CC BY
26
А.А.Язькова
ГОСУДАРСТВА ЗАКАВКАЗЬЯ И РОССИЯ В НОВОМ ГЕОПОЛИТИЧЕСКОМ ИЗМЕРЕНИИ
Язькова Алла Алексеевна — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института международных экономических и политических исследований РАН.
Поиск решения проблем безопасности государств Южного Кавказа и России в новом геополитическом измерении конца XX - начала XXI в. предполагает определение объективных интересов самих этих государств, причин и последствий их сопряжения с интересами крупных международных «игроков» - Евросоюза и США и региональных держав - Турции и Ирана. На протяжении истекшего десятилетия геополитическая значимость получивших независимость Грузии, Азербайджана, Армении существенно изменилась под влиянием целого ряда противоречивых факторов - общего повышения нестабильности и образования очагов затяжных политико-этнических конфликтов, с одной стороны, и значительного расширения ресурсных потенциалов южнокавказского региона в совокупности с возможностями и перспективами использования его транзитно-сервисной функции — с другой.
На фоне существенно обострившихся внутренних и межгосударственных конфликтов в регионе Большого Кавказа долгосрочные интересы их участников зачастую отходят на второй план и практически не учитываются внутриполитическими, экономическими, и военными группировками, влияющими на стратегию и тактику соприкасающихся в этом районе государств. Выявление этих объективных интересов как основы для принятия стратегических и тактических решений представляется поэтому особенно важным. Не менее существенно понимание мотивов кавказской политики и определяющей ее стратегии внерегиональных «игроков», прежде всего таких крупных, какими являются США, Евросоюз и НАТО.
Процесс выработки стратегических подходов России к проблематике Кавказского региона после распада СССР проходил медленно и противоречиво, будучи в то же время важной составной частью формирования новой российской
идентичности. Практическое осуществление российской политики затруднялось внутриполитическими противоречиями и межведомственными разногласиями, во многом ее реактивным, а не конструктивным характером в отношении стран СНГ, которые с трудом воспринимались в России как международные партнеры. И уж совершенно неприемлемым стало даже для российских политиков - демократов «первой волны» — массированное вторжение в Кавказский регион стран Запада, особенно заключение в 1994 г. нефтяных «контрактов века», после чего каспийские энергоносители стали фактором усиления в этом регионе соперничества одних стран и группировок и взаимодействия других.
Проблемы добычи и транспортировки нефти объединили интересы США, Турции, Азербайджана и Грузии, поддержавших маршрут основного экспортного трубопровода Баку - Тбилиси - Джейхан, в разработке и освоении которого приняли участие крупнейшие международные компании при координирующей роли «Бритиш петролеум». Она же поддержала и освоение на азербайджанской территории крупнейшего месторождения «Шах Дениз»1. Ряд международных нефтяных компаний (итальянская ЭНИ, американские «Шеврон» и «Тексако») участвуют в разработке нефтяных месторождений в Казахстане, имея в виду возможности подключения к основному экспортному трубопроводу. В освоении нефтяных месторождений Каспия с самого начала приняла участие российская нефтяная компания «Лукойл», которая подключилась также и к строительству основного нефтепровода.
В целом же российская политика в вопросах участия в добыче и транспортировке каспийской нефти формировалась под воздействием зачастую несогласованных действий разнородных политических сил и ведомств. Наиболее убедительное тому доказательство - развязывание в ноябре 1994 г. (т.е. непосредственно после подписания «нефтяного контракта» в сентябре того же года) военных действий на территории Чеченской республики, через которую должен был проходить «северный», российский маршрут транспортировки каспийской нефти. Военные действия в Чечне, а также неоднократные сбои в переговорах по поводу условий дальнейшей транспортировки нефти, несомненно, ослабили позиции России на переговорах с Каспийским нефтяным консорциумом (КНК) и Азербайджанской международной операционной компанией (АМОК). Они же стали и главным аргументом конкурентов России, отстаивавших пути транспортировки нефти в обход российской территории2.
Вопреки существующим скептическим прогнозам по поводу запасов углеводородного сырья на Каспии, руководство управляющей компании АМОК «Бритиш петролеум» оценивает перспективные объемы производства нефти только в азербайджанском секторе в 75-100 млн. т в год (к 2010-2020 гг.), указывая в качестве одного из основных условий их стабильности на необходимость полити-
ческой поддержки со стороны государств Южного Кавказа, не говоря уже о США, России, европейских странах3.
Россия оказалась на нынешнем этапе оттесненной от наиболее перспективных магистралей транспортировки каспийской нефти, и это не может не оказывать воздействия на ее взаимоотношения с государствами Южного Кавказа, прежде всего с Азербайджаном и Грузией, и на основные направления ее кавказской политики. Это, разумеется, не означает, что она не может активизировать свои усилия. Но для этого необходимы проявления ее политической воли и реальной заинтересованности в достижении региональной стабильности и соблюдении интересов независимых государств Закавказья, в том числе Грузии и Азербайджана. Сами же эти государства по разным причинам объективно в этом заинтересованы.
Существенным препятствием на пути установления и развития политических отношений России с государствами Южного Кавказа стали возникшие после распада СССР на территориях Азербайджана и Грузии политико-этнические конфликты (Нагорный Карабах, Абхазия, Южная Осетия). В меньшей мере это коснулось Армении с ее почти 90%-м армянским населением, но привело к серьезному, в том числе и вооруженному, противостоянию в Грузии и Азербайджане.
Самое негативное отношение на развитие отношений России с ее наиболее важным стратегическим партнером в Закавказье - Грузией оказал продолжающийся уже более десяти лет конфликт на территории Абхазии. Внутренняя подоплека этого конфликта пока еще до конца не раскрыта. Фактом, однако, является то, что абхазской стороне было передано российское вооружение, а ее наступление было поддержано танками и авиацией. С другой стороны, несомненна негативная роль националистической политики режима Гамсахурдиа, фактически спровоцировавшего конфликт.
Неразрешенность конфликта по сей день торпедирует поступательное развитие российско-грузинских отношений, не говоря уже о том, что прерванное из-за него железнодорожное сообщение по побережью Абхазии препятствует полноценному развитию экономических связей России не только с Грузией, но и с Арменией.
Что же касается проблемы Нагорного Карабаха как части территории Азербайджана, то в пользу его самоопределения еще в конце 80-х годов высказались лидеры российского демократического движения (А.Сахаров, Е.Боннер), исходя из выдвигавшихся ими задач борьбы против советской империи4. Но, как справедливо подчеркнул известный российский специалист А.Зверев, такая позиция содержала недооценку возможного деструктивного потенциала подобного пути разрешения межэтнических конфликтов5. Впоследствии сепаратизм во всех его проявлениях стал наносить ощутимый урон национальным интересам России.
Военные действия 1992-1994 гг. привели к оккупации 20% территории Азербайджана, при этом азербайджанские политики неоднократно обвиняли российскую армию в том, что она принимала участие в боях на армянской стороне6. И хотя вступившее в силу в мае 1994 г. соглашение о прекращении огня в основном соблюдается, можно утверждать, что ситуация была лишь «заморожена». Пока еще ни одна из сторон не добилась своих целей: НКР остается никем не признанной республикой, проблема ее статуса до сих пор не решена. Азербайджан поставлен перед необходимостью содержания сотен тысяч беженцев, не говоря уже о проблеме семи оккупированных районов, без решения которой невозможна стабилизация экономического и политического положения республики.
Эти и другие политико-этнические конфликты привели к существенному изменению геополитического положения и геоэкономической ориентации государств Южного Кавказа. Потеряв регулярные связи с Россией из-за отсутствия наземных транспортных путей через зоны конфликтов, Азербайджан, Грузия, Армения стали склоняться к сотрудничеству с географически близкими им странами Ближнего и Среднего Востока, прежде всего с Турцией и Ираном. Это порождало еще большее недоверие к ним у значительной части российских политиков, и без того с трудом воспринимавших их новый независимый статус.
Нельзя в то же время не заметить, что перспективы быстрого выхода Азербайджана, Армении и Грузии, как, впрочем, и других постсоветских государств, на мировые рынки оказались в значительной мере иллюзорными, будучи ограничены невысоким уровнем конкурентоспособности производимой ими продукции. На практике это означает, что возможности внешнеэкономических связей государств Южного Кавказа лимитируются наличием энергетических ресурсов и транспортными функциями региона. В известной мере это определяет и объективные возможности их внешнеполитической стратегии.
Между тем потенциальным рынком сбыта традиционной для государств Южного Кавказа продукции аграрного сектора и одновременно стимулом к развитию производства все еще остается российский рынок. Об этом, в частности, неоднократно заявляли официальные представители Грузии, говоря о неиспользованных возможностях экспорта на российский рынок известных своим высоким качеством грузинских вин и другой сельскохозяйственной продукции. О значении внешнеэкономических связей и производственной кооперации России с Азербайджаном, Арменией и Грузией свидетельствует и тот факт, что даже в условиях ограниченных транспортных возможностей Россия оставалась во второй половине 90-х годов их ведущим торговым партнером. Не преувеличивая значения установленных в СССР кооперационных связей Грузии, Азербайджана и Армении с Россией, нельзя не упомянуть о том, что, по оценочным данным, каждое из государств Южного Кавказа теряло из-за их разрыва в среднем до 35-40% своего ВВП. По мнению ведущих грузинских экономистов, сегодня важно не восста-
навливать прежние кооперационные связи, а помочь бизнесменам обеих стран наладить новые кооперационные и рыночные отношения7.
Что же касается долгосрочных потерь самой России от разрыва ранее сложившихся связей с государствами Южного Кавказа, то они также весьма существенны, прежде всего, в сфере геополитики. Можно с сожалением констатировать, что за истекшие десять лет Россия утратила (и далее утрачивает) значительную часть тех позиций, которые были приобретены на протяжении последних трех столетий. Вместе с тем нельзя не признать, что отношения России с государствами Южного Кавказа (прежде всего с Грузией) остаются важнейшим объективным фактором национальной безопасности каждой из сторон, поскольку, как это показала сложившаяся летом и осенью 2002 г. ситуация в Панкиси и вокруг него, граница по Главному Кавказскому хребту не может быть надежной ни для одной из них.
Оценивая объективные предпосылки взаимодействия государств Южного Кавказа и России, нельзя не упомянуть и о «человеческом факторе» - пока еще сохраняющейся взаимной близости их народов, утвердившихся на протяжении десятилетий гуманитарных и культурных связях. Именно поэтому столь болезненно воспринимается в России и Грузии введение визового режима8. Очевидным фактом является то, что общее ухудшение социально-экономических условий в государствах Южного Кавказа толкает их граждан на путь трудовой миграции, преимущественно в Россию. По самым скромным подсчетам в России сегодня постоянно или временно проживают более 2 млн. азербайджанцев, около 1 млн. армян, свыше 700 тыс. грузин, приносящих своим государствам немалые доходы в долларовом исчислении. Характерно также, что именно в России ищут себе убежища вынужденные переселенцы и беженцы из «горячих точек» Южного Кавказа, и это несмотря или даже вопреки усилившейся в последние годы в ряде областей России «кавказофобии».
В свете всего сказанного неурегулированность отношений России со странами Закавказья представляется не только не имеющей под собой серьезных оснований, но и приходящей в явное противоречие с объективными геополитическими интересами самой России на южном направлении.
В чем, к примеру, кроются истоки и причины отстраненности в отношениях России и Грузии, ставшей очевидной к концу 90-х годов и переросшей на нынешнем этапе в неприемлемое для обеих сторон противостояние? В общественном мнении и политических кругах Грузии распространены в этой связи небезосновательные представления о заинтересованности части российских политиков и военных в существовании очагов сепаратизма, оказании экономического и силового нажима на Грузию. Российская сторона, в свою очередь, не может согласиться с тем, что чеченские боевики находят приют и поддержку на территории Грузии
(прежде всего, в Панкиси), а со стороны официальных лиц Грузии поступают по этому поводу разноречивые заявления.
В то же время важно упомянуть о том, что ни один из предшествующих шагов российского руководства в отношении государств Южного Кавказа не породил в политических и общественных кругах России столь ожесточенной полемики, как заявления о возможности военных операций на территории Грузии. Против силовых акций России высказался целый ряд российских политиков и экспертов. Во многом это объяснялось тем, что предложенные российским руководством тактические решения преимущественно военного плана отодвинули бы на второй план необходимость учета стратегических интересов России в геополитическом пространстве Большого Кавказа.
Характер всего этого сложного комплекса отношений, далеко выходящих за рамки региона Большого Кавказа, зависит, разумеется, не только от России. Поэтому представляется важным анализ политики, других заинтересованных сторон и, прежде всего, США и Евросоюза.
По мнению международных аналитиков, за активизацией американской политики на Кавказе стояло намерение не только обеспечить бесперебойную транспортировку каспийской нефти, но и усилить влияние США на ситуацию в регионе, ослабив в нем позиции России9. К тому же в упрочении позиций на Южном Кавказе они видели перспективу расширения возможностей американской политики в примыкающих к нему районах Ближнего и Среднего Востока. Бывший заместитель государственного секретаря США Строуб Тэлботт подчеркивал, что американской стороне далеко не безразлично, что происходит в регионе, где находятся запасы нефти в 200 млрд. баррелей. Публично заявленные Тэлботтом цели американской политики - «продвижение демократии и урегулирование политико-этнических конфликтов, создание свободной рыночной экономики, интеграция региона в мировое сообщество». Более конкретно задачи американской политики были обозначены им в июле 1997 г. в послании президенту, где говорилось о необходимости «принять меры по ограничению дестабилизирующего влияния России и Ирана на регионы Кавказа и Средней Азии»10.
Базовые позиции прежней американской администрации были сформулированы в специальном заявлении госдепартамента США, распространенном в ноябре 1999 г. в день подписания Стамбульской декларации и других документов стамбульского саммита ОБСЕ. Из документа следует, что на том этапе была выдвинута задача укрепления позиций США и Турции и ограничения возможностей России и Ирана в каспийско-черноморском регионе. В подтверждение этому в дни стамбульского саммита были подписаны соглашения о строительстве основного экспортного нефтепровода Баку - Тбилиси - Джейхан и транскаспийского газопровода.
Как представляется, администрация президента Дж. Буша намерена свести воедино все ранее предпринимавшиеся акции в рамках «большой программы» установления «регионального единства» по схеме США - Турция - Большой Кавказ, предполагающей «продвижение американских национальных интересов» и «присутствие США в стратегически важных районах мира». На это прямо указывала в одном из своих печатных выступлений нынешний советник президента по вопросам национальной безопасности Кондолиза Райс11. В публикации в газете «Чикаго трибюн» (февраль 2001 г.) она же упомянула о возможности использования в интересах США долговременного негативного воздействия чеченской войны как ограничителя отношений России «с такими разными государствами, как Саудовская Аравия, Грузия и Азербайджан».
Согласно выступлениям участников слушаний в Конгрессе США (октябрь 2001 г.), американским стратегическим интересам соответствуют: диверсификация альтернативных Персидскому заливу энергопоставок из стран Каспийского региона, придерживающихся прозападной ориентации и не являющихся членами ОПЕК; установление связей со странами с преимущественно мусульманским населением в противовес радикальному исламизму, имея при этом в виду, что США не заинтересованы в конфликте с мусульманским миром; поддержка независимости государств Южного Кавказа (и Центральной Азии), поощрение их продвижения по пути демократии12.
В материалах слушаний присутствует чрезвычайно важная для укрепления стабильности в регионе Большого Кавказа рекомендация: «тесно и ясно взаимодействовать с Россией по поводу американской политики в регионе, объясняя цели американских акций... Каспийский регион не должен стать зоной американо-российского соперничества. Совместная политика должна строиться по принципу не “'шп-^е”, но “'шп-'шп”, поскольку американо-российское соперничество может дестабилизировать регион».
Существенный интерес проявляют к проблемам Кавказа и государства — члены Евросоюза. О причинах этого заявили в свое время министр иностранных дел Швеции Анна Линдт и член Европейской комиссии по внешним связям Кристофер Паттен в связи с их поездкой по странам Закавказья: «В Каспийском море столько же нефти, сколько и в Северном. Здесь и в Средней Азии есть огромные запасы газа - и это хорошие новости для стран Европы, испытывающих энергетический голод. Кавказский коридор является самым коротким путем из Южной Европы в Среднюю Азию и далее; отсюда и то значение, которое Европейский союз с самого начала придает помощи Южному Кавказу в реализации его потенциала в области транзита товаров и энергии из Каспийского региона и Средней Азии».
В 90-е годы Евросоюз внес существенный вклад в разработку проектов, направленных на развитие регионального сотрудничества стран Южного Кавказа.
В рамках программы технического содействия ТАСИС разрабатывались схемы транспортного коридора ТРАСЕКА, осуществлялись проекты гуманитарной помощи беженцам - жертвам политико-этнических конфликтов, проводится совместная с правительством Армении работа по закрытию атомной электростанции в Медзаморе. За весь этот период только на предоставление грантов для всех перечисленных проектов Евросоюз выделил около 1 млрд. евро.
Свои интересы в страны Южного Кавказа наиболее активно продвигают Великобритания и Германия, активно участвующие в реализации ряда проектов в энергетической сфере. Экономические позиции Франции традиционно сильны в Армении, и это сказалось также на установлении достаточно прочных политических отношений, примером чему стала поддержка, оказанная Армении французским парламентом, принявшим в марте 2001 г. специальную резолюцию об осуждении геноцида армян в Османской Турции в 1915 г.
По инициативе Центра европейских политических исследований Евросоюза в 2000 г. была предпринята разработка Пакта стабильности для Кавказа13. Выдвижение на первый план проблематики политико-этнических конфликтов (Абхазия, Нагорный Карабах, Южная Осетия) представляется обоснованным, хотя предлагаемые варианты их разрешения схематичны и не учитывают всей сложности этих конфликтов и специфики каждого из них. Так, для Грузии приемлемо федеративное решение абхазского конфликта с предоставлением Абхазии самых широких экономических и политических прав. Для этого необходимо внесение в Конституцию страны положение о ее федеративном устройстве, в то время как авторы Пакта предлагают использование различных вариантов бельгийской модели, что в сложившихся условиях едва ли реально.
Что же касается путей решения нагорно-карабахского конфликта, то в главном вопросе о его статусе в проекте пакта предложен целый ряд решений - от предоставления НКР статуса субъекта с высокой степенью автономии в составе Азербайджана до создания конфедерации НКР с Азербайджаном либо кондоминиума Армении и Азербайджана. Опыт проходивших на протяжении всех последних лет переговоров показал, однако, что все предложенные варианты неприемлемы для конфликтующих сторон.
Не увенчалась успехом и попытка авторов проекта найти решение («равновесие между решениями») для Южного Кавказа и более широкого регионального порядка с учетом интересов России. Это намерение в значительной мере осталось декларативным на фоне выдвинутого авторами предложения об образовании Южно-Кавказского сообщества без участия России.
После пражского (2002) саммита НАТО речь также пошла о возможности интеграции в Североатлантический альянс Грузии и Азербайджана, чьи руководители которых связывают этот шаг с надеждами на урегулирование конфликтов в Абхазии и Нагорном Карабахе. Тем не менее не только российские, но и многие
западные аналитики склонны рассматривать этот регион скорее как «буферную зону», способную и без непосредственного участия в НАТО обеспечить региональную стабильность.
Из всего сказанного следует, что стратегическим интересам всех заинтересованных в сотрудничестве с государствами Южного Кавказа сторон объективно соответствует нормализация положения в этом пока все еще неспокойном районе, его постепенное превращение в регион стабильного сотрудничества, при необходимом учете интересов всех сторон. Опыт, однако, говорит о том, что объективная данность далеко не всегда принимается в расчет при принятии политических решений.
Оценивая интересы государств Южного Кавказа и России в контексте воздействия на Кавказский регион глобальных факторов, представляется, что эффективным практическим решением существующих проблем могло бы стать формирование региональной системы безопасности и сотрудничества в рамках «Большого Кавказа», опирающейся на принципы ОБСЕ и открытой для взаимодействия с сопредельными странами и евроатлантическим миром.
Попытки совместных шагов на этом направлении предпринимались начиная с середины 90-х годов, когда в июне 1996 г. на встрече в Кисловодске глав государств Азербайджана, Армении, Грузии и России была предложена конкретная программа действий. Тогда же были обозначены основные принципы кавказской политики России. В их числе - сохранение единства Кавказа как уникальной общности; совместное с государствами Южного Кавказа поддержание мира и стабильности в черноморско-каспийском пространстве; безусловное подтверждение суверенитета и территориальной целостности всех входящих в регион государств; углубление сотрудничества между ними и Россией на добровольных основах и разных скоростях14.
В 2001-2002 гг. эта программа, равно как и принципы кавказской политики России, были подтверждены в ходе встреч президентов Азербайджана, Армении, Грузии и России в формате «кавказской четверки», однако их реализация затруднена наличием в регионе неурегулированных конфликтов, в том числе и вооруженного конфликта на территории Чеченской республики. Каждая из сторон ищет в этих условиях свои пути разрешения противоречий и обеспечения национальной и региональной безопасности. Но все более очевидно, что главные и наиболее болезненные проблемы (политико-этнические конфликты, транспортировка каспийской нефти и транспортные пути) могут быть решены лишь совместно и, в случае необходимости, при содействии и посредничестве других заинтересованных сторон.
Рано или поздно эти проблемы придется решать, и уже сейчас необходимо готовить общественное мнение заинтересованных стран к компромиссным решениям, так как добиться максимума не удастся никому. Только идя на компромис-
сы по наиболее болезненным вопросам, продвигаясь «малыми шажками» и учитывая интересы всех сторон, можно заложить основы безопасности и сотрудничества в беспокойном геополитическом пространстве Большого Кавказа.
Пр имечания
1. Известия. — М., 2002. — 25 апреля.
2. Полухов Е. «Контракт века» (проблема в исторической ретроспективе) // Кавказские региональные исследования. — 1997, вып. 1, т. 2. — С. 23-24.
3. Интервью президента АМОК Дэвида Вудворда // Известия. — М., 2002. — 25 апреля.
4. Письмо Сахарова А.Д. Яковлеву А.Н. от 2 января 1989 г. // Московские новости. — М., 1998. — № 5.
5. Зверев А. Этнические конфликты на Кавказе // Спорные границы на Кавказе. — М., 1996. — С. 21.
6. Речь шла об оставшейся на территории Армении 7-й российской армии, которая была доукомплектована армянскими офицерами и солдатами и приняла участие в боевых действиях, а также о многочисленных российских наемниках. (Спорные границы на Кавказе, с.38).
7. Из интервью В.Папавы корреспонденту «Независимой газеты» (11.05.2001).
8. См.: Церетели В. Путь к отчуждению. Россия-Грузия: последствия визового режима // Независимая газета. — М., 2002. — 13 мая.
9. Financial Times. — L., 1997. — July 30.
10. Talbott S. Address to United States President, July 1997.
11. Rice C. Promoting the National Interest // Foreign Affairs. — N.Y., — Jan.-Febr. 2000. — Vol. 79, N 1.
12. The Caucasus and Caspian Region: Understanding United States Policy. House committee on International Relations, Subcommittee on Europe. — Vash., October 10, 2001. — P. 1-2.
13. Текст Пакта см.: Планы стабилизации Кавказа. Запад и российские интересы. — М., 2001.
14. Посткоммунистические преобразования и геополитика на Южном Кавказе. — Тбилиси, 1998. — С. 50-51.
