CC BY
370
НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕЯ И НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕОЛОГИЯ В КОНТЕКСТЕ УСТОЙЧИВОСТИ ЭТНОКУЛЬТУРНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ
Кенан АЛЛАХВЕРДИЕВ
кандидат философских наук, доцент, заведующий кафедрой международных отношений Азербайджанского университета туризма и менеджмента (Баку, Азербайджан)
АННОТАЦИЯ
Рассматривается связь между «национальной идеей» и «национальной идеологией» и их влияние на
этнокультурную идентичность народов в контексте противоречивых процессов современного этапа глобализации.
{
КЛЮЧЕВЫЕ национальная идея, национальная идеология, СЛОВА: этнокультурная идентичность, глобализация.
\ -¿У
Введение
Цель исследования — анализ взаимосвязей между национальной идеей, национальной идеологией и этнокультурной идентичностью и соотношения этих трех категорий. Толчком к написанию данной статьи стали украинские события 2014—2015 годов, превратившиеся в своего рода олицетворение идеи: для одних это была идея неотвратимости реанимации так называемого «русского мира» (по сути говоря, идеи этноцивилизационной «миссии» славян-ско-русского то ли прото-этноса, то ли будущего суперэтноса — в зависимости от политических предпочтений носителя и интерпретатора идеи), для других — идея справедливой защиты «украинства» (т.е. национально-гражданской идеологии) или пресловутого «европейского выбора» (уникальной кросс-этнокультурной идентичности).
Даже такое простое и крайне усеченное перечисление компонентов политического, культурного и этнического ракурса украинской трагедии показывает возможность возникновения их различных конфигураций в обозримом будущем. Какие из этих возможных вариантов реализуются в виде гегелевской «разумной действительности», какие обречены на «размен фигур» в ходе «большой игры» на «великой шахматной доске», а какие станут жертвой исторического забвения, — сегодня, наверное, не возьмется спрогнозировать ни один уважающий себя эксперт.
Ясно только одно: в эпоху противоречиво глобализирующегося мира все три этих аспекта этнополитической и культурной жизни народов настолько тесно взаимоувязаны, что артикулировать их порознь просто невозможно.
Учитывая все вышеизложенное, постараемся обозначить наш подход к проблеме «триединства» национальной идеи, идеологии и идентичности, задав себе и читателям три простых вопроса.
Национальная идея и национальная идеология: инструменты или этапы нациестроительства?
Говоря о роли национальной идеи в жизни общества, российский академик Н.Н. Моисеев подчеркивает: «Без представления о национальных идеях, без определенного видения перспектив любому народу выжить очень трудно, а сохранить культуру — невозможно. Общество, народ становятся беззащитными»1. Трудно с этим не согласиться, однако разброс мнений о том, что же такое национальная идея, слишком широк. А если учесть, что у большинства наций содержание и сама философия национальной идеи жестко коррелируют с исторической ретроспективой и текущим политико-экономическим форматом, геополитическим контекстом, и т.д. и т.п., это разнообразие увеличивается в разы.
Попробуем проиллюстрировать это на конкретном примере одной лишь национальной идеи в одной отдельно взятой стране — идеи «азербайджанства». Можно выделить три доминанты, на которых базируются представления о ее роли и функции в современном Азербайджане:
Доминанта стратегии национального развития. Согласно официальной точке зрения, национальная идея как основной элемент модернизации азербайджанского социума будет служить важной составляющей формирования в Азербайджане новой политической культуры.
Доминанта стратегии геополитического развития. В данном контексте можно заметить, что лишь немногие участники современного дискурса отождествляют идею «азербайд-жанства» с идеей так называемого «Большого Азербайджана». Для большинства очевидно, что муссирование подобного рода проектов лишь обостряет межэтнические и межгосударственные отношения в регионе и втискивает возможный вектор национальной идеи в прокрустово ложе радикального национализма.
Доминанта стратегии обеспечения национальной безопасности. Часть политико-экспертного сообщества несколько по-иному интерпретирует сущность национальной идеи, рассматривая ее сквозь призму решения актуальных задач обеспечения национальной безопасности. Для такого подхода чрезвычайно показательно утверждение политолога Р. Гусейнова: «У нас нет самого главного — общенациональной идеи, которая поставлена на вооружение государства и в виде четкой программы претворяется по всей стране. Я думаю, что борьба за возвращение оккупированных азербайджанских земель должна стать самым сильным объединяющим стимулом для нашего народа»2.
1 Моисеев Н.Н. Россия на перепутье // Социально-гуманитарные знания, 1999, № 4. С. 173—174.
2 Гусейнов Р. Азербайджану необходима общенациональная идея [http://www.nedelya.az/articlen. php?catno=0100014#1], 17 октября 2008.
Представляется, что в условиях Азербайджана такая многоплановость в понимании сути национальной идеи вполне приемлема. Ведь речь идет о стране, в которой только-только стала заметна смена тренда с этнизации политики на огосударствление этничности. Более того, нам кажутся не соответствующими исторической действительности расхожие рассуждения о том, что национальная идея — явление, характерное лишь для развивающихся стран, в частности для постсоветского пространства. А вот в развитых демократиях, дескать, никто не за-морачивается на тему, есть ли у них национальная идея или нет.
Думается, с этим трудно согласиться, поскольку само существование феномена национальной идеи и его многовекторность подтверждаются при обращении к общеизвестным идеям-клише практически у всех народов: американского — от отчеканенного в формуле «God bless America» осознания возложенного на его плечи бремени «божественного Провидения» до современной идеи-фикс сохранения на века «американского превосходства» над остальным миром; русского — от идеи-фобии последней крепости-оплота православного мира («Москва — Третий Рим, а четвертому не бывать») до рецидивов неоимперских «евразийских» проектов; еврейского — от библейской «богоизбранности» до современной «абсорбции рассеянного по всему миру еврейского народа»; китайского — от «срединности Поднебесной» до стратегической цели XXI века «сосредоточения на себе» и т.д. и т.п.
Да и в новейшей истории европейских народов и их главного детища — Евросоюза отчетливо видно, как они, отбросив в сторону одряхлевшую идею о «миссии белого человека», теперь буквально молятся на свою новую идею-фикс — мультикультурализм, который якобы чудесным образом спасет их страны от нахлынувших на них проблем.
Даже из столь краткого исторического экскурса можно сделать вполне обоснованный вывод: национальная идея в обобщенной форме отражает доминирующие в национальном сознании представления об исторической судьбе народа, его культурной миссии в мире и т.д.
Еще более запутанным выглядит в литературе вопрос о национальной идеологии, ее смысловом содержании и соотношении с национальной идеей.
Если нет национальной идеи, то не сформируется и национальная идеология. Значит, не может быть концепции государственной национальной политики. Значит, в полиэтничном государстве будут возникать коллизии на этноконфессиональной и иной почве между титульной нацией и национальными меньшинствами. Значит, в такой стране будет ущербной национальная политика3. В литературе предлагается также не путать, не отождествлять национальную идею и национальную идеологию. И если национальную идею можно охарактеризовать как стратегию, то идеология — это тактика, которая способствует реализации идеи. Идеология — это методы и средства распространения национальной идеи в обществе. Она проводник национальной идеи4. Примерно в той же плоскости лежат размышления на эту тему историка Э. Исмаилова: «Национальная идеология — это более широкий аспект проблемы, охватывающий не только сугубо идеологические вопросы, но и проблемы экономики, политики, этики, эстетики — всего, что окружает людей. А национальная идея сосредоточена на одной проблеме — признании азербайджанцев как отдельного, сугубо индивидуального феномена, самобытного народа, который занимает свою нишу в общей палитре этнической карты мира»5.
Тем не менее следует признать, что среди экспертов до сих пор нет консолидированной точки зрения по этому вопросу. К примеру, азербайджанский исследователь А. Исмаилов при-
3 См.: ГусейнзадеР. Азербайджанство — одна из форм патриотизма [http://ethnoglobus.az/index.php/vse-novosti/ item/ 478], 8 января 2015.
4 См.: Мехтиев Р. Современный Азербайджан как воплощение национальной идеи [http://1news.az/ analytics/20110519053419632.html], 19 мая 2011.
5 Бакинский рабочий, 18 июня 2011.
ходит к выводу, что национальной идеологии нет и не может быть — это нонсенс, нелепость или самообман, — а может существовать лишь национальная идея6. Другие авторы занимают еще более радикальную позицию, утверждая, что попытки формировать в номенклатурном порядке некую национальную идею и национальную идеологию, строить на этом особую политику и императивно навязывать это всему обществу — издержки тоталитарной системы власти7.
Из суммы изложенного материала можно вывести по меньшей мере две основные теоретические конструкции. Согласно одной из них (условно назовем ее «реалистической»), в ходе исторического процесса, и прежде всего социально-экономического, закономерно возникают и его духовно-политические составляющие — национальная идея и национальная идеология. Поскольку об этом достаточно подробно говорилось выше, отметим лишь два возможных варианта трактовки этих конструкций. В первом указанные компоненты национального бытия складываются поэтапно, в определенной последовательности: сначала национальная идея (функция формирования национального единства), а затем национальная идеология (функция консолидации сложившегося единства). Во втором варианте упомянутые компоненты складываются параллельно, как две половинки единого целого, выраженные в политическом лексиконе в категориях «стратегия — тактика».
Согласно другой теоретической конструкции, получившей широкое распространение в западной классической этнополитической литературе и базирующейся на парадигмах «инструментализма» и «конструктивизма», национальные идеи выступают первичными по отношению к самой нации. Данная позиция наиболее выпукло выражена в знаменитом афоризме Э. Геллнера: «Не нации создают национализм, а национализм создает нации»8, поскольку «нации — это продукт человеческих убеждений, пристрастий и наклонностей»9. При этом различные интерпретации этого подхода указывают в качестве доминанты в формировании национализма (а следовательно, и нации) неприкрытый волюнтаризм (У. Альтерматт)10, некую политическую программу (Э. Хобсбаум)11, интеллектуальные элиты (М. Хрох)12 и т.д.
Однако сам принцип примата национальной идеи как формообразующего атрибута некой «воображаемой общности» над всеми остальными компонентами нациестроительства часто подвергается критике. Так, по словам известного английского исследователя Э. Смита, «нации не появляются из ничего», так что исследователи, «беря идеологию за первостепенный объяснительный принцип, ... игнорируют или упускают из виду важность тех процессов формирования нации, которые в определенной степени независимы от функционирования националистических идеологий»13. Неудивительно, что в работах К. Дойча, одного из наиболее известных немецких политологов, содержатся хотя и немарксистские, но вполне материалисти-
6 См.: ИсмаиловА. Не национальная идеология, а национальная идея [www.1news.az.], 30 сентября 2009
7 См.: Гулиев З. Опасные игры в национальную идею [http://minval.az/author/219/#sthash.dJGtO4wf.dpuf], 29 апреля 2013.
8 Геллнер Э. Нации и национализм. М.: Прогресс, 1991. С. 127.
9 Там же. С. 35.
10 См.: Альтерматт У. Этнонационализм в Европе. М., 2000.
11 «Национализм — это политическая программа и по историческим меркам явление довольно недавнее. С его точки зрения, группы, определяемые как «нации», имеют право и, стало быть, обязаны формировать территориальные государства того стандартного образца, который утвердился со времен Французской революции» (Хобсбаум Э. Принцип этнической принадлежности и национализм в современной Европе. В кн.: Андерсон Б., Бауэр Б., ХрохМ. и др. Нации и национализм / Пер с англ. и нем. Л.Е. Переяславцевой, М.С. Панина, М.Б. Гнедовского. М.: Праксис, 2002. С. 334).
12 См.: ХрохМ. От национальных движений к полностью сформировавшейся нации: процесс строительства наций в Европе. В кн.: Андерсон Б., Бауэр Б., ХрохМ. и др. Указ соч. С. 121—145.
13 Смит Э.Д. Национализм и историки. В кн.: Андерсон Б., Бауэр Б., Хрох М. и др. Указ соч. С. 255.
ческие выводы (через исследование системы коммуникаций) о том, что процесс формирования нации явился следствием индустриальной революции14.
В контексте данного исследования нам ближе концепция другого теоретика национальных отношений — уже упоминавшегося Э. Смита, который говорит об «этнических корнях национализма», подразумевая, что этничность формирует благоприятную почву для усвоения народом националистической идеологии, но толчок к зарождению национализма дают другие факторы15.
Резюмируя представленные в литературе подходы, можно выделить два основных, де-терминантных фактора складывания национальной «идеи — идеологии» — этнический и этнокультурный. Нам представляется, что они не альтернативны друг другу, а, напротив, взаи-модополняющи. Чтобы могла сложиться национальная идея, должен уже существовать некий прототип нации — этническая общность, которая и вырабатывает такую идею на базе собственной этнокультурной идентичности, прежде всего общности языка и культуры.
Мы полагаем, что национальная идеология как синтез связанных друг с другом национально-этнических идей фиксирует осознание нацией (этносом) своей социально-этнической общности как единого организма, взятого в совокупности ее рационально-ценностных и эмоционально-чувственных характеристик. Национальная идеология, будучи результатом систематизации и обобщения политической элитой национальных интересов, выступает фундаментом для самоопределения людей в социально-политической и духовной жизни. В этом контексте, несмотря на то что в содержании национальной идеологии сохраняется ее генетическая основа, то есть этнически окрашенные базовые идеи, постулаты и ценности, возможны несколько векторов трансформации:
— абсолютизация этнического компонента в национальной идеологии, либо в форме национализма, либо в форме так называемого макронационализма. Их позитивные и негативные стороны прекрасно освещены в классических работах Луиса Снайдера «Глобальный микронационализм: автономия или независимость?»16 и «Макронационализм: история «пан»-движений»17. Кстати, в последней работе специально рассматривается и «тюркская дилемма»: паноттоманизм, пантюркизм и пантуранизм18;
— превалирование социально-политического компонента в национальной идеологии, когда отдельные национально-этнические идеи интегрируются в политическую идеологию единой государственности, то есть национальная идеология трансформируется в государственную идеологию, в своего рода инструмент реализации интересов всего полиэтничного народа.
Как видим, при любых конфигурациях взаимосвязь национальной идеи и национальной идеологии выстраивается на модусе этничности. И, видимо, не столь уж важно, из какой именно трактовки этничности исходить — толковать ли ее как врожденное качество человека, систему поведенческих стереотипов, как общую символическую среду и т.п., как это делается в
14 Cm.: Deutsch K.W. Nationalism and Social Communication: An Inquiry into the Foundations of Nationality. Cambridge, Mass., 1953.
15 Cm.: Smith A. Theories of Nationalism. L., 1971; Он xe. Nationalism in the Twentieth Century. Oxford, 1979; Oh xe. The Ethnic Revival in the Modern World. Cambridge, 1981; Oh xe. The Ethnic Origin of Nation. Oxford, 1986; Oh xe. National Identity. L., 1991.
16 Snyder L.L. Global Mini-Nationalisms: Autonomy or Independence (Contributions in Political Science). Westport, Connecticut; London, England: Greenwood Press; First Edition, 1982.
17 Snyder L.L. Macro-Nationalisms. A History of the Pan-Movements. Westport, Connecticut; London, England: Greenwood Press. 1984.
18 Cm.: Ibid. P. 114—128.
разных существующих сегодня дефинициях. Главное, что именно она обеспечивает регуляцию социального поведения индивидов, способствует удовлетворению их потребности в психологической устойчивости и определенности, социализации тех ценностей, которые присущи данной этнической среде.
Итак, признание этничности в качестве первоосновы складывания связки «национальная идея — национальная идеология» раскрывает механизм мобилизации людей для достижения определенных целей. Таким образом, складывается цепочка детерминаций развития по спирали имманентно присущего данному народу этнонационального качества: «этнич-ность — этнокультурная идентичность — этносоциальные потребности и интересы — национальная идея — национальная идеология — нация-государство как развитый этносоциальный организм».
Однако здесь заложен еще один, крайне важный для понимания проблемы аспект: временные характеристики формирования национальной идеи и национальной идеологии сильно зависят от конкретной матрицы их субстанциональной основы. Думается, что оба эти компонента следует развести во времени, прежде всего потому, что они включены в разные этапы формирования нации как субъекта исторического процесса. Национальная идея чаще всего представляет собой некий непосредственно вытекающий из этнокультурной идентичности народа (этноса) своеобразный «лозунг-мечту», весьма смутную по своим очертаниям, однако достаточно четко указывающую ее направленность на превращение этноса в нацию. В отличие от нее национальная идеология выступает как вектор мобилизации уже сложившейся или складывающейся нации на пути ее превращения в полноценный этносоциальный организм, то есть на пути сращивания нации с государством. Естественно, что различные исторические модусы и разные исторические этапы нациестроительства будут определять и дифференциацию содержания указанных феноменов.
Этнокультурная идентичность — выбор истории или политики?
Если в вопросе с этничностью как набором объективных характеристик взаимодействия определенной замкнутой социальной группы с окружающей средой имеется некая определенность (территория и этноним — это осязаемые реальности), а национальная идея и национальная идеология представляют собой различные этапы развития этого качества, то раскрыть природу этнокультурной идентичности народа намного сложнее — является ли она примор-диальной или «избирается» этнической группой под воздействием конкретной совокупности внутренних и внешних факторов, то есть исторически ситуативна.
В самом общем виде этнокультурная идентификация может быть определена как соотнесение индивидом себя с той или иной социокультурной группой (в данном случае — этносом/нацией), осуществляемое на основе подражания, принуждения или свободного осознанного выбора.
Однако даже в такой слишком общей характеристике феномена этнокультурной идентификации заложено достаточно глубокое противоречие между ее составляющими: если формирование этничности и, соответственно, этническая идентификация по своей природе являются процессом эволюционным и изменение какого-либо из его компонентов еще не ведет к смене этнического самосознания, то процессы культурного самоопределения можно скорее отнести к этнотрансформационному типу: здесь изменения происходят более динамично и, потенциально, быстрее приводят к смене первичного культурного архетипа. Именно поэтому многие
авторы определяют проблему идентичности, наряду с глобализацией, в качестве основных вызовов современной эпохи19.
Глобализация, разрушая межгосударственные и межнациональные перегородки, активизирует у подверженных ей народов процессы «самозащиты», поиск своего рода «убежища». Как образно отмечает Э. Гидденс, «когда влияние традиций и обычаев в мировом масштабе ослабевает, меняется и сама основа самоидентификации — ощущение себя как личности. В традиционных условиях такое ощущение поддерживалось за счет стабильности социального положения индивида в рамках сообщества. Когда же традиции теряют силу и преобладает свободный выбор образа жизни, это не может не затронуть каждого человека. В таких условиях он должен гораздо активнее, чем раньше, создавать и воспроизводить собственную идентичность»20.
Поскольку спектр вариантов воспроизводства этнокультурной идентичности достаточно широк, отметим лишь наиболее часто используемую нами классификацию их типов:
1) нормальный, когда образ своего народа воспринимается носителем идентичности как положительный и потребность в идентификации определяется типом личности и ситуацией;
2) этноцентрический — характеризуется некритичным восприятием собственного этноса как одной из приоритетных ценностей и элементами этноизоляционизма;
3) этнодоминирующий, когда принадлежность к этносу является доминантной ценностью человека;
4) этнический фанатизм — крайняя форма этнической идентичности, доведенная до возможности самопожертвования;
5) этническая индифферентность — равнодушие к собственной идентичности;
6) этнонигилизм как космополитизм;
7) амбивалентная этничность — явно не выражена и обычно наблюдается в смешанной этнической среде21.
Мы не ставим своей задачей изложение и комментирование исторических примеров тех или иных типов этнокультурной идентичности, однако факт остается фактом: в основе данного феномена этнонациональной жизни, изначально вытекающего из оппозиции «мы — они», лежит поиск народом своего «я» в историческом процессе.
Так, с момента обретения национальной независимости в азербайджанском обществе не прекращаются дискуссии (научные, околонаучные и общественно-политические) в попытках дать ответ на вопрос кто мы? Вся палитра мнений сводится, по сути, к обоснованию двух тезисов.
> Мы — тюрки, и «национальную идею Азербайджана невозможно сформировать, не вернув государствообразующей нации ее истинное и законное самоназвание «Шгк» (тюрк)22.
19 См.: Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. М., 1996;Хантингтон С. Кто мы?: Вызовы американской национальной идентичности. М., 2004; Михайлова М.А. Этнокультурная идентичность в условиях культурной глобализации [http ://cyberleninka.ru/article/n/ etnokultumaya-identichnost-v-usloviyah-kultumoy-globalizatsii].
20 Гидденс Э. Ускользающий мир: как глобализация изменяет нашу жизнь / Пер. с англ. М.Л. Коробочкина. М., 2004. С. 63.
21 См.: Садохин А.П. Этнология. М.: Гардарики, 2002. С. 134—135.
22 См.: Алекперли Ф. Национальная идеология Азербайджана // Зеркало, 8 августа 2009.
> Мы — азербайджанцы, и в условиях глобальных изменений важно сохранить национальные традиции, обычаи, язык, культурные и иные особенности народа.
Ряд авторов пытается противопоставить эти два тезиса, другие — совместить их. К примеру, цепь рассуждений Н. Джафарова по этому вопросу построена на тезисе: тюркизм стоит на фундаменте идеологии азербайджанства23.
Нам дискуссии на данную тему представляются малопродуктивными как в научном, так и в прикладном отношении. В конце концов обе наиболее распространенные модели этносоцио-культурной идентичности — этноцентрическая (некритическое предпочтение какой-либо одной этнической группы и самоидентификация индивида с ней) и этнодоминирующая (тип идентичности, при которой предпочтительность данной этничности представляется абсолютной) — не дают никаких преимуществ в плане модернизации, обновления социумов.
Гораздо важнее не выяснять, какая из моделей этносоциокультурной идентичности «правильней», а сосредоточиться на поиске такого инновационного содержания национального развития, которое позволило бы, с одной стороны, избежать социальной и культурной деградации, маргинализации населения, а с другой — органично вписаться в глобальный мир и найти в нем свое место. «Азербайджанство» является выражением национального государ-ствообразующего сознания, а вовсе не этнонационального. То есть это своего рода «надбазис», объединяющий как этнических азербайджанцев, так и лезгин, талышей, курдов, русских, аварцев, евреев, татар и т.д. Как свидетельствуют опросы, «в регионах компактного проживания национальных меньшинств национальное самосознание — азербайджанство, государственность, глобальный подход к государственным проблемам превалирует»24.
Важнейшим условием такого вектора самоидентификации выступает наличие у народа традиций этнокультурной и религиозной толерантности. Значимость толерантности в современном мире и ее роль в обеспечении безопасности и стабильности отмечалась во многих международных документах25, однако свое концентрированное изложение она нашла в Декларации принципов толерантности, принятой Генеральной конференцией ЮНЕСКО в 1995 году. В Декларации толерантность определена как уважение, принятие и правильное понимание богатого многообразия культур нашего мира, форм самовыражения и проявления человеческой индивидуальности26.
Хотя проблеме толерантности и посвящена обширная литература, до недавнего времени интерес авторов был сфокусирован главным образом на ее религиозных или религиозно-политических аспектах. Формулируя суть этого подхода, российский исследователь М.М. Гад-жимирзаев отмечает: «Этноконфессиональная толерантность (как фактор обеспечения мира и безопасности) — есть феномен, отражающий характер взаимоотношений и социально-политической деятельности субъектов политики, в том числе социальных, этнических, конфессиональных групп и отдельных граждан, выражающийся в их терпимости, взаимопонимании и согласии, оказывающих существенное воздействие на состояние защищенности личности, общества, государства и его регионов от внешних и внутренних угроз»27.
23 См.: Джафаров Н. На основе идеологии азербайджанства стоит тюркизм [http://ethnoglobus.com/index. php?l=ru&m=news&id=222].
24 ИнанджГ. Азербайджанство не этническое, а национальное сознание [http://www.1news.az/authors/84/20091 002032217102.html], 27 сентября 2009.
25 См.: Декларация о ликвидации всех форм нетерпимости и дискриминации на основе религии или убеждений, 25 ноября 1981[http://www.un.org/russian/documen/declarat/relintol.htm]; Декларация о правах лиц, принадлежащих к национальным, этническим, религиозным и языковым меньшинствам, 18 декабря 1992 [http://www.un.org/russian/ documen/gadocs/convres/r47-135.pdt].
26 [http://www.unesco.ru/files/docs/shs/decl_princ_tolerance_rus.pdf].
27 Гаджимирзаев М.М. Этноконфессиональная толерантность как фактор обеспечения мира и безопасности на Северном Кавказе: Автореф. Дисс....канд. полит. наук. Ставрополь, 2003. С. 9.
Но нас больше интересует другой вопрос: какое же место занимает этноконфессиональ-ность в этнополитических процессах в государствах Кавказского региона? Изложенная выше парадигма позволяет нам говорить о четырех важных моментах.
1. Применительно к большинству этносов, проживающих в ареале Кавказского региона, как титульных, так и малых, можно говорить о фактической незавершенности процессов этнонационального развития. Этноконфессиональность способствует завершению этого процесса, поскольку по своей природе она направлена на преодоление этнотрайбализма и субэтнической клановости, то есть стимулирует процессы этнической консолидации.
2. В силу полиэтничности Кавказа (за исключением моноэтнизированной Армении) практически во всех государствах и государственных образованиях региона остро стоит вопрос о переводе «сосуществования» ранее относительно самостоятельных малых этносов в формат новой формулы их этносоциального объединения в единый народ данного государственного образования при безусловном сохранении богатства их этнокультурного многообразия. Этот сложный этнообъединительный процесс (называемый этнологами этнической фузией) также во многом зависит от развитости форм этноконфессиональности в обществе.
3. В конце ХХ века, на этапе распада СССР, именно этноконфессиональность дала морально-политическое и социально-психологическое обоснование созданию здесь национальной государственности.
4. Для большинства полиэтничных транзитных государств, в том числе и Кавказа, эт-ноконфессиональность стала прагматичной идейно-политической базой для различных конструктов национальной идеи, национальной идеологии, национального идеала (например, идея «россиянства» или идеология «азербайджанства»). Здесь возникает принципиально важный вопрос: если развитие этносов (наций) есть лишь форма движения их к определенному идеалу (цели, программной идеологии), то насколько «национален» этот социальный идеал или же насколько «социален» национальный идеал? Мы полагаем, что мерилом здесь как раз и является этноконфессио-нальность как универсальный аккумулятор исторически развивающегося этнического, социального и духовного опыта народа.
Именно поэтому становление независимой азербайджанской государственности оказалось тесно связано с целенаправленным использованием традиций толерантности. По меткому замечанию главы Центра Симона Визенталя А. Купера, «о толерантности декларируют многие страны, это очень удобная политическая фишка, но не всем удается реально добиться ее. В этом смысле ваша страна — исключение, здесь о толерантности говорят не столь часто, она просто присуща вашим людям как национальная черта. Толерантность в Азербайджане — категория неиссякаемая»28.
Мы намеренно сконцентрировали внимание лишь на одном из составных компонентов этнокультурной идентичности — толерантности, поскольку ее наличие, отсутствие или низкий уровень во многом предопределяет доминантность того или иного из упомянутых выше типов идентичности.
В то же время следует признать, что рассмотренные выше, да и более расширенные и детализированные, описания сущностных аспектов этнокультурной идентичности не позволяют прямо и однозначно ответить на поставленный в данном разделе вопрос: в какой же пло-
28 Баку — один из немногих городов, где я свободно могу ходить в кипе // Неделя, 22 августа 2008.
скости — исторической или политической — происходит структурирование причинно-следственных связей в ходе формирования этнокультурной идентичности?
Авторская аргументация по данному вопросу может быть сведена к следующим положениям.
В процессе этногенеза практически всех народов основой складывания их этнокультурной идентичности являлось и является этническое (национальное) самосознание локальной группы индивидов, закрепленное на этнопсихологическом уровне в образах «мы» и «они». Именно на этом этапе (даже с учетом всех сильно различающихся интерпретаций данного процесса) складывается некая культурно-лингвистическая общность данной локальной группы, все более обособляющейся в определенных территориальных рамках.
Далее вступает в действие конкретное геоисторическое окружение этноса и сложившийся в мире и регионе геополитический баланс сил.
Что может стать «сакральной жертвой» глобализации: национальная идея, идеология или идентичность?
Сначала два небольших, но крайне пессимистичных по своим выводам сообщения о грядущих перспективах этнокультурного мира на планете в целом.
Влиятельная американская газета «Уолл-стрит джорнал» пишет, что, по подсчетам ученых США, к 2115 году из 6 000 существующих на Земле языков останется только около 600. Смысл статьи в том, что это обусловлено объективными обстоятельствами: под влиянием набирающих обороты процессов глобализации меньшие группы подвергаются воздействию больших сообществ и со временем перенимают их культуру, а также язык29.
И второе. По некоторым прогнозам, через 50 лет в ООН может входить уже до 400—500 государств. Если это так, то, значит, процессы нациеобразования и образования национальных государств идут полным ходом. Мы не в завершающей стадии этого процесса, а где-то в апогее. И широко распространившаяся после падения СССР идея об отмирании национальных государств является глубоким заблуждением30.
Естественно, практически любой представитель какой-либо нации (этноса) или государства вправе задаться вопросом: а что будет с нами, кем будут по своей идентичности мои внуки и правнуки через какие-нибудь сто лет? В каком государстве они будут жить? И чем нам придется пожертвовать ради достижения в будущем туманных благ некой глобальной цивилизации?
На первый взгляд существует логически несовместимое противоречие между двумя указанными выше тенденциями: с одной стороны, нарастающая гомогенизация прежде этнокуль-турно разнообразной планеты, а с другой — динамичная фрагментация политико-экономической карты мира. Однако в действительности это противоречие носит диалектический характер и коренится в самой природе современного этапа глобализации.
29 Cm.: McWhorter J.H. What the World Will Speak in 2115, 2 January 2015 // The Wall Street Journal [http://www. wsj.com/articles/what-the-world-will-speak-in-2115-1420234648?tesla=y&mod=e2fb]
30 CM.: A6dyn.amu.noB P.r. Этнопо™тсmогнs. CnE, 2004. C. 245.
Прежде всего отметим, что глобализация как усиление всемирных взаимосвязей на основе коммуникационного сближения, слияния национальных экономик в общемировую, появления новых, международных форм инфраструктуры, в свою очередь, неизбежно порождает взаимоисключающие тенденции развития. Так, на XVIII Всемирном конгрессе Международной ассоциации политической науки, посвященном проблемам глобализации, рассматривались ее противоречия: соотношение глобализации с вестернизацией и модернизацией; противоречивое соотношение глобализационных процессов с национальным суверенитетом и национальными интересами; противоречия между идентичностью и глобализацией; противоречия между развитием национального самосознания ряда небольших этносов и отсутствием у них адекватных представительных (национально-государственных) организаций в той стране, в которой они находятся, и в мире; противоречия национально-этнических отношений и сознания в эпоху глобализма; противоречия между глобализацией и миграцией; возрастание угрозы национализма и сепаратизма в условиях глобального развития31.
Но время идет, и, по нашему мнению, на данный момент такими сгустками противоречий стали следующие проблемы:
— вызовы и угрозы, порождаемые глобализацией (международный терроризм и преступность, наркотрафик, торговля людьми и т.д.), которые по своим масштабам и последствиям уже во многом перевешивают открываемые ею уникальные возможности развития;
— неопределенность взаимоотношений между национальными государствами и квазигосударственными образованиями, между этносами и наднациональными инте-гриями;
— «элитарный» характер глобализации, усиливающий неравенство и неравноправие между региональными сегментами мира: богатые страны становятся богаче, бедные — еще беднее.
Не случайно некоторые аналитики подчеркивают вероятность того, что вместо «нового мирового порядка» у человечества есть риск получить «новый мировой беспорядок»32. Как отмечает уже упоминавшийся Э. Геллнер, «это не просто игра вничью, это всегда игра на выбывание, так как большинство участвующих в ней культур неизбежно проигрывают. Культур слишком много, и если бы каждая из них образовала свое государство, то такое количество жизнеспособных государств просто не уместилось бы на Земле. Поэтому в большинстве своем культуры не смогут осуществиться в том брачном союзе между нацией и государством, заключить который призывает их националистическая теория»33.
Таким образом, как нам представляется, глобализацию можно охарактеризовать как геоисторический процесс, охватывающий с разной степенью интенсивности различные стороны общественной жизни и различные регионы мира и, соответственно, в зависимости от параметров их «качественного» состояния придающий им различные импульсы и векторы развития.
Вышесказанное дает возможность сделать вывод, что ХХ1 век пройдет под знаком усиления двух противоположных глобальных тенденций: разъединительной — в получивших широкое распространение процессах этнической консолидации и этнополитической мобили-
31 Ирхин Ю.В. XVIII Всемирный конгресс Международной ассоциации политической науки о проблемах глобализации // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Политология, 2001, № 3. С. 36— 44.
32 Veltmeyer H. New Perspectives on Globalization and Antiglobalization (The International Political Economy of New Regionalisms Series). Aldershot: Hants, UK; Burlington, VT: Ashgate, 2008.
33 Геллнер Э. Пришествие национализма. Мифы нации и класса. В кн.: Андерсон Б., Бауэр Б., Хрох М. и др. Указ. соч. С. 180.
зации и объединительной, выраженной в процессах межэтнической интеграции и поиска новых форм глобальной общности.
На наш взгляд, в указанные тенденции глобализации органично вписываются отмеченные в начале данного раздела «противоречивые» информационные блоки, говорящие о реальности грядущих тенденций, с одной стороны, к снижению на планете этнолингвистического многообразия, а с другой — к увеличению количества государств в мире.
Механизм совмещения этих двух трендов может быть представлен следующим образом. Сначала, в результате поддержки «заинтересованными» внешними акторами так называемого пробуждения локальных этнических групп, происходит парад их «национальных идей», неизбежно актуализирующих центробежные устремления отдельных этносов и территорий. При определенных условиях логическим итогом этого этапа может стать их политико-статусное, территориально-административное и иное размежевание с прежним государством. Однако довольно скоро императивы глобализации неотвратимо продиктуют наступление следующего этапа, когда уже обособившиеся территории и образованные на них квазигосударственные образования попытаются войти (или будут втянуты) в крупные региональные или макрореги-ональные объединения. Естественно, что эти объединения, наднациональные по форме, но базирующиеся на вполне конкретных этнокультурных доминантах, будут не только постепенно ослаблять суверенитет своих «новых членов», но и переформатировать их надстроечные компоненты (в том числе ценности, традиции, язык, менталитет — одним словом, всю духовную сферу).
Безусловно, указанный двуединый процесс хотя и является по своим основным параметрам универсальным, все же неоднолинеен, вариативен и сильно зависит от этнодемографи-ческих показателей конкретного этноса: его численности, уровня межэтнической дистанции, устойчивости этнокультурного кода и т.д. Более того, для некоторых крупных народов отмеченные выше тенденции глобализации, напротив, могут даже усилить позиции в интегрируемом историческом пространстве (например, китайского в Азиатско-Тихоокеанском регионе, германского — в Центрально-Европейском и т.д.).
Заключение
В рамках данной статьи мы постарались подчеркнуть особую значимость трех взаимосвязанных приоритетов: национальной идеи, национальной идеологии, проблемы идентичности.
По нашему мнению, в странах постсоветского пространства этнонациональные идеи и этнонациональные идеологии, базирующиеся на архаичной матрице этничности и осуществляющие по сути ее инструментальную (мобилизационную) и мотивационную функции, уже исчерпали себя. На настоящем этапе именно национально-государственная идеология выступает средством реализации национального идеала, определенным инструментом достижения экономических и политических целей, критерием их оценки с точки зрения соответствия или несоответствия действительным и долгосрочным национальным (этносоциальным) интересам. Разумеется, речь идет об умеющем формулировать долгосрочные цели эффективном государстве, которое, говоря образным языком древнеримского философа Сенеки, можно сравнить с кораблем: «Кто не знает, в какую гавань плывет, для того нет попутного ветра».
