CC BY
72
УДК 655"19"
Е. А. Голлербах
«Год тяжелых испытаний»: И. Ф. Анненский и петербургское издательство «Пантеон» (1907-1912)
В статье изложена история сотрудничества одного из лидеров русского литературного модернизма Иннокентия Анненского (1855-1909) с издательством, организованным известным деятелем российской печати Зиновием Гржебиным (1877-1929) для выпуска «модернизированных» памятников мировой литературы. Текст содержит материалы о «возрождении античности» в Российской империи накануне ее крушения.
Ключевые слова: Анненский, Гржебин, Зелинский, литературный перевод, русский модернизм, неоклассицизм, античная литература
Evgenii A. Hollerbach
«A Year of Heartrending Experiences»: Innokentii Annensky and Pantheon Publishing House (1907-1912) in St. Petersburg
This article describes the history of the collaboration of one of the leaders of Russian literary modernism, Innokentii Annensky (1855-1909), with Pantheon, a publishing house that was founded by a well-known figure in the Russian publishing world, Zinovii Grzhebin (1877-1929), to publish «modernized» versions of world literary masterpieces. The article talks about the «revival of the classical antiquity» in the Russian Empire on the eve of its collapse.
Keywords: Annensky, Grzhebin, Zielinski, literary translation, Russian modernism, neoclassicism, classical literature of the antiquity
Петербургское издательство «Пантеон» существовало с 1907 по 1912 г. В его работе принимали участие многие деятели российского литературно-художественного модернизма: Ю. К. Балтрушайтис, А. Н. Бенуа, И. Я. Билибин, К. Д. Бальмонт, А. А. Блок, В. Я. Брюсов, И. А. Бунин, Н. М. Виленкин (Н. Минский), С. М. Городецкий, М. В. Добужинский, Б. К. Зайцев, Вяч. И. Иванов, М. А. Кириенко-Волошин (М. Волошин), М. А. Кузмин, Е. Е. Лансере, С. К. Маковский, Д. С. Мережковский, В. В. Розанов, Л. Х. И. (Л. С.) Розенберг (Л. Бакст), Ф. К. Те-терников (Ф. Сологуб), В. Э. (В. Я.) Чемберс, С. В. Чехонин, Г. И. Чулков и другие. Инициатором, основным организатором и руководителем предприятия был царицынский мещанин, график, издатель Земгель (Зелик) Овшиев (Зиновий Исаевич) Гржебин (по родителям Гжебень, 1877-1929). Кроме него, «Пантеоном» владели и руководили некоторые члены его семьи (в частности, супруг его сестры журналист Гриша (Григорий) Абрамович (он же с середины 1900-х старотолочинский мещанин Мовша Залманов (Михаил Семенович) Фарбман, 1880-1933) и члены семьи Гуревичей (главой последней был лесопромышленник, землевладелец, меценат, приятель ряда известных деятелей культуры Шмуль Лейзеров (Самуил Лазаревич) Гуревич (Гурович, Гуревич-Гурович, Гурвич, 1861-1939).
Непостоянство руководства было вызвано
отчасти тем, что Гржебин, после вынужденного прекращения в 1906 г. возглавлявшихся им петербургских сатирических журналов «Жупел» и «Адская почта», был лишен права заниматься издательским делом, отчасти же - тем, что он не располагал в этот период достаточными для самостоятельного издательского дела средствами и был заинтересован в привлечении денежных ресурсов толстосумов Гуревичей.
Как не раз сообщили в свое время организаторы «Пантеона», они создали его для выпуска литературных памятников всех времен и народов, в лучших переводах, лучшем оформлении и по доступной широкой публике цене. Таким образом, генеральный план издательства выглядел просветительским и весьма актуальным для российской ситуации. Однако в действительности замыслы были несколько иными. Уже само название нового предприятия и все три его графические марки обозначили внимание организаторов «Пантеона» к античному наследию. Это внимание было обусловлено общим подъемом интереса международной образованной среды рубежа XIX и XX вв. к античности и попытками творческой интеллигенции использовать культурные достижения древности для решения новых задач. Пик досоветской отечественной неоклассики, по вполне консолидированному мнению исследователей, пришелся на 1911-1914 г.1 Разумеется, названный социокультурный тренд
проявился и в издательском деле: например, в 1909 г. возникли известные проекты «Аполлон» и «Мусагет», в 1910 г. - «Альциона». Таким образом, можно констатировать, что «Пантеон», возникший в 1907 г., стал одним из первых проявлений неоклассицизма в российской печати.
Это предприятие должно было решать не столько пассеистически-просветительские, сколько творческие задачи; его устремления были нацелены не вспять, к истокам культуры, а вперед, к ее светлому будущему. Организаторы «Пантеона» решили «модернизировать» богатства, выработанные человечеством за всю его предшествовавшую историю, придать передовой отечественной культуре величавость античного стиля, предложить соотечественникам новый этический и эстетический образец.
Именно поэтому издательство заинтересовалось сотрудничеством со специалистами по греко-римской древности, которые обладали бы не только необходимой квалификацией в своей профессии, но также безусловным авторитетом в культурном сообществе и творческим потенциалом.
Таких в Петербурге было тогда двое: польско-российский античник «с европейским именем» Тадеуш Стефан (Фаддей Францевич) Зелинский (1859-1944) и в то время несколько менее именитый Иннокентий Федорович Анненский (1855-1909). Желаемыми качествами обладали, кроме них - но в меньшей степени, чем они, -автор в целом малоудачного (по мнению Анненского, Иванова и других) перевода гомеровской «Илиады» Николай Максимович Виленкин (Н. Минский, 1856-1937), антагонист Анненского Вячеслав Иванович Иванов (1866-1949), а также автор невысоко ценившихся специалистами (в том числе Анненским) переводов и интерпретаций античных текстов Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865-1941). Следует иметь в виду и то, что Минский с декабря 1905 г. по март 1914 г., а супруги Мережковские с февраля (марта) 1906 г. по июль 1908 г. жили в Париже, Иванов же, потрясенный кончиной в октябре 1907 г. супруги, находился в длительных интенсивных исканиях трансфизической близости с новопре-ставившейся2, - и, таким образом, их возможности участвовать в делах «Пантеона» в то время были ограничены.
Все пятеро тем не менее привлекли внимание Гржебина и его окружения.
Рассмотрим случай Анненского. Специалист в области сравнительного языкознания, полиглот, он уже с начала 1890-х гг. занимался главным проектом своей жизни - первым русским полным комментированным переводом Еврипида. В 1907-1909 гг. (т. е. в период между
возникновением «Пантеона» и своей кончиной) Анненский был «статским генералом», членом Ученого комитета Министерства народного просвещения, инспектором Петербургского учебного округа, читал (с осени 1908 г. до своей кончины) лекции по истории античной литературы на столичных Высших историко-литературных и юридических курсах Н. П. Раева. Ко второй половине 1900-х гг. он уже обнародовал значительную часть своих переводческих и творческих достижений и обрел реноме «тонкого знатока [древне]греческой литературы»3, «первоклассного эллиниста»4. При этом Анненский выказал себя не только знатоком, но и энтузиастом легендарного прошлого, «неоэллинистом», «прирожденным проповедником античности». Современники отмечали, что он, проповедуя, переиначивает и актуализирует древнюю литературу.
И профессиональная компетентность Анненского, и его репутация, и его незаурядные творческие способности в полной мере устраивали организаторов «Пантеона». 6 февраля 1908 г. Фарбман написал «царскосельскому Малларме»: «Милостивый Государь Иннокентий Федорович! Из прилагаемого проспекта Вы сможете ознакомиться, в общих чертах, с задачами и программой „Пантеона". Мы надеемся, что Вы сочувствуете такому предприятию и охотно поможете нам в трудном деле, которое мы предпринимаем. Вашими многообразными знаниями в области Мировой Литературы Вы могли бы оказать неоценимую услугу „Пантеону". Как своим компетентным мнением при выборе произведений М[ировой] Л[итературы] для издания их в Пантеоне, так и вступительными статьями (которым мы придаем особенно большое значение) наконец, переводами. Прилагаемый проспект „Пантеона" еще не отпечатан. Это лишь корректурный оттиск. Цель моего письма просить Вас разрешить нам присоединить Ваше имя к именам сотрудников „Пантеона". Кроме того, я позволяю себе просить Вас назначить мне время, когда я мог бы лично с Вами переговорить, как о задачах „Пантеона" вообще, так и о тех работах, какие Вы пожелали бы взять на себя. Так как мы спешим с выпуском Проспекта, то я вынужден просить Вас назначить мне один из ближайших дней. С совершенным Уважением М. Фарбман Михаил Семенович Фарбман „Шиповник"»5.
Личная встреча Фарбмана и Анненского незамедлительно состоялась. «Проповедник античности» одобрил новое издательство и пообещал свое участие в нем, при этом согласившись заняться сразу несколькими конкретными проектами.
Организаторы «Пантеона» оповестили публику - через прессу и посредством выпуска информационно-рекламных буклетов - о том, кто именно из именитых авторов согласился принять «ближайшее участие» в издании «томиков „Пантеона"», а также о некоторых деталях своих обширных планов. Среди книг, намеченных к выпуску, ими были названы комедия «Птицы» Аристофана и сборник «Бытовая поэзия древних и ее французские отражения: Геронда и Марсель Швоб» (оба тома - с переводами и статьями Анненского), сборники «Древнейшие греческие лирики» и «Древнейшие греческие стихотворения философские и религиозно-философские» (оба тома - с переводами и статьями Иванова), том Софокла (возможно, в переводе Мережковского, под редакцией и со статьей Зелинского), пастораль «Дафнис и Хлоя» Лонга (Лонгуса) (в переводе Мережковского), «Избранные страницы» А. М. Бейля (барона Ф. де Стендаля) и Г. Гейне (оба тома - с переводами и статьями Анненского). Кроме того, «Пантеоном» предполагалась публикация целого ряда переводов с латыни (Брюсова, Зелинского, Иванова, Мережковского); но к этим планам, насколько известно, Анненский отношения не имел, главным образом потому, что ценил древних римлян гораздо ниже, чем древних греков.
Некоторое время спустя текст информационно-рекламных публикаций был расширен: «Кроме перечисленных, в настоящее время подготовляются избранные произведения: Гомера, Эврипида, Блэка [(У. Блейка)], Кольриджа, Вордсворта, Шелли, Лонгфелло, Теннисона, Иоста ван Вондель [(Й. ван ден Вондела)], Нодье, Ш. [(Жюля)] Ренара, братьев [де] Гонкур[ов], Бодлера, Сервантеса, Тирсо де Молина, [Дж.] Кар-дуччи, Ленау, Геббеля, Гуго ф[он] Гофмансталя, Бялика, Якобсена, Альмквиста, Эленшлегера, Ибсена, Киркегора, Словацкого, Красинского, Решетникова, Толстого, Чехова, Современных русских поэтов, и др[угие]»; в обновленном списке переводчиков и авторов вступительных статей здесь также был назван Анненский6.
Анонсированный «Пантеоном» том Еврипида, наиболее вероятно, предполагалось поручить Анненскому. Последний мог быть привлечен и к подготовке книг Ш. П. Бодлера и Г. У. Лонгфелло, которых он также переводил. Как бы то ни было, из анонсировавшихся «Пантеоном» изданий Анненский определенно взялся подготовить не менее четырех: не менее двух томов древнегреческого отдела, а также тома Стендаля и Гейне.
Последний факт имеет простое объяснение: оба автора - и француз, и немец - были востребованы российским литературным модерниз-
мом и специально интересовали Анненского. Менее очевидна ситуация с двумя другими объявленными «Пантеоном» книгами - переводом «Птиц» Аристофана и сборником «Бытовая поэзия древних и ее французские отражения».
Первое из названных произведений было к тому моменту уже многократно признано одним из важнейших шедевров жившего в 440-380-х гг. до новой эры «отца комедии», его «гениальнейшим либретто»7. Античный драматург изобразил в «Птицах» в пародийно-феерическом ключе построение и затем существование утопического -между небом и землей - города Нефелококкигия (в русских переводах также Нефелококкия, Об-лакокукушград, Тучекукуйщина, Тучекукуевск, Кукуев), идеального государства счастливых пернатых и примкнувших к ним людей. Вторая книга должна была представить российскому читателю обнаруженные незадолго до того бытовые сценки жившего в первой половине III в. до новой эры поэта Герода (или, иначе, Геродаса, Геронда, Геронды, Герондаса), квалифицировавшегося экспертами рубежа XIX и XX вв. как «настоящий реалист-художник без всякой примеси поэтической фантазии»8. Сочинения Герода рассматривались ими как «последнее слово греческой реалистической поэзии» и «ничто иное, как первоначальная форма комедии»9.
И Аристофан, и Герод (оба - критики и пародисты трагиков, в частности Еврипида), и отсутствие пафоса и «трепета идеальной мысли»10 в их сочинениях, и чрезмерная увлеченность этих авторов общественно-политическими и бытовыми частностями, и их вульгарный литературный стиль, и сам жанр комедии не были близки Анненскому, энтузиасту «трагичнейшего» творчества Еврипида. Однако он согласился выполнить для «Пантеона» обе эти работы. Почему?
Одной из причин было то, что Зелинский, признанный «Пантеоном» в качестве главного авторитета в области античной литературы, имел иную, нежели Анненский, точку зрения на Аристофана, Герода и жанр комедии. Он высоко ценил, пристально изучал и даже переводил сочинения Аристофана (в том числе «Птиц»), а «прелестным бытовым сценкам» Герода посвятил ряд благосклонных публикаций, обретя таким образом реноме главного российского специалиста и по данному предмету. Вот почему следует предположить, что инициатива поручить Анненскому именно этих двух античных авторов исходила от него. То, что Зелинский не занялся этим самостоятельно, объяснимо его большой занятостью в тот момент административно-педагогической деятельностью в столичном университете (где он был деканом историко-филологического факультета с 1906
по 1908 г.). 2 ноября 1908 г., например, он обратился к К. К. Арсеньеву: «За последние 2 года деканство заставило меня почти прекратить мою литературную деятельность; но к концу этого года я его сдаю <...>»п. Несколько дней спустя, 7 ноября, Зелинский сообщил П. Б. Струве: «Мое деканство кончается в декабре; я жду - не дождусь этого конца, чтобы возобновить свою литературную деятельность, которую мне пришлось сократить до минимума на все время своего деканства»12.
Известно, что демонстративное дружелюбие Зелинского и Анненского скрывало «полемическое начало» их отношений13. Действительно, Зелинский, несмотря на свои неоднократные публичные комплименты в адрес Анненского, невысоко оценивал компетентность и результативность коллеги в области античной филологии, называя в качестве причины то, что «педа-гогически-административная карьера отвлекла его от строго-научных занятий»14. Отмечая «индивидуальные особенности» выполненных Анненским переводов Еврипида и формально признавая их допустимость, он тем не менее настойчиво удалял эти особенности, даже вопреки откровенному сопротивлению переводчика15. Кроме того, Зелинский, ощущая в себе талант не только ученого, но и литератора, критично относился к творческой манере коллеги и позволял себе давать ему советы, от которых тот, пока мог, отказывался16. Анненский же, напротив, видел изъяны в профессиональных и литературных достижениях авторитетного товарища и давал ему понять это в печати. Зелинский считал себя «человеком совсем необидчивым»17, однако все это осталось в его эмоциональной памяти: написанные им некролог Анненского и посмертную энциклопедическую статью о нем можно назвать энциклопедией разногласий автора с новопреставившимся. Зато с антагонистом последнего Вяч. И. Ивановым Зелинского уже с 1905 г. соединяли «очень интимные и тонкие личные отношения», которые «никогда не прерывались»18. Впоследствии (в 1917 г.) корифей антиковедения, обладавший выраженной склонностью выстраивать разного рода иерархии, хотя и был вынужден публично заявить, что «как поэт <...> [Анненский был], без сомнения, на много голов выше», чем он сам, подчеркнул при этом, что по своим научным качествам и заслугам автор «русского Еврипида» всегда стоял гораздо ниже него19. Проявлением агона двух античников стало и то, что в 1910-х гг. Зелинский, приступив к подготовке для московского издательства Сабашниковых составленного коллегой «Театра Еврипида», добровольно принял на себя роль сатрапа и подверг попавший в его руки
литературный материал радикальной и малообоснованной переделке: реструктуризации, обширному купированию и переписыванию. Когда же небезразличные наблюдатели, расценив эту его деятельность как порчу «труда жизни» Анненского, выступили с публичными протестами, Зелинский решился заявить (и именно на страницах «труда жизни» покойного), что Анненский «плохо <...> понимал Еврипида» и «плохо писал», его стихи настолько неудачны, что публикация их произвела бы «убийственное» для автора впечатление и «опорочила [бы его] память»20.
Немаловажным представляется и то обстоятельство, что, кроме «Пантеона», издательств, которые проявляли бы интерес к выполненным Анненским переложениям древних греков, было мало; С. К. Маковский впоследствии заметил: «<...> Печататься ему было негде»21.
В 1908 г. предполагалось, что отношения «Пантеона» и Анненского будут развиваться и в неиздательской области. Руководители предприятия предполагали организовывать в своей редакции публичные лекции о мировой литературе и литературно-художественные вечера. Гржебин написал Брюсову 11 февраля 1908 г.: «Лично я придаю большое значение лекциям по Мировой Литературе, а также „Вечерам Миров[ой] Литер[атуры]". - Все это внесет жизнь в наше предприятие и выведет дело это на широкую дорогу»22. В этих лекциях и редакционных приемах, по замыслу издателей, должны были принимать участие К. С. Алексеев (Станиславский), Б. С. (Б. И.) Анисфельд, Анненский, Бакст, Белый, Бенуа, Блок, Брюсов, Бунин, Волошин, Добужинский, Зелинский, Иванов, Н. В. Корнейчуков (К. И. Чуковский), К. Т. К. (В. Э.) Мейерхольд, Мережковский, К. А. Сомов, Л. А. Сулержицкий и другие передовые писатели, художники и артисты. Оценивая в печати планы «Пантеона» в их совокупности, авторитетный наблюдатель назвал их «весьма заманчивыми»23.
Расчет организаторов «Пантеона» на то, что объявление «князей литературы» в качестве сотрудников и друзей обеспечит новому предприятию своевременное и благосклонное внимание прессы и публики, оправдался. Например, одна из столичных газет откликнулась весной 1908 г. на выход первого же издания «Пантеона»: «Книжный рынок обогатился новым, широко задуманным и, судя по началу, серьезным издательством. Предприятие это - „Пантеон мировой литературы" (так в оригинале. - Е. Г.) Издательство поставило себе целью дать русскому читателю, по скромной цене, в образцовом переводе и издании, библиотеку мировых авторов. Имена переводчиков (И. Ф. Анненский, К. Д. Бальмонт,
Вяч. Иванов, И. Бунин, Вал. Брюсов, Ал. Бенуа, Федор Сологуб, проф. Ф. Зелинский, Д. С. Мер[е] жковский и др.) достаточное ручательство за точность и художественность переводов»24.
Однако рекламное использование имени Анненского оказалось, к сожалению, единственным заметным результатом взаимодействия «Пантеона» со «статским генералом»: ни один из их совместных проектов не осуществился. Причиной этого стал дефицит у издательства денег. Уже 11 февраля 1908 г., через пять дней после того, как Фарбман обратился к Анненскому с предложением о сотрудничестве, его шеф Гржебин написал Брюсову: «Многоуважаемый Валерий Яковлевич <...>. Что касается <...> Вашего письма, в котором Вы хотите выяснить Вашу роль, как редактора [„Пантеона"], то этот пункт самый тяжелый для меня. Искренно пишу Вам, что Вы, как редактор французского отдела, делу крайне необходимы. Я очень хорошо понимаю, что Вы в этой роли незаменимы. Но положение Пантеона в настоящее время не таково, что бы [(так в оригинале)] мы могли решиться на это. У нас просто средств нет сейчас <...>. Я не могу платить Вам как редактору. Я принужден по этому отказаться от таких идей. Но - знайте, - что это исключительно из-за отсу[т]ствия соответствующих средств»25. Даже гонорары за выполненную авторскую работу «Пантеон» платил Брюсову (как и другим авторам) неудовлетворительно. В июле 1908 г. московский мэтр сообщил Иванову: «<...> „Пантеон" далеко не проявляет должной деятельности. Между нами сказать, и платит он с большими затруднениями.»26. В другом письме он напомнил тому же адресату: «<...> Надежды на исправное получение гонорара с издательства - очень мало»27.
Денежный дефицит привел к нехватке у «Пантеона» пригодных к изданию текстов. В начале 1909 г. Фарбман написал Брюсову, автору пантеоновской антологии «Французские лирики XIX в.»: «<...> К вопросу о дальнейших книгах. Сейчас мы кроме „Французских Лириков" издадим еще, вероятно, трилогию Софокла, и этим, собственно говоря, исчерпывается весь материал. Невозможность планомерно и систематически осуществлять намеченную себе программу приводит нас в отчаяние <...>»28. В заботах о литературном материале издатель вспомнил и об Анненском. 30 января 1909 г. он вновь написал ему: «Многоуважаемый Иннокентий Федорович. Не знаю, приходилось ли Вам кое-что слышать о судьбе „Пантеона", зарождение которого Вы в свое [время] приветствовали. Во всяком случае Вы, несомненно, недоумеваете относительно того, что мы в течении (так в оригинале. - Е. Г.) целого года мы (так в оригинале. - Е. Г.) ни разу
не обратились к Вам по поводу работ, которые Вы любезно обещали предоставить нам. Как и во всяком молодом деле, этот первый год был для нас годом тяжелых испытаний. Но в результате, после целого ряда ошибок, неудач и разочарований, мы начинаем ощущать твердую почву под ногами. Мы теперь снова обращаемся к Вам. Но мы также не знаем, что стало за этот год с теми работами, которые Вы нам обещали. В настоящее время нас особенно интересует (так в оригинале. - Е. Г.) Стендаль и Аристофан. Мы будем Вам очень благодарны, если известите, в каком положении они сейчас у Вас. Если бы их можно было бы издать еще в этом сезоне, это было бы чрезвычайно приятно. С нетерпением будем ждать Вашего ответа. С истинным Уважением (так в оригинале. - Е. Г.) М. Фарбман»29.
При этом денег на оплату работы «Пантеон» не имел, и даже те ограниченные средства, которыми издательство в тот момент могло располагать, Гржебин предпочитал тратить на издание не античной литературы, в рыночном успехе которой он не был уверен, а проверенной классики более близкого времени. Он написал Бенуа 15 апреля 1909 г. (из петербургской тюрьмы «Кресты», где в тот момент находился): «Дорогой Александр Николаевич, Конечно, Ваш план издания Овидия (в переводе Зелинского и „роскошном оформлении". - Е. Г.) великолепен, но ведь это мечта! Или много лет нужно будет, пока приведешь такое дело к хорошему концу. И потом, если уж так много энергии, любви, денег (денег тоже!) потратить, так не лучше ли это все посвятить не Овидию, а хотя бы Толстому - „Война и Мир"? Я не смогу точно объяснить, почему важнее, лучше „Войну и Мир" иллюстрировать, чем произведения Овидия. Объяснить не смогу, но думаю так»30.
Финансовый дефицит оказался настолько жестоким, что Фарбман был вынужден обратиться 13 мая 1909 г. к Брюсову с просьбой дать «Пантеону» в долг хотя бы какую-нибудь сумму, дабы погасить горящие векселя31. Разумеется, отсутствие денег у издательства вредило репутации «Пантеона». Роковым образом сказалось оно и на отношении культурного сообщества к неиздательским инициативам предприятия: например, Волошин сообщил в октябре 1908 г. в одном из частных писем, что лекции по договоренности с «Пантеоном» «едва ли выйдут», поскольку у издательства «нет денег совершенно»32. В ноябре
1908 г. Фарбман признался Брюсову: «С „лекциями", к сожалению, обстоит плохо, так как до сих пор ни одна из обещанных нам лекций не готова. Мы очень жалеем об этой неудаче <...>»33.
Понятно, что Анненский утратил интерес к «Пантеону»34 и, по-видимому, к работе для него
даже не стал приступать. К тому же у него появились новые издательские перспективы: весной
1909 г. он принял самое деятельное участие в другом неоклассицистическом и гораздо больше обещавшем издательском проекте - «Аполлон».
Инициатором, организатором и одним из владельцев этого предприятия стал С. К. Маковский, тоже автор «Пантеона», познакомившийся с Анненским в марте 1909 г. Впоследствии он неоднократно признавал, что, не случись его встречи с «царскосельским Малларме», «Аполлон» «вряд ли возник бы»35. «Мое знакомство с Анненским, - написал Маковский в воспоминаниях, - необыкновенное его обаяние и сочувствие моим журнальным замыслам <...> решили вопрос об издании „Аполлона"»36. Именно Анненский стал «стратегом» этого предприятия: им были выработаны весной 1909 г. концепция, программа и даже рубрикация журнала. Книжное издательство «Аполлон», начавшее действовать осенью 1911 г., уже после кончины Анненского (в ноябре (декабре) 1909 г.), было задумано также при его участии.
«Пантеон» же просуществовал до 1912 г., выпустив за шесть лет своего существования в общей сложности пятьдесят семь томов разных авторов, разного объема и разного формата, а также несколько каталогов и довольно много технической продукции для собственных нужд: листовки, конверты, бланки. В последний год своего существования, однако, он не выпускал книг, поскольку в 1911 г. Гржебин вдохновился проектом строительства на окраине столицы, на острове Голодай, жилищно-делового массива «Новый Петербург» и переключил свою энергию и средства на это.
Примечания
1 Кириков Б. М. Неоклассицизм до и после революции: о роли клас. традиций в архитектуре Петербурга-Ле-нинграда // Санкт-Петербург: окно в Россию: 1900-1935: материалы междунар. науч. конф. Париж, 6-8 марта 1997 / [сост. и науч. ред. Е. Берар; ред. А. И. Добкин]. СПб.: Феникс, 1997. С. 52-53.
2 См.: Нефедьев Г. В. К истории одного «посвящения»: Вячеслав Иванов и розенкрейцерство // Вячеслав Иванов -творчество и судьба: к 135-летию со дня рождения / [сост. и авт. предисл. Е. А. Тахо-Годи; отв. ред. А. А. Тахо-Годи, Е. А. Тахо-Годи]. М.: Наука, 2002. С. 194-202; и др.
3 [Ликиардопуло М. Ф.]. А. Кондратьев. Мифологические рассказы <...> // Речь. СПб., 1908. 29 февр. № 51. С. 5. Подп.: Эллин.
4 Митрофанов П. П. Иннокентий Анненский // Русская литература XX в.: (1890-1910) / под ред. С. А. Венгерова. [Ч. 1]. М.: Мир, [1917]. [Т. 2]. С. 289.
5 РГАЛИ. Ф. 6 (И. Ф. Анненский). Оп. 1. Ед. хр. 374. Л. 1
(с искажениями опубл.: Анненский И. Ф. Письма: [в 2 т.] / сост., [авт. предисл.] и коммент. А. И. Червяков; [отв. ред. М. В. Рейзин]. СПб.: Галина скрипсит: Изд-во им. Н. И. Новикова, 2009. Т. 2: 1906-1909. С. 130).
6 Книгоиздательство «Пантеон»: «Мировая литература»: (проспект). [СПб.: Пантеон, 1908]. С. 6 и др.
7 Шестаков Д. Новейшие изучения древне-греческой литературы и жизни. Казань: [Имп. Казан. ун-т], 1904. С. 59.
8 Зелинский Ф. Герод или Геронд // Энциклопедический словарь / [общ. ред. И. Е. Андреевский, К. К. Арсеньев, Ф. Ф. Петрушевский, В. Т. Шевяков]. СПб.: Брокгауз-Ефрон, 1893. Т. 8-а, [вып. 16]. С. 545.
9 Церетели Г. Ф. Герод и реализм в александрийской поэзии [1]: вступ. публ. лекция (12 окт. 1905 г.) // Уч. записки Имп. Юрьев. ун-та. 1906. № 3, [отд. 2]. С. 10; Его же. Герод и реализм в александрийской поэзии [2]: вступ. публ. лекция (12 окт. 1905 г.). Юрьев, 1906. С. 10; и др.
10 Анненский И. Античная трагедия: (публ. лекция) // Мир Божий. 1902. № 11, отд. 1. С. 41.
11 РО ИРЛИ. Ед. хр. 21 495. Л. 1-1 об.
12 АДП РНБ. Ф. 753 (П. Б. Струве). Ед. хр. 43. Л. 3-3 об.
13 [Червяков А. И. Комментарии] // Анненский И. Ф. Учено-комитетские рецензии 1899-1900 годов / [сост., авт. подгот. текстов, предисл., прил., примеч., указ. А. И. Червяков]. Иваново: [Юнона], 2000. С. 228.
14 [Зелинский Ф. Ф.]. Анненский, Иннокентий Федорович // Новый энциклопедический словарь. Т. 2 / [общ. ред. К. К. Арсеньев]. СПб.: Брокгауз-Ефрон, [1911]. Стб. 921. Подп.: Ф. З.
15 См.: Зелинский Ф. Из жизни идей: науч.-популяр. ст. Т. 2. Древний мир и мы: лекции, чит. ученикам выпуск. классов С.-Петерб. гимназий и реал. училищ весной 1903 г. Изд. 3-е. СПб., 1911. С. 373-376.
16 См.: Зелинский Ф. Предисловие редактора [1] // Театр Еврипида / пер. [с древнегреч.] со введ. и послесл. И. Ф. Анненского; под ред. и с коммент. Ф. Ф. Зелинского. М.: М. и С. Сабашниковы, 1916. Т. 1. С. VIII-IX. На обл. указ.: «Еврипид. Драмы».
17 АДП РНБ. Ф. 753 (П. Б. Струве). Ед. хр. 43. Л. 14 (это письмо Зелинского к Струве, от 1 февраля 1911 г.).
18 См.: [Шор О. А., Иванов Д. В.]. Парерга и паралипоме-на // Иванов Вячеслав. Собр. соч.: [в 4 т.] / [ред. Д. В. Иванов и О. А. Шор (Дешарт); авт. введ. и примеч. О. А. Шор (Дешарт)]. Брюссель: [Foyer oriental chrétien], 1979. [Т.] 3. С. 837 и др.
19 Зелинский Ф. Предисловие редактора [2] // Театр Еврипида. M.: М. и С. Сабашниковы, 1917. Т. 2. С. XVII.
20 Там же. С. XVII, XXII-XXIII (выделено Зелинским).
21 Маковский С. Портреты современников. Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1955. С. 252.
22 См.: НИОР РГБ. Ф. 386 (В. Я. Брюсов). Карт. 84. Ед. хр. 2. Л. 7 об.
23 [Балтрушайтис Ю. К.?]. Пантеон // Весы. 1908. Нояб, [№ 11]. С. 66. Подп.: М. П.
24 В мире литературы и искусства // Соврем. слово. СПб., 1908. 18 апр, № 187. С. 3. Подп. Н. а.
25 НИОР РГБ. Ф. 386 (В. Я. Брюсов). Карт. 84. Ед. хр. 2. Л. 7-8 (выделено Гржебиным).
26 Там же. Ф. 109 (Вяч. И. Иванов). Карт. 13. Ед. хр. 84. Л. 25-25 об. (это недатированное, от 7 июля 1908 г. по содержанию и почтовым штемпелям на конверте, письмо).
27 Там же. Л. 27-27 об. С незначительными искажениями опубл.: Переписка [В. Я. Брюсова] с Вячеславом Ивановым / предисл. и публ. С. С. Гречишкина, Н. В. Котрелева и А. В. Лаврова // Литературное наследство. Т. 85. Валерий Брюсов / гл. ред. В. Р. Щербина; [отв. ред. А. Н. Дубовиков, Н. А. Трифонов, при участии Т. Г. Динесман]. М.: Наука, 1976. С. 509-510. Это недатированное, от середины (конца) июля 1908 г. по содержанию, письмо.
28 Там же. Л. 8-8 об. (это недатированное, возможно от 24 января по содержанию, адресу на бланке и почтовым штемпелям на конверте (см.: Там же. Л. 22-22 об.), письмо).
29 РГАЛИ. Ф. 6 (И. Ф. Анненский). Оп. 1. Ед. хр. 374. Л. 2 (с искажениями опубл.: Анненский И. Ф. Письма. Т. 2. С. 131-132; текст приведен с исправлением пунктуации).
30 ОР ГРМ. Ф. 137 (А. Н. Бенуа). Оп. 1. Ед. хр. 898. Л. 26-26 об. (с искажениями и неверной датировкой частично опубл.: Валентин Серов в воспоминаниях, дневниках и переписке современников: [в 2 т.] / [ред.-сост., авт. вступ. ст., очерков и коммент. И. С. Зильберштейн и В. А. Самков]. Л.: [Худож. РСФСР, 1971]. [Т.] 1. С. 421; текст приведен с исправлением пунктуации).
31 См.: НИОР РГБ. Ф. 386 (В. Я. Брюсов). Карт. 106. Ед. хр. 11. Л. 13-13 об.
32 Цит. по: Купченко В. П. Труды и дни Максимилиана Волошина: летопись жизни и творчества. СПб.: Алетейя, 2002. [Т. 1]: 1877-1916. С. 210 (это письмо к Е. О. Кириенко-Волошиной (Глазер, Волошиной), от 5 октября).
33 НИОР РГБ. Ф. 386 (В. Я. Брюсов). Карт. 106. Ед. хр. 11. Л. 3 (это письмо от 8 ноября 1908 г.).
34 Расставание, впрочем, произошло безболезненно. Показательно, например, что в начале 1910-х гг. ученик и поклонник Анненского Н. С. Гумилев, откликнувшись на сделанное ему Г. (Г. Т.) Робакидзе предложение перевести поэму «Змиеед» («Змееед», «Поедающий змей», 1901) Л. (Л. П.) Разикашвили (Важи-Пшавелы), которого некоторые модернисты считали «первым грузинским символистом», заявил о своей готовности выполнить эту работу для «Пантеона». Он сообщил Робакидзе в июле 1911 г.: «Что касается перевода „Змеееда“, я с большим удовольствием возьму его на себя, если он не содержит технических трудностей. Тогда его, может быть, удастся опубликовать в Пантеоне с Вашим предисловием. Но несчастье в том, что грузинский язык я знаю очень плохо и буду в состоянии перевести единственно при условии наличия подстрочника и с указаниями какого-нибудь знатока» (цит. в обратном переводе с грузинского по: Никольская Т. Л. Гумилев и грузинские символисты // Wiener Slawistischer Almanach. Wien, [1984]. Sonderbänd 15: Гумилевские чтения. [Вып. 2] / [Hrsg. von I. F. Martynov; introd. by M. Altschuller, G. Cheron]. S. 97-98 (выделено Гумилевым); приведенную характеристику Важи-Пшавелы см.: Там же. S. 99). Отметим также, что в 1918-1919 гг. Гржебин издал -при участии петроградского издательства «Гиперборей» М. Л. Лозинского - переведенный Гумилевым «ассировавилонский эпос» «Гильгамеш» и «вакхическую драму» «Фамира-кифаред» (1906) Анненского.
35 Маковский Сергей. Портреты современников. С. 252.
36 Маковский Сергей. На Парнасе «Серебряного века». [Изд. 2-е, с изм.]. Нью-Йорк: Орфей, 1986. С. 198.
