CC BY
41
Н.Хрущева
ГОДОВЩИНА XX СЪЕЗДА КПСС
В США
Когда Россия не обращает особенного внимания на некоторые даты своей истории, Америка этим же датам посвящает целые конференции. Например, пятидесятилетие 20-го съезда и секретного антисталинского доклада Никиты Хрущева в России не сравнялось с празднованием 75-летия Бориса Ельцина. В США на Ельцина внимания не обратили совсем, зато начало эпохи десталинизации в феврале отметили конференциями в ведущих американских университетах: Колумбийском в Нью-Йорке и имени Джорджа Вашингтона в Вашингтоне.
В Нью-Йорке на круглом столе выступили такие знатоки России, как последний посол США в СССР Джек Мэтлок и Стивен Сестанович, бывший во время президента Билла Клинтона заместителем госсекретаря по России с странам СНГ. Я выступала после них с темой влияния хрущевской десталинизации на сегодняшнюю Россию, и, естественно, волновалась - такие эксперты. Но все прошло гладко, так как и Мэтлок, и Сестанович были не столько заинтересованы в анализе настоящего, сколько в том, чтобы вспомнить добрым словом Никиту Хрущева и его политику «оттепели», благодаря которой холодная война наконец стала уходить в историю. Это в очередной раз подтвердило, что в Америке к Хрущеву относятся все-таки лучше, чем в России.
В Вашингтоне конференция была серьезная, двухдневная, с сессиями, посвященными практически всем аспектам 20-го съезда и секретного доклада. Среди них: партийная пропаганда и секретный доклад; влияние 1956 года на внешнюю политику СССР; десталинизация и коммунизм в Азии и Восточной Европе; влияние секретного доклада на культуру, перестройку, Горбачева и на окончание холодной войны. Все ведущие журналисты, аналитики и историки, занимающиеся холодной войной, сталинизмом, Советским Союзом, его внешней политикой и даже культурой участвовали в конференции.
Анна Апельбаум, автор книги «История ГУЛАГа» (Gulag: A History), получившая в 2004 году литературную Пулицеровскую премию, говорила о последствиях ГУЛАГа в сегодняшней России.
Тимоти Нафтали, автор знаменитой книги «Дьявольский гамбит: Хрущев, Кастро и Кеннеди 1958-1964» (One Hell of a Gamble: Khraschev. Castro and Kennedy 1958-1964), опубликованной в 1997 году, выступал на тему внешней политики Хрущева после 20-го съезда.
Владислав Зубок, русский ученый, работающий в американском университете Темпл, начал свое выступление с цитаты известного поэта и диссидента Иосифа Бродского о том, что все речи Хрущева, включая
обсуждаемую «Анти-сталинизм и преодоление его последствий», значат для освобождения Советского Союза от тоталитарного ига намного меньше, чем американский фильм «Тарзан». Этому утверждению Зубок противопоставил заключение маршала Советского Союза Устинова, настаивавшего на том, что «ни один враг не нанес нам такого ущерба, как Хрущев своей политикой по отношению к прошлому нашей партии и государства и лично к товарищу Сталину». Зубок признался, что в этом конкретном случае, при всем уважении к Бродскому, он согласен с Устиновым. История показала, что в оценке секретного Доклада ' прав оказался советский маршал, потому что доклад Хрущева положил начало концу тоталитарного типа управления.
Вообще во всех выступлениях, несмотря на мои опасения (я всегда волнуюсь, что профессионализм уступит место семейным отношениям, и я буду по-родственному расстроена, если Хрущева начнут слишком критиковать), что все начнут говорить: антисталинская речь это, конечно, хорошо, но сколько всего оказалось недоделано - и правду не всю сказали и не обо всех, и люди, хотя и выходили из лагерей, но молча, без публичных дискуссий и громких покаяний со стороны тех, кто в этих лагерях служил, или тех, кто их в эти лагеря посылал... секретный доклад был оценен, как одно из самых важных события для России 20-го века. Из всех выступавших я была единственная, РСТО при анализе влияния 20-го съезда на процесс реабилитации сталинизма в путинской России (тема моего выступления) критиковал Хрущева за то, что он пошел недостаточно далеко в разоблачении сталинизма, да и коммунизма вообще. Признаться, в большей степени от того, чтобы не выглядеть по-семейному всепрощающей.
Меня сразу же поправили, возразив, что историческая ситуация была такова, что в 1956 году дальше пойти было невозможно. К тому же Хрущев был частью той тоталитарной системы, которую он пытался демонтировать, поэтому мог двигаться только так - шаг вперед, два шага назад. Иначе бы пришлось коммунизм демонтировать, менять всю систему мышления, управления, и так далее. СССР, да и мир вообще, к этому были не готовы. Аргумент не новый, но важный при оценке наследия 20-го съезда.
Билл Таубман, известный историк из колледжа Амхерста, автор биографии Никиты Сергеевича, получивший за нее в 2004 году Пулитцеровскую премию, выступил на конференции с главной речью. Таубман Хрущева очень любит, и в определенной степени оказал его памяти и его политическому наследию огромную услугу. Он написал серьезную книгу о политическом деятеле, которого часто воспринимают несерьезно (из-за «мы вас похороним», произнесенного с балкона на Парк Авеню в Нью-Йорке в 1959 году или из-за, вероятнее всего, несуществовавшего, ботинка в ООН в 1960 году). Таубман же поставил Хрущева и 20 съезд в один ряд с событиями и лидерам 20 века - Великой Отечественной войной и Сталиным, которых мы считаем непревзойденными по важности.
Адам Улам, известный профессор советской истории в Гарварде, написал книгу «Сталин: человек и его время». Таубман, использовав то же название, обозначил важность Хрущева как антипода Сталину - освобождение от репрессий в противовес самим репрессиям. Выступая в университете Вашингтона, Таубман еще раз все это подтвердил, закончив выступление гипотезой, что хрущевская политика экстремальных реформ - в армии, в сельском хозяйстве, в отношениях с Западом, особенно США, и, главное, в его импульсивном (и секретном) решении разоблачить сталинизм и его последствия без детального плана о том, как эти последствия преодолевать в масштабах страны, объясняется тем, что Хрущев скорее всего страдал маниакальным синдромом раздвоения личности. Из-за этого раздвоения личности, объяснил Таубман, начинания Хрущева были непоследовательны, не доводились до конца и переходили из одной крайности в другую.
Американские ученые любят использовать психологические гипотезы для объяснения политических решений. Такими гипотезами полны книги о Ричарде Никсоне, где говорится, что 37-й президент США, спровоцировавший скандал Уотергейта и другие проблемы, страдал клинической манией преследования. Психологию, конечно, нельзя сбрасывать со счетов, но ставить ее во главу угла всех политических решений - значит не учитывать множество других факторов, влияющих на политику. И если Хрущев был импульсивен, так же импульсивны и все русские реформаторы. Возьмите Михаила Горбачева - результаты его гласности и перестройки должны были, по его убеждению, сработать сразу, возвратив СССР к ленинским идеалам революции. Я уже не говорю о Борисе Ельцине, знаменитого вспышками непредсказуемого поведения. Даже его реформаторы - Егор Гайдар, Анатолий Чубайс и другие (все, между прочим, кандидаты и доктора наук) -стремились не менее импульсивно, и совсем не по-научному, перепрыгнуть пропасть между коммунизмом и капитализмом одним прыжком, По выражению Чубайса, «в несколько ударных лет нам удалось построить капитализм, на построение которого другие страны потратили по меньшей мере столетия».
У русских реформаторов никогда не хватает терпения проследить последовательность своих же собственных реформ. Они действуют сверху и быстро, так как опасаются, что если перемены не произойдут моментально, они завязнут в русской трясине, дело будет загублено на корню консерваторами, да и самим народом, который изменений и реформ боится, потому что в них не верит, полагая, что государство, может быть, и хочет, как лучше, но получается как всегда. Так мы и движемся по замкнутому кругу: государство не доверяет народу, а народ не верит, что государство имеет в виду его интересы. Ведь действуя под влиянием момента, власть не дает народу опомниться, осознать реформы, почувствовать себя их творцом и участником. Юрий Лотман когда-то назвал этот замкнуты круг «парадоксом тирании», который Россия повторяет на протяжении столетий.
Так что гипотеза Таубмана всего лишь доказывает, что Хрущев типичный представитель своей страны, которая из-за своего неопределенного географического положения - то ли восток, то ли запад - страдает раздвоением личности, символизируемым двуглавым орлом, косящим по сторонам. Не только Хрущев (или Горбачев и Ельцин) импульсивно кидался из одной крайности в другую. Россия кидается, кто бы ею не руководил - из сталинизма в оттепель, из застоя в перестройку, из «беспредела» Ельцина в «закон и порядок» Путина.
Так и ответил Таубману Владислав Зубок, отметив, что последствия политических действий в такой «раздвоенной» стране часто отличаются, и часто до крайности, от задуманных, не столько по умышлению лидера, сколько по российской историческо-географической логике. Так же, как перестройка Горбачева привела к развалу Советского Союза, приватизация Ельцина к сегодняшнему практическому огосударствлению ключевых бизнесов и индустрии, так и секретный доклад Хрущева, несмотря на ожидаемое оживление коммунизма, привел к его концу. Именно этим, незапланированным последствием он заслужил почетное место в истории не только России, но и других освобожденных от ига коммунизма стран.
97
