М. К. Сабанеева
Глагольные валентности и центростремительные тенденции в структуре позднелатинского предложения
Елизавете Артуровне Реферовской от одной из благодарных учениц
Протороманский период не нашел адекватного и последовательного отражения в письменных памятниках соответствующей эпохи. Позднелатинские памятники представляют собой в немалой степени лишь опосредованный, приблизительный источник сведений о живой народной речи данного времени. В этих текстах отражается прогрессирующее забвение норм классической латыни, а именно: проникновение стихии устной про-тороманской речи, с разной степенью последовательности или избирательности воспроизводимой пишущими; попытки ориентации на литературную латинскую традицию со стороны мало образованных или вовсе невежественных людей, приводящие к причудливым гиперкоррекциям, становящимся своеобразными клише письменных текстов; влияние греческого и арамейского языков через переводы Библии.
Цель настоящей работы состоит в том, чтобы вскрыть некоторые направления и факторы перестройки предложения в позднелатинских памятниках, отражающих процессы, происходящие в живой протороманской речи. Как указывает Е. А. Реферовская [1966: 48], перерождение классических грамматических категорий в поздней латыни — это превращение их в нечто принципиально иное, совершенно новое.
Материалом, на котором преимущественно основано проведенное исследование, являются хроники Григория Турского и
Работа выполнена в соответствии с планом по гранту №1510.2003.6 президента Российской Федерации на поддержку научных школ.
Труды ИЛИ РАН. Том II, -часть 1. СПб., 2006.
181
Глагольные валентности в структуре позднелатннского предложения
Фредегария, поскольку лучше всего тенденции живой речи прослеживаются в письменном языке текстов на территории Франции [Norberg 1943: 23].
Как свидетельствуют языковые факты, важную роль в реорганизации предложения играют качественно новые особенности функционирования неличных глагольных форм.
1. Известно, что классический латинский оборот «аккузатив с инфинитивом» вытесняется в протороманской речи либо дополнительным придаточным с глаголом в личной форме, либо инфинитивом, зависящим грамматически от глагола в личной форме. При этом на смену пассивному инфинитиву приходит активный.
Особенно показательно вытеснение пассивного инфинитива активным в конструкциях, зависящих от глаголов волеизъявления [Реферовская 1966: 43-71].
Представляется целесообразным рассмотреть этот процесс с точки зрения соотношения семантических и синтаксических структур.
В обследованных текстах еще нередко встречаются обороты accusativus cum infinitivo, включающие пассивный инфинитив и ориентированные тем самым на грамматическую традицию классической латыни.
Beatum vero Eugenium decollari iussit (Gr. Tur., II, 3) 'Приказал, чтобы блаженный Евгений подвергся обезглавливанию'
...iobit earn cubicolum intromitti (Fr. Sch., II, 62)
'... приказывает, чтобы она была введена в опочивальню'.
Однако значительно чаще в позднелатинских памятниках встречаются структуры с активным инфинитивом. Например:
Basilicam sancti Laurenti iussit aedificare (Gr. Tur., II, 20) 'Базилику святого Лаврентия приказал воздвигнуть'.
... Сатрит pugnae praeparare deposcit (Gr. Tur., II, 27) '... повелел подготовить поле сражения'.
Sanctum, Desiderium de exilium egressum lapidare praecipit (Fr. Sch., IV, 32) 'Святого Дезидерия, вернувшегося из изгнания, предписал забросать камнями'.
M. К. Сабанеева
Замена пассивного инфинитива в составе конструкции «accusativus cum infinitivo» активной формой инфинитива сопряжена с кардинальной реорганизацией структуры предложения. Дело в том, что конструкция, состоявшая из аккузатива и инфинитива, образовывала изолированный, замкнутый в себе синтаксический блок, не выстраивавшийся в цепь последовательных синтагматических звеньев, присоединяющихся к финитному глаголу. Камнем преткновения для создания непрерывной цепи синтаксических связей была морфологическая зависимость инфинитива от семантической роли дополнения в аккузативе. При выполнении этим последним семантической роли пациенса инфинитив с ним морфологически согласовывался, принимая пассивную форму.
Это означало, что инфинитив формально подчинялся имени, которому он приписывал признак и которое семантически подчинялось действию инфинитива, испытывая таковое.
Распространение активной формы инфинитива вместо пассивной неразрывно связано с разрушением его морфологической зависимости от семантической роли имени в аккузативе.
Данная инновация позволила создать последовательность синтаксических связей «финитный глагол ^ инфинитив ^ прямое дополнение к инфинитиву». Вместо модели синтаксической связи:
iussit
I
basilicam aedificari
возникает модель последовательных синтаксических зависимостей:
iussit ^ aedificare ^ basilicam.
Синтаксические валентности оказываются отныне в полном соответствии с отношениями семантических валентностей глубинного уровня. Существенно, что замкнутый синтаксический блок accusativus cum infinitivo полностью «развязывается»; его компоненты поэтапно выстраиваются в модель зависимостей от финитного глагола.
Глагольные валентности в структуре позднелатинского предложения
Таким образом, вытеснение пассивного инфинитива активным не заключается в фонетическом переходе ¿вей соответствующей замене форм типа amari или deleri формами amare и delere. Вытеснение пассивного инфинитива активным сопряжено с глубокой перестройкой семантико-синтаксических связей в предложении.
2. Ко второй группе инноваций, оказавших значительное влияние на структуру протороманского предложения, относятся такие изменения лексической семантики глаголов, которые повлекли за собой появление при них предикатного актанта в виде инфинитива вместо актанта в виде предметного или отглагольного имени.
Привлекает внимание ряд глаголов, которые в обследованных памятниках классической латыни, а, главное, в толковом словаре А. Форчеллини встречаются только с именным дополнением, между тем как в позднелатинских текстах они употребляются в новых значениях и управляют инфинитивным дополнением.
Так, например, по свидетельству указанного авторитетного словаря, глагол praesumere употребляется в классической латыни либо с именным беспредложным дополнением в аккузативе, выражающим отвлеченное понятие (praesumere gaudiam, praesumere gloriam, т.е. 'предчувствовать радость', 'предвкушать славу'), либо с предложным дополнением в аблативе (praesumere de se 'быть самонадеянным').
Между тем в позднелатинских памятниках данный глагол употребляется в значении 'задумать, вознамериться что-либо делать', управляя инфинитивом и становясь эндогенным [Силь-ницкая, Сильницкий 1983: 29] фактором действия, обозначенного инфинитивом. Например:
.. .partem regni Gunthramni presumsit pervadere (Fr. Sch., IV, 2) '... часть королевства Гунтхрамна вознамерился захватить'
В классической латыни глагол praevalere означал 'быть сильным, крепким; иметь над кем-то (чем-то) перевес': virtute praevalet sapientia 'мудрость имеет перевес над силой'. В поздней латыни данный глагол, регулярно употребляясь с зависи-
M. К. Сабанеева
мым инфинитивом, означает 'быть в состоянии, быть способным что-либо сделать':
... cum sustenere non praevalebat, terga vertens, Aurilianes ingreditur (Fr. Sch., IV, 25) '... так как он был не в состоянии выдержать, обратившись в бегство, вошел в Орлеан'.
Как видно, глаголы, управляющие инфинитивом, реализуют значения субъективного отношения агенса-подлежащего к действию.
Глагол disponere в классической латыни означает 'расставлять', 'располагать', 'распределять' и употребляется с именами предметными или абстрактными в аккузативе: disponere vigilias 'расставлять стражу', disponere tormenta 'располагать метательные машины', disponere opus et requiem 'распределять дело и отдых'.
В поздней же латыни, управляя инфинитивом, этот глагол означает 'намереваться, решаться что-либо сделать', т. е. также обозначает эндогенный фактор действия. Например:
.. .contra Chlotarium iré disponunt (Gr. Tur., III, 28) '... принимают решение идти против Хлотария'.
Глагол tractare в классической латыни имеет следующие основные значения: tractare aliquem, aliquid 'касаться кого-либо, чего-либо'; tractare dapes 'готовить угощения'; tractare pecuniam publicam 'управлять общественным имуществом'; tractare condiciones 'вести переговоры'. Как видно, дополнение при tractare было неизменно именем (различной семантики) в аккузативе.
В позднелатинских текстах, управляя инфинитивом, глагол tractare означает 'договориться о каком-либо действии'. Имеет место коллективный эндогенный фактор. Например:
... tractantes illum die sequente interficere (Gr. Tur., III, 28) '...договариваясь о том, чтобы его на следующий день убить'.
Классический латинский глагол arripere реализовывал именную объектную валентность, выражая понятия 'схватить',
Глагольные валентности в структуре позднелатинского предложения
'захватить'. В позднелатинских текстах этот глагол имеет значение 'приступить к чему-либо', 'стремительно начать какое-либо действие'. Например:
Qui dum pacem in ipse pago vehementer arripuisset sectari, instigante parte adversa,... interficitur (Fr. Sch., IV, 43) 'Так как он в этой местности стал всеми силами придерживаться мира, по подстрекательству враждебной стороны был убит'.
Весьма вероятно, что в живой речи вместо указанных глаголов использовались другие, поскольку приведенная в примерах глагольная лексика не перешла в старофранцузский язык. Вернее всего, данные глаголы отражают попытку передать лексическими средствами классической латыни процессы, имеющие место в устной народной речи.
Расширение функциональной сферы инфинитивного дополнения предоставляет большие возможности в реорганизации предложения, поскольку инфинитив, как и спрягаемая форма глагола, может управлять прямым дополнением, в то время как имя существительное, в том числе и отглагольное, не способно управлять прямым дополнением [Золотова 1979: 43-51]. Таким образом, эволюция лексических значений целого ряда глаголов оказывается сопряженной с расширением потенциала их правой валентности и с возникновением новых синтаксических структур, исходящих от финитного глагола.
3. К третьей группе инноваций относится вытеснение герундива инфинитивом. В научной литературе имеются глубокие и детальные описания этого явления в позднелатинских памятниках [например Norberg 1943: 206-231; Реферовская 1966: 94-Ю4].
Представляется целесообразным несколько дополнить наблюдения над процессом вытеснения герундива инфинитивом, обратив внимание на то, что при герундивных конструкциях в классической латыни формально-синтаксические зависимости не совпадали с семантическими. Иными словами, имело место расхождение между семантическими и синтаксическими валентностями. Например:
... de flumine transeundo spem se fefellisse intellexerunt (С. В. G., II, X, 4) '... поняли, что утратили надежду пе-
M. К. Сабанеева
рейти реку' [дословно: 'поняли, что потеряли надежду на реку, долженствующую быть перейденной'].
Здесь существительное в аккузативе spem, являющееся предикатным актантом, управляет косвенным дополнением в аблативе de ilumine, в то время как семантически spem 'надежда' имеет валентность на предикатный актант 'переход, переправа'.
qua de causa creatus L. Manlius, perinde rei gerendae ac non solvendae religionis gratia creatus esset (T. L., VII, III, 9) 'по каковой причине был назначен Л. Манлий, как ради осуществления дела (дословно: 'ради дела, долженствующего быть осуществленным'), так и для того, чтобы не нарушалось благочестие' (дословно: 'для благочестия, долженствующего быть не нарушенным)'.
... iuraret... se patris eius accusandi Cetil S cl concilium plebes numquam habiturum (T. L., VII, V, 5) '... клялся, что никогда не заключит союза с плебеями в целях обвинения его отца'.
Как видно из примеров, герундивом обозначено действие как определение к имени, являющемуся пациенсом данного действия. Герундив согласуется с семантической ролью определяемого им имени пациенса. Будучи определением к имени, герундив обладает лишь пассивной синтаксической валентностью по отношению к определяемому имени, хотя семантически он обладает активной обязательной валентностью по отношению к пациенсу.
В обследованных хрониках Григория Турского и Фредега-рия не встретилось примеров с инфинитивом, который в романских языках заменил герундив. На исключительную редкость употребления предложного инфинитива в позднелатинских памятниках обращает внимание Е. А. Реферовская [1966: 40-43], справедливо полагая, что данное явление объясняется результатом влияния школы или собственного стремления авторов избегать сугубо разговорных конструкций, воспринимаемых как просторечие.
Старофранцузская структура с инфинитивом вместо герундива характеризуется совпадением семантической и синтаксической валентностей, поскольку теперь предлог управляет не
Глагольные валентности в структуре позднелатинского предложения
именем существительным, а инфинитивом. Показательно, однако, что на линии речи синтагма «предлог + инфинитив» оказывается в большинстве случаев разорванной, поскольку именное дополнение к инфинитиву находится по отношению к нему в препозиции, т.е. следует за предлогом. Например:
En Rocoul ot merveillous chevalier, Fort et hardi por ces armes porter
(R. de C., 126-127)
'Рокуль был замечательным рыцарем (дословно 'в Року-ле имелся замечательный рыцарь'), сильным и смелым для того, чтобы носить оружие'.
Вместе с тем вполне возможна и другая линейная последовательность компонентов конструкции. Например:
Cuites te claim mes onnors a tenir (R. de C., 234)
'Объявляю тебя имеющим право на владение моими землями'.
Здесь реализуется последовательность «прямое дополнение к инфинитиву + предлог + инфинитив».
Li jors fu devisez quant il se recueilleroient es nés... por prendre tere par force (Villeh., XXXI, 154) 'Был назначен день, когда они соберутся на кораблях... чтобы захватить землю силой'.
В последнем примере реализуется современный порядок слов: 'предлог + инфинитив + прямое дополнение к инфинитиву'.
Независимо от вариантов расположения слов на линии речи принципиально важно, что отныне имя — пациенс действия не влияет грамматически на неличную форму, обозначающую соответствующее действие, поскольку вместо герундива появился активный инфинитив. Теперь схема семантических и синтаксических валентностей совпадает. Не герундив подчинен способом согласования имени-пациенсу, а имя-пациенс подчинено способом управления инфинитиву, обозначающему действие, направленное на данное имя предмета-лица.
M. К. Сабанеева
4. Следующая синтаксическая особенность позднелатинских памятников по сравнению с памятниками классической латыни заключается в новых типах функционирования причастия настоящего времени. В научной литературе указывается, что причастия настоящего времени употребляются в латинском языке в синтаксической функции определения к имени и выражают одновременность процесса по отношению к действию или состоянию, обозначенному глаголом в личной форме [Ernout, Thomas 1953: 273; Woodcock 1959:72; Hofmann, Szantvr 1965: 386; Vaananen 1963: 149]. Авторы отмечают возникающую впоследствии возможность для причастий настоящего времени выражать действия плана прошлого. Следует, правда, подчеркнуть, что было бы правильнее говорить в таких случаях не о плане прошлого, а о предшествовании по отношению к процессу, выраженному глаголом в личной форме. Существует мнение, что подобное употребление причастия настоящего времени, наблюдаемое впервые у Саллюстия, связано с синтаксическим влиянием греческих образцов [Hofmann, Szantyr 1965: 384, 386387].
Однако оставался без внимания вопрос о том, в каких типах контекста развивается новая таксисная функция и к каким результатам это приводит.
Показательно сопоставление функционирования причастий настоящего времени в нарративных текстах классической и поздней латыни.
Рассмотрим примеры классической латыни.
Qui postquam in aedeis inrupere... dormientis alios, alios occursantis interficere (Salí. B. J. XII) 'Каковые, после того как ворвались в дом..., как спящих, так и бегущих навстречу, истребили'.
... cum procul Ambiorigem suos cohortantem conspexisset, interpreten!... ad eum mittit (B. G. V., XXXVI) '... когда вдали увидел Амбиорига, увещевающего своих [людей], направляет к нему посланца'.
lee cltlS 3. gentibus in concilio samnitium est ferociter responsum (T. L. VII, XXXI) 'послам, действующим на совещании самнитов, ... был дан сурово ответ'.
Глагольные валентности в структуре позднелатинского предложения
В данных примерах причастие настоящего времени выражает одновременность процесса с действием, обозначенным глаголом в личной форме.
Для позднелатинского повествования характерны иные употребления причастия настоящего времени. Например:
... et videns, misericordia motus est (It. 10, 30) '... и увидев, испытал сострадание'
Наес ille audiens, cum velocitate discessit (Gr. Tur. II, 7) 'Услышав это, он быстро ушел'
Cumque Taso... armam suorum foris urbem relinquens, in Ravennam fuissit ingressus... (Fr. Sch. IV, 69) il когда Тазон..., оставив оружие своих [людей] за пределами города, вошел в Равенну... '
В приведенных позднелатинских примерах причастия настоящего времени выражают не одновременность, а предшествование по отношению к действию глагола-сказуемого. Существенно, что в позднелатинских примерах причастия настоящего времени в таксисной функции предшествования определяют подлежащее (эксплицированное или имплицитное), между тем как в классической латыни причастия настоящего времени в таксисной функции одновременности определяют второстепенные именные члены предложения, что создает область действий второго плана, сопутствующих основному [Сабанеева, 2000: 69]. В позднелатинских примерах подлежащее (обычно в семантической роли агенса) предстает как своего рода ось, на которую нанизывается ряд последовательных действий, обозначенных причастием и финитным глаголом.
Показательны лексические значения причастий настоящего времени, выражающие предшествование в позднелатинских текстах. Это глаголы либо движения, либо чувственного и интеллектуального восприятия, либо эмоционального или воли-тивного состояния. При этом реализуются разные виды предшествования, выделяемые логикой: сильное и слабое предшествование. Сильное предшествование имеет место в тех случаях, когда одно действие началось и целиком закончилось до того, как наступило другое. Слабое же предшествование имеет место тогда, когда одно действие только началось до другого, но не
M. К. Сабанеева
закончилось и может в дальнейшем протекать одновременно со вторым [Ивин 1969: 117-126]. Например:
Surgens autem Joseph accepit puerum et matrem eius (It.,2, 14) 'Восстав же, Иосиф принял дитя и мать его'.
... cum fidelissimis ministris suis ab urbe Rutena egrediens, Arvernus advenit (Gr. Tur. II, 36) '... выйдя с самыми верными слугами из города Рутена, пришел в Арверн'.
Причастия, выражающие физическое движение в пространстве, относятся к классу предельных глаголов либо в силу лексического значения, либо вследствие того, что получают предел от синтаксического контекста. Так глагол percurrere 'пробегать, проноситься' приобретает предельность благодаря обстоятельству в аккузативе, ограничивающему действие локально и, вместе с тем, темпорально.
В рассмотренных примерах выражается сильное предшествование.
Поскольку чувственное или интеллектуальное восприятие, а также эмоционально-волевое состояние вполне могут продолжаться после наступления последующего действия, в соответствующих примерах выражается слабое предшествование, что может сказаться на переводе. Например:
Videns autem turbam, ascendit in montem (It., 5,1) 'Увидев (Видя) же толпу, поднялся на гору'
... haec conperiens Chlotharius filium suum direxit... (Fr. Sch., IV, 25) '... узнав (зная) это, Хлотарий направил своего сына...'
Ad ille metuens, ne propter eum iram Francorum incurrerit... vinctum legatis tradedit (Gr. Tur., II, 27) 'A тот, испугавшись (боясь), как бы из-за него не навлек на себя гнев франков, отдал его, закованного в цепи, послам'.
Aeraglius cupiens super Saracinos vindictam, nihil ab his spoliis recipere voluit (Fr. Sch., IV, 66) 'Ираклий, желая отомстить Сарацинам, ничего из этой добычи не соизволил взять'.
Благодаря указанным типам лексической семантики причастий настоящего времени между действиями, обозначенными
Глагольные валентности в структуре позднелатинского предложения
причастием и глаголом в личной форме, создается значение «стимул — реакция». Помимо отношений временного порядка [Бондарко 1996: 6-21] здесь имеет место причинно-следственная зависимость. В связи с этим целесообразно упомянуть высказывание Г. С. Кнабе [1996: 423-425] о том, что значение одновременности легко соотносится с представлением о независимости действий, в то время как предшествование всегда более или менее осложнено причинным значением, а если оно относится к будущему, то — условным значением.
Причастие настоящего времени, приписывающее глагольный признак имени в функции подлежащего, может изредка выражать временное следование за действием финитного глагола. Это связано с постпозицией причастия по отношению к глаголу в личной форме. Например:
Ео anno legati Dagoberti revertuntur nuntiantes pacem perpetuam (Fr. Sch., IV, 62) 'В тот год послы Дагобер-та вернулись, возвещая о вечном мире'.
Как видно, причастия, приписывающие признак имени — подлежащему, в отличие от причастий, приписывающих признак второстепенным именным членам предложения, могут выражать различные таксисные связи с действием финитного глагола.
Это дает, следовательно, основание утверждать, что так называемая «левая» валентность финитного глагола на подлежащее предоставляет данной синтаксической единице значительно большую структурно-семантическую автономию, чем «правая» валентность на дополнения. Подлежащее и дополнение иерархически не равноценны.
В научной литературе указывается, что латинские причастия настоящего времени в архаической латыни не имеют выраженной глагольности и лишь на более поздних этапах развития латинского языка приобретают способность сочетаться с дополнениями [Ernout, Thomas 1954: 274]. Реализация причастиями настоящего времени глагольной валентности очень характерна для языка позднелатинских памятников.
Обращает на себя внимание тот факт, что причастия настоящего времени, реализующие валентность на прямое дополнение и выражающие предшествование, синтаксически эквивалентны
M. К. Сабанеева
абсолютному аблативу с перфектным пассивным причастием переходного глагола и составляют ему конкуренцию.
Например:
At illi... Traguilanem interfecerunt gladio, ipsam quoque caedentes in domo matris duxerunt (Gr. Tur. III, 31) 'A они... убили мечом Трагвилана, ее же, избив, привели в дом матери'.
Theudericus cum exercitum Ardinnam transiens, Tholbiaco pervenit (Fr. Sch., IV, 38) 'Теодорих, перейдя с войсками Арденны, пришел в Тольбиак'.
В приведенных примерах вместо причастия настоящего времени с дополнением в аккузативе вполне возможен абсолютный аблатив: caesa ipsa, transita Ardenna.
Для ablativus absolutus с перфектным причастием от переходных глаголов характерны устранение агенса из поверхностной структуры предложения и синтаксическая обособленность. Появляющийся позднелатинский конкурент у ablativus absolutus в виде причастия настоящего времени с дополнением в аккузативе способствовал более спаянной организации состава предложения за счет кореферентности агенсов причастия и финитного глагола. Таким образом, причастия настоящего времени, сопровождаемые прямым дополнением, явились одним из средств централизации структуры поднелатинских предложений.
Рассмотренный материал позволяет заключить следующее:
1. Морфологические и синтаксические изменения, имевшие место в позднелатинский период, сопряжены с упразднением в живой народной речи замкнутых, изолированных структурных блоков и приводят к созданию непрерывной цепи синтаксических зависимостей, восходящих к глаголу-сказуемому в личной форме. Таким образом, замена пассивного инфинитива активным, вытеснение герундивных структур активным инфинитивом, появление инфинитивного дополнения вместо именного, широкое употребление причастий настоящего времени с дополнением вместо оборота ablativus absolutus — все эти процессы вызваны действием центростремительных сил в организации позднелатинского предложения.
Глагольные валентности в структуре позднелатинского предложения
2. Появление абстрактной эндогенной семантики у множества латинских глаголов и употребление их не с именным, а с инфинитивным дополнением способствует развитию синтаксических структур в заглагольной «правой» позиции, так как инфинитив обладает более широким диапазоном валентностей, нежели имя.
3. Перестройка синтаксической организации предложения в значительной степени была сопряжена с заменой конструкций с пассивными неличными формами структурами, основанными на использовании неличных форм активного залога.
4. Центростремительные тенденции в развитии структуры позднелатинского предложения способствовали приведению в соответствие валентностных связей глубинного семантического уровня с валентностными зависимостями в синтаксических конструкциях.
5. Рассмотренный материал подтверждает справедливость теоретических положений Н. Н. Казанского [1998: 117, 122, 123] о необходимости применения аппарата неолингвистики к материалу древних языков, о важности изучения глагольных валентностей в древних языках и о целесообразности контрастив-ных сопоставлений фактов классических языков с материалом современных. Исследование в диахроническом ракурсе динамики от структур классической латыни к структурам позднелатинского периода, т.е. от древнего качественного состояния к новому, принципиально иному, представляет собой один из возможных путей контрастивного сопоставления языковых систем и, тем самым, один из подходов к решению ряда насущных задач.
Библиография
Бондарко А. В. Категория временного порядка и функции глагольных форм вида и времени в высказывании Ц Теория функциональной грамматики. Межкатегориальные связи в грамматике. СПб., 1996.
Золотова Г. А. О синтаксической природе современного русского инфинитива Ц Научн. докл. высшей школы. Филологические науки. 1979. № 5.
Ивин А. А. Логические теории времени Ц Вопросы философии. 1969. №3.
M. К. Сабанеева
Казанский H. H. На подступах к теоретической грамматике древнегреческого и латинского языков. Теоретическая грамматика древнегреческого и латинского языков и ее место в современной классической филологии Ц Классические языки и индоевропейское языкознание. Сборник статей по материалам чтений, посвященных 100-летию со дня рождения профессора Иосифа Моисеевича Тройского. СПб., 1998.
Кнабе Г. С. К происхождению абсолютных причастных оборотов в древнегреческом языке Ц Вопросы античной литературы и классической филологии. М., 1966.
Реферовская Е. А. Истоки аналитизма романских языков. М.; Л., 1966.
Сабанеева М. К. К проблеме зависимого таксиса в позднелатинских памятниках Ц Colloquia Classica et indo-europeica II. Классическая филология и индоевропейское языкознание. СПб., 2000.
Сильницкая Г. В., Сильницкий Г. Г. Модель глагольного действия и синтаксическая классификация глаголов с предикатными актантами Ц Категории глагола и структура предложения. Л., 1983.
Ernout А., Thomas F. Syntaxe latine. Paris, 1953.
Forcellini A. Totius latinitatis Lexicon. Lipsiae t.I, 1839; t. II, 1839; t. III, 1833; t.IV, 1835.
Hofmann J.B., Szantyr A. Lateinische Syntax und Stilistik. München, 1965.
Norberg D. Syntaktische Forschungen auf dem Gebiete des Spätlateins und des frühen Mittelalters. Uppsala—Leipzig, 1943.
Väänänen V. Introduction au latin vulgaire. Paris, 1963.
Woodcock E. Ch. A new latin Syntax. London, 1959.
Список цитированных текстов
C.B.G. —Caesar C.J. Commentarii. Vol.I. Bellum Gallicum. Lipsiae, 1957.
Fr. Sch. — Fredegarii Scholastici libri IV cum Continuationibus. In: Monumenta Germaniae Historicae. T. 2. Hannoverae, 1889.
Gr. Tur. — Gregorii Episcopi Turonensis Historiarum libri decem. Bd. 12. Berlin, 1967.
It. — Italia. Das Neue Testament in Altlateinischer Ubersetzung. Berlin, 1938.
Глагольные валентности в структуре позднелатинского предложения R. de С. — Raoul de Cambrai. Paris, 1882.
Sali. В. J. — Sallustius Cr. G. Bellum Jugurthinum. Amsterdam, 1957.
T. L. — Titi Livii Ab urbe condita. In: Titi Livii opera quae exstant omnia. Augustae Taurinorum. 1951.
Villeh. — Villehardouin G. Conquête de Constantinople. Paris, 1882.