CC BY
101
МУЗЕЕВЕДЕНИЕ И ОХРАНА КУЛЬТУРНОГО НАСЛЕДИЯ
RAR УДК 069 ББК 79.0
ГОСУДАРСТВЕННАЯ МЕМОРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРНАЯ ПОЛИТИКА: К ВОПРОСУ О САКРАЛЬНОЙ КОММЕМОРАЦИИ
Гуров Михаил Борисович,
начальник отдела материального наследия Института Наследия, Берсеневская наб., 18-20-22, стр.3, Москва, 119072,
gurovmb@yandex.ru
Аннотация
Статья посвящена проблеме отсутствия в современной России внятной и последовательной государственной мемориальной культурной политики. На основе анализа исторических практик коммеморации русского народа даются рекомендации, в каком направлении необходимо двигаться государству при формулировании принципов новой государственной мемориальной политики, направленной на гармонизацию отношений внутри страны.
Ключевые слова
Государственная мемориальная культурная политика, мемориальная культура, сакральная коммеморация, сакральная архитектурная коммеморация, культура памяти, коммеморальная культура, изучение памяти, обетный храм
54
Можно ли говорить о том, что в современной России существует внятная государственная мемориальная политика? На наш взгляд, положительный ответ на этот вопрос, погрешил бы против истины. Все, что, начиная с 1991 года, происходило в сфере политики памяти и забвения, происходило скорее стихийным образом. С одной стороны, можно только привет-
ствовать, что государство дает народу свободу самому выбирать, что помнить, а что забывать, с другой, — нерешительность государства во многих вопросах вызывает недоумение и досаду. Так, свобода в установке монументов постепенно привела к тому, что памятники, которые, по сути, должны служить делу объединения нации, вместо этого все чаще становятся
источниками роста социальной и межэтнической напряженности. Достаточно вспомнить мемориал «Донские казаки в борьбе с большевизмом», воздвигнутый в станице Еланской в Ростовской области в 2007 году, памятник чеченским женщинам, открытый в 2013 году на въезде в село Шангаш-Юрт, памятник Ивану Грозному, открытый в 2016 году в Орле, и многие другие. Государство так до сих пор и не определилось, что делать с монументальными памятниками советской эпохи, как поступить с мумией вождя пролетариата на Красной площади, до сих пор так и не сформулировало свою позицию в отношении возвращения исторических названий городам и улицам. Недостаток внятной и последовательной государственной мемориальной политики ощущается все острее. Государство должно наконец-то сформулировать правила игры. Государственная мемориальная политика должна быть, и она, в первую очередь, должна быть направлена на гармонизацию отношений внутри страны, на преодоление внутренних исторических изломов. На наш взгляд, среди явлений увековечивания памяти есть как минимум одно, которое могло бы помочь в решении этой задачи и которое государство может и должно безоговорочно поддержать.
Если говорить о культуре памяти русского народа, то надо отметить, что на протяжении многих сотен лет основной практикой коммемо-рации была сакральная коммеморация — практика постройки обетных храмов, монастырей и часовен, установка обетных и поклонных крестов. Это могли быть обетные постройки, связанные с каким-либо важным военным событием, например, с победой в битве или взятием города, а могли быть и постройки, связанные с избавлением от неминуемой гибели, постройки поминального характера, княжеские и царские постройки, связанные с дарованием наследника и др. Так, по свидетельству, летописи князь Мстислав Удалой в честь своей победы над ко-сожским князем Редедей строит в Тмутаракани церковь, великий князь московский Дмитрий Донской, давший перед битвой на Куликовом поле обет построить в случае победы монастырь, после битвы исполняет обещанное и возводит в Коломне Бобренев Богородице-Рождествен-ский монастырь. В Москве в память о Куликовской битве строятся Собор Рождества Богородицы в Рождественском монастыре, церковь Всех
Святых на Кулишках и церковь Рождества Богородицы в Кремле1. В честь взятия Смоленска великий князь Василий III воздвигает в Москве церковь Происхождения древ честнаго Креста Господня и всемилостивого Спаса на рву, а его сын, Иван Грозный, отправляясь в Казанский поход, дает обет, в случае победы построить в Казани церкви, что он и сделал, построив в покоренном городе церковь священномученика Кипри-ана и мученицы Иустины, церковь Воскресения Христова, церковь Покрова Божьей Матери, церковь Спаса Нерукотворного, церковь Дмитрия Солунского и другие2. В память о казанском походе в Москве построен и храм Покрова Пресвятой Богородицы на Рву.
В честь чудесного избавления от гибели во время шторма на Кубенском озере белозерский князь Глеб Василькович воздвигает на острове, к которому прибило его ладью, Преображенский собор. В 1360 году после возвращения из Византии в Москву митрополит Алексей основывает в столице Спасо-Андроников монастырь — в благодарность за избавление от бури на море, в которую он попал на обратном пути. Церковь Вознесения в Коломенском также является обетной, связанной с молением царя Василия III о даровании ему наследника. И примеров таких обетных храмов русская история знает великое множество.
Великое множество храмов и монастырей основаны и в память о смерти. Смерть как память — один из наиболее повторяющихся мотивов русской мемориальной культуры на всем протяжении ее истории. Церкви чаще всего ставились на погостах, а если и не так, то некрополи сами собой возникали вокруг церквей. Погост являл собою малое мироздание: живых, которые молятся за себя и за своих умерших Богу и святым, мертвых, которые нуждаются в молитве и горний мир, являющийся через богослужение и церковную живопись. Одним из самых известных «поминальных» монастырей является Спа-со-Бородинский женский монастырь, воздвигнутый тщанием вдовы генерал-майора А. А. Тучкова, погибшего на Бородинском поле, а самым
55
1 Святославский А. В. Традиция памяти в православии. М., 2004. С. 20-21
2 Баталов А. Л. Казанский Благовещенский Собор и обетное строительство в Казани после 1552 года // Вестник ПСТГУ. Серия V Вопросы истории и теории христианского искусства. 2012. Вып. 3 (9). С.86-105
56
известным храмом подобного рода — храм Христа Спасителя в Москве. Поминальным храмом является и знаменитый Спас-на-Крови в Санкт-Петербурге, построенный на месте убийства государя-императора Александра II. Храмы-памятники воздвигаются на полях сражений и спустя много сотен лет после памятных событий. Примером тому может служить каменный храм преподобного Сергия Радонежского на Куликовом поле, заложенный в 1913 году.
Сойдя на нет в советское время, практика сакральной коммеморации и возведения памятных храмов с новой силой заявила о себе в современной России. Достаточно вспомнить мужской монастырь святых Царственных страстотерпцев в Ганиной Яме, храм святых Новомучеников и Исповедников Российских на Бутовском полигоне, церковь Святителя Николая в Повен-це на берегу Беломоро-Балтийского канала, построенную в память обо всех погибших при его строительстве. В народной среде практика сакральной коммеморации выражалась в возведении обетных часовен и крестов, множество которых до сих пор сохранилось в труднодоступных и малонаселенных местах на Русском Севере3. Не имея возможности строить храмы небогатые люди и крестьянские общины, давали и исполняли посильные им обеты. В новейшее время традиция установки поклонных и придорожных крестов переживает бурное возрождение: поклонные кресты как памятные знаки активно воздвигаются на местах разрушенных в советские время монастырей и храмов, придорожные кресты стоят на въезде во многие поселения.
Во времена Петра I, наряду с сакральной коммеморацией, появляется коммеморация го-сударственническая, идущая от государства и во славу государства. Так в 1709 году Петр Великий издает указ увековечить победу русской армии над шведами в полтавском сражении: «в знак и вечное напоминание той преславной виктории, на том самом месте, где тот бой был, а именно неподалеку от Полтавы, построить монастырь мужеский и в нем церковь камен-
3 См., например, Калуцков В. Н. Ландшафт в культур-
ной географии. М., 2008; Мелютина М. Н. Церков-
но-народный месяцеслов: посвящения и праздники
Кенозерских часовен // Вестник Северного (Аркти-
ческого) федерального университета. Серия: Гума-
нитарные и социальные науки. 2010. С. 91-95
ную во имя святых верховных апостолов Петра и Павла, да нижнюю преподобного Сампсона странноприимца, на которого память та преслав-ная виктория получена; а пред церковию сделать пирамиду каменную со изображением на ней персоны его, государевы, в совершенном возрасте на коне, вылитую из меди желтой, а под нею бой, самым добрым художеством; а по сторонам той пирамиды на досках медных же учинить подпись со объявлением всех действ от вступления в Украину того короля шведского и с получением сей баталии»4. Необходимо обратить внимание, что в указе 1709 года новая государ-ственническая коммеморация идет параллельно с традиционной практикой увековечивания памятных событий в виде строительства храмов и монастырей, как бы в дополнение к ней. Однако, этот указ государя так и не был исполнен. В 1723 году Петр снова издает указ об установке памятного знака на Полтавском поле в виде каменной пирамиды. И снова указ остается только на бумаге. При жизни Петр так и не увидел ни одного подлинного монумента нового типа, хотя временные памятники в ознаменование военных побед при нем воздвигались5. Первый настоящий памятник появляется в России только в царствование императрицы Екатерины II. Это знаменитый Медный всадник. Указ «О постройке монумента в славу блаженныя памяти государя императора Петра Великого на площади между Невы реки, адмиралтейства и Сената» был объявлен Сенату 5 мая 1768 года. Сам памятник был открыт в 1782 году и положил в России начало новому типу коммеморации.
Возведение монументов и памятников в императорской России довольно долго не встречало особого сочувствия в народной среде и оставалось уделом императорской фамилии и немногочисленной европеизированной части русского общества. По словам генерала М. И. Кияновско-го, автора очерка «Русские военные памятники», который был опубликован в «Военном обозрении» в 1905 году, «только в царствование императора Александра в обществе начались подписки на такие памятники, как «Куликово поле», «Полтава», «Минину и Пожарскому», Храм Христа
4 Охрана культурного наследия России ХУП-ХХ вв. Хрестоматия. Том 1. М., 2000. С.22
5 Кияновский М. И. Русские военные памятники // Ставрографический сборник. Книга I. М., 2001. С.344
Спасителя»6. А. В. Святославский, описывая сосуществование двух форм коммеморации, новую и традиционную, замечает, «еще век девятнадцатый оставил нам немало драматических примеров столкновения древней и новой традиции, когда последняя порой ощущалась как чуждая православию как таковому»7. На это же обращает внимание и К. Г. Сокол. К примеру, после крушения в 1888 году императорского поезда под Харьковом по всей стране были воздвигнуты сотни часовен и церквей, но когда в 1910-ых годах началась массовая установка монументов в память об императоре Александре II, она натолкнулась на народное недоумение. В белорусской глубинке даже были выступления, люди считали, что лучшим памятником царю будут новые храмы8.
Таким образом, несмотря на достаточно активные усилия государства пересадить на русскую почву европейские элементы коммемораль-ной культуры, русское общество в глубине своей оставалось предано сакральной коммеморации. Многочисленные памятные храмы и часовни, возведенные в современной России, подтверждают, что практика сакральной коммеморации находит в обществе отклик даже после долгих десятилетий советской власти, за которые успели вырасти и смениться несколько поколений. Несомненно, существуют механизмы неосознанной трансляции коллективной памяти от поколения к поколению, которые обеспечивают воспроизводимость тех или иных культурных практик вне зависимости от общественной конъюнктуры и государственного заказа. «Гены культуры, — пишет Э. А. Шулепова, — обладают высокой устойчивостью и продолжают жить в новом организме культуры даже тогда, когда все вокруг них во времени и пространстве коренным образом меняется»9. И если можно говорить о культурном коде, о социокоде той или иной культуры, о ее «генотипе», то этот конкретный православный геном русской культуры, обеспечивающий существование и воспроизведение сакральной
6 Там же. С.345
7 Святославский А. В. Памятник в России // Культура памяти. Сборник научных статей. М., 2003. С.55
8 Сокол К. Г. Монументальные памятники Российской империи: каталог. М., 2006. С.4
9 Шулепова Э. А. Историческая память в контексте культурного наследия // Культура памяти. Сборник научных статей. М., 2003. С.21
коммеморации даже через поколения, должен быть признан глубинным и фундаментальным.
Характеризуя культуру памяти русского народа, А. В. Святославский, говорит «о формировании на Руси собственной православной мемориальной традиции»10, которую, в отношении объектов материальной среды, можно, на наш взгляд, назвать сакральной архитектурной ком-меморацией. Он определяет понимание памяти в этой традиции словами священника Владимира Лапшина: «память в древне-церковном литургическом понимании есть обращенность Бога к творению. Отсюда литургические поминовения: не мы вспоминаем таких-то, а просим Бога не оставить памятью»11, то есть, просим Бога, помнить о нас. Вся практика увековечения памяти в допетровской Руси (а во многом и в послепетровской) — это воплощенная в архитектуре история обращений к Богу с просьбой не оставить памятованием людей своих и свидетельств о том, что Бог их не оставил. И если культура памяти, по словам все того же исследователя, «служит передаче социально значимых ценностей из прошлого в будущее»12, то храмовая мемориальная архитектура — это ценностный завет прошлых поколений поколениям будущим. Именно эту выраженную зримо, камнем или деревом, историю Божьего промысла о народе наши предки хотели передать своим потомкам. Почему именно архитектурно? Потому что таковым было эстетическое восприятие русского человека. «И словесный образ, — пишет крупнейший исследователь русской эстетики В. В. Бычков, — и живописное изображение одинаково высоко ценились на Руси. Однако живопись и зодчество нередко возводились средневековым русичем выше слова, как более конкретные, материальные, связанные с видимыми затратами труда явления, как реальное дело»13.
Причем важно отметить, что связь между событием и памятной сакральной постройкой — не формальная. Храм никогда не был просто символическим монументом, как стелла или памятная табличка. Нельзя сказать, что раньше в па-
10 Святославский А. В. История России в зеркале памяти. М., 2013. С.163
11 Там же
12 Святославский А. В. История России в зеркале памяти. М., 2013. С.91
13 Бычков В.В. Русская средневековая эстетика
века. М., 1992. С. 233
57
58
мять о событиях воздвигали храмы, а со временем просто поменялась форма, и вместо храмов стали ставить каменные, бронзовые, гипсовые изваяния и монументы. Нет — поменялась суть. Связь между событием и возведением сакрального сооружения всегда была глубинной. Алтари посвящались тем святым, молитвы которым были услышаны, тем праздникам, в дни которых было даровано искомое. Таким образом, продолжала писаться священная история и люди еще на своем земном пути вписывали в нее свои имена. И не только свои. Фактически они вписывали в священную историю историю своего народа, неразрывно связывали с ней еще ненаписанную историю своих детей и внуков. Важнейшее отличие сакральных памятных построек от светских монументов — в их молитвенном наполнении. Молитва есть соборное действие, и, как соборное действие она не только объединяет друг с другом живых, но и единит живых с мертвыми. И в этом смысле сакральные памятные постройки — подлинные памятники памяти, потому как в акте соборной молитвы объединяют весь народ на протяжении всей его истории. Но таковыми они являются только когда живут своей подлинной жизнью, то есть когда в них совершается богослужение.
В советское время мемориальная культура была поставлена под полный контроль государства и молодая советская республика уделяла этому вопросу достаточно пристальное внимание. Уже в 1918 году вышло Постановление Совета Народных Комиссаров «Об утверждении списка памятников великим людям». Комиссариату народного просвещения поручалось «немедленно начать приводить в исполнение постановку памятников»14. Дальнейшая политика советской власти в отношении памятников и исторической памяти хорошо известна. Разрушались церкви, демонтировались памятники, воздвигнутые в эпоху империи, активнейшим образом шла работа по деисторизации, секуляризации и советизации топонимики. По всей стране ставились памятники В. И. Ленину и другим революционным деятелям. Характеризуя мемориальную политику советской власти, А. В. Святославский отмечает, что она свела мемориальную культуру к банальной пропаганде. По его славам, «произошло невиданное доселе (хотя отчасти имев-
14 Культура в нормативных актах Советской власти.
1917-1922. М., 2009. С.79
шее место прежде) развитие мифологизатор-ской функции памятника, почти вытесняющей собственно мемориальную функцию. Памятник в широком смысле (и городской монумент в первую очередь) стал средством важнейшей идеологической акции новой власти по созданию своего рода виртуальной реальности, когда истинный образ исторической личности, донесенный во всей внутренней сложности и противоречивости, подлежал замене на утвержденный штамп, обескровленный, а часто, по существу, слепленный заново как своего рода идеологический эрзац, предназначенный для усвоения народными массами»15.
Однако, помимо явно деструктивных элементов советской мемориальной политики необходимо отметить и черты ее исторической преемственности по отношении к предшествующей ей мемориальной традиции. Речь идет об особом внимании к военной истории. Мемориали-зация памяти о военных событиях — сквозная черта русской мемориальной культуры на всем ее протяжении, и советское государство, в данном случае, оказалось исключительно консервативным. Утратилась сакральная суть памятников, изменилась их внешняя форма, но тематика, в данном конкретном случае, была сохранена. Возможно, это происходит по той причине, что для русского народа и народов, населяющих Россию, государство всегда было одной из высших ценностей, и поэтому памятники, связанные с его строительством или с историей его защиты, вне зависимости от их формы, всегда находили положительный отклик в коллективной народной памяти.
Какие выводы в приложении к современной государственной мемориальной политике можно сделать из всего вышесказанного?
Во-первых, на наш взгляд, государство должно обратить внимание, на возрождение в народной среде практики сакральной архитектурной коммеморации и поддержать этот процесс. Возрождение традиции постройки мемориальных храмов в честь знаковых событий — разумное и правильное направление государственной культурной политики. Например, такое событие как возвращение Крыма в состав России вполне могло бы быть осмысленно со-
15 Святославский А. В. Памятник в России // Культура памяти. Сборник научных статей. М., 2003. С.53-74. С.67-68
временной культурой архитектурно — в виде постройки обетного храма. Как вариант, этот храм мог бы быть воздвигнут в честь святителя Луки Войно-Ясенецкого (+1961), который занимал Крымскую кафедру с 1946 по 1961 год, потому как 18 марта 2014 года, когда Крым и Севастополь вернулись в состав России, является днем его церковного поминовения — праздником обретения его мощей.
Сакральная архитектурная коммеморации является для общества мощным объединяющим фактором. Если взять, к примеру, военные мемориалы, то гражданские панихиды в виде возложения венков и минуты молчания перед вечным огнем являются не более чем символическими актами. В то время как соборная молитва за усопших воинов не только в едином действии объединяет всех молящихся, но и объединяет их с теми, за кого они молятся. Часовня, как военный мемориал, или храм, являются, поэтому, более предпочтительной мемориальной формой, чем любые другие и могут не только дополнять каменные стелы или вечный огонь, но и полноценно заменять их. Безусловно, правильным решением было бы возведение памятных часовен и храмов на местах массовых захоронений воинов, павших в Гражданской войне. Такие памятники являются подлинными памятниками примирения народа и не могут оскорбить ни память о павших, ни чувства ныне живущих.
На территориях Российской Федерации, где исторически проживает нехристианское население, помимо мемориальных православных сооружений, возможно и возведение мусульманских или буддистских памятных сакральных объектов. В истории России есть примеры возведения нехристианских сакральных объектов в честь военных побед и в память о павших воинах. Примером тому может служить Хошеутовский ху-рул в селе Речное Харабалинского района Астраханской области, воздвигнутый в честь победы в войне 1812 года и в память о павших воинах калмыках, или Мемориальная мечеть на Поклонной горе, построенная в 1997 году в память обо всех воинах мусульманах, погибших во время Великой Отечественной войны.
Возможно, и возведение комплексных сакральных мемориалов в регионах, в которых наблюдается напряженная межэтническая обстановка. Примером крайне удачного комплексного сакрального мемориала в настоящий момент
может служить Казанский кремль, в котором соседствуют Благовещенский собор, заложенный Иваном Грозным в память о присоединении Казани к Московскому царству и мечеть Кул-Шариф, открытая в 2005 году как памятник героической обороне Казани в 1552 году. Имам Кул Шариф был одним из руководителей обороны Казани и погиб при штурме города войсками Ивана Грозного. Возведение комплексных сакральных мемориалов является актом примирения народов и выглядит более предпочтительной практикой, чем установка монументальных памятников, так как однозначных исторических личностей практически нет, и выбор персоналий всегда провоцирует споры. Достаточно вспомнить скандальную историю с установкой памятника генералу А. П. Ермолову в Пятигорске, когда представители самых разных кавказских диаспор города крайне резко отозвались об увековечивании памяти генерала.
Во-вторых, государство должно обратить внимание на топонимику и рассмотреть вопрос о возвращении исконных названий улицам и переулкам исторических городов. Речь не идет о тотальной ревизии коммунистического прошлого страны, а лишь о возвращении памяти. Здравый смысл требует восстановления исторической справедливости. Когда идешь по историческому городу и видишь древний монастырь, стоящий на Красноармейской улице или храм на площади Ленина, возникает когнитивный диссонанс. Переезжая из одного исторического города в другой, ты видишь, как меняется вокруг тебя архитектурное окружение, но названия улиц остаются все теми же: Советская, Первомайская, Комсомольская, улица Осипенко, Володарского, Луначарского. Все-таки история нашего государства началась не в ХХ веке и где как не в исторических городах мы должны иметь возможность это почувствовать. Исторический город — это комплексный мемориальный объект, многоуровневый сакральный памятник, фактически, особый тип сакрального ландшафта, так как храмы и монастыри являются архитектурными, градостроительными, визуальными и культурными доминантами исторических городов, и топонимика исторического города, как комплексного мемориального объекта, безусловно, должна быть аутентичной.
Память есть творческая сила личности, созидающая настоящее как будущее через про-
59
шлое. Память — это всегда осознанная память, то, что я особо выделяю в своем сознании. То, что я живу в данный миг. Не просто череда образов прошедшего, но именно то, на чем я останавливаюсь своим вниманием, что осмысливаю. То, что я помню, определяет меня. Моя сознательная память сейчас творит меня завтрашнего, потому что я сегодня обращаюсь к вчерашнему себе, чтобы достигнуть нового себя завтра. Поэтому память — это всегда выбор, и в этом смысле государство не должно стоять в стороне. Оно должно обращать внимание на этот выбор и, в какой-то степени, даже определять его, поддерживая наиболее удачные и созидательные практики исторической мемориальной культуры.
Список литературы:
1. Баталов А. Л. Казанский Благовещенский Собор и обетное строительство в Казани после 1552 года // Вестник ПСТГУ. Серия У Вопросы истории и теории христианского искусства. 2012. Вып. 3 (9). С.86-105
2. Бычков В. В. Русская средневековая эстетика Х!-ХУП века. М., 1992
3. Калуцков В. Н. Ландшафт в культурной географии. М., 2008
4. Кияновский М. И. Русские военные памятники // Ставрографический сборник. Книга I. М., 2001
5. Культура в нормативных актах Советской власти. 1917-1922. М., 2009
6. Мелютина М. Н. Церковно-народный месяцеслов: посвящения и праздники Кенозерских часовен // Вестник Северного (Арктического) федерального университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки. 2010. С. 91-95
7. Охрана культурного наследия России ХУП-ХХ вв. Хрестоматия. Том 1. М., 2000
8. Сокол К. Г. Монументальные памятники Российской империи: каталог. М., 2006
9. Святославский А. В. История России в зеркале памяти. М., 2013
10. Святославский А. В. Памятник в России // Культура памяти. Сборник научных статей. М., 2003. С.53-74
11. Святославский А. В. Традиция памяти в православии. М., 2004
12. Шулепова Э. А. Историческая память в контексте культурного наследия // Культура памяти. Сборник научных статей. М., 2003. С.11-26
60
MEMORIAL STATE CULTURAL POLICY: TO THE QUESTION OF THE SACRED COMMEMORATIVE
Gurov Michail Borisovich,
Head of the Tangible Heritage Division of the Heritage Institute, Bersenevskaya nab., 18-20-22, bld.3, Moskow, 119072, gurovmb@yandex.ru
Abstract
The article is devoted to the problem of the absence in Russia of a coherent and consistent state memorial cultural policy. Based on the analysis of historical practices of the Russian people»« commemoration, recommendations are given in which direction the state should move when formulating the principles of a new state memorial policy aimed at harmonizing relations within the country.
Keywords
State memorial cultural policy, memorial culture, sacred commemoration, sacred architectural commemoration, memory culture, commemorative culture, memory studies, votive temple.
