CC BY
46
УДК 316.4 Исакова Юлия Игоревна
кандидат юридических наук,
докторант кафедры социологии, политологии
и права
ИППК Южного федерального университета
ГРАЖДАНСКИЙ КОНТРОЛЬ КАК СФЕРА ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ОБЩЕСТВА И ВЛАСТИ В РОССИИ: ИСТОРИКО-СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ
Isakova Yulia Igorevna
PhD in Law, Doctoral candidate, Social, Political Sciences and Law Chair, Institute for Advanced Training and Retraining of Teachers of Social Sciences and the Humanities under the Southern Federal University
CIVIL CONTROL AS A SPHERE OF INTERACTION BETWEEN SOCIETY AND AUTHORITIES IN RUSSIA: HISTORICAL AND SOCIOLOGICAL
ANALYSIS
Аннотация:
Гражданский контроль возникает в процессе взаимодействия гражданского общества и государства, что актуализирует проблему социологического исследования взаимодействия социума и власти в России, которая рассматривается автором данной статьи в историко-социологическом ключе. В данной работе показано, что институциональный капитал гражданских организаций, накопленный за годы постсоветского социально-политического реформирования и отражающий симуля-тивность демократического процесса в России, выступает источником аффективной, а не эффективной институционализации гражданского контроля в российском социуме.
Ключевые слова:
гражданский контроль, российское общество, власть, доверие, гражданское общество.
Summary:
Civilian control occurs during the interaction between a civil society and a state, which actualizes the problem of sociological research of interaction between the society and the authorities in Russia. This problem is considered by the author in the historical and sociological way. The article shows that institutional capital of civic organizations, gained during the years of post-Soviet social and political reforms and reflecting simulative democratic process in Russia, is a source of the affective rather than effective institutionalization of the civilian control in the Russian society.
Keywords:
civilian control, Russian society, authority, trust, civil society.
Современное российское общество характеризуется глубокими изменениями в социальной системе, вызванными трансформацией всех сфер жизнедеятельности в период реформирования. Результативность реформ и любых государственных программ и проектов зависит от уровня отношений, сложившихся в системе взаимодействия общества и государства, от степени уважения и взаимной социальной ответственности между обществом и властью.
Гражданский контроль возникает в процессе взаимодействия гражданского общества и государства, и в этой связи следует отметить, что в последние десятилетия заметно активизировалась гражданская деятельность в стране, что проявилось, как отмечает М.К. Горшков, в стремлении властей создать формальные структуры, необходимые для ее осуществления: созыв «Гражданского форума» (2001); создание Общественной палаты (2005); созыв «Экологического форума» (2005) [1, с. 251]. На фоне формализации отношений между государством и обществом в виде появления формальных структур в стране усиливаются тенденции деградации правовых отношений и деградация права как такового, вызванная ростом неправовых практик в политическом и социальном пространстве страны и затянувшимся социально-экономическим кризисом, породившим небывалый уровень социального неравенства в российском обществе.
Суть изменений в правовой сфере современного российского общества заключается в «деформализации нормативной регуляции жизни общества, в господстве неформальных норм и правил, в значительной мере вытеснивших формальные регуляторы» [2, с. 16]. Уже ни для кого не является секретом тот факт, что сложившийся в результате масштабных преобразований на постсоветском пространстве России социальный порядок в целом носит неправовой характер, следствием чего вступает отчуждение населения от права и закона в силу правовой незащищенности граждан и господства произвола на всех уровнях социальной жизни. Основная масса российского населения при этом занимает пассивную позицию, практически не реагируя на происходящее повсеместно попрание своих законных прав, что говорит об отсутствии основ демократического сознания и мышления, как следствие, тоталитарного развития российского социума и специфической системы взаимоотношений, исторически сложившейся между государством и обществом.
В России на протяжении истории становления ее государственности сформировался попечительский тип власти, который характеризуется господством любви и доверия к ближним над моральными и правовыми нормами, с помощью которых ограничивается произвол в сфере межличностных отношений [3]. Подданные демонстрируют преданность, верность власти, а та взамен им покровительствует - таков механизм попечительской власти, не содержащий в своей основе четкое разграничение прав и обязанностей со стороны подчиненных и власти. Эта форма власти закрепилась еще в период московского царства, и, пройдя через века, сохранила свою сущность по сей день, сформировав одностороннюю зависимость, которая в современных условиях развития российского общества и его политического пространства способствовала бы слабой сети горизонтальных связей, что, впрочем, и на современном этапе определяет ситуацию выстраивания вертикали власти при всеобщем безмолвии и беспомощности гражданских структур. С. Соловьев по этому поводу писал, что в России так и не сложились сословные группы с устойчивыми общими интересами, сплоченностью и готовностью отстаивать их и права, и все отношения базировались на личной силе, что сформировало рабскую психологию, отношения господ и рабов: сильный подчинял своей воле слабого, а тот, в свою очередь, еще более слабого подчинял себе [4, с. 96-97].
Таким образом, попечительская природа власти стала серьезным препятствием на пути к утверждению и закреплению законоправия в истории российского общества и государства, роль которого в России всегда была превалирующей по отношению к обществу.
Переход к обществу демократического типа предполагает совсем иную роль общества - безусловное первенство по отношению к государству, так как только при таком условии возможна подлинная демократия и реальная свобода личности. Согласно мнению М.Б. Смоленского, высокий уровень правосознания и правовой культуры никогда не имел «места в границах России, поскольку здесь всегда, во все исторические периоды, власть доминировала над правом» [5, с. 3].
Современное состояние правосознания россиян можно охарактеризовать с позиции правового нигилизма как некоторой деформации сторон правосознания, проявляющейся в неприятии тех или иных законов либо права, как такового, вообще. Правовой нигилизм является логическим продолжением развития правового сознания, которое представляет собой спираль, и каждый раз, когда Россия переживает этап бурных, кардинальных перемен, происходит подъем нигилизма как отрицания старой неэффективной либо скомпрометировавшей себя системы. Недоверие, которое народные массы испытывают к правоохранительным органам и правительству вообще, игнорирование, «обход» законов, уход от налогов и т.д. - естественная реакция на происходящее.
Почти без всякого протеста и нравственного неприятия россияне, как считает А.К. Бруте-нец, выживают в условиях тотальной коррупции, всеохватывающего взяточничества, разгула криминал [6, с. 395-405], при этом сталкиваясь ежедневно и ежечасно с вопиющими фактами беззакония и произвола, постепенно проникаясь безразличием и равнодушием ко всему, что происходит вокруг. Только 52 % (причем только 13 % - «определенно, да» при 39 % - «скорее, да») россиян чувствуют себя свободными людьми в современных российских условиях, - так показали результаты социологического опроса (октябрь 2013 г.) Левада-Центра [7], - что для демократического общества, конечно же, недостаточно.
На фоне происходящих в российской среде негативных явлений, по мнению Г.М. Заболотной, формируется климат общественного недоверия, индикаторами которого являются: массовая эмиграция, «бегство» капиталов, «долларизация» страны (выражение недоверия к национальной валюте), самоизоляция в закрытом мире семьи или каких-либо других узких групп; в сфере вертикальных политических взаимоотношений индикаторами недоверия являются абсентеизм (отказ от участия в выборах), сокращение социальной базы поддержки институтов власти, акции протеста против официального политического и экономического курса [8, с. 75-78].
Россияне убеждены, что в системе взаимодействия граждан и государства, последнее должно больше заботиться о людях. Это показали результаты опроса Левада-Центра, проведенного летом 2013 г. [9], из которых следует, что наблюдается позитивная в этом отношении (но негативная для оценки деятельности российского государства) динамика: в октябре 1990 г. только 57 % были в этом убеждены, а в 2013 - уже 83 %, что свидетельствует о неком «прозрении» россиян, когда сворачивание социальной политики российского государства во всех жизненно важных сферах вылилось во всеобщий хаос и нерегулируемые никем и ничем действия рыночных сил, от которых простой российский народ пострадал больше всего.
Большинство россиян (70 %) уверены в том, что без опеки государства человек в России не выживет [10]. Низкая эффективность работы официальных структур и неуверенность в эффективности институциональных процедур приводит к расширению так неформальных практик на фоне расширения квазидоверительных отношений (взятки, блат, «крыша»), компенсирующих отсутствие базового доверия в обществе.
Таким образом, основы формирования российского правового нигилизма следует искать в недрах российского менталитета, заключающегося в добровольном делегировании населением власти больших полномочий, чем они определены правовыми нормами. Сложившиеся отношения в области права являются результатом добровольной воли самого российского народа, всегда тихо внимавшего на любые противозаконные деяния властных структур. Согласно мнению А.С. Зайналабидова, природа правового нигилизма объясняется мировоззренческим кризисом, охватившим российское общество, тотальностью нигилистических настроений вследствие его деидеологизации, за чем последовал и острый кризис ценностной регуляции социальных отношений как моральный, так и правовой [11, с. 201].
При всем том, что правовой нигилизм поразил словно вирус весь организм российского социума, наблюдается также противоположная сторона социально-правовой сферы его жизнедеятельности - правовой идеализм, суть которого заключается в том, что законам придается значение некой чудодейственной силы, способной одним махом разрешить все наболевшие проблемы, в то время как правовой нигилизм характеризуется откровенным игнорированием, неисполнением и нарушением правового законодательства.
Правовому идеализму соответствует высокий уровень патернализма, всегда присущий россиянам и вновь проявившийся с новой силой в последние годы, что было зафиксировано в исследовании Института социологии РАН: россияне считают, что в первую очередь государство должно нести ответственность за решение таких социальных проблем, как: пенсионное обеспечение (так считают 85,0 % опрошенных россиян), борьба с бедностью (74,0 %), медицинская помощь (68,0 %), возможность получения высшего и среднего образования (64,0 %), справедливое распределение материальных благ (59,0 %), достойная оплата труда (49,0 %), помощь семьям и детям (48,0 %), и ученые склонны рассматривать этот всплеск как реакцию российских граждан на многолетний уход государства из социальной сферы [12, с. 38]. А.А. Чупина, также основываясь на результатах социологических исследований Аналитического центра Юрия Левады, отмечает в своей статье, что 65 % россиян можно назвать сторонниками патерналистского государства, так как именно столько опрошенных россиян полагают, что государство в первую очередь должно заботиться о гражданах [13, с. 87].
При всем этом, в современном российском обществе наблюдается острый дефицит доверия власти со стороны общества. Исследование российских ученых Т.А. Рассадиной и Н.А. Мироновой среди жителей провинциальных городов России показало, что самые высокие рейтинги доверия органам власти и социальным институтам в условиях кризисов и рисков выражены администрации президента РФ (40,2 %), Министерству по чрезвычайным ситуациям (30,4 %), церкви (29,7 %), правительству РФ (27,8 %), армии (22,0 %); гораздо ниже уровень доверия был выказан местным, региональным органам власти, Государственной Думе, а самые высокие рейтинги недоверия в условиях кризисов, опасностей, рисков получили милиция (36,6 %), Министерство финансов РФ (29,9 %), администрация города (29,9 %), администрация области (27,0%), городская Дума (36,9 %) [14, с. 107].
В целом, если отталкиваться от результатов эмпирических исследований в области изучения уровня доверия властным структурам в России со стороны общества [15, с. 188], то можно сделать вывод о том, что высоким уровнем доверия пользуются традиционные институты и организации (правительство, церковь, армия, ФСБ), в то время как новые, демократические (Государственная Дума, политические партии) пользуются заметно более низким уровнем доверия россиян. Тем не менее, как это ни парадоксально, на первый взгляд, исходя из двадцатилетнего периода неэффективных реформ, бедности и кризиса многих сфер общественной жизни, имитационного характера функционирования политических и иных институтов и структур, большая часть россиян отстаивает точку зрения о том, что России нужна демократия - так ответило в исследовании Левада-Центра 56 % опрошенных, хотя несколько лет назад сторонников демократического режима в стране было больше, что говорит о снижении популярности демократических идеалов и принципов среди российских граждан [16]. Вместе с тем, как отмечает Г.В. Лысенко, отношение россиян к институтам власти и закону, к свободе и социальному равенству, готовности к участию в общественных организациях, выступает индикатором гражданской позиции акторов [17, с. 138], но, как показывают результаты социологических исследований, лишь 18 % россиян считают важной готовность к решению общих проблем и всего лишь 13 % обнаруживают это качество в себе [18].
Как хроническое недоверие оценивает отношение россиян к властным структурам Л.Б. Москвин на основе анализа обещаний власти и несбывшихся ожиданий народа в России на протяжении последних десятилетий, в течение которых произошел безумный рост долларовых миллионеров в стране на фоне обнищания основной массы населения (75 %), которые считают себя безнадежно проигравшими [19, с. 9]. Отсюда и стремление покинуть страну, которое среди
россиян растет с каждым годом. По оценке ИМЭМО РАН, начиная с 1990 г. за границу уехало около миллиона специалистов высокого и высшего классов [20].
Таким образом, россияне возлагают большие надежды на государство в решении жизненно важных вопросов, но пока эти ожидания не оправдываются, судя по показателям развития социальной сферы и росту социального неравенства в стране. В этих условиях необходимо повышение общественного самосознания и самоорганизации, на базе которых сформированные общественные организации смогут реально контролировать сферу принятия государственных решений и в целом влиять на политическую жизнь страны.
Современное российское общество характеризуется множеством различных противоречий, среди которых переплетение тотального правового нигилизма и наивного правового идеализма оказывает значимое воздействие на развитие социально-политических процессов и гражданских структур. Граждане в России сами признают законность, естественность и правомочность ущемления своих прав государством, что служит свидетельством того, что современное состояние правосознания россиян можно охарактеризовать как деформированное в силу коренных преобразований за последние десятилетия в стране, а также преступным поведением представителей властных структур.
Несоблюдение законов является устойчивой российской традицией. Причина заключается не только в особенностях менталитета российского народа. Законодательная база в России часто не соответствует реальным условиям жизни, в результате чего россияне вынуждены уклоняться от них. Данная ситуация усугубляется отсутствием в стране традиций уважения прав человека, а также неразвитостью механизмов защиты основных прав личности. Следовательно, одной из наиболее острых проблем в России является проблема создания такой системы взаимоотношений общества и власти, при которой правовые убеждения граждан России будут совпадать с официальным законодательством, то есть правовая идентификация населения будет осуществляться на основе действующего законодательства, эффективность которого, в свою очередь, определяется наличием гражданских структур, обеспечивающих контроль за принятием законов и их исполнением со стороны властных органов.
Как свидетельствует опыт западных стран, институты гражданского контроля функционируют и развиваются гораздо успешнее и эффективнее в том случае, когда со стороны государства есть заинтересованность и создаются благоприятные условия в тесном взаимодействии с обществом. Роль государства состоит в создании необходимых законов, формировании демократических структур, строгом соблюдении государственными чиновниками и политиками общепринятых правовых и нравственных норм и процедур. При нечеткой и аморфной структуре гражданских организаций индивид вынужден связываться с государством и его представителями напрямую, а это существенно ограничивает как возможности по успешной реализации его личных прав и свобод, так и осуществление контроля за недопущением нарушений со стороны государственных органов.
Невозможно мгновенно «создать» ответственных граждан, полных чувства гражданского достоинства и ответственности, особенно в условиях явного или латентного административного противодействия со стороны отдельных чиновников или целых государственных структур. Нельзя в короткие сроки создать хорошо развитую систему институтов гражданского контроля. Для этого должны быть институциональные предпосылки в виде институциональных практик взаимодействия общества и государства в рамках гражданского общества или его прототипа. Совершенно очевидно, что попытка внедрения чуждых, основанных на иной системе ценностей, образцов гражданского общества, не может быть успешной. И. Бойков пишет по этому поводу, что «в нашей стране идеал западного индивидуализма всегда был чужд большей части населения. Поэтому формирование гражданского общества на либеральных, индивидуалистических принципах в России на практике выглядит утопией» [21]. Тогда возникает вопрос, сформулированный И. Бойковым так: существовали ли у подданных исторической России и у граждан СССР хотя бы элементы гражданского общества и оправдано ли слепое копирование властью его западной модели в РФ вдогонку за чуждым русскому народу мировоззрением и традицией?
Согласно мнению этого исследователя, такие элементы существовали в истории России имперского и советского периодов, в доказательство чего им приводятся два примера из традиционных форм сословной феодальной демократии в дореволюционной России:
1. Вольное казачество, которое сформировалось стихийно, снизу и на основе самоорганизации, групповых целей и условий жизни о выработало собственные демократические нормы и стереотипы поведения.
2. Русское крестьянство, которое самоорганизовалось в социальные общины - «мир», существовавший на основах самоуправления и традиционных форм землепользования, включая передел земли по числу едоков. Элементы гражданского общества в советский период, по мнению Бойкова, отражаются в существовании такой автономной структуры, как Академия наук
СССР, которая финансировалась государством, но имела демократическое самоуправление, самостоятельное научное планирование и даже некоторую политическую независимость [22].
Выходит, что определенные предпосылки формирования гражданского общества, а, следовательно, и гражданского контроля в России были. Однако современность нам демонстрирует полную утрату этих предпосылок и копирование западной модели гражданского общества, которая без ценностных и социокультурных оснований априори не может принести ожидаемого результата.
Патерналистский характер формируемых институтов гражданского общества в России тому доказательство - западная модель совершенно не прижилась и правительство принялось искусственно муссировать процесс гражданского строительства в России, что и стало основой его имитации.
Ссылки:
1. Горшков М.К. Российское общество как оно есть: опыт социологической диагностики. М., 2011.
2. Сидоренко С.А. Социальный риск в пространстве современного российского общества: автореф. дис. ... канд. со-циол. наук. Ростов н/Д., 2004.
3. Хлопин А. Становление гражданского общества в России: институциональная перспектива // Г ражданское общество. 1997. № 4. 11Р1_: http://uisrussia.msu.rU/docs/nov/pec/1997/4/ProEtContra_1997_4_04.htm (дата обращения: 22.03.2014).
4. Соловьев С. Избранные труды. Записки. М., 1983.
5. Смоленский М.Б. Правовая культура: опыт социокультурного анализа. Ростов на/Д., 2002.
6. Брутенец А.К. Пагубный упадок нравов: нужна действенная терапия // Экономика и общественная среда: неосознанное взаимовлияние. М., 2008.
7. Россияне о гордости и свободе. 11Р1_: http://www.levada.ru/21 -11 -2013/rossiyane-o-gordosti-i-svobode (дата обращения: 22.03.2014).
8. Заболотная Г.М. Феномен доверия и его социальные функции // Вестник РУДН. Сер.: Социология. 2003. № 1 (4).
9. Россияне о свободе, демократии и государстве. 11Р1_: http://www.levada.ru/25-09-2013/rossiyane-o-svobode-demokratii-gosudarstve (дата обращения: 22.03.2014).
10. Там же.
11. Зайналабидов А.С. Преступность в современном Российском обществе. Ростов н/Д., 2003.
12. Горшков М.К. Социальные неравенства как вызов современной России // Вестник Института социологии. 2010. № 1.
13. Чупина А.А. Оценка вовлеченности общества в принятие политических решений (по материалам социологических исследований) // Власть. 2011. № 9.
14. Рассадина Т.А., Миронова Н.А. Доверие власти в условиях «общества риска» (на примере российских провинциальных городов) // Там же. 2011. № 7.
15. Готово ли российское общество к модернизации? / под ред. М.К. Горшкова, Р. Крумма, Н.Е. Тихоновой. М., 2010.
16. Россияне о свободе ...
17. Лысенко Г.В. О субъектах гражданского общества в современной России // Власть. 2011. № 6.
18. См.: Российская идентичность в социологическом измерении. М., 2008. 11Р1_: www.isras.ru/analytical_report_Social_in-equality_0.html (дата обращения: 22.03.2014).
19. Москвин Л.Б. Власть и общество: проблема доверия // Власть. 2011. № 9.
20. Там же.
21. Бойков И. Гражданское общество в России: от реальности к социальной утопии. 11Р1_: http://www.lentacom.ru/analyt-icsZ526.html (дата обращения: 22.03.2014).
22. Там же.
