CC BY
89
ВЕСТНИК УДМУРТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
71
УДК 81'38 Е.И. Лелис
ГРАММАТИЧЕСКИЕ СРЕДСТВА ФОРМИРОВАНИЯ ПОДТЕКСТА В ПРОЗЕ А. П. ЧЕХОВА (СЛОВООБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ УРОВЕНЬ)
Целью исследования является анализ подтекста как идиостилевого явления в прозе А. П. Чехова. Объект исследования - словообразовательные средства формирования разных видов подтекста: рационального и иррационального, локального и текстового, авторского и читательского. Исследование проводится с использованием метода лингвопоэтического толкования художественного текста на поверхностном и глубинном уровнях. Показано, что А. П. Чехов прибегает к эстетическим потенциям морфемного повтора, синонимии, антонимии и омонимии словообразовательных аффиксов, использованию однокоренных слов, суффиксальной экспрессии, семантической деривации. Анализ повестей и рассказов писателя показал, что использование эстетического потенциала словообразовательных средств в художественной системе А. П. Чехова носит нерегулярный характер, но с очевидностью подтверждает, что доминантными особенностями идиостиля писателя являются экономное использование эстетических потенций языковых средств, сосредоточенность на смысловой емкости и композиционно-архитектонической стройности текста. Благодаря такому использованию языковых единиц и их комбинаций запускается механизм текстового смыслопорождения.
Ключевые слова: текст, подтекст, поверхностный и глубинный уровни смысловой структуры текста, словообразовательные средства, идиостиль, А. П. Чехов.
Под подтекстом мы понимаем часть смысловой структуры текста, реализующую скрытые авторские смыслы, которые формируются всей совокупностью языковых и надъязыковых средств текста и актуализируются благодаря фоновым знаниям и личностному потенциалу воспринимающего текст. Различают следующие виды подтекста: рациональный и иррациональный, локальный и текстовый, авторский и читательский, которые коррелируют соответственно с семантикой, синтактикой и прагматикой текста.
Стимулами формирования подтекста могут выступать все языковые и надъязыковые средства текста в их эстетическом (воздействующем) функционировании.
Использование словообразовательных средств в формировании подтекста у А. П. Чехова носит нерегулярный характер. Чаще всего писатель обращается к эстетическим потенциям морфемного повтора, синонимии, антонимии и омонимии словообразовательных аффиксов, использованию одноко-ренных слов, суффиксальной экспрессии. Частотны также одновременная актуализация языковых значений многозначного слова - так называемая семантическая деривация [3]. Все эти средства включены в систему языковой и надъязыковой экспликации локального и текстового, рационального и иррационального видов подтекста в целом ряде произведений, среди которых «Попрыгунья», «В ссылке», «Палата № 6», «Страх», «Рассказ неизвестного человека», «Бабье царство», «Скрипка Ротшильда», «Три года», «Дом с мезонином», «Мужики», «В родном углу», «Ионыч», «Человек в футляре», «Крыжовник», «О любви», «В овраге» и др.
Морфемный повтор используется писателем для экспликации авторской иронии по отношению к герою или группе героев, как, например, в рассказе «Попрыгунья». «Знаменитые» и «необыкновенные» «друзья и добрые знакомые» Ольги Ивановны, претендуя на статус творческой элиты, на самом деле не представляют собой ничего особенного, не обладают яркими личностными качествами и пошлы в своей бесконечной повторяемости. Поэтому при перечислении «исключительных достоинств» художника Рябовского автор расставляет акценты при помощи морфемного повтора, подкрепленного ритмикой. Рациональные и иррациональные локально формируемые подтекстовые смыслы перетекают друг в друга:
«<...> жанрист, анималист и пейзажист» [4. Т. 8. С. 7].
И ниже о нем как о человеке, который вполне отвечает внешней атрибутике знаменитости (что отнюдь не свидетельствует о его талантливости):
«<...> имевший успех на выставках и продавший свою последнюю картину за пятьсот рублей» (Там же).
Морфемный повтор может акцентировать внимание на свойствах описываемого предмета, как, например, в рассказе «Бабье царство»:
2014. Вып. 2 ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
«Ах, нехороший, гнилой, нездоровый дом!» (Там же. С. 259).
Или в рассказе «Крыжовник»:
«Иван Иваныч и Буркин испытывали уже чувство мокроты, нечистоты...» [4. Т. 10. С. 56].
Словообразовательные акценты могут быть расставлены и в проекции на всю систему образов, как в рассказе «Дом с мезонином». Тогда они берут на себя функцию компонентов текстовой системы экспликаторов подтекста. Художник обречен на постоянную праздность, помещик Белокуров всячески подчеркивает свою деловитость, основная черта семьи Волчаниновых - порядочность, смысл жизни Лиды Волчаниновой - духовная деятельность.
Морфемный повтор оказывается вовлеченным в архитектоническую плоскость этого рассказа, выстраивая психологический, подтекстовый сюжет о том, как вместо ожидавшегося счастья героя настигло одиночество. Бессмысленный спор художника и Лиды об абстрактных вещах, таких как мужицкая грамотность, смертность, потребности, духовные способности, и последовавший за ним неожиданный отъезд Мисюсь перечеркивают все надежды.
Герой повести «В овраге» фальшивомонетчик Анисим в церкви во время венчания вдруг прослезился. Венчание в церкви - один из ключевых моментов сюжета, поэтому его языковое оформление значимо в проекции на весь текст и существенно для экспликации идеосмыслов. Психологическое состояние Анисима, акцентированное в том числе и с помощью морфемного повтора, - минутное духовное просветление перед теперь уже последним шагом в нравственную пропасть:
«И столько грехов уже наворочено в прошлом, столько грехов, так все невылазно, непоправимо...» (Там же. С. 153).
Встречаются у А.П. Чехова примеры использования омонимичных аффиксов. Обладая одинаковой звуковой оболочкой, они участвуют в ритмизации фрагмента текста, актуализируют внутреннее состояние персонажа и тем самым актуализируют иррациональный подтекст. Например, о главной героине рассказа «Бабье царство», Анне Акимовне, говорится:
<■(Поглядела она кругом на темные окна и стены с картинами, на слабый свет, который шел из залы, и вдруг нечаянно заплакала, и ей досадно стало, что она так одинока, что ей не с кем поговорить, посоветоваться» [4. Т. 8. С. 295].
В слове поглядела приставка по- проявляет себя как «регулярная и продуктивная, чаще формо-, реже словообразовательная единица, образующая глаголы совершенного вида со значением конечного предела (в словообразовании) или доведения до результата (в формообразовании) действия, названного мотивирующим словом, например: поблагодарить, повредить, погибнуть, позеленеть, понравиться, похвалить, почувствовать» [2. С. 384].
В словах поговорить и посоветоваться приставка по- характеризуется как «регулярная и продуктивная словообразовательная единица, образующая глаголы совершенного вида со значением: в течение некоторого времени совершить действие, названное мотивирующим словом, например: побеседовать, позаниматься, полюбоваться, поработать, посидеть, почитать» (Там же. С. 383).
Способность к эстетической многофункциональности и участию в смыслообразовании локального и текстового характера обнаруживают антонимические аффиксы. В рассказе «Попрыгунья» смятение и растерянность Ольги Ивановны, вызванные смертельной болезнью мужа, переданы при помощи антонимических приставок в однокоренных словах:
«И доктора, приходившие дежурить и уходившие, не замечали этого беспорядка» [4. Т. 8. С. 29].
Глаголы с антонимическими приставками, фиксирующие завязку и развязку действия, тонко вплетены в сюжетно-композиционное пространство «Дома с мезонином». В начале рассказа герой-повествователь «нечаянно забрел в <...> усадьбу» к Волчаниновым, в финале он «вышел из сада, подобрал по дороге свое пальто и не спеша побрел домой». Нечаянное счастье проскользнуло мимо и осталось светлым воспоминанием. Использование однокоренных слов забрел и побрел актуализирует бесцельность перемещений героя-повествователя: на поверхностном смысловом уровне - праздное шатание между усадьбами, на глубинном, подтекстовом - потерю интереса к жизни.
Контактное использование однокоренных слов окрашивает в иронические тона описание «добрых друзей и знакомых» Ольги Ивановны - героини рассказа «Попрыгунья»:
«Каждый из них был чем-нибудь замечателен или немножко известен, имел уже имя и считался знаменитостью, или же хотя и не был еще знаменит, но зато подавал блестящие надежды» (Там же. С. 7).
Аналогично:
«<...> отличный чтец, учивший Ольгу Ивановну читать» (Там же).
«<...> певец из оперы <.> уверявший Ольгу Ивановну, что <.> из нее вышла бы замечательная певица» (Там же).
Использование однокоренных слов в репликах участников диалога зеркально отражает их мысли и чувства и передает одинаковое эмоциональное состояние: в случае с Ольгой Ивановной и Рябов-ским - утомление и досаду от затянувшегося адюльтера. Ольга Ивановна Рябовскому:
« - Нам нужно расстаться на некоторое время, а то от скуки мы можем серьезно поссориться
<...>
- <...> Тебе здесь скучно и делать нечего, и надо быть большим эгоистом, чтобы удерживать тебя» [4. Т. 8. С. 20].
В сильной позиции текста - начальном абзаце - контактное использование родственных слов с корнем -игр- определяет развитие подтекстово реализованного в рассказе «Бабье царство» психологического сюжета о неудавшейся, одинокой, «проигранной» жизни главной героини:
«Вот толстый денежный пакет. Это из лесной дачи, от приказчика. Он пишет, что посылает полторы тысячи рублей, которые он отсудил у кого-то, выиграв дело во второй инстанции. Анна Акимовна не любила и боялась таких слов, как «отсудил и выиграл дело». Она знала, что без правосудия нельзя, но почему-то, когда директор завода Назарыч или приказчик на даче, которые часто судились, выигрывали в пользу ее какое-нибудь дело, то ей всякий раз становилось жутко и как будто совестно» (Там же. С. 258).
Через весь рассказ протягивается дистантное употребление слов с корнем -смех- (27 употреблений) как знак внутреннего напряжения главной героини, ее ощущения непричастности к радости бытия и человеческому, женскому счастью, как знак плохо скрываемого конфликта между нею и окружением. Подтекстово-иррациональное содержание осмысляется в масштабах всего текста:
«А свои люди, рабочие, не получившие к празднику ничего, кроме своего жалованья, и уже истратившие всё до копейки, будут стоять среди двора, смотреть и посмеиваться - одни завистливо, другие иронически» (Там же. С. 259).
«В морозном воздухе раздавались смех и веселый говор. Анна Акимовна поглядела на женщин и малолетков, и ей вдруг захотелось простоты, грубости, тесноты» (Там же. С. 261).
«<...> Чаликов вздохнул и сказал насмешливо, с негодованием:
- Правда говорится: из благородства да из чинов шубы себе не сошьешь» (Там же. С. 266).
«<...>Анна Акимовна сконфузилась, покраснела. Ей было стыдно, что люди стоят перед ней,
смотрят ей в руки и ждут и, вероятно, в глубине души смеются над ней» и т. д. (Там же).
Контактное и дистантное расположение слов с корнем -холод- определяет развитие одного из важнейших мотивов рассказа «В ссылке», имплицитно присутствующего в тексте - мотива одиночества и жестокости жизни:
«Шагах в десяти текла темная холодная река; она ворчала, хлюпала об изрытый глинистый берег и быстро неслась куда-то в далекое море» [4. Т. 8. С. 42].
«Слышно, как небольшие льдины стучат о баржу. Сыро, холодно...» (Там же).
«Прожила с ним барыня недолго. Где ей? Глина, вода, холодно, ни тебе овоща, ни фрукта, кругом необразованные да пьяные, никакого обхождения, а она дама балованная, столичная... Известно, соскучилась» (Там же. С. 44-45).
«<...> Татарин заговорил о том, что не приведи бог захворать на чужой стороне, умереть и быть зарытым в холодной ржавой земле. » (Там же. С. 46).
«А от нужды голодно, холодно и страшно... Теперь бы, когда всё тело болит и дрожит, пойти в избушку и лечь спать, но там укрыться нечем и холоднее, чем на берегу; здесь тоже нечем укрыться, но всё же можно хоть костер развесть...» (Там же. С. 47).
«Рыжий глинистый обрыв, баржа, река, чужие, недобрые люди, голод, холод, болезни - быть может, всего этого нет на самом деле. Вероятно, всё это только снится, - думал татарин» (Там же).
«Надевая на ходу рваные тулупы, бранясь хриплыми спросонок голосами и пожимаясь от холода, показались на берегу перевозчики. После сна река, от которой веяло пронизывающим холодом, по-видимому, казалась им отвратительной и жуткой» (Там же. С. 48).
«Было в потемках похоже на то, как будто люди сидели на каком-то допотопном животном с длинными лапами и уплывали на нем в холодную унылую страну, ту самую, которая иногда снится во время кошмара» и т. д. (Там же).
2014. Вып. 2 ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
Писателю необходимы контактно расположенные однокоренные слова, создающие локальный эмоционально-смысловой фон для рассказа о вспыхнувшей любви молодого художника и юной Ми-сюсь в «Доме с мезонином»:
«Потом я повернул на длинную липовую аллею. И тут тоже запустение и старость. <...> Направо, в старом фруктовом саду, нехотя, слабым голосом пела иволга, должно быть, тоже старушка» [4. Т. 9. С. 174-175].
Хрупкость этой девушки и бережное отношение к ней героя-повествователя подчеркиваются с помощью уменьшительно-ласкательных аффиксов, использованных при описании Мисюсь и участвующих в формировании иррационального подтекста:
«Все время она смотрела на меня с любопытством <...> и водила пальчиком по портретам, <.> и я близко видел ее <.> худенькое тело, туго стянутое поясом» (Там же. С. 177).
«Вставши утром, она тотчас же бралась за книгу и читала, сидя на террасе в глубоком кресле, так что ножки ее едва касались земли» (Там же. С. 178).
«В будни она обыкновенно ходила в светлой рубашечке и в темно-синей юбке» (Там же. С. 179).
Совсем иную роль играет суффикс -к- в слове записочка в рассказе «Ионыч». Его семантика локально переосмысляется, и он превращается в выразительнейшее средство уничижительно-презрительного отношения к собственному чувству влюбленности со стороны главного героя - стимул формирования иррационального подтекста.
В «Толковом словаре словообразовательных единиц русского языка» Т. Ф. Ефремовой отмечено, что суффикс -к- чаще образует слова со значением уменьшительности, которая обычно сопровождается экспрессией ласкательности, реже - уничижительности [2. С. 238]. Включая слово записочки в контекст осознания Дмитрием Ионычем того, что Котик «дурачится» и что не «к лицу» ему, «земскому доктору, умному, солидному человеку, вздыхать и получать записочки, таскаться по кладбищам, делать глупости, над которыми смеются теперь даже гимназисты» [4. Т. 10. С. 30], А. П. Чехов с помощью словообразовательного средства фиксирует первые признаки меняющегося сознания Стар-цева, который в конце рассказа превратится в Ионыча.
В систему языковых средств создания облика персонажа А. П. Чеховым вводятся синонимические суффиксы. Например, в рассказе «Бабье царство» при описании госпожи Чаликовой - несчастной, задавленной нуждой и безысходностью, семье которой Анна Акимовна жертвует деньги:
«Тощая желтая рука госпожи Чаликовой, похожая на куриную лапку, мелькнула у нее перед глазами и сжала деньги в кулачок» [4. Т. 8. С. 266].
В повести «Палата № 6» включение слова с презрительно-уничижительным суффиксом -ишк-(в халатишке) в портретную характеристику одного из обитателей этой палаты - Мойсейки, в контекст употребления слов с уменьшительно-ласкательными суффиксами -к- (Мойсейка, лавочек, копеечку) и -ок- (дурачок) корректирует формируемый ими эмотивный фон описания, обостряя у читателя чувство жалости и сострадания герою:
«Это жид Мойсейка, дурачок, помешавшийся лет двадцать назад, когда у него сгорела шапочная мастерская.
<...> тихий, безвредный дурачок, городской шут, которого давно уже привыкли видеть на улицах, окруженным мальчишками и собаками. В халатишке, в смешном колпаке и в туфлях, иногда босиком и даже без панталон, он ходит по улицам, останавливаясь у ворот и лавочек, и просит копеечку» [4. Т. 8. С. 73].
В рассказе «Крыжовник» А. П. Чехов использует слова с суффиксами, через весь текст протягивающими уменьшительно-ласкательную и уничижительную семантику, как устойчивый знак персонажа. Они звучат в речи Ивана Иваныча, рассказывающего о цели всей жизни своего брата: именьишко, усадебка, деньжонки, лавочка, дорожки. В идеосмысловом плане рассказа все эти слова приобретают однозначно уничижительную экспрессивную окраску и включаются в систему подтексто-порождающих средств: идеосмысловое противопоставление трех аршинов земли и всего земного шара (одна из значимых для философии писателя идеологем) осуществляется благодаря в том числе и экспрессии словообразовательных средств.
Особую эстетическую значимость, важную в процессе смыслопорождения локального и текстового масштаба и направленную на формирование рационального и иррационального видов подтекста, приобретают в повестях и рассказах А. П. Чехова существительные, образованные семантическим способом. Частотны субстантивированные прилагательные и причастия, ставшие онимами, которые одновременно называют человека и дают ему характеристику (результат лексико-грамматической компрессии). Например, в рассказе «Попрыгунья»:
«Приходил маленький, рыженький, с длинным носом и с еврейским акцентом, потом высокий, сутулый, лохматый, похожий на протодьякона, потом молодой, очень полный, с красным лицом в очках. Это врачи приходили дежурить около своего товарища» [4. Т. 8. С. 27-28]. В рассказе «Бабье царство»:
«Вот в стороне лежит пачка прочитанных и уже отложенных писем. Это от просителей. Тут голодные, пьяные, обремененные многочисленными семействами, больные, униженные, непризнанные...» [4. Т. 8. С. 258-259] и т. д.
Характеризуя в целом эстетику и смыслопорождающий потенциал словообразовательных средств в прозе А. П. Чехова, отметим, что они многофункциональны, в качестве полноправных компонентов включены в художественное целое и, комбинируясь с другими языковыми и надъязыковы-ми средствами, многократно увеличивают суггестивное воздействие текста на читателя.
Подтекстообразующий статус словообразовательных средств обусловлен участием в обрисовке героев, их психологического состояния, отношения к себе, к другим людям и миру в целом, способностью формировать сюжетно-композиционное пространство текста и передавать авторскую позицию.
Словообразовательные средства способны продуцировать разные виды подтекста. Эти смыслы не столь текучи и неуловимы, как формируемые, например, фонографическими средствами, но требуют для своего извлечения из текста не менее высокого уровня читательской и языковой компетенции, большого интеллектуального багажа, развитого ассоциативного мышления, умения работать с текстом большой смысловой глубины.
Словообразовательная грамматика включена в систему языковых и надъязыковых средств реализации таких особенностей идиостиля А. П. Чехова, как лаконичность и содержательная емкость.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Ефремова Т. Ф. Современный толковый словарь русского языка: в 3 т. М.: Астрель, 2006. URL: http://www.edudic.ru/efr/ (дата обращения 20.04.13).
2. Ефремова Т. Ф. Толковый словарь словообразовательных единиц русского языка: ок. 1900 словообразов. единиц. 2-е изд., испр. Москва: АСТ: Астрель, 2005. 636 с.
3. Зализняк А. А. Семантическая деривация в синхронии и диахронии: проект «Каталога семантических переходов» // Вопр. языкознания. 2001. № 2. С. 13-25.
4. Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: в 30 т. Соч.: в 18 т. Письма: в 12 т. М.: Наука, 1974-1983.
Поступила в редакцию 31.03.14
E.I. Lelis
GRAMMATICAL MEANS OF SUBTEXT FORMATION IN THE PROSE BY A. CHEKHOV (WORD-FORMATIVE LEVEL)
The purpose of the research is the analysis of the subtext as an idiostylistic phenomenon in Anton Chekhov's prose. The object of the research is word-formative means of different kinds of the subtext: rational, irrational, local, textual, aucto-rial and readers'. The method of the research is the linguistic-poetic interpretation of fiction on the surface and underlying levels. The study shows that A. Chekhov makes use of esthetic potential of morphemic repetition, synonymy, an-tonymy, and homonymy of word-formative affixes; he uses paronyms, suffixal expression, and semantic derivation. The analysis of the writer's prose shows that he makes irregular use of esthetic potential of word-formative means. At the same time the study proves that the dominant features of the writer's idiostyle is the economical usage of esthetic potential of language means, the concentration on semantic capacity and the composition-architectonic orderliness of the text. The mechanism of sense generation is initiated due to this use of language units and their combinations.
Keywords: text, subtext, surface and deep levels of the semantic structure of the text, word-formative means, idiostyle, A. Chekhov.
Лелис Елена Ивановна,
кандидат филологических наук, доцент
ФГБОУ ВПО «Удмуртский государственный университет» 426034, Россия, г. Ижевск, ул. Университетская, 1 (корп. 2) E-mail: elena-lelis@mail.ru
Lelis E.I.,
Candidate of Philology, Associate Professor Udmurt State University
426034, Russia, Izhevsk, Universitetskaya st., 1/2 E-mail: elena-lelis@mail.ru
