Гражданин Сибири Окончание. Начало в номере 1(8) за 2013 г Текст научной статьи по специальности «История и археология»

интеллигенции Павлодара в дар были получены новые книги. Второй год подряд библиотека организует Дни памяти на Аллее литераторов, у камня поэту, для учащихся школ и студентов. Мы знакомим молодое поколение с его жизнью и творчеством, его трагической судьбой. Стихи Павла Васильева звучат в исполнении участников мероприятия. По окончании к памятному камню ребята возлагают цветы .

Время с регулярным постоянством движется вперед, заставляя нас меняться, использовать разнообразные формы работы. Впереди у нас много планов на будущее. Мы постараемся осуществить задуманное полностью и всегда будем стремиться к тому, чтобы поэзия Павла Васильева находила новых почитателей и была востребована современниками.

Бронш Надежда Александровна - заведующая библиотекой им. П .Васильева. © Н.А. Бронш, 2013

И. К. Викторов

ГРАЖДАНИН СИБИРИ

Окончание. Начало в номере 1(8) за 2013 г.

Часть вторая ПУТЕШЕСТВИЯ

«Я начал странствовать на первом году жизни, и самое первое путешествие было единственное, когда мне угрожала смертельная опасность», - шутил Потанин. Отец рассказал ему, как однажды зимней ночью ехали они с матерью на широких розвальнях. На одном из спусков кони помчались, и на крутом повороте полугодовалый младенец, привязанный к подушке, укутанный в тулуп, вылетел из кошевы. Хорошо, что ямщик заметил и растолкал заснувших родителей. Те встрепенулись, повернули назад и быстро нашли мальчика, спокойно спавшего в сугробе.

Как известно, выпускник кадетского корпуса 17-летний хорунжий Григорий Потанин начал службу в 8-м казачьем полку вблизи китайской границы. Уже в следующем 1853 году он участвовал в походе в Заилийский край. Он хорошо помнил рассказы отца о сопровождении отрядом в двенадцать казаков в 1829 году Кокандского посольства из Петербурга. Умный и наблюдательный офицер не просто проехал до Коканда и обратно, а фиксировал каждый день пути от ночевки до ночевки. Вооруженный

Читаем книги

одной лишь буссолью, он незаметно для всех определял координаты особо приметных вершин, речных поворотов, каменных могил и других значимых объектов. Первая дорога, по которой шло посольство, от горы Улутау по реке Сара-Су до урочища Бескулан на реке Чу и далее на юго-запад, была им тщательно описана. На карте отмечались песчаники, галечники, топкие места, места, удобные для прохода артиллерии, переправы конницы и пехоты, колодцы, водопои с растительностью, пригодной для кормления лошадей, заросли саксаула и других кустарников для костров и укрытий на случай непогоды. Он пометил зимовки местного населения, положение рыбных озер. Не менее подробно и внимательно им был обследован второй маршрут от Коканда до Актаузско-го укрепления. Правда, работа с буссолью не осталась незамеченной и привлекла внимание разведки ташкентского эмира, руководимой английскими агентами. Пришлось быстро ретироваться. Военное ведомство отметило талантливо выполненную работу Николая Ильича. В дальнейшем наблюдения Н. И. Потанина использовались при планировании военного похода в Среднюю Азию, а «Записки» публиковались в «Военном журнале».

Тот поход русских войск в Заилийский край продолжался два года и оказался успешным. На огромных пустынных территориях проживали кочевые народы. Северный жуз уже присоединился к России, Средний жуз искал покровительства у русских, а племена Южного жуза находились под гнетом кокандских, хивинских правителей и китайцев, огнем и мечом утверждавших свою власть. Русскому проникновению местные народы не оказали серьезного противодействия.

Для молодого Потанина, выросшего в степных просторах Сибири, природа южного края показалась привлекательной. От снежных вершин Заилийского Алатау до бескрайних просторов озера Балхаш, от цветущих диких зарослей абрикосов, до камышитовых плавней в устье Или, от горных баранов и снежных барсов до бесчисленных стад сайгаков и птичьих колоний - все будило его интерес к неизвестному. Экспедиция на озеро Зайсан и хребет Тар-багатай усилила желание заглянуть в сердце Азии, территорию абсолютно не исследованную учеными. И вот через двенадцать лет эта мечта осуществилась.

В конце июля 1876 года экспедиция Г. Н. Потанина вступила в пределы Монголии и направилась вдоль Черного Иртыша к озеру Улюнгур и далее на Восток к плоскогорью Монгольского Алтая. Эти пустынные, незаселенные места на картах значились белыми пятнами. Топографы тщательно снимали местность, остальные собирали коллекции и охотились. В день проходили до тридцати километров, лишь иногда встречались каменные бабы да следы кочевников. Преодолев хребты высотой до трех тысяч метров, попали в края непуганых зверей и птиц, а рыбу в озерах ловили просто руками. Александра Викторовна увлеченно зарисовывала самое интересное, но больше времени у нее уходило на готовку обедов. Маршрут все усложнялся. Первая встреча с китайцами, проникшими в эти края, закончилась неприятным инцидентом. У буддийского монастыря Шара-Суме Потанина, Рафаилова, Позднеева и казака Михайленкова арестовали. После долгого разбирательства удалось доказать, что они не разбойники, и их отпустили. Между тем, погода портилась, приближалась зима. В кочевье киргизского султана Семиркана путешественников встретили гостеприимно, хозяин показал соколиную охоту на лис, рассказал, что в долине реки Буянту находится крепость Кобдо, а рядом поселение и лагерь монгольской конницы. Именно там экспедиция решила зимовать. Султан дал проводника до Кобдо. По дороге останавливались в лагере племени монголов-олетов, которые имели бедные юрты и разводили сарлыков (помесь яка и коровы). В Кобдо, где жил китайский губернатор и находился его ямын (управление), имелась крепость, тюрьма, кумирня (храм), кузница и сад. Китайцы на монгольской территории вели себя

как хозяева. Потанин заметил, что дома в городе не соответствуют суровому климату, окна заклеивались бумагой, двери - простой занавеской, крыша крылась камышом, посреди помещения располагался большой кан-лежанка из глины, в нем жгли кизяки и камыш, на лежанке спали. Путешественники утеплили свою фанзу камышом. Пригодилась и железная печь, на которой готовили пищу в походе, она давала дополнительное тепло. За зиму, пока детали похода не изгладились из памяти, Потанины привели в порядок дневники, рассортировали гербарий, зоологические и геологические коллекции, вычертили карты. Выполняя специальное задание министерства финансов, Потанин изучал потребности местного рынка, быт монголов, китайцев, таджиков, киргизов, узбеков. Он вникал в условия жизни, особенности питания и гигиены, занятия ремеслами, посещал местный китайский театр, народные праздники, записывал сказки разных народов, загадки, истории, предания. В буддийских кумирнях наблюдал богослужения. В них, по его словам, переплеталась стихия раннего буддизма и стихия народных поверий. Александра Викторовна изучала орнаменты на одеждах, седлах, посуде, оружии, умело вела хозяйство, закупала продукты питания, торговалась за каждую копейку, сама рассчитывалась с проводниками. Для своих товарищей супруги Потанины устраивали коллективные чтения. Березовский и Коломийцев по очереди пекли лепешки к чаю, много охотились.

Монголы выращивали ячмень, его поджаривали и толкли в муку (джамбу). Из муки делали кашу, лепешки или варили вместе с кирпичным чаем, молоком, солью, получая вкусный питательный суп. Джамба, наравне с мясом баранов, диких животных и птиц составляла главное питание членов экспедиции. Александра Викторовна запаслась мукой в достатке.

В начале марта наступила весна, и исследователи направилась на юг. Из долины поднялись на северную цепь Алтая, миновали озера Цицик-Нор и Хулму-Нор. Перед взором открылась бесконечная волнистая степь, которую прошли за шесть дней, выйдя на границу пустыни Гоби. Потанин не представлял ее размеры, но все же решил пересечь. Путь предстоял по совершенно плоской, темной, безжизненной равнине без единой былинки, усыпанной мелкой галькой и щебнем. В первый день прошли километров шестьдесят, нигде не встретив даже признаков жизни. Небольшой запас воды быстро иссяк. Верблюды терпели, а люди и лошади испытывали сильную жажду. На второй день лошади стали, четырех вынуждены были бросить посреди пустыни. Только на третий день на горизонте засинели горы. С большим трудом, теряя последние силы, экспедиция добралась до небольшого оазиса и простояла там пять дней. Животные, утомленные голодом

и жаждой, смогли отдохнуть и сделали еще три перехода до города Баркуль у подножья Тянь-Шаня, восточнее Урумчи.

В большом городе увидели богатые кумирни, много торговых лавок, заезжих дворов, но невероятная грязь и вонь заставили Потанина разбить свой лагерь за городом на берегу речки. Пока нанимали проводников, пополняли караван лошадьми, запасались водой и припасами, он изучал местную торговлю и жизненный уклад населения.

Вновь предстоял трудный переход до города Хали, важного торгового пункта на восточной границе провинции Синь-Цзян. Через этот город проходили торговые пути из Средней Азии и России в Китай и из собственного Китая. Собственный Китай, отделенный от внешнего мира Великой Китайской стеной, включал в себя 18 внутренних провинций. Маньчжурия, Монголия, Тибет и Синь-Цзян колонизировались китайцами жестоко, коренные жители изгонялись или попадали в рабство, ассимилировались завоевателями. В Хали Потанин видел разбитые и сожженные дома, развалины ханского дворца. Из Хали вышли в Улясутай - второй город Монголии после Урги. Путь вновь лежал через Гоби. Наученные горьким опытом, хорошенько запаслись водой и свежескошенной травой. Чтобы выйти к северному подножью Монгольского Алтая, к ставке Джесакту-Хана, потребовалось десять переходов. Еще через семь переходов прибыли в Улясутай - военную крепость с торговыми рядами и слободой. Недалеко от города попались сернистые источники, вытекавшие из трещин в граните, вода имела температуру свыше сорока градусов. Ключи делились на питьевые и купальные. В купальнях ламы лечили боли в ногах и спине, внутренние болезни, слепоту. Путешественники на себе испытали волшебные свойства воды.

Далее предстояло исследовать нагорье Хангай, состоящее из нескольких горных цепей. Северные склоны были сплошь покрыты труднопроходимым лесом, а южные - богатой степной растительностью. Здесь часто встречались кочевья монголов. Топографы нанесли на карту новые хребты. Более месяца Потанин с товарищами преодолевали это нагорье, пока не вышли в бассейн притоков реки Селенги, а там и к озеру Косагол. Озеро оказалось очень глубоким, оно вытянулось на 130 километров, а ширина местами достигала пятидесяти километров. Определили его точные границы, исследовали флору и фауну. По северной стороне озера, на границе с Сибирью высилась снежная гряда гор, но времени и сил на ее изучение не оставалось. Вновь близилась осень, ночью температура падала ниже нуля. Срочно повернули на Запад и к первому ноября вышли к озеру Убса, очень большому, но не имеющему стока, вода в нем оказалась горько-соленой. Здесь экспедиция встретила урянхайцев. В первый же ночлег пропало

несколько лошадей. Местные монголы объяснили, что все урянхайцы воруют, а чиновники прикрывают воров, но все же, ушли на поиск и через несколько часов привели животных. К западу от озера увидели монастырь Улангом, узнали у монахов, куда ведут дороги и разделились на две группы. Потанин и Березовский поехали в Кобдо за оставшимися там коллекциями, а остальные - в Кош-Агач, на юг Горного Алтая. В Бийске договорились вместе встретить Новый год.

Таким образом, первая экспедиция Потанина, стартовавшая в июле 1876 года, завершилась в январе 1878 года. Основным итогом длительного путешествия стали новые знания, прежде всего, о том, что Тян-Шань и Монгольский Алтай являются совершенно самостоятельными горными системами, отличаясь даже по геологическому строению. Монгольский Алтай сильно вытянут с северо-запада на юго-восток, состоит из нескольких горных хребтов. На картах появились координаты большинства вершин, открыты ряд неизвестных озер и произведена их съемка, обозначены тропы кочевников, места зимовок некоторых племен, водные источники, отдельные ориентиры. Члены экспедиции собрали богатый гербарий, образцы горных пород, почв, воды, зоологические коллекции, а также огромный этнографический, экономический, демографический материал, открыли несколько племен, ранее не известных или мало известных науке и обследовали места их обитания. Оказалось, что монголы имеют несколько племен, не похожих ни по языку, ни по обличью, ни по вере и способам жизни.

Вернувшись в Петербург, Потанины занялись обработкой коллекций, работа заняла более года. В перерывах между научными отчетами Потанин и Ядринцев по-прежнему обсуждают насущные сибирские проблемы. А в ноябре 1878 года произошли события, напомнившие им дни студенческой молодости. После волнений 1861 года был принят новый университетский устав, но по разным причинам он нарушался министерством просвещения. Запрещались любые студенческие сборы, публичные концерты, ограничивались права университетского совета и профессорского суда. В Харьковском университете студенты выступили против ограничений университетской автономии. Для разгона студенческой сходки власти применили военную силу. Студенты столичного университета собрались выразить солидарность своим товарищам. И вновь властями применяется военная сила. А петербургский генерал-губернатор, герой русско-турецкой войны, генерал-адъютант И. В. Гурко вызвал к себе для объяснений ректора университета профессора А. П. Бекетова. Зная чересчур деликатный характер ректора, ехать с ним вызвался Д. И. Менделеев. Генерал встретил их криком. Профессора слушали молча, но тот не унимался.

Тогда Менделеев, тряхнув своей львиной гривой, вдруг не сдержался: «Да как вы смете мне грозить? Кто вы такой? Солдат, и больше ничего. В своем невежестве вы не знаете кто я такой. Имя Менделеева навеки вписано в историю науки. Знаете ли вы, что он произвел переворот в химии, знаете ли вы, что он открыл периодическую систему элементов? Что такое периодическая система? Отвечайте!» Генерал растерялся. Он не имел ни малейшего представления о периодической системе. После этого Менделеев спокойно обратился к Бекетову: «Пойдемте. Он теперь не пойдет разносить университет».

Потанин гордился, что великий ученый, сибиряк так активно защитил университет и студентов, и сожалел, что в его время не нашлось подобного защитника.

Весной 1879 года Г. Н. Потанин готовился к путешествию по северо-западной Монголии, где побывал поздней осенью, когда невозможно было провести научные исследования и установить связь между многочисленными озерами. В мае новая экспедиция в составе супругов Потаниных, кандидата университета Адрианова, переводчика с алтайского и урен-хайского языков Чиполкова, переводчика с монгольского Палкина, топографа Орлова и трех казаков из Омска, для помощи в топографических съемках, выступила из Кош-Агача. Перевалив хребет Сайлюгем, исследователи направились к озеру Упса, пересекли северную часть Кобдинского плоскогорья, прошли вдоль хребта Танну-Ола, затем преодолели хребет Байрым и вышли к городу Улангом. Этот город стоял на месте древнего Илань-Джеу. В нем проживало западно-монгольское племя дербютов, отличавшееся от восточных монголов по языку, облику и быту. Далее, по пути к уже знакомому городу Кобдо, обследовали озеро Халбо-Нор и в верховьях реки Хар-кира достигли подножия огромной горы. Потанин детально описал подъем до самого ледника, характер гор, альпийские луга, ледник и его морены. Ледники здесь называют белками, как в горном Алтае Белуху. Харкинский белок имел вид огромной пирамиды, состоящей из очень крутых скал. Рядом высился Тюргунский белок с двумя вершинами. Экспедиция продолжила движение на восток, исследуя систему озер. Оказалось, что озеро Хаара-Су имеет сток в озеро Хаара-Нор, а то впадает в озеро Айрик-Нор, из которого избыток воды стекает в Киргиз-Нор. Последнее не имело стока, вода была горько-соленой, когда в остальных - пресной.

Изучив озера, путешественники двинулись на восток, в Туву, страну урянхайцев. Южный хребет Танно-Олу отделяет Туву от Монголии, а Саяны от Сибири. Тува представляет собой огромную впадину между этими хребтами. Переход через Танно-Олу оказался крайне трудным. Крутые горы, заросшие вековым непроходимым лесом, требовали работы

топорами. Прорубали узкие тропы, проводили верблюдов и лошадей, каждый раз снимали с них вьюки и переносили груз на руках. Мучительное дело требовало напряжения сил.

В начале сентября на вершинах хребта выпадал снег, часто бывали туманы, скрывавшие от путников дорогу. Лишь, выйдя к ущелью реки Ар-Амрык, почувствовали улучшение погоды, стало теплее. Вокруг росли кедровники. В верховьях Енисея встретили караван урянхайцев, кочевавший на зимовку. Женщины ехали на быках и коровах, мужчины - на лошадях. Александра Викторовна отметила в своих записках: «...среди женщин попадались красавицы. Все были одеты в яркие шубы, на головах красные шерстяные капюшоны». Аборигены окружили путешественников, они впервые видели белый народ. Все обошлось мирно. Расположились лагерем. Ночью кочевники жгли костры и били в бубны. Здесь Потанин впервые увидел камлание - обряд шаманства в исполнении Найдин, крупной и довольно красивой девушки. Через пять дневных переходов экспедиция достигла заимок русских купцов Весел-кова и Сафьянова, где уставшие путники смогли, наконец, отдохнуть в избах, поесть печеного хлеба и щей, помыться в бане, постирать белье.

Русские купцы доставляли товары в Туву из Минусинска через Саянские перевалы, обратно везли шерсть, кожи, соль, меха. Они завели в крае прииски, мыли россыпное золото. Две реки Бейкема и Хакема, протекавшие рядом, представляли собою правое и левое верховья Енисея. На стоянке экспедицию посетил уренхайский князь. Он получил в подарок ружье, карманные часы и разную мелочь. Узнав предстоящий маршрут, он предупредил о трудностях пути и выделил своего проводника. На другой день сыновья князя привезли ответные подарки - два куска шелка, кусок хлопчатки, блюдо овечьего сыра и чищеных кедровых орехов, прибыл и молодой тувинец, который по просьбе Григория Николаевича рассказывал местные сказки, предания и истории.

После привала двигались вдоль реки Хакем, но вскоре вернулись из-за невозможности преодолеть горы. Решили держать путь по северному склону Тану-Ола, с величайшими трудностями за месяц преодолели лишь 170 километров пути.

Выпал глубокий снег. Маршрут проходил по безлюдной местности. Когда вышли к буддийскому монастырю Дархат, где договорились с ламами оставить животных на зимовку под надзором переводчика Палкина, топограф Орлов с казаками уехали в Омск на службу еще с реки Агар, а сам Потанин с остальными товарищами на лошадях мимо озера Косагол направился в Иркутск. Весной он собирался продолжить путешествие по Центральной Монголии, но экспедицию пришлось свернуть из-за осложнения дипломатических отношений между

Россией и Китаем. Уренхайский край и Монголия были районами, где интересы двух стран пересекались.

Весной 1880 года Потанин один, с ружьем на лошади, ездил в монастырь ликвидировать караван, по пути ему удалось объехать местность вокруг монастыря Дархат и озера Дот-Нор.

Итоги второго путешествия Потанина были еще более внушительными. Всего экспедиция преодолела около 1800 верст, собрала богатейший коллекционный архив, в том числе 120 образцов горных пород, обозначив места их проявления, около 400 видов растений, сделано 80 чучел птиц и животных. Впервые обследовав систему больших озер, провели их детальную съемку, определили координаты хребта Тану-Ола, обозначили высоты вершин и перевалы. В Монголии Потанин провел два года. Еще три года ушло на обработку материалов экспедиции. Русское Географическое общество издало четыре тома «Очерков Северо-Западной Монголии». В них подробно излагались маршруты, описывалась природа края, особенности жизни местного населения, состояние русской торговли с монголами, приводился богатый этнографический материал. Издание стало полноценным энциклопедическим трудом, не потерявшим научного значения по сей день и выдвинуло Г. Н. Потанина, наряду с Н. М. Пржевальским, М. В. Певцовым, в число выдающихся русских ученых-исследователей Центральной Азии.

В 1883 году Русское Географическое общество формировало новую экспедицию Н. М. Пржевальского в Тибет, который до этого дважды побывал в Китае, пройдя по северным территориям Тибета. Г. Н. Потанину было предложено исследовать восточные окраины Тибета и прилежащие провинции Китая - Гань-су и Сычуань, двигаться вдоль восточной окраины Тибета и обследовать высокогорное холодное нагорье Амдо, делать переходы от полиарктической природы Нагорной Азии к субтропикам Китая. Здесь же проходила граница между оседлыми и кочевыми народами, и Потанин надеялся найти прародину монголов. На экспедицию выделили 30 тысяч рублей, еще 15 тысяч рублей добавил городской голова Иркутска В. П. Сукачев. Император Александр III разрешил воспользоваться русским военным кораблем. В августе 1883 года Потанин с супругой, топографом А. И. Скасси и зоологом М. Н. Березовским на фрегате «Минин» отбыли из Кронштадта. Через Суэцкий канал и Индийский океан в начале марта следующего года добрались до порта Ботавия на Яве, пересели на корвет «Скобелев», доставивший их 1 апреля в китайский порт Чифу.

В русском посольстве в Пекине экспедицию окончательно доснарядили. Не зная обычаев этой страны, по признанию самого Г. Н. Потанина, он совершил ряд ошибок. Нанятые посольством китайцы

чужих денег не считали, покупали дорогие товары для экспедиции, получая откаты, наняли мулов под вьюки, но оказалось, что легче и дешевле было бы ехать до Гуйхуачена на телегах. Наконец, 25 мая 1884 года экспедиция вышла из Пекина по большой дороге, которая вела по густозаселенной Великой Китайской равнине, где не находилось свободного места для ночевки, установки палаток и корма для лошадей. Пришлось останавливаться в постоялых дворах, разделенных на клетушки, основную часть которых занимал кан, на котором ели, сидели и спали. Окна были заклеены бумагой, пол в большинстве земляной, пыльный, крыша из тростника, стены небеленые, двери без запоров - обычный сарай. Любопытные китайцы досаждали путешественникам, они никогда не видели европейцев и называли их «ян-гуй-цзе», т. е. «заморский черт». Грунтовая дорога проходила по лессовым отложениям, в сухое время сильно пылила, в дождь превращалась в сплошную грязь. От пыли люди задыхались, грязь с тела не смывалась, бань не было. Через шесть дней приблизились к горам. Местность стала живописнее, дышать стало легче. На одном из переходов достигли Великой Китайской стены, сложенной из тесаного камня, увенчанной зубцами и башнями, в которых были ворота. Миновав стену, караван в начале июня прибыл в Утай - место паломничества китайских и монгольских буддистов. На сей раз Григорий Николаевич вез с собой фотоаппарат, обращаться с которым умели почти все члены экспедиции. Когда Скас-си установил фотоаппарат на треногу, чтобы снять белую ступу (башню) высотой 60 метров, мгновенно сбежались любопытные ламы и мешали фотографировать. Тогда Александра Викторовна решила зарисовать башню, но и возле нее мигом собралась толпа. Починив карандаш, она спрятала ножичек в карман шаровар. Ламы удивились, что он не выпал из складок одежды и стали горячо обсуждать это. Они не имели представления о карманах. Чудом монастыря была кумирня из медных плит, на которых изображался бог Пу-сы, внутри находился медный жертвенник и медная скульптура сидящего божества.

Из-за болезни Потанина в одной из деревень путешественники простояли больше недели. Скас-си занимался геодезическими измерениями, а Александра Викторовна собирала гербарий. Их действия вызвали подозрение хозяина постоялого двора, который боялся что «заморские черти» принесут несчастье.

В городе Гуйхуачен на границе с Монголией русских путешественников приютила католическая миссия. Люди отдохнули от шума, отмылись от грязи постоялых дворов. Из этого города торговые караваны отправлялись в Джунгарию, Западную Сибирь и Кобдо. На местных базарах продавалось много русских товаров: сукно, плис, зеркала, медные тазы

и железные изделия. В одной из кумырен возвышался храм тибетской архитектуры в семь этажей и четырьмя башнями в пять этажей.

Рассчитав китайских проводников, по рекомендации настоятеля приюта патера Кейла, Потанин нанял монголов, более добросовестных, работоспособных и не вороватых, как китайцы, которые украли за время перехода большую часть металлических деталей упряжи, даже серебряное зеркальце жены, оставленное на столе, бесследно пропало через минуту.

Экспедиция повернула на юго-запад вдоль восточной окраины Ордоса и переправилась через Хуанхэ (желтую реку), вошла в горную страну, изрезанную множеством оврагов с небольшими речками и крутыми лессовыми берегами. В береговых пещерах жили китайцы, а в нагорье - монголы. Святыня Ор-доса - могила Чингисхана. Осмотреть ее разрешили под пристальным надзором проводника, позволили сфотографировать усыпальницу, но внутрь не пустили. Ламы утверждали, что Чингисхан не умер, а лежит в серебряном гробу под желтым одеялом. Каждый вечер ему ставили жареного барана, а к утру баран был съеден. Рядом со святыней жили дархаты - стражники и сборщики дани в пользу Чингисхана. Около пятидесяти семейств жили и не тужили, сотни лет поддерживая у темных людей веру в эту легенду.

На южной окраине Ордоса у города Боро-балгасун, разрушенного Чингисханом, встретили бельгийских миссионеров, окормлявших монголов-христиан. По просьбе Григория Николаевича они из своей паствы рекомендовали трех добросовестных монголов, которые несли службу честно и сопровождали экспедицию до самого окончания маршрута. Кроме них на службу к русским поступил старый монгол Сантан-джимба, опытный в путешествиях. Он бывал в столице Тибета - Лхасе, в Пекине, дважды посетил Кяхту, ему исполнилось 68 лет, но он был здоровым и подвижным человеком, а главное, знал языки, обычаи и характер местных народов. С Потаниным он сдружился и преданно сопровождал ученого почти три года.

Экспедиция прошла по Ордосу более 600 верст, весь октябрь исследуя этот регион провинции Гань-су. Когда достигли центрального города провинции Ланьчжоу, резиденции губернатора, окруженного садами, важного узла дорог и торговли, решили зимовать, вновь воспользовавшись услугами католической миссии. Во многих крупных городах Китая работали различные миссии стран Европы, решая не только духовные, но и экономические задачи, часто разными способами подкупая местных чиновников для продвижения на их территории западных товаров.

Скасси остался в миссии вычерчивать карты, Березовский, лучше других освоившийся в китайском мире, уехал на юго-восток охотиться. А Потанины,

заказав себе шелковую китайскую одежду, вместе с Сантан-джимбой отправились на его родину, в местность Сань-чуань. Рядом, в горах Наньшаня обитали племена монголов-широнголов и саларов, изучение культуры и быта которых представляло для Григория Николаевича научный интерес. Об этих народах и их языках науке ничего не было известно. Племена говорили на одном из тюркских наречий, но мечети у них были китайской архитектуры. По легенде их предки были изгнаны за воровство из Самарканда. Потанин записывает их сказки, предания, песни и до половины апреля живет среди широнголов, пришедших в эти края месте с войсками Чингисхана, осевших здесь и переженившихся на китайках. По внешнему виду широнголы имели два типа: одни черноглазые и черноволосые, другие - белокурые и голубоглазые, почти все высокие, стройные и сильные, обладали веселым нравом и трудолюбием, особенно женщины были открытыми для общения. Александра Викторовна близко познакомилась с некоторыми из них, записала много интересных сведений о разных сторонах жизни, обычаях, свадебных обрядах, кулинарии, правилах воспитания детей. Широнголы славились как мастера по обработке дерева, ткачеству, изготовлению гончарных изделий, седел, а женщины умели красиво вышивать и выращивать различные овощи. Позже Потанин подробно описал культуру широнголов в первом томе научного труда «Тангутско-Тибетская окраина Китая».

В начале апреля из Ланьчжоу вернулся Скасси, стали готовить второй поход, наняли новых рабочих, среди них оказался лама Сэрэн, отличавшийся хорошим знанием животных и тангут Самбарга, переводчик местных языков. Трое монголов возвращались домой, и Потанин за добросовестную работу подарил каждому по коню.

Экспедиция отправилась в город Синин, чтобы получить у китайского губернатора охранную грамоту на право посещения тибетской части нагорья Амдо. Губернатор предупредил Потанина, что край небезопасный, много разбойников, и предложил изменить маршрут поближе к китайским районам. Зная, что у Пржевальского в северном нагорье случались стычки с местными племенами, хотя он имел большой вооруженный конвой из казаков, Григорий Николаевич вежливо, но твердо заявил, что путь ему определен инструкцией и он не может его изменить. Потанин понимал, что китайцы всячески стремятся не допускать европейцев в Тибет, где жестко проводили свою захватническую политику, он просит губернатора написать письма начальнику города Гуйдуй и гэгэну (настоятелю) монастыря Лабран. В переговорах с губернатором неоценимые услуги оказал Сантан-джимба, он четко делал перевод и вел себя с достоинством, словно большой чиновник. Вообще монголы любят показать свою значимость.

В итоге губернатор не только написал письма, но и поручил одному из своих чиновников сопровождать экспедицию, выделил охрану и отправил почту Потанина в Пекин. В знак благодарности Скасси сделал фотографии губернатора и всех его мандаринов. Пожелала получить фото и жена губернатора. Александра Викторовна отправилась с камерой к ней домой. Проявление стекол, печатанье снимков задержало экспедицию на два дня, зато позволило приобрести расположение высокого чиновника и рассчитывать на необходимую помощь в дороге.

Двигаясь на юг, преодолели хребет Ла-чи-сань высотой в четыре километра и вышли в долину реки Хуанхэ, где вовсю господствовала весна. В городе Гуйдуй местный начальник назначил нового проводника и охрану из тангутских милиционеров. Экспедиция продолжила свой путь по горам высотою более трех тысяч метров, по долинам с густой травой, служившей хорошим кормом для яков, миновала пояс хвойных лесов и, спустясь в долину по склонам, густо поросшим ольхой (листья которой тангуты применяли вместо чая), вышла на плотно заселенные просторы вокруг монастыря Лабран.

Монастырь являлся главным рассадником буддизма в северном Тибете. Сюда приходили ламы из Монголии и даже из Бурятии. Потанин отметил разнообразие архитектуры восемнадцати храмов, посвященных разным божествам, это свидетельствовало о богатой фантазии строителей и служителей буддийского культа и привлекало своей красотой темных и простодушных жителей Внутренней Азии.

Продолжая движение на юг, вступили в зону субтропиков с пышной растительностью из пальм, дубов, бамбука, трав, цветов различных видов. Поражало обилие птиц, обезьян, зверей, змей, особенно насекомых. Приходилось опасаться этой живности. У города Джони к экспедиции, наконец, присоединился Березовский, который долго скитался, зимовал среди китайцев, освоил местную пищу, труднопереносимую европейцами, выучил местные диалекты. Перевалив через новый горный хребет, путешественники достигли бассейна реки Янцзы (Голубая река). Ланшафт изменился, часто шли дожди, в насыщенном влагой воздухе трудно дышалось, коллекции плохо сохли, начали плесневеть. В городе Сунпон простояли почти месяц, спасая экспонаты, за все время только пять дней не было дождя. Пока подлечивали Александру Викторовну, Потанин успел собрать сведения о дорогах и караванных путях в Тибет, о поселениях и монастырях; с ламой Сэрэном посетил храмы в обители Ной, где главную святыню представляла серебряная статуэтка бога Лачин-джамба, а на стенах красовались девятнадцать изображений богов.

Гэгэн монастыря дал провожатого. Сначала поднимались в горы, к истокам реки Хотон, потом

спустились до устья реки Ксернцо, что по-тангутски значит «золотое озеро». Красоту заснеженных пиков Сюэ-шаня, скалы, водопады, озера фотографировали то снизу, то сверху. Следующее восхождение Потанин предпринял на Сюэ-шань для сбора альпийской флоры. Дорог в горах не было, одни лишь узкие тропы, что значительно замедляло движение каравана. С большим трудом дались горные цепи восточного Куэнь-луня, водораздела главных рек Китая - Хуанхэ и Янцзы, и к концу октября добрались до Ланьчжоу. Здесь Потанин получил деньги, рассчитал слуг и отправился на зимовку в монастырь Гуйдуй, а Березовский вновь уехал охотиться на юг.

Пять зимних месяцев ушло на подготовку отчетов о проведенных исследованиях, на описание и систематизацию коллекций. Григорий Николаевич писал письма, статьи в журналы, переправляя их через русское посольство в Пекине. Расшифровка монастырских первоисточников значительно пополнила его представления о монголах-широнголах. Паломники из Ханга рассказали о дорогах через Центральную Монголию, пересечь которую он теперь намеревался.

Ранней весной 1886 года экспедиция Потанина устремилась на север к озеру Кукунор, о котором он еще в юности читал в книге А. Гумбольта «Центральная Азия». Озеро находилось между двумя хребтами на высоте более трех тысяч метров, не имело стока, вода в нем была горько-соленая. В летние месяцы водоем имел голубой цвет (куку-синий). Длина озера составляла более ста километров, ширина - около шестидесяти. Потанин спешил увидеть мечту своей юности, но когда достиг его берегов, оно оказалось еще застывшим. Это в долинах господствовала весна, а на высокогорье по-зимнему шумели метели. Прилежащая местность была совершенно пустынной, даже кочевники еще не пришли в эти места. Поворачивать назад не имело смысла. Засняв на карту и сфотографировав окрестности озера, по замерзшей реке Харги двинулись на север, штурмуя перевал высотой более четырех километров. Ориентиры перехода отсутствовали, выбирали направление визуально. Кругом лежал снег. Люди и верблюды мерзли и сильно уставали. Потанин держался уверенно, внушая всем, что скоро начнется спуск в долину. Он беспокоился за жену, та с трудом переносила холод и высокогорье. Действительно, скоро спустились в долину, передохнули, но случилось несчастие - пастухи проспали, а волки зарезали несколько баранов, сократив продовольственные запасы экспедиции. Надо было срочно выбираться из этих мест, но на картах были лишь белые пятна. Преодолев снежную метель, теряя верблюдов, вышли в другую долину и встретили кочевников широ-егуров. Потанин попросил китайца, сопровождавшего отряд, нанять у кочевников яков для перевозки вьюков, поскольку

верблюды совсем обессилели и не могли тащить груз. Кочевники дали 20 яков, выделили из своих запасов муку, рис, сахар, чай. Караван с новыми силами вышел к китайскому городку Лиюань, где широ-егуров хорошо отблагодарили за помощь.

Григорий Николаевич, несмотря на трудностями перехода, успел расспросить широ-егуров об их немногочисленном народе, кочующем в северной части Наньшаня. Пять восточных родов широ-егуров разговаривали по-монгольски, а два западных общались на тюрском наречии, их называли кара-егурами, китайцы звали всех «желтыми варварами».

Отдохнув в Лиюане, экспедиция двинулась вдоль реки Эдзин-гол к ставке торгоутского князя, где Потанин планировал обменять слабых животных. Путь проходил по солончаковым болотам, потом по окраине пустыни. Лишь на короткое время приближались к реке на водопой, но сразу уходили в степь из-за комариных туч, не дававших покоя ни людям, ни животным, и даже в степи приходилось разводить дымокуры.

Князь принял путешественников дружелюбно, угостил их, обменял верблюдов, рассказал, что к востоку от реки находятся развалины большого города, где монголы, разрывая песок, находят серебро и другие ценные вещи. Потанин записал примерные координаты города, но за неимением времени не поехал его смотреть, отложив на потом. Позднее экспедиция Ядринцева-Клеменца именно на этом месте откроет столицу древних монголов Каракорум, найти которую когда-то так мечтали юные Потанин и Валиханов. А сейчас предстояло еще раз пересечь пустыню Гоби при жаре за 30 градусов.

Переход через Гоби - всегда чрезвычайное мероприятие, но на этот раз он прошел удачно, и в октябре 1886 года экспедиция прибыла в Кяхту. Рабочих рассчитали и дали по лошади в подарок, а Сантан-джимбе вдобавок получил личного верблюда и часы на память. Так завершился третий поход по Монголии, нагорью Амдо и Северо-Западному Китаю, длившийся почти три года. Экспедиция прошла около шести тысяч верст, исследовала горную страну Наньшань, открыла новые хребты. Спустя несколько лет В. А. Обручев назвал горный хребет вдоль северо-восточного берега озера Кукунор именем Г. Н. Потанина.

В Петербурге на открытом заседании Географического общества Потанин доложил итоги экспедиции. Реакция научной общественности была самой восторженной. Русские, иностранные газеты широко освещали итоги путешествия, отмечая научный и человеческий подвиг не только лично руководителя похода, но и всех участников, причисляя Григория Николаевича к великим путешественникам и первооткрывателям мира. За проделанную работу Потанина наградили большой золотой Константинов-

ской медалью - высшей наградой Императорского Русского Географического Общества, Александру Викторовну отметили серебряной медалью, Скасси удостоился малой золотой медали.

Вскоре Григорий Николаевич встретился с новым генерал-губернатором Восточной Сибири А. И. Игнатьевым, который утвердил ему место правителя дел Восточно-Сибирского Отдела Русского Географического Общества. Говорили они и о необходимости открытия в Иркутске новой газеты, взамен закрытой «Сибири». Губернатор одобрил предложение перевести в Иркутск «Восточное обозрение» вместе с редактором Ядринцевым.

По пути в Иркутск Потанины остановились в Омске. Генерал-губернатор Западной Сибири Г. А. Колпаковский распорядился отвести им особое помещение близ «Дворца» и даже командировал для их встречи на ближайшую станцию одного из своих офицеров. Он встретился с отважным путешественником, интересовался его планами. В офицерском собрании Потанин выступил с докладом об итогах экспедиции, а на торжественном ужине, кроме военных, присутствовали путешественник И. А. Козлов и секретарь Омского отделения Географического общества С. Л. Чудновский. По его воспоминаниям, Потанин в свои пятьдесят лет выглядел моложавым, подвижным и здоровым, был интересным собеседником, поражал тонкостями наблюдательности и умения анализировать. Омские казаки давно любили Потанина, гордились, что из их среды вышел такой знаменитый человек, они устроили в его честь горячий прием. Торжества в Омске продолжались целую неделю.

Потом был Томск. «Сибирская газета» за 18 января 1887 года сообщала, что «В 7 часов вечера в думском зале городского общества состоится сообщение возвратившегося из путешествия по Монголии и Тибету Г. Н. Потанина. Предметом будет рассказ о пребывании экспедиции в Ордосе. Цена

за место на лекции 2 рубля в первом ряду и по 1 -в остальных. Сбор с этой лекции, согласно желанию Г. Н. Потанина, предназначается для образования капитала для выдачи премий за лучшие местные учебники для начальных школ города Томска. Нельзя не отнестись с величайшим сочувствием и к этой, до сих пор не осуществленной нигде в Сибири, мысли - вызвать появление книжек, которые должны составить так называемое родиноведение. Дети наши ознакомляются до сих пор с чужой природой по учебникам и книжкам, составленным в Европейской России или даже за границей, по коллекциям, составленным из образцов не местного происхождения. Это еще один проект Потанина, еще одно страстное желание дать возможность маленьким сибирякам начинать познание мира с того, что их окружает, что ближе их сердцу. С реки, протекающей рядом, деревьев, растущих в ближайшем лесу, со зверей и птиц, живущих в этих лесах. А потом переходить к истории и географии России и Мира. Только так можно, по убеждению Потанина, воспитывать патриотов своего края».

В Томске Потанины остановились у А. В. Адри-анова, участника его монгольской экспедиции, и здесь их встретил писатель К. М. Станюкович, отбывающий ссылку. Он вспоминал: «Я не ожидал встретить Потанина, когда однажды утром зашел к Адрианову и увидел у него в кабинете маленького, сухощавого, но крепкого и сильного на вид человека лет под пятьдесят, с обветрившимся загорелым, прорезанным морщинами лицом, опущенным небольшой темно-русой бородкой, с небольшими серыми глазами, приветливо и скромно глядевшими из-под очков. Это лицо напоминало собой простые, умные лица из народа и при том типа так называемых «недоимщиков». Если бы не китайский халат, накинутый поверх черного костюма, я, разумеется, никогда бы не догадался, что вижу перед собой знаменитого путешественника, о котором еще раньше столько слышал хорошего. Во все время этого первоначального свидания я не разу не слышал, чтобы он говорил о себе, т. е. о своем «Я». Этого «Я» не было даже и тогда, когда ему приходилось отвечать на вопросы, касающиеся его лично. И тогда он говорил о себе только в третьем лице».

Григорий Николаевич посетил старых знакомых, с которыми не виделся много лет, завел новые знакомства, внимательно наблюдал общественную жизнь города, отмечая, как значительно изменился город и оживилась экономическая жизнь.

В Иркутск Потанин прибыл в бодром настроении и занял место в Восточно-Сибирском отделе Географического общества. Отдел открыли в 1851 году стараниями генерал-губернатора Н. Н. Муравьева; помимо научной деятельности он имел большое значение для города. До приезда Потанина в нем работали политические ссыльные поляки Чекановский

и Черский, известные исследователи Забайкалья и Якутии. Но в связи с амнистией, многие политические ссыльные уехали, общество почти перестало функционировать, погрязло в интригах. Потанин начал энергично заниматься выставочной и лекторской работой, организацией естественных исследований районов Прибайкалья, изучением экономики и культуры коренных народов Сибири. Благодаря его стараниям, открылись отделы физической географии, этнографии, статистики, активизировалась издательская деятельность. «Известия» отдела, вместо одного номера в год, стали выходить пять раз. Отдел обменивался изданиями с 57 русскими учеными обществами и 39 зарубежными, включая Мексику и Португалию, а квартира Потаниных стала центром общественной жизни города. К ним приходили учителя, врачи, гимназисты, офицеры, чиновники, даже крестьяне, приносили свои находки, часто бывали буряты, слышавшие об исследователе Монголии и Тибета. С бурятскими монахами Потанин сумел установить хорошие отношения, его интересовала буддийская мифология, храмовая архитектура и обстановка храмового культа. По рекомендации Потанина в члены Географического общества был принят лама Гусиноозерского дацана. Он помог составить программу исследований бурятского фольклора этнографу М. Н. Хангалову. С отделом сотрудничали И. В. Вамбо-Церенов, Ю. Л. Лумбунов, Р. Н. Номтоев. Активно работали в обществе политические ссыльные Д. А. Клеменц, А. М. Станиловский, Б. П. Шостакович, дед знаменитого композитора, Ф.Я. Кони и другие. Всех посетителей супруги Потанины принимали радушно.

А в это время жандармы внимательно следили за активистами общества, стараясь всячески ограничить их деятельность. Генерал-губернатор Игнатьев пытался урезонить некоторых промышленников и купцов в поддержке политических ссыльных, на что купец Громов заявил: «Они (политические) люди умные и дельные, а главное, безупречно честные, которым я доверяю больше, чем себе». Благодаря договоренности Потанина с губернатором, газету «Восточное обозрение» перевели в Иркутск. Ядринцев не очень хотел уезжать из Петербурга, понимая, что в столице у него больше свободы, чем в губернском городе, где все находится под колпаком у губернатора и газеты не смеют критиковать недостатки его работы. Но только в надежде на авторитет Потанина, согласился. Друзья вновь оказались вместе, и Григорий Николаевич активно участвует в редакторской работе. Александра Викторовна курирует иностранное и журнальное обозрение, печатает очерки о своих путешествиях.

Ядринцеву, с помощью Потанина и Клемен-ца, удалось сплотить вокруг газеты самых просвещенных людей Сибири и ненавязчиво продолжить

проведение в массы идеи областничества и сибирского патриотизма. Десятилетний опыт общественной деятельности показал ему, что одним махом людей и мир не переделать. Сибирь ждет от своих сынов не спешного подвига самопожертвования, а более трудного - терпеливой работы духа и мысли от каждого патриота на том поприще, которое он избрал для себя.

Но активная общественная работа отвлекла Потанина от главного дела. За три года он так и не закончил отчет об экспедиции в Китай.

В 1888 году умерла жена Ядринцева Аделаида Федоровна, подруга Александры Викторовны и ее землячка по Нижнему Новгороду. Николай Михайлович совсем пал духом, замкнулся, стал крепко выпивать, забросил газету. Душевное состояние друга тревожило Потанина, он искал замену редактору и привлек к делу В. А. Ошуркова. Чтобы вывести Ядринцева из депрессии, он уговорил Клеменца совершить путешествие в Монголию, даже указал координаты засыпанного песком города. Он был практически уверен в успехе открытия, о котором так давно мечтал, но не успел обследовать объект лично. Теперь он жертвовал открытием ради спасения друга.

Путешественники добрались до указанного места и нашли древнюю столицу Монголии Каракорум, о которой упоминал в своих записках еще Марко Поло. Ими были обнаружены уникальные памятники рунической письменности. Через несколько лет их удалось расшифровать. Открытие показало миру, что кочевники еще в У-У веках имели свою оригинальную письменность, это опровергало теории тех, кто не верил в способность древнего народа к развитию и собственной истории.

Поездки в Монголию и на Алтай благотворно подействовали на Ядринцева, он вернулся к активной научной и общественной работе.

Осенью 1890 года Потанины переехали в Петербург, где за год Григорий Николаевич, наконец, завершил два тома отчетов и даже запланировал новую экспедицию в Китай. Его начинания поддержал известный меценат И. М. Сибиряков.

С братьями Сибиряковыми у Потанина сложились добрые дружеские отношения. Иннокентий Михайлович Сибиряков выделял учившимся в столице выходцам из Сибири до семидесяти именных стипендий при условии их обязательного возвращения на родину для просвещения и службы людям. В 1889 году И. М. Сибиряков избирается членом Восточно-Сибирского отделения Русского Географического Общества. Его брат Александр, совместно со шведским королем Оскаром II, оплатил экспедицию А. Э. Норденшельда по изучению северного морского пути, внес вклад в создание Томского университета, подарил заведению библиотеку поэта В. А. Жуковского из пяти тысяч томов, выделил

средства на экспедиции Ядринцева, издал его научные труды и труды других сибирских исследователей. Сестра, Анна Михайловна, являлась учредителем журнала «Отечественные записки», материально поддерживала редактора Кривенко. Она финансировала девушек-сибирячек, обучавшихся в Петербурге. Постепенно идея областничества находит поддержку и среди сибирских золотопромышленников.

Вторая экспедиция Потанина в Китай отправилась из Кяхты осенью 1892 года. В ее составе был верный спутник и проверенный друг зоолог Березовский, бурят Б. П. Рабданов в качестве переводчика с монгольского языка и коллектор В. А. Кашкаров. Географическое общество включило в состав исследователей молодого геолога В. А. Обручева для изучения геологического строения Внутренней Азии. Через Монголию Потанины проехали быстро, неприятность состояла в том, что повозки имели одну ось без рессор, поездка превращалась в мучительную процедуру постоянной тряски. В Пекине остановились на целый месяц в русском посольстве, снаряжаясь в дальний путь, обзаводились документами, провизией, одеждой. После тряски через монгольские пустыни Александра Викторовна занемогла, врач посольства рекомендовал серьезно подлечиться, но она не захотела оставить мужа, привыкшего к ее обществу и заботе. В середине декабря путники вышли из Пекина в Сиань, древнюю столицу Китая, расположенную на правом берегу Хуанхэ. В феврале, спустившись с гор, караван оказался на Сычюаньской равнине. В Чендуфу встретились с Березовским.

Здесь, на священной горе Омей-шань, на высоту до трех тысяч метров поднимаются многочисленные монастыри. В одном из них путешественники заночевали. Рабданов как истинный буддист был счастлив от посещения этих святынь. В долине каждый клочок земли возделывался, население жило плотно. В феврале по китайскому календарю начинался Новый год. Потанин красочно описал эти празднества.

В апреле они остановились в городке Тарсандо на окраине Тибета. Русские оказались первыми европейцами в этих местах. Путь лежал дальше на Запад в города Литан и Батан. Но в Торсандо пришлось задержаться на долгих три месяца из-за болезни жены. При переходе через горы путешественники не пользовались услугами носильщиков, а преодолевали подъемы пешком. Это сказалось на здоровье Александры Викторовны. Как ни стремился Потанин, но в Тибет отправился один Кашкаров с местным проводником.

За время болезни жены Григорий Николаевич успел побывать в восьми окрестных монастырях. Лечение китайскими народными средствами принесло временное улучшение состояния больной. Потанин на носилках отправляет супругу в город Цзагутин

дожидаться основного состава экспедиции, а сам с Рабдановым и двумя монголами проходит по горным окраинам Тибета. Часть дороги они совершают по рекам, на плоту из бамбука. В августе 1893 года в Цзагутине экспедицию пришлось свернуть из-за крайне плохого состояния Александры Викторовны; срочно требовались европейские врачи. Больную переносили на носилках, но вскоре у нее произошел инсульт, пропала речь, перестали двигаться руки и ноги. По реке Хуанхэ ее транспортировали в город Баонин-фу, где в английской миссии две монахини согласились сопроводить больную в ближайший европейский госпиталь, но 19 сентября 1893 г. Александра Викторовна умерла. В Ханькоу русская колония предлагала устроить похороны за свой счет и установить памятник, но Потанин доставил тело через Пекин в Кяхту, где на соборном кладбище 23 января 1894 года состоялись похороны отважной путешественницы. Григорий Николаевич в подавленных чувствах уехал в Петербург, предоставив членам экспедиции право самостоятельно продолжить исследования.

В. А. Обручев прошел вдоль хребта Бейшань, соединяющего Нань-Шань с Тянь-Шанем, через Джунгарию вышел в Кульджу и далее проследовал на Зайсан. Ранее, исследуя горную страну Нань-Шань, Потанин открыл ряд неизвестных хребтов, и Обручев один из них назвал именем Потанина. М. М. Березовский еще год пробыл в китайских провинциях и нагорье Амдо, собрал богатую коллекцию птиц, описал их совместно с орнитологом В. Бианки.

И все же особо стоит отметить тихий, незаметный подвиг Александры Викторовны Потаниной, которая подобно женам декабристов делила все тяготы и лишения странствующей жизни мужа. Путешествовать вообще тяжело, а женщине - тем более, да еще в мужском окружении. Ей приходилось носить шаровары, сапоги, что было необходимым условием при верховых поездках на лошадях, мулах, верблюдах. Жара или холод, гнус, песчаные и снежные бури, бурные реки, скалистые тропы, горные хребты высотой более четырех километров - все она смогла преодолеть. Бывали дни, когда заканчивался хлеб, приходилось питаться кореньями. При ночевках в юртах кочевников приходилось мириться с нечистоплотностью и антисанитарией, с немытым котлом для супа и чая, с чашкой, которую по местным обычаям не моют, а вылизывают, с насекомыми. После невзгод переходов иметь силы, чтобы помогать Григорию Николаевичу вести дневники, оформлять коллекции, готовит пищу, стирать. Недаром, после получения медали Географического общества, она пошутила, что заработала награду за стирку. Александра Викторовна бывала в гостях у жен монгольских князей и китайских чиновников, у мусульман, наблюдала их быт и нравы - мир, который закрыт

для мужчин. Свои впечатления она публиковала в научных журналах, показала не только хороший литературно-художественный талант, но и внесла ценный вклад в географическую науку, став первой женщиной, принятой в члены Русского Географического общества. В 1887 году за свой научный труд «Буряты» Александра Викторовна была удостоена Большой золотой медали Русского Географического общества. В 1895 году ее труды были изданы отдельным сборником. А. В. Потанина стала первой европейской женщиной-исследователем, проникшей вглубь Центральной Азии и Китая. В горах Монгольского Алтая есть ледник «Александрин», названный в честь знаменитой путешественницы. Ее присутствие в экспедициях Г. Н. Потанина подчеркивало их мирный характер, в отличие от военного облика экспедиций Пржевальского и Певцова.

Александра Викторовна Потанина

М. Н. Пржевальский и М. В. Певцов были людьми военными, путешествовали с многолюдными вооруженными конвоями, это придавало им уверенности, смелости и независимости в незнакомой обстановке на чужих территориях. Пржевальский жаждал географических открытий, особенно в Тибете, закрытом для иностранцев, он спешил стать первым и недостаточно подробно, с научной точки зрения, описал места прохождения отряда, уделяя больше внимания красочным зарисовкам природы, охотничьим приключениям, путевым встречам. Его повествования с интересом прочитывались публикой, вокруг его имени формировался особый ореол первооткрывателя. Михаил Васильевич Певцов - капитан Омского кадетского корпуса - совершал экспедиции в Монголию и Северный Китай. За походы получил орден, а после смерти М. Н. Пржевальского ему поручалась новая экспедиция в Тибет. Отряд Певцова по границам пустыни Такла-Макан преодолел более 10 тысяч километров, провел маршрутную съемку в масштабе 40 верст в дюйме, крайне актуальную во времена расширения Российского государства в Средней Азии.

Экспедиции Потанина финансировались гораздо скромнее, и шумихи вокруг них было не столько, но по общему вкладу в науку, по объемам собранных

коллекций и сведений они превзошли все проведенные ранее походы. Потанинский стиль изложения в отчетах был суше, но содержал более весомую информацию об обследуемых районах, экономической и духовной жизни народов. Все трое путешественников стали пионерами в создании научной школы по Внутренней Азии. По меткому замечанию В. А. Обручева, «до них мы знали о громадных пространствах Монголии, Джунгарии, Восточного Туркестана, Тибета очень мало, а из того, что мы знали, многое было неверно или просто фантастично, как, например, сведения о действующих вулканах Восточного Тянь-Шаня, рассказы о таинственной пещере Уйбэ в Джунгарии, из которой вылетают ветры невероятной силы, сметающие проезжающие караваны в соседние озера или, наконец, сказание об огненных горах возле Турфана, из которых торчат огромные кости святых и т. п». Наука обогатилась достоверными съемками и описанием Северной, Восточной и Центральной Монголии, хребтов Монгольского Алтая, Хангая, Тану-Ола и Хингана, множества озер и пустынь, Северного Китая с Ордосом и Утай-Шанем, Нань-Шанем, окраин Тибета. Потанин никогда не оспаривал чьи-либо заслуги, он шел своей дорогой, относился благожелательно к успехам и славе других и не вступал в унизительные для него споры о научном первенстве перед лицом многочисленной и малообразованной публики.

Наши знаменитые путешественники не только исследовали природу, но и являлись глазами Российского Генерального штаба, отслеживали ситуацию на границах неспокойной Китайской империи, куда все активнее проникали капиталистические конкуренты и, в первую очередь, Англия, всячески противодействуя России в Средней Азии, со стороны Афганистана. Англичане боялись нашего проникновения в Индию, где прароссийские настроения усиливались.

Огромные территории и многочисленное население Китая были лакомыми кусочками для сбыта западных товаров. Раздел сфер влияния обострил противоречия среди ведущих мировых держав, усугубил внутреннюю обстановку в этой стране. Жителями Китая в древности считались лишь те, что жили южнее Великой Китайской стены, все остальные народы китайцы относили к варварским. Длительное время сами китайцы угнетались монголами, Чингисханом и его наследниками. От них китайцы переняли авторитарные методы управления страной, жестокие формы борьбы с противником. Распад Монгольской империи позволил китайцам проводить активную экспансионистскую политику, захватить земли современного Вьетнама, Бирмы, покорить Корею и Тибет, при сохранении формального главенства Далай-ламы, оккупировать Манчжурию.

В середине XVII века китайцы вторглись в Приамурье, которое осваивалось русскими казаками и переселенцами, отторгли земли по правому берегу реки Аргунь и притоков Амура. Россия, не имея четкой восточной политики и военной силы для противостояния, вынуждена была отдать эти земли по Нерченскому договору 1689 г. Китайцы пытались укрепиться в Бурятии. В середине XVIII века, захватив Джунгарию и Кашгарию, они жестко подавили сопротивление местных народов и всячески препятствовали проникновению сюда русских. Постепенно внутренние противоречия привели к ослаблению династии Цин, и Англия первой начала войну против Китая, так называемую Опиумную. Англичане ввозили опиум в Китай из Афганистана и Индии, получая огромные барыши. Китайцы защищали свои интересы, уничтожали опиум тоннами, что послужило предлогом для широкой войны под флагом свободной торговли. Англичане отхватили себе Гонконг и другие территории. Одновременно Япония осуществляла захватнические планы, оккупировала Корею и Остров Тайвань. Против Китая в войну вступили США и Франция, оккупировавшая Вьетнам.

Генерал-губернатор Восточной Сибири М. Н. Муравьев, хотя и с трудом, первым понял значение Дальнего Востока для России: «Соседний многолюдный Китай легко может сделаться для нас опасным под влиянием и руководством англичан и французов. Тогда Сибирь перестанет быть русскою, а в Сибири кроме золота, важны нам пространства, достаточные для всего излишества земледельческого населения Европейской России на целый век; потеря этих пространств не сможет вознаградиться никакими победами и завоеваниями в Европе. Кто владеет устьем Амура, тот будет владеть Сибирью».

За два года до этого капитан-лейтенант Г. И. Невельской, командир военного транспорта «Байкал», на свой страх и риск обследовал устье Амура и доказал, что оно доступно для морских судов, вопреки мнению, что Амур якобы теряется где-то в песках, как реки Средней Азии. На мысе Ку-егда, в устье Амура, он водрузил Андреевский флаг и заложил Николаевский пост. Из устья Амура осторожно прошел на юг вдоль континента и доказал, что Сахалин не полуостров, а остров. Он объявил все земли, лежащие к югу от Амура до корейской границы, владением русского царя, выдал бумаги местным жителям, что они являются русскими подданными на случай появления в этих краях китайцев или представителей других государств.

Донесение в Петербург вызвало гнев канцлера Нессельроде. Невельского вызвали в столицу и на заседании особого комитета по Дальнему Востоку пытались разжаловать за самоуправство, доложили царю. Николай I вместо гнева произвел Г. И. Невельского в капитаны первого ранга, наградил орденом

Святого Владимира 4-й степени и произнес: «Где раз поднят Российский флаг, то он не должен опускаться никогда».

Возвратясь из Петербурга, несмотря на предписание «не раздражать китайцев», Невельской продолжил исследования Сахалина. В заливе Анива он поставил военный пост и объявил остров русским владением. На континенте нашел удобную гавань (ныне Советская Гавань) и заложил там базу для будущего Тихоокеанского флота. Поняв, что никакого влияния на местные народы китайцы не имеют, он присоединил к России земли по реке Уссури до самых ее истоков. По воспоминаниям Г. И. Невельского, «Если бы не противодействие канцлера Нессельроде, то русские могли бы присоединить остров Хоккайдо, на котором жили племена айнов и которых угнетали японцы, вытесняя и ассимилируя их с южного побережья, в то время как северные берега оставались пустынными».

Против планов М. Н. Муравьева решительно выступал Карл Нессельроде, утверждая, что так называемое «амурское дело» может не угодить Англии и Франции и поссорить нас с Европой. Муравьев вопреки действиям центрального правительства снаряжает экспедицию по Амуру, укрепляет Владивосток, предписывает кораблям крейсировать от бухты Петра Великого до берегов Кореи, укрепляет Петропавловск на Камчатке. Организовав сплав по Амуру более двух тысяч переселенцев со скотом и инвентарем, строит русские деревни по его берегам. Государь предоставляет Муравьеву беспрецедентное право самостоятельно вести пограничные переговоры с китайцами. Он добивается подписания Айгуньского договора, и все земли на левом берегу Амура становятся российскими. За свои действия он отмечен графским титулом «Амурский».

Дальнейший ход истории подтвердил, что пренебрежение к развитию и охране дальневосточных земель обернулось поражением России в русско-японской войне, потерей российского влияния в Китае; только тогда русское общество осознало роль Дальнего Востока как буфера между Россией и народившейся агрессивной Японией. Россия, в силу своего евроазиатского положения, обязана была строить тесные торговые и дипломатические отношения со странами Востока и, прежде всего, с Китаем.

На Руси первые сведения о большой стране на Востоке приводятся в записках Афанасия Никитина в Индию. Но тогда это мало интересовало наших самодержцев. Со времен Марко Поло европейцы пытались понять таинственную страну Синов. В нее постепенно проникали иезуиты-миссионеры. Ими составлялись первые словари иероглифов в переводах на испанские и португальские языки, первые исторические сведения о городах и природе. Отцом синологии считается итальянский иезуит М. Риччи,

проживший почти тридцать лет в Китае. Он познакомил европейцев с китайскими обычаями и бытом, перевел на латынь «Четверокнижие» Конфуция. Европейцы заимствовали из Китая порох, компас, чай и многое другое, а в XVIII веке у них появилась мода на все китайское: фарфор, лаковую живопись, шелк, нефритовые изделия и т. д. В Петергофе, в царском дворце появился даже китайский кабинет. С 1715 года в Китае начала работать русская православная миссия. Иокинф Бичурин, глава миссии, создал ряд энциклопедических сочинений по Китаю. И все же китайское направление русской политики не отражало того значения, какое придавали ей Япония и европейские державы. Лишь в конце XIX века, со строительством Восточно-Китайской железной дороги, инициированным министерством финансов России под руководством С. Ю. Витте, стало возможным кратчайшим путем соединить Читу с Владивостоком, Порт-Артуром и Дальним. Это способствовало появлению городов Харбин и Ганьчунь. Русское экономическое влияние в Маньчжурии резко возросло. И если бы это случилось лет на двадцать ранее, то судьбы Маньчжурии и всего русского Приморья могли быть иными.

После смерти жены у Потанина не осталось ни физических, ни душевных сил организовать новое путешествие в Тибет. У ученого не было ни собственного дома, ни квартиры, поэтому особую заботу о нем проявил друг, философ и общественный деятель В. В. Лосевич.

Владимир Викторович Лосевич - «скромный с шишковатым носом горького пьяницы, в жизнь свою не выпивший капли вина (у него была алкогольная зависимость, он знал это и оберегался)», -так характеризует его В. В. Вересаев, - активно сотрудничал в журнале «Русское богатство», дружил с Н. К. Михайловым - идеологом либерального народничества, публицистом-социологом С. Н. Южа-ковым, писателем-народником Н. Ф. Анненским и В. Г. Короленко, одним из редакторов журнала. У Короленко в Полтаве был дом, а у Лосевича близ Полтавы - имение. Лосевич познакомил Потанина со своими друзьями, но он близко сошелся только с Владимиром Галактионовичем, подолгу с ним беседовал. Короленко рассказывал о Якутии, где отбывал ссылку, а Потанин о своих путешествиях. Григорий Николаевич почувствовал родственную душу, искреннюю, честную, неравнодушную к чужому горю. И они сохранили друг к другу привязанность до конца своей жизни. Некоторое время Потанин жил в имении Лосевича в Полтавской губернии, потом отправился в Самару. В Казани посетил родных Александры Викторовны. А по приезду в Петербург поселился рядом с семьей Лосевича. Здесь его навещает А. П. Нестеров, и Лосевич передает через него шубу для дочери Юлии, высланной в Енисейск за

пропаганду марксизма. Постепенно Потанин обобщил материалы восточного фольклора. Но жизнь преподнесла новый удар.

В 1894 году 8 июня в Барнауле, в возрасте 51 года скоропостижно скончался Николай Михайлович Ядринцев, самый близкий по убеждениям человек. Друзья вместе боролись за просвещение и экономическое развитие своей Родины - Сибири, вскрывали злоупотребления местных властей и бездеятельность центрального правительства к нуждам народа. А сколько вместе пережили ударов судьбы. Выдающийся публицист Ядринцев свое язвительное перо направлял против изъянов сибирской жизни. Посещая Всемирную выставку в Чикаго или бывая во Франции, Германии, Швейцарии, он с восхищением отзывался о развитии производительных сил, культуры этих стран и видел аналогичным будущее Сибири: «Здесь цветущий мир, а у нас еще пустыня и нам предстоит огромная работа». Он не был истинным революционером, порой не замечал жесточайшей эксплуатации людей, ограбления колоний, изгнания индейцев с их земель и многие другие пороки капитализма. Он был демократ-просветитель и крепко держал в своих руках знамя сибирского областничества. И вот Ядринцева не стало, а Потанину уже 60 лет - по тем временам преклонный возраст. Все чаще его преследуют мысли о том, кто продолжит борьбу за идею, кому передать лидерство борьбы за будущее Сибири, да и самому, пока не поздно, предстояло обобщить обширный материал по фольклору азиатских народов.

Интерес Потанина к фольклору приоткрыл неизвестный ранее мир жизни кочевников. Ученый пришел к выводу, что кочевые народы являлись не просто жизнеспособными, но и самоценными типами человеческой цивилизации, прекрасно вписавшимися в природное окружение: «Кочевники-скотоводы могут быть такою опорою общества, такими же хорошими гражданами большого государства, как и земледельцы: пусть только для них будут созданы хорошие условия общественного быта и возможность осознать свою солидарность с умственными интересами рассеянных среди их ко-чевьев умственных центров и пунктов оседлости». Он с воодушевлением описывал быт, языки, нравы, верования алтайцев, тувинцев, монголов, тангутов, дунган, китайцев, тибетцев. Собрал более трехсот легенд, сказок и исторических преданий. Страны Центральной Азии для Потанина стали своеобразным музеем, где хранились памятники материальной и духовной культуры народов, частью уже исчезнувших. В их фольклоре, сказках и легендах он сталкивался с присутствием божества, которое спустилось на землю с неба. У разных народов персонаж звался Кайраханом или Тирханом, Тарханом или Терьха-ном, или Таин-Тирханом. Но это божество считалось

могущественным, как само небо. Возможно, после какой-то катастрофы, случившейся с нашей планетой, оно прилетело на Землю, создало наш мир и все живое, но нуждается в помощнике, который является в образе сына. А после создания мира разгорается спор за обладание им, нередко переходящий в бой между отцом и сыном. Сын неба предстает в двух лицах: «благом» и «суровом». В первом - он добр к людям, во втором - пытается разрушить окружающий мир, наказать людей. В фольклоре монголов Потанин нашел божество, которое сочетает в себе и отца, и сына. Это божество Арья-Боло, при дальнейшем развитии образа, превращается в земного царя, а его сын становится владыкой подземного мира -Эрлика.

Кочевники постоянно сталкивались с суровой природой. Божество с неба могло поворчать в виде грома и пролить на землю благодатный дождь, напоить зеленую траву - корм для скота. А сытый скот - благо для людей. Божество может послать с неба кару в виде засухи или снега. Потанин условно назвал это божество «Громовником». В 1882 году он завершает работу «Громовник» по поверьям и сказаниям племен Южной Сибири и Северной Монголии, где прослеживает «раздвоение природы на два начала - начало света и жизни и начало мрака и смерти».

Появление древних мифов Потанин объясняет наблюдением первобытного человека за Солнцем, Луною, созвездиями в ночном небе, за животными вокруг себя. С восходом Солнца человек замечает, как просыпается природа, все радуется жизни; птицы поют, животные пасутся, играют в брачные игры, заботятся о потомстве - это чистая, светлая сторона жизни. Но есть и другая сторона жизни. Сурки, кроты, даже медведи часть своей жизни проводят под землей или спят в берлогах, а летучие мыши оживают только ночью, пугают людей своим видом; многие звери с наступлением темноты выходят на охоту. Еще хуже, когда подземные боги начинают сердиться, происходят землетрясения, рушатся горы, реки выходят из берегов. Эти явления непонятны древнему человеку, он их боится, олицетворяя с потусторонними силами. Но особо поражало людей бездонное ночное небо. Созвездия перемещались, а некоторые исчезали на определенное время. Только Полярная Звезда неподвижно стояла на небесной вершине. Все крутится, а она стоит на месте, будто кто-то опирается на нее и всем управляет. Так из непонятных явлений рождаются мифы. Но мифы еще не вера, хотя из них появлялись первые «пробуждения религиозной мысли задолго до появления мировых религий и роль фольклора продолжалась гораздо значительнее, чем обыкновенно привыкли думать». В своих работах Потанин показал, как идет передача фольклора от одного народа к другому, как изменяются темы и сюжеты, как они дополняются

разными деталями, обрастая реальностью, без потери главного смысла. Но где истоки народного творчества, он ответить не мог, хотя у него сложилось твердое убеждение, что передача фольклора распространялась с востока на запад вместе с великим переселением народов. Гунны, хазары, авары, тюрки, булгары, монголы переносили свой эпос на покоренные земли, здесь он смешивался, изменялся на местной почве, приобретая новые черты. Движение народов происходило по двум направлениям: через Иран, Армению в Малую Азию и на Ближний Восток (а там кочевники встречались с египетской цивилизацией) и через Северный Каспий по южным степям на Балканы и Европу. По мнению ученого, сюжеты из Монголии и Китая через Тибет могли проникнуть в Индию.

Впервые мысль о влиянии Востока на русский эпос высказана в книге В. В. Стасова «Происхождение русских былин». Но Стасов считал родиной былин Индию, откуда, получив буддийскую окраску, легенды распространились до Монголии и вместе с монгольским нашествием дошли до южных степей Руси. Его «Восточная гипотеза» подверглась резкой критике и была заглушена «Западной гипотезой». Потанин же, несмотря на эту критику, утверждал, что весь Западный и Русский эпос в своей основе исходит из восточно-ордынского эпоса. У ученых было недостаточно достоверных источников, для оценки «Восточной гипотезы». «Пренебрежение ученых к степным народам задерживает развитие науки. Установлению правильных взглядов на роль этих варваров и на историю духовно-культурных заимствований мешают наше арийское высокомерие, ложная историческая перспектива, вследствие которой, все, напоминавшее христианские апокрифы, признавалось за похристианское и несмелость мышления, порабощенного рутинными взглядами и рутинными верованиями».

Против «Восточной гипотезы» выставлялось серьезное замечание, будто она не опирается на данные археологии. Но открытие рунической письменности показало, что предки монголов не были пасынками истории. Открытие засыпанных городов продемонстрировало, что древние люди владели высокотехнологичным строительным делом, методами обработки металлов, создавали красивые бытовые предметы. Наверное, древние монголы или другие народы имели книги, ведь на коже писать легче, чем выбивать надписи на камнях. Мы до сих пор не знаем, что случилось с природой, какие катаклизмы произошли на этой территории.

Появление новых источников благоприятствовало «Восточной гипотезе». Было время, когда история средневековой литературы в Западной Европе не пользовалась славянскими памятниками, считая их малозначительными, теперь важность славянской

письменности оценена адекватно. Даже некоторые факты средневековой истории были освещены только при помощи славянских источников. Поэтому Потанин питает надежду на такой же поворот к степным преданиям, ибо фольклорный мир кочевников богат и разнообразен, о чем в Европе мало кто подозревал. Буддийские легенды, вошедшие в христианскую литературу, превратились в апокрифы. Например, легенда о царевиче Иоасафе, повторяет легенды о Будде. Прослеживаются восточные мотивы в финском «Калевале», в легендах о Карле Великом, о волшебнике Вергилии, в романе об Апполонии Тирском и даже в греческих мифах. Мечтая подтвердить свои предположения, Григорий Николаевич отправляется в Париж. Его отговаривают, предупреждают о сложностях из-за несовершенства языка. Французским хорошо владела Александра Викторовна, а Григорий Николаевич - немецким. В Париже его встретила петербургская знакомая Н. Тютрюмова и взяла над ним опеку. Пребыванию Потанина парижские газеты посвятили свои публикации, характеризуя гостя как великого путешественника и борца за свободу Сибири. На заседании Парижского Географического общества Потанин изложил свою «Восточную гипотезу». Его внимательно выслушали, но не очень восприняли, так как на Западе продолжали высокомерно считать, что свет идет не с Востока. Председатель общества принц Роланд Бонапарт пригласил Григория Николаевича на обед. Потанин не любил светских церемоний, но пришлось потратить 100 франков из ограниченных средств на новый фрак, да и французский стол не очень пришелся по вкусу. Оказалось, что большинство собравшихся французов даже не знакомо с его публикациями, так что «разговор носил легкий характер».

Через год Русское Географическое общество выпустило 850-страничный труд Г. Н. Потанина «Восточные мотивы в средневековом европейском эпосе», но книга была принята прохладно. Зная, что наука состоит не только из добытых у природы точных установленных данных, но и из ряда гипотез, объясняющих и выражающих еще неточно известные отношения и явления, Потанин надеялся, что в будущем исследователи подтвердят его выводы. К восточному эпосу он возвращается еще не раз. Результатом многолетних исследований явились публикации в 1912 году работы «Сага о Соломоне: Восточные материалы к вопросу о происхождении Саги», и в 1916 году книги «Ерке: Культ сына неба в Северной Азии. Материалы к турко-монгольской мифологии». В них он вновь утверждает единство мифологии азиатских народов и Европы. Его работы до сих пор используют в трудах востоковеды, этнографы, фольклористы. Мысли, заложенные в книгах Потанина, широко развил Н. К. Рерих, представляя основные вехи в истории человечества как цепь

многогранных «мировых катаклизмов, как эпизоды некой единой космической эволюции». Рерих переписывался с Потаниным и во время своих путешествий пользовался его «Очерками Северо-Западной Монголии».

Эти весомые научные изыскания 80-летнего ученого в который раз подтвердили его неукротимую энергию. Но, к сожалению, у Человечества в новом веке появились более глобальные проблемы, чем фольклористика. Мир стоял на пороге войны, которая стала Мировой и принесла народам неисчислимые бедствия.

В мае 1895 года Потанин приехал в Омск. Город в эти годы начал меняться. В 1894 году к берегам Иртыша пришел первый поезд, хотя моста через реку не было, но железнодорожная магистраль быстро строилась в сторону Оби. В Сибирь с железной дорогой потянулись люди, усилился приток различных товаров, увеличился вывоз местного хлеба, масла, шерсти. Развитие речного транспорта способствовало переброске товаров в отдаленные районы Обского Севера, верховья Иртыша. Потанин отметил, что «Омск из города казарм, военных и чиновников, города Акакиев Акакиевичей превращается в город купеческих пакгаузов, город Тит Титычей, где дробь барабанов хочет смениться щелканьем счет».

Все же этот город был близок ему. «Омск - это моя духовная родина. Здесь когда-то с моим покойным другом Чоканом Валихановым впервые я начал мечтать о тех трудах, выполнять которые пришлось мне одному, т. к. бедный мой друг скоро умер, но я уверен, что при исполнении тех задач, которые мы себе намечали, он мог бы создать себе громадное имя. Что касается меня, я сделал все, что мог, не отступая от тех предначертаний, которые мы когда-то составляли».

Западно-Сибирское отделение Географического общества провело общее собрание. Потанин доложил о своих путешествиях. Через несколько дней он выехал в Кокчетавский уезд, где в ауле на Сы-рымбете жил отец Чокана Валиханова Чингиз. Ему исполнилось 85 лет, но он был еще крепок. Старый Чингиз встретил Потанина как сына и конечно они вспоминали Чокана.

Чингиз рассказал, как в 1827 году его отдали на обучение в училище Сибирского линейного казачества в Омске, в школу переводчиков, и он дослужился до полковника, стал старшим султаном Аман-Карагайского округа. Он вспомнил своего отца Вали, хана Среднего жуза, подписавшего акт о добровольном присоединении к России, в которой видел защитницу степных народов от агрессии китайцев. В память о Чокане Потанин написал его биографию и помог изданию его трудов, а теперь уточнял некоторые моменты его детства. Григорий Николаевич и его спутник, студент Петербургско-

го университета С. Султангазин, познакомились с младшими братьями Чокана Махмутом, Маке, Кокушем, Якубом. Все они ранее получили образование в России, отслужили в Омске, Оренбурге, а Маке - 11 лет в русской столице.

Вместе с аулом Потанин несколько месяцев кочует по степи. С Чингизом они сходили на Алтын-Эмель, где покоился прах Чокана. Еще в 70-е годы XIX века Туркестансий генерал-губернатор К. П. Кауфман распорядился установить на могиле мавзолей Чокана и мраморную плиту с надписями на русском и казахском языках. В 1881 году Омский генерал-губернатор Колпаковский установил ее. Отец и друг поклонились могиле.

Внимательно всматриваясь в быт казахов, Григорий Николаевич отмечает, что казахи народ здоровый, живой, веселый, любящий яркий цвет в одежде и различные праздники. Лето для них - это время игр, скачек, состязаний, в том числе певцов-акынов. Он видит их миролюбие, размеренный ритм жизни, но не может не заметить поголовную бедность, и то, как напористо идет наступление ислама на языческую культуру степняков, обладавшую самостоятельной ценностью и оригинальностью. Среди мулл большинство составляли бухарцы, известные своим фанатизмом, жестокостью и ханжеством. Они проповедовали отвращение к европейской культуре, просвещению, науке. В то же время беспомощно и безграмотно действовало русское духовенство, пытаясь насильно внедрить православие. Потанин не раз вспомнил правоту Гасфорда, над которым когда-то посмеивались за его мечту создать новую религию для степняков, используя их национальные обычаи и традиции, а ведь в его начинаниях было немало рационального по сравнению с исламом. Ислам насиловал мировоззрение инородцев, безосновательно заменяя одно идеалистическое учение на другое, но проводил внедрение более тонко, по-иезуитски. Русские чиновники не проявляли должной заботы о местных школах, совсем не было переводов русской литературы на казахский язык, свое влияние они ограничивали проникновением в быт степняков керосиновых ламп, европейских штанов, тарантасов.

Потанин был сторонником естественных контактов между народами и племенами, устанавливаемых из нужд совместной жизни. Он с интересом фиксирует многочисленные факты двуязычия. Некоторые казаки свободно общались с местным населением на их наречиях, а степняки знали русский язык. К сожалению, крайне мало молодых казахов обучалось в русских школах, приобщалось к культуре великого народа. По итогам этой поездки в 1896 году Потанин публикует очерк «В юрте последнего киргизского царевича».

В 1899 году вместе с тремя спутниками Григорий Николаевич совершает новое путешествие

на восточную окраину Монголии, по хребту Большой Хинган. Экспедиция завершилась без осложнений, были подробно описаны дороги, перевалы и пустыни на подступах к хребту, позже эта информация очень пригодилась советским солдатам при штурме Большого Хингана в августе 1945 года. Путешествие стало последней крупной экспедицией ученого. После нее были лишь небольшие поездки на Алтай, в Забайкалье и степи Казахстана.

СИБИРСКИЙ ДЕДУШКА

В начале ХХ века Потанин поселился в Иркутске. Он деятелен, пытается организовать газету «Байкал» и придать ей областническое направление, но не вышло контакта с редактором «Восточного обозрения» И. И. Поповым; помогает в организации краеведческих музеев в Кяхте и Минусинске, поддерживает городского голову В. П. Сукачева в стремлении открыть в городе художественную галерею, организует празднование 50-летия Восточно-Сибирского отдела Географического общества. Вскоре после юбилейных торжеств он переезжает в Красноярск, живет у В. М. Крутовского, помогая создавать местный отдел Географического общества.

В сентябре 1902 года он остается Томске для постоянного проживания, снимает квартиру, знакомится с городской общественностью. Томск - университетский центр, в городе недавно открылся технологический институт, появилось много новых интеллигентных и просвещенных людей, преподавателей, профессоров. Он рад встрече с Александром Васильевичем Адриановым, сподвижником по монгольским походам, человеком недюжинной силы, ходившим на медведя. В одном поединке медведь лапой повредил ему лицо. Адрианов активно сотрудничал в газете «Сибирская жизнь», а вскоре и Потанин помещает в ней статью к 25-летию Западно-Сибирского отдела Русского Географического общества. Один за другим на свет появляются очерки «Юные годы Н. И. Наумова», «Биографические сведения о Ч. Валиханове», «Встреча с С. Ф. Дуровым», «Николай Федорович Костылецкий», «И. В. Омулевский в моей памяти» и другие. Вокруг Потанина формируется литературный кружок. Из Барнаула в Томск приезжает поэт-самородок Иван Тачалов. Потанин приютил его, похлопотал о печатании его стихов в редакции «Сибирской жизни». На одном из поэтических вечеров редактор А. В. Адрианов представил молодого поэта участникам Сибирского хорового общества. Стихи вызвали восторг публики. Его уговорили прочесть поэму «Егорка». Текст поэмы впервые был опубликован в первом томе «Литературного наследия Сибири» в 1969 году, а тогда революционная поэма получила такой резонанс, что автора вызвали в полицию и, несмотря на защиту Потаниным и Адриановым, Ивана Тачалова

выслали в Самару, а Адрианова отправили в одну из деревень под Нарымом на исправление.

Еще в Петербурге Потанин получал из Барнаула стихи некой Марии Васильевой, стихи - не ахти, но для Потанина они были ценны проявлением сибирской мысли. И он издает сборник «Песни сибирячки». Поддерживает творчество молодого поэта Петра Драверта. В кружок захаживает инженер Вячеслав Шишков, он немного писал для себя, но после душевных бесед с Потаниным серьезно занялся литературным творчеством. Будучи в экспедиции на Нижней Тунгуске, Шишков встречался со староверами, сохранившими уклад петровских времен. У них он записал свыше восьмидесяти старинных «проголосных» песен и былин и отправил в «Сибирскую жизнь» несколько крупных очерков. Много энергии ушло у Потанина на организацию в Томске Высших женских курсов, он избирается председателем Совета общества попечения о начальном образовании.

В январе 1905 года, в Татьянин день, томская адвокатура проводила банкет. Григория Николаевича выбрали председателем на собрании, но к этому дню стало известно о расстреле в столице мирной демонстрации у Зимнего Дворца. В зал собрания, кроме приглашенных, явились студенты и несколько рабочих, предложивших принять резолюцию с призывом к всеобщей политической забастовке и уничтожению самодержавия, превратив вечеринку в революционный митинг. Председательствующий, воодушевленный их порывом, воскликнул: «Я предвижу, что мы скоро услышим истинно свободный голос, открыто призывающий нас к великой борьбе за счастье Родины. Всякое право нам дано отстаивать силой!» В числе других организаторов собрания Потанина арестовали. Сорок лет назад он уже был арестован в Томске. Зная популярность ученого, власти не решились судить его, но новый арест и расследование стали тяжким испытанием для семидесятилетнего человека.

В стране нарастало забастовочное движение, вспыхивали крестьянские бунты, горели барские усадьбы. После крестьянской реформы 30 тысяч помещиков имели земли столько же, сколько 10,5 миллионов крестьянских дворов. Военное поражение в войне с Японией обнаружило всю гнилость самодержавия, отсталость в вооружении армии и флота. История повторялась вновь. Крупные стачки рабочих прошли в центральной России, в Польше, в Прибалтике, на Украине. В ходе 72-дневной забастовки ткачей Иваново-Вознесенских мануфактур, рабочие создали первый общегородской Совет рабочих депутатов, успешно руководивший жизнью бастующего города. В июне восстал броненосец «Потемкин», а осенью забастовали все железные дороги страны. В мае 1905 года «Сибирский вестник» издает статью «О необходимости создания парламента в Сибири».

Потанин приветствует эту идею, поскольку сам неоднократно отмечал, что царский деспотический централизм всегда и везде подавлял местную инициативу. Осуществить эту идею можно было при единстве различных политических партий, активно возникших в этот год.

Среди друзей Потанина были социал-революционеры (эсеры), конституционные демократы (кадеты), социал-демократы (большевики), но главной движущей силой оставались сибирские областники, главой которых он являлся. Отделения сибирского областничества, кроме Томска, работали в Омске, Барнауле, Красноярске, Мариинске, Иркутске. Мечтая сплотить политические силы региона, Потанин пригласил в Томск, на Съезд Сибирского областного Союза, представителей всех партий и движений, которые 28-29 августа 1905 г. договорились о создании Сибирской областной думы и выработали документ, по которому дума возьмет под свое владение недра, земли и леса, сформирует местный бюджет, будет финансировать образование, здравоохранение, общественную безопасность и участвовать в установлении тарифов. Делегаты потребовали гарантий личной свободы, отмены сословных и религиозных ограничений. Им предстояло собрать Всесибирское совещание по утверждению этого документа.

Царское правительство, напуганное размахом революционного движения, пошло на различные уступки и объявило о выборах в Государственную думу. Многим политикам, особенно кадетам, показалось, что Россия движется в сторону демократии, что нет более необходимости в создании Сибирской думы. Их не поддержали эсеры и большевики. Произошел раскол областничества.

Царский Манифест от 17 октября объявил о свободе слова, печати, собраний, законодательной инициативе с мест. Объявлялась амнистия политическим заключенным. Большевики разъясняли, что правительство лишь маневрирует, временно отступая, накапливает силы для подавления революции, но их не слушали, всех захлестнула эйфория свободы. Вскоре по стране начались черносотенные погромы, их волна 20-22 октября докатилась до Томска. Было подожжено управление железной дороги, где погибли невинные люди, разгромлен народный дом П. И. Макушина, разграблены магазины и дома, толпа требовала от губернатора выдачи городского головы А. И. Макушина, сторонника Потанина. Сам Потанин в это время находился в Москве, возможно, поэтому избежал насилия, но стал свидетелем жестокого подавления декабрьского восстания в Москве.

В марте 1906 года была избрана первая Государственная дума, а уже 9 июля царь ее разогнал. 19 августа вводятся военно-полевые суды, по приговорам которых до конца года было казнено

950 человек, многие высланы в Сибирь. Пытаясь сбить пламя крестьянских восстаний, 9 ноября 1906 года царь публикует Указ о свободе выхода крестьян из общины, о содействии переселению людей в восточные районы страны. Вторая Государственная дума просуществовала всего три месяца и снова была разогнана. По мыслям областников, дума должна была дать долгожданное земство Сибири, и после ее роспуска сибирские депутаты требовали установления Сибирской областной думы с законодательными функциями, поскольку центральная власть «не имеет ни времени, ни возможности заняться сибирскими нуждами». Но сибиряки были разобщены, газета «Сибирская жизнь» закрыта цензурой. Опыт политического оживления общества не удался, наступил период реакции.

В эти годы Г. Н. Потанин продолжает разрабатывать идею сибирского областничества, готовит статьи «Областническая тенденция в Сибири», «Нужды Сибири», «Города Сибири», работает над воспоминаниями о Н. М. Ядринцеве, интересуется шаманизмом, сибирской живописью.

Г.Н. Потанин, томский период жизни

Известно о его дружбе с Григорием Ивановичем Гуркиным, учеником И. И. Шишкина. К Гуркину в село Анос Потанин ездил много раз, он восторгался, как великолепно мастер передает природу Горного Алтая и самобытный характер народа. В 1907 году в Томске проводилась персональная выставка художника под названием «Неделя Гуркина», на ней экспонировалось двадцать полотен, сто этюдов и сто рисунков пером. Потанин дал выставке самый восторженный и теплый отзыв.

По инициативе Г. Н. Потанина и при поддержке А. В. Адрианова, ученых П. Н. Крылова, В. А. Обручева, В. В. Сапожникова и других проводится работа по созданию Общества изучения Сибири. Потанин сумел с редчайшим тактом объединить всех участников и вдохновить на новые культурные дела. Губернатор Н. Л. Гондатти утвердил устав общества, и Потанин становится заместителем председателя.

Он много ездит по Сибири. Одну из поездок Григорий Николаевич совершил в Каракалинский уезд Семипалатинской области. Благо, спонсоры оплатили ему проезд от Омска до Семипалатинска и обратно, еще 50 рублей выделило местное отделение Географического общества. Сопровождали ученого Алимхан Ермеков в роли проводника и переводчика и две сестры: Е. А. Зубачева-Воронина - ботаник и А. А. Уткина-Воронина - художник. За два месяца группа исколесила предгорья Кызыл-Рая, собрала образцы трав и кустарников Центрального Казахстана. Антонина Алексеевна сделала более сотни рисунков бытовых предметов, а Григорий Николаевич стал обладателем почти трех десятков новых казахских сказок и подготовил очерки «На киргизской ярмарке» и «На притоке реки Токрау».

Поездки давали вдохновение и приносили разнообразие, ведь работа всегда занимала главное место в его жизни, а условия быта всегда были более чем скромными, но никогда его не угнетали. Эти поездки буквально спасали от старости и нищеты, ведь при пенсии в 25 рублей, он часто бедствовал, а тут принимали, кормили. Он с удовлетворением замечал, как менялась Сибирь. За полвека заселились ранее пустующие земли. В Сибири, кроме русских и татар, появились новые народы: украинцы, белорусы, немцы, эстонцы, чуваши, латыши, мордва, финны. Всем нашлось место, и не было вражды между ними. Появились собственные кадры ученых, врачей, инженеров, учителей, строились предприятия, открывались школы. Неужели его областнические мечтания, пусть с большим трудом, но стали осуществляться?

Деятельность Потанина и его единомышленников стала эпохой в развитии культурной, научной, политической жизни Сибирского региона. У областников не было организованной партии, не было четко сформулированной программы, собственных газет, не хватало финансов на пропагандистскую работу, но они постепенно выковывали патриотическое сознание у сибирской молодежи. Потанин и его друзья не были революционерами, не жаждали крутого поворота в жизни страны, были противниками любого насилия. События 1905 года показали, как в период бурных революционных событий происходит раскол в обществе, и даже в семье, всплывают самые низменные инстинкты, проливается кровь. Областники считали, что развитие общества зависит от свободы личности, устранения любых преград, ограничивающих всестороннее развитие человека. Важнейшим условием преобразований они считали территориальный подход в народном хозяйстве с учетом национальных особенностей населения. В земледелии - переход от общины к общинному хозяйствованию на демократических принципах управления. Государственное устройство России им представлялось

как Федерация свободных республик со своими органами власти.

Противники упрекали Потанина в отрыве от жизни, в ненужности Сибирского парламента, считая, что проблемы территорий можно решить в Государственной думе. Но даже в третьей думе интересы сибиряков отстаивали только 14 депутатов, город Омск вообще не имел своих представителей, тогда как только Киевская губерния была представлена 15 депутатами. Во время краткого посещения Омска в 1910 году председателем правительства П. А. Столыпиным было заявлено, что «введение земства в Сибири задерживается из-за отсутствия подходящего элемента для культурной работы». На проходившем в январе 1916 года в Омске съезде кооператоров Западной Сибири вновь прозвучала тревога об отсутствии в Сибири земства. Проходили годы, а на Сибирь все еще смотрели как на отсталый регион, на территорию, не достигшую зрелости.

В 1915 году Потанину исполнилось 80 лет. Шла мировая война, но юбилей ученого превратился во Всесибирское торжество, в культурный праздник всей России. «Не было сколь-нибудь порядочного русского печатного органа, который не посвятил бы юбилею горячих и теплых слов, чаще страниц, сибирскому гражданину, сыну простого казака, олицетворявшему собою все лучшие стремления российских народов. Вся, притягивающая к Потанину сила, заключалась в широте общечеловеческих идей, так красиво гармонирующих с национальным патриотизмом».

Писатель Георгий Гребенщиков, перед уходом на фронт в 1915 году, по просьбе А. М. Горького, принес ему для издаваемой «Летописи» очерк о Потанине.

- Да ведь это же акафист! - воскликнул Алексей Максимович - С кем можно сравнить его? На его реплику Гребенщиков ответил:

- В Монголии высшим духовным лицом, вроде Римского Папы, является Хутухта. В Сибири таким Хутухтой является Г. Н. Потанин, с той лишь разницей, что его выбирали все племена Сибири, без различия религий, положений, сословий. Его влияние на сибирскую интеллигенцию, на просвещение, на общественную жизнь, научную работу, вопросы политического такта приобрело неслыханные размеры. Этот престарелый подвижник всегда был изумительно скромен, всю свою жизнь провел в меблированных комнатах, в путешествиях, никогда не имел лишнего гроша и терпеть не мог ни позы, ни карьеризма, ни крикливого позерства.

Вячеслав Шишков отметил, что Потанин по всей Сибири пользовался громадной популярностью, почти такой же, как Лев Толстой в России. Газеты писали, что основным двигателем его деятельности и творчества были справедливость,

нравственность и человеколюбие. Его бескорыстие и честность удивляли многих. Сибиряки привыкли, открывая газеты, встречать его статьи и заметки, полные тревоги за настоящее и будущее края, они знают его как всестороннего деятеля, просветителя и заступника. «И тот факт, что существуют на земле люди, подобные Потанину, дает нам веру, что благо на Земле вообще возможно и что Сибирь - недавняя, проклятая страна изгнаний, каторги и стонов - скоро превратится в благословенную обитель, куда откроется паломничество со всех стран света - к плодам простых и вечных истин мудрого сына народа Григория Потанина».

Омск, Томск, Красноярск, Иркутск, Новони-колаевск избрали Григория Николаевича Потанина своим почетным гражданином. В адрес юбиляра приходили поздравления из столицы, Москвы, Киева, Харькова, Ташкента, Харбина, Казани и других городов. Он получил телеграммы от А. М. Горького, В. Г. Короленко, П. К. Козлова, В. А. Обручева, сибиряков-депутатов Государственной думы, от Русского Географического общества и всех его отделений, от Российской академии наук, Музея имени Александра III, Румянцевского музея, Польского Союза врачей. Художник Василий Иванович Суриков лично изготовил памятный адрес знаменитому сибиряку. Всего поступило более пятисот поздравлений. В Томске состоялось торжественное собрание. Газета «Утро Сибири» за 23 сентября 1915 года напечатала на первой полосе: «Тут мы видим лучших представителей краевой интеллигенции, собравшихся с разных концов Сибири, видим старика генерала Катанаева и молоденькую девушку в белом платье, с одинаковой сердечностью приветствующих заслуженного общественного работника, так много и так долго трудившегося на поле труда и мысли местной общественности».

Генерал Г. Е. Катанаев передал поздравление от Западно-Сибирского казачьего войска, от ЗападноСибирского отдела Русского Географического общества, зачитал текст из памятного адреса Омской городской думы:

«Вам - первому гражданину Сибири, открывшему миру духовную и экономическую мощь страны изгнания, Вам - потерпевшему в борьбе за лучшие идеалы человечества, научившему ряд поколений любить суровую страну - нежной любовью детей, Вам - поборнику Свободы и Знаний и лучшего общественного устройства Сибири, общественное управление города Омска приносит привет в день восьмидесятилетней годовщины Вашего рождения».

Потанин не любил шумихи вокруг своего имени. Он противился всяким мероприятиям по случаю юбилея, и только под напором общественного мне-

ния вынужден был согласиться. В ответном слове Высокому собранию Григорий Николаевич высказал слова благодарности за оказанное внимание. Говорил он тихим голосом, стоя у трибуны.

Постепенно здоровье стало сдавать, подступала прогрессирующая слепота, и это при его-то интенсивной литературной работе. Друзья из Москвы прислали диктофон, куда он мог наговаривать текст. Добровольные помощницы-стенографистки перепечатывали его на бумагу, а Адрианов помогал править.

Обстановка в стране становилась все напряженней. Газеты сообщали то об успехах на фронтах, то о нехватке хлеба, дороговизне жизни, об убийстве Распутина, о стачках в Петрограде с требованием положить конец войне. Все больше сибирских мужиков забирали в армию, все чаще приходили похоронки, все больше в городе появлялось инвалидов, бездомных, сирот, попрошаек. И вот до Сибири докатилось известие об отречении царя. Страна забурлила в демонстрациях, собраниях, митингах. Солдаты томского гарнизона избирают Потанина почетным председателем Солдатского Совета. В его адрес сыплются телеграммы-поздравления с праздником Свободы. 21 апреля 1917 года А. М. Горький направил Потанину телеграмму: «Сердечно поздравляю Вас, мудрый рыцарь, желаю счастья Вашей любимой, ныне свободной Сибири». Но Григорий Николаевич высказывает тревогу за страну. Ведь шла война, и никто не знал, что будет со всеми, когда структуры власти совершенно развалятся. В Томской губернии начали создаваться местные органы власти. На народных собраниях говорилось о проведении прямых выборов по избранию делегатов в Губернское народное собрание.

В апреле-мае 1917 года состоялась первая сессия Томского губернского народного собрания, поддержавшая идею автономии Сибири в составе Российской Федерации и создания исполнительной власти в виде областной думы. Это стало подлинным творчеством народных масс - такого не было нигде в стране. Но наступило двоевластие. Большевики провозгласили свою ответственность за сохранение России в условиях государственной анархии и развала экономики, действовали напористо, выступили против всякой автономии, против соглашения с другими партиями, начали формировать свои органы власти - Советы рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. В июле Потанин публикует статью «Областничество и диктатура пролетариата». Понятие «диктатура» неприемлемо для Потанина: «Строй, который нам готовят большевики, не на тех ли началах построен, как только что низвергнутый монархический строй. Если бы проекты Ленина осуществились, русская жизнь снова очутилась бы в железных тисках, в ней не нашлось бы места

самостоятельности отдельных личностей, ни для самостоятельности общественных организаций. Опять бы начали строить жизнь Отечества, а кто-то другой думал за нас, сочинял для нас законы и опекал бы нашу жизнь... Будет в столице одна палата из 600 членов (конечно большевиков), которая и будет править государственным кораблем, а нам, как обладающим «несовершенством умов», большевики скажут: ваша автономия не простирается дальше тротуаров и уличных фонарей. Борьба за интересы одного класса, причем за интересы экономические, не может быть названа долгом человека. У большевиков есть благородное желание дать каждому рабочему на обед «курицу в супе», но из-за курицы доктрина забывает все остальные потребности человека. Нельзя обесценивать в глазах рабочего класса творчество, идею Отечества и его духовного преуспевания».

Первый областной сибирский съезд открылся в Томске 8 октября 1917 года. Здесь была представлена вся политическая палитра Сибири. Из 183 делегатов 70 мест заняли социал-революционеры, 5 - кадеты, 7 - народные социалисты, от которых был избран Потанин, остальные места достались большевикам, меньшевикам, бундовцам, представителям национальных меньшинств и беспартийным. В условиях нестабильности в стране делегаты высказались за автономию Сибири, в ответ большевики покинули съезд. Однако большинство решило сформировать Сибирскую областную думу, предоставить ей права, разработанные Потаниным еще в 1905 году. Отныне Дума наделялась правом управлять недрами, лесами, водоемами, землею, объявив их общенародной собственностью, формировать бюджет, финансировать здравоохранение, образование, общественную безопасность, устанавливать налоги, тарифы и пошлины, контролировать почту, пути сообщения, решать переселенческие вопросы. Съезд провозгласил, что «автономная Сибирь является неотъемлемой частью Российской Федеративной Республики», признавая главенство ряда законов центрального правительства, утвержденных Учредительным собранием России. Однако выборы в Учредительное собрание, из-за метания Керенского несколько раз переносились и были назначены на 12 ноября, а 7 ноября большевики взяли власть в свои руки, свергнув Временное правительство. Но игнорировать стремление народа, настроенного на выборы, было трудно. В выборах приняло участие более 50 миллионов человек.

Избранное народом Учредительное собрание открылось 5 января 1918 года. Из 410 мест большевики имели всего 120. Понимая, что многие Декреты Второго Съезда Советов могут быть отвергнуты, большевики покинули заседание, а в ночь с 6 на 7 января Учредительное собрание было разогнано караулом матроса Железнякова - анархиста, поддержавшего большевиков. В Томской губернии уже

работали выборные народные Советы и областная дума, но большевики не признали ее власть. И вот 6 декабря 1918 года в Томске собрался Чрезвычайный общественный съезд, потребовавший немедленно созвать Сибирскую думу, избранную свободным волеизъявлением народа. Председателем съезда выбрали Г. Н. Потанина, но он снял с себя эти полномочия по состоянию здоровья. Напряженное противостояние с большевиками требовало четких, энергичных ответных действий, а 82-летний больной, полуслепой ученый не мог адекватно реагировать на ситуацию. Весть о разгоне Учредительного собрания в Петрограде быстро достигла Томска, вызвав резкий протест делегатов, особенно эсеров, которых поддерживало большинство сельского населения.

ЗапСибСовдеп отреагировал немедленно. Ночью некоторых членов областного Совета арестовали, другие спрятались и тайно создали Временное Сибирское правительство. После разгона Учредительного собрания страна окончательно раскололась, ввергнутая в междоусобицу, никто уже не понимал и не хотел слышать слов о мирном развитии ситуации. Началась гражданская война. В мае 1918 года вспыхнул мятеж чехословацких частей, двигавшихся по железной дороге на Восток. Омские большевики первыми приняли бой, но отступили, и Советская власть в Сибири была свергнута. В Омске сформировалось Сибирское правительство, опиравшееся на чехословацкие штыки и иностранную военную помощь. В Томске общественность еще надеялась восстановить Сибирскую думу, но омскому правительству не требовались советчики. Но все же в Омск для переговоров прибыли томичи: В. М. Крутовский, давний друг Потанина по Красноярску, М. Б. Шатилов и А.Е. Новоселов - представители Сибирской думы, но их встретили враждебно. Под угрозой расстрела двое написали заявление о сложении депутатских полномочий, а Новоселова, проявившего несогласие, расстреляли.

18 ноября 1918 года, в результате военного переворота, к власти пришел адмирал А. В. Колчак, объявив себя Верховным правителем России. В декабре 1918 года в Омске вспыхнуло восстание против диктатуры Колчака, но было жестоко подавлено. В марте 1919 года уже томские большевики предприняли попытку вооруженного восстания. Начались аресты, большинство зачинщиков приговорили к расстрелу. Потанин, узнав о столь суровом приговоре, 20 марта направил телеграмму лично адмиралу Колчаку: «Человеколюбие диктует мне обратиться к Вам с просьбой о даровании жизни девятнадцати осужденным к смертной казни военным судом восемнадцатого марта в Томске». Колчак прочитал просьбу известного сибирского гуманиста. На телеграмме сохранилась пометка: «Доложено 21.3.1919 г,

оставлено без последствий». Через неделю приговор привели в исполнение.

Летом 1919 года Григорий Николаевич тяжело заболел, его поместили в университетскую клинику. Проведывать приходили знакомые, подкармливали старика. Часто навещал его редактор А. В. Адрианов, он делился последними новостями с фронтов, а они с каждым днем становились тревожнее. Красные армии наступали, а колчаковские войска сдавали один город за другим. В Томске увеличилось число беженцев, которые рассказывали, что красные при освобождении городов и сел проводят зачистки, расстреливают без суда и следствия не только своих противников, но и мирных жителей, конфискуют лошадей, скот и имущество. Правда это или вымысел - точно никто не знал. Потанин возмущался, что на смену колчаковскому режиму идет красный террор. В газете «Сибирская жизнь» за 22 августа появилась статья «К оружию граждане!» за подписью Г. Потанина, в ней призывалось встать на защиту Отечества от большевиков. Современные исследователи и историки доказали, что больной, слепой 84-летний старик Потанин не мог написать такого, что это сделал Адрианов, используя имя и авторитет ученого. Известно, что Адрианов подвел Григория Николаевича еще раз. В разгар гражданской войны, весной 1918 года к Потанину через своего посланника обратился с письмом Лавр Георгиевич Корнилов, один из руководителей Белого движения на Юге России. Старый казак с уважением относился к своему младшему собрату по Омскому кадетскому корпусу, путешественнику, боевому генералу, отличившемуся на полях сражений Мировой войны. По условию, письмо после прочтения должно быть уничтожено. Но редактор вопреки всему сохранил бумагу. После освобождения Томска красными войсками Адриа-нова арестовали и при обыске письмо нашли, что явилось уликой против Потанина при обвинении в пособничестве белым. В марте следующего года редактора «Сибирской жизни» арестовали. А когда из Москвы пришла телеграмма Ленина местному отделению ВЧК препроводить арестованного в Москву для следствия, было поздно - редактора расстреляли.

Владимир Ильич хорошо знал Александра Васильевича Адрианова, не раз бывал у него в Минусинске, не только играл в шахматы, но и поддерживал его патриотическое стремление к развитию Сибири. Возможно, что подобная участь ожидала и Потанина, но старик тяжело болел, силы его таяли, и 30 июня 1920 года он скончался.

Хоронил Григория Николаевича Потанина весь город. Студенты, рабочие, профессора, солдаты и городские обыватели пришли проститься с великим гражданином Сибири, несмотря на то, что власть всячески препятствовала их инициативе. Накануне похорон газета «Знамя революции», печатавшаяся в

бывшей адриановской типографии, поместила такие строки: «Вчера утром умер Гр. Н. Потанин. Он был в стане наших врагов. Он являлся орудием в руках белой своры». Но через месяц после смерти Потанина большевик В. Д. Вегман в газете «Советская Сибирь» публикует следующее: «Он ушел в могилу заклейменный как ревностный защитник Колчака и его режима. В действительности же этот приговор Потанину требует основательного пересмотра... Они приписали Потанину такие «мнения» и «заявления», которых он никому и никогда не высказывал, ибо физически был не в состоянии этого сделать, так как не знал, что творится вокруг него. Они печатали за его подписью статьи, которых он никогда не писал и с содержанием не был даже знаком. И напечатанное незадолго до нашего прихода в Сибирь за его подписью о заложничестве, заявление, имеющее целью поддержать разваливающуюся колчаковскую армию, в действительности написано не им и даже без его ведома. Автор этого заявления никто иной, как редактор «Сибирской жизни» Адрианов, которого ЧеКа недавно расстреляла за его контрреволюционную деятельность».

Однако штамп о Потанине, как пособнике белых и защитнике буржуазии кочевал из одной книги в другую. При подготовке материалов очерка мне попалось несколько диссертационных работ о сибирском областничестве, выполненных под руководством профессора И. М. Разгона. Высланный из Москвы в 1948 году за «космополитизм», этот научный руководитель стал «святее Римского Папы» в стремлении обвинить во всех грехах того, кто прилагал усилия к просвещению сибиряков, взращиванию настоящих патриотов Сибири, обретению этим огромным краем равных прав с другими регионами России, выработке самосознания сибирского общества как составной части великого русского народа. Назвав Потанина сепаратистом лишь за иное понимание происходящих в стране процессов, отличное от взглядов большевиков, и отнеся в разряд реакционеров, эти исследователи областничества Н. М. Яд-ринцева реакционером не посчитали, чутко держа нос по ветру и помня, что писал В. И. Ленин сыну Ядринцева Льву Николаевичу, сотруднику газеты «Правда»: «Я высоко ценю деятельность Вашего покойного отца и рад, что Вы работаете в нашей газете». Для них ленинская похвала - «табу» на любую критику. А разве не Потанин был одним из организаторов сибирской печати и ее ярким публицистом? Его даже обвиняли в измене либеральным взглядам 60-70 годов XIX века, хотя формировался он как личность на идеях утопического социализма, даже разделял революционные взгляды членов организации «Земля и Воля», но навсегда остался Народником в сибирском варианте. Он мыслил не менее радикально, чем революционные демократы.

Он в меру своих сил делал все ради расцвета своей Родины - Сибири, и благодарные земляки ласково прозвали его «Дедушкой Сибири», помнят его деяния и хранят память о нем.

Похоронили Г. Н. Потанина на Преображенском кладбище в Томске. Похоронили и забыли. Много лет официальные власти о нем не вспоминали. Перед войной кладбище закрыли, а через пятнадцать лет кладбищенское поле отдали под застройку студенческого городка политехнического института. Могилы Потанина и многих других выдающихся ученых и общественных деятелей Сибири должны были исчезнуть под новой застройкой. В 1950 году, в год столетия Порфирия Никитовича Крылова, отца сибирской ботаники, томичи решили перенести прах ученого с бывшего Преображенского кладбища в университетскую рощу, посаженную его руками. Вспомнили и о Потанине, за сохранение праха которого развернулась целая эпопея. В марте 1954 года ученый-геолог Д. П. Славнин обратился с письмом к академику В. А. Обручеву, участнику экспедиции Г. Н. Потанина, с просьбой содействовать сохранению памяти и праха ученого. Как вспоминал наш известный археолог Владимир Иванович Матющенко, работники областного краеведческого

музея, общественники, студенты университета и школьники буквально ложились под нож бульдозера, не позволяя сравнивать могилы, вставали под ковши экскаватора, не давая копать траншеи по фундаменты. Это противостояние продолжалось более полутора лет. Инициативная группа обратилась к властям города и области с просьбой переноса праха выдающегося сибиряка, телеграфировали в Москву, чтобы затормозить снос могилы Потанина. Академик В. А. Обручев побудил Академию наук СССР повлиять на томские власти и произвести перезахоронение знаменитого путешественника. На момент принятия решения о переносе захоронения Г. Н. Потанина надгробный памятник уже был уничтожен, поэтому создали специальную комиссию, в которую включили археолога В. И. Матющенко для поиска могилы. Координаты захоронения были известны, имелась фотография могилы у раздвоенной березы, найти место помогло и сохранившееся приметное дерево. Могилу вскрыли с соблюдением всех процессуальных норм, консультировались даже с известным антропологом М. М. Герасимовым, наконец, весной 1956 года прах Г. Н. Потанина перенесли в университетскую рощу и через два года на могиле установили памятник.

Могила Г. Н. Потанина

В 1975 году Большая Советская Энциклопедия опубликовала краткий материал о путешественнике Г. Н. Потанине, двумя словами упомянув о его областнической борьбе. Фактически это стало реабилитацией учёного. Вскоре появляются работы о его жизни, путешествиях, просвещенческой деятельно-

сти и научных изысканиях в фольклористике. Имя Григория Николаевича возвращается российской науке. Возможно, что общественность и нашего города начнёт движение за сохранение памяти знаменитого земляка, которому давно пора поставить монумент в Омске.