CC BY
59
УДК 316.422.42
Рохмистров Максим Станиславович
Счетная палата Российской Федерации
Россия, Москва1
Аудитор Счетной палаты Российской Федерации Кандидат социологических наук E-Mail: [email protected]
Государство и рынок: диалектика взаимосвязи в постсоветской России
Аннотация: В статье рассматриваются специфические особенности диалектики рынка и государства в постсоветском развитии России. Характеризуя эту взаимосвязь, как сущностный момент трансформации советских норм хозяйствования, основанных на командных методах управления, с предпринимательским характером рыночной системы, автор опирается не только на мировой, но и на российский опыт.
Учитывая сложившуюся традицию гегемонии государства в организации хозяйственной жизни страны, автор органично вплетает в текст статьи примеры негативного опыта развитых капиталистических стран, не сумевших сдержать излишнее вмешательство государства в экономику. Эти недостатки проявляются в неумеренном увеличении налогового пресса на бизнес, что характерно и для современной России.
Вместе со всем этим, главная мысль статьи содержится в авторском утверждении того, что Россия уже пережила момент решительного противоборства государства и рынка. Рыночная стабилизация, хотя еще и не состоялась в полном объеме, но и не стала неким модным обстоятельством реализации нежизненных проектов отдельных российских реформаторов.
Ключевые слова: Государство; рынок; капитализм; социализм; демократия;
самоорганизация; экономика; социология; производственные отношения; либерализм.
Идентификационный номер статьи в журнале 58БУЫ214
119991, г.Москва, ул.Зубовская, д.2
Идеальная конструкция чистой, или свободной рыночной экономики предполагает, по свидетельству Л. фон Мизеса, «существование труда и частной собственности (управления) на средства производства, а следовательно, рыночного обмена товарами и услугами». Она предполагает, что действию рынка не создают препятствия «институциональные факторы, что государство, общественный аппарат сдерживания и принуждения, стремится оберегать действие рыночной системы, не мешает ее функционированию и защищает от посягательства со стороны других людей» 1.
Такие представления о рыночной экономике и ее взаимоотношениями с государством проектировались еще экономистами классической школы, называвшими систему свободной рыночной экономики естественной, а проникающее вмешательство государства в рыночные явления искусственными, нарушающими равновесие.
В дальнейшем, экономисты обнаружили в ходе своих исследований, то, что абстрактная система цен, оказывается может обеспечивать все те процессы, которые до этого обеспечивались конкретными формами регулирования.
Вспомним, разве хотя бы одно вмешательство человека в природу способствовало более лучшему образу ее существования? Вряд ли. Человек в своей экологической деятельности лишь стремится устранить тот вред, который он природе уже нанес. И это-то, на наш взгляд, ему далеко не всегда удается. Так что саморазвитию природы человечество может противопоставить только такого же рода саморазвитие, которое, конечно же, никогда не может быть объектом реализации доктрин даже самых гениальных людей, а тем более неких искусственных интеллектов.
Что касается современных капиталистических государств, то рынок в них всегда ограничивается институциональными действиями государства. Где-то в большей мере, где-то в меньшей. В последнее время вопрос о государственной нагрузке на экономику или о той части внутреннего валового продукта (ВВП), распоряжение которой берет на себя не рынок, а государство, стал одним из важнейших во внутренней политической жизни даже самых высокоразвитых капиталистических государств. Чтобы как-то оправдать рост государственных расходов, вспомним и «закон Вагнера»- название тезиса немецкого экономиста XIX века А. Вагнера о неизбежном росте государственной доли в экономике по мере экономического развития, выводы которого весьма обстоятельно раскритиковал известный русский правовед и социолог Б. Чичерин2. Вспомним и ситуацию в Англии, в которой парламент, совершавший на протяжении всей своей истории расходные обязательства правительства, с конца XIX века стал подталкивать его к принятию новых расходных программ. Хотя во всех других странах, за исключением Германии, в том числе и в Англии к началу Первой мировой войны господствовало убеждение в том, что сбалансированные бюджеты необходимы для финансовой стабильности3.
В это же время меняется отношение к государственным расходам и в США -последнем бастионе либеральной веры в благотворительность ограниченной активности государства. Здесь государство решило финансировать крупномасштабную программу строительства военного флота. Для этих целей американский конгресс ввел федеральный подоходный налог. Два десятилетия шла война против его принятия. Против выступал даже Верховный суд. Но в 1913 г. налог был все-таки введен, хотя для этого пришлось принять 16ю поправку к Конституции Соединенных Штатов.
1 Мизес Людвиг фон. «Человеческая деятельность». С.224.
2 Чичерин Б., «Собственность и государство».М., 1882, ЧЛ, М.,1883, Ч. II.
3 Шумпетер Й. «История экономического анализа», СПб.,: Университетская библиотека экономики,
2001,Т. 3, С. 1001-1003, 1012, 1013.
Во время первой и второй мировых войн, естественно, налоги непрерывно повышались. После Первой мировой войны эти налоги еще снижались. А вот после второй мировой - уже нет. С необычайным периодом роста экономики (1950-1973 гг.)высокими темпами стали появляться и новые налоги: налог на добавленную стоимость (НДС), налог на зарплату. А вместе с ними появилась вера в способность государства подменять своими действиями то, что раньше «делал рынок». В государствах появляются новые институты, которые задают финансовые обязательства, закрепленные законом и политическими реалиями на десятилетия вперед. Это стало следствием появившихся представлений о безграничных возможностях государства мобилизовать доходы и перераспределять ВВП, не нанося при этом ущерба экономическому развитию.
Одним из первых на угрозу кризиса «налогового государства», действия которого по увеличению социальных обязательств рано или поздно оказываются несовместимыми с экономическим ростом, обратил внимание Й. Шумпетер (в 1954 г.) намного опередив время. К середине 70-х г.г. в Западной Европе ресурсы форсированного роста, связанные с послевоенным восстановлением, были исчерпаны. В странах возникают финансовые кризисы. Так, например, финансовый кризис начала 90-х г.г. привел к серьезным реформам в сфере государственных обязательств мирового лидера по государственной нагрузке на экономику -Швецию, в которой к этому времени получило широкое распространение массовое уклонение от уплаты налогов, отказ от сверхурочных работ, налоговое планирование и др.
Ситуация с ростом государственных расходов послевоенного Запада должна учитываться и сегодняшним нашим Правительством, в значительной степени расширяющем объем этих расходов за счет доходов от экспорта газа и нефти. У нас, как известно, чуть ли не половина (40% по официальным данным) экономики «теневая». А ведь первое с чем столкнулись западные страны, когда в конце 70-х -начале 80-х вплотную подошли к верхнему пределу наращивания государственных расходов - это с расширением теневой экономики. Правда, там платформой этого наращивания служили не сверхдоходы, а налогообложение, бремя которого постоянно увеличивалось. Следует отметить, что и у нас-то это бремя сегодня гораздо весомее, чем должно быть. Причем, именно эта «весомость» «гирей висит» на развитии бизнеса именно добросовестных налогоплательщиков. И, думается, сегодня, не ослабляя уже «запущенные» социальные программы, необходимо направить часть средств, получаемых от продажи энергоресурсов, на снижение именно налогового бремени. Особенно в тех отраслях, которые будут давать в будущем более устойчивые дивиденды для улучшения благосостояния народа России в целом, а не его отдельных категорий.
Что касается реальной доли государственных расходов в ВВП России, то она по этому показателю в начале XXI столетия занимала 13-е место среди всех постсоциалистических стран. Совокупные государственные расходы в % к ВВП в 2001 году составляли 34,1 %. Впереди России, неожиданно для нас, оказались Венгрия -51,9%; Белоруссия - 46,8%, что не было неожиданностью, как, например, Польша - 43,6% и Латвия - 37,2%.
В каждом конкретном случае той или иной постсоциалистической страны можно объяснить величину государственных расходов. Но, думается, общим для всех будет то, что их увеличение - это, прежде всего попытка сгладить социальные издержки рыночной реформы. Во всех других случаях - это во многом - результат проводимой в стране самой политики руководящими органами или лицами. Последнее касается не только, например, Белоруссии и Казахстана, но и России и других стран.
Не меньшую роль в решении рассматриваемых проблем играют и ученые. Здесь тоже не все так одномерно. Вполне понятны расхождения в данном вопросе, например, либералов и консерваторов. Ибо ясно, что первые - сторонники неолиберализма конца 70-х начала 80-х гг., а вторые - сторонники другого идеологического тренда - социалисты и социал-демократы.
Но серьезные расхождения по данному вопросу наблюдаются и в среде так называемых рыночников. И здесь одни ученые увязывают перспективы экономического роста России со скорейшим снижением государственной нагрузки на экономику. 1 А другие находят целесообразным дальнейшее наращивание государственных расходов в российском ВВП. Например, один из первых идеологов рыночного пути развития России Н. Шмелев замечает, что сегодня расходы российского «расширенного правительства» (государства) равны примерно 34-36% ВВП страны. В то же время в среднем по странам ОЭСР они составляют около 50% ВВП. Учитывая нынешнее состояние российской экономики в социальной сфере, считает он, вряд ли нам стоит гордиться подобным «достижением». Очевидно, что в своем «рыночном рвении», заключает он, мы уже перехлестнули через край. «Пора бы остановится, а еще лучше - подать назад»4.
Что это? Перерождение «рыночника» или «политическое заигрывание» на платформе создания в России «социально-ориентированного государства»?
Очевидно - что и то, и другое. Не многие из тех, кто вещал о необходимости развертывания рыночных реформ в России, остались верными идеям либерализма до конца. И дело не в том, что, как говорят, рынок «не прижился», а в том, что тех трудностей, которые связаны с рыночным перевоплощением России, никто, пожалуй не представлял во всем своем объеме. Это, во-первых. А, во-вторых, на наш взгляд, просто нельзя было представить в какой-то конкретной реальности сам процесс перехода России от социализма к капитализму. Отсюда и то многообразие «программ» создания новой общественной формы жизнедеятельности России, включая «ренессанс социализма». Да и сам капитализм, который в сознании советских людей был врагом номер один и, естественно, самой главной причиной не совсем благополучной жизни основной массы населения СССР, не мог в одночасье стать ориентиром будущего. И даже у последовательных либералов, входящих в правительство Ельцина-Гайдара «рука не поднималась» признать, что они на руинах социализма хотели создать организационные формы и институты российского капитализма. Отсюда и те трудности в процессе отбраковки прошлого, которое, естественно, проглядывается во всем и очень медленно уступает свое место новому. Тем более, что в сознании поколений, успевших провести в советской идеологической системе лишь, например, детство, уже трудно «вытравить» (хотя на практике это не происходит, такое возможно только в тоталитарной системе) то сформировавшееся клише восприятия мира, в рамках которого подобно телеологическому подходу, любое новшество воспринимается как нечто предопределенное некими гипотетическими установками. Это-то и лежит чаще всего в основе того, что в современной России вместо решительного отказа от прошлого и в теории, и на практике идет непрерывный процесс организационных нововведений путем подстройки к вновь возникающим обстоятельствам. В обществе, в связи с этим, возникает ситуация организационной рефлексивности - способность агентов рынка маневрировать в среде законодательных принципов, двусмысленных характеристик работы, ценностей и нравственности, составляющих современное российское общество.
Следует остановиться и на восприятии новой будущности России в понятийном плане. Ведь это один из серьезных каналов этого восприятия - идеологический.
В постсоветское время, когда ослабла идеологическая цензура, а старый социалистический понятийный аппарат вполне в соответствии с отказом и покрытием презрением старых идеологических догм, из положительного превратился в негативный
1 Ясин Е. «Бремя государства и экономическая политика (либеральная альтернатива)// Вопросы экономи-
ки. 2002. № 11, С. 4-30.
4 Шмелев Н. П. «До каких пор?»// Современная Европа, 2003, №3,С. 5-17.
фактор, в обществе воцарила понятийная бессмыслица. Впору было изобретать какие-то новые понятия для устранения этой бессмыслицы. И, действительно, как воспринимать слово «патриот», которое из весьма возвышенного, стало понятием ругательным. Но и как воспринимать понятие «бизнесмен», в которое все равно практически все население вкладывает содержание старого негативного понятия «спекулянт». Хотя, в принципе, практически вся деятельность бизнесменов носит спекулятивный характер. Это одно из условий рыночной экономики. Последнее выступает свидетельством того, что в постсоветском российском обществе возникла не словесная перепалка, а весьма не простая ситуации с пониманием тех процессов, которые произошли. Возникает сакраментальный вопрос: как можно два десятилетия вуалировать тот конкретный способ жизнедеятельности общества, который общепринято называть капитализмом? Но ни в одном законодательном акте, включая Конституцию новой России, это название социальной технологии, на основе которой и осуществляется сегодняшняя жизнь российского общества, вы не встретите.
Во всех официальных документах все эти два десятка лет само понятие «капитализм» заменено такими словосочетаниями как «рыночная экономика», «рыночные отношения» и т.п. Но, простите, это же синонимы капитализма. Во всех словарях и энциклопедиях западных (и не только) стран понятие «капитализм» идентично таким понятиям как «общество рыночной экономики», «система свободного предпринимательства» и т.п. В различного рода словарях постсоветской России, появившихся в 90-е годы, практически воспроизводились старые формулировки советского толка. Или, так же как в законодательной практике, исключались совсем.
Согласно марксистской трактовки истории, в постсоветской России люди должны были приобрести новые «производительные силы», с помощью которых «люди изменяют свой способ производства, а с изменением способа производства, способ обеспечения своей жизни,- они изменяют все свои общественные отношения. Уйдет в прошлое то « общество с сюзереном во главе» и появиться «общество с промышленным капиталистом».
Именно в соответствии с этой трактовкой истории россияне, вернее их политическая верхушка, и поступали. Но почему-то первоначальный вариант социализма - «эпоха военного коммунизма» своими «принципами, идеями и категориями» напоминал уже забытый период рабства Российской империи, а сталинский период - эпоху феодальной закрепощенности. Все остальные кратковременные периоды истории России связаны с выпущенными под страхом физической и особенно политической смерти отечественной политической элиты обращением к капиталистическим (рыночным) формам организации «общественного производства». «Скрепя сердце» большевистская (коммунистическая) власть открыла пути, прежде всего, частной собственности на средства производства (период НЭПа) или ее фрагментам (индивидуальная деятельность), или вариантам конвергенции частной и государственной собственности (вариант кооперации М. Г орбачева и Н. Рыжкова).
В связи с этим, думается, что глубоко прав Людвиг фон Мизес, который писал: «Едва ли есть что-либо более абсурдное, чем фундаментальный принцип материалистической интерпретации истории Маркса: «Ручная мельница создала феодальное общество, паровая мельница- капиталистическое общество( Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т.4. С. 133). Как раз потребовалось именно капиталистическое общество, чтобы создать необходимые условия для разработки и реализации первоначального замысла паровой мельницы. Именно капитализм создал эту технологию, а не наоборот». 5 И, действительно, прав Мизес. Но до знакомства с его мыслью, согласимся, что цитата Маркса у нас не вызывала не только недоверия, но наоборот, мы всегда восхищались сказанным. Хотя, как мы сейчас понимаем, по Марксу
См.: Мизес Л. фон. Либерализм в классической традиции. М.:Изд. «Экономика»,2001. С.86.
5
получается, что техника «создавала» подобное себе общество. По Мизесу же все обстоит гораздо проще и яснее. Производительность капиталистического способа производства, говорит он, является результатом современной технологии только в той степени, в какой развитие технологии необходимо должно следовать из капиталистического менталитета.6
Г отово ли было наше общество в конце 1991 - начале 1992 гг. к таким переменам?
Вряд ли. Один из главных первых реформаторов Е. Гайдар упрекал «народ» в том, что он боялся либерализации цен на топливо, «враждебный» реформам Верховный Совет РФ в том, что он не принимал его точку зрения на реформу и т.п.7. На наш взгляд, другого в этой ситуации и быть не могло. В стране с утвердившимся образом жизни, напрочь закрытой от созерцания жизни народов других стран, скоротечно внедрить новую рыночную систему, которую все годы Советской власти и политики, и ученые не переставали критиковать - это политическое самоубийство новоявленных «революционеров». Даже в тех социалистических странах Европы, социалистическая жизнь которых была не только недолговечна, но и далеко не так «основательна» как в России, поворот в политической и экономической ориентации происходил весьма болезненно. Но, следует заметить, что сама частнособственническая психология в этих странах так и не была выкорчевана так же как в России.
Так что революция, кавалерийский прорыв рыночной системы хозяйствования в России вряд ли был возможен. В стране, собственно, не было и той социальной силы, которая могла бы осуществить данную революцию. И, кроме демократической интеллигенции, некому было ее возглавить. В статистических сборниках последнего десятилетия графа «частнособственнических элементов» была вообще исключена, а слой народившихся при М.С. Горбачеве кооператоров был не только весьма «тонким», но и, по определению (связанному со спецификой своего «советского периода» деятельности), не враждебным советской политической системе, которая могла породить тех «капиталистов», которых командная экономика устраивала больше, нежели жесткий конкурентный механизм рынка ( «остатки психологии» такого типа «предпринимателей» существуют и сегодня).
В этих условиях именно государство с объективной необходимостью только и могло «возглавить» поход в рынок. Следовательно, первое, что необходимо было делать в переходный период - это изменить тот орган, который в командной экономике считается главным элементом. И это изменение практически началось с момента отмены статьи в Конституции СССР о руководящей роли КПСС. Его следовало только продолжить, но не в таком волюнтаристском плане, как это было сделано: старую структуру министерств заменить на новую, отпустив «на вольные хлеба» «сокращенные» министерства с немалой долей государственной собственности.
Если бы первое «рыночное» правительство (в любом случае - «временное», о чем, собственно, знали Е. Гайдар и его сподвижники, подчеркнем специально, об условиях чего будет сказано позднее) действительно задумалось над самой специфичностью будущего переустройства экономики страны, а не поспешило реализовать те знания о рыночном хозяйствовании, которые оно почерпнуло из тех немногочисленных иностранных источников, которыми располагало, оно столкнулось бы, как минимум, с тремя вопросами, на которые оно должно было ответить в первую очередь.
Во-первых, о самом государстве, как будущем центре осуществления реформ. Ответы на то, каким оно должно быть в новых условиях хозяйствования, естественно, можно почерпнуть в имеющейся западной литературе. Но вот о том, как оно будет
6 См.: там же .
7 См.: Гайдар Е. Дни поражений и побед .Изд. Вагриус. М.,, 1999. С.167, 218, 225 и др.
трансформироваться из главного агента осуществления административно-командной экономики и финансово-благотворительного центра в свое новое амплуа - об этом вряд ли где можно было почерпнуть исчерпывающую информацию. Так что и тогда, и сейчас споры о том, каким быть государству - активным сдерживающим началом рыночной стихии или «ночным сторожем» рыночного хозяйства вряд ли актуальны. Государство необходимо превратить пока только в центр по осуществлению реформирования. До рыночной стихии нам еще далеко. А те новаторские «вылазки» наших реформаторов, которые мы до сих пор наблюдали, и те, которые по чьей-то злой воле возможно будут по аналогичным сценариям осуществляться, неизменно будут заканчиваться различными по глубине и объему кризисными ситуациями. Что же касается широко распространенного среди наших экономистов сравнения капиталистического государства с «ночным сторожем» рыночной экономики, то здесь с времен Адама Смита - родоначальника этой роли государства - многое изменилось и она во многом утратила свою актуальность8.
Ответ на второй вопрос у реформаторов должен предварять непосредственный процесс разгосударствления. Именно, повторяем, разгосударствления, а не ренационализации, как, например, в условиях НЭПа и в европейских странах (в том числе и бывших наших союзниках по социалистическому лагерю). А конкретно - каким образом в переходный период изменить негативное отношение к частнособственнической психологии и сделать ее способом развития частной инициативы? От решения именно этого вопроса во многом будет зависеть вся дальнейшая последовательная смена системы прав собственности и экономической власти, придающих общественную определенность процессу производства и присвоения.
И, наконец, третий вопрос связан с определением самого агента реформирования. Ясно, что выбор его не связан с простым перечислением каких-то характеристик личности типа: не член КПСС, не работник КГБ и т.п. Нет. Ответ на этот вопрос предполагает определение той конкретной социальной силы, которой выгодна рыночная экономика, которой пока еще нет, так как она не может существовать виртуально, но она должна появиться именно в самом ходе рыночного реформирования экономики.
Не найдя верные ответы на данные вопросы (а таковых может быть и еще несколько, но они уже будут производными от вышеназванных трех вопросов), весьма трудно достичь определенных результатов в осуществлении самого процесса реформирования.
Сегодня уже нет того ажиотажа вокруг принятия жестких мер, инициированных в свое время Президентом В. В. Путиным, по повышению роли государства на федеральном уровне и согласованию правового обеспечения управления в регионах с аналогичными правовыми актами федерального значения. Это и некоторое другое, что ограничивало «самостийность» регионов, несомненно послужило укреплению роли центральных органов государства. При этом, никакого вторжения ни в рыночные отношения, ни в сферу регионального управления, в общем-то, не было. И, несмотря на это, внутри страны, и за ее пределами долгое время сохранялись критические возгласы об ущемлении демократии, рыночных принципов организации жизни общества и т.д.
Но у критиков всегда проблемы с памятью, когда они чувствуют, что не правы. Так и в нашем случае.
8 Нельзя не отметить, что за первое десятилетие постсоциалистической трансформации в проходящих ее
странах, в основном, конечно же, в России, было приватизировано примерно в 10 раз больше предприятий, чем за всю предшествующую историю мира (См. Ослунд А. Строительство капитализма: Рыночная трансформация стран бывшего советского блока. М.: Логос. 2003. С. 436-437).
Достаточно в этом плане вспомнить ситуацию с кризисом 17 августа 1998 года, до сих пор считающимся самым серьезным испытанием правильности исторического выбора новой России.
Можно ли было его не допустить? Да, можно, если бы руководители государства могли проявить политическую волю. Но весь вопрос в том, что они не обладали самой возможностью проявить эту политическую волю. Отсутствовал так называемый политический ресурс.
Среди факторов, которые мешали предотвратить кризис, можно назвать и такие глобальные, как, например, наличие воспринятой под влиянием обещания западных политиков помогать в случае отказа от социализма, уверенности, что «заграница нам поможет», ослабляющей реформаторские усилия самого правительства.
Но были и такие, которые свидетельствовали о слабости центральных управленческих органов. Например, заявления руководителей Центрального банка и министерства финансов не только были противоречивы и приводили к дестабилизации обстановки в стране, но и отрицательно влияли на отношение к России в целом со стороны мирового сообщества.
В условиях, когда необходимо было осуществить финансовое ужесточение по всему спектру действий Совета Министров, его руководитель - С. Кириенко был поставлен в условия, когда он не смог добиться хотя бы внешней корректности и согласованности действий. Интересы олигархов и руководителей естественных монополий фактически то же оказались выше общегосударственных интересов и премьер-министр не смог добиться от них выполнения необходимых обязательств по возвращению долгов государству. Р. Вяхирев -руководитель «Газпрома» (заметим- «не хозяин», например, в этих условиях вообще противопоставил себя премьеру, а «Газпром» - государству.
Сказалась и сама неспособность различных ветвей государственной власти договориться между собой о пакете антикризисных мер, который С. Кириенко представил Госдуме по частям в начале июля 1998 г. Многие законопроекты Государственная дума отклонила, руководствуясь политическими амбициями, а не государственными интересами. По сути, исключительно, именно это, а не только еще «недостаточный объем помощи со стороны МВФ», как утверждают некоторые экономисты, обусловили разродившийся кризис 17 августа 1998 года. Ибо вряд ли западные кредиторы стали помогать процессу реставрации социализма в России, на что уповала значительная часть депутатов Государственной Думы, тормозившая сам ход становления новой России. И совсем уж неожиданным был финал премьерства С. Кириенко. 23 августа Президент Б. Ельцин отправил его вместе с правительством в отставку, а В. Черномырдин, которого несколько месяцев назад сменил С. Кириенко, стал и.о. Председателя Правительства. Новый глава Правительства «политический тяжеловес», как его назвал Б. Ельцин, сразу же стал заигрывать с левым большинством Государственной Думы, заявив о необходимости проведения политики «управляемой эмиссии».
Такого рода политические «рокировки» (заметим, что в свое время, когда В. Черномырдин сменил Е. Гайдара, этот выбор был уступкой президента левым силам) сразу же повлекли за собой скорее развал государства, чем его укрепление. Ослабление рубля и угроза товарного дефицита подтолкнула региональные власти к принятию жестких и часто незаконных мер контроля за внутренним рынком. В некоторых регионах вообще «закрыли границу».
Сегодня кризис 17 августа 1998 года - это почти забытая история становления новой России. Однако, с позиции развития российской государственности период «входа» в него и
особенно «выхода» - это без всякого сомнения классический пример выживаемости того нового государства, становление которого продолжается по сей день.
С позиции же самой истории России это был действительно «момент истины» в постсоветской России. Ибо правительство во главе с Е.М. Примаковым, сформированное в сентябре 1998 года заявило о своем стремлении к решительной смене осуществлявшегося в стране экономического курса. Как известно, даже когда правительство в конце 1992 года возглавил В. Черномырдин, назначение которого, по сути было инициировано коммунистами, речь об изменении экономической стратегии даже не велась.
Конечно, можно утверждать, что в правительстве Е.М. Примакова были Ю. Маслюков (в прошлом председатель Госплана СССР и один из руководителей Военно-промышленного комплекса (ВПК) и другие руководители, близкие к Коммунистической партии Российской Федерации (КПРФ), аграрной партии и бывшие советские руководители. Например, В. Геращенко и в СССР был председателем Центробанка. Но, думается, не это послужило причиной создания довольно шаткой ситуации существования государства рыночной ориентации. В большей степени это связано с тем, что скачок цен, потеря сбережений и расширение масштабов безработицы коснулся тех слоев, которые уже считались представителями среднего класса и значились в числе активных слоев населения, включенных в рыночную экономику. И, естественно, возникший кризис на потребительском рынке, сжатие спроса и т.п. ухудшили условия деятельности самого главного субъекта рыночной экономики - предпринимателей.
Широкий резонанс получили и высказывания весьма заметных представителей государственной власти и науки. Так, например, Председатель Государственной Думы Г. Селезнев, активно поддержавший кандидатуру Е. Примакова на пост главы правительства, обнародовал по сути программные тезисы деятельности нового правительства: «Необходимо временно приостановить деятельности валютной биржи и директивой Центробанка установить фиксированный курс рубля к доллару из расчета 7 рублей за доллар... Провести переговоры с финансовыми структурами Запада с просьбой временно приостановить хождение валютных кредитных пластиковых карт для того, чтобы валюта не уходила за границу. Имеющуюся у коммерческих банков валюту надо направлять исключительно на закупки продовольствия и товаров первой необходимости, медикаментов».9
С последовательно дирижистских позиций выступило большинство ученых Отделения экономики РАН во главе с академиком Д. Львовым, опубликовавших открытое письмо Президенту, Федеральному собранию и Правительству РФ с изложением конкретных предложений усиления роли государства в его экономической политике.10 Противоположная позиция с упором на жесткую стабилизацию была сформулирована в программных предложениях группы либеральных экономистов во главе с Е. Гайдаром.11
Вряд ли последнее могло оказать какое-то влияние на политику Правительства Примакова, если бы дело пошло так, как оно начиналось.
А началось оно с образования первой группы Правительства по разработке его экономической программы, куда вошли авторы идей, разработанных в Отделении экономики РАН и изложенные в упоминавшемся открытом письме. Разработанный этой группой документ, получивший название «программа академиков» был ориентирован на активное использование печатного станка для решения экономических и социальных проблем в сжатые
Коммерсант. 1998, 11 сентября.
Экономика и жизнь. 1998. № 37.
Гайдар Е. и др. Антикризисная программа действия // Время, 1998. 1 октября.
9
сроки, резкое ужесточение государственного вмешательства в экономику, включая меры по запрету на использование доллара в качестве накопления и сбережения.
В конце сентября появился и собственный правительственный документ. Эту программу разработало Министерство экономики. Он во многом повторял «программу академиков». Самое сакраментальное его положение : введение масштабного
государственного регулирования цен и тарифов на продукцию базовых отраслей промышленности, продовольственные и непродовольственные товары первой необходимости и т.д. Прокламировались в нем протекционизм и государственная поддержка импортозамещающих отраслей.
Обсуждение последней программы к чести Правительства Примакова закончилось тем, что оно осознало опасность рецептов, взятых из арсеналов «экономики популизма». И, на наш взгляд, то, что Е.М.Примаков не торопился внедрить то или иное положение программ или рекомендаций советников в посткризисных условиях в России было наилучшим вариантом адаптации экономики к новой ситуации - развитию по своим рыночным законам. Сам Е.М. Примаков так охарактеризовал и те ожидания в связи с объявлением «нового курса» правительства РФ, и то, что оно практически делало (или - не делало). Выступая в декабре 1998 года перед иностранными предпринимателями - участниками сессии Давосского форума в Москве, Е.М. Примаков говорил : «Нам предрекали еще совсем не давно: национализация как основной путь движения правительства - нет этого, отмену результатов приватизации... фиксирование курса рубля нам предрекали - нет этого, мы не фиксируем этого курса, он плавающий. Нам предрекали не контролируемую эмиссию - нет этого, нам предрекали запрет на хождение доллара в стране - нет этого, нам предрекали прекращение импорта - нет этого . нам предрекали поддержку отечественного производства в ущерб иностранным капиталовложениям - нет этого, говорили, что мы не будем платить долги, - нет этого».12
А ведь все это предлагалось в «программе академиков» и в варианте министерства экономики его правительства.
Изменили ли свои позиции академики - члены упоминавшейся группы Ю. Маслюкова, так же, как Правительство Примакова? Думается, что вряд ли. Но уже с аналогичными программами , полностью дезавуирующими государственную политику в области рыночного реформирования страны, сегодня вряд ли кто из них выступит. А это уже не малое достижение в поступательном движении страны. И «виной» тому - наш отечественный опыт продвижения России по рельсам рыночной экономики.
И в то же время, нельзя не отметить действительно государственную мудрость Правительства Е.М. Примакова, которое сумело не впасть в панику и не свернуло с избранного пути развития России. А положение страны к концу1998 года было весьма сложным. Достаточно привести несколько цифр. Так, например, валовой внутренний продукт за год снизился по сравнению с 1997 г. на 5,3%, производство промышленной продукции сократилось на 5,2%. Инфляция в 1998 г. составила 84%. По итогам года официальный обменный курс доллара вырос с 5,96 руб. за доллар до 20,62 руб. за доллар. Золотовалютные резервы ЦБ РФ снизились на 31,3%.
Девальвация рубля и замораживание государственного внутреннего долга обострили проблемы российских банков, накопившиеся вследствие системных недостатков , присущих отечественной банковской системе и связанных с государственным протекционизмом, плохим качеством менеджмента, принятием банковской системой на себя высоких валютных рисков и т.д. Казалось, нововведения в России и возглавлявшее их государство закончили свое
12 Известия. 1998г. 5 декабря.
существование. Именно так можно было охарактеризовать ситуацию в стране, когда в августе -сентябре кризис охватил всю банковскую систему. Практически прекратились платежи между предприятиями, а их налоговые платежи задерживались в проблемных банках. Прекратил свое существование рынок межбанковских кредитов. Население бросилось изымать свои вклады из банковских учреждений. «Лопнули» крупнейшие российские частные банки, еще недавно возглавлявшие рейтинговые банковские системы: Инкомбанк, Мосбизнесбанк, Промстройбанк и др.
Все это не могло не сказаться на уровне жизни населения. Доля бедной его составляющей превысила 38%, что существенно повысило рост социальной напряженности в обществе.
Однако, если бы Правительство Примакова проводило все те меры популистского характера, которые были изложены в «программе академиков» и программе Министерства экономики результаты эти были еще хуже. По расчетам экономистов тогда бы, например, курс рубля мог снизиться до 80 рублей за доллар, инфляция в 1999 г. при пессимистическом сценарии могла достигнуть 250% и т.д.13
Жесткие меры Правительства и Центрального банка РФ, особенно при подготовки и принятия закона о федеральном бюджете на 1999 год, во многом помогли преодолеть кризис августа 1998 г. Его конкретные действия, а также появление нового курса рубля после девальвации, которая вывела реальное значение его курса на уровне 1994 г., заметное оживление в экономике страны и улучшение конъюнктуры мировых сырьевых рынков не только помогли устоять молодой зарождающейся государственности постсоветской России, но и создали условия для благоприятной деятельности последующих Правительств РФ: Правительства С. Степашина (май - август 1999 г.) и В. Путина (с августа 1999 г.).
Впервые появилась возможность не «затыкать» постоянно возникающие «дыры» в бюджетном финансировании, а искать «болевые точки» развития страны для их финансирования из фонда первичного профицита, с которым впервые за 10 лет был реализован бюджет 1999 года.
Следует отметить и то, что в деятельности российского правительства появились свои инновационные моменты. Раньше возможно их и не могло быть. Но в любом случае в аналогичные по сложности первые годы постсоветской истории чаще всего Правительство РФ (как, собственно и все другие постсоциалистические правительства) руководствовались рекомендациями Международного валютного фонда (МВФ).14
Именно «собственный опыт», а не заимствованный извне и помог Правительству Примакова найти оптимальные ответы на вызовы кризиса августа 1998 года.
Вместе со всем этим, нельзя не отметить, что этот «собственный опыт», хотя и исчислялся относительно короткими сроками, несмотря на чрезвычайную содержательную насыщенность, требовал более глубокого теоретического осмысления не с позиции поиска оптимальности реализации первоочередных задач (например, приватизации), а с позиции анализа неких целостных концептуальных позиций истории развития мировой капиталистической системы.
13 Экономика переходного периода: Очерки экономической политики посткоммунистической России. 1998 - 2002. М.: Дело, 2003. С. 97, 104.
14 Так, например, у первопроходцев постсоциалистической трансформации - поляков в январе 1990 г. цены возросли на 70% (по прогнозам же, согласованным с МВФ, они предполагались не выше 35%). Для России прогноз МВФ на январь 1992 года составлял 50% инфляции, реально цены увеличились примерно на 350%. Адекватно оценить масштабы накопленного в постсоциалистический период денежного навеса и соответственно точно предсказать темпы инфляции, связанные с ее переводом из подавленной в открытую форму, при либерализации цен не удалось ни одному из постсоциалистических правительств (см.: Гайдар Е.Т. Долгое время. Россия в мире: очерки экономической истории. М., 2005. С. 383, сноска). Реализация же программы разработчиков Министерства экономики и др. потребовала бы в 1999 г. роста денежной массы на 55 - 170%, что естественно, существенно бы повысило инфляцию.
ЛИТЕРАТУРА
1. Г айдар Е. и др. Антикризисная программа действия. Время, 1998. 1 октября.
2. Г айдар Е. Дни поражений и побед. М., Вагриус. 1999.
3. Гайдар Е.Т. Долгое время. Россия в мире: очерки экономической истории. М., Дело, 2005.
4. Известия. 1998. 5 декабря.
5. Коммерсант. 1998. 11 сентября.
6. Мизес Людвиг фон. Либерализм в классической традиции. М., Экономика, 2001.
7. Мизис Людвиг фон. Человеческая деятельность: трактат по экономической теории, Челябинск: Социум, 2005.
8. Ослунд А. Строительство капитализма: Рыночная трансформация стран бывшего советского блока. М., Логос,2003.
9. Шмелев Н.П. До каких пор? -Современная Европа, 2003, № 3.
10. Шумпетер Й. История экономического анализа. СПб.: Университетская библиотека экономики. 2001. Т. 3.
11. Чичерин Б. Собственность и государство. М.., 1882. Ч. 1; М., 1883. Ч. 2.
12. Экономика переходного периода: Очерки экономической политики
посткоммунистической России. 1998- 2002. М.: Дело, 2003.
13. Экономика и жизнь. 1998. № 37.
14. Ясин Е. Бремя государства и экономическая политика (либеральная альтернатива)-Вопросы экономики, 2002.№ 11.
Рецензент: Чичиканов Валерий Петрович, Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ, советник ректора, доктор экономических наук.
Maxim Rohmistrov
Accounts Chamber of the Russian Federation
Russian, Moscow E-Mail: [email protected]
State and market: dialectics the relationship in post-soviet Russia
Abstract: The article considers specific features of dialectic between the market and the state in Russian post-Soviet development. The author relies not only on global, but also on Russian experience, describing this relationship, as the essential moment of transformation in Soviet standards of economic management, based on command methods of management with the entrepreneurial nature (business character) of market system.
Considering the current tradition of the state hegemony in the organization of economic life in the country, the author organically weaves into the text examples of negative experience of developed capitalist countries, unable to restrain excessive state intervention in the economy. These disadvantages are manifested in an excessive increase of tax pressure on business, which is typical for modern Russia too.
At the same time, the main idea of the article is contained in the author's claim that Russia has already undergone the moment of decisive confrontation between the state and the market. Market stabilization, although has not held yet in full form, but has not become a kind of fashionable (modern) circumstance of implementation Russian reformer’s impracticable individual projects.
Keywords: State; market; capitalism; socialism; democracy; self-organization; economics; sociology; industrial relations; liberalism.
Identification number of article 58EVN214
REFERENCES
1. E. Gaidar and other anti-crisis program of action. Time , 1998 . October 1.
2. E. Gaidar Days defeats and victories . M. Vagrius . 1999 .
3. Gaidar ET Long time. Russia in the World : Essays on economic history. M. Case , 2005
4. Izvestia . 1998 . December 5.
5. Kommersant . 1998 . September 11.
6. Ludwig von Mises . Liberalism in the classical tradition . MA , Economics , 2001 .
7. Ludwig von Mizis . Human activities : a treatise on economic theory , Chelyabinsk : Social , 2005 .
8. Aslund A. Building Capitalism : Market Transformation of the Former Soviet Bloc . M. , Logos
,2003 .
9. Shmelev NP Until when? - Modern Europe , 2003, N° 3 .
10. J. Schumpeter, History of Economic Analysis . St. Petersburg . : University Library economy.
2001 . T. 3 .
11. B. Chicherin Property and the State . M. . , 1882 . Part 1 , M. 1883 . Part 2.
12. The Economics of Transition : Essays on economic policy post-communist Russia . 1998 -
2002 . Moscow: Delo , 2003 .
13. Economy and zhizn.1998 . Number 37.
14. Yasin E. Burden of the State and Economic Policy ( liberal alternative ) - Economic Issues , 2002 . № 11.
