CC BY
13
Глобализационный культурный процесс и образование
В.А. Ремизов
доктор философских наук, профессор МГУКИ
В современном мире все с большими скоростями и с большими объемами набирают темпы глобапизационные процессы. Они разворачиваются, образуя одновременно две тенденции: эволюционную и стихийную. Если первая тенденция вполне однозначна, то вторая противоречива. На этнонациональном уровне она тормозится, ограничивается, оттесняется стремлением к
этнокультурной самобытности, а на мегауровне (общемировая тенденция) ее масштабы расширяются, что порождает ряд вызовов, которые отражаются и на образовательном процессе.
Прежде всего, это касается проблемы культурной самоидентификации, самоопределения наций и народов. Культурная глобализация покушается на материнскую «культурную матрицу»,
Культура и образование
разрушает традиционный уклад жизни, сбивая их, порождая «идентификационную агрессию», «тотальный релятивизм» культурных ценностей, замешанных на ауре постмодернизма. Ярче всего это демонстрирует «вестернизация» масскульта. Однако это проявляется и в сфере образования. Оно связано с разработкой всеобщих образовательных стандартов и с их огульным навязыванием. Таким образом, Болонский процесс способствовал образовательной унификации в европейских странах. Не случайно, несмотря на подписанное соглашение, его активно «тормозят» и Германия, и Франция, и Англия, и другие страны. Ну, а для России Болонское соглашение стало притчей во языцех. Сегодня уже вполне ясно, что тотальная унификация образования пагубна. Стандартизация вполне возможна в деталях, но когда она не учитывает традиций, специфики стран, менталитета народов, их нужды - тогда она не только регрессивна, но может обретать характер образовательного тоталитаризма. Именно так, например, оборачивается языковая стандартизация в многонациональной Украине или в Прибалтийских странах, когда политика оказывается выше культуры, и закрываются (почти запрещаются) русскоязычные школы, детские сады, библиотеки, телевизионные и радиовещательные каналы, театральные учреждения. В данном случае, быть может, проявляется не столько проблема самоидентификации (хотя она базовая), но и «побочный продукт» культурной глобализации - «языковая агрессия». Для России, например, это связано с англоязычной интервенцией через СМИ, экономику, Интернет.
Конечно, коренные языки нации (этноса) научились перерабатывать эту интервенцию, но такое явление, как Интернет, породило целое «виртуальное поколение», у которого свои ментальные матрицы, свое мировидение, свой язык и мышление, свой виртуальный мир. Не говоря о психопроблемах, обозначим то, что образовательно-ориентированный потенциал у индифферентного к этнонациональным проблемам Интернета очень велик. Заметим и то, что задающие базы Интернета сосредоточены в основном в одном государственном пространстве. Конечно, Интернет-сети развиваются. Но данная реальность хранит и порождает пока целый ряд проблем, обладая, безусловно, огромными информационно-образовательными функциями.
Культурно-глобапизационные процессы особенно жестко воздействуют на духовную жизнь стран и народов. Они размывают структуру духовных ценностей, подменяют их иными смыслами, навязывают «свое», искажая национальный менталитет, душу народа. Так, например, известна «общинная», «коллективистская» и в то же время «женская» (H.A. Бердяев) душа русского народа. Но ему настойчиво навязывается крайний индивидуализм, бездушие, отторжение от «общего дела» (Вл. Соловьев). Это уже зафиксировала гуляющая среди значительной части русской молодежи западническая установка: «Это твои проблемы». Это обернулось явлением «шараханья» от одних ценностно-оценочных парадигм в преподавании истории в школах, вузах к другим. Так, в недавнем прошлом все связанное с «красными», с «революцией», с «советским» возвеличивалось, ставилось в пример. Сегодня это происходит с «белыми». Вместе с тем и первые, и вторые совершили много вполне осознанных и неосознанных ошибок, преступлений и отступлений, справедливостей и несправедливостей. Был и «белый террор», и «красный террор». Был и героизм Чапаева, но был и героизм Деникина; были виселицы Колчака, но были и казни от Буденного, Фрунзе и т.д.
Глобализация в данной сфере способна также обретать характер нового мифотворчества. Так, например, используя мощный парк своих
а
СМИ и «фабрик искусства», США довольно успешно навязывают миф о том, что это именно они чуть ли не в одиночку разгромили фашистскую Германию в 1945 году, а решающий вклад в этот разгром Советской армии ими вообще замалчивается.
А как реагировать на косвенное проявление глобализации искривленного просветительства, когда чуть ли не 50% молодежи современной Японии считает, что атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки сбросили не американцы, а... русские?
Подобным же порождением глобализации просвещения через СМИ и литературу стали мифы о «русской мафии», «о русской энергетической угрозе»; о том, что «русские идут», о том, что Россия хочет «перекроить Европу» и т.д. Как тут не вспомнить знаменитое стихотворение русского поэта Е. Евтушенко «Хотят ли русские войны?», где он говорит о том, что сознанию народа, у которого в каждой семье
были погибшие в боях Великой Отечественной войны 1941-1945 годов, война противна, ибо оно сохраняет чувство непреходящего горя, трагедии, утрат и потерь.
Важнейшей стороной глобализации выступает и этнокультурный процесс, который в Европе получил название «метисизация». На этой базе, как представляется, в значительной мере сегодня в мире произрастает крайне опасный культурный (религиозный, традицио-нальный, бытовой) фундаментализм. Причем он повсеместно рассматривается этническими объединениями как своего рода «охранительный пояс» локальной культуры, тогда как ее «культурная периферия» всегда маргинальна, открыта для контактов и конформизиро-вана. Здесь можно вычленить такое явление, как «культурный» (духовный, прежде всего) сепаратизм по отношению к государственно-образующей культуре. Данное явление ярче всего проявилось в 2007 году во Франции.
Культура и образование
■
Эти события показали, что миграционные поселения только функционально вливаются в страну проживания, но духовно остаются в своей скорлупе, в изоляции. Более того, это население занимает воинственные позиции по отношению к «католической» Европе. События во Франции подвергли сомнению утверждения о всеядности глобалистского тезиса «толерантности». Действительно, если мы говорим, что у терроризма, у преступности нет ни религии, ни национальности, то при чем тут «толерантность»? И еще замечание в связи с этим по отношению к образованию. На фоне этнокультурной метисизации возникает и произрастает «культурный эгоизм», суть которого состоит в требовании преференций этнонациональным группам во что бы то ни стало и в большей степени, чем, скажем, государственно-образующему этносу. Удивительно, когда в США возникают ситуации с требованием убрать рождественскую «католическую» елку от окна мусульманина или буддиста, тогда как католику такое в отношении, скажем, изображения Будды не позволяется априори. Это же обстоятельство связано и с требованием права арабских девушек носить хиджаб в школах и вузах. Представляется, что здесь дело не только и не столько в религиозных нормах, сколько в желании выделиться специально, в обособительных претензиях и в какой-то мере претензии на возвышение над остальными. Не случайно французское общество отвергло данное этнокультурное требование. Однако в целом явление метисизации в своем историко-культурном контексте содержит гораздо большую проблему. Ее вполне можно связать хотя бы с концепцией русского этнографа, историка и культуролога Л.Н, Гумилева о «пассионарности» этносов (работа «Этногенез и биосфера Земли»).
Американский ученый С. Хантингтон в книге «Кто мы?» также ставит вопрос об обновлении народов, этносов, связанных с их творческим, деятельностным потенциалом.
Не объективная ли здесь формируется картина? Не формируются ли на наших глазах новые этносы? Не складывается ли и новый менталитет у изменяющихся этнонационапьных
пока только групп? Но что будет в историческом завтра, если тенденция станет набирать обороты? А ведь признаки такого положения дел налицо и в Германии, и во Франции, да и в России, не говоря уже о Соединенных Штатах Америки.
Однако, возвращаясь к вызовам культурно-глобализационного мирового процесса, заметим, что на фоне всех его противоречий возникает особая реакция людей, заключающаяся в эмоционально-чувственной напряженности. Она отливается в социально-культурное явление аномии, связанное с утратой четких, прежде всего моральных, нравственных норм. Это, в свою очередь, откликается взрывом непредсказуемой жестокости, озлобленности, преступности. Как ни горько говорить, но Россия, резко отказавшись от прежних норм и не успев еще в полной мере обрести и освоить общемировые стандарты и новые нравственные опоры, сегодня оказалась в положении, когда каждый пятый взрослый гражданин «прошел» через тюрьму, когда Россия вышла на первое место в мире по числу убийств, находится в пятерке стран мира по количеству суицидов на душу населения, когда семья стала криминальной зоной, когда мат, нецензурщина, а с нею и хамство, агрессивность стали нормой жизни населения, а страна погрязла в коррупции. Последнее явление, по оценке правоохранительных органов, в первую очередь поразило образовательную систему. В этих условиях падает качество содержания обучения, обезличивается само образование как данность, как необходимость, как условие карьерного роста, жизненного блага, атрибута личности. Дети с первых шагов школы оказываются под спудом эмоциональной неготовности к образовательному труду, они слабо корректируются. У почти 100% детей проявляются генетические, физические и психологические недостатки, предопределенные эмоциональными отклонениями родителей: перевозбужденность, неуравновешенность, психическая неустойчивость; сколиоз, вербальные затруднения, слабое зрение; участились случаи аутизма, олигофрении.
Но эмоциональное неблагополучие порождает и детскую беспризорность. Прискорбно произносить, но в современной России тысячи беспризорных детей. Это становится национальным бедствием. А сколько эмоциональное отторжение от общества порождает алкоголиков (и мужчин, и женщин), бомжей, нравственно опустившихся обывателей!
Не секрет, что эмоциональное состояние тесно связано с рациональным миром личности. Глобализация, порождая эмоциональное смятение или разочарование в идеалах, смыслах бытия, порождает не только «социальный уход», но и интеллектуальный - в форме специфического явления, которое можно назвать духовным маргинапизмом. Суть его в том, что личность отказывается или отторгается от этнонационапьных (общественно признанных) норм-целей и норм-идеалов в силу условий проживания, окружения и языковых трудностей, но и недостаточно (поверхностно) вживается и в иноязычные (иногосударствен-ные) ценности. Таким образом, личность существует во все углубляющемся духовном «разломе» (А. Ахиезер), а система национального обучения и воспитания нейтрализуется, не принимается ее объектом.
Сегодня говорят о «человеке мира», о Земле как о доме для всех и во всех ее уголках. Да, это теоретически так. Но чувство Родины, отчего края, семьи, своего сообщества - неистребимо в человеке и именно делает его личностью. Человек мира, знаменитейший баритон Д. Хво-ростовский, по словам его супруги, всякий раз не может сдерживать слез, когда прилетает в Шереметьево, при виде родных его сердцу белоствольных берез, хотя формально его дом сегодня не в России.
Есть еще один «вызов» современной культурной глобализации. Имеются все основания утверждать, что параллельно с обществом потребления в современную эпоху разрастается и модель «общества гедонизма». Но ведь бессмысленный поиск удовольствий выхолащивает человека, он отторгается от творчества, от поиска истин, от обучения, занижа-ясь до «сенситивного существа» (П.Сорокин). Известно еще со времен Древнего Рима, что
лозунг «Хлеба и зрелищ» - это ворота на дорогу культурной энтропии сообщества людей, он порождает личность «свободную» от долга, чести, ответственности, совести. И совершенно справедливо указывал митрополит Кирилл на одном из европейских форумов, что право нельзя отрывать от морали, от нравственности, иначе личность настолько рационализируется, что оказывается неспособной даже к сопереживанию, а это, как известно, одна из важнейших характеристик человека как 1~юто-8ар1епз-Барюлв, как «человека - для» гуманистического существования, в котором одним из важнейших выступает принцип «благоговения перед жизнью» (А. Швейцер).
Своеобразный «вызов» культурной глобализации мира связан со свободной (или достаточно свободной) социокультурной миграцией людей. В анализируемом контексте это связано, прежде всего, с интеллектуальным переливанием, с проблемой «утечки мозгов». Глобализация порождает и другое.
На пороге уже стоит проблема здоровой конкуренции вузов. Вместе с глобализацией где угодно могут появиться филиалы таких престижных вузов, как университеты Кембриджа, Оксфорда, Сорбонны, Гарварда. Плюс к этому - дипломы не государственного, а вузовского образца.
Все это ужесточит конкуренцию вузов, предъявит повышенные, совершенно новые требования к уровню преподавательского состава, к программам обучения, к методике и структуре образовательных курсов и специальностей. Все перечисленные проблемы («вызовы») глобали-зационного культурного процесса обозначают его остов, его скелет. Но из данного анализа проясняется его сложная, противоречивая структура и содержание.
В своем анализе автор умышленно не останавливался на положительных тенденциях, ибо ставил задачей обозначить «узкие» места, заострить внимание на тех культурных «вызовах» (А. Тойнби), которые формируют «напряжения», преодоление которых во многом определяет реальные культурно-глобализационные явления, активно воздействующие на образование.
