезные внутри- и внешнеполитические последствия. С ликвидацией в Трансильвании опорной базы легитимного влияния католицизма ограничивались возможности Ватикана поддерживать прозападные ориентации не только в поликонфессиональной Трансильвании и Румынии в целом, но и в соседней Болгарии — крупнейшей православной стране на Балканах.

Однако дальнейшее развитие событий в Румынии в 1950-е гг. показало, что, разрушив организационные структуры греко-католической церкви, закрыв ее храмы, власть не смогла уничтожить духовную верность многих верующих вероисповеданию предков, что было залогом возрождения этой церкви при изменении политической ситуации в Румынии 50.

Задача внутренней стабильности и сохранения государственной целостности была актуальна и для послевоенной Чехословакии*. Здесь речь шла о консолидации в пределах страны не одного еще недавно разделенного государственными границами народа, как в Румынии, а о единении двух государственно-образующих наций — чехов и словаков в восстановленной ЧСР. Что касается украинского национального, в большей части униатского меньшинства, проживавшего на территории Чехословакии до войны, то к решению этого вопроса президент Э. Бенеш приступил еще в годы войны.

Учитывая, хотя и несостоявшиеся, попытки украинских националистов создать самостоятельное государство, предвидя сложности чехословацких национальных отношений в послевоенное время и стремясь получить Москву в надежные внешнеполитические союзники, он в начале 1942 г. заявил о своем нежелании «возиться с этим (украинским. — А. Н.) народом». Бенеш выступал за объединение всех украинцев в пределах СССР51 и заблаговременно соглашался на передачу Подкарпатской Руси Советскому Союзу, что и произошло летом 1945 г. Политическая проблема украинского сепаратизма в Чехословакии перестала существовать, хотя деятельность ОУН-УПА наблюдалась в районах Словакии, граничивших с СССР и Польшей, и территория государства использовалась руководителями украинского подполья главным образом для перемещения вооруженных отрядов и украинских беженцев на Запад.

Тем не менее кровавое противостояние украинцев-униатов в отрядах ОУН-УПА советским и польским властям, аресты униатских священников и решения Львовского собора о воссоединении униатов с православной церковью получили и здесь весьма заметный резонанс, вызвав,

* При написании сюжета о ликвидации униатской церкви в Словакии использованы материалы § 2 (автор Г. П. Мурашко) раздела II коллективной монографии «Москва и Восточная Европа. Власть и церковь в период общественных трансформаций 40-50-х гг. XX века» (в печати).

с одной стороны, настороженность словацкого униатского духовенства и верующих. Прага, с другой стороны, не могла не увидеть в разрушении Украинской греко-католической церкви возможный способ предотвратить воздействие униатов на национально-политические настроения и скорректировать конфессиональный облик Словакии.

Однако проблема внутренней нестабильности как следствие национальных противоречий в Чехословакии не снималась отсутствием серьезной опасности со стороны украинского сепаратизма. Она приобретала здесь иной, не украинский, а словацкий национальный облик. Существованием в годы войны Словацкой республики миру была продемонстрирована возможность национально-государственной консолидации большинства словацкого общества на базе словацкого сепаратизма и политического католицизма. Но с точки зрения находившихся в эмиграции в Англии и в СССР чешских и словацких политиков, демократов и коммунистов, и, что особенно важно, по мнению лидеров великих держав, сохранение после войны отдельного словацкого государства было невозможно, ибо оно означало бы признание действующими Мюнхенских договоренностей 1938 г. Последовательно добивался и добился обязательств союзников дезавуировать «Мюнхен» и восстановить довоенную страну президент Чехословакии Э. Бенеш52.

В 1943-1945 гг. в Лондоне и Москве систематически при самом активном участии чешских и словацких коммунистов обсуждались условия возвращения Словакии в единое с чехами государство53. Словацкой части политической элиты была свойственна осторожность в этом вопросе. Она принимала международные решения о воссоздании Чехословакии, но осознавала трудности на пути государственного объединения двух народов, объясняя их пролонгированным воздействием на послевоенные настроения словаков факта существования Словацкой республики и довольно массовой поддержки словаками идеи независимости. Дискуссии о формах организации нового государства (федерация, конфедерация, автономия Словакии) завершились принятием весной 1945 г. так называемой ассиметричной «модели»: государственное единство, полное равенство прав двух народов при существовании отдельных словацких правительства и парламента54. Такое решение «словацкого вопроса», без сомнения, было принято с учетом национально-политической обстановки в Словакии и настроений неединой словацкой элиты. Оно было направлено на сдерживание сепаратистских настроений, подъем которых и активизация католического духовенства проявлялись с весны 1945 г. по мере формирования органов власти в стране и развития борьбы за власть в Словакии.

Накануне и в ходе выборов в парламент в мае 1946 г. опыт политического католицизма, клерикальной власти военного времени результативно

использовала в противостоянии коммунистам и Праге Демократическая партия, вокруг которой группировались антикоммунистические силы, включая клерикалов, прежде всего евангеликов и задававших «тон» ри-мо-католиков, а также униатов. Прозвучавший призыв к пастве греко-католического епископа М.Гойдича, выступавшего «резко против единения чехов и словаков», голосовать за «демократов», несомненно, выражал позиции словацкого униатского духовенства и не остался в Праге незамеченным 55.

Победа Демократической партии в Словакии (62%) не только подтвердила высокий уровень и опасность сепаратистских настроений в словацком обществе, как определили их в Праге56, но и позволяла «демократам» выступать в роли главного и единственного представителя национальных интересов словацкого народа, успешно противостоять централистским устремлениям чехов.

Понимание внутренней угрозы сепаратизма и опасной роли политического католицизма в Словакии продемонстрировал Э.Бенеш на встрече с руководителем Совета по делам РПЦ Г.Г.Карповым. Беседа состоялась в июне 1946 г. и была посвящена церковным вопросам. По возвращении в Москву Карпов в записке на имя И.В.Сталина, В.М.Молотова, Л.П.Берии и А.Н.Косыгина сообщал о полном одобрении Бенешем проведенных советским руководством «религиозных реформ» и согласии с действиями митрополита РПЦ Сергия, который «с первого дня войны поставил церковь на службу государству». Как следует из документа, Бенеш уделил специальное внимание греко-католикам. Он высказал намерение «осуществить мероприятия по переводу униатов Словакии в православие». Причем президент Чехословакии рассматривал проблему в региональном масштабе и расставил страны по «ранжиру»: «Я думаю, говорил Бенеш, что это очень скоро будет у нас, что первые присоединятся к православной церкви униаты. Там есть хорошие люди, хотя католики в Словакии очень злые (активные). Начинать надо было бы в Вашей Закарпатской Украине, затем в Румынии, а потом уже у нас» 57.

Возникает вопрос, почему была выстроена такая очередность и почему в перечне стран отсутствует Польша? На наш взгляд, отсутствие Польши объясняется завершавшимся в это время переселением украинцев в пределы СССР, что Бенеш мог рассматривать как решение «украинского вопроса» в этой стране. Что же касается отведения Чехословакии последнего места, то, думается, что ответ содержится в следующем замечании президента: «Советское правительство правильно и лучше всех разрешило церковный вопрос, а церковный вопрос есть почти национальный вопрос»58. Таким образом, Бенеш увязывал конфессиональные проблемы в Чехословакии с решением внутренних национальных проблем. Вряд ли можно сомневаться, что, говоря об этой «связке»,

президент имел в виду сепаратистские настроения в Словакии и осознавал невозможность их скорого «размывания» и утраты «охранной» национально-политической роли католических церквей. Поэтому, на наш взгляд, в Чехословакии наступление на сепаратизм было начато не через прямой и немедленный удар по католицизму, а через подавление в первую очередь Демократической партии, политического выразителя этого важнейшего компонента национального сознания значительной части словацкого населения и политических позиций католических церквей. Возникавшая было в православных церковных кругах в Праге, судя по сообщениям, поступавшим в Москву весной 1947 г., идея «нанести генеральный удар по униатам, а потом, закрепивши за православием позиции, перейти к наступлению против католицизма»59, не получила пока поддержки власти.

Политическое и моральное поражение словацких коммунистов в 1946 г., звучавшие из Праги упреки в склонности к сепаратизму, с одной стороны, и явные национально-политические претензии Демократической партии и шедших в ее «тени» клерикалов — с другой, придали после выборов 1946 г. ускорение действиям Праги по ограничению правомочий словацких органов власти и организационно-политическому разгрому Демократической партии в 1947 г.

Политический переворот в Чехословакии в феврале 1948 г., удаление из правительства представителей буржуазной демократии и монополизация власти компартией радикально изменили ситуацию в стране60, но не исключили потенциальных мобилизационных возможностей и политической опасности подъема национальных настроений в Словакии. Словацкая римско-католическая церковь и шедшие вместе с ней гре-ко-католики не лишились такого грозного оружия, как национальные чувства, ущемленные ликвидацией Словацкой республики и стремительно нараставшим ограничением компетенций словацкой власти. Становление унитарного государства с центром в Праге и организация политического режима советского образца делали возможной активизацию сепаратистских настроений в Словакии.

Такое развитие ситуации допускалось Москвой и вызывало серьезные опасения. В специальной справке Отдела внешней политики ЦК ВКП(б), подготовленной 19 июня 1948 г. в связи с заседанием Коминформбюро, признавалось уже «особое, неравное положение Словакии в Чехословацком государстве» и фактическое наличие в Словакии сепаратистских настроений. Проблему отношений между чехами и словаками, среди которых «еще сильно национальное недоверие», в Москве считали основной проблемой национальной политики КПЧ. «Стремление поставить работу словацких органов под строгий контроль чехословацкого правительства, — отмечалось в документе, — отражает страх КПЧ перед опасностью использования словацкими сепаратистскими элемента-

ми выраженной в такой форме самостоятельности Словакии, боязнь, которая объясняется неверием компартии в свою способность противостоять этому и повлиять на массы словацкого населения в определенном решении этого вопроса». В аппарате ЦК ВКП(б) полагали, что создание федерации «не по буржуазному территориальному, а по национальному принципу» отразило бы равноправие чехов и словаков, удовлетворило бы национальные чувства словаков и подорвало бы «националистическую пропаганду словацкой эмиграции»61.

Не принимая во внимание идеолого-пропагандистские клише, которым следовали сотрудники аппарата ЦК ВКП(б), для нас важна констатация ими фактического неравенства чехов и словаков и политической опасности сепаратистских настроений в Словакии.

Снизить уровень этой опасности руководство КГ1Ч рассчитывало, начав политическое наступление на позиции католической церкви. Причем особенность курса, взятого в 1948 г. Прагой, состояла в том, что при одновременном наступлении на римско- и греко-католическую церкви, которые обоснованно рассматривались хранительницами национальных идей, применялись разные методы подавления их национально-политической активности. Если в отношении наиболее массовой и сильной Словацкой римско-католической церкви был избран силовой, включая репрессивный, путь ее подчинения государству, то в отношении греко-католиков был использован властью другой метод.

К исполнению была принята апробированная в СССР модель разрушения этого вероисповедного института через слияние его с православной церковью, что, напомним, Бенеш считал применимым для Словакии. Компартия Чехословакии рассчитывала при этом решить несколько задач одновременно: уменьшить общую численность словацкого католического сообщества, сократив тем самым воздействие Ватикана на население и ограничив легитимные права Святой столицы на территории страны, и усилить позиции малочисленной и маловлиятельной Чешской православной церкви, подчиненной Московской патриархии.

Но реализация в Чехословакии заимствованной из советской практики модели уничтожения униатства не могла быть ее простым повторением. Ситуация в Словакии существенно отличалась от положения дел в советской Западной Украине в 1945-1946 гг. Здесь греко-католическая церковь поглощалась конфессией, господствующей и самой сильной на территории УССР и в СССР в целом, и переходила под контроль Московской патриархии. Тем самым решался вопрос блокирования воздействия Ватикана на миллионы верующих, возникала перспектива вероисповедной унификации, ликвидации существенных региональных отличий украинцев от украинцев, консолидации украинской нации и закрепления единства ее территориального ареала в пределах СССР.

В Чехословакии последствия акции против униатов могли быть другими, потому что здесь предполагалось греко-католиков Словакии, по национальности главным образом словаков, сделать прихожанами Чешской православной церкви, верующими которой были прежде всего чехи, а Прешовскую епархию подчинить экзарху Московской патриархии в Праге. Такие радикальные перемены соответствовали политическому курсу коммунистов на централизацию власти в стране и нейтрализацию сепаратистских настроений в Словакии. Но, разрушая религиозные вековые убеждения униатов, воздействуя на сферу их национального сознания, они вместо снижения сепаратистских настроений могли послужить импульсом к напряжению в межнациональных отношениях чехов и словаков. Посредством ликвидации униатской церкви в Словакии, где действовала массовая и сильная римско-католическая церковь, власть вряд ли была способна решить и другую политически важную для нее задачу — существенно снизить влияние Ватикана в стране.

Тем не менее летом 1948 г. ЦК КПЧ был принят документ, касавшийся конфессиональной политики партии, где применительно к униатской церкви говорилось, что она «не будет больше существовать как самостоятельная, поскольку будет присоединена к православной»62. Началась и разработка конкретных мероприятий.

Руководство КПЧ учитывало возможные негативные последствия акции против униатов и предполагало их нейтрализовать. Хотя основную массу униатов составляли словаки, как правило не поддерживавшие ОУН-УПА, обвинения греко-католического духовенства в контактах с украинским вооруженным подпольем стали поводом для политической компрометации церкви и применения репрессивных мер против ее священнослужителей 63. Что же касается борьбы с Ватиканом, то ее планировалось развернуть одновременно по всему католическому «фронту» в Словакии.

Как показывают документы российских архивов, в Москве серьезно опасались, что в Словакии из-за возможного подъема национальных настроений может повториться недавняя ситуация на юго-востоке Польши, и призывали Прагу к большей осторожности «при проведении в жизнь намеченных мероприятий в отношении греко-католической церкви». В Совете по делам РПЦ при СМ СССР считали, что намерения ликвидировать греко-католическую церковь «являются для Чехословакии преждевременными и могут привести к переходу греко-католиков в ри-мо-католики», что объединение униатской церкви с православной в настоящее время ставить нецелесообразно. В Москве учитывали и слабость позиций православной церкви в Чехословакии м.

Лишь со второй половины 1949 г. вопрос о ликвидации униатской церкви на фоне курса на раскол римско-католической церкви вновь стал актуальным и получил поддержку Москвы. В начале 1950 г. вопрос о

начале кампании против униатов был поставлен руководством КПЧ фактически в плоскость политической практики. Причем руководство КПЧ рассчитывало использовать Чешскую православную церковь для активной работы среди униатов и создания православной епархии в словацком Прешове вместо греко-католической 65.

Прямое участие в согласовании конкретного плана «постепенной подготовительной работы в низовых массах, выявления инициативной группы для работы среди униатов руками самих униатов» принимали советское посольство и иерархи РПЦ. Приданное Прагой в конце февраля 1950 г. ускорение всей акции против униатов и намерения изолировать греко-католических иерархов во главе с М. Гойдичем вызвало беспокойство Г. Гусака, возглавлявшего правительство в Братиславе, не исключавшего опасности перехода униатов в римско-католическую церковь. Руководству КПЧ было известно, что М.Гойдич и Й.Беран ведут подготовку к объединению двух католических церквей, что идея перехода в римо-католичество разделяется униатским духовенством и паствой66.

Тем не менее в конце апреля 1950 г. в Прешове состоялся Собор духовенства и представителей униатских приходов Словакии, который вопреки далеко не единодушным настроениям верующих принял решение о ликвидации Ужгородской унии с Ватиканом и переходе в православие. Греко-католическая церковь в Словакии прекратила свое легальное существование.

Объединение церквей проходило при силовом, репрессивном подавлении сопротивления духовенства и верующих греко-католической церкви. Его скромные итоги (к осени 1950 г. в православие перешли 100 из 259 священников) настораживали («униаты переходят не в православие, а в католицизм») не столько правительство Чехословакии, сколько советское посольство, где, в отличие от КПЧ, были озабочены слабой перспективой укрепления в ЧСР позиций православия и Московской патриархии. В Москве не одобряли административного нажима и насильственных мер, применявшихся по отношению к униатскому духовенству, считая их одной из причин провала всей кампании по переводу его в православие 67.

Несомненно, массовое сопротивление верующих переходу в Чешскую православную церковь было одной из важных причин этого провала. Но только ли смена веры не позволяла им сделать такой шаг? Можно ли, размышляя над причинами неудачи замысла коммунистов, сбрасывать со счета национальные настроения в словацком обществе на рубеже 1940-1950-х гг.? Вряд ли греко-католическое духовенство не усматривало в изменении канонического подчинения подчинение и национальное, ущемление независимого от Праги церковного существования.

Сохранение в словацком обществе убежденности в национальной самодостаточности и самостоятельности находит подтверждение в российских архивных документах. Так, 30 сентября 1950 г. посол СССР в Праге М.А.Силин записал в служебном дневнике информацию о ситуации в Словакии Ю. Дюриша, одного из министров правительства Чехословакии: «Вопрос буржуазного национализма для Словакии важный и сложный вопрос, поскольку он касается не только партии, но и словацкого народа и словацкой интеллигенции. Ведь остается фактом, что среди словацкого населения еще до сих пор носят значки на форме периода «тисовской республики», чтобы, хотя бы этим, подчеркнуть самостоятельность и независимость от чехов» 68.

Имея в виду такую национальную атмосферу в Словакии, представляется неслучайным хронологическое совпадение акции против греко-католической церкви, курса КПЧ на подчинение римско-католической церкви и обвинений руководящих словацких коммунистов в буржуазном национализме. Просматривается и генеральная цель Праги, действуя по разным направлениям, усилить административный централизм, сохранить целостность послевоенного государства и власть КПЧ в нем.

Таким образом, конкретно-исторический материал о разрушении греко-католической церкви после Второй мировой войны в Восточной Европе показывает, что при неодновременности этого процесса и несовпадающей субординации задач светской власти конфессиональный и национальный факторы в нем присутствовали, переплетались, взаимодействовали и по-разному отражались в политике компартий. С научной точки зрения это сложные вопросы, ибо они касаются двух наиболее «тонких» сфер жизни человека — вероисповедной ориентации и национального менталитета. История стран Восточной Европы убедительно свидетельствует, что силовые приемы воздействия на них в конечном счете безрезультатны и оставляют глубокие «шрамы» в народной памяти.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 См. подробнее: Дмитриев М. В., Флоря Б.Н., Яковенко С. Г. Брестская уния 1596г. и общественная борьба на Украине и Белоруссии в конце XVI-XVIII вв. М., 1999. Ч. II; Дмитриев М.В. Между Римом и Царьградом. Генезис Брестской церковной унии. M., 2003; Gillet О. Religion et nationalisme. L'ideologie de l'eglise ortodoxe Roumaine sous le regime communiste. Bruxelles, 1997 и др.

2 Jankowski J., Serafiñski A. Polska w liczbach. L., 1941. S. 33; PesekJ. Barnowsky M. Státna moc a cirkvi na Slovensku. 1948-1953. Br. 1997. S. 13, 123-126; Balogh M., GergelyJ. Egyhazakazujkori. Magyarorszagon 1790-1992. Bp. 1993. Old. 196.

3 Г АРФ. Ф. 6991. On. 1. Д. 579. Л. 21.

4 См. подробнее: Torzecki R. Kwestia ukraiñska w polityce III Rzeszy. 1933— 1945. W„ 1972.

Там же. Разд. 1. S. 62, 70; Евлогий (Георгиевский), митрополит. Путь моей жизни. Воспоминания митрополита Евлогия (Георгиевского), изложенные по его рассказам Т. Манухиной. М., 1994. С. 306.

6 Vnuk F. Dokumenty о postaveni katolíckej cirkvi na Slovensku v rokoch 1945-1948. Br„ 1998. S. 180.

7 Марьина В. В. Карпатская Украина (Подкарпатская Русь) в политике Бене-ша и Сталина. М., 2003. С. 7; Zeliczky В. Karpatalja a cseh es a szovjet politika erdekteruben 1920-1945. Bp. 1998. Old. 43^16.

8 Ciechanowski J. M. Na tropach tragedii. Powstanie Warszawskie 1944 r. w nowym swietle. Warszawa, 1992. S. 14.

9 Трансильванский вопрос. Венгеро-румынский тфриториальный спор и СССР. 1940-1946. Документы. М., 2000. С. 355. См. подробнее: Покивайлова Т. А. Конфессиональная ситуация в Трансильвании и ликвидация униатской церкви в Румынии (40-е годы XX века) // Власть и церковь в СССР и странах Восточной Европы. 1939-1958. Дискуссионные аспекты. M., 2003; Национальная политика в странах формирующегося советского блока. 1944-1948. М., 2004. Гл. 9.

10 GilletO. Religión et nacionalisme... P. 113.

11 Ibid. P. 20.

12 Ibid. P. 91.

13 ГАРФ. Ф. 9478. On. 1. Д. 136. Л. 27, 133.

14 Национальная политика в странах... С. 113-114.

15 См. подробнее: Пушкаш А. И. Внешняя политика Венгрии. Февраль 1937 — сентябрь 1939 г. М., 2003.

16 Национальная политика в странах... С. 115.

17 Pesek J. Barnowsky M. Státna moc a cirkvi na Slovensku. S. 130-131; PesekJ. Cirkevna politika statu v prvych povojnovych rokoch na Slovensku // Konec ol-ruej svetovej vojny a problémy cirkevnej politiky v nasledujúcom období. Br. 2006. S. 101; Bamovsky M. Irekokatolícka a pravoslávna cirkev na Slovensku v rokoch 1945-1950// Там же. С. 138.

18 См. подробнее: Radie R. Verom proti vere. Drzava 1 verske zajednice u Srbie. 1945-1953. Beograd, 1995; Stanojevic B. Alojzije Stepinac. Zlocinac ili svetac. Beograd, 1986 и др.

19 РГАСПИ. Ф. 17. On. 132. Д. 9. Л. 157.

20 ГАРФ. Ф. 9478. On. 1. Д. 135. Л. 123-123 об., 138-138 об.; Мизь Р. Пересл> дування греко-католицкого духовенства в Югославн гид час друго) CBÍT0B0j вшни та в шелявоэнний период // Ковчег. № 2. Льв1в, 2000. С. 302-307; Torzecki R. Polacy i ukraiñcy. Sprawa ukraiñska w czasie drugiej wojny swiatowej naterenie II Rzeczypospolitej. Warszawa, 1993. S. 252; Motyka G. Problem polskiej i ukraiñskiej kolaboraeji w czasie drugiej wojny swiatowej // Polska-Ukraina: trudne pytania. Warszawa, 2002. T. 9. S. 221.

21 Судоплатов А. Тайная жизнь генерала Судоплатова. Правда и вымысел о моем отце. М., 1998. С. 148-161; Максимова Н., Филиппов Б. Ватикан и Вторая мировая война// Наука и религия. 2000. № 5. С. 14; Польское подполье на территории Западной Украины и Западной Белоруссии. 1939-1941. Polskie podziemie na terenach Zachodniej Ukrainy 1 Zachodniej Bialorusi w latach 1939-1941. M.; W„ 2001. T. l.S. 398,476.

Парсаданова В. С. Депортация населения из Западной Украины и Западной Белоруссии в1939—1941 гг. // Новая и новейшая история. 1989. № 2; Polska-Ukraina: trudne pytania. W„ 1999. T. 5. S. 113, 171-172.

23 Архив Президента Российской Федерации (АПРФ). Ф. 3. Оп. 60. Д. 9. Л. 52-59.

24 ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 3. Д. 16. Л. 45; Дмитрук К.Е. Униатские крестоносцы: вчера и сегодня. М., 1988. С. 248; Кравчук А. Христианьска социальна етика пид час шмецм окупацп Галичини. 1941-1944. Митрополит Андрей (Шеп-тицкш) про солидарность, onip влад1 та святости житгя // Ковчег. № 2. Льв1в, 2000. С. 236.

25 Torzecki R. Kwestia ukraiñska... S. 241, 247; Jasiak M. Geneza i przebieg akcji «Wisla» // Polska — Ukraina: trudna odpowiedz. Warszawa, 2003. S. 78-81.

26 Motyka G. Dywizja SS «Galizien (Halyczyna)» // Pamiçc i Sprawiedliwosc. 2002. № 1. S. 114-118.

27 Torzecki R. Polacy í Ukraincy... S. 266.

28 Г А РФ. Ф. 9478. On. 1. Д. 133. Л. 120-122; Д. 353. Л. 2; Torzecki R. Kwestia ukraiñska... S. 328; Torzecki R. Polacy i ukraincy... S. 315.

29 Цит. по: Кравчук A. Христианьска социальна етика пид час шмецю окупацп... С. 240.

30 Членство униатских священников в организациях ОУН и отрядах УПА подтвер-

ждается архивными документами НКВД СССР. См. напр.: ГАРФ. Ф. 9478. On. 1. Д. 133. Л. 36; Д. 135. Л. 109-117об., 118-119, 121; Д. 136. Л. 24,27,31,137.

31 ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 2. Д. 93. Л. 395; Д. 92. Л. 248; Ф. 9478. On. 1. Д. 133. Л. 126-128.

32 АПРФ. Ф. 3. On. 60. Д. 9. Л. 94-96; Д. 5. Л. 68.

33 Униаты и советская власть (Встреча в Москве). Декабрь 1944 г. Публикация документов подготовлена Одинцовым М.И. // Отечественные архивы. 1994. № 3. Л. 57, 59-60, 71; АПРФ. Ф. 3. Оп. 60. Д. Л. 108.

34 АПРФ. Ф. З.Оп. 60. Д. 8. Л. 151.

35 Васильева О. Ю. Добровольное воссоединение или методы противостояния политике Ватикана// Церковь в истории России. М., 1999. Сб. 3; ГАРФ. Ф. 6991. Оп. З.Д. 16. Л. 58; АПРФ. Ф. 3. Оп. 60. Д. 10. Л. 2-3, 5, 11.

36 ГАРФ. Ф. 9478. On. 1. Д. 375. Л. 109-110, 118-120, 128.

37 Palski Z. Polityczne, ekonomiczne i narodowo-demograficzne nastepstwa operacji «Wisla»// Polska — Ukraina: trudne pytania. Warszawa, 2001. T, 8. S. 198-199, Malear J. Polityczne, ekonomiczne i narodowo-demograficzne nastçpstwa operacji «Wisla»// Ibid. S. 214; Torzecki R. Polacy I ukraincy... S. 303; Jasiak M. Geneza i przebieg akcji «Wisla». S. 147.

38 Misilo E. Akcja «Wisla». Dokumenty. Warszawa, 1993. S. 136, 158; Украшська ¡сторична наука на nopo3Í XXI столггтя. Черновщ, 2001. Т. 2. С. 65; ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 3. Д. 83. Л. 22; Архив внешней политики МИД РФ. Ф. 0122. Оп. 40. П. 337. Д. 22. Л. 148.

39 См. подробнее: Национальная политика в странах... Гл. 9.

40 АВП МИД РФ. Ф. 0125. Оп. 37. П. 156. Д. 34. Л. 20; Vasile С. Situatia Bisericii romane unité (Greco-catolike) dupa 6 martie 1945// Erasmus. 1999. №9-10. P. 133.

41 ГАРФ. Ф. 6991. On. 1. Д. 150. Л. 1.

2 Волокитина Т. В., Мурашко Г. П., Носкова А. Ф. Народная демократия: миф или реальность? М., 1993. С. 168-176; Три визита А. Я. Вышинского в Бухарест. 1944-1946. Документы российских архивов. М., 1998; Трансильванский вопрос. Венгеро-румынский территориальный спор и СССР. 1940-1946. Документы. М., 2000.

43 См. подробнее: Национальная политика в странах... Гл. 6, 9.

44 См. подробнее: Bucur J. М. Consideratii privind política religioasa a guvernului Groza 1945-1947// Anulle Sighet. 1947. 1997. P. 343-353; Lasku V. Biserika romana unita cu Roma, Greco-catolicaa in anuí 1947 // Ibid. Р. 358-363; Manóle J. Clerul militar intre pastoratie, inregimentare si destiintare (1944—1948) // Annale Sighet. 1946. 1996. P. 268-285; Vasile C. Situada Bisericii romane unite... P. 133-138.

45 Г АРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 19. Л. 166.

46 См. подробнее: Волокитина Т. В. Русская церковь и православные автокефалии на Балканах после Второй мировой войны (за кулисами интеграции) II Человек на Балканах в эпоху кризисов и этнополитических столкновений XX в. СПб., 2002. С. 251-252.

47 Г АРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 19. Л. 166.

48 Г АРФ. Там же. Д. 133. Л. 83; Д. 150. Л. 4; Покивайлова Т. А. Конфессиональная ситуация в Трансильвании... С. 189-190.

49 Подробнее см.: Annale Sighet 6. 1998; Annale Sighet 7. 1999; Покивайлова Т. А. Конфессиональная ситуация в Трансильвании... С. 195; Gillet О. Religión et nacionalisme... Р. 112.

50 АПРФ. Ф. 3. Оп. 60. Д. 30. Л. 71.

51 Там же. Оп. 63. Д. 363. Л. 20.

52 Там же. Л. 7-10, 13, 56-57, 59-61.

53 См. подробнее: Национальная политика в странах... С. 115-132.

54 Там же.

55 ГАРФ. Там же. Л. 82; Barnovsky М. Irekokatolícka a pravoslávna cirkev... S. 139.

56 Там же. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 735. Л. 6; АВГ1 МИД РФ. Ф. 0138. П. 261. Д. 31. Л. 108.

57 ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 721. Л. 112; Cirkevní komise ÚV KSC. 1949-1951. Edice dokumentü. Pr., 1994. S. 389.

58 ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1.Д. 721. Л. 166.

59 Там же. Д. 735. Л. 112-113.

60 См. подробнее: Февраль 1948. Москва и Прага. М., 1998.

61 Советский фактор в Восточной Европе. 1944-1953. Т. 1. 1944-1949. М„ 1999. С. 616-617.

62 Cirkevní komise... S. 23.

63 ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 579. Л. 13, 16, 187.

64 Там же. Д. 423. Л. 186-187; Д. 579. Л. 126.

65 АВП МИД РФ. Ф. 0138. Оп. 32. П. 178. Д 721. Л. 2; Cirkevní komise... S. 327.

66 ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 721. Л. 53; АВП МИД РФ. Ф. 0138. Оп. 39. П. 261. Д. 31. Л. 108.

67 ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 721. Л. 112-113; Д. 735. Л. 82-84; Д. 724. Л. 298-302; Cirkevní komise... S. 389; Восточная Европа в документах российских архивов... Т. II. С. 417-419.

68 Советский фактор... Т. 2. С. 390.