CC BY
159
М. В. Русакова, С. С. Сай
ГЛАГОЛЬНАЯ ПАРАДИГМА В ИНДИВИДУАЛЬНЫХ СИСТЕМАХ НОСИТЕЛЕЙ РУССКОГО ЯЗЫКА И ПРОБЛЕМА ГРАММАТИЧЕСКОГО ВИДА
1. Введение
Исследования проблемы организации словоформ в составе парадигм преимущественно ведутся с позиций системоцентрического подхода. Так, вопросы о том, какие словоформы русского глагола входят в единые словоизменительные парадигмы, какие категории являются словоизменительными, а какие — классифицирующими, какие формы являются базовыми, какие следует выделять словоизменительные классы русских глаголов и т. п., изучаются обычно путем анализа грамматической системы, без учета того как соответствующие единицы представлены в индивидуальных грамматических системах носителей языка и как осуществляется их порождение в речи. Представляется, однако, что на современном этапе развития лингвистики такой подход оказывается во многом ограниченным. При изучении грамматики в рамках антропоцентрического подхода решение грамматических вопросов, подобных названным выше, должно строиться с учетом, а может быть, и на основе обращения к реальным процессам порождения и восприятия речи.
В настоящем исследовании выясняется, каким образом в индивидуальных системах говорящих представлены некоторые грамматические явления, по поводу трактовки которых в рамках системоцентрического подхода исследователям не удается прийти к однозначным выводам. Ставятся два основных вопроса: 1) как организованы словоформы в составе русских глагольных словоизменительных парадигм? 2) представлены ли формы глаголов, трактуемых обычно как видовые пары, в рамках единой (гипер) парадигмы или разбиты на две сравнительно независимые парадигмы? Для ответа на эти вопросы используются результаты анализа речевых сбоев, а также (для решения второго вопроса) данные специального эксперимента.
2. Организация словоизменительных парадигм русского глагола (по данным речевых ошибок)
2.1. Анализ речевых ошибок как источник сведений об организации глагольных парадигм
Для решения поставленных вопросов ценный материал представляют речевые ошибки, связанные с порождением глагольных форм носителями литературного русского языка. Исследование корпуса ошибок в глагольных словоформах (причастные и деепричастные формы в настоящей работе не рассматриваются), зафиксированных в процессе наблюдений над спонтанной речью, помогает вскрыть те связи между словоформами, которые используются говорящими при построении глагольных форм1.
Ошибки в образовании глагольных словоформ в спонтанной устной речи встречаются чрезвычайно часто. Для того чтобы было понятно, какого рода ошибки анализируются далее, приведем несколько таких оговорок:
© М. В. Русакова, С. С. Сай, 2008
(1) Ее не принят в Вагановское.
(2) Так ты снискаешь/снищешь еще большие лавры.
(3) Если там был редуцированный, он мог пропать.
(4) А когда плоды будют?
(5) Заставит его трепещать.
(6) Одни ионы бежут к одному электроду, другие — к другому.
Анализ корпуса ошибок показал, что основной ситуацией, в которой возникают ошибки в образовании словоформ, является ситуация, когда необходимая словоформа не извлекается в готовом виде из лексикона, а конструируется в процессе речи, «он-лайн». В такой ситуации обычно существует словоформа, которая окказионально выступает в роли базовой; к этой словоформе носителями языка применяется набор операций, долженствующих привести к порождению словоформы, адекватной контексту, т. е. наделенной необходимыми морфологическими характеристиками. Выбор неадекватной базовой формы или использование неадекватных операций приводят к порождению ошибочной формы.
Одним из распространенных типов ошибок являются ошибки, порожденные в условиях того, что можно назвать эффектом «естественного прайминга», т. е. ситуации, когда в качестве базовой говорящим используется форма-«прайм», уже произнесенная одним из участников коммуникации, как, например, в следующем фрагменте диалога:
(7) Хотите, я Вам отолью? (отолью — «естественный прайм»)
Да, отолей мне немножко. (отолей — ошибочная форма)
Анализ корпуса позволяет сделать вывод о том, что любая форма глагола, уже употребленная в диалоге, может вызвать эффект естественного прайминга и привести к ошибке при порождении словоформы. Поскольку ошибки, обусловленные «естественным праймингом», отчасти обусловлены «внешними» причинами, далее рассматриваются только ошибки, зафиксированные вне условий «естественного прайминга».
2.2. Регулярные и нерегулярные формы
При исследовании материала других языков, прежде всего, английского, некоторыми исследователями, особенно работающими в рамках генеративной модели2, выдвигалось предположение о том, что имеется четкая граница между порождением нерегулярных и регулярных форм: утверждается, что первые хранятся в лексиконе целиком, а вторые конструируются в процессе порождения речи «по правилам». Правила определяют переход от одной из форм парадигмы — той, которая представлена в лексиконе и называется базовой (base form), — к другим формам. Раздел 2 посвящен проверке этих положений на материале русского языка.
В отличие от английского, русский язык не позволяет a priori установить, что в глагольной морфологии является регулярным, а что нет, поэтому представляется целесообразным решать не вопрос, где проходит граница, а установить сначала, существует ли она вообще.
В русском языке в отдельную группу выделяются т. н. изолированные глаголы, характеризуемые уникальным (т. е. в высшей степени нерегулярным) типом словоизменения. В рассматриваемой выборке встретилось большое количество ошибок в формах этих глаголов:
(8) Мы все хочем/хотим тебя послушать.
(9) Это надо срочно отдасть.
Наличие таких образований показывает, что носители языка зачастую конструируют формы этих глаголов в процессе порождения речи. Таким образом, даже «непрозрачная» морфемная структура по крайней мере некоторых форм этих слов все-таки «несет в себе
информацию о потенциально возможном языковом образовании и о возможной смысловой и формальной трансформации» словоформы3.
Проанализируем другую ситуацию. Говорящий порождает словоформу редкого глагола корпеет и производит самоисправление — корпит. Форма корпеет была сконструирована путем использования самой частотной словоизменительной модели; однако самоисправление говорящего показывает, что правильная форма тоже представлена в индивидуальной системе: для того чтобы она была порождена, необходимо, чтобы говорящий либо знал, что в данном случае нужно пользоваться другой, тоже регулярной, моделью, либо (и это представляется более вероятным) помнил форму целиком.
Из сказанного следует, что: 1) в русском языке даже глаголы, характеризуемые самым нерегулярным типом словоизменения, иногда конструируются в речи, 2) для того чтобы порождать регулярные формы даже самых редких глаголов, говорящий должен хранить в своей памяти либо отдельные словоформы, либо информацию о типе словоизменения. Таким образом, можно утверждать, что пропасти между регулярным и нерегулярным словоизменением в русском языке нет.
2.3. Вопрос о базовой форме
Обратимся теперь к вопросу о базовой форме. В выборке зафиксированы примеры ненормативных образований всех форм глагольной парадигмы, в частности и тех, которые могли бы претендовать на роль базовых — наиболее частотных и первых в онтогенезе (формы инфинитива, третьего лица единственного числа, первого лица единственного числа, императива):
(10) Я теперь всегда буду тебя гонить.
(11) Любой пьяница подожгет дом.
(12) Что-то я не поймаю (вместо понимаю).
(13) Ну, пущи меня.
В некоторых случаях ясно, от какой формы (или варианта основы) образована ненормативная единица. Формы, которые служат источниками окказионального словоизменения, не ограничиваются четырьмя приведенными выше; в частности, иногда отправной точкой вообще являются формы другого (близкородственного) глагола.
Следовательно, все русские глагольные формы могут конструироваться в речи и почти все — служить источником такого образования. Поэтому говорить о наличии в русском языке какой-то одной базовой формы, строго противопоставленной всем остальным, представляется затруднительным.
2.4. «Правила» построения одних словоформ от других
Перейдем теперь к вопросу о том, какими «правилами» пользуются носители русского языка в процессе окказионального словоизменения. Существует мнение, что речевые сбои объясняются тем, что частотные явления выступают вместо низкочастотных, регулярные — вместо нерегулярных. И действительно, в выборке встречается появление более регулярных форм вместо менее регулярных:
(14) А зачем я это искаю?
Весьма распространено, однако, и обратное явление — появление в речи форм, менее регулярных (например, с точки зрения морфонологических характеристик), чем нормативные:
(15) В двенадцать часов я выежу из Лондона.
Таким образом, при переходе от формы, окказионально выступающей в качестве базовой, к необходимой морфологической форме говорящие по-русски не всегда
используют какую-то одну немаркированную, наиболее регулярную модель. В качестве образца спряжения говорящие могут использовать целый ряд словоизменительных классов, и можно говорить лишь об иерархии более регулярных словоизменительных классов — таких, которые чаще используются как модель для аналогии, — и менее регулярных классов, которые, наоборот, чаще подвергаются аналогическому воздействию.
2.5. Классификация основных механизмов сбоев при порождении форм «внутри» традиционной парадигмы (словоформы совпадают по категории вида)
Учитывая все сказанное, можно классифицировать основные механизмы сбоев, наблюдаемых при порождении одних словоформ глагола от словоформ того же глагола (если понимать последний как лексему, обладающую фиксированной видовой характеристикой).
A. Создание формы без учета «дополнительных правил»:
(16) А зачем я это искаю?
Модель существует и могла бы быть использована для создания форм глагола искать (ср. таскаю), но исторически у этого глагола сложился другой тип словоизменения.
Б. Использованная модель существует, но не может быть применена к данной основе:
(17) Возникл культ жуликов.
Наиболее распространенная модель образования прошедшего времени мужского рода у русских глаголов (с помощью суффикса -л) неприменима к глаголам с основой прошедшего времени, заканчивающейся на согласную.
B. Использованная модель существует и может быть применена к данному глаголу, но в качестве исходной взята такая форма этого глагола, которая не может служить исходной для правильного образования соответствующей словоформы:
(18) Мы увижим.
Вариант основы увиж- встречается только в форме 1 л. ед. ч. Такое соотношение форм 1 л. ед. и мн. ч. встречается только в глаголах с основой на -ж- в форме 3 л. мн. ч. (множу — множим).
Г. Модель не существует:
(19) Они пошли (вместо послали) е-mail.
Окказионально образована форма с гаплологией конечной составляющей исходной основы и показателя прошедшего времени.
2.6. Подтверждение выводов при обращении к вариантным формам
Представляется, что следствием описанных процессов является формирование в русском языке вариантных форм глагола: они возникают тогда, когда бывшие «ошибочные» формы начинают употребляться в речи достаточно часто, т. е. частично закрепляются в некоторых индивидуальных системах носителей языка. Сведения о фиксируемых в современном русском языке вариантных глагольных формах суммированы в табл. 1.
Таблица 1
Вариантные глагольные формы
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
померк померкнул померкнуть вернуть вернул 4 3 прош инф 40
выздоровеет выздоровит выздороветь греметь гремит 1 10 наст прош/инф 6
достигнуть достичь достиг берег беречь 4 6 инф прош 2
стынуть стыть стыл стать стал 4 7 инф прош 1
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
рыщет рыскает рыскал таскает таскал 5 1 наст прош/инф 30
сыплют сыпят сыпал спал спят 5 10 наст прош/инф 3
жжет жгет жгу, жгут 6 - наст наст 5
ездят ездиют ездил гнил гниют 10 1 наст прош/инф 3
чтут чтят чтит кипят кипит - 10 наст наст 1
Для того чтобы понять, как организованы данные в таблице, разберем материал, представленный в ее первой строке (в скобках даются номера столбцов). Вариантная форма померкнул (2) фиксируется наряду с исконной померк (1). Эта форма прошедшего времени (8) возникла из-за существования формы инфинитива (9) померкнуть (3), которая предположительно использовалась в качестве базовой. При этом вариантная форма образована не по модели 4-го (номера классов даются в соответствии с «Академической грамматикой — 80»4) словоизменительного класса (6), а по модели 3-го словоизменительного класса (7), т. е. так, как, например, форма прошедшего времени вернул (5) образуется от инфинитива вернуть (4). В последнем столбце (10) указано примерное количество глаголов, демонстрирующих такой тип вариативности.
Приведенные в таблице данные подтверждают выводы о том, что разные формы русских глаголов могут использоваться носителями как базовые, что все основные формы русских глаголов могут подвергаться аналогическому воздействию со стороны других форм (т. е. конструироваться, а не извлекаться в готовом виде) и что моделью для аналогии могут служить глаголы разных классов.
2.7. Промежуточные выводы
Таким образом, положения, вынесенные на рассмотрение в разделе 2.2, не подтверждаются или по крайней мере не полностью подтверждаются на материале русского глагольного словоизменения.
Анализ других теорий, объясняющих закономерности словоизменения в речевой деятельности, не входит в задачи данной работы, но представляется все же возможным отметить, что на основе рассмотренных фактов выстраивается модель словоизменения, наиболее близкая моделям, представленным в работах Дж. Байби и Р. Лангакера5.
3. Русский вид: словоизменительная или классифицирующая категория?
3.1. Обзор существующих точек зрения
В связи со всем сказанным о процессах образования словоизменительных форм возникает вопрос о статусе в ментальной грамматике носителей русского языка такой спорной категории, как вид.
Вопрос о том, является ли вид классифицирующей или же словоизменительной категорией, уже долгое время занимает умы исследователей вида русского глагола6. При структурном анализе русского вида многие исследователи приходят к выводу о том, что его следует рассматривать как классифицирующую категорию7; другие полагают, что русский вид занимает промежуточное положение между словоизменительными и классифицирующими категориями8. Русский вид довольно редко характеризуется как однозначно словоизменительная категория.
Большинство русских глаголов являются членами т. н. видовых пар; подсчеты показывают, что для примерно 65 %9 глаголов можно найти другой глагол, очень близкий
по своему лексическому значению, но отличающийся видом. Обычно один из членов видовой пары образуется от другого путем более или менее регулярной префиксации или суффиксации (при этом некоторые аспектологи рассматривают имперфективизацию при помощи суффиксации как словоизменительный процесс, а перфективизацию при помощи префиксации — как словообразовательный10).
В настоящем исследовании вопрос о статусе категории вида рассматривается под антропоцентрическим углом зрения, что предполагает получение ответа на следующий принципиальный вопрос: репрезентированы ли члены видовых пар в индивидуальных системах носителей русского языка и обрабатываются ли они в процессе речевой деятельности как отдельные лексемы или как словоформы одной лексемы?
Для ответа на поставленный вопрос используются два типа данных: во-первых, данные уже упоминавшегося корпуса ошибок (3.2), а во-вторых, результаты специального эксперимента (3.3).
3.2. Ошибки при образовании форм одного вида от форм другого вида
Для решения вопросов, поставленных в этом разделе, наиболее интересны те ошибки, которые свидетельствуют о процессах перехода от форм одного вида к формам другого вида в процессе подготовки глагольной словоформы к реализации в речи. Выясняется, что в обсуждаемом аспекте категория вида демонстрирует значительное сходство со словоизменительными категориями глагола: активные процессы конструирования словоформ «он-лайн» затрагивают не только выражение категорий наклонения, времени, числа, лица, рода, но и категорию вида.
В рамках тех закономерностей, которые были отмечены в разделе 2, оказываются теоретически возможными и реально фиксируются ошибки, порождение которых происходит по нескольким различным сценариям. Классификация таких сбоев может быть представлена в следующем виде:
A. Ненормативный переход от одного вида к другому по существующей модели, возможной и с точки зрения системы, и в данном случае:
(20) Куда М. будет поступлять? (вместо поступать, ср. употребить — употреблять).
Ошибка связана с тем, что в языке для этой пары глаголов закреплено в словарном порядке другое соотношение форм совершенного (СВ) и несовершенного вида (НСВ).
Б. Ненормативный переход от одного вида к другому по существующей, но неприменимой для данной группы глаголов модели.
(21) Как только защитяет (вместо защищает).
Эту существующую в русском языке модель (ср. измерить — измерять) для глаголов с основой на переднеязычный согласный необходимо было дополнить чередованием.
B. Модель, по которой произведен ненормативный переход от одного вида к другому, существует, но использована неправильная базовая форма:
(22) Я вас брошаю (вместо бросаю; интроспективный комментарий говорящего: «на заднем плане сознания мелькало брошу»).
В качестве исходной взята форма 1 л. ед. ч. брошу, которая могла бы служить исходной только для глаголов с основой настоящего времени в форме 3 л. мн. ч. на -ш-(ср. решу — решаю).
Г. Ненормативный переход от одного вида к другому по несуществующей модели:
(23) Ямоглю поступать (вместо смогу).
Форма образована от какой-то формы глагола мочь.
Из сравнения ошибок, произошедших при построении одной глагольной формы от другой с сохранением (раздел 2.2) и с изменением вида (раздел 3.2), следует, что причины неудач в этих двух случаях в целом совпадают.
Таким образом, в антропоцентрическом отношении выражение категории вида в русском языке гораздо ближе к словоизменению, чем к словообразованию.
4. Эксперимент
4.1. Условия эксперимента
Для того чтобы уточнить ответ на вопрос об отнесенности форм глаголов, трактуемых как составляющие видовую пару, к единой «гиперпарадигме» или к двум различным парадигмам, был проведен специальный эксперимент. В проведении эксперимента принимали участие С. Богомолова, Д. Герасимов, Н. Заика и Т. Тангишева.
В ходе эксперимента испытуемым предлагалось производить одни глагольные формы от других; например, испытуемому предъявлялась форма настоящего времени, и задание было сформулировано так, чтобы в качестве реакции получить форму прошедшего времени того же глагола:
стимул ожидаемая реакция
решает ^ решал
Взрослым информантам в начале эксперимента предлагалась небольшая серия обучающих стимулов и предполагаемых ответов на них (например, «если я скажу Вам скажет, то Вы должны ответить сказал, если я скажу вам видит, то вы должны ответить видел» и т. д.); при этом в качестве стимулов в обучающей серии использовались глаголы обоих видов. При работе с детьми, а также в случае если взрослые испытуемые не могли понять задание, сформулированное таким образом, экспериментаторы упрощали инструкцию, помещая глагольные словоформы в контекст, например, “завтра Ваня решит задачу; а вчера он ...”. Контексты были составлены таким образом, чтобы в них было возможно использование как СВ, так и НСВ. Предъявление собственно тестовых стимулов начиналось только после того, как становилось ясно, что задание эксперимента понято испытуемым.
Словоформы-стимулы относились к тем глаголам, которые являются членами видовых пар; если какой-либо глагол использовался в качестве стимула для одной группы испытуемых, то его видовая пара предъявлялась другой группе испытуемых. В качестве стимулов использовались словоформы 22 глаголов, образующих 11 видовых пар (11 стимулов для каждого испытуемого). В стимульный материал оказались включены такие 11 видовых пар, в которых были представлены основные типы структурных и семантических отношений между членами видовой пары (табл. 2). Например, в паре глаголов срезать и срезать семантическое противопоставление сводится только к значению вида как такового; структурное же различие в формах инфинитива ограничивается положением ударения. В то же время в качестве членов видовой пары обычно рассматриваются и глаголы кинуть и кидать, хотя между ними наблюдается значительная разница в структурном отношении, а семантическое расхождение несколько больше, чем просто видовое (перфективный член пары выражает частное видовое значение — семельфактивное).
В эксперименте приняли участие несколько групп испытуемых: 20 трехлетних детей, 25 — четырехлетних, 21 пятилетний ребенок, 75 взрослых носителей русского литературного языка.
4.2. Результаты эксперимента
Средняя вероятность «ошибок». При обработке результатов эксперимента ответы испытуемых были разделены на две группы: на словоформы-реакции, относящиеся к той же лексеме, что и словоформа-стимул, и на словоформы-реакции, относящиеся к лексеме, являющейся видовой парой лексемы-стимула. Другие типы ответов были крайне редки. Далее ответы из второй группы условно обозначаются как «ошибки» (в соответствии с традиционным описанием русской глагольной морфологии); при этом, естественно, следует помнить, что информант не может ошибаться: его ответы отражают закономерности организации индивидуальной языковой системы.
Общая доля «ошибок» на вид очень высока: от 4 % до 36 % для стимулов НСВ и от 40 % до 77 % для стимулов СВ (табл. 2). Например, 96 % тех испытуемых, которым была предъявлена форма кидает, правильно образовали форму прошедшего времени — кидал. В то же время на форму поможет только 23 % испытуемых дали правильный ответ помог (77 % породили форму помогал). Такие высокие проценты ошибок свидетельствуют о том, что испытуемые не ощущают разницы в лексическом значении членов по крайней мере некоторых видовых пар; другими словами, члены по крайней мере некоторых видовых пар хранятся в ментальном лексиконе как словоформы, входящие в одну (гипер)парадигму.
Различия в вероятности ошибок для разных видовых пар
Доля ошибочных ответов существенно колебалась от одной видовой пары к другой, из чего следует, что степень близости ментальных репрезентаций членов видовых пар значительно различается для разных пар. Вероятность ошибки оказывалась выше для глаголов, относящихся к архаичным или редким словоизменительным классам; при этом испытуемые чаще порождали в качестве реакции такие глаголы, которые принадлежат к первому подтипу первого словоизменительного класса (глаголы с основами прошедшего времени на -а и настоящего времени на -ай, например, решал — решает), что подтверждает распространенные представления о том, что именно этот словоизменительный класс является немаркированным (default) для русских глаголов.
Проблема базовой формы
Экспериментальные результаты могут пролить свет на то, формы какого вида функционируют в качестве базовых (этот вопрос возникает, если признать, что формы разных видов могут храниться в ментальном лексиконе как словоформы одной лексемы).
Ответов НСВ больше, чем ответов СВ, для стимулов обоих видов (см. табл. 2; различие статистически значимо,p < 0,01). Таким образом, формы НСВ могут представлять
Таблица 2
Доля «правильных» ответов для различных стимулов
Стимулы НСВ Ответы НСВ Стимулы СВ Ответы СВ
кидает 0,96 кинет 0,43
выдумывает 0,83 выдумает 0,54
дает 0,64 даст 0,5
бросает 0,85 бросит 0,41
помогает 0,92 поможет 0,23
пускает 0,86 пустит 0,43
оскорбляет 0,83 оскорбит 0,5
решает 0,85 решит 0,54
обманывает 0,76 обманет 0,50
срезает 0,83 срежет 0,60
бежит 0,84 пробежит 0,36
в ментальном лексиконе формы обоих видов (т. е. служить в качестве базовой формы в надвидовой гиперпарадигме), в то время как обратное кажется менее вероятным.
Вероятность ошибочных ответов у испытуемых разных возрастных групп
Наибольшее удивление вызывает то, что 3-летние дети показали более высокую вероятность правильных ответов, чем все остальные группы испытуемых, в то время как взрослые показали самую низкую вероятность (табл. 3; различие между 3-летними детьми и взрослыми статистически
Таблица 3
Доля «правильных» ответов для испытуемых разного возраста
Возраст 3 4 5 6 7-12 Взрослые
Правильные ответы 73 % 67 % 61 % 67,5 % 62 % 61 %
значимо, р < 0,01).
Этот экспериментальный результат хорошо согласуется с двумя известными фактами: 1) русскоязычные дети даже на самых ранних этапах освоения грамматической системы почти всегда правильно осуществляют выбор той видовой формы, которая необходима в контексте; 2) в определенном возрасте для русскоязычных детей характерен определенный тип ошибок в образовании глагольных форм, свидетельствующий о процессе освоения моделей деривации коррелирующих по виду глагольных форм друг от друга.
В работах, посвященных проблемам развития грамматики в онтогенезе, часто высказывается восходящее к Р. О. Якобсону суждение о том, что освоение новой грамматической категории обычно происходит путем возникновения новых грамматических оппозиций в рамках уже освоенного грамматического пространства. Считается, что этот процесс сопровождается одновременным установлением соответствий между осваиваемыми грамматическими категориями и их формальными показателями. Однако результаты проведенного эксперимента указывают на возможность другого пути освоения грамматической категории: новая видовая гиперпарадигма выстраивается путем слияния двух независимых парадигм, уже представленных в языковой компетенции ребенка.
5. Выводы
1. Из всего сказанного следует, что если правила образования одних форм глаголов от других и существуют, то, конечно, это не четко оформленные алгоритмы, а интуитивные и не всегда правильные обобщения. Наибольшие трудности для носителей русского языка представляет учет применимости используемой модели в процессе конструирования формы. Носители языка ошибаются как в выборе источника словоизменения (формы, от которой можно образовать правильную), так и в выборе образца для создания «конечного продукта» словоизменения.
2. Члены т. н. видовых пар представлены в ментальном лексиконе далеко не независимо друг от друга и по крайней мере в ряде случаев выстраиваются в единую надвидовую гиперпарадигму. Межвидовые связи активно используются говорящими в процессе речевой деятельности и отчетливо выявляются в экспериментальных условиях. Сила такого рода ассоциированности неодинакова для разных видовых пар, и категория вида с этой точки зрения не представляется единой.
3. Все сказанное заставляет задуматься о том, каково место противопоставления словоизменения и словообразования в антропоцентрической лингвистике, другими словами, в какой степени оно релевантно для речевой деятельности. Выводы настоящей работы позволяют предположить, что само по себе такое противопоставление не является релевантным для процесса построения говорящими морфологических форм: по степени
взаимной близости и релевантности отношения между словоформами, репрезентированными в ментальном лексиконе, не распадаются на словоизменительные и словообразовательные. Такой вывод в свою очередь укладывается в представления о том, что в языковой компетенции говорящих нельзя выделить независимые друг от друга лексический и грамматический модули.
1 См. подробнее: Русакова М. В. О некоторых закономерностях хранения в лексиконе и порождения в речи русских глагольных словоформ // Материалы XXVIII межвузовской научно-методической конференции преподавателей и аспирантов. Секция общего языкознания / Ред. В. Б. Касевич. СПб., 1999. Вып. 16. С. 35-38; Sai S. Russian verb morphology: Some theoretical considerations in comparison with speech errors data // Nordic and Baltic morphology: Papers from a NorFA Course / Ed. J. Niemi, J. Heikkinen. Joensuu, 2001. P. 88-98.
2 См. обзор: Pinker S., Prince A. Regular and irregular morphology and the psychological status of rules of grammar // The reality of linguistic rules / Ed. S. Lima et al. Amsterdam, 1994.
3 Богданов С. И. Форма слова и морфологическая форма. СПб., 1997. С. 55.
4 Русская грамматика: В 2 т. / Под ред. Н. Ю. Шведовой. М., 1980.
5 Bybee J. Regular morphology and the lexicon // Language and cognitive processes. 1995. Is. 10(5). P. 425-55. Idem. Frequency of use and the organization of language. Oxford, 2006; Frequency and the emergence of linguistic structure / Ed. J. Bybee, P. Hopper. Amsterdam, 2001; Langacker R. W. A view of linguistic semantics // Topics in Cognitive Linguistics / Ed. B. Rudzka-Ostyn. Amsterdam, 1988. P. 49-90.
6 Гловинская М. Я. Теоретические проблемы видовременной семантики русского глагола: Автореф. докт. дис. М., 1986; Труды аспектологического семинара филологического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова: В 2 т. / Ред. М. Ю. Черткова. М., 1997.
7 Падучева Е. В. Семантические исследования. Семантика времени и вида в русском языке. Семантика нарратива. М., 1996; Lehmann V. Der russische Aspekt und die lexikalische Bedeutung des Verbs // ZSlPh. 1988. Is. 48 (1). 171-181.
8 Перцов Н. М. Русский вид: словоизменение или словообразование // Типология вида: проблемы, поиски, решения / Ред. М. Ю. Черткова. М., 1998. С. 343-356.
9 Там же.
10 Бондарко А. В. Проблемы грамматической семантики и русской аспектологии. СПб., 1996; Маслов Ю. С. Очерки по аспектологии. Л., 1984.
11 См. также: Roussakova M., Sai S., Bogomolova S., Guerassimov D., Tangisheva T., Zaika N. On the mental representation of Russian aspect relations // Morphology 2000. Selected papers from the 9th morphology meeting / Ed. S. Bendjaballah et al. Amsterdam, Philadelphia, 2002. P. 305-312; Русакова М. В., Сай С. С. Видовая пара русского глагола в индивидуальном лексиконе и речевой деятельности // Грамматическая и лексическая семантика. Памяти Льва Львовича Буланина / Под ред. Н. В. Богдановой, Б. И. Осиповой. СПб., 2003. C. 116-128.
12 Цейтлин С. Н. Язык и ребенок. М., 2000. С. 89, 148-152.
13 Slobin D. Cognitive Prerequisites for the Development of Grammar // Studies of child language development / Ed. Ch. Ferguson, D. Slobin. New York, 1973. P. 175-208.
