CC BY
71
28-28об.; Д. 224. Л. 7; Д. 252. Л. 5, 8-9; Д. 254. Л. 7об., 8об.; Д. 284. Л. 26об., 75-75об., 84об.
12. ГАВО. Ф. 258. Оп. 1. Д. 93. Л. 18.
13. Фридрикс А. Разговор о вкусе в архитектуре для всех в свете городов, а особливо для Санкт-Петербурга и прочих мест под одина-ким с ним климатом. СПб., 1796. С. 17-18.
Поступила в редакцию 20.10.2008 г.
Barashev M.A. Architecture of horse courts in Vladimir province of the second half XVIII - the first half XIX centuries. This article is devoted to the architecture of horse courts in Vladimir province of the second half XVIII - the first half XIX centuries. The author describes structure, construction and style of horse courts in country nobility’s estates and on state studs.
Key words: architecture, horse court, country nobility’s estate, state stud.
УДК 947
ГОРЦЫ ТЕРСКОЙ ОБЛАСТИ НА ГРАЖДАНСКОЙ И ВОЕННОЙ СЛУЖБЕ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX в.
© М.Г. Кулешин
В статье рассматриваются вопросы, связанные с причинами привлечения российской администрацией местного горского населения Северного Кавказа к государственной службе, деятельность которых была направлена на внутреннюю безопасность, защиту региона и эффективное административное управление.
Ключевые слова: горцы, военная служба, гражданская служба, Северо-Восточный Кавказ, горская милиция, иррегулярные войска.
Еще не отгремели последние выстрелы Кавказской войны, когда задача преобразования и обустройства Северо-Восточного Кавказа встала перед новой властью во всей своей актуальности и полноте [1].
Одним из главных вопросов, решаемых в регионе Российской империей, было установление эффективного административно-политического управления Терской областью, гарантировавшего контроль над населением территории. В рамках этого управления российским властям необходимо было добиться переориентации горцев с состояния противостояния на плодотворное сотрудничество с властями и славянским населением. Только в этом случае можно было снять угрозу проявления сепаратистских настроений. М.М. Блиев, в частности, отмечал, что русские власти, учитывая негативный опыт, когда они ранее отталкивали от себя тех или иных горских предводителей, не понимая их, теперь, напротив, взяли «под свое крыло» новую местную знать [2].
Самым распространенным способом организации такого сотрудничества, дававшим положительные результаты, было привлечение местного горского населения к граждан-
ской и военной службе. При этом властями Терской области использовался успешный опыт имперских властей по вовлечению местных элит в единую общеимперскую политическую систему по линии гражданской и военной бюрократии.
О том, что, действуя таким образом, российским властям удавалось пополнять ряды лояльных себе горцев, свидетельствует следующий факт. В одном из воззваний, распространенных среди горцев во время восстания в 1877 г. в Чечне, говорилось: «Служащие из наших узденей в русских учреждениях продают ислам за чины, ордена и деньги, живут зажиточно, сильно поддерживают сторону русских» [3].
По мнению В.В. Дегоева, подобная практика российской администрации оправдала себя еще в начале XIX в. и обратила на себя особое внимание со стороны западных современников, особо пристально следивших за событиями, происходившими на Северном Кавказе. Побывавший на Кавказе британец Дж. Джонсон относил предоставление людям любого этнического происхождения и любого вероисповедания равных возможностей в достижении высших военных и гражданских
должностей к числу «тонких и осмотрительных мер России» [4].
В Российской империи, как ни в одной другой стране мира, огромную роль в судьбе страны и ее поданных играла государственная служба. Потребность государства в служилом сословии заставляла власть принимать все меры для его укрепления, для привлечения на службу самых лучших, боеспособных, годных для исполнения гражданских обязанностей по управлению и защите империи. При этом Россия на протяжении всей своей истории избегала любых проявлений дискриминации по национальным мотивам, отдавая приоритет личному служению поданных интересам государства [5].
Так, в Терской области до генеральских чинов дослужились чеченцы Орцу Чермоев, Ирисхан Алиев; в 1901 г. звание генерала-майора получил кабардинец Д.К. Кудепетов; в 1890 г. звание генерал-майора получил кабардинец Т.Х. Алтадуков, генерал-лейтенантом был кабардинец Т.А. Шипшев, генерал-майором - кабардинец К.И. Хагондоков; в 1900 г. произведен в генерал-майоры и назначен командиром 1-й бригады 1-й кавказской казачьей дивизии осетин-магометанин И.Т. Кусов; в 1906 г. произведен в генерал-майоры, назначен командиром 1-й кавказской казачьей дивизии православный осетин Д.К. Абациев [6].
Сторонником участия кавказских кадров в государственной службе являлся А.М. Воронцов. Военно-административная власть на Северном Кавказе, по мнению наместника, нуждалась в опытных и благонадежных чиновниках, владеющих местными языками и являющихся соединительным звеном между русской администрацией и горским населением Терской области. Воронцов активно реализовал задачу привлечения горцев к государственной службе [7].
Эту же идею поддерживал и сменивший А.М. Воронцова на его посту новый наместник А.И. Барятинский, надеясь благодаря этому среди прочих выгод «впоследствии иметь в кавказском населении, взросшем на коне, хороший источник для комплектования нашей регулярной кавалерии» [8]. Данная политическая линия, помимо расширения рядов лояльных и даже поддерживающих новый режим лиц, способствовала также стабильности в управлении Терской областью,
еще раз подтверждая целесообразность формального отсутствия в российском законодательстве каких-либо правовых ограничений по национальному признаку.
Кутаисский губернатор Орбелиани считал, что российским властям нет оснований избегать «туземный элемент» при назначении на административные должности. Многие горцы с достоинством исполняют службу, а туземцы на низших должностях, безусловно, полезны и необходимы ввиду знания ими условий края и местного языка [9].
Схожего мнения придерживался и один из современников, П.А. Гаврилов, который отмечал: «Из среды горцев постоянно выдвигались люди, обладавшие или военными способностями, или умением сделаться необходимыми посредниками между местными властями и народом, эти горцы приобретают себе почетное положение у местных жителей» [10].
Известно, например, что когда весть о Русско-турецкой войне 1877-1878 гг. дошла до кавказцев, то горцы, в их числе ингуши, осетины, чеченцы и кабардинцы, незамедлительно заявили о своей готовности оказать посильную помощь, хотя данная война не соответствовала духовным ценностям мусульман, коими являлись все горцы, кроме православных осетин. Расчеты Турции на привлечение кавказских горцев на свою сторону полностью провалились. Сотни «сынов Кавказа» с беспримерной храбростью сражались за Россию.
Горцы вполне осознавали себя гражданами России, помогали отстаивать ее государственные интересы с помощью квалифицированных, профессионально подготовленных военных кадров, добиваясь при этом упрочнения своего социального, экономического и политического положения в составе Российской империи. У многих горцев Терской области среди множества наград присутствовал Георгиевский крест, это был самый высокий, самый почетный знак мужества. Знаком отличия Военного ордена (Георгиевским крестом) IV степени в декабре 1863 г. были награждены из Владикавказского округа Орцхо Мальсагов и Сарали Мальсагов. Юнкер Мовсар Мальсагов также награжден Георгиевским крестом IV степени за уничтожение разбойных шаек [11]. Артаган Мальсагов за военные заслуги награжден серебря-
ной и светло-бронзовой медалями «В память войны 1877-1878 гг.», орденом Святой Анны IV степени надписью «За храбрость» -10 октября 1878 г., орденом Святой Анны III степени с мечами и бантом - 14 марта 1879 г., орденом Святого Станислава II степени - 6 декабря 1912 г., серебряными часами - 15 апреля 1872 г. [11, с. 190].
Милиционные конные отряды из горцев обеспечивали порядок и охрану поселений Терской области от бандитских и «разбойных» шаек. Служба в милиционных конных отрядах была очень ответственной и рискованной. Необходимо было защищать собственные селения от разорительных набегов разбойников во имя сохранения спокойствия и процветания горцев - эта задача требовала мужества, отваги и, конечно, риска для жизни. В участниках этих формирований вырабатывались не только мужество и умение воевать, а нечто большее - верность присяге. Эти отряды были своеобразной «кузницей кадров», где не скупились на ордена, медали, звания и должности, материальные поощрения в виде денежных вознаграждений и земельных наделов.
Так, Эльберд Мальсагов, всадник Терской постоянной милиции, состоявший старшиной Назрановского общества в чине поручика в 60-е XIX в., в 1865 г. стал уже помощником командира 12-й сотни. К тому времени Эльберд Мальсагов имел репутацию умелого и отважного воина, и следующие награды: знак отличия Военного ордена, серебряную медаль с надписью «За храбрость», знаки отличия Военного ордена (Георгиевские кресты) III и IV степени [13].
Несмотря на очевидные плюсы, которые приносило российским властям привлечение инородческого населения империи к различным видам службы, в российских правящих кругах существовало мнение, что государству необходимо проявлять достаточную осторожность в данном вопросе, т. к. свойственные горцам обязательные отношения к родственникам, а вместе с тем родовая месть, порождают иногда недобросовестное отношение к делу службы.
Наместник Великий князь Михаил Николаевич в годы, когда на Северном Кавказе заметно возросло участие местных жителей в работе органов управления, отдавал все-таки явное предпочтение чиновникам со славян-
ским происхождением. В частности, он мотивировал свою позицию «многоликостью» края - его многонациональным составом, языковой и религиозной пестротой - и полагал, что присутствие в административных органах на Кавказе слишком большого числа местных уроженцев тормозит «полное слияние окраин с империей» [13].
Вопрос о привлечении горцев к государственной службе не был простым и однозначным для властей Северного Кавказа. С одной стороны, российские правящие круги сталкивались с рядом серьезных проблем при назначении на государственную службу в регионе представителей местных народов, но, с другой стороны, понимали, что полностью отказаться от услуг горцев в организации административного управления, поддержании порядка на местах не только невозможно, но и неоправданно [14].
Опираясь на свой собственный, уже имеющийся опыт на Кавказе, российские власти пришли к пониманию, что спокойно управлять данным регионом без участия местных горских кадров невозможно. Но оставался открытым вопрос, какие масштабы и формы участия местного населения в гражданском и военном управлении допустимы, чтобы они не грозили прочности русской власти в регионе, не уменьшали возможностей контроля со стороны центра ситуаций на местах, не замедляли темпов слияния Северного Кавказа с остальной империей.
Система военно-народного управления, созданная на территории Терской области, предполагала наличие в административных структурах «народного элемента», т. е. участие представителей местного населения в управлении регионом. Горцы были представлены в судебной сфере, сельском управлении в должностях окружных и участковых, но одной из самых распространенных должностей для них становилась служба словесными переводчиками при начальниках участков.
Одним из объективных препятствий для активного привлечения представителей горских народов к государственной деятельности в первые десятилетия существования Терской области являлся чрезвычайно низкий уровень грамотности местного населения. По мнению командующего Кавказской армией генерал-адъютанта князя Орбелиани:
«В Терской области, особенно в округах с чеченским населением, грамотных туземцев очень мало, их можно найти только между муллами» [15].
Но все же основная причина ограниченного участия горцев в местном управлении заключалась в самом характере военнонародного управления. В данной системе местные уроженцы не допускались на те уровни власти, где принимались важнейшие политические решения. При этом надо заметить, что формально-юридических ограничений по этническому или религиозному признаку для местного населения в управлении Терской областью в российском законодательстве не было.
Положение стало меняться в начале XX в. В этот период, как писал начальник Терской области, участились случаи «дерзких выступлений среди туземного населения Терской области». В связи с этим он вынужден был констатировать, что русские чиновники «не могли в сознании местного населения ... пробудить полного доверия к своим распоряжениям» [16]. В поисках средств к ослаблению социально-политического напряжения в области власти допустили более широкое представительство местного населения не только в участковом управлении, но и в окружном.
Таким образом, российская правительственная политика, направленная на привлечение горцев Терской области к государственной и военной службе, позволила: расширить слой лояльных к российской власти лиц, которые со временем становились убежденными сторонниками пророссийской политической ориентации; постепенно усилила российское культурно-цивилизационное влияние через указанных выше лиц на остальную массу населения; обеспечивала прочность империи за счет участия представителей местных народов в административном управлении; снизила остроту социально-политической напряженности на местах через привлечение горских народов к службе в русской армии и постепенно приобщала их к жизни многонационального российского государства.
1. Пляскин В.П. Русская армия в послевоенном обустройстве Кавказа (вторая половина XIX -начало XX вв.) // Научная мысль Кавказа. 2002. № 3. С. 67-81.
2. Блиев М.М. Кавказская война: социальные истоки, сущность // История СССР. 1983. № 2. С. 54-76.
3. РГВИА. Ф. 1300. Оп. 7. Д. 165. Л. 239.
4. Дегоев В.В. Большая игра на Кавказе: история и современность. М., 2001. С. 70.
5. Алмазов Б.А. Кавказцы на службе Российской империи // Дворяне Северного Кавказа в историко-культурном и экономическом развитии региона. Краснодар, 2002. С. 50-60.
6. Кумыков Т.Х. Культура, общественнополитическая жизнь и просвещение Кабарды во второй половине XIX - начало XX вв. Нальчик, 1996. С. 115.
7. Российская многонациональная цивилизация. Единство и противоречия. М., 2003. С. 115.
8. РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 41. Л. 2.
9. Гершельман Ф. Причины неурядиц на Кавказе. СПб., 1908. С. 63.
10. Гаврилов П.А. Устройство поземельного быта горских племен Северного Кавказа // Сборник сведений о кавказских горцах. Тифлис, 1869. Вып. 2. С. 117-129.
11. Наследие Таргима. Нальчик, 2007. Кн. 1. С. 186.
12. Мальсагов Ах. У. Ингуши в войнах России XIX-XX вв. Нальчик, 2002. С. 41-44.
13. Российская многонациональная цивилизация. Единство и противоречия. М., 2003. С. 116.
14. Дегоев В.В. Большая игра на Кавказе: история и современность. М., 2001. С. 96.
15. Акты, собранные Кавказской Археографической комиссией. Т. 12. Док. 1127. С. 1253.
16. Калмыков Ж.А. Установление русской администрации в Кабарде и Балкарии. Нальчик, 1995. С. 30.
Поступила в редакцию 30.10.2008 г.
Kuleshin M.G. The highlanders of Terskaya area in the civil and military service in Russian Empire during the second halt of the XIX centuries. The problems of involving the local urban population of the Northern Caucasus, in state service activity was to provide the inner security, to defend the area and to have an effective administrative direction are described in the given article.
Key words: mountaineers, military service, civil service, North-east Caucasus, mountain militia, irregular armies.
