CC BY
36
го развития. Когнитивные механизмы постижения и осмысления новых реалий социума «репрезентируют знакомые стимулы, известные области и обеспечивают поиск и быстрый доступ к хранимой в долговременной памяти этноса информации, связанной с этими стимулами и областями знания» [13]. В результате действия таких когнитивных процессов, как воспоминание и узнавание, оказались востребованными значительные лексические ресурсы, оказавшиеся в периферийном слое лексики. Процесс их актуализации свидетельствует об общей тенденции перемещения лексических пластов в направлении от периферийных участков языковой системы к ее центру.
Актуализированные лексические единицы вновь стали неотъемлемой частью коммуникативно-значимого ядра русского лексикона, поскольку приобрели релевантность номинируемые ими реалии. В целом лексико-семантическая актуализация отразила эволюцию культурно-когнитивного пространства носителей русского языка, демонстрируя один из активных путей обновления русской языковой картины мира.
Примечания
1. Алефиренко, Н. Ф. Фразеология и когнитиви-стика в аспекте лингвистического постмодернизма [Текст] / Н. Ф. Алефиренко. Белгород, 2008. С. 6.
2. Скляревская, Г. Н. Предисловие [Текст] // Толковый словарь современного русского языка. Языковые изменения конца XX столетия / под ред. Г. Н. Скляревской. М., 2001. С. 7.
3. Милованова, О. В. Актуализированная лексика русского языка новейшего периода (по материалам толковых словарей) [Текст]: автореф. ... дис. канд. филол. наук / О. В. Милованова. Воронеж, 2001. С. 4.
4. Черникова, Н. В. Актуальные концепты и их лексические репрезентанты [Текст] / Н. В. Черникова // Филологические науки. 2007. № 6. С. 74.
5. Словарь современного русского литературного языка [Текст]. Т. 16. М.; Л., 1964. С. 753.
6. Словарь современного русского литературного языка [Текст]. Т. 3. М.; Л., 1954. С. 464.
7. Толковый словарь русского языка начала XXI века. Актуальная лексика [Текст] / под ред. Г. Н. Скляревской. М., 2006. С. 269.
8. Ожегов, С. И. Толковый словарь русского языка [Текст] / С. И. Ожегов, Н. Ю. Шведова. М., 1997. С. 148.
9. Словарь современного русского литературного языка [Текст]. Т. 17. М.; Л., 1965. С. 1036.
10. Там же. С. 1036.
11. Толковый словарь... С. 1071.
12. Какорина, Е. В. Трансформация лексической семантики и сочетаемости [Текст] / Е. В. Какорина // Русский язык конца XX столетия (1985-1995). М., 2000. С. 67.
13. Черникова, Н. В. Указ. соч. С. 67.
О. В. Петешоба
ГНОСЕОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЫ МИРА ДИАРИСТИЧЕСКОГО ДИСКУРСА
В статье дается анализ основных особенностей языковой репрезентации способов познания внешней действительности немецкоязычными диариста-ми. Устанавливается характер влияния на формирование языковой картины мира соответствующего типа дискурса таких его параметров, как автокоммуникативность, синхронность и субъектоцентри-рованность.
In this article, language representation basic peculiarities analysis of the reality cognition ways by German diarists is given. The influence character of the corresponding discourse type and its following parameters such as autocommunicativeness, simultaneity and central place of the subject on language world picture is determined.
Языковая картина мира как «совокупность знаний о мире, которые отражены в языке, а также способов получения и интерпретации новых знаний» [1] представляет собой целостное многоаспектное образование. В качестве ее основных компонентов мы предлагаем рассматривать онтологический аспект (т. е. систему вербализованных знаний человека об окружающей действительности), аксиологический аспект (т. е. совокупность вербализованных оценок получаемых и уже имеющихся знаний) и гносеологический аспект (т. е. систему способов познания действительности, влияющих на языковую репрезентацию получаемого знания). Поскольку, по утверждению Н. Н. Казыдуб, языковая картина мира формируется в определенных дискурсивных условиях и, в свою очередь, становится основой для дальнейшего протекания процесса порождения того или иного корпуса текстов [2], мы можем констатировать зависимость каждого из аспектов языковой картины мира любого типа дискурса от подразумеваемого типа дискурса.
Целью настоящей статьи является анализ специфики гносеологического аспекта языковой картины мира диаристического дискурса (ДД), где под ДД понимается автокоммуникативный процесс порождения некоторыми познающими субъектами совокупности текстов, представляющих собой датированное, хронологически последовательное изложение личностно значимых для этих субъектов фактов, которые переживаются авторами практически одновременно с актом их письменной регистрации. Исследование гносеологического аспекта языковой картины мира ДД, на наш взгляд, предполагает системное
© Петешова О. В., 2008
описание особенностей языкового кодирования знания в текстах диаристики, обусловленных именно теми характеристиками единого процесса получения и вербализации знания, которые отличают ДД от других типов дискурса - так называемыми субстанциальными параметрами ДД. Как следует из определения ДД, основными параметрами данного типа дискурса являются автокоммуникативность (т. е. порождение и восприятие текста в ходе общения по каналу «Я-Я»), синхронность процесса фиксации релевантных для диариста событий с моментом их свершения и ярко выраженная субъектоцентрирован-ность [3].
Итак, в качестве первого субстанциального параметра ДД мы рассматриваем его автокоммуникативность. Именно влиянием данного параметра можно объяснить частотность прямых самообращений в дневниковых текстах. Каждый элемент прямого автодиалога характеризуется включенностью в единый познавательный процесс и выполняет, по нашему мнению, одну из трех основных функций: познавательную, дисциплинирующую или экспрессивную.
Выступление элемента прямого автодиалога в познавательной функции, т. е. в функции прямого двигателя процесса познания, обычно маркируется вопросительным знаком. В этом случае построение автокоммуникативного эпизода может быть различным. Как правило, вопросительное предложение занимает в абзаце инициальную позицию и ориентирует писателя на поиск истины в области знания, содержательно покрываемой данным вопросом, а последующее рассуждение автора дает на него более или менее исчерпывающий ответ. При этом нередко проявляется неуверенность автора в точности информации, поиск которой был инициирован автокоммуникативным элементом. В качестве одного из наиболее распространенных маркеров этого обстоятельства выступает употребление встречного автокоммуникативного элемента. В частности, Э. Штриттматтер отвечает на свой вопрос общим вопросом к себе и тем самым смягчает категоричность собственного высказывания: "Weshalb gibts viele Schriftsteller, die in der Jugend Gedichte machten und sich später in Prosa aussprechen? Kapitulieren sie vor der Lyrik, weil sie höchste Konzentration verlangt?" [4].
Вопрос к себе может быть локализован и в конце абзаца, что чаще всего является эмоциональным сигналом важности для диариста затрагиваемого проблемного поля при отсутствии у него в настоящее время достаточных знаний для надлежащего ответа. Например, немецкая писательница Б. Райман завершает свои размышления о притягательности образа жизни русского народа следующим высказыванием: "...ich habe
hier noch niemanden gesehen, der ungeduldig oder gelangweilt gewesen wäre. Wie bringen sie [die Russen - О. П.] es bloß fertig, dass man jede Stadt mit vorweggenommenem Heimweh verlässt, als habe man wer weiß wie lange unter ihren Dächern gelebt?" [5]. Причин такой притягательности она назвать не может - отсюда и отсутствие ответа на вопрос в тексте дневника.
Об особой заинтересованности диариста некоторым проблемным полем свидетельствует высокая концентрация оставляемых без ответа вопросов к себе в рамках узкого текстового пространства. Примером может служить фрагмент из дневника Ф. Фюмана: "Was heißt denn das überhaupt: ein Mensch verändert, wandelt, verwandelt sich? In welcher Hinsicht... verändert er sich, unter welchem Aspekt..? Und was verändert sich, und was bleibt unverändert; und wie verändert er sich; gibt es Typen von Veränderungen, Verwandtschaften, Ähnlichkeiten?" [6]. Каждый из таких вопросов в отдельности уже побуждает писателя к усиленному внутреннему поиску, а их скопление выступает интенсификатором авторской рефлексии, результаты которой еще недостаточно очевидны, чтобы быть вербализованными на страницах поденных заметок.
Следует отметить, что об автокоммуникативности вопросительных предложений мы говорим, прежде всего учитывая их присутствие именно в текстах ДД, характеризующегося автокоммуникативностью. В формальном же отношении большинство из них ничем не отличается от вопросительных предложений в любых других текстах.
Как было упомянуто выше, второй возможной функцией элементов прямого автодиалога в диаристике является дисциплинирующая функция, т. е. функция косвенного влияния на процесс познания через вытекающее из анализа наличного знания самопобуждение к совершению некоторого действия, способствующего последующему расширению объема знаний диариста. Данную функцию в дневниках обычно несут побудительные предложения. Основную их массу составляют традиционные императивные конструкции и инфинитивные предложения, в том числе со значением планирования, однако в текстах ДД достаточно частотны и номинативные предложения, подлежащими в которых являются существительные с семантикой планирования, например, такое предложение из дневника Э. Юнгера, вводящее рассуждение о желаемых направлениях самосовершенствования в ближайшее время: "Drei gute Vorsätze" [7].
Как показали исследования, для диаристов характерно стремление к усилению вербальных самоповелений. Главным интенсификатором дисциплинирующей функции автокоммуникативных конструкций служит восклицательный знак, осо-
бенно в тех случаях, когда дисциплинирующий автодиалог фигурирует в форме парантезы, заключенной писателем в скобки, что часто встречается в дневнике Р. Музиля. А в предложении "...ich glaube mich gut zu erinnern, das s dieses [Büchlein. - О. П.] hellgrau mit Goldaufdruck und von Kleinquartformat gewesen sei (Prüfen!)..." [8] дополнительным интенсификатором самоповеления становится сама лаконичность побудительной фразы.
Что касается экспрессивной функции элементов прямого автодиалога в текстах ДД, т. е. функции экспликации эмоционального отношения к получаемому знанию, то речь здесь идет уже об интерпретационно-оценочной деятельности диа-риста и, соответственно, уже не о гносеологическом, а об аксиологическом аспекте языковой картины мира ДД.
Перейдем к рассмотрению второй важной группы языковых признаков писательской диа-ристики, проявление которых обусловлено автокоммуникативностью ДД. Дело в том, что автокоммуникативность, предполагая адресован-ность записей самому себе, a priori подразумевает отсутствие у них иного, внешнего адресата. Этот фактор снимает многие преграды как для процесса познания, так и для процесса языкового кодирования его результатов. Как следствие, познающие мир субъекты становятся максимально искренними при изложении личност-но значимых событий на страницах собственных дневников, что находит свое выражение не только на содержательном уровне (например, в рассуждениях К. Манна о жажде смерти и действии на него героина), но и на уровне формальном, языковом, в частности, в обилии интровертиро-ванной лексики, служащей именованию негативных эмоций, пристрастий и эгоистических мыслей диаристов, а также в употреблении специальных конструкций, маркирующих особую искренность последующих текстовых пассажей. С одним из примеров подобного маркирования авторских признаний мы сталкиваемся в дневнике Б. Райман: "Ich gestehe Skepsis gegenüber fleischgewordenen Legenden" [9]. С помощью глагола, семантика которого настраивает на восприятие признания, писательница выражает скептическое отношение к временами преувеличенному, по ее мнению, почитанию русскими людьми молодых освоителей целины. В ряде случаев искренность дневникового текста задается не конкретными словами, а достаточно пространными текстовыми комментариями по поводу сущности диаристической деятельности. Это положение можно проиллюстрировать с помощью следующей цитаты из дневника И. Бехера: "Gewiss, man kann sein Gesicht auch hinter einem Tagebuch verbergen, aber das Tagebuch verlangt Aufrichtigkeit" [10].
Еще одним следствием отсутствия у текстов ДД внешнего адресата является некоторая категоричность отдельных утверждений весьма субъективного характера, не обоснованных авторами именно в силу отсутствия надобности в убеждении кого-либо, включая потенциальных читателей. Эффект категоричности усиливается при функционировании соответствующих маркеров в проспективно ориентированных высказываниях, например, в безапелляционной записи из дневника К. Манна от 29 декабря 1934 г. "Hitler ohne Frage näher an seinem Sturz" [11], не подкрепленной никакими аргументами.
Однако даже в условиях присутствия в дневниках многочисленных сигналов автокоммуникативности возможно появление в их текстах однозначных маркеров адресованности заметок потенциальному читателю, в частности, писательница Л. Ринзер периодически вводит в дневниковое повествование обращение "meine Leser" [12]. Из метадискурсивных включений и комментариев биографов мы узнаем, что целый ряд дневников (в том числе дневники Э. Юнгера и И. Бехера) с самого начала велся с расчетом на последующую публикацию, а многие другие диаристы (например, М. фон Эбнер-Эшенбах или А. Шнит-цлер) временами задумывались об обнародовании своих записей. В подобных обстоятельствах вполне естественной становится склонность даже тех авторов, которые изначально стремились к фиксации на страницах собственных дневников исключительно непосредственных переживаний, к словесному самомоделированию или к регистрации только способствующих реализации определенной интенции событий. Эта склонность, на наш взгляд, свидетельствует о разрушении «диаристического начала» лишь на содержательном уровне.
На языковом же уровне зачастую единственным следствием является появление отдельных признаков нарушения аутентичности повествования, к которым относятся, в первую очередь, номинации читателей, соответствующие метадис-курсивные высказывания и использование аббревиатур с конспирационной целью, например, сокращений имен негативно оцениваемых людей в дневнике Ф. Фюмана. В остальном, как показал анализ немецкоязычной диаристики, автор дневника, который - в том числе неосознанно -апеллирует к потенциальному читателю, пользуется теми же средствами кодирования информации и располагает теми же возможностями декодирования информации при вторичном обращении к записанному, что и автор дневниковых заметок, обращающийся в процессе их ведения исключительно к самому себе. Более того, имея перед глазами предельно редуцированные, иногда с трудом поддающиеся расшифровке записки
М. фон Эбнер-Эшенбах и А. Шнитцлера, мы не всегда можем говорить о более высокой частотности в дневниках, предназначенных к опубликованию, литературно обработанных пассажей. Поэтому мы выступаем против четкого разделения дневников на принципиально автокоммуникативные и принципиально адресованные и постулируем условную автокоммуникативность всех познавательных процессов, направленных на порождение текстов любых дневников.
Перейдем к рассмотрению влияния на ход языкового кодирования знаний такого параметра ДД, как синхронность процесса фиксации результатов познавательной деятельности диариста по отношению к самому процессу познания. Сразу следует указать на относительный характер этого тезиса, поскольку события, как правило, регистрируются пишущими субъектами на следующий день после своего свершения или вечером того же дня, что может существенно изменить угол зрения диариста, привести к появлению на страницах дневников первичных обобщений. Однако в текстах ДД нередко присутствуют и высказывания, в которых авторы выражают сиюминутные мысли и чувства, описывают предметы, окружающие их в момент работы над заметками, или фиксируют сам факт записывания. Такие элементы абсолютной синхронности обычно маркированы внутри текста дневника определенными темпоральными выражениями, например, gerade, eben, im Augenblick или указаниями точного времени суток. Кроме того, в качестве следствия синхронной ориентации дневников может выступать вынесение в «шапку» каждого дня его четкой датировки, с помощью которой осуществляется почти обязательная привязка регистрируемых фактов к конкретному времени.
Синхронность как параметр ДД предопределяет также вербализацию результатов познавательного процесса строго по мере их получения, т. е. в хронологической последовательности. Хронология изложения прослеживается как на уровне отдельного дня («внутренняя хронология»), так и на уровне текста дневника в целом («внешняя хронология»). В первом случае языковыми маркерами хронологичности являются исключительно темпоральные выражения: dann, danach, später, определенным образом сгруппированные наречия-указатели времени суток vormittags-nachmit-tags-abends и маркеры повторения предшествующего действия weiter, wieder. Тем не менее необходимо отметить тенденцию многих дневниковых заметок к субъективной хронологичности, т. е. последовательной «синхронной» фиксации не событий того или иного дня, а мыслей о них и чувств диариста по их поводу. Примером такого рода субъективизма может послужить отрывок из дневника Б. Брехта, в котором темпоральный
маркер vorher позволяет четко восстановить реальную последовательность событий: "Nachmittags ist Bi da... Vorher bin ich mit der Rosmarie gespaziert" [13].
Внешняя хронологичность текстов ДД также проявляется на языковом уровне, в частности, благодаря смене датировок в «шапках» смежных дней и присутствию в заметках сигналов возвращения к темам более ранних дней. Связь соседних дней объективируется через включение в инициальное предложение дня одного из следующих элементов: наречия wieder, словосочетаний с прилагательными gestrig и vorig или любого прилагательного в форме сравнительной степени. Например, прилагательное besser в одном из начальных предложений дня с заголовком "30. Mai" в дневнике Л. Фейхтвангера "Bessere Nachrichten über die allgemeine politische Lage" [14] ориентирует читателя на поиск в тексте предшествующего дня негативной информации об общем политическом положении в стране. Связь же событий текущего дня с событиями более отдаленных во времени дней эксплицируется в диари-стике с помощью ссылки типа (vgl. 6./7.8.83), как это наблюдается в дневнике К. Марти [15], или с помощью повторов ключевых тематических единиц в сочетании с определенными темпоральными маркерами, один из которых мы встречаем в записках Г. Крауссера. Темпоральный маркер weiterhin в предложении "Mein Endspieltip bleibt weiterhin möglich" [16] однозначно отсылает к высказыванию писателя на страницах 26-27 того же дневника "Mein Endspieltip für den Pool ist Brasilien-Italien 2:0", в котором фигурирует аналогичное подлежащее "mein Endspieltip".
С синхронностью выполнения дневниковых заметок тесно связана спонтанность регистрации диаристом получаемых знаний. Фиксируя информацию непосредственно по мере ее поступления, познающий субъект не успевает (да и не стремится) подвергнуть ее должной обработке, поэтому в текстах ДД находит отражение ассоциативный характер человеческого мышления. Стройные рассуждения писателей часто перебиваются внезапными комментариями в форме парантез, обычно заключаемых в скобки, и немотивированными повторами слов, обусловленными исключительно забыванием факта их предшествующего употребления. В диаристике может объективироваться процесс поиска автором нужного слова. Одним из проявлений этого процесса можно считать высказывание И. Бехера "Allein setze ich immer wieder mutwillig... mein Leben (mein Herz) aufs Spiel" [17]. Диарист сомневается в масштабах собственного риска, поэтому в скобках после более глобального "mein Leben" им запечатлевается более мягкое альтернативное словосочетание "mein Herz". Фактор
спонтанности ведения записей приводит и к обилию на страницах дневников различного рода автокоррекций - как в форме парантез, так и в форме самостоятельных предложений. Вот один из примеров: "Nachmittags empfing uns der Divisionskommandeur vorm Klub. Na, empfing ist übertrieben, es ging so fix..." [18]. Б. Райман остается недовольной изначально употребленным глаголом empfangen, о чем свидетельствует именование его «преувеличением» в последующем предложении.
Наконец, синхронностью процесса регистрации получаемых знаний по отношению к соответствующему познавательному процессу во многом обусловлена редуцированность большинства высказываний в текстах ДД на лексическом и синтаксическом уровнях. При этом, однако, важно отметить, что употребление многочисленных сокращений продиктовано не только стремлением диаристов к быстроте фиксации мыслей с приложением минимальных усилий, но и автокоммуникативностью ДД. В частности, именно знание писателя об отсутствии у записок постороннего адресата предопределяет регулярные редукции имен его знакомых и даже случайно встреченных людей на страницах его дневников. Писательские сокращения носят как общепринятый (например, d. h., u. s. w., z. B.), так и индивидуальный характер; причем индивидуальные сокращения в диаристике, в свою очередь, можно разделить на окказиональные сокращения, значение которых выводится из контекста (например, El. вместо Eltern в высказывании К. Манна "Verschiedene Geselligkeit: Eltern, El.-Konni, El.-Heinrich..." [19]), и привычные сокращения (например, сокращение тем же К. Манном имени сестры Эрики до одной буквы Е. ).
Завершая наш анализ специфики языковой репрезентации гносеологического компонента картины мира ДД, мы бы хотели дать краткую характеристику влияния на нее параметра «субъ-ектоцентрированность». В данном случае речь идет о том, что процесс порождения текста ДД вплетен в процесс самопознания диариста, поэтому на переднем плане в любом, даже достаточно экстравертивном, писательском дневнике находится авторская индивидуальность. На тематическом уровне субъектоцентрированность текстов ДД проявляется в довольно высокой частотности в них исповедальных пассажей и, конечно, в самом отборе материала, осуществляемом исключительно в соответствии с индивидуальными предпочтениями диариста. На языковом же уровне она выражается в обилии вышеупомянутых интровертированных лексем, служащих фиксации мыслей и чувств познающего субъекта, различных средств передачи субъективной модальности высказываний и в достаточно сво-
бодном обращении писателей с языковым материалом и знаками препинания.
Кроме того, в диаристике нередко встречаются сигналы включения в структуру отдельных концептов, составляющих картину мира нации, новых индивидуальных признаков. Одним из таких сигналов служит необычная сочетаемость лексем-имен этих концептов. Так, на основе сочетания лексем Form и Färbung в предложении из дневника Ф. Фюмана "Sie [Ausdrücke. - О. П.] waren.von einer verblüffenden Intelligenz in der Färbung der Form" [20] устанавливается включение в интерпретационное поле одного из ключевых в его картине мира концепта «форма» индивидуального признака «наличие окраски». А относительная частотность употребления писателями в текстах поденных записей слов-«слитков» сигнализирует появление в их индивидуальных картинах мира немалочисленных индивидуальных концептов. Например, словом Noah-Gefühl Э. Штриттматтер обозначает в своем дневнике необычное чувство предвидения лучшего, испытанное им при виде неба, проясняющегося после дождя [21].
Таким образом, осуществленный анализ позволил продемонстрировать зависимость основных языковых особенностей диаристики от основных параметров когнитивно-коммуникативного процесса ее порождения.
Примечания
1. Пименова, М. В. Концептуальные исследования сферы внутреннего мира [Текст] / М. В. Пименова // Сибирский филологический журнал. 2002. № 1. С. 112.
2. Казыдуб, Н. Н. Дискурсивное пространство как фрагмент языковой картины мира (теоретическая модель) [Текст] / Н. Н. Казыдуб. Иркутск, 2006. C. 11.
3. Бондарева, Л. М. Писательский диаристичес-кий дискурс с позиций теории интердискурсивности [Текст] / Л. М. Бондарева, О. В. Петешова // Вестник Российского государственного университета им. И. Канта. 2008. № 2. С. 61.
4. Strittmatter, E. Wahre Geschichten aller Ard(t) [Текст] / E. Strittmatter. Berlin; Weimar, 1983. S. 49-50.
5. Reimann, B. Das grüne Licht der Steppen: Tagebuch einer Sibirienreise [Текст] / B. Reimann. Berlin, 1965. S. 91.
6. Fiihmann, F. Zweiundzwanzig Tage, oder Die Hälfte des Lebens [Текст] / F. Fühmann. Rostock, 1999. S. 102103.
7. Jünger, E. Strahlungen I [Текст] / E. Jünger. München, 1995. S. 474.
8. Musil, R. Aus den Tagebüchern [Текст] / R. Musil. Frankfurt-am-Main, 1968. S. 164.
9. Reimann, B. Указ. соч. S. 111.
10. Becher, J. R. Auf andere Art so große Hoffnung: Tagebuch 1950 [Текст] / J. R. Becher. Berlin, 1951. S. 21.
11. Mann, K. Tagebücher 1934 bis 1935 [Текст] / K. Mann. München, 1989. S. 84.
12. См., напр.: Rinser, L. Wachsender Mond [Текст] / L. Rinser. Frankfurt-am-Main, 1988. S. 17.
13. Brecht, B. Tagebücher 1920-1922 [Текст] / B. Brecht // Brecht, B. Tagebücher 1920-1922. Auto-
biographische Aufzeichnungen 1920-1954. Berlin; Weimar, 1976. S. 27.
14. Feuchtwanger, L. Tagebuch 1940 [Текст] / L. Feuchtwanger // Feuchtwanger, L. Der Teufel in Frankreich: Erlebnisse. Tagebuch 1940. Briefe. Berlin; Weimar, 1992. S. 276.
15. Marti, K. Tagebuch mit Bäumen [Текст] / K. Marti. Darmstadt; Neuwied, 1985. S. 101.
16. Krausser, H. Juli: Tagebuch des Juli 1994 [Текст] / H. Krausser // Krausser, H. Juli. August. September. Reinbek bei Hamburg, 1998. S. 38.
17. Becher, J. R. Указ. соч. S. 183.
18. Reimann, B. Указ. соч. S. 26.
19. Mann, K. Указ. соч. S. 107.
20. Fühmann, F. Указ. соч. S. 159.
21. См. Strittmatter, E. Указ. соч. S. 126.
Л. М. Борисенкова
СЛОВООБРАЗОВАНИЕ НЕМЕЦКОГО ЯЗЫКА В КОГНИТИВНОМ РАССМОТРЕНИИ
В статье рассматриваются когнитивные особенности словообразования немецкого языка, позволяющие как реконструировать содержание производного слова (семасиологическое направление рассмотрения), так и конструировать новые словообразовательные номинации (ономасиологическое направление рассмотрения).
The article deals with the cognitive pecularities of word formation in the German language that help to both reconstruct the content of the derivative word (semasiologicai approach) and construct new word formation nominations (onomasiological approach).
Человек - центр мироздания. Все, что происходит в этом мире, воспринимается человеком, преломляется его сознанием. И то, что в гуманитарных науках в конце XX в. на передний план стремительно выдвинулся человеческий фактор и, вследствие этого, осуществился переход науки на новую, антропологическую, парадигму, -не случайность, а закономерная необходимость. Именно человеческий фактор приблизил друг к другу отдельные гуманитарные дисциплины, превратив их в новую, междисциплинарную, сферу исследования - когнитивистику, «федерацию дисциплин, не связанных строгими уставными отношениями» [1], каждая из которых изучает познание человеком мира в специфическом, свойственном данной дисциплине преломлении.
Лингвистика занимает в когнитивистике особенное место благодаря своему объекту, языку. Естественный человеческий язык, отражающий все многообразие мира, является, с одной стороны, оптимальным средством трансляции человеческих мыслей, без которого не может обойтись ни один представитель рода человеческого
© Борисенкова Л. М., 2008 64
как homo socialis. С другой стороны, язык - это объект научного лингвистического исследования.
Лингвистика сегодня, учитывая сложность ее объекта, -«это не одна наука, а много разных, притом настолько разных, что нередко они не имеют между собой почти ничего общего. ... Штандарт "высокой моды" с некоторых пор несет когнитивная лингвистика» [2] или когнитология, считающаяся сегодня концептуально устоявшимся направлением, для которого характерны определенные познавательные установки, существенно отличающиеся от рационалистической традиции в изучении естественного языка [3]. Отношение к когнитологии в лингвистических кругах неоднозначно: у нее много как сторонников, так и противников. Последние зачастую не приемлют ее междисциплинарный, гибридный, характер, отсутствие традиционной лингвистической чистоты; многие усматривают в ней очередное модное поветрие, имеющее преходящий характер.
Но в чем преимущества когнитивной лингвистики, позволяющие надеяться, что это - всерьез и надолго? В первую очередь в учете человеческого фактора и ситуативности, не свойственном традиционной имманентной лингвистике. Когнитолог также внимательно рассматривает онтологический объект, чтобы понять, каково содержание интериоризованного объекта, какая его часть обозначена именем, а что осталось имплицитным, но может оказать воздействие на поведение слова в процессе коммуникации. Такое пристальное внимание к онтологии мира позволяет рассматривать язык-объект когнитоло-гии как естественную, нестрогую, систему, потому что в нем отражен окружающий мир, динамичный, постоянно меняющийся. Имманентная лингвистика в силу закономерностей своего устройства систематизирует язык в русле классических аристотелевых категорий, допускающих по отношению к языковой единице лишь одно из двух альтернативных решений: правило или исключение. И способность когнитологии проявлять гибкость, упорядочивая, категоризуя мир на естественных, прототипических, основаниях, представляя его в переходах и полутонах [4] -это еще одна сильная сторона когнитивной науки о языке, которая позволяет увидеть хорошо известные факты языка в новом свете. Когнитивный подход к языку является основой новой парадигмы знания и может помочь не только точнее постичь содержательные глубины языка и в итоге адекватнее изучить его, но также глубже и тоньше познать внутренний мир носителей языка и действительность, окружающую их, так как «.язык ничего не придумывает, а выражает глубинные смыслы бытия» [5].
Классическая имманентная лингвистика в терминах А. Е. Кибрика [6] - это «что-лингвисти-
