CC BY
56
ГЛАГОЛЬНАЯ МЕТАФОРА КАК ФОРМА СЕМАНТИЧЕСКОГО МЫШЛЕНИЯ В ПРОЦЕССЕ ЯЗЫКОВОЙ ОБЪЕКТИВАЦИИ ЭМОЦИЙ И ЧУВСТВ (на материале абстрактных имен существительных в чешском языке)
Ю.А. Каменькова
Филологический факультет Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова
Ленинские горы, ул. Академика Хохлова, 1, стр. 51, 119992 Москва, Россия
Статья посвящена метафоре как одному из способов языковой объективации эмоций и чувств на материале абстрактных имен существительных в чешском языке. Метафора при этом рассматривается как форма семантического мышления, которая способствует переводу логических форм на конкретный языковой уровень.
Эмоции и чувства относятся к универсальным категориям. Их испытывают все люди, вне зависимости от своей этнической принадлежности и языка, на котором говорят и с помощью которого выражают свои мысли. Языковое выражение эмоций и чувств осуществляется через те или иные средства. Абстрактные номинации называют определенный психологический феномен, вступая в синтагматические отношения с другими лексемами, которые раскрывают сущность, характер протекания, поведение или проявление тех или иных чувств, эмоций.
Мысленное представление об эмоционально-чувственных феноменах сливается с языковым представлением о них с помощью лексико-грамматических средств, и тем самым проявляется взаимодействие двух уровней языка. Один из них является семантическим, конкретным, частным, а второй — более общим, обобщенным, абстрактным, логическим. Оба мыслительных уровня взаимодействуют, поддерживают и существуют благодаря друг другу (ср. точку зрения Е.С. Кубряковой, которая выделяет язык и восприятие и указывает на относительную независимость восприятия от языка, а языковых форм от восприятия [5, с. 87]).
Согласно концепции А.Т. Кривоносова, «взаимодействие семантических и логических форм мышления как различных уровней абстракции одного и того же (процесса мышления) означает, что логическую форму мысли надо полагать не только в данной, конкретной семантической форме мысли, но и во множестве структурно и семантически однотипных предложений. Логические формы мысли, отражающие глубинную сущность множества предложений как семантических форм мысли, сами по себе, отдельно от конкретных предложений не существуют, но во внешне воспринимаемом мышлении (и, следовательно, в языке) благодаря особой форме отражения они приобретают как бы самостоятельное существование,
подобно тому, как многие слова не имеют конкретных, реальных денотатов (гуманность, глубина, любовь, высота, длина и др.)» [4, с. 460-461].
Важно подчеркнуть, что без логического понятия нет семантического значения слова, равно как и без семантических форм мышления не существуют и логические формы мышления: «генетически логическое, понятийное рождается ранее семантического и ведет его за собой. Языковое поведение всегда направляется определенным понятийным полем и зависит от степени разработанности единиц этого последнего» [4, с. 340]. Семантические и логические формы мышления представляют собой видимую и подводную части айсберга. Семантический уровень мышления — видимая и слышимая часть естественного языка в конкретных семантикограмматических формах предложения; в свою очередь, логический уровень — невидимая часть айсберга, которую мы не видим непосредственно, но которая живет в каждом слове (понятие) и в каждом предложении (суждение) [4, с. 341].
Универсальные понятия, какими являются и психологические феномены, всегда реализуются в более частных структурах мысли, национальных по своей природе. То, что мы видим в конкретном языке, на уровне объективации с помощью тех или иных языковых единиц или языковых фрагментов — это семантические формы, свойственные данному языку, но отражающие общечеловеческие логические формы. Эти два вида форм «существуют в неразрывном единстве, как две стороны единого процесса организации мысли, протекающего в одной сфере языкового мышления» [4, с. 334].
Мир эмоций и чувств отражается у представителей всех наций в идеальном виде, в формах логического мышления, единого для всех. Особенности языковой объективации — задача каждого конкретного языка, который вырабатывает определенную специфику при репрезентации концептов, органично вплетаемой в логические формы мысли.
Таким образом, осмысление психологических феноменов происходит одновременно в двух плоскостях: в логических формах (более высокий уровень абстракции) и на уровне семантического значения языковых единиц, участвующих в отражении эмоций и чувств на речевом уровне. Специфика такого отражения диктуется конкретным языком, в нашем случае — чешским. Ср. концепцию Е.С. Кубряковой, согласно которой язык «может быть рассмотрен как создающий особые языковые формы обобщения в мышлении и психике человека» [5, с. 77].
Иными словами, человек располагает определенным набором знаний и представлений о психологических феноменах, которые в «первичной форме» заключены в логических понятиях. Язык объективирует эти знания в материальной плоскости, доступной, в свою очередь, для постижения мыслью.
Свое языковое обозначение на семантическом (конкретном) уровне эмоционально-чувственные феномены получают через абстрактные имена — существительные, денотатам которых соответствуют пространственно не очерченные и тактильно не воспринимаемые референты. Для таких номинаций характерно противоречие между значением предметности, присущим категории существительных, и непредметным значением самих абстрактных имен [3, с. 13]. Кроме того, семантический уровень представления того или иного круга понятий логического уровня может иметь свою специфику в зависимости от возможностей конкретного языка. Так, например, в чешском языке эмоция тоски на семантическом уровне объекта-
вируется с помощью лексем stesk, tesklivina, tesknota, teskneni, tiseit, lizkost; эмоция печали — с помощью лексем smutek, smula, эмоция горя — с помощью лексем hore, zal, zalost, эмоция стыда — с помощью лексем hanba, stud, эмоция страха — с помощью лексем bazen, strach. Это свидетельствует о том, что универсальные категории логического порядка отображаются на частном, семантическом уровне по-разному в зависимости от возможностей того или иного языка. Разумеется, разные имена существительные, объективирующие один и тот же психологический феномен, обладают разными сочетаемостными возможностями и имеют определенные нюансы в содержательном плане, однако сама основная суть эмоций и чувств как таковых остается при номинации неизменной.
В процессе языковой объективации психологических феноменов взаимодействие вышеуказанных уровней осуществляется также при участии глагольной метафоры, которую мы рассматриваем как форму семантического мышления, раскрывающую динамические признаки и особенности протекания того или иного психологического состояния, являясь при этом одновременно средством языка и своеобразной мыслительной категорией. Ср. концепцию Дж. Вико, согласно которой метафора — это «инструмент первичной когнитивной функции сознания, определяющий так называемое рациональное мышление и формирование концептуальных представлений» [2, с. 16].
Понимание метафоры с течением времени трансформировалось и усложнилось настолько, что рассмотрение этого когнитивного механизма вне категорий мышления утратило актуальность. Так, например, Ф. Уилрайт полагает, что в метафоре наличествует особая духовная глубина, на которую объекты внешнего мира, реального или вымышленного, преломляются «при помощи холодного дара воображения. Процесс перемещения, который в этом случае имеет место, может быть описан как семантическое движение (выделено нами); представление о таком движении скрыто в самом слове «метафора», поскольку движение — phora (выделено нами), включенное в значение этого слова, есть именно семантическое движение — тот происходящий в воображении двойной акт распространения и соединения, который означает существо метафорического процесса» [9, с. 83]. Метафора, таким образом, является свойством двух уровней — и логического, и семантического; принадлежа одновременно двум областям (мышлению и языку), она демонстрирует возможности языка и возможности обработки логических понятий, объективируя абстрактные категории с помощью конкретных средств.
Некоторые исследователи считают, что метафора — это необходимый инструмент познания, и в связи с этим говорят о существовании глубинных структур человеческого разума в качестве устройства, порождающего язык, что есть необходимое условие для объяснения метафоры как некоторого когнитивного процесса [8, с. 359]. Благодаря этому процессу человек углубляет свои представления о мире и создает новые гипотезы. Метафора играет роль посредника между культурой и человеческим разумом, который является своеобразным компьютерным механизмом. В связи с этим рассматриваемый феномен трактуется Э. Маккормаком как результат воздействия определенного когнитивного процесса на формальные семантические структуры, при этом подчеркивается творческий аспект метафоры, ее неожиданная вариативность, что позволяет характеризовать подход к данному понятию не как формальный, а как квазифор-
мальный, поскольку невозможно построить однозначный алгоритм для универсального производства метафор [8, с. 362-363].
Для исследования заявленной проблематики автором был проведен анализ более тридцати сборников чешских поэтических текстов следующих авторов преимущественно 2-й половины XX века: П. Безруч, И. Блатны, В. Гора, И. Горжец, Я. Грабье, К. Давид, Я. Заградничек, О. Микулашек, И. Одегнал, Ц. Остен, М. Покорны, Л. Стеглик, К. Томан, В. Фишерова, В. Шлайхрт и др. В результате этого были извлечены метафорические синтагмы, условная формула которых: имя существительное (наименование эмоции, чувства, выступающее в качестве субъекта) + предикат-метафоризатор (глагол конкретного действия). Также подчеркнем, что в работе дается буквальный перевод отобранных эксцерпций.
Метафора, выступая в качестве семантической формы мышления, помогает нам увидеть категории логического порядка, воспринять эмоции и чувства как нечто подвластное тактильным, зрительным ощущениям, т.е. «постичь» объекты в «их физическое отсутствие». Приведем примеры из чешского языка: neklid objímá — тревога обнимает, radost pulsuje — радость пульсирует, zurivost zatíná — ярость (бешенство) вонзается, stesk sevre — тоска сдавит, stesk hladí — тоска гладит, úzkost zacala krvácet — тревога начала кровоточить, hnév blyskal — гнев сверкал, smutek zchvátil — печаль схватила, láska rdousila — любовь душила.
Вышеуказанные и подобные им метафорические предикаты используются для сообщения о мире эмоций, чувств, описывают и в то же время непосредственно создают его. Это своего рода лексико-семантические модели, которые аналогичны словообразовательным или синтаксическим моделям. При взаимодействии глаго-лов-метафоризаторов и абстрактных имен с точки зрения логики совмещаются несовместимые сущности. Свойства, отраженные в предикате, предстают в двух ипостасях: как параметры, характерные для конкретных сущностей, и как динамические признаки абстрактных сущностей, приписываемые им в соответствии с возможностями языка, интуицией или волей автора и семантико-сочетаемостным потенциалом лексем. Ср. у В.А. Успенского: «Отвлеченное существительное может иметь такую лексическую сочетаемость, как если бы оно обозначало некоторый материальный предмет (образующий материальную, или вещную, коннотацию рассматриваемого существительного), и поэтому в мысленном эксперименте может быть воспринято как конкретное существительное, обозначающее этот предмет» [10, с. 151].
При метафоризации абстрактных номинаций рассматриваемого типа выбор прообраза зачастую не осознается автором того или иного высказывания. Согласно концепции Л.А. Липилиной, новые образные метафоры формируются:
1. На основе сходства чувственно воспринимаемых и очевидных свойств денотатов, принадлежащих к различным концептуальным областям.
2. В результате актуализации выделенных путем переосмысления, т.е. на более глубинном уровне восприятия, ассоциативных связей, послуживших «мостиком» между отдаленными и столь несходными областями источника и цели [7, с. 53]: tesklivina vane — тоска веет, hanba duje — стыд дует (ассоциативный аналог — ветер), hnév dozrává — гнев дозревает, radost vzkvetla — радость расцвела, smutek voní — печаль пахнет (ассоциативный аналог — объекты из мира флоры), zoufalství
plá — отчаяние пылает, nenávist horí — ненависть горит (прообразом эмоций сложит огонь).
При взаимодействии метафорических предикатов и абстрактных существительных отражаются вещные коннотации последних, которые могут рассматриваться, по терминологии В.А. Успенского, как «компактный, синкретический способ кодирования» характеристик сочетаемости, а также имплицитного смыслового содержания рассматриваемых лексических единиц. Абстрактные существительные связываются в человеческом мозге «со своими чувственными восприятиями в форме вещных коннотаций» [10, с. 152].
В приведенных эксцерпциях проявляется амбивалентность метафоризации, демонстрирующая «взаимоотношения» языка и самих реалий, точнее, языковых средств, их воплощающих. Сочетаемость с предикативными метафоризаторами затребована самой спецификой смысловой нагрузки, которую несут номинации рассматриваемого типа. Признак «мнимости», «отвлеченности» снимается через привнесенный параметр «реизм»/«конкретизм»: láska капе a houstne — любовь течет и сгущается, smutek taje — печаль тает, nenávist tece — ненависть течет, závist bo-dala ostruhami — зависть колола шпорами.
Учитывая специфику заявленной проблематики, подчеркнем, что в метафоре проявляются гносеологические параметры, так как она участвует в членении мира и в репрезентации действительности (в этом заключаются познавательные функции метафоры), а также логические параметры, поскольку предметом изучения метафоры с позиции теории референции служит наблюдаемое несоответствие между ее семантическими связями и очевидными логическими связями, существующими между предметами и явлениями действительности. Следует помнить, что эти соответствия имеют объективный и всеобщий характер.
В некоторых научных исследованиях метафора рассматривается как трехуровневая структура: поверхностный уровень — культура; более глубинный уровень — семантика и синтаксис; самый глубинный — познание. Таким образом, данный феномен представляет собой познавательный эволюционный процесс, который объединяет мозг, разум и культуру в их творческом созидании языка [8, с. 380]. Рассмотрение метафоры как комплексного феномена помогает понять и вскрыть ее сущность на уровне логического и семантического мышления.
В связи с вышеприведенным положением нашей статьи представляется интересным кратко остановиться на концепции Я. Корженского, который полагает, что метафора является фактом языковой системы и говорит о существовании метафорического мышления, метафору же относит к объективным свойствам языка, открывающим возможности для нарушения потенциальной референции, формирующим «базу содержательных предпосылок, только лишь с отличной, изначально низкой частотностью и вероятностной характеристикой» [11, s. 88, 90].
Вечный вопрос — взаимосвязь языка и мышления — осложняется дополнительными наслоениями психологического плана, так как сфера эмоций и чувств является принадлежностью именно психологии. Кроме того, исследователями неоднократно ставился вопрос о самой возможности толкования рассматриваемых феноменов. Отсюда вытекала проблема трактовки эмоциональночувственных концептов (а не эмоций и чувств как таковых вообще). Но именно в языке кристаллизуется весь корпус лексем, покрывающих сферу психики,
психологии, именно в языке демонстрируется богатство форм проявления той или иной эмоции, чувства, или же, наоборот, «ограниченность», лаконичность, компактность, которая может быть охвачена лишь одной языковой единицей.
По мнению Ш. Балли, «величайшее несовершенство человеческого ума состоит в том, что он неспособен к абсолютной абстракции; он не может выделить чистое понятие, воспринять идею вне всякой связи с конкретной действительностью», а «метафора — это не что иное, как сравнение, в котором разум под влиянием тенденции сближать конкретные предметы сочетает их в одном слове» [1, с. 221].
Как известно, дискуссия между конструктивистским и ярлыковым подходом к наименованию эмоций и чувств сложна и противоречива. Мы полагаем, что наименование — это, по сути, в упрощенной форме метка, маркирующая то или иное содержание. Но следует учитывать факт взаимодействия с метафорическими предикатами (в нашем случае). Здесь имеет место взаимопритяжение двух содержательных комплексов, что создает особую природу «метки». Взаимопритяжение реализуется на уровне языка через сложные мыслительные операции. Сама по себе формула «абстрактная номинация, именующая эмоционально-психологический феномен + предикат-метафоризатор» представляется в языковом плане стандартной и легко соотносимой с аналогичными синтагмами, особенно в близкородственных языках. Таким образом, в языке отражается универсальный характер воплощения эмоций и чувств. Приведем в качестве пояснения концепцию А.Т. Кривоносова: «...конечная цель восприятия человеком (написанных) языковых знаков — не семантическая форма мысли и не индивидуальные, национальные формы языковых построений, хотя это в высшей степени важно и свидетельствует о богатстве языка говорящего и пишущего, а то, что за ним скрывается — универсальный семантический смысл, бессознательно или сознательно выливающийся в соответствующую логическую форму» [4, с. 473]. Но, тем не менее, как показывает наш иллюстративный материал, каждая семантическая форма мысли таит в себе нечто новое, отличное от всех остальных, при одном и том же логическом содержании и одной и той же логической форме [4, с. 399]. Семантическая форма — это проекция, слепок определенной картины, хранящейся в мозге человека и обрабатываемой с помощью определенных мыслительных операций. Глагольная метафора выступает в качестве переносчика, транслятора результатов первичного, авербального мышления, рождающего авербальные формы в процессе познания и переводящего абстрактные, логические формы в языковые.
По мнению некоторых исследователей, «наша обыденная понятийная система, в рамках которой мы мыслим и действуем, метафорична сама по своей сути», следовательно, «наше мышление, повседневный опыт и поведение в значительной степени обусловливаются метафорами» [6, с. 387].
В заключение стоит еще раз подчеркнуть, что в синтагмах с участием абстрактных наименований и предикатов-метафоризаторов сосредоточены логические элементы, которые через сознание и язык соотносятся с теми или иными сущностями (в нашем случае — психологическими). В свою очередь, абстрактные наименования и метафора являются лингвистическими фактами, формирующими внутреннюю плоскость категорий логического порядка и придающие им законченную форму в плане выражения.
ЛИТЕРАТУРА
1. Балли Ш. Французская стилистика. — М., 1961.
2. Глазунова О.И Логика метафорических преобразований. — С.-Пб., 2000.
3. Комарова А.М. К вопросу о категориальной специфике семантики абстрактных существительных и словосочетаний с ними // Сочетаемость и речевая репрезентация языковых единиц. — Новосибирск, 1983.
4. Кривоносое А. Т. Мышление, язык и крушение мифов о «лингвистической относительности», «языковой картине мира» и «марксистско-ленинском языкознании». — М., 2006.
5. Кубрякова Е.С. Язык и знание. — М., 2004.
6. Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем // Теория метафоры. — М., 1990.
7. Липшица Л.А. Когнитивные значения мотивированности метафор // Исследования в области когнитивной лингвистики. — Калининград, 2000.
8. Маккормак Э. Когнитивная теория метафоры // Теория метафоры. — М., 1990, — С. 358-386.
9. Уилрайт Ф. Метафора и реальность // Теория метафоры. — М., 1990. — С. 82-110.
10. Успенский В.А. О вещных коннотациях абстрактных существительных // Семиотика и информатика. — 1997. — № 35.
11. Korensky J. Dve poznamky k problemu metafory v jazyce vedy // Promeny mysleni о reci. — Praha, 1998. — S. 87-91.
VERBAL METAPHOR AS A FORM OF SEMANTIC THINKING IN THE PROCESS OF LANGUAGE REPRESENTATION OF EMOTIONS AND FEELINGS (using the material of the abstract nouns in the Czech language)
Y .A. Kamenkova
Philological Faculty Moscow State University Leninskiye gory, Akademika Hohlova st., 1-57, 119992 Moscow, Russia
The article is devoted to the metaphor as the means of language representation of emotions and feelings in the sphere of abstract nouns in the Czech language. The metaphor is being described as a form of semantic thinking that promotes translation of the logical forms into the specific language level.
