CC BY
112удК 271.22
ГОСУДАРСТВЕННАЯ ВЛАСТЬ И ПАТРИАРХ ТИХОН В 1923 - 1925 ГГ.
Игумен Серафим (Олег Викторович Николин), преподаватель Омской Духовной Семинарии
Аннотация. В статье рассматриваются церковно-государственные отношения в 1923-1925 гг.; историографические подходы к «покаянному заявлению» святейшего Патриарха Московского и всея Руси Тихона (Белавина).
Ключевые слова: святейший патриарх Московский и всея Руси Тихон (Беллавин), церковно-государ-ственные отношения.
№ 1, 2018 (4)
STATE AUTHORITY AND PATRIARCH TIKHON IN 1923 - 1925
Hegumen Seraphim (Nikolin), A teacher of Omsk Theological Seminary
Abstract. The article deals with church-state relations in 1923-1925, historiographical approaches to the
«penitential statement» of the His Holiness Patriarch of Moscow and All Russia Tikhon (Belavin).
Key words. His Holiness Tikhon Patriarch of Moscow and all Russia (Belavin), church-state relationship.
/I
I «т момента устранения Патриарха Тихона от всех дел и начала подготовки су* !дебного процесса над ним можно отсчитывать новый этап в его взаимоотно-Щрйшениях с государственной властью, которая фактически отказалась от поисков компромисса, ведения диалога с Русской Православной Церковью, отвергла все попытки, предпринимаемые с ее стороны.
Арест Святителя Тихона без предъявления обвинений не мог продолжаться вечно, необходимы были какие-то доказательства его вины, а вот при их сборе возникли перед властью большие проблемы. Уложиться в намеченные сроки не удалось. 30 января 1923 г. Антирелигиозная комиссия снова рассматривала вопрос о деле Патриарха и приняла решение о завершении процесса до 25 марта. В качестве обвинения предполагалось предъявить «систематическую контрреволюционную деятельность», противодействие изъятию церковных ценностей, «борьбу» с декретом об отделении Церкви от государства. Разумеется, все это было абсурдно и надуманно. Ничего из того, что ему инкриминировалось, Патриарх Тихон не совершал, постоянно стремясь к компромиссу с властью. Примечательно, что первоначально среди обвинений присутствовал пункт о его связи с белогвардейскими организациями и Карловацким Собором, но его пришлось вычеркнуть, потому что для него не набралось достаточного материала.
Во время допросов Патриарх Тихон продолжал свою тактику осторожных ответов, но он уже понял, что убедить следствие в своей аполитичности не удастся ни при каких условиях. Поэтому он идет по пути признания своих «антисоветских» действий,
которые представлял как следствие воспитания и прежних привычек. В историографии справедливо отмечалось, что «протоколы допросов рисуют постепенный отход патриарха от позиции осуждения действий властей до признания своей вины перед властью и выражения лояльности по отношению к ней» [5, с. 166].
Допросы Патриарха возобновились после долгого перерыва в декабре 1922 г. На них Святитель признал, что, готовя послание об изъятии церковных ценностей, он не предполагал, что оно может привести к столкновению верующих и власти, поэтому считает себя нравственно ответственным за эти события. В январе 1923 г. он признает себя уже виновным за это послание и в том, что оно привело к столкновениям. Позже Патриарх Тихон признает себя виновным также в издании «контрреволюционных посланий» [13, с. 150-154]. В историографии в связи с этими признаниями говорилось об эволюции взглядов Патриарха Тихона, но с такой трактовкой согласны не все. Высказывалась точка зрения, что это была продуманная тактика, предполагающая некоторые политические уступки [6, с. 133].
Арест Патриарха Тихона вызвал многочисленные протесты, в том числе и за границей. Были опубликованы соответствующие обращения Союза русских писателей и журналистов, группы членов Всероссийского Церковного Собора 1917 - 1918 гг.; в Праге 23 мая 1923 г. был проведен митинг-протест [10, с. 204-208], в апреле 1923 г. с просьбой не выносить смертный приговор Патриарху обратился к Троцкому знаменитый путешественник Ф. Нансен [3].
Процесс по делу Святителя Тихона активно готовился в апреле 1923 г. На заседании 12 апреля того года Политбюро ЦК РКП (б) отклонило просьбу наркома иностранных дел Г.В. Чичерина вынести постановление о неприменении к Предстоятелю высшей меры наказания [9, с. 121-122]1. Более того, Верховному суду РСФСР было предписано вести дело «со всей строгостью». Фактически это означало предполагаемый расстрел. Была развернута очередная пропагандистская кампания, которая преследовала цель подготовить общественное мнение к этому приговору, прежде всего за границей.
Обвинительное заключение по делу Святителя Тихона было утверждено 17 апреля, а 19-го он взят под стражу и помещен во внутреннюю тюрьму ГПУ на Лубянке [8, с. 151]. Процесс должен был начаться 24 апреля, но за три дня до этого Ф.Э. Дзержинский предложил отложить его, сосредоточившись на подготовке общественного мнения и проведя более тщательное расследование. Политбюро с этим согласилось [3, с. 288].
Однако процесс снова откладывался. В связи с этим принимается решение о проведении обновленческого Собора, который должен осудить «контрреволюционную деятельность» Патриарха, лишить его сана, то есть вопрос как бы перемещался из плоскости церковной жизни в гражданскую сферу, а власти заручались поддержкой церковных кругов, тем самым «увеличивая» степень законности процесса.
В мае 1923 г. явно обозначились изменения в подходах к делу Тихона, процесс над ним несколько раз откладывался. Н.А. Кривова и вслед за ней В.В. Лобанов кроме фактора внешнего воздействия и негативного общественного мнения указывают еще и на начавшуюся борьбу за власть и изменение расстановки сил в высшем пар-
'При этом было решено «поручить НКИД, Росте и редакциям газет на основании всех имеющихся материалов поднять кампанию, особо подчеркнув, что Тихон стоял не только во главе церковной контрреволюции, но и контрреволюции дворянско-помещичьей, т. е. против передачи земли крестьянам».
тийном руководстве. К концу весны 1923 г. надежды на то, что тяжело больной Ленин вернется к власти, полностью исчезли [6, с. 112, 115, 146; 5, с. 166].
Между тем обновленческий Поместный собор принял решение о лишении Святителя Тихона сана и просил допустить свою депутацию к арестованному для объявления решения. В начале мая Патриарха перевезли из тюрьмы в Донской монастырь. Делегация обновленческого собора была допущена к нему, объявила о его низложении и потребовала снять монашеские одежды. Святитель Тихон заявил, что решение собора не соответствует каноническому праву, поскольку он отсутствовал на заседании и выполнить требования отказался. Исследователь С.Г. Петров прав, когда видит за этим действом следующий расчет со стороны власти: лишить Патриарха сана с тем, чтобы на судебном процессе в мае перед судом предстал не Глава Русской Православной Церкви, а обычный гражданин [7, с. 118].
После долгих колебаний о начале процесса на Патриархом было принято решение освободить Святителя Тихона из-под ареста и разрешить церковную деятельность в обмен на «раскаяние» перед советской властью. Большевикам хотелось унизить Предстоятеля, сделать его послушной марионеткой в своих идеологических играх. Впервые такая идея была сформулирована 11 июня 1923 г. председателем Антирелигиозной комиссии Ярославским. По его мнению, «раскаяние Патриарха будет серьезным ударом по «белогвардейщине» [9, с. 128], будет ударом по тем, кто ориентируется на него, а его влияние на паству будет уменьшено из-за связи с ГПУ.
Ярославский же подготовил 6 пунктов, которые должны содержаться в «покаянном заявлении» Тихона: 1) раскаяться в антисоветских преступлениях; 2) выразить лояльность к советской власти; 3) признать справедливым привлечение к суду; 4) отмежеваться от Карловацкого Собора; 5) объявить о церковных реформах (в частности, признать григорианский стиль).
14 июня 1923 г. Политбюро ЦК РКП (б) согласилось с предложением Ярославского, и уже 16 июня 1923 г. Святитель Тихон обратился в Верховный суд РСФСР с заявлением. В нем был сформулировано его отношение к современной государственной власти. Тихон писал о том, что, будучи воспитан в «монархическом обществе» и находясь до ареста под влиянием «антисоветских лиц», он «действительно настроен был к советской власти враждебно», причем это было якобы не только внутреннее убеждение, но иногда оно переходило в «действия». К числу последних причислялись обращение по поводу Брестского мира, анафематствование власти и воззвание против декрета об изъятии церковных ценностей. Таким образом, Патриарх признавал свою «антисоветскую деятельность» и соглашался с тем, что решение о привлечении его к уголовной ответственности правильное. Опираясь на этот тезис, Святитель Тихон заявлял, что он раскаивается в поступках «против государственного строя» и просил Верховный суд изменить ему меру пресечения, освободив из-под стражи.
Явно политический характер имели последние строки заявления: «Я заявляю Верховному суду, что я отныне советской власти не враг. Я окончательно и решительно отмежевываюсь как от зарубежной, так и внутренней монархической белогвардейской контрреволюции» [9, с. 129]. В тексте Патриарха имелись практически дословные совпадения с текстом, подготовленным Ярославским, что позволяет утверждать, что, по сути, он не являлся автором текста [7, с. 124-125]. Однако требования, которые к нему предъявляли, Патриарх выполнил не полностью. Он отказался, в
№ 1, 2018 (4)
частности, осудить зарубежное католическое и православное духовенство, ничего не сказал о принятии нового календарного стиля.
Хотя в следственном деле сохранился собственноручный автограф послания, авторство этого источника вызывает серьезные сомнения. Имеется свидетельство председателя Московского епархиального совета ('923-1924 гг.) профессора Виноградова В.П., что документ имел три редакции: одна была выработана ВЦИКом, с ней Святитель Тихон не согласился, вторая - написанная самим Патриархом, она не устроила власти, третья составлялась обеими сторонами и, видимо, именно она процитирована выше. В документах признавалось, что «задача была достигнута весьма нелегко» [11, с. '6'].
Приведенный выше текст стал результатом долгих колебаний самого Патриарха, грубого нажима со стороны властей и, безусловно, есть результат компромисса. Если проанализировать заявление, то оказывается, что Тихон признал то, что касается лично его, но отказался признать то, что могло нанести ущерб Русской Православной Церкви. Такое признание требовало большого мужества и большой мудрости. Святитель Тихон в первую очередь думал о Церкви, ставил ее благо выше блага личного. Он был не политическим деятелем, а, в первую очередь, деятелем Русской Православной Церкви. Для него на первом месте находился вопрос не о признании или непризнании советской власти, а о сохранении Русской Православной Церкви и ее паствы, сопротивление обновленческому движению в любых условиях. Ради этой главной цели он оказался готов пойти на уступки, если они не противоречили церковным канонам и были вызваны только самыми исключительными обстоятельствами, угрожавшими существованию Русской Православной Церкви.
Текст заявления не являлся, как утверждали противники Патриарха, проявлением слабости его характера, и причиной его стал не страх перед расстрелом или тюремным заключением. Известно, что на одном из экземпляров своего послания от '9 января (' февраля) '9'8 г. Святитель Тихон сделал надпись: «Готов на всякие страдания, даже на смерть во имя веры Христовой» [', с. '85]. Патриарх неоднократно признавал, что сам с радостью принял бы мученическую смерть, но на нем лежит судьба всей Церкви. Он отказался от предложения в '923 г. эмигрировать, что, конечно, обеспечило бы ему личную безопасность, но значительно уменьшило бы его влияние на церковные дела. По свидетельству уже упомянутого профессора В.П. Виноградова, Святитель Тихон говорил, что он признал, что не является врагом советской власти, но не писал, что власти этой друг [11, с. '6'-'62].
В историографии высказывались различные точки зрения по поводу «покаянного заявления». В '920-е гг. оно признавалось «окончательным и искренним» ['2, с. 42]. В перестроечной историографии, когда еще не были известны многие источники, касающиеся преследований Патриарха Тихона, выдвигалось мнение, что заявление в Верховный суд было тонким тактическим ходом со стороны Святителя, который таким образом обескуражил организаторов судебного процесса, что сделало тот не нужным [2]. При публикации следственного дела Патриарха источнику была дана однозначная трактовка, что он является «продиктованным властью заявлением заложника, содержащегося в плену» ['3, с. 45]. Д.В. Сафонов однозначно признавал заявление в Верховный суд РСФСР «вынужденным документом», который был обусловлен тяжелым положением Русской Православной Церкви, натиском обновленчества, тюремным заключением Патриарха, но, с другой сторо-
ны, «этот документ не противоречил пастырской совести Патриарха, церковным канонам, церковной традиции» [11, с. 165]. В.В. Лобанов выступил против преувеличения уступок Патриарха, иначе, как он подчеркивал, будет иметь место резкое противопоставление его взглядов в различные периоды Патриаршества, а это не совсем верно, и характерно, скорее, для «большевистского руководства». Свою оценку исследователь сформулировал следующим образом: «Внутренняя позиция Патриарха осталась практически прежней, речь идет об изменении внешней, тактической линии, обусловленной иной политической реальностью. При непредвзятом подходе очевидно, что ничего принципиально нового (кроме вынужденной риторики о признании вины перед властью) заявление Патриарха в Верховный суд не несет» [6, с. 125].
С политической точки зрения текст «покаянного заявления» не внес ничего нового в позицию Патриарха Тихона по отношению к советской власти, которую он рассматривал, как и всякую власть, как данную Богом, не благословляя никакие насильственные действия по отношению к ней. По сути, «покаянное заявление» логически следовало из всего предыдущего отношения Предстоятеля к советской власти, являясь как бы финальным моментом его позиции.
Однако властям покаяния Святителя Тихона было мало. 19 июня того же года на заседании Антирелигиозной комиссии принято решение, в котором от Святителя Тихона потребовали нового обращения, в котором, по сути, кроме признания «своего преступления против Соввласти и Трудящихся России» должно было осудить действия митрополита Антония (Храповицкого) и заявить о том, что Патриарх Константинопольский Мелентий IV - ставленник Англии. Кроме того, требовали высказываний против польского правительства, русских и иностранных белогвардейцев, согласия на введение в церковный обиход новой орфографии [11, с. 163].
27 июня 1923 г. Святитель Тихон был освобожден из внутренней тюрьмы Лубянки. Однако это не означало прощения. Официально процесс отложили на неопределенное время. Патриарх постоянно находился под следствием и угрозой начала нового судебного преследования.
Чтобы усилить эффект от заявления Патриарха в Верховный суд, было подготовлено послание к верующим, которое писалось по прямому указанию ГПУ и там же редактировалось. Послание появилось на следующий день после освобождения Патриарха - 28 июня 1923 г.
В нем повторялись уже известные тезисы об осуждении «посягательств на советскую власть», а также сообщалось о решении обновленческого собора лишить его сана и даже монашеского чина. Патриарх указал на неканоничность этого постановления «и по форме, и по существу» [1, с. 283-285]. Он решительно отмежевался от обновленцев, которые являлись «поклонниками» советской власти, но заявив, что «я и далеко не такой враг ее, каким они меня выставляют». Святитель Тихон отметил, что обновленцев интересуют только выгоды, чины и награды, в нарушение канонических правил. Единственное, с чем Патриарх согласился - с введением нового календарного стиля.
Повторяя мысль о своей виновности перед советской властью, Патриарх указал, что «по существу виновно то общество, которое Меня, как Главу Русской Православной Церкви, постоянно подбивало на активные выступления тем или иным путем против советской власти». Святитель Тихон осудил любые посягательства на власть
№ 1, 2018 (4)
и опроверг сообщения эмигрантской газеты «Новое время» о том, что во время допросов его пытали электричеством.
Этого также казалось мало, власть явно хотела получить от освобождения Патриарха из заключения максимум дивидендов. 1 июля 1923 г. было опубликовано второе послание Святителя Тихона, которое повторяло те пункты, о которых говорилось в решении Антирелигиозной комиссии, и это не оставляет сомнений в действительном авторстве текста. Все это, по замыслу властей, окончательно компрометировало Патриарха, представив его как лицо, сотрудничающее и с советской властью, и с ГПУ.
Во втором послании [1, с. 286-287] Патриарх Тихон перечислил врагов Русской Православной Церкви - обновленцев, которые нарушают канонические правила, католиков, которые захватывают православные приходы, сектантов, которые притягивают православных эмигрантов. Опять повторялся тезис о вине перед советской властью путем «пассивных и активных действий», к которым причислялись сопротивление изъятию церковным ценностям, анафематствование власти, воззвание против Брестского мира. Святитель призвал последовать своему примеру пастырей, которые вступили в сговор с «врагами трудового народа» - монархистами и белогвардейцами. Особо осуждался Карловацкий Собор, принявший решение о восстановлении в России монархии.
Третье послание Патриарха Тихона датируется 2 (15) июля 1923 г. [1, с. 288-292]. Оно опять направлено против обновленцев, которые, воспользовавшись процедурой передачи дел митрополиту Агафангелу, решили присвоить себе управление делами Церкви. Фактически Святитель обвинил обновленцев в захвате церковной власти. В послании заявлено, что, выйдя из заключения, Патриарх возвращает себе всю полноту обязанностей. Он призвал верующих молиться за восстановление единства Церкви, а тех, кто отпал от нее, - осознать свой грех, покаяться и вернуться в «спасительное лоно единой Вселенской Церкви».
Как убедительно доказал историк С.Г. Петров [7, с. 125-129], тексты посланий Патриарха Тихона проходили через Антирелигиозную комиссию и в них вносилась смысловая правка, а текст содержал идеи, изложенные тем же Ярославским в начале июня. Исследователь пришел к выводу, что Предстоятель Русской Церкви в трех «покаянных документах выполнил все разработанные Ярославским и утвержденные Политбюро шесть пунктов условия освобождения из-под ареста» [7, с. 129], отказавшись, однако, высказать отрицательное отношение к предстоятелям двух церквей (православной и протестантской) - Патриарху Константинопольскому Мелетию IV и архиепископу Кентерберийскому Рэндаллу Дэвидсону.
Послания Патриарха Тихона были напечатаны большим тиражом в виде листовок, опубликованы в партийных и советских газетах. Однако цели своей власти не добились. «Покаянное заявление» не произвело никакого впечатления на верующих, которые уловили, что опубликованные в периодической печати слова не принадлежат самому Тихону. Тем не менее, часть епископата, в том числе и некоторые архиереи Русской Православной Церкви за границей, отнеслись негативно к заявлению в Верховный суд, не поняв тонкого стратегического замысла Предстоятеля.
Поскольку существовали сомнения в подлинном авторстве посланий, от Патриарха Тихона потребовали дать интервью иностранным корреспондентам, написать личное письмо архиепископу Кентерберийскому и т.д. Большевики были озабочены легитимизацей своих фальшивок.
В марте '924 г. следствие по обвинению Предстоятеля было прекращено и дело закрыто. Тем не менее, за Патриархом продолжалось наблюдение и контроль, которые осуществляли люди из его ближайшего окружения, завербованные ГПУ.
Одним из вопросов, которым много занимался Патриарх в последние годы жизни, была проблема перехода Русской Православной Церкви на новый календарный стиль. Этот вопрос имел принципиальное политическое значение. Заставив Патриарха признать новый стиль, власть хотела скомпрометировать его, показав связь с обновленцами, которые как раз придерживались григорианского стиля. Принятие нового стиля Русской Православной Церковью дискредитировало бы Патриарха как «еретика».
С февраля '9'8 г. в гражданской жизни страны был принят григорианский календарный стиль, но Русская Православная Церковь пользовалась календарем юлианским. Советская власть целенаправленно требовала от Церкви принять григорианский календарь, видя в использовании старого счета времени некое внутреннее сопротивление, а также стремясь необоснованно связать Предстоятеля с обновленцами. Согласие на принятие григорианского календаря было одним из условий освобождения Патриарха Тихона. Он некоторое время уклонялся от принятия нового стиля, мотивируя это тем, что возникнет несоответствие с другими Поместными Православным Церквями. Однако в '923 г. они перешли на григорианский стиль, и аргумент утратил актуальность.
' октября '923 г., вскоре после освобождения из заключения, Патриарх Тихон обратился со специальным посланием о новом календарном стиле, в котором указал причины, по которым его можно ввести: он не затрагивает догматы и священные каноны Русской Православной Церкви, празднование Пасхи сохраняется по старому стилю, переход на новый стиль согласуется с новейшими достижениями астрономической науки и устанавливает соответствие церковной жизни с другими странами. Само же введение нового стиля преподносилось не как введение григорианского календаря, а всего лишь исправлением старой пасхалии ['3, с. 36']. Однако дело затянулось почти на год [6, с. '65-'67], поскольку Патриарх не собирался реально переходить на новый стиль и только ждал момента, чтобы вернуться к юлианскому календарю. Известно, что праздничные службы по поводу праздников он служил и по-старому, и по новому стилю ['', с. 200]. Само же послание о новом стиле оказалось не разослано, фактически превратившись в отписку для власти.
8 ноября '923 г. Патриарх Тихон выпустил распоряжение о временном прекращении «повсеместного и общеобязательного введения нового стиля в церковное употребление». Оно мотивировалось двумя обстоятельствами: было упущено удобное время для перехода и тем, что пока послание от ' октября находилось в типографии, другие Православные Церкви отложили введение нового стиля ['3, с. 362-363; 7, с. '49].
Такие действия вызвали большое неудовольствие Антирелигиозной комиссии. Его канцелярию опечатали, хранившиеся там экземпляры послания от ' октября '923 г. изъяли и расклеили по всей Москве без согласия Патриарха. Также от Святителя Тихона добились нового послания духовенству и верующим. Оно датировано '0 декабря '923 г. В нем было подтверждено послание от ' октября '923 г., то есть введение нового стиля, но указывалось на возможность праздновать переходящие церковные праздники по старом стилю, а с разрешения местных властей - также и не
№ 1, 2018 (4)
история русской православной церкви, церковно-государственные отношения
Игумен Серафим (Николин Олег Викторович) «Государственная власть и Патриарх Тихон в 1923-1925 гг.»
переходящие [7, с. '5']. С.Г. Петров считает, что основной причиной, побудившей Патриарха согласиться на новое послание от '0 декабря, стала угроза со стороны карательных органов подвергать репрессиям тех, кто использует юлианский календарь [7, с. '54]. Этого Святитель допустить не мог. Большевикам же казалось, что вопрос об использовании календарного стиля может помочь во внутреннем дроблении и конфликтах в Церкви. Историк Д.В. Сафонов считал послание от '0 декабря подложным и указывал на то, что никакого практического использования в церковной жизни оно не имело [11, с. '99]. С.Г. Петров обнаружил подлинник письма, и таким образом вопрос о подлинности текста решен окончательно [7, с. '38].
Несмотря на возможные последствия, Святитель Тихон продолжал отстаивать старый календарный стиль. В письме от 5 февраля '924 г. в Наркомат юстиции [7, с. 487-508] он ссылался на многочисленные протесты и массовое нежелание верующих пользоваться григорианским стилем при праздновании не переходящих церковных праздников. Он предложил просто переводить даты юлианского календаря в григорианские, прибавляя число '3. Фактически, это был отказ от реформы. Церковь жила по старому стилю, а в гражданском календаре праздники фиксировались в редуцированном виде. Наркомат юстиции высказал незаинтересованность в реформировании церковного календаря, а Антирелигиозная комиссия выразила несогласие с такой позицией.
Новая волна борьбы за календарную реформу началась осенью '924 г., когда Патриарх Тихон направил во ВЦИК заявление от 30 сентября [', с. 336]. В нем он отметил, что введение нового стиля принципиально возможно, но вызывает трудности, поскольку нет условий для введения в жизнь Русской Православной Церкви, а именно - согласия всех автокефальных православных церквей и всех верующих. Кроме того, он указал на постоянное вмешательство гражданских властей во внутренние церковные дела (а к ним он отнес и календарный вопрос) и на репрессии против духовенства. Он отказался проводить календарную реформу и согласился только на редукцию дат, путем прибавления числа '3.
Согласие Патриарха Тихона на новый календарный стиль не касалось канонов Русской Православной Церкви, оно было лишь небольшим компромиссом, тем не менее, как только появилась возможность отказаться от этого, Святитель сразу воспользовался обстоятельствами. Такая позиция свидетельствует о том, что само послание от ' октября '923 г. было вынужденным, уступкой властям и логически примыкает к трем «покаянным» посланиям, появившимся после освобождения Патриарха Тихона из заключения.
Антирелигиозная комиссия рассмотрела заявление от 30 сентября '924 г., признала его контрреволюционным и решила передать в ОГПУ для расследования, а по вопросу о календаре приняла однозначное решение - о незамедлительном введении нового стиля [7, с. '58]. Сокращалось количество дней, официально отводимых на церковные праздники, что также можно рассматривать как способ давления на Предстоятеля.
Вопрос о календарном стиле стал тем камнем преткновения, где наиболее настойчиво столкнулись интересы власти и стремление Патриарха Тихона сохранить в неприкосновенности вопросы канонические. Поэтому Святитель проявлял в этом большие усилия, чтобы, идя на компромисс, сохранить в жизни Церкви юлианский календарь.
Мы судим о календарном вопросе, в основном, на основании официальных документов, но в данном случае есть редкая возможность понять действительный ход мыслей Патриарха Тихона и его ближайшего окружения. Сохранилось донесение одного из агентов ГПУ, священника-обновленца, который зафиксировал беседу с ближайшим к Святителю митрополитом Петром (Полянским): «...На новый стиль мы никогда ни за что не перейдем, потому что этого не желает народ. Но нас может заставить перейти гражданская власть, и мы тогда подчинимся и выпустим соответствующее послание. Но вы не обращайте на это внимание и считайте такие вынужденные наши послания необязательными. [...] Святейший в настоящее время находится в ужасных условиях, именно между молотом и наковальней. С одной стороны, нужно подчиняться гражданской власти, а с другой - в церковных делах ей никак нельзя подчиняться, ибо она безбожна и ведет к разрушению Церкви» [11, с. 189].
Тем не менее, принципиальная позиция Патриарха стала одой из причин того, что на заседании 9 апреля 1925 г. Политбюро ЦК РКП (б) было вынуждено разрешить устанавливать переходящие и не переходящие церковные праздники как по старому, так и по новому стилям [7, с. 159]. Компромисс в этом вопросе был достигнут, хотя и уже после кончины Святителя Тихона.
К осени 1924 г., несмотря на все трудности, Патриарху удалось укрепить Русскую Православную Церковь, прежде всего, это проявилось в распаде обновленческого движения, создававшего реальную угрозу ее раскола. Святитель Тихон имел большую поддержку в среде епископата, духовенства и верующих, которые объединялись вокруг него как последней надежды на продолжение духовной жизни. Сам Патриарх не оставлял попыток добиться легализации церковного управления, и 18 сентября 1924 г. просил Московский совет зарегистрировать «Церковно-канони-ческую Православную иерархическую организацию». Это было необходимо для налаживания нормального церковного управления. Сам Патриарх так характеризовал горестное состояние управления Церковью на тот момент: «.Православные епископы, назначенные нами, или не допускаются в свои епархии, или изгоняются из них при первом появлении туда, или подвергаются арестам; центральное правление Православной Церкви дезорганизовано, так как учреждения, состоящие при Патриархе Всероссийском, не зарегистрированы, и даже канцелярия и архив их опечатаны и недоступны» [1, с. 337].
В связи с этим осенью 1924 г. начинается новый этап преследований Русской Православной Церкви со стороны власти. Была начата подготовка нового дела против Патриарха. На этот раз его пытались обвинить в шпионаже, в принадлежности к некоей мифической «Шпионской организации церковников». По плану ГПУ, целью названной организации являлся сбор сведений о положении Церкви в СССР и информирование об этом заграницы путем публикаций и личных выступлений. Следствие, разумеется, «подтвердило» все обвинения. Только смерть спасла Патриарха Тихона от преследования по этим абсурдным причинам.
В сентябре 1924 г. тактика борьбы против Патриарха Тихона со стороны власти изменилась. Антирелигиозная комиссия приняла решение усилить поддержку правого течения в Русской Православной Церкви, чтобы выделить его в «самостоятельную противотихоновскую иерархию», также был сделан акцент на увеличение сети осведомителей и разработку агентурных дел на отдельные группы священников [11, с. 190]. Для того чтобы собрать сведения о «контрреволюционной деятельности»
№ 1, 2018 (4)
Патриарха Тихона, за ним было установлено постоянное, ежедневное наблюдение, фиксировались все его посетители.
Начало '925 г. характеризуется некоторым смягчением политики по отношению к Русской Православной Церкви. Как справедливо указывал Д.В. Сафонов, это было вызвано волнениями среди верующих, права которых постоянно ущемлялись и нарушались, что вызвало тревогу власти ['', с. '85]. Оборотной стороной такого процесса стало продолжение преследований Святителя Тихона. Готовился новый судебный процесс против него, в результате которого Предстоятель должен был быть расстрелян.
2' марта '925 г. Патриарх Тихон был в очередной раз допрошен ОГПУ. Следователь вынес постановление о привлечении его к судебной ответственности. Святителю инкриминировалось то, что он якобы составлял сведения о репрессиях, которым подвергаются церковнослужители, пользуясь недостоверными источниками, а это, в свою очередь, трактовалось как попытка дискредитации советской власти ['3, с. 365]. К ОГПУ попали списки епископов Русской Православной Церкви, которые были подвергнуты репрессиям, и у Патриарха интересовались, не давал ли он согласия на публикацию их в заграничной прессе. Обвинения, конечно же, являлись абсурдными. Фигурировавший в деле список епископов являлся общим перечнем иерархов Церкви, где для справочных целей отмечалось местонахождение каждого. Тем не менее, Патриарху вменялась контрреволюционная деятельность. Нужно обратить внимание на то, что в проект обвинительного заключения не были внесены связь с заграницей и шпионская деятельность, которые предполагались изначально. По всей видимости, оказалось ясным, что никаких доказательств этому не существует. Преступление было незначительным, но исследователи приводят достоверные факты того, что готовилось обвинение Святителя Тихона и по более серьезным статьям - в шпионаже, а она предполагала высшую меру наказания ['', с. '88].
Поскольку властям не удалось ни сломить самого Патриарха Тихона, ни дискредитировать его в глазах епископата и верующих, то оставался единственный выход -убить его. Сделать это открытым способом - через покушение - также не представлялось возможным, ведь в таком случае он приобрел бы репутацию мученика, тогда приняли решение убить Святителя «законно», по приговору суда. Такой план косвенно является признанием духовной силы Патриарха Тихона, который, по сути, смог одержать нравственную победу над властью.
Переживаемые стрессы, постоянное административное и психологическое давление обострили проблемы со здоровьем Патриарха. Предчувствуя кончину, в январе '925 г. он составил завещание. В нем он назначил себе преемника. ГПУ, которое не смогло дискредитировать Патриарха и сломить его авторитет среди епископов, духовенства и верующих, очень рассчитывало на смерть. По расчетам она должна была стать тяжелым ударом для Церкви, которая «лишенная авторитетного руководящего лица», «окажется состоящей из враждующих за власть больших и маленьких групп» [3, с. 445]. Власть ждала смерти Тихона.
7 апреля '925 г. Патриарх Московский и всея Руси Тихон скончался в частной клинике в Москве, '2 апреля он был погребен в Донском монастыре при огромном стечении народа.
После смерти Патриарха в печати, в газетах «Правда» и «Известия ВЦИК» опубликовали его послание, которое в историографии традиционно называется завещани-
ем [1, с. 361-363]. В нем Предстоятель в очередной раз подтвердил свою лояльность к советской власти. Патриарх назвал ее «действительно народной рабоче-крестьянской властью», а потому прочной и непоколебимой. И эта риторика, характерная, скорее, для политических агиток того времени, крайне странно выглядит в послании Патриарха Тихона, наводя на мысль, что подобные интерполяции принадлежат кому-то другому. В тексте содержался призыв «без боязни погрешить против Святой веры подчиняться советской власти не за страх, а за совесть». Это был как раз тот призыв, который был исключен из одного предыдущего «вынужденного» послания Патриарха Тихона.
В документе содержался также призыв к пастве «принять все происходящее как выражение воли Божией». Важнейшим тезисом являлась также идея о том, что, не делая «никаких компромиссов или уступок в области веры», «в гражданском отношении» верующие «должны быть искренними по отношению к советской власти» [1, с. 362]. Его надо понимать, во-первых, как выражение уже высказывавшейся идеи о четком разграничении внутренних, церковных дел и внешних отношений с властью. Под «искренностью», как нам кажется, подразумевается призыв не вести никаких действий, противных советской власти. Врагами православной веры в послании объявлялись сектанты, представители других конфессий (католики и протестанты), обновленцы и безбожники «и им подобные». Пояснялось, что они являются врагами именно из-за того, что стремятся нанести вред Церкви.
В особый пункт «врагов» выделен Карловацкий Собор, и его резкость, пожалуй, была единственной новой мыслью по сравнению с предыдущими посланиями Патриарха Тихона. Святитель призвал всех находящихся за границей архипастырей и пастырей прекратить политическую деятельность, «иметь мужество» вернуться на Родину и сказать правду о себе и Церкви Божией. В послании шла речь также о создании особой комиссии, которая должна расследовать деятельность бежавших за границу митрополитов Антония (Храповицкого), Платона (Рождественского) и других. В целом документ содержит весьма резкие высказывания против эмигрантов вообще, которые занялись «вредной и контрреволюционной деятельностью».
В послании опровергались «ложные слухи», что Патриарх не свободен «в распоряжении словом Нашим и даже совестью», «засилен мнимыми врагами» и лишен возможности общения с паствой. Заявлялось, что «нет на земле власти, которая могла бы связать Нашу Святительскую совесть и Наше патриаршее слово».
В тексте сформулирован тезис, которым должна руководствоваться советская власть в отношениях с Русской Православной Церковью, а именно: относиться к ней с полным доверием, которое должно выразиться в возможности преподавать детям верующих Закон Божий, иметь богословские школы, издавать церковные книги и журналы.
Сразу же после появления послания возникли сомнения в подлинности данного текста. Сначала они появились в Русской Заграничной Церкви.
Из источников известно, что между Патриархом и ГПУ происходила упорная борьба за формулировки, которые должно содержать послание. В день смерти Предстоятеля вариант текста принес к нему митрополит Петр (Полянский), но Патриарх отказался его подписать, не согласившись с отдельными положениями.
После смерти Патриарха ведавший борьбой с Церковью сотрудник секретного отдела ГПУ Е.А. Тучков заявил, что хочет опубликовать неподписанный вариант по-
№ 1, 2018 (4)
слания вместе с сопроводительным письмом, что и было сделано. Причем в редакцию отправили текст, исправленный ГПУ. Однако достоверность этих сведений вызывает сомнения, т.к. они опираются на воспоминания В.П. Виноградова, который в других случаях рассказывал о судьбе документа совершенно иначе, существуют также подозрения в том, что и его мемуары были подвергнуты значительной редактуре соответствующими органами [6, с. 175-177]. Д.В. Сафонов, занимавшийся источниковедческим изучением так называемого «завещания», пришел к выводу, что существовал его первоначальный, но не сохранившийся вариант, написанный лично Патриархом Тихоном. ГПУ осталось им недовольно в полной мере, что отражено в записке его сотрудника, сохранившейся в следственном деле Святителя [13, с. 413]. Текст был подвергнут существенной редакторской переработке [11, с. 265-312]. С этой точкой зрения не вполне согласился В.В. Лобанов, который предложил новое толкование упомянутой выше записки сотрудника ГПУ и осторожно высказал предположение о том, что завещание Патриарх подписал все-таки собственноручно; также исследователь указывает на то, что необходимые коррективы могли быть внесены ГПУ и в уже подписанный документ [6, с. 182].
«Покаянные» документы Патриарха Тихона создавались не по его инициативе. Они представляют собой прагматичную реализацию компромисса власти и Русской Православной Церкви.
Под международным давлением и с учетом общественного мнения властям пришлось отказаться от полного, поэтапного уничтожения Русской Православной Церкви, которое должно было начаться с расстрела Патриарха. Святитель Тихон, конечно, не знал о жесткой закулисной борьбе, которая сопровождала его освобождение. Он просто согласился подписать покаянные письма, которые ни в коей мере не соответствовали его внутренним убеждениям. Однако, поставив свою подпись, он смог спасти Русскую Православную Церковь и, по сути, добился своей главной цели.
Очень тонко оценил личность и роль Патриарха Тихона в сохранении церковной жизни в период советских гонений архиепископ Иоанн (Поммер), который писал о нем так: «Патриарх всецело оправдал возложенное Собором доверие. Непоколебимо стоя на страже Церкви, больной, перенес он тюремное заключение, угрозы насилия, но до конца дней своих продолжал быть знаменем, вокруг которого в смущенной и несчастной России собирались верующие. Святейший ни на минуту не изменял линии своего поведения. Когда нужно было, он бесстрашно писал свои послания, и три из них, направленные против большевистской неправды, известны всему миру» [14, с. 172].
9 октября 1989 г. Архиерейский собор Русской Православной Церкви причислил к лику святых Патриарха Тихона. Было составлено его житие [4]. Духовный подвиг Предстоятеля Русской Православной Церкви, который смог сохранить ее в самых тяжких условиях, был вознагражден.
Предстоятельство Патриарха Тихона пришлось на исключительно сложный для Русской Православной Церкви, переломный в истории всей страны период. Перед Святителем стояли задачи и проблемы, с которыми не сталкивался ни один из глав Церкви до него. Существовала реальная угроза для самого существования Церкви как общественного института. Это требовало выработки новой стратегии и тактики в ее взаимоотношениях с государственной властью, которая не только не скрывала, но даже всячески подчеркивала свою агрессивную позицию по отношению и к вере
Христовой, и к епископату, и к верующим. Воинствующий атеизм был объявлен государственной идеологией.
При Патриархе Тихоне была выработана и выстроена в реальности определенная, в тех условиях, видимо, единственно возможная модель церковно-государ-ственных отношений, которая способствовала сохранению канонических церковных структур. Она основывалась на строгом разграничении вопросов внутреннего церковного управления, богослужения, в которые старались не допускать вмешательства государственной власти и некоего «внешнего» бытования Церкви, где приходилось идти на уступки и подчиняться требованиям властей, несмотря даже на их репрессивный и ограничительный характер.
Позиция Святителя Тихона строилась в строгом соответствии с христианским вероучением, положениями Священного Писания, рассматривающими любую государственную власть как данную от Бога, несмотря даже на все жестокости, притеснения и несправедливые законы. Политическая тактика Патриарха являлась в определенном смысле модификацией, продолжением того опыта церковно-госу-дарственных взаимосвязей и взаимодействия, который существовал в России до Октябрьского переворота.
Отношение Патриарха Тихона к советской власти на протяжении '9'7-'925 гг. претерпело значительную эволюцию. Первоначально он считал возможным резко критиковать ее за злодеяния, насилие и кровопролитие, отзывался как на общее положение в стране, так и на конкретные события, которые считал важнейшими. Патриарх Тихон в той или иной степени откликался на важнейшие события, происходившие в России после Октябрьского переворота, причем подвергал их отбору, поскольку, например, разгон Учредительного собрания в январе '9'8 г. был обойден полным молчанием, но расстрел императорской семьи вызвал бурную, резкую и опасную для него реакцию. В такой избирательности проявилась устремленность Святителя к нравственным, духовным основам бытия.
Необходимо подчеркнуть, что это было исключительно моральное осуждение, призывы к покаянию, к возвращению в лоно Церкви. К насильственному свержению советской власти, к изменению формы правления Патриарх Тихон не призывал никогда. Он стремился быть выше политических сил, не поддерживая ни одно политическое течение. Основной его заботой стало неприкосновенное единство Русской Православной Церкви, сохранение ее внутренних устоев, церковного управления. Ради этого Святитель Тихон был готов пойти на любой компромисс, отказаться от того, что являлось для церковной жизни второстепенным, не существенным.
По мере укрепления советской власти и сокращения уровня стихийного насилия Патриарх Тихон скорректировал позицию. Он прямо заявил о своей политической лояльности к ней, о полном невмешательстве в политические дела. Главным его стремлением стало сохранение института Церкви в условиях антирелигиозной истерии, защита ее прав, а также прав епископата и паствы.
Для спасения Русской Православной Церкви он был вынужден пойти на существенные и тяжелые уступки власти, признав даже правильность его ареста, привлечение к несправедливому суду за антисоветскую деятельность и прямо заявив о поддержке советской действительности. В '920-е гг. о моральном осуждении власти речи уже идти не могло. Каждое действие Патриарха Тихона безосновательно рассматривалось как контрреволюционное и могло быть использовано для дальней-
№ 1, 2018 (4)
ших репрессий по отношению ко всей Церкви и епископату. Однако это подчинение власти Святителя и ее поддержка являлись декларативными, мнимыми, противоречили внутренним убеждениям Патриарха Тихона, который пользовался любой, даже минимальной возможностью для сохранения церковной жизни. Особенно наглядно такая позиция проявилась в той упорной борьбе, которую вел Предстоятель, уже больной и многократно арестованный, за сохранение в Русской Православной Церкви юлианского календаря.
Тактика Патриарха во взаимоотношениях с властью состояла в том, чтобы в ответ на угрозы репрессий по отношению к Церкви готовить послания с необходимыми оценками и признаниями, хотя они в основной своей части соответствовали ожиданиям частично, но на деле Святитель не собирался их выполнять. Об этом приеме он прямо рассказывал в личных беседах. О вынужденном характере посланий Патриарха Тихона недвусмысленно свидетельствует сам их стиль, в котором имелись обороты, не характерные для его текстов, но распространенные в советской печати. Так возникал тайный посыл всем верующим и епископату о вынужденном их содержании, и паства это отлично понимала, критически оценивая текст посланий.
Провозглашенный Патриархом Тихоном принцип невмешательства в политические дела являлся вынужденной и во многом внешней отстраненностью от политических событий. Избрав такую тактику, Святитель надеялся, что государственная власть также согласится на предложенный компромисс и ослабит репрессии по отношению к Русской Православной Церкви, не будет вмешиваться в ее внутренние дела. Однако надежды не оправдались. Власть, требуя постоянной демонстрации лояльности со стороны Патриарха Тихона, всего епископата и духовенства, продолжала политику жестоких репрессий и насилия.
Нельзя не оценить тихого мужества и душевно-нравственной твердости Святителя Тихона, который осторожно, но последовательно сопротивлялся постоянному давлению на него, уклонялся от предложений со стороны власти, противных его пониманию своих задач как Предстоятеля, несмотря на угрозы, аресты, тюремное заключение и иные притеснения. Ему приходилось идти на уступки, искать компромиссы, но делалось это не ради личной выгоды, сохранения своего положения, каких-либо материальных благ, а делался этот нравственный подвиг ради сохранения Русской Православной Церкви, ради паствы, нуждавшейся в духовном окормлении.
Отказавшись от многого, Патриарх Тихон сумел добиться своей главной цели -не допустить полного уничтожения Русской Православной Церкви, ее раскола, и тем самым создал основу для ее возрождения в конце XX в. В таком духовном подвиге и заключается его величие и мудрость как выдающегося церковного деятеля не только XX века, но и всей истории Русской Православной Церкви.
Библиографический список:
'. Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти, '9'7-'943. М.: Изд-во ПСТБИ М., '994. '063 с.
2. Алексеев В. Был ли патриарх Тихон «вождем церковной контрреволюции»? // Диалог. '990. № '0. С. 93-'04.
3. Архивы Кремля. В 2 кн. / Кн. '. Политбюро и церковь. '922-'925 гг. М.; Новоси-
№ 1, 2018 (4)
бирск: Российская политическая энциклопедия, Сибирский хронограф, 1997. 594 с.
4. Георгий (Данилов), митрополит Нижегородский и Арзамсский. Житие и служение святителя Тихона, Патриарха Московского. Н. Новгород: Изд. отдел Нижегородской епархии, 2008. 167 с., (49) л. ил., портр.
5. Кривова Н.А. Власть и Церковь в 1922-1925 гг. Политбюро и ГПУ в борьбе за церковные ценности и политическое подчинение духовенства. М.: АИРО-ХХ, 1997. 248 с.
6. Лобанов В.В. Патриарх Тихон и советская власть (1917-1925 гг.). М.: Русская панорама, 2008. 351 с.: фронт. портр. (Серия «Страницы российской истории»).
7. Петров С.Г. Русская Православная церковь времени патриарха Тихона: (источниковедческое исследование) / отв. ред. Н.Н. Покровский. Новосибирск: Изд-во Сиб. отд-ния Рос. акад. наук, 2013. 405 с.
8. «Подвергнуть аресту и привлечь к судебной ответственности». ВЧК-ГПУ и патриарх Тихон. 1917-1925 гг. // Исторический архив. 1997. № 5/6. С. 141-155.
9. «Применить к попам высшую меру наказания». Дело патриарха Тихона. (19221924) // Источник. 1995. № 3. С. 114-131.
10. Протесты против суда над Патриархом Тихоном в 1923 году // Вестник Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Серия II: «История. История Русской Православной Церкви». 2006. № 2. С. 204-208.
11. Сафонов Д.В. Святитель Тихон и принципы отношений Церкви и советского государства // Альфа и Омега. 2003. № 4. С. 149-169.
12. Сахаров К.И. Патриарх Тихон. М.: Б. и., 1925.
13. Следственное дело патриарха Тихона: сб. док. по материалам Центр. арх. ФСБ РФ / ПСТБИ. М.: Памятники ист. мысли, 2000. 1015 с., [16] л. ил.: фронт. портр. (Материалы по новейшей истории Русской Православной церкви).
14. Современники о патриархе Тихоне. В 2 т. М.: Изд-во Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета (ПСТГУ), 2007.
